Глава 3. Долина Криоха

Эрли вернулся к костру. Дочери повисли на его руках, будто два огромных рукава, оторванных от разных цветных халатов и пришитых к его черному. Он высвободил руки и обнял девочек за плечи:

— Для меня честь представить вас друг другу… Мои спасительницы, госпожа Уташ и госпожа Гвэт. Их приходу я обязан жизнью и здоровьем. Я ждал тебя, Вивв. Но они пришли недавно и залечили мои раны не хуже, чем залечила бы ты, — он поклонился. — А это мои дочери. Старшая — Пуша. Младшая — Нява.

Вивв он женщинам не представил. Хотя Вивв никогда не называла имен из своей прошлой жизни, Эрли почему-то считал, что все люди Внешнего Мира друг друга знают.

Пока он говорил, Уташ смотрела лишь на облачко дыма перед собой, а когда замолчал, повела головой, изучая девочек сквозь полуприкрытые веки:

— Пуша и Нява? Я правильно расслышала имена?

— Правильно, — тихо отозвалась Вивв.

Ей стало неудобно перед Уташ отчасти из-за того, что дочери стояли, распахнув рты, и таращились круглыми глазами. Скоро удивление пройдет, они полезут к героиням любимых сказок. И тогда будет еще неудобнее.

— На чем выросло желание дать такие имена? — продолжила Уташ вязким смолистым голосом, поглядывая на девочек, усаживающихся у костра; Эрли погладил их по растрепанным головам и ушел за едой. — Последовательность букв четкая, хотя со звучанием не очень. Пу-ша, Ня-ва… Для начала не вижу в них ничего от Основателей. А потом, они же вырастут, но ходить будут с такими именами… Не знаю… Основатели-крошки-малышки. Как-то нелепо.

— Что это нелепо? Ничего не нелепо, — подала голос Гвэт, оторвавшись от своих травинок. — Нормальные имена, у других и похуже будут, особенно если вспомнить 1864-ый, где кто-то придумал называть детей так длинно, что никакого терпения не хватает слушать, пока их представят или они назовутся сами, а уж как они произносят те имена и челюсти не вывихивают, так я вообще диву давалась, но длина — это еще пустяки, потому что полный кошмар начинался, когда подряд шло больше пяти согласных, и вот тут я уже не знала куда деться от того, как воздух трясся, пока несчастный ребенок, которые еще не все буквы умеет выговаривать, мучается, кряхтит и давится звуком, пытаясь произнести свое имя, похожее больше на грохот, с которым с обрыва в воду падает скала, разбитая на большие куски, и вот это, я вам скажу…

— Не отвлекайся, — Уташ выдохнула дым, он вытянулся тонкой лентой. — Ты еще не закончила.

Замолчав, Гвэт согнулась над травинками и стала похожа на грустного рыжего медведя в комбинезоне.

Нява издала восторженный вдох и передвинулась вбок, к Гвэт поближе.

— Что вы делаете? — осторожно спросила она, глядя на кучку травинок.

— Тормозит, — буркнула Уташ из дымного облака.

— Вот когда ты так говоришь, это звучит совершенно невыносимо, коряво и подумать можно что угодно, а меж тем, если бы ты не поленилась употребить слов больше, чем одно, то твой ответ звучал бы как «Упражнение, направленное на торможение деятельности» или «Задание, призванное обеспечить плавное замедление…»

— Где же ты разогналась, Гвэт? — спросила Вивв, по собственному опыту зная, что если Мастер работал долго, ему трудно остановиться: хочется еще как-то двигаться, еще что-то делать, еще к чему-то приложить руки, и это желание бурлит в крови, свербит в мышцах.

— Да мы как вошли на этот осколок, она сразу давай командовать, — затарахтела Гвэт, размахивая большими руками; казалось, она разгоняет дым от палочек Уташ, хотя дым до нее не долетал. — Все началось, когда через реку мне пришлось ставить мост, да причем не просто абы какой, например, ледяной, ведь меня устроила бы простая льдина, маленькая, шаг на шаг, переправились бы с минимальным расходом сил. Нет, я не ленивая, но я просто не понимаю, зачем делать много там, где можно сделать меньше, хотя признаю, что на такой льдине, как я предложила и какая меня устроила бы, тесно, скользко и холодно, а стоит сделать одно неверное движение при переправе, как будет еще и мокро, потому что мы улетим в воду…

Пуша затрясла головой. Ну да, без привычки речь Гвэт мало кто выдержит.

Нява, наоборот, слушала со счастливым блеском в округленных глазах.

