Глава 13 В гостях у Станило

Заговор был раскрыт. Все его участники понесли заслуженное наказание. Основная часть знати, участвовавшая в заговоре, которая признала вину, и пошла на сделку с дознанием, была лишена титулов и выслана с Руси. Все их имущество было реквизировано в казну.

Казни были подвергнуты только бояре Колычев и Лучин. Им, как бутовщикам, отрубили головы прилюдно на площади. Как и обещал Гордеев, их семьям оставили часть имущества, и с челядью, отправили в глубинку Галицкой земли, осваивать пустующие земли. Холопов, вовлеченных в заговор и принимавших в нем активное участие, казнили на заднем дворе в присутствии советника князя и священника…

Вернувшись в Чернигов, Гордеев провел две недели с семьей. Любава была счастлива. Каждую ночь, она опустошала Дмитрия ласками. Днями вместе они проводили все время с дочерьми. Старшая Людомила уже была сосватана за сына Черниговского князя. Она жила только ожиданием свадьбы. Младшая, Милана еще не думала о таких вещах. Она носилась по окрестностям с мальчишками. Но обе были рады провести время со своим отцом, которого в последнее время видели крайне редко. Две недели, не запланированного отпуска, пролетели как один день. Наступила осень. Гордеев уже знал, что монгольское войско разгромило Волжскую Булгарию и стало станом на рубежной реке Воронеж, ожидая наступления морозов. Пришло время действовать и ему.

До рассвета было еще далеко. Гордеев повернул голову, любуясь спящей женой. Любава прижалась к нему всем телом, положив голову на плечо. Аккуратно, чтобы не разбудить ее, Дмитрий вытащил из-под головы супруги свою руку и сел на кровати. В спальне было свежо. В приоткрытые оконца ветром задувало запахи речной прохлады. Накинув халат, с удовольствием касаясь босыми ногами прохладных, натертых воском, досок Гордеев прошел через спальню, и вышел на балкон, вздохнув полной грудью свежий, слегка морозный, воздух. Над ним простиралось бесконечное, чистое, неповторимого лазурного цвета, с легкими белыми облаками, небо. Скоро облака сменятся свинцовыми дождевыми тучами, а там и до холодов не далеко. Как только реки и земля промерзнут, Батый выступит в поход. Времени оставалось мало. Пора было приводить давно разработанный и тщательно проработанный план в действие. А это значило, что уже с утра ему предстоит вновь надолго покинуть уже ставший ему родным терем, любимую жену и дочерей. Но это было необходимо сделать. Иначе, если Батыю удастся пройти Рязань, а далее северную Русь, то следующими станут Киев и Чернигов. А на свою землю Гордеев пускать монголов не собирался.

За спиной послышались легкие шаги. Гордеев улыбнулся, оборачиваясь. Одетая в легкую прозрачную ночную рубашку, накинув на плечи шерстяной платок, боярыня вышла на балкон и встала рядом с мужем. Годы совсем не тронули ее красоты. Дмитрию казалось, что она осталась такой же, какой он увидел ее впервые.

— Уже пора? — спросила она, положив руки ему на плечи.

Гордеев никогда и ничего не скрывал от жены. Вот и сейчас он утвердительно кивнул головой.

— Пора. Над Рязанью нависла смертельная угроза. Скоро многие из них погибнут.

— И нет возможности остановить это?

— Хан Бату привел к рязанским рубежам огромное войско. У них нет шансов его остановить. Нет шанса и у нас, если не заманить монголов в ловушку. Мне нелегко это говорить. Но чтобы спасти Русь, придется чем-то пожертвовать.

— Но там же тоже русские люди. Мы можем предупредить их, — со слезами на глазах молвила Любава.

— Я знаю, что ты переживаешь за всех. Но наш план строиться на внезапности. Рязанцы должны биться как в последний раз, и стянуть на себя как можно больше сил врага. Только так они дадут нам шанс подобраться к монголам, и ударить в их слабые места. Нам нужно разделить орду и бить ее по частям. Но ежели врагу станет известен наш план, то шансов победить будет не много. Если Батыя не остановить сейчас, то потом останавливать его придется уже в наших землях. А сюда я их не допущу. Могу только тебе обещать, что я сделаю все возможное, чтобы погибло как можно меньше русичей.

Гордеев ласково посмотрел на жену.

— С утра я ухожу к меркитам. Там меня ждет Никифор. Он уже собирает наше войско. Но у нас еще есть время до утра.

Дмитрий подхватил Любаву на руки. Пуховой платок скользнул с ее плеч, бесшумно опустившись на пол.

— Сокол, сокол мой ясный, — зашептала Любава, прижимаясь к груди мужа.

Боярин бережно перенес жену на постель и опустился, рядом прильнув к ее влажным зовущим губам…

Как не старался Дмитрий выехать по тихому, ему это не удалось. Он только успел спуститься на первый этаж, а Любава уже была там. В алом сарафане, в кокошнике, украшенном дорогими каменьями, властным голосом она давала четкие распоряжения. Из закутков сбежалась всевозможная челядь, засуетились дворовые девки. Услышав шаги мужа, Любава обернулась. Лицо ее засеяло от лучезарной улыбки. Как всегда, Гордеев залюбовался ее лицом. Видя, как вспыхнули молодым румянцем ее щеки, как блестят под длинными ресницами ее глаза, все тревожные мысли моментально вылетели из головы воеводы.

Вот за что он был готов положить не только жизни Рязанцев, но и отдать свою собственную жизнь. Гордеев подошел к супруге и прильнул к ее губам. Любава страстно ответила ему, запрокинув голову и прикрыв глаза. Уже собралась перед теремом конная дружина, уже были открыты ворота, а Гордеев не мог оторваться от ее губ. Наконец боярыня сама отстранилась.

— Тебе пора, — прошептала она, — возвращайся скорее с победой. Я всегда буду ждать тебя.

— Я обязательно вернусь, — пообещал Дмитрий.

Больше не оборачиваясь, оборачиваться плохая примета, Гордеев выбежал из терема, и с ходу вскочил на коня. С лихим посвистом воевода со своей дружиной, промчался через город. Редкие прохожие шарахались в стороны. Некоторые, узнав воеводу, кланялись ему вслед.

Выехав за городские ворота, Гордеев, во главе многочисленной дружины, помчался на восток, к границе с Рязанским княжеством. Там в долине между реками Дон и Красной Мечи, жили меркиты.

Протекая по восточным склонам среднерусской возвышенности, река Красная Меча имела извилистое русло. Петляя среди холмов, она имела пологие берега. Среди степи изредка встречались островки лиственного леса. Холмистая местность, иссеченная оврагами, находящаяся рядом с половецкой степью, не привлекала переселенцев, потому пустовала. Зато для меркитов эта долина напоминала их родину. Первыми поселенцами стали освобожденные пленные после битвы на реке Калка, присягнувшие на верность князю Черниговскому. Как и обещал Гордеев, им было предоставлено все необходимое, из богатых военных трофеев: шатры, домашняя утварь, скот, оружие. Вскоре к ним присоединились их семьи, которых пригнали монголы, в счет выкупа за знатных пленников. После этого население долины постоянно увеличивалось. Узнав о том, что Мстислав Святославович, жалует меркитов, уставшие от постоянного гонения со стороны других племен, они целыми семьями бежали на Русь. Многим удавалось достичь своей цели. Все вновь прибывшие, после тщательной проверки, обеспечивались всем необходимым. Скоро население возросло настолько, что с согласия князя, меркитам были переданы не заселенные земли на противоположном берегу.

Основным занятием меркитов было скотоводство. Но в отличие от прежней родины, им не приходилось кочевать. Новые земли изобиловали богатыми пастбищами, поэтому они стали вести оседлый образ жизни. Меркиты не строили городов, а жили в аилах, которые делились на два типа. С одной стороны это были семейные, или родственные поселения, состоящие из нескольких юрт, с другой стороны меркиты селились большими группами в сотни юрт.

Стада у меркитов состояли из разных животных. Тут был и крупный рогатый скот, и овцы, и козы. Чтобы зимой животные не замерзли, меркиты строили отапливаемые срубные конюшни и хлева (кура). Для домашней птицы сооружали землянки (гебкэ). Но главным животным у них оставался конь. Меркитская лошадка отличалась неприхотливостью и выносливостью. Поэтому вскоре они распространились и среди русичей.

Новые соседи вначале вызывали настороженность, и даже недовольство коренных жителей. Но после одного события, они изменили свое мнение. Однажды один меркитский разъезд подобрал в поле русского мальчика. Он был без сознания. Рядом лежал конь. Верное животное, пронзенное несколькими стрелами, все же сумело вынести седока и пало, только когда он оказался в безопасности.

Пришедший в себя подросток рассказал, что несколько небольших поселений атаковали и разорили половцы. Ему чудом удалось вырваться. Половцы гнались за беглецом несколько часов, но потеряли его след.

Моментально в близлежащие аилы помчались гонцы. Вскоре, около тысячи, вооруженных всадников, прочесывали территорию. Половцы были обнаружены почти на границе дикого поля. Отягченные добычей и множеством пленных, они медленно двигались в сторону половецкой степи. Меркиты сходу атаковали превосходящего численностью противника. Не ожидая нападения, будучи уверенными в своей безнаказанности, половцы не смогли оказать никакого сопротивления. Не многим удалось вырваться. Освобожденных пленников меркиты проводили домой, помогли им восстановить разрушенные дома, и безвозмездно отдали часть скота.

После этого отношения с меркитами быстро наладились. Началась торговля и товарообмен. Нередки стали смешанные браки. Верный друг и соратник Гордеева, Никифор Станило, не любивший тесноту и шум городов, женился на меркитской красавице Айгуль, дочери одного из вождей. За прошедшее время жена подарила ему двух сыновей и дочь. Вот к нему сейчас и держал путь Гордеев.

Дорога не принесла никаких неожиданностей. Безопасность в Черниговской земле, с некоторых пор, была поставлена на высоком уровне. Теперь даже самые воинственные соседи не решались совершать набеги.

Гордеев просто наслаждался поездкой. Хороши были осенние южно русские просторы. Сгинул занудливый гнус, свежий ветер обдувал лицо. Через несколько дней воевода со своей дружиной въехал в меркитские земли. Скоро их встретил усиленный сторожевой разъезд. Узнав кто, и к кому прибыл, командир разъезда незамедлительно проводил Гордеева в центральный аил.

Подъезжая к реке Красная Меча, Гордеев увидел множество юрт. Казалось, что они были установлены хаотично, но на самом деле, при ближайшем рассмотрении, можно было увидеть четкую систему. Это был фактически укрепленный поселок, где в середине стояли несколько шатров старшины, а вокруг концентрировались юрты остальных сородичей. При таком расположении, в случае нападения, можно было успешно держать круговую оборону. Путь воеводы лежал в середину аила, где на плоском холме располагались три богатых юрты. Дружина была уже определена на постой. На свободном участке меркиты быстро установили походные шатры.

К юрте старшины аила Гордеев подъезжал в одиночестве. Бояться было нечего. Здесь он находился среди друзей. Возле самого большого шатра Дмитрий увидел сидящего на земле человека. Крепкого телосложения, воин точил длинный меч. Гордеев сразу узнал своего давнего друга Станило.

— Здрав будь Никифор, — поздоровался Гордеев, спрыгивая с коня.

— И тебе не хворать боярин, — широко заулыбался Станило. — Давненько тебя не было видно.

— Жизнь моя, служить моему государю, — привычно молвил воевода, — а на это надобно много времени.

— Ну, это понятно, — согласился Никифор, — как семья? Любава, небось, все хорошеет?

— Твоя, правда, — рассмеялся Дмитрий, — это мы с тобой стареем, а женщины наши с годами только краше становятся. Кстати она передала тебе поклон.

— Спасибо, — поклонился Никифор, — а дети твои как?

— Все хорошо. К Любомиле князь Василий своего сына посватал. После свадьбы Путивль им на княженье отдает.

— Значит, тестем княжича будишь, — резюмировал Станило, — быстро растешь.

— Да и ты не теряешься, — поддел его Гордеев, — погляжу, совсем ханом стал.

Никифор только махнул рукой.

— Вот думал подальше от власть имущих спрятаться, а тут и сам в их число попал, — он немного помолчал. — Ну а старшой, как?

— Андрей с Тумуром и Юлдуз только, что с Булгарии вернулись. Наследницу у монголов отбили.

— Он у тебя молодец, — хитро прищурив глаза, сказал Никифор, — Юлдуз девка, конечно, шубутная, но как не крути, принцесса Хорезма…

— И что с того? — притворно удивился Дмитрий.

— Да ладно, — рассмеялся Станило, — видел я как, он на нее смотрит. Так и шахом Хорезма стать можно.

— Усмотрел-таки, старый черт, — беззлобно сказал, Гордеев, присаживаясь рядом с другом, — ты гляди не проговорись раньше времени. Сейчас об этом думать еще рано. Сперва наши дела решить надобно. А твои как?

— Ну а что мои? Старший Баяр, совсем богатырем стал. Шестнадцатую весну, как ни как встретил. Младший за ним тянется. Ну а радость моя, Дина, так она с матерью постоянно. Мала еще. Да вот они и сами идут.

Гордеев посмотрел туда, куда указывал его друг. От реки с корзиной на голове, в которой лежало чистое белье, к шатру поднималась стройная женщина. Корзину она придерживала руками. Но нелегкая ноша, казалось, не доставляет ей неудобства. С такой легкостью и грациозностью поднималась восточная красавица. Рядом, держась за подол ее платья, семенила девочка, лет шести. Подражая матери, она придерживала одной рукой небольшой кувшин, стоящий у нее на голове.

Никифор поднялся навстречу жене. Айгуль с необычайной легкостью, сняла с головы корзину и поставила ее на землю.

— Ну что же ты гостя на улице держишь? — пожурила она мужа, при этом лучезарно улыбаясь Гордееву. Маленькая Дина, прячась за платьем матери, с интересом рассматривала незнакомого ей мужчину.

— Да мы тут, — стушевался Никифор, — на воздухе о делах беседуем.

— Ну что же, — решила Айгуль, — поговорите еще, а затем заходите.

Она поцеловала мужа в щеку и скрылась за пологом шатра.

— И что она нашла во мне? — проговорил Никифор, провожая жену взглядом, — ни денег, ни славы, ни имени. Был бы красавцем. Так нет же… Ничего этого у меня нет…

— Женщины это загадка, — философски произнес Гордеев, — моя Любава себе такого же выбрала…

Дмитрий и Никифор посмотрели друг на друга и рассмеялись…

В юрте горел небольшой костер. Было тепло и уютно. Внутреннее пространство делилось на две чести. Левая от входа сторона считалась мужской. Тут хранились вещи хозяина, его оружие и инструменты, конская упряжь. Противоположная сторона была женской, там хранилась посуда и прочая домашняя утварь, женские и детские вещи. Две стороны отделяла специальная занавесь.

В самом центре юрты находился очаг. Прямо над ним в своде было дымовое отверстие. Стены юрты были украшены войлочными и шерстяными коврами и разноцветными шелковыми тканями. Пол был покрыт войлочными подстилками и шкурами животных. Дмитрий сидел на мягких подушках в центральной части юрты, которая предназначалась для почетных гостей. Его не спрашивали, хочет ли он есть. Айгуль сразу же разлила по пиалам чай и подала вначале гостю, а затем и мужу.

Дмитрий, молча, попивал чай, наблюдая, как Айгуль хлопочет у очага. Все-таки русский уклад внес свои коррективы в поведение меркиток. Айгуль не казалась забитой женщиной, коими являлись другие представительницы монгольского слабого пола. Она была полновластной хозяйкой дома.

— Ты представляешь, — жаловался Никифор, — Айгуль постоянно намекает мне на гарем. Она говорит, какой ты хан, если имеешь только одну жену.

— А что ты? — поинтересовался Гордеев, понимая, что старый менталитет трудно сразу побороть.

— А что я, — смутился Никифор, — не по душе мне их обычаи. Ну, куда мне несколько жен.

— Боишься, что не осилишь? — усмехнулся Гордеев.

— Почему не осилю, — обиделся Станило, — физически конечно осилю. Но сколько мороки…

— В многоженстве много своих плюсов, — Дмитрий пододвинулся ближе к другу, — вот например, сейчас жена командует тобой?

— Пытается, — согласился Никифор.

— Вот, — наставительно произнес Гордеев, — женщине всегда нужно кем-нибудь командовать. А если бы у тебя были младшие жены, она бы переключилась на них.

— С этой стороны я на это еще не смотрел, — согласился Никифор, — надо хорошенько все обдумать.

— Вот и думай, — рассмеялся Гордеев, хлопая друга по плечу.