Глава 2. Прочь из города

Время-свет началось с тревоги. Эрли не вернулся и не слал вестей.

Весь отряд киугуо пропал. Оига не вернулась и о себе не сообщала. На́ан не вернулся и о себе не сообщал. Мэйт, Лу́ан, Фу́хха — Вивв обошла все их семьи и везде слышала одно: не вернулись, не сообщали. Вивв казалось, что она не одна из многих жен, которые волнуются за мужей, и что она не оставляет в других домах частичку своего волнения, делясь им, а наоборот — ходит и собирает опасения, тревогу и страхи, набирает их на свои плечи, будто камни в рюкзак складывает, и потом, с грузом, тащится домой.

Под конец второго круга Вивв ощутила, что любое известие о задержавшемся отряде киугуо ее напугает. Она готова была на крышу лезть со связанными руками — так извивалось и грызло ее отчаяние. Но перед Нявой она старалась спокойно дышать, следить за лицом и иногда шептать «Все будет хорошо». С угрюмой и притихшей Пушей она лишь встречалась напряженными взглядами. Едва проснувшись, старшая дочь садилась на крыльце и смотрела через пустой серый двор на закрытые ворота. Изредка Вивв уводила ее поесть. Пуша ела неохотно, а потом спешила вернуться на порог. Неподвижность ее позы и ледяное упрямство пугали Вивв. Нява хотя бы спрашивала, когда вернется папа. Пуша не разрешала себе даже этого, но Вивв заметила, что она держит за пазухой свои вышивки с выдрами и иногда тискает их в руках — на удачу, на удачу.

Догадок о судьбе отца никто не строил.

Холодный желтый свет Большой Звезды еще не наполнил мир так, чтобы было больно глазам, чтобы люди прятались под плетеные шляпы и тенты, и чтобы постоянно жаловались на жару, восклицая «Какое пекло!». Пока еще неяркие лучи светила, встающего над краем Пятачка, бросали длинные тени, которые лезли всюду, искривлялись, падая со стен и заборов, гнулись и тянулись, словно полчища черных змей. Весь мир был перечеркнут черными полосами.

«Днем» Вивв бродила по дому, пересекая длинные тени, как лодка, идущая поперек течения. И совершенно не знала, куда себя деть. «Ночью» спала плохо. Наливающиеся светом небеса казались угрожающими, а плотные занавески в спальне — слишком тонкой, слишком плохой защитой. Ворочаясь со злостью и комкая одеяло, Вивв бормотала ругательства в адрес Большой Звезды: выперлась, лезет на небо, захватчица. Время-тень, когда все живут при искусственном свете, и то лучше, чем время-свет, который не выключишь и не отдохнешь.

Дело было, конечно, не в свете.

Будь здесь Рици, она уловила бы тревожную скуку своего Мастера, она дала бы какое-то дело, пусть ерундовое, но создающее иллюзию занятости. Для Мастера быть при деле — это сама жизнь, сама суть. А при каком деле сейчас может быть Вивв, если полы подметены, посуда вымыта и вытерта, вещи перестираны и прополосканы трижды…

Что-то надо делать, что-то надо делать. Но нет даже дырочки на самом старом халате непоседливой Нявы!

Рядом с кроватью стояла тумбочка с аккуратными рядами стеклянных флаконов духов и узких коробочек с расческами. Ни на одном флаконе не было даже пятнышка от пальца, а на расческах не осталось ни пылинки, ни волосинки: здесь Вивв убиралась перед сном. Она с силой подергала край простыни — вдруг ткань треснет, и тогда можно будет аккуратно срастить по очереди все ниточки? Нет, полотно было новое, прочное.

Что-то делать…

Вивв встала с постели. Нарушать тишину спящего дома она побоялась. Прокралась в гостиную, стараясь, чтобы не скрипнули доски пола, и долго стояла перед циферблатом, умоляя стрелки двигаться быстрее. Как будто ход времени мог что-то сказать про Эрли!

На холодном полу ноги совсем замерзли. Мысли метались, подбрасывая жуткие картины одну кровавей другой. Вот крестьяне Овсяной деревни поднимают на вилы ее мужа, вот он бросается в горящий дом, и тут же обваливается крыша, вот он спускается в колодец за упавшим ребенком, но веревка обрывается, удар, хруст, и колодезная вода смешивается с кровью…

Вивв стало казаться, что она сходит с ума, вернее, что уже сошла, раз стоит и пялится, боясь моргнуть, на цветные круги на стене. Наконец стрелка внутреннего маленького перескочила за границу черного сектора — подъем, «утро».

Делать, делать.

Дочерей Вивв разбудила, радуясь их сонному ворчанию и вялости, как радуется спасению утопающий, застрявший на волнах без еды, воды и надежды. Потом нарочито громко разговаривала на кухне, подбадривая Пушу — все будет хорошо на празднике Выдры, костюм готов, проверен, они с сестрой будут самыми нарядными… Пуши в это время на кухне не было.

Дочерей за стол пришлось собирать, как пастуху разбредшихся овечек. Нява, закончив умываться, плескалась в тазике, изображая битву двух выдр. Выдрами были мочалка и кусок черного мыла. Проворная выдра-мыло все время выскальзывала из захватов противника. Можно было простить баловницу, но Вивв отправила Няву переодевать намокшую нижнюю рубашку. За Пушей сходила на крыльцо, привела за руку. Пуша не сопротивлялась.

Поели в тишине.

Вскоре Пуша вылезла из-за стола и побрела обратно на крыльцо, а Нява, прихватив горшочек яблочного варенья и пробормотав что-то про кукол, ушла к спальне.

В окно монотонно бился шмель, за стеклом застыли круглые верхушки садовых кустов. Безветрие. Дом казался тюрьмой, в которой томится само время.

Что-то делать.