— Ладно, мост я собрала, подняла валуны, мелкие камни, сверху сделала ровным, чтобы не споткнулся даже слепой. Мы перешли на этот берег, я опустила камни обратно на дно, так кто мне даст покоя, когда мне можно дать команду, и опять разворачивайся, потому что мы уперлись в скалы, и кое-кто сказал, что высматривать дорогу и карабкаться ей тяжело, а создать тропу проще, и мне пришлось опять камнями ворочать, а ведь я на живой материи больше специализируюсь, чем на неживой, и мне с камнями труднее, чем, например, с земляникой, однако разве это кого интересует. Потом мы все-таки добрались до крысы, она валялась живая, но изрядно побитая, да и не столько валялась, сколько развалилась, пасть что пещера, а лапы вытянула, машет ими, возит, воздух бьет и три сосны свалила, пока корчилась у водопада, все под воду пыталась подставить обожженный бок. И тут, считаю, надо было бы остановиться, задержаться, присмотреться получше, что именно у крысы попало под искажение в переходе, а что просто сломано, прорезано или обожжено позже. Даже мне было очевидно, что подпалины возникли уже после того, как крыса вывалилась на этот осколок, однако не помню случая, чтобы к моему мнению прислушались, ведь зачем слушать, когда можно приказать, вот мне указали и велели: «Разворачивайся, Мастер Гвэт». Я, конечно, развернулась, но меня вовсе не порадовало, что задние лапы пришлось исправлять дважды, потому что на разрезанные сухожилия мне сразу не указали, и когда я уже почти закончила, оказалось, что крыса получилась инвалидом, волочит лапы, они вывернуты, но разве это куда годится! И мне пришлось все по новой!

— Не все, а только сухожилия, — равнодушно заметила Уташ, бросила окурок в огонь и протянула грызуну еще кусочек хлеба.

— След, по которому крыса ползла к водопадам, привел в эту долину, и, как вы понимаете, мне пришлось создавать еще одну пешеходную тропу по все тем же скалам. Добираемся мы, а тут — вот, — Гвэт махнула рукой на остатки повозки, — что-то поломано, что-то сожжено, что-то вывернуто, кто-то ранен, но если повозку можно не чинить и деревья обратно не сажать, то раненому не откажешь, а значит, опять «разворачивайся, Мастер Гвэт», будто мне после моста, тропы, крысы и опять тропы не нужен отдых, не нужны остановки, будто я могу гнать и гнать, гнать и гнать.

Она вдруг замолчала, явно осознав, что ее речь звучит как упрек семье Эрли и ему самому в том, что пришлось его спасать и лечить. Гвэт заморгала, потом сказала смущенно:

— И теперь мне надо замедлиться.

— Она надергала травы, — пояснила Уташ, чуть наклонив голову в сторону Пуши, — и должна концентрироваться, определяя на ощупь по состоянию травинок, в какой последовательности эти травинки были сорваны.

— Хорошее задание! — сказала Вивв. — Получается?

— Не получится с травинками, — улыбнулась Уташ, — будет бегать по долине, пока не устанет. Одного оборота, думаю, ей хватит.

— У нас оборот называется «сэйтай», — сказала Вивв и тут же прикусила язык. «У нас».

Уташ это заметила и насмешливо сузила глаза. Гвэт нервно пошевелила крупными пальцами и запустила их в кучку травы.

— Вот эту я точно сорвала первой! — объявила она, вытащив на свет мятую пожухлую травинку. — Точно-точно!

— Верно, — кивнула Уташ. — Наконец-то. Ищи теперь вторую.

Вдруг Пуша спросила, указывая на грызуна, которого подкармливала Уташ:

— А это та самая крыса, из которой вы… как вы сказали? Выгнали искажение?

Уташ взглянула на Пушу, и в лице ее мелькнуло удивление.

— Верно. Она же ранила твоего отца и еще нескольких и поломала тут все.

Подошел Эрли. Он и Оига, из-за беременности шедшая вразвалочку, принесли три миски с горячей похлебкой. Вивв остро ощутила голод — они ведь ели в последний раз в городе!

— Как получилось, что в записке вы сообщили: «зверь убит», а на самом деле он был жив-живехонек? — спросила она у мужа, принимая тяжелую горячую миску.

— Лесорубы за Овсяной деревней пожаловались, что какая-то тварь бродит у Долины, портит лес. Мы отправились сюда. Только разбили лагерь, вижу, это чудовище несется к нам. Я на него и бросился. Оно меня… пожевало изрядно, — с неохотой признался Эрли и повернулся к Няве, сел рядом, отдал дочери ложку, а сам поднял миску, чтобы девочке не пришлось ее держать на весу. — Я мало что помню после того, как увидел его зубы над собой. Было очень больно и страшно. Никогда такого страшилища не видел, а ведь однажды, в прошлом отряде, я уже встречал внешнее чудовище. Но то было совсем другим.

Медленно усевшись на поваленное дерево, Оига подозвала Пушу к себе и протянула ей еду. Пуша вгрызлась в кусок мятого хлеба, но уши держала навостренными и за разговором следила не менее жадно, чем ела.

— Мы не сразу поняли, что случилось, — заговорила Оига, — Привал, отдых. А тут вдруг Эрли хватает мистозо и с криком убегает. Мы следом, но там уже… зубы… — она вздохнула. — На́ан полоснул зверя по задней ноге, тот завизжал и выронил Эрли. Еще одно-два движения челюстями, и мы бы написали в записке совсем не про ранение… А потом зверь забился в судорогах, повалил несколько деревьев и затих. Мы решили, что он мертв. Сначала пересчитались, занялись ранеными. В основном легко отделались — синяки да царапины. Только Эрли был очень плох, много крови потерял, хотя мы перевязали его всеми бинтами, какие были. Он едва успел позвать тебя, Вивв, как потерял сознание. Мы тут же послали докладную птицу. Потом Фухха предложил что-нибудь сделать с телом чудовища. Вдруг оно больное, а лесное зверье сбежится им лакомиться и разнесет заразу по округе. Не дело это. Решили сжечь. Обложили ветками, подожгли. А оно, похоже, прикидывалось мертвым…

— Стра-ашные люди, — протянула Уташ, почесывая крысу за ушком, — набросились на тебя, мечами избили, факелами закидали, шкуру подпалили.

Она сунула зверьку еще корочку хлеба.

— И тут крыса вскочила и бросилась со своего погребального костра прочь, — догадалась Вивв.

— Верно, — кивнула Уташ. — Прямо к нам и водопадам.

— Значит, это не лесорубы были, — сказала Вивв. — Я правильно узнала вихри Йекса. Просто не смогла вообразить, что там работает Мастер.

— Да-да-да! — воскликнула Гвэт и энергично закивала. — Это как раз мне пришлось по новой заниматься сухожилиями и…

— Не отвлекайся! — хором сказали Уташ и Вивв.

За неспешными разговорами, за деловитым выяснением, за детскими восторгами первоначальный страх отступил, спрятался. Вивв чувствовала себя почти хорошо. И все же грызло то, что страх отступил лишь временно. У него скоро будет повод вернуться.

Доев и вычистив миску хлебом, Пуша несколько раз сосредоточенно вздохнула, поерзала на бревне, потом осмелилась начать:

— Мама часто рассказывала о вас. Мы думали, что вы из сказок, а вы на самом деле… Удивительно! Вы… вы себе представляете? Это же вы!

Уташ недоуменно уставилась на Вивв.

— Госпожа Уташ! — выпалила Пуша. — Расскажите, как вы сделали статую из чудовища!

— И как наказали кровожадного правителя! — подхватила Нява с другой стороны костра: она уже совсем переползла к Гвэт и сидела у нее буквально под локтем.

«На четвертом», — одними губами подсказала Вивв.

Уташ задумалась:

— Четвертый… Ну-у, какое там чудовище… крыса как крыса, разве что хвостов было десять, — протянула она озадаченно и, вспоминая, полезла за курительными палочками. — Насчет кровожадного правителя не уверена, да и нельзя сказать, что мы его наказали… Но вообще, да-а, староста Фрон был редкой гадости человек. Никто не плакал, когда он утонул.

Вивв закатила глаза.

Придерживая большой живот, Оига поднялась с бревна и сказала: «Еще немного, и твоих девочек, Вивв, придется нести в палатку на руках. Пока что они дойдут до постелей сами». Вивв была ей благодарна. Сама она, погруженная в напряженное ожидание тяжелого разговора, отвела бы Пушу и Няву спать, лишь едва они начали бы зевать во весь рот. Разморенные сытным горячим ужином, успокоенные присутствием отца, они без протестов дали себя увести. Пуша несколько раз оглянулась на мать. Напоследок поцеловав Вивв в макушку и ободряюще сжав ладонь, Эрли ушел с девочками и Оигой.

Дым от костра медленно полз вверх, ветра под деревьями почти не было — лист не шелохнется, тень не дрогнет. Трясло только Вивв. Трясло-трясло, пока наконец не прозвучал низкий и медленный голос Уташ:

— Мы были бы не прочь послушать одну из своих сказок, Вивв.

И все миролюбие и покой недавней беседы рассыпались пылью. Спина Вивв заболела, плечи напряглись, будто в ожидании удара. Она молчала, боясь открыть рот.

Уташ терпеливо ждала. Она вообще умела ждать. Иногда казалось, что она переждет все события до конца мира.

— Одна женщина, — шепотом начала Вивв, — полюбила человека из других земель. И он ответил на ее любовь, позвал в свой дом, пригласил в свою жизнь. Ей оставалось лишь прийти к нему, но путь был долгим и трудным, а одна она не могла путешествовать из своей родины в его край. Тогда с ней отправилась… ее сестра. Так женщина взяла с собой к мужу частичку родины… близкую душу, с которой можно было говорить на языке… их земель.

Она напряженно подбирала слова, дрожа и чувствуя, как холодеют руки и ноги, как не слушается голос.

— Сестра поселилась в том же городе. Жила одна. А у той женщины с мужем родились дети. Однажды… сестры… решили, что пора навестить свою родину… и… — она запнулась, не в силах говорить дальше.

— М-м? — заинтересованно протянула Уташ, прищурившись. — Продолжай.

Вивв сосредоточилась:

— В дороге они попали в чудовищный ураган. Он все крушил, ломал и рвал в клочья. Выжила только одна из сестер. Она вернулась к семье, раздавленная горем потери. На родину ей было не добраться, одной, без… сестры… Время шло. Ее дети росли, и она гордилась, что они выступают в первых рядах на городских праздниках. Ее муж трудился на благо жителей их края, и она восхищалась им. Ее… — Вивв осеклась, но поймав пристальные взгляды слушательниц, продолжила: — Ее любовник был добрым малым, хоть гулякой и дебоширом, и она чувствовала себя с ним защищенной. Эта женщина жила, радуясь семье и надеясь, что когда-нибудь с ее далекой родины…

— Интересная история, — оборвала ее Уташ. — Любовь, надежда, гордость и защищенность… Так рассказано, что похоже на правду.

«Это и есть правда», — хотела сказать Вивв, но слова застряли в горле.

— Мы тоже расскажем тебе, — сказала Уташ. — Нет, это будет не сказка. Для сказки в ней много правды.

Гвэт подозрительно отводила взгляд и молчала. Она уже не искала в травинках очередность, просто теребила их в пальцах, перетирала и разрывала на волокна.

От испуга у Вивв скрутило живот.

Как Уташ и Гвэт пошли поддерживать порядок

— Каков бы ни был хаос, он основывается на порядке, — начала Уташ. — Если что-то разбилось, то раньше оно было целым. Если что-то развеялось, то раньше оно было единым. Если что-то сломалось, то раньше оно работало.

— А если ты начнешь наводить порядок в хаосе, то рано или поздно все встанет на свои места, — тихо добавила Гвэт.

— Но что такое порядок и каким он бывает? — продолжала Уташ, поглаживая разлегшуюся на ее бедре сонную крысу. — Возьмем, например, некое общество. Оно наводило в себе порядок и выбросило мусор. Нашелся тот, кто подобрал мусор и наводит порядок среди него. Нашлись ему помощники. Нашлись те, кто не помогает, кто захотел быть сам по себе. Но нашлись и такие, кто вызвался помогать, а на деле вредит. Для них обмануть оказанное доверие — в порядке вещей.

И вот однажды повеяло таким обманом. Нехорошо так повеяло. Та, кто наводит порядок в хаосе и мусоре, учуяла обман, позвала к себе Уташ и Гвэт. Сказала им: «Искажение делает из крыс и тараканов чудовищ, которым мы возвращаем истинный облик. Из Мастеров и Основателей искажение тоже делает чудовищ. Отправляйтесь на 55555-ый осколок, там мучается искаженная душа». Уташ и Гвэт отправились в путь. Когда они вошли на осколок, Уташ прислушалась и принюхалась к нему. Нужно было узнать все, с чем можно столкнуться, выполняя задание.

— Не сразу прислушалась, — поправила ее Гвэт. — Сначала завалилась спать, а уже потом стала выслушивать осколок, иначе бы…

«Приготовься к непростому делу, Гвэт. Здесь крыса, — сказала Уташ», — сказала Уташ. — «Мы за ней пришли, и мы ее найдем. Все должно быть на своих местах…» И они ее нашли.

Вивв сидела едва живая. Над головой тихо и неодобрительно перешептывались кроны ясеней. На другой стороне поляны между палатками бродил Эрли и что-то искал, спрашивая у членов отряда. Он уложил дочерей и занялся своими делами. На жену не смотрел. Видимо, не хотел смущать слежкой.

— Муж, дети — это я понимаю, — задумчиво пробормотала Гвэт и засунула обрывок травинки в рот. — Но любовник зачем? Неужели человеческие мужчины так хороши, что за ними можно броситься в другую жизнь, но так плохи, что одного мало?

Прежде чем Вивв нашла, что ответить, заговорила Уташ:

— Дело не в мужчинах, а в том, кто такая для здешнего общества сама Вивв. Она — жена уважаемого спасателя и судьи. Она — мать детей, которые танцуют в первых рядах на празднике. Она — любовница знаменитого гуляки… Достаточное количество ответов, в которых можно спрятаться, чтобы никто из местных не задавал вопросов, кто она такая на самом деле.

Вот ведь сущность Основателя! Все-то видит!

Уташ замолчала, глядя на уснувшую серо-белую крысу, потом достала еще одну курительную палочку:

— Говорят, крысы бегут, когда чуют беду. Но мир невелик, и, убегая от одной беды, крысы прибегают к другой. Они достаточно умны, чтобы понимать свое положение и бессмысленность забегов. Но бегают все равно. Почему, Мастер Вивв?

— Так вы за мной пришли в Долину Криоха или за крысой? — выдавила Вивв.

— Была бы здесь Инэн, она бы съязвила: «Мы за тобой, крыса»… Но если честно, то этот зверь был ближе, он… немного заглушил тебя.

— Не заглушил, а ты не услышала, потому что много куришь и смотришь из тумана! — бросила Гвэт.

Уташ проигнорировала упрек. Как всегда.

— Мы пошли к крысе в скалах, потом по ее следу сюда. Мы не знали, что этот раненый человек — твой муж. Позже я услышала и тебя, приближающуюся. Инэн посчитала бы, что мир сам привел нас к тебе и что это — наилучшая встреча из возможных.

— Как считаешь ты? — спросила Вивв.

— Никак. Мне не надо считать. Мне надо слушать. Твою правду. Итак, слушаю.

Она закурила.

Никто не торопил, никто не угрожал и не задавал вопросов. Но Вивв чувствовала себя хуже, чем если бы сотня Деед, сотня румяных начальников киугуо с неживыми глазами и мертвыми улыбками окружила и наступала, сжимая кольцо. И она не выдержала:

— Да, да! Да, я испугалась! Да, когда мы с Рици вышли в переход, я рванула обратно. Да, я бросила своего Основателя одну. Одну на растерзание ветрам и молниям. Да! Но я не могла расстаться с дочерями. Не могла! Не могла!

Уташ не выглядела удивленной. Похоже, она просто ждала, когда Вивв признается вслух, а сама все заранее знала.

— Ты убила одну из нас.

Этих слов Вивв боялась больше, чем появления Библиотеки в небе, больше, чем внимания соседей, больше, чем чьих-то вопросов…

— Это несчастный случай, — пискнула она.

— Можно и так сказать, — Уташ угрюмо фыркнула. — Даже Первый, когда выбрасывал нас, выбросил живыми.

— Почему бы вам просто не забыть обо мне? — пролепетала Вивв непослушными губами.

— Почему ты не вернулась с Рици, как договаривались, и не попросила забыть о тебе открыто, честно, выполнив свои же обещания.

Гвэт тряхнула рыжей головой, будто от озноба, и принялась загибать пальцы:

— В Библиотеке ты сама предложила отправиться на 55555-ый вдвоем, ты и Рици. Ты сама договорилась с Рици, что она будет ждать тебя здесь же, на 55555-ом, отложив все ее собственные дела. Ты сама уговорила Рици представляться твоей сестрой, прятать свою природу. И ты предала ее… Вивв, я ни за что не связалась бы с тобой! Не представляешь, с какой охотой я о тебе забыла бы!.. Но Инэн сказала: «Приведите, если жива».

— Скажите, что не жива, — ухватилась Вивв.

— Легко врешь, — протянула Уташ. — Но не думай, что твое вранье заразило нас.

— Я не хочу уходить от семьи. Мои дочери… я не могу…

— Если откажешься уйти с нами, придется что-то с этим делать. Как думаешь, что?

Вивв опустила взгляд:

— Схва́тите меня и рванете напролом к ближайшему углу, — пробормотала она.

— Верно. И рывок пройдет прямиком через во-он те палатки.

Вивв проследила направление:

— Это безжалостно!

— Разве это наша безжалостность? Рывок начнется с твоего отказа. И продавит поверхность отсюда, где мы втроем сейчас находимся, — Уташ обвела вокруг себя ленивой рукой. — Ну вот так встретилось именно здесь: твой отказ, направление к углу и палатки с друзьями твоего мужа… Или предлагаешь схватить тебя в месте, более удобном для твоей совести?

Вивв была раздавлена. Она смиренно опустила плечи и прошептала:

— Я предлагаю принять мое согласие. Я уйду вместе с вами.

— Тогда еще кое-что, — сказала Уташ. — Если в переходе ты снова отступишь к этому осколку, бросив нас, мы не погибнем, как Рици. Но нам и на этот твой шаг назад придется чем-то отвечать. Как думаешь, что…

— Чего ты хочешь от меня?! — закричала Вивв.

Люди у палаток обернулись. Уставились на нее, потом медленно по очереди отвернулись, возвращаясь к своим делам.

— Я хочу, — спокойно продолжала Уташ, — чтобы ты шла только вперед, чтобы не рыпнулась и чтобы никому не пришлось платить за твое слабоволие. Поэтому я хочу, чтобы твои дочери пошли с нами. У тебя не хватит духу бросить их в переходе.

Вивв охватил ужас, вдоль позвоночника пробежала струйка пота:

— Но… что… что с ними будет?!.

— Ничего плохого, если ты всех не бросишь и не рванешь назад. Три щита — Основатель и два Мастера — прочная защита. А что касается дальнейшего… — Уташ выгнула бровь и дернула ртом в усмешке: — Ты, когда охаешь и таращишь глаза, серьезно думаешь, что твоих дочерей на Библиотеке съедят? Да там каждого комара оберегают.

Вивв наклонилась вперед:

— Кто принес комаров? Зачем?

— О-о, потянуло к работе, верно? — Уташ хмыкнула и полезла в карман за курительными палочками. — Пока тебя не было, восстановили озеро… ну-у, как восстановили. Получилось красиво, стабильно и негромоздко, но с комарами на берегу. А потом они разлетелись… Нам-то ничего, а вот люди недовольны.

— Что люди делают в Библиотеке Мастеров?!

Гвэт открыла было рот, но Уташ повела рукой и велела:

— Поднимай дочек, прощайся с мужем, и пойдем.

— Я попрошу Эрли проводить нас до угла.

— Нам не нужно сопровождение. Прощайтесь здесь. Потом мы отойдем во-он за ту гряду, и я проложу дорогу для рывка.

— Я… я не смогу… не знаю, как увести Пушу от отца. Если она откажется идти? Упрется — и все. Она такая.

Уташ молчала и смотрела на верхушку гряды, просвечивающей между деревьями. Гвэт ерзала, но тоже ничего не говорила. Они не собирались ей помогать.

Вивв с трудом поднялась на ноги.

Она нашла Эрли во второй палатке от костра. Он лежал на боку, вытянувшись, а рядом, под одним шерстяным одеялом, пристроились девочки. Во сне Нява раскинулась, из-под одеяла торчала испачканная босая нога. Пуша не спала — она шепотом рассказывала отцу, как мама сделала статую Но-Хиры из речной воды и выдр.

Вивв пролезла под легкий полог палатки и устроилась, подогнув ноги. Пуша замолчала. В сумраке палатки ее глаза блестели встревоженно.

Начать было невыносимо трудно. Вивв казалось, что где-то в шее все окаменело — не вдохнуть, не пискнуть. В переход впервые соваться было не так жутко.

— Уташ и Гвэт скоро уходят. Но не одни.

Эрли понуро опустил голову.

— Я знал, что это произойдет, — тихо сказал он. — Даже отсрочки заканчиваются.

— Ма-ам? — протянула Пуша.

— Девочки, вы уходите с нами.

Произнеся это, Вивв зажмурилась. Сейчас она соберется с духом и, когда начнется спор и упрямство, она что-нибудь соврет, что-нибудь убедительное. Не стоит, конечно, начинать со лжи. На таком основании не выстроишь ничего прочного. Но она не умеет иначе — она закрывала глаза, пряталась и убегала от проблем так долго, что это стало ее частью, не вырвешь просто так.

— Мы? — взволнованно шепнула Пуша. — Мы пойдем с Уташ и Гвэт? Мы пойдем в небо к таким, как ты и они?!

Вивв осторожно открыла глаза. Пуша приподнялась на локте, взгляд ее бегал от матери к отцу и обратно, лицо было бледным и растерянным.

— А папа? Он пойдет с нами?

Эрли протянул руку и приобнял дочь за плечи:

— Нет, я остаюсь.

— Я так не хочу! — заявила Пуша, и от ее громкого голоса рядом завозилась Нява. — Тогда никуда не пойду! — она уставилась на мать. — И ты не уходи!

— Когда-то я обещала Уташ и Гвэт вернуться… — Она помедлила, раздумывая, как бы объяснить без многословия, где каждое неясное Пуше слово надо будет пояснять новыми, тоже неясными. — Я обещала вернуться в небо, к таким, как они. А обещания надо выполнять, верно?

— Они забирают тебя потому, что спасли папу? Теперь они требуют плату? — не утихала Пуша. — Пусть берут деньги, зачем им ты? Папа, дай им денег!

Вивв не знала, что говорить.

— Почему мы должны уходить без папы? А моя школа! Мои подруги! Мои вещи! Не хочу ничего бросать!

— По-другому не получится, — сказала Вивв и решилась все-таки соврать. — Но мы будем приходить к папе. Мы же не навсегда уходим. И подруги твои…

— Не хочу! — лицо ее искривилось, Пуша прижалась к отцу, раздалось приглушенное хныканье. Она редко плакала, но сейчас не могла с собой справиться.

Проснулась Нява и тонко заныла, еще ничего не понимая, но чувствуя, что вокруг горе.

Отчаяние билось и царапалось в груди стальными когтями. Вивв едва не выла в голос.

— Пуша, милая, не убивайся, — утешал Эрли. — Разве это беда? Что-то непоправимое и необратимое? Считай, что ты переходишь в другую школу, в ту, что за мостом, в купеческий квартал. Будешь там среди других учителей, заведешь новых подруг. Но всегда можешь перейти мост…

— Эрли, — шепнула Вивв, уловив, что муж врет и успокаивает Пушу выдумками, в которые едва ли верит сам, — не знаю насчет школы. Если девочек возьмутся чему-то учить, то они станут совсем другими. Такими… какими ты видел нас с Рици.

— Я буду счастлив увидеть их такими, — добродушно сказал он и погладил Пушу по голове. — Даже больше скажу: я буду гордиться своими дочерьми, когда они станут так сильны, что мир не сумеет причинить им вред. Люди Внешнего Мира крепкие, умные и умелые. Разве я могу не желать своим детям сильного будущего?

Пуша вскинулась:

— Ты будешь гордиться мной, если я стану такой, как Уташ?

— Непременно. Но только если ты не начнешь курить, как она.

«Никем она не станет, если с Библиотеки их прямиком вернут сюда. Слишком много обещаний, исполнение которых от нас не зависит».

Пуша больше не спорила, но всхлипывала и напряженно сопела. Эрли сел, его голова уперлась в полог палатки:

— Вам надо собираться. Скоро прибудут воины Но-Хиры. Лучше бы вам уйти раньше, не то начнутся вопросы.

Вивв содрогнулась, велела Пуше будить сестру и выбралась наружу. Эрли вылез следом, обнял жену и прижал к себе крепко-крепко:

— Ты скучала, когда я уходил в рейды?

— Да. Страшно скучала, — ответила Вивв, вцепившись в его халат на спине.

— Настало время мне оказаться на твоем месте, Вивв. Теперь я буду скучать по тебе, пока ты… на работе.

— Я буду приходить, — соврала Вивв.

Она ничего не знала. Не знала, отпустят ли ее и захочет ли кто из Основателей иметь с ней дело, чтобы прийти сюда, ждать, пока она повидается с мужем. Не знала, что на Библиотеке станут делать с девочками, но надеялась, что выдумка с обучением обернется правдой. На Пятачке она не видела четкого будущего для дочерей и, даже когда ее спрашивали соседи, не представляла его. Она любила своих девочек, растила и просто воспитывала, но не для какой-то определенной роли.

— Обязательно будешь приходить, — Эрли поцеловал ее в оба виска по очереди, как ей всегда нравилось. — Я отпускаю вас с болью в сердце, но без тяжелого страха. Ни ты, ни Рици не поселили во мне ужас перед Внешним Миром. Я спокоен за тебя и девочек. Спокоен больше, чем ты была спокойна за меня в рейдах.

— Там вовсе небезопасно, — возразила Вивв, — хотя если не высовываться с Библиотеки… — Она нахмурилась: — Я поговорю с Инэн. Не знаю, чем она меня встретит и чего от меня хочет, но она не стремится причинить зло разумной жизни.

Он поцеловал ее, сильно обнял, лишив дыхания. Потом отодвинул и, отступив, поклонился. Сильный, спокойный. Сейчас он еще держится перед женой и дочерьми, лишь тени в лице больше, чем света. Но когда он вернется в пустой дом, где висят ее халаты в шкафу, где разбросаны игрушки Нявы, где торчат из шкатулок нитки и незаконченные вышивки Пуши… А потом соседи спросят, куда пропала его семья. Они уходили в неизвестность, а он оставался на растерзание острым языкам и голодными сплетникам.

Вивв сжала кулаки в рукавах и опустила голову в долгом поклоне перед мужем, перед отрядом киугуо, перед покореженной поляной. И перед всем Пятачком. Он долго был ей домом.

— Три больших существа за один раз?! Уташ, ты сошла с ума. Совсем головой поплыла от своего дурмана.

— Не ной, Вивв. Всего-то два маленьких человечка и одна крыска.

— Но три! Три! Как мы доведем сразу троих!

Они стояли на склоне каменной гряды, поросшей низким кустарником и редкой травой. Долина Криоха осталась позади. Пуша и Нява, хоть одна не спала вовсе, а сон второй был коротким, не выглядели уставшими. Похоже, по детской наивности они верили, будто сказочные персонажи ведут их в сказку, и это придавало сил.

Гвэт сидела на траве и плела венок из мелких цветов. Перед ней на корточках устроилась Пуша и, не мигая, смотрела, как быстро-быстро мелькают пальцы Мастера. Один готовый венок Гвэт уже вручила Няве, и та крутилась неподалеку с такой радостью, будто получила заветный халат с взрослыми узорами.

Уташ топталась на склоне, поглядывая вдаль. Иногда дергалась достать коробочку с курительными палочками, но она прокладывала рывок до угла, невидимого за тремя лесистыми холмами, а потому мутить разум было нельзя. Из второго нагрудного кармана высовывалась мордочка серо-белой крысы. Из-за нее-то и разгорелся спор, когда Вивв заметила «довесок».

— Нормально мы их доведем, — сказала Уташ. — Переводили уже… просто ты не в курсе.

— И каким же образом?

— Инэн выяснила. Если нашими корпусами не щиты выставить, а растянуть сферы в полный рост, каждый свою, замкнутую, и наложить их слоями друг на друга, то защита получается крепче. Инэн выяснила это на двух молодых людях, а у нас совсем дети, а еще она тогда была одна, а нас сейчас трое. В общем, мы повторим ее способ, а ей потом пригодится наш опыт.

Вивв проследила за взглядом Уташ. Длинные тени от все еще низкой Большой Звезды лежали у подножья гряды, тянулись, как лужа чернил. Вдалеке справа светлела ниточка реки, в ее втором повороте по серой утолщенной полосе угадывался город Да.

— Мне показалось, что Инэн уже знала о Рици, когда отсылала вас сюда, — сказала Вивв. — Она заходила на Пятачок?

Уташ непонимающе подняла бровь.

— Самоназвание этого осколка… Так что, заходила?

— Мы не знаем, куда заходит Инэн, и не знаем, откуда Инэн что-то узнает и что она знает, — ответила Уташ, помолчала, а потом добавила, будто про себя: — Я не могу определить границы диапазонов, в которых она воспринимает мир, но они шире, чем у любого Основателя. Может, ненамного, но шире. Она спрашивает иногда, не случалось ли другим слышать тихий звон, как будто кто-то тронул струну. Допускает, что этот звон доступен, просто его пока не улавливают. Но одно скажу: по шкале Фоза она слышит выше, чем я, где-то на полтора шага. Это я заметила, когда вскрыли край Библиотеки и проломили дорогу в нижнюю пирамиду. Что же касается других волн… — Уташ развела руками.

— Дорогу в нижнюю пирамиду! — охнула Вивв. — В Накопитель Основателей?! Этого не может быть.

— Вот ты тут сидишь и не знаешь ничего, а она нашла уникальный осколок с исключительным народом, который умеет выдерживать скручивание на краю, даже более того, они без гравитационных ошибок жизни себе не представляют! — затарахтела Гвэт. — Их такими крепкими сделал ты даже не представляешь кто, хотя если скажу, что его зовут О-Моор Сияющий, ты все равно не поймешь, кто он такой, потому что никогда не догадаешься и не вспомнишь, что были такие Подмастерья…

— Хватит трепаться, — оборвала ее Уташ и, повернувшись к Вивв, прищурилась: — Если дойдем — познакомишься. Дойдем? Ты не бросишься наутек?

— Нет, — сказала Вивв. — Нет.