Глава 12.

В ста восьмидесяти километрах от Санкт-Петербурга на острове Галанд, вставшем скалистой грядой между Эстонией и Финляндией, располагается Морская гидрометеорологическая станция. Попасть на этот необитаемый клочок земли не так просто. Территория закрытая и охраняется военно-морскими силами. Но для Гордеева это не было проблемой. Получить пропуск майору комитета государственной безопасности не составило особого труда. Он уже неоднократно, используя свое служебное положение, навещал своего старого друга Сергея Копышева, занимающего «высокий пост» заведующего данным «секретным» объектом.

Дмитрий дружил с Сергеем много лет, еще с детства. Сидели за одной партой. Вместе посещали спортивные секции и дискотеки. Вместе служили в армии. Потом друзья не виделись много лет. Копышев уехал по распределению на север. Там женился. Но супружеская жизнь у него не сложилась. Через пять лет он вернулся в Ленинград, а еще через год получил назначение на гидрометеорологическую станцию военно-морского ведомства. В подчинение у него было три человека, два из которых являлись лаборантами. Третьей была пожилая женщина. Заслуженный метеорологический работник. Звали ее Лидией Федоровной. За строгий характер и крутой нрав, ее побаивался даже сам заведующий.

Сторожевой катер высадил Гордеева на скалистом берегу. Вдоль склона вела узкая тропа, с выдолбленными в нескольких местах, ступенями. Дмитрий взглянул вверх, поправил спортивную сумку, вздохнул и не спеша побрел к вершине.

Скоро крутой подъем закончился. Гордеев подошел к одинокому домику. Внутри его встретил строгий, но гостеприимный сторож. Звали его все просто Михалычем. Отличный мужик. Отслужил много лет на флоте боцманом. Теперь устроился на метеостанцию. Какой ни какой, а прибыток к пенсии.

— Привет Михалыч! — поприветствовал его Дмитрий, вижу у тебя как всегда все в порядке, чисто и уютно…

— А это ты балабол? — сварливо пробурчал пенсионер, подняв на лоб очки в толстой роговой оправе, — опять Сергея Аркадьевича спаивать будешь?

— Его споишь, — усмехнулся Гордеев, — а отдыхать тоже нужно. Тут у вас одни волки кругом бродят. Так и самому завыть от тоски не долго. А тебе я вот, свежую прессу привез. — Дмитрий вытащил пачку газет и журналов. Там и кроссворды имеются. И к чаю, печенье, твое любимое.

— А за это спасибо, — потеплел к гостю сторож.

Он сел на стул, развернул одну из газет, углубившись в чтение.

— А начальство— то твое где? — поинтересовался Гордеев.

— Там, — махнул рукой Михалыч, — в своей каморке, где же ему еще быть…

Дмитрий ухмыльнулся, застегнул молнию на сумке, направившись в указанном направлении.

На метеостанции имелось три комнаты. Две жилых и одна рабочая, где стояли приборы. Была еще, так называемая каморка. Там заведующий и организовал для себя, что-то вроде личного кабинета.

— Привет Серега!

Гордеев толкнул плечом дверь, ввалившись в небольшое помещение.

Отопление станции было печное. Огромное несуразное сооружение, сложенное из кирпича и обмазанное белой глиной, выходило боками во все помещения. Снаружи гулял ветер и легкая поземка. А в доме было тепло и хорошо. Электричеством обеспечивал генератор, работающий на соляре. Его энергии хватало и на освещение, и на работу рации, радиоприемника и телевизора. Копышев, с пышущей жаром кастрюлей в руках, обернулся на шум. Его лицо расплылось в улыбке.

— Привет, бродяга! — он поставил кастрюлю на стол, вытер руки о меховую жилетку. Только после этого обнял друга. — Какими судьбами?

— Да вот соскучился, — Дмитрий, расстегнул куртку, сбросив на пол сумку.

— Ой ли, — покачал головой Копышев, — когда, ты просто так заявлялся? Всегда, что-то нужно было…

— Не без этого, конечно, — рассмеялся Дмитрий, — но об этом после, — он стал не торопясь доставать из сумки жестяные банки консервов, сыр, пару палок колбасы. Завершил Гордеев композицию бутылкой коньяка, емкостью 0,7 литра с изображением гордого профиля французского императора, облаченного в военный френч и излюбленною треуголку.

— Вот это натюрморт? — восхищенно всплеснул руками заведующий метеостанцией, — Крабы! Икра! Гусиная печень! Шпроты! Шоколадные конфеты! — стал перебирать банки и коробки Копышев, читая яркие наклейки. — А это, — он осторожно поднял бутылку, держа ее пальцами за дно и верх горлышка, — «Наполеон»! Да такую бутылку и открывать жалко!

— Не беспокойся, я привез две! — Дмитрий поставил на стол еще один коньяк.

— Не обижайся, Димон, — ехидно глянул на друга Сергей, — можно мы твои подарки сегодня есть не будем?

— Это еще почему? — не понял Гордеев.

— Дело в том, что после завтра у нашей «грымзы», — зашептал Копышев, косясь на дверь, — день рождения. Можно я твои разносолы на ее праздник выставлю. Ей будет приятно. А нам послабление, какое ни какое. А?

— Боишься?! — расхохотался Гордеев, — значит уважаешь! Так и быть откупись от нее. А где она сама-то?

— Да поехала на большую землю, — с облегчением выдохнул заведующий, — хочет с внуками повидаться. Да и к празднику, что прикупить. У нас-то, сам знаешь… Хоть шаром покати. Кругом лишь чайки, да волки. Того и гляди, сам завоешь от тоски!

— Ну, тогда убирай все в холодильник, — махнул рукой Дмитрий.

— Это верно, — принялся сгребать Сергей в охапку продукты, — колбасу нужно первой убрать. А то коты наши непременно ее сожрут! Мне даже иногда кажется, что эти проглоты, способны когтями вскрыть консервы…

Пока Копышев суетился, унося продукты в холодильник, Гордеев включил старенький телевизор. Пощелкал переключателем. Антенна принимала всего две программы. Остановив свой выбор на первом канале, где как раз начиналась передача «Клуб кино-путешественников», Дмитрий развалился на диване, напортив экрана.

— Чем угощать будишь, хозяин? — поинтересовался он, когда Сергей, наконец, вернулся в каморку.

— Не извольте беспокоиться, — шутливо раскланялся Копышев, — это мы завсегда готовы услужить…

Он застелил стол старыми газетами. Поставил посередине кастрюлю, в которой оказалась вареная картошка. Вскрыл ножом замасленную банку тушенки. Высыпал ее содержимое в кастрюлю, перемешал. Комната наполнилась давно забытым ароматом. У Гордеева даже слюнки потекли. А Сергей продолжал суетиться. Следом появилась открытая банка с балтийской килькой, открытая банка маринованных огурцов, нарезанный черный хлеб, тарелка с нарезанным кружками луком и мелко порубленным укропом. Выставив две глубоких тарелки и положив возле них вилки, начальник метеостанции убежал, но скоро вернулся, держа в руках запотевшую бутылку «Столичной»

— Али оп! — помпезно воскликнул он, устанавливая водку посередине стола.

— Водка! — даже обрадовался Дмитрий. Он потрогал бутылку рукой, — ух, ты! Холодненькая! Ну, спасибо друг! Давненько я такого не видал! Как в общаге!

— Тогда садись к столу, гость дорогой! — потер ладони Копышев.

Они сели. Сергей плеснул в граненые стаканы водки на два пальца и первым поднял его.

— За встречу! — провозгласил он первый тост. Залпом выпил. Поморщился. Подцепил пальцами за хвост кильку, положил ее на кусок хлеба, сверху посыпал луком и укропом. С наслаждением откусил.

— Хорошо! — резюмировал заведующий, — ну колись, зачем пришел?

— Да нужно мне знать, — начал Гордеев, прожевав картошку, — какая погода будет ближайшие две недели на побережье Атлантического океана.

— Ну, ты и спросил? — рассмеялся Копышев, — уточнить можно? Океан, знаете ли, не озеро, какое. А особенно Атлантика. Это знаешь такое непредсказуемое существо. В одном месте шторма и ураганы, в другом тишь да благодать…

— Ну, хорошо, — подумав, сказал Дмитрий, — В районе Марокко…

— Это там где мандарины? — Сергей подозрительно взглянул на друга, — ни как госбезопасность заинтересовала маленькая Африканская страна?

— Я тебе этого не говорил, — погрозил пальцем Гордеев, — иначе мне придется тебя пристрелить как не нужного свидетеля.

— А я ни чего и не спрашивал! — как бы испуганно замахал руками Копышев, — давай лучше выпьем за братский Африканский народ!

Выпили.

— Все же ты счастливчик, — с завистью проговорил метеоролог, — наверно весь мир уже объездил. Знаешь, как тебе все в нашей школе завидовали, когда узнали, что ты прожил много лет в Китае… А я вот, застрял на этом куске камня. Из всей заграницы, только Болгарию и видел… И они вот, — Сергей ткнул пальцем в экран телевизора, где мужчина в легкой футболке и шортах прогуливался по пляжу с ослепительно желтым, чистым песком, — за государственный счет тоже путешествуют, а потом нам ерунду рассказывают.

— Почему же ерунду, — прислушался к диктору Дмитрий. Там наш репортер общался с импозантным мужчиной, с увлечением, вещавшим об открытии Америки.

— Да хотя бы, потому что Колумб, не был ни Испанцем, ни Итальянцем, ни Португальцем. Он родился в Лигурии, которая тогда была столицей Генуи и отдельным государством. Кроме того все переоценивают заслуги, друга, Христофора.

— А разве это не так, — на свою беду затеял спор Дмитрий, — он же все же и открыл Новую землю.

— Открыл?! — азартно возразил начальник станции, — да ему просто повезло! Переплыть Атлантику может кто угодно, не затратив на то особых сил! То, что этот океан еще не переплыли пузом на надувном матраце, то это лишь вина производителей этих плавсредств. Они так и не додумались выделить средства на рекламную акцию. А почему?

Копышев выпил еще водки. Закусил.

— Потому, — назидательно поднял он вверх указательный палец, — что в северном полушарии Атлантического океана, расположена огромная воронка. В ней, по часовой стрелке крутиться все. И воздушные массы и течения. Так, что любой предмет, брошенный в воду на Канарах, через три месяца выловят на Карибах. А если на этот предмет, еще приделать длинный шест, да тряпку навесить, вместо паруса, то он и за месяц доплывет. Зная это Колумб бы достиг Нового света недели за три. А он семьдесят один день чапал. Да еще умудрился влезть в «конские широты».

— А это еще, что за беда? — не понял Дмитрий, также выпив водки, тут же зажевав ее хрустящим огурцом.

— О-о, — протянул его друг, — это настоящая беда для мореплавателей. Эту ловушку по-научному называют Азорским антициклоном. Расположена она, как и полагается в центре этой круговерти. Тот, кто осмеливался плыть из Европы в Америку по кратчайшему пути, попадал в полосу полного штиля. А посередине, еще их встречали Саргасы, море водорослей, в которых застревали корабли. Не имея возможности вырваться, моряки вначале убивали взбесившихся от жажды лошадей, а затем сами в безумии прыгали за борт. Выбраться из ловушки проблематично даже сейчас, на дизели. Ни какой горючки не хватит. Так вот, Колумб, умудрился зацепить эту зону только с самого края. Но и этого хватило, чтобы взбунтовавшаяся команда, чуть не линчевала его. Ему повезло, нащупать вновь попутное течение. Давай же выпьем, за такое везение! Что бы и нам, так постоянно везло!

Он вновь опрокинул свой стакан.

— Так, вот, о чем это я?...

Сергей достал двумя пальцами огурец и захрустел им.

— Ах, да… Азорский антициклон… Его нужно обогнуть по плавной дуге. Вначале нужно спуститься до Канарских островов, а там дождаться сезона. Самое лучшее время для путешествия в Америку, это зима. Период где-то с ноября по апрель. Относительная прохлада в это время, не побоюсь этого слова, не дает этому живому организму зарядиться его чудовищной энергией. И он течет себе, спокойно, подгоняемый спокойными пассатами. Пойдешь позже, почувствуешь на своей шкуре всю силу его гнева. Кстати, плыть из Америки в Европу нужно по северной дуге летом, по той же самой причине. А открыли Америку самыми первыми викинги. Но и они сделали ошибку, направившись на своих утлых суденышках «против шерсти», навстречу ветру и течению. И добрались до цели они лишь потому, что без устали гребли. При помощи косого паруса, конечно тоже можно плыть против ветра. Но намучаешься…

Копышев поднес к глазам пустую бутылку.

— Что-то у нас горючее закончилось. Ладно, давай откроем коньяк. Лидии Федоровне и одного будет достаточно.

Пошатываясь и опираясь на стену, заведующий станцией побрел к холодильнику. Вернулся он уже с открытой бутылкой.

— Давай попробуем этого французского пойла… К стати о Наполеоне…