Открыла окна на кухне, впустила шмеля. Помыла окна. Долго выгоняла шмеля. Дважды обошла двор, тяжелыми ножницами срезая с кустов веточки, выступающие непростительно далеко. Третий раз не удалось высмотреть даже отклонившегося листика. Будь здесь Рици…

Ну вот и время обеда!

Хлопнула калитка, и сердце Вивв ухнуло камнем.

Он?

Но не слышно радостных криков Пуши. Будь это отец, она не стала бы тихо ждать на крыльце, пока он подойдет к дому.

Кто тогда?

Раздались негромкие шаги, каждый бил по Вивв, как палка по барабану. Медленно скользнула в сторону дверь кухни, и в проеме возникла высокая худая фигура.

Туу́н, муж Оиги, всегда выглядел удрученно, словно у него недавно умер любимый родственник. Сейчас же длинное лицо его совсем осунулось, узкий нос, казалось, вытянулся еще больше. В треугольнике запаха между отворотами темно-серого халата выглядывали бурые кленовые листья. В этой же рубахе Вивв встречала Тууна еще до того, как стало ясно, что отряд киугуо задерживается.

Встретившись взглядами, они одновременно спросили: «Есть новости?», и одновременно же покачали головами в ответ. Нет.

Туун помялся в дверях, потом прошел в кухню и, долго устраивая длинные ноги под столом, уселся. Вивв молчала, Туун горестно вздыхал, таскал из миски в центре стола красные орехи и смотрел в окно.

На сковородке шкварчало.

Почему он не уходит? Ведь нет новостей.

— Что готовишь?

— Рыба, — ответила Вивв.

Туун задержал взгляд на сковородке, опять вздохнул, и Вивв встала к плите:

— Я положу тебе.

— Спасибо…

Он внимательно осмотрел кусок на тарелке:

— Не люблю карпа. Костлявый, — и взял вилку.

Вивв тщательно вытерла руки полотенцем и отвернулась.

— Нам сегодня из рыбной лавки тоже приносили рыбу. Вся мелкая. А у тебя, смотрю, вполне крупная… Ничего не понимаю в рыбе. Меня каждый пройдоха обмануть может. Вот торговец дал кухарке всякую мелочь, а та взяла и подсунула мне. Разве так можно?.. Я не стал есть. Не выношу такого отношения.

— Перестань, Туун. Я знаю твою кухарку. Она о тебе заботится и лучшую еду из корзин выбирает так, что все остальные на улице ждут, пока она отпустит лавочников.

— Не пытайся переубедить меня, Вивв. Я знаю все про отношения слуг к хозяевам. Никто не любит того, кто указывает, что делать.

— Туун, — устало сказала Вивв. — Ты ошибаешься, когда думаешь, что все против тебя.

Может, он поест и уйдет?

Заглянула Нява, очевидно, на запах жареной рыбы. Вивв быстро сунула ей коробку с пирожками, оставшимися от завтрака:

— Держи. Отнеси сестре, перекусите в саду.

Нява округлила ротик, но узнав Тууна, посерьезнела.

Взрослые хохотали над историями, которые Оига рассказывала про своего мужа, и относились к Тууну мягко и снисходительно: он был и супругом уважаемой киугуо, и вызывал улыбку байками о нем. Дети же чувствовали фальшь в этой мягкости. Им не нравился человек, который всегда ворчал и жаловался во время-свет на свет, а во время-тьму на тьму. «Даже Аспе́ла канючит меньше», — говорила Пуша, сравнивая капризную соседскую дочь и Тууна. Нява смотрела на него исподлобья и неодобрительно молчала.

Туун поковырялся в зубах, вытащил рыбью кость и долго ее рассматривал, явно осуждая.

«Сейчас скажет, что рыба нарочно такая, чтобы ему досадить», — подумала Вивв.

— Такой костью и язык проткнуть можно, — сказал Туун. — А у меня и так здоровье не очень, плохо сплю, и спина ноет. Оиги нет, а без нее совершенно невозможно разговаривать с врачами. Они удивительно глупы и глухи к страданиям больного. Как им только разрешают работать… Видно, разрешают такие же дуралеи, как они сами.

Вивв опустилась на табуретку у стола, выпрямила спину и улыбнулась.

Туун был невыносим. Но сейчас она не на Первом и не на Библиотеке, где подобные жалобы можно пресечь без страха. Здесь приходится терпеть. Раз Туун вышел из дома, значит, пошел по соседям, а значит, у каждого следующего соседа он будет жаловаться на прием у предыдущего. Вивв была в этой очереди первой, и надо было проявить себя так, чтобы он не жаловался на нее у Лилини́ты, живущей справа, не то она, болтушка, из самой мелкой его жалобы раздует целую историю!

Пуша с Нявой вырастут и откажутся от своей детской честности. Им придется улыбаться тем, кто им не симпатичен, как она сейчас улыбается Тууну. Им придется научиться играть в игру «Оглядки» и принимать решения, озираясь на мнение общества.

Им придется выучить много игр. На Пятачке в любом городе это получится хорошо и быстро.

— Говорят, будут дожди, — бухтел Туун. — Дороги опять размоет, от дворца к нам потечет всякая грязь. Но только в этот раз я не буду больше следить за уличными уборщиками, мне тоже отдохнуть надо. Я и так плохо сплю, и спина… Если Оига не вернется, как я буду без нее?

Вивв сидела прямо и улыбалась. В руках, сжатых на коленях, зудело желание взять поварешку и стукнуть Тууна по зубам, чтобы замолчал наконец.

— Туун, она обязательно вернется. И она, и Эрли, и все остальные…

Туун замахал длинной рукой, перебивая:

— Нет, нет, пожалуйста, не надо! Не тревожь мои раны, мне и так тяжело. Давай о чем-нибудь другом.

У Вивв опустились плечи.

— Придворные Но-Хиры совсем проворовались. Один даже сделал в своем доме водопровод. Безобразие. И куда смотрит Но-Хира!

— Прости, такие темы не для меня, — сказала Вивв и встала, надеясь, что Туун поймет намек и засобирается прочь.

Он сидел неподвижно.

— Я думал, тебе интересно.

— Нет. Разговоры, как все плохо, наводят тоску. От них хочется повеситься. Я — слабая женщина и не могу повлиять на Но-Хиру и его придворных. Я беспомощна перед теми трудностями, о которых ты рассказываешь… Лучше будет, если ты поговоришь с кем-то из своих друзей.

— Все мои друзья повесились после разговоров о водопроводе, — хмыкнул Туун.

Что это? Неужели шутка? Вивв ухватилась за нее:

— Ты пытаешься поднять мне настроение?.. Спасибо. В тяжелый для всех момент это очень важно.

— О нет! — снова взметнулась длинная рука. — Я же просил, не говори про тяжелые моменты! Мне невыносимо думать, что может случиться страшное. Дом без Оиги совсем опустел, он как неживой. А еще прислуга совершенно распустилась. Про кухарку я уже сказал, а полы вообще никто не моет… Вивв, вместо того, чтобы давить мне на больные места, ты лучше пришла и навела бы порядок.

Вивв опешила. Только этого не хватало!

— Надеюсь, ты мне не предложил помыть полы в вашем доме, — холодно сказала она. — А с прислугой ты справишься сам.

Туун скривил рот:

— Я сам? Обычно с ними управлялась Оига.

— Конечно. Ты — сильный мужчина. Ты — уверенный в себе человек. Они послушаются тебя. Взгляни на них построже, сделай голос более грозным — и полы тут же вымоются.

— Ну не знаю, не знаю… Голос грозным. Это не так-то легко, особенно с моим слабым горлом. Оно у меня болит последнее время, и если я его перенапрягу, то могу вообще онеметь. Как я тогда?

— Позови врача, Туун, — Вивв заговорила жестче, терпение заканчивалось, и хотя страх через нытье Тууна попасть под внимание соседей еще жил в ней, он сильно уменьшился перед раздражением. — Либо ты обратишься со своим горлом и бессонницей к врачу, либо не жалуйся.

— Вот так просто говоришь, — уныло вздохнул Туун. — К хорошему врачу обратиться дорого, а пока не вернулась Оига, у меня не так много денег. Если бы кто-нибудь предложил мне…

Он выдержал паузу.

Ну уж нет. Он тянет ее нервы, он пытается тянуть деньги, в которых, разумеется, не нуждается. И еще он крадет ее время! Вивв готова была швырнуть в него чем-нибудь. Еще чуть-чуть, и в Тууна полетит шар-толчок, вышибет его из кухни и размажет по стене коридора.

Она выдохнула и встала к большому тазу, где обычно мыла посуду. Таз был пуст и сух.

Может, дать ему денег? Нет, Эрли не одобрит, когда узнает. Да и Оига устроит разнос — зачем это ты, Вивв, потакаешь моему мужу в слабостях? Какой тебе в том интерес? А нет никакого интереса. Есть лишь желание отделаться от нытика поскорее.

— И вроде все в одной беде, — продолжал занудствовать Туун, — но ни от кого не дождешься поддержки. Все мои страхи, все переживания… С Оигой точно что-то случилось, я чувствую. Но я со своей бедой совершенно один.

Сливает соседям свои дурные мысли, и ему легче!

Минок хотя бы не ноет. Он злится или смеется. Пусть он неудачник и растяпа, пусть ругается, что его все норовят обыграть и обставить, но он не трус и не слабак. Минока в городе не уважают, он гуляка и пьяница.

А Тууна уважают, но лишь за то, что он — муж одной из отряда киугуо. Много ли стоит такое уважение? Неуважение Минока хотя бы его собственное, он сам заслужил отношение к себе. Сам. А этот…

— Все кругом виноваты, да? — не выдержав, огрызнулась Вивв. — Никто не понимает тебя, все только делают вид, что сочувствуют?

В его хмуром взгляде читалось: и ты в этом списке, дорогая соседка.

Вивв вернулась к столу, резким движением отобрала тарелку, выхватила из руки Тууна вилку. На длинное лицо Тууна легло напряжение. Он стал похож на ребенка, боящегося тяжелой отцовской руки.

— Знаешь что, Туун! Ты не один, у кого нет вестей о близком человеке! — воскликнула Вивв. — Мне опротивели твои жалобы. Если у тебя что-то болит — позови врача. Завидуешь чужому водопроводу — сделай себе такой же. Служанка не моет полы — смени служанку. Переживаешь за жену… Хватит плакаться мне в подол!

После этих слов Туун застыл, будто одеревенел. Его вытянутое печальное лицо с морщинами по краям рта пересекала черная тень от оконной рамы.

Как отступает речная волна, вытолкнув на берег комок тины, так и у Вивв схлынуло раздражение. Она выдохнула, опустила голову и ссутулилась. На кого она ругается? На того, кого терпят лишь потому, что он — муж Оиги. А разве сама Вивв другая? В городе ее уважают только из-за Эрли.

Туун протяжно вздохнул. Потом заскрипел стул, зашуршала ткань халата.

— Туун, — прошептала Вивв, не поднимая головы.

Размерено и спокойно дыша, Туун замер, выпрямившись, видимо, ожидал развернутых извинений. Вивв молчала.

Напоследок он кашлянул. Наконец прошаркали его тоскливые шаги, с шуршанием по направляющим отворилась дверь кухни. Закрывать за собой он не стал.

Прислонившись к оконному косяку, Вивв смотрела, как Туун пересекает их двор, как неспешно бредет, явно надеясь, что она побежит за ним рассыпаться в извинениях и просить прощения за грубость. Нет уж! Пусть идет хоть по всем соседям, хоть по всем кварталам, хоть каждому жителю города Но пусть расскажет о том, как Вивв, жена Эрли, плохо его приняла в горе, не посочувствовала…

Приди Туун вчера, тоска и тревога Вивв еще не успели бы прогрызть в ней столько дыр. Жгучая злость не нашла бы дороги наружу.

Надо что-то делать.

Вивв вышла из кухни позвать девочек к обеденному столу. Пуша по-прежнему сидела на пороге. На тихий зов не обернулась, похоже, не расслышала. Няву Вивв нашла в детской, та возилась с куклами старшей сестры. Лица кукол были измазаны вареньем. Не будь Пуша так подавлена, она непременно заметила бы нахальство младшей и сильно потрепала бы ее прическу.

Подойдя к своей комнате, Вивв долго стояла, раздумывая, зачем ей входить. Потом развернулась и отправилась в комнату Эрли. Здесь все было точно так же, как когда он уходил. Ровно застелена кровать, стул у окна стоит боком, задернута только одна длинная занавеска. Накапливающуюся здесь пыль Вивв убирала, запуская маленький вихрь по комнате, потом сдавливала пыль в комок и выбрасывала его в печь на кухне. Застать ее за работой Мастера не могли — по обычаю дочери не заходили в комнату отца, маленьким девочкам нечего делать среди мужских вещей. А спроси кто, почему она не убирается простой тряпкой, Вивв не смогла бы точно ответить. Мастер в ней говорил: «Не теряй навыков». Наверное, слушала.

Внутри шкафа, за ящиком, где Эрли хранил мистозо, за рейкой у самого пола прятался небольшой тайник. Вивв отковырнула рейку пальцем, нащупала в тайничке длинный мягкий пакет. В пакете было два предмета: узкая курительная трубка и мешочек сушеной травы, местного названия которого Вивв не помнила, да и находилась она под строжайшим запретом. Считалось, что ее дым крадет душу, но Рици рассказывала просто про сильный седативный эффект. Для людей, конечно, сильный.

Вивв осторожно набила трубочку. Чтобы не ходить за спичками на кухню, она придавила серую траву костяшкой указательного пальца — два коротких огненных импульса, и занялось, и потянулась струйка дыма.

Выставив вперед ладонь, Вивв осторожно курила горьковатую и пряную траву. Над вытянутой ладонью собирался плотный шар из дыма, словно сматывался клубок призрачных нитей. Когда он стал таким темным и мутным, что ничего сквозь него нельзя было рассмотреть, Вивв стукнула кончиком пальца по чаше трубочки, гася ее. Дым и пепел она собрала в один комок, уплотнила его, покатав на ладони. Маленькая, меньше ногтя на мизинце, черная бусинка не пачкала кожу и не пахла — Вивв собрала ее так, чтобы ни частицы она не отдавал. Вскоре бусинка отправится в печь, где затеряется среди углей и сажи, и никаких следов преступления.

В голове было по-прежнему ясно. Тревога не отступила, стояла, как в осаде, копья наготове… И тени лезут, лезут, атакуют стены маленького дома, ее хрупкого жилища…

Будь здесь Рици, она сказала бы, что попытки Вивв жить как обычный человек бессмысленны. Все-таки она — Мастер. И даже чтобы задурманить голову, ей надо что-то сильнее человеческого дурмана. Что-то, что курила одна знакомая Основатель, любительница напустить дыма на сознание.

Третий круг малого циферблата от начала светло-голубого сектора заканчивался. Третий круг времени-света. Близилась «ночь», которую Вивв боялась больше, чем появления на небе Библиотеки.

Она прибралась на кухне, долго терла травяной мочалкой сковородки. Еще раз подмела в коридоре и, наконец, вышла на крыльцо к старшей дочери. Остановилась рядом. Низкие округлые кусты во дворе были неподвижны. Ничто не тревожило листья. Ни дуновения.

И вдруг пронесся глухой крик, будто кто-то рассыпал дрова на каменные плиты.

— Вивв жена Эрли, зовется к Но-Хире! — проорали с дальнего конца улицы. — Вивв, жена Эрли, зовется к Но-Хире.

Голос катился от дворца вниз по улице, как сытый подвыпивший гуляка, только что вышедший из кабака.

Вивв никогда не понимала, почему глашатаи орут во всю глотку, когда надо кого-то позвать во дворец градоправителя. Можно же прийти к человеку, передать записку или устное указание явиться. Но потом заметила, что человека, о котором прокричали глашатаи, никто не останавливает, наоборот, даже расчищают ему дорогу. Когда на их улице кого-то вызывали, торговые повозки прижимались к заборам и пережидали, пока этот человек поспешит мимо. Только после этого все возвращались к своим делам.

— Вивв жена Эрли, зовется к Но-Хире! — ударило в ворота.

Пуша вскочила и схватилась за дверной косяк, удерживая равновесие: от долгого сидения ее ноги не держали.

Вивв нервно пригладила шелковый пояс и спустилась с крыльца.

— Мама, я с тобой!

— Нет, я одна схожу. Присмотри за сестрой.

— Но там ведь наверняка о папе!

— С чего ты взяла? — Вивв повела плечами и изобразила недоуменный взгляд. — Скорее всего, Но-Хира хочет поговорить со мной о празднике Выдры. Вам ведь скоро на нем выступать. Думаю, Меми́ра опять хочет поставить свою дочь в первый ряд шествия, вытеснить вас. Уже третий праздник она атакует нашего правителя. Однако Но-Хира не может просто взять Мемиру и выбросить, как шкурку от цора́таса. Он попытается при ней убедить меня уступить, чтобы показать, будто он старается удовлетворить ее требования. Но не волнуйся, я вас в обиду не дам и не позволю задвинуть в середину.

— Да, я понимаю, — буркнула Пуша, опуская взгляд. — Конечно, праздник же…

Вивв легкими шагами вернулась к порогу, поцеловала Пушу в лоб и, улыбнувшись, пошла через двор. Пошла, кусая губы и нервно скалясь, ругая себя за детальную болтовню и нелепые предположения. Когда лгут, обычно выдают много подробностей и лишних деталей, и будь Пуша постарше и поопытнее, она бы это знала, она поймала бы мать за язык. А будь посведомленней в общественных укладах, она бы знала, что Но-Хира принимал горожан только в первой половине малого круга, а сейчас уже вторая перевалила за середину

За воротами ждали двое глашатаев. Один держал длинную палку, на конце которой развивалась широкая лента с символом Но — черной выдрой. У второго в руках блестели две медные тарелки. Когда Вивв вышла из калитки, он ударил тарелками друг о друга. Оглушительный звон пронесся по округе. Это был сигнал о получении вызова.

— Вивв жена Эрли к Но-Хире! — заорал глашатай пуще прежнего, аж лоб покраснел от натуги.

Придерживая край верхнего халата, Вивв мелкими шажками побежала вверх по улице, косясь на напряженные лица соседей, отступивших к заборам. Длинные тени лезли из садов, свисали с заборов, ложились на застывших людей, не замечая их, как идущий по лесу не замечает, сколько муравьев он придавил башмаком, и делали мир вокруг похожим на рисунок, с которого начинает течь тушь.

Должности — Хиры во всех трех городах Пятачка были обезличенными символами. Лицо и прошлая жизнь правителя словно стирались, когда он садился в кресло главного человека города. Он лишался имени, данного при рождении. — Хиры не нумеровались, им не присваивали говорящих прозвищ, не учили в школах даты их жизни. Если случалось что-то выдающееся, то запоминали только событие. Правители были чем-то постоянным, единым, безликим, вне времени. Ни о ком из них не говорили «это было при таком-то — Хире». В соседнем городе, Да, расположенном ниже по течению реки почти в центре осколка, Да-Хирой была почтенная женщина, принявшая правление от старшего брата. Она руководила Да еще со времен, когда на Пятачок пришла Вивв. В конце длинной извилистой реки, неподалеку от глубоких пещер, куда вода уходила, чтобы вернуться по подземному руслу к Истоку, раскинулся третий город, Ри. Порой Ри-Хиры там менялись чаще, чем время-тень и время-свет. На счастье, эта должность могла как наследоваться, так и передаваться по желанию. Вивв подозревала, что чехарда в Ри связана с тем, что многочисленные претенденты по-мирному договорились давать каждому чуточку поруководить…

В конце улицы у толстых квадратных столбов каменной арки стояли пять охранников — по двое с каждой стороны и один прогуливается туда-сюда с важным видом. Когда Вивв приблизилась к арке, а из-за ее спины послышались крики неспешно плетущихся глашатаев, охранники вытянулись, выпятили подбородки, задрали головы, уставив козырьки шлемов почти в небо.

Вивв на несколько вдохов задержалась под аркой с массивной перекладиной, выгнутой вверх и похожей на согнутую спину.

Парк Но-Хиры начинался с приказа — поклонись!

От арки шла дорога, вымощенная гладкими плитами. Вдоль дороги волновались на ветру повешенные на высоких шестах длинные и широкие полотнища шелка. Полотнища крепились на шестах и сверху и снизу, а их тени изгибались в сумасшедшей пляске на постриженной траве, скакали по парковым тропинкам, лезли на деревья и спрыгивали с них, чтобы наброситься на посетителя.

Тоже приказ — трепещи! бойся!

Издалека дворец Но-Хиры, расположенный в глубине парка, казался сплошной тенью. Особняк на насыпном валу из черных камней стремился повторить устройство Пятачка. У него было пять шестигранных этажей, сужающихся от основания к верхушке, где торчала остроконечная крыша из черной черепицы. Над каждым этажом нависала полоса крыши, огибающая по периметру все шесть стен и вытянутая так далеко вперед, что скаты всех крыш сливались в один, и дворец был похож на огромную пирамиду — уменьшенную копию той, которая находилась с другой стороны мира. Только вблизи, с подножья вала, можно было увидеть, что стены, прячущиеся под навесами черных крыш, белые, с большими окнами.

Помни — тени больше, чем света!

Вивв ступила на начало длинной лестницы из серого с прожилками камня. Серая полоса ступеней выделялась на черной насыпи, держащей особняк, как трещина. Предыдущему Но-Хире она как-то заметила, что если уж разговаривать с горожанами через предметы, то лучше от трещины в основании избавиться: или заменить ступени на черные плиты, или на вал наложить слой серых булыжников. Но принцип «Тени больше, чем света» победил в их споре, и все осталось по-прежнему.

Из высоких дверей вверху лестницы вышли двое мужчин в черных халатах киугуо. Они перешептывались, один озабоченно глядел на лист бумаги в руке. Вивв дернулась было к ним спросить… она сама не знала, что. Может, просто хотела оказаться поближе к знакомому черному одеянию?

Мужчины заметили ее. Потом зашептались, не сводя взглядов. Лица их погрустнели, плечи согнулись.

У Вивв чуть сердце не выпало. У них есть повод так скорбно глядеть на нее?!

Она бросилась вверх, во дворец. Пробежала мимо них, задыхаясь и от быстрого подъема, и от волнения и страха. Прямо, прямо! Через просторный холл, где пол выложен мелкой мозаикой с изображением выдры. Прямо. Вокруг никого, только стража замерла на площадках внутренней лестницы, опоясывающей центральную шахту и ведущую к пятому этажу. Бегом наверх мимо белых стен с красными дверями и блестящими начищенными ручками. Придерживать халат и не шагать слишком широко, иначе нижняя длинная рубашка треснет в подоле. На последнем этаже выдохнуть страже у высоких дверей с коваными узорами «Вивв, жена Эрли!» и увидеть, как они разведут скрещенные копья и потянут в стороны тяжелые двери.

Задержав дыхание и медленно выпустив воздух сквозь напряженные губы, Вивв вошла в зал приемов. Надо успокоиться. Не будет же она бросаться на градоправителя с истошным криком «Что случилось?».

Принимая власть, правитель лишался имени и растворялся в череде своих предшественников, но характер и особенности личности не спрячешь. На памяти Вивв Но-Хира, сидящий сейчас в высоком кресле, заваленном шелковыми подушками, был вторым градоправителем. Первый был скрытен и замкнут. А этот отличался болезненной завистью к роскоши: он позволял роскошь только себе, а его подданные имели право богатеть, но не имели права блистать. «Блистать», по его мнению, было — носить одежду с золотым цветом, принимать более пятидесяти человек гостей. Почему-то под запреты попали украшения из стекла. На счастье, Но-Хиру беспокоило только цветное стекло. На окна, циферблаты и посуду из бесцветного стекла он не обращал внимания.

Мелкими шажками, как положено по этикету, Вивв приблизилась к креслу, стоявшему на возвышении. Прижала правую руку к животу, поклонилась.

Будь тут Основатель, он смог бы отличить, где заканчивается одежда Но-Хиры, а где начинаются подушки, где украшения, свисающие с головного убора, а где яркие стеклянные серьги. Но Мастер Вивв видела в кресле перед собой кучу набросанного разноцветного шелка и золотой тесьмы, сверкающую и звенящую башню с висюльками из стекла на вершине кучи, и между всем этим шуршащим и блестящим хаосом — бледное и худое лицо подростка, недовольного и сонного. Похоже, с приходом времени-света, когда воздух становился суше, мальчик опять начал мучиться кашлем и плохо спал.

В зале было сумрачно, лучи Большой Звезды упирались снаружи в глухие стены верхнего этажа. Настойчиво полз резкий запах отвара из пиил-корня: где-то неподалеку правителю готовили лекарство.

У распахнутого окна стоял бородатый человек в бордовом халате. Вивв узнала его — хранитель личных почтовых птиц Но-Хиры. Перед креслом замер глава отрядов киугуо, Дееда. Он не раз приходил в их дом, чаще по делу к Эрли, но к себе не приглашал никого и никогда. Низкорослый, пузатый, с круглым лицом и румяными толстыми щеками, он при добродушной внешности смотрел неживым взглядом. Его глаза были словно стеклянные, бесцветные, каких Но-Хира не запретил бы. Он был похож на пекаря, который по доброте душевной бесплатно раздает плюшки, но тайком режет кошек. Может, глава спасательно-карательных отрядов и должен выглядеть так полярно…

Дееда первым поклонился Вивв и сказал негромким и сиплым голосом:

— Мы благодарим тебя за поспешность, Вивв, жена Эрли. Печально, что торопиться тебе пришлось навстречу плохим новостям.

Он подошел к ней и протянул крошечный кусочек тонкой бумаги — на таких обменивались срочными сообщениями через почтовых птиц.

«Зверь убит. Эрли ранен. Не довезем. Если Вивв приедет — попрощаются. Долина Криоха».

— Что за зверь? — услышала Вивв свой голос.

Почему Мастер в ней говорит раньше, чем жена?

— Неподалеку от Истока отряд твоего мужа наткнулся на следы внешнего чудовища. Их давно не бывало в наших землях, и долгие сэйтаи мы думали, что избавились от них, — продолжал Дееда. — Отряд выслеживал зверя, потому и задержался в рейде.

«Крыса или таракан?» — живо поинтересовался внутренний Мастер.

— Как выглядел зверь? — спросила Вивв, но потом подумала, что это неважно. — Как его убили?

— Мы узнали бы подробности, если бы отряд уже вернулся. Но, как ты понимаешь, ранение твоего мужа не позволит им одолеть долгую дорогу.

— По реке?

— Да, — вдруг еле слышно произнес Но-Хира из своей блестящей кучи. — Я посылаю за ними мои лодки. Твой муж зовет тебя, и ты поедешь на моих лодках и с моей охраной до Истока, оттуда дойдете в Долину Криоха. Сейчас соберись, поспи. С началом малого круга лодки отходят от моих причалов.

«Мое, мои, моим… Да твое, мальчик, твое, перестань так назойливо метить территорию».

Как ни странно, она была больше недовольна, чем расстроена или напугана. Когда выходила из дома — боялась. Теперь знала, что именно случилось, и все превращалось из проблемы в задачу. Правильно, что Мастер в ней первым подал голос.

Она поклонилась, сказав: «Спасибо за новости, я поспешу готовиться к отъезду». Но-Хира в ответ вытащил из складок худую руку и трижды махнул в сторону Вивв гибким хвостом выдры, закрепленным на золотой ручке. На удачу. Он очень любил благословлять подданных.

Под перезвон стекла на его головной башне, Вивв ушла, стараясь, чтобы шаги не были похожи на бег.

Итак, надо покинуть город раньше, чем копуши Но-Хиры и Дееды соберут лодки и оснастят их всем, что нужно для путешествия нескольких десятков человек. Раз у нее нет времени, значит, она не будет его терять.

Спускаясь обратно к дому, Вивв выстраивала план.

Очевидно, что Эрли не прощаться звал. Он знал о ее сущности и надеялся, что она приедет и вылечит его. Страх, что у него может быть поврежден позвоночник, Вивв сразу отодвинула прочь. А со сломанными конечностями, порванными связками и рассеченными мышцами она справится. Для работы на таком уровне ей был бы полезен, но не так уж необходим Основатель-указка. Она — сильный Мастер, даже новые уши может вырастить на месте откушенных. Один раз вырастила. Тогда они с Эрли отправились в город Да, а за переправой через реку на Эрли напала сорвавшаяся с цепи собака. Ухо восстанавливать пришлось быстро, пока не набежали свидетели, а себя ругать последними словами за то, что не выставила защитный купол раньше, чем Эрли подставился под укусы. Сделанное наспех, ухо вышло нелепым, потом она еще долго корректировала форму…

Вот и сейчас надо аккуратно и без свидетелей. И надо спешить. Когда за отрядом киугуо прибудут лодки Но-Хиры, Эрли будет уже здоров, пусть и недоволен тем, что придется перед всеми изображать больного до конца времени-света.

Сунься к Вивв сейчас кто-нибудь из соседок, спроси, откуда она идет и куда, потом удивись «И ты такая спокойная?! Он же там умирает!», Вивв вспомнила бы, что в этом обществе полезнее быть слабой перед горем, чем решительной перед задачей. У тебя беда? Да. Рыдаешь и заламываешь руки? Нет. Почему? Потому что я могу сделать так, чтобы беда не стала катастрофой, могу ее исправить. Ты такая бесчувственная! Чувствительная, но сейчас нужно другое. Никогда бы мы не подумали про тебя такое! Чего не подумали, что я тороплюсь вылечить мужа?! Нет, вы посмотрите на нее, а еще ее дочерей в первый ряд праздничного шествия поставили…

На Первом осколке ее бы обругали за слезы и за слишком долгие размышления.

А вот в Библиотеке приняли бы все одновременно и как должное, и как чужое. Ревешь? Ну, поплачь, поплачь, значит, надо. Тебе помочь?.. Не ревешь? Тоже хорошо, молодец. Тебе помочь?..

Вивв замерла посреди улицы. Неужели она скучает по Библиотеке? Отбросы, отщепенцы, полукровки и ослабевшие, признанные Первым осколком негодными, недостойными, списанными… И на тебе!

Скучай, не скучай, а без Рици не вернуться. Хотя, с Рици она тоже не вернулась, так что уж теперь…

«А теперь! — Она собрала волю в кулак и направилась к деревянным зеленым воротам соседей. — Разворачивайся, Мастер Вивв!»

Заходить к Лилини́те не стала — соседка была болтливой и гостеприимной, а сейчас ни того, ни другого Вивв не нужно.

Все на улице знали, что Вивв ведет свои домашние дела в одиночку, но иногда она все-таки обращалась к соседям и просила одолжить слуг или помощников. Соседи охотно соглашались. Им было приятно видеть поражение Вивв в поединке с бытом. Ведь пока она домоводствовала одна, она ставила себя выше тех, кто не справляется без слуг, а когда не справлялась, люди искренне радовались и относились к ней как к доброй подруге, прошедшей через схожие испытания. Сейчас на это отношение Вивв очень рассчитывала и через старого привратника передала просьбу к хозяйке отпустить к Вивв их помощницу, Ше́лну.

Она попрощалась с привратником и, пройдя вдоль длинного забора, оказалась перед своими воротами. Вошла в пустой и тихий двор с перекрестными дорожками из каменных плит; в квадратах между дорожками росла трава, торчало несколько кустов и клумб, обещающих зацвести, когда света станет больше.

Пуша по-прежнему сидела на пороге дома. В халате с яркими астрами на фоне стены, темной от долгой сырости времени-тени, она выглядела чужеродно. Вивв глубоко вдохнула, как перед делом, требующим экономии дыхания. И пошла вперед.

На крыльце в нее вилами уперся вопросительный взгляд Пуши, полный тревоги и нетерпения. У Вивв хватило выдержки сказать: «Все в порядке, милая», и велеть готовиться ко сну. Не отвечать на угрюмое ворчание. Пройти в свою комнату и увидеть, что Нява влезла в мамин шкаф и пытается завернуться в халат с взрослым рисунком — речные волны, рыбы и камыш. Отобрать халат, посмеяться и шлепком отправить озорницу в спальню.

Не рассказывать сказку! Некогда.

Все будет хорошо, уговаривала себя Вивв, когда, поцеловав и пожелав спокойных снов, задвигала дверь детской. Дочери проспят спокойно и не будут звать маму до сигнала из комнаты с циферблатом, проверено не раз. Да, с пробуждением их ждет сюрприз и чужой человек, утверждающий, что мама скоро придет. Да, Но-Хира тоже будет удивлен и разочарован, когда выяснит, что место в его лодках она не приняла. Но зато она будет далеко, на подходе к Долине Криоха.

Вивв уже хотела сама отправиться к Лилините за помощницей, но, едва вышла на крыльцо, увидела, как в их общем заборе открылась калитка между кустами сирени и появилась Шелна. Низенькая, пышнотелая женщина, знающая много песен и историй, нравилась детям, а они в свою очередь нравились ей. Пуша и Нява ее любят. Когда Шелна скажет им, что мама ушла по делам, но скоро вернется, расставание и ожидание пройдет мягче, чем если нанять девушку из лавки Тарши. Ну, насколько вообще возможно смягчить для девочек то, что от отца нет вестей, а мать сбежала.

— Госпожа Вивв, — Шелна поклонилась на ходу, — почту за честь присматривать за вашими дочурками, но прямо сейчас мне нужно немного времени. Аспела капризничает. Мы с ней договорились, что я спою подряд три ауа́о, после чего она обещала закрыть глаза и смотреть сны. Вы подождете?

Ауао — медленные тягучие песни, но даже три подряд не настолько долгие, чтобы Вивв отказалась от услуг Шелны из-за задержки. Вивв поблагодарила женщину, та заверила, что скоро придет, и заспешила обратно к калитке.

Уходить сейчас неправильно, но ждать опасно. Вивв вернулась в дом, сунула нос в спальню девочек. Пуша лежала, как обычно, на спине, подтянув одеяло к подбородку. Нява разметалась, ее правая нога свешивалась с края кровати.

Спят…

«Пойду!»

Она юркнула к себе и быстро переоделась в плотную нижнюю рубашку, чтобы не замерзнуть на реке. Завернулась в скромный халат с мелкими серыми узорами: не нужно показывать себя женщиной из знати, когда будешь воровать лодку на Рыбацкой Полосе.

Чтобы добраться до пристаней короткой дорогой, она пошла вниз по улице до длинного бревенчатого моста через городской канал, сегодня маловодный, с большими круглыми камнями, наполовину высовывающимися из неторопливого потока. За мостом, по которому, несмотря на время сна, бродило много народа, она свернула на набережную, накрытую, словно вуалью, длинными тенями домов. По набережной проходила граница ремесленного квартала. Многие лавки были уже закрыты, но в некоторых торговля только начиналась.

У винной лавки она увидела Минока.

Что-то глубокое, что-то паршивое, выращенное на ее постоянном страхе, заставило Вивв шарахнуться от знакомого темно-красного халата. Она метнулась за ползущую по набережной длинную телегу водовоза и спряталась за высоким колесом. Какое счастье, что она предусмотрительно надела неброский халат! Теперь никто не станет коситься и задавать вопросы — почему знатная женщина прижалась к заляпанной городской грязью телеге? разве ей здесь место?

Высовываясь из-за колеса и семеня за телегой, Вивв смотрела, как Минок, хохоча и выпячивая вперед широкую грудь, разговаривает с виноделом. Тот заискивающе отвешивал поклоны постоянному клиенту. Значит, Минок выиграл, и у него завелись деньги. Если прежде Вивв упрекала гуляку за пьянство, то сейчас молила небо, чтобы он поскорее вошел в винную лавку.

Возница на телеге вывернул голову, уставился на сжавшуюся Вивв. Взгляд маленьких глазок, спрятанных в сети морщин, скользнул по фигуре, по халату, остановился на ее правой руке, на толстом браслете. Потом возница обернулся к винной лавке, к Миноку…

Его насмешливое хмыканье больно полоснуло по Вивв. Она запоздало одернула рукав, пряча браслет. Половина города знает, что она бегает к Миноку, а вторая половина города знает, что к Миноку бегает жена одного из киугуо.

До чего она докатилась? Окружила себя такой стеной вранья, будто живет с ним в браке, и это вранье — ее жестокий муж-отравитель. Но ведь все это — неправда! Минок хороший человек, он защищает ее слухами об их связи от других слухов. И все-таки ложь — это яд, отравляющий жизнь.

Минок наконец вошел в лавку, величаво, будто правитель удостоил чести свой дворец. Выскочив из-за телеги, Вивв побежала по набережной. Дыхание ее сбивалось, лоб вспотел, сердце билось неровно и болезненно.

Приближалась граница города. Дома становились беднее, фасады теряли красивые наличники на окнах и дверях. Когда носа коснулся запах тины, рыбы и мокрой древесины, Вивв поняла, что она у цели.

Она миновала ряды складов — дощатых зданий без окон. Владельцы складов громко командовали грузчиками и возницами. Проскользнула между высоких поленниц с бревнами, которые сплавляли из верховий реки. Наконец вышла к участку на берегу, сплошь застроенному одинаковыми щитовыми домиками — они стояли друг за другом вдоль кромки воды. Их было сотни две, все одноэтажные, с покатыми крышами, все черные от сырости и старости. Вдоль линии домиков шел общий деревянный настил, упиравшийся с одного края в берег и пороги домиков, а с другой поддерживаемый круглыми сваями, вокруг которых плескалась вода с ряской, травой и водорослями. Напротив каждого домика на коротком столбике торчала табличка с номером; к столбику крепилась веревка, она вела к лодке, покачивающейся в замусоренной береговой воде. Тоже своего рода разговор через предметы: «порядок и равенство», введенные для городских рыбаков одним из Но-Хир давным-давно.

Издалека, с начала Рыбацкой Полосы, лодки выглядели одинаковыми. Но стоило подойти ближе, становилось заметно, что у какой-то лодки были черные нескобленые скамейки с налипшей рыбьей чешуей и грязью, у какой-то борта ощетинились колючими щепками, у какой-то на дне плескалось много воды, а у какой-то не хватало полотна, чтобы укрыть весла, шест, камень в сетке и ведро.

Вивв пришла на Рыбацкую Полосу, зная, что рыбаки начинают свою работу, когда все еще спят, а покидают причал до того, как закрываются лавки и школы. Как и ожидала, она никого за складами не встретила, и ни одному рыбаку не захотелось именно сейчас возиться со своей лодкой. Но несмотря на это, ей было стыдно, и неблаговидность ситуации кусала душу. Обманщицей она уже привыкла быть, но воровкой становиться противно.

«Верну или заплачу за утерю», — решила Вивв, подходя к столбику с номером «15». Эта лодка была относительно ухоженной.

Подобрав подол халата и рубашки, Вивв спустилась на нос лодки. Лодка закачалась, но Вивв цепко держалась за настил и столбик. Попривыкнув, она развязала веревку и только развернулась, только проверила, на месте ли под полотном весла, якорь и ведро, как:

— Ма-ам.

Вивв охнула. Дернувшись на голос, едва не свалилась в воду:

— Что вы здесь делаете?

Пуша стояла на краю настила напротив столбика «14», напряженно выпрямив спину и стиснув ладошку младшей сестры в кулаке. Ее вопрос прозвучал требовательно и сурово, хоть и голоском детским и дрожащим:

— А ты, мама, что здесь делаешь? Проблема с Мемирой и с нашим местом в шествии привели тебя сюда?

— Вы следили за мной! — бросила в ответ Вивв. — Обманули, когда прикидывались спящими, а сами крались по пятам, как шпионы!

— Ты оставила в доме слишком много страха за папу, — сказала Пуша. — Ты бежишь к нему?

Как скверно! Они ломают все планы!

Но врать нельзя. Уже нельзя.

— Да, — призналась Вивв. — На их отряд напали, папу серьезно ранили. Но-Хира отправит за ними лодки, но его воины еще только собираются в путь. Папе нужна срочная помощь. Поэтому я тороплюсь. И совершенно не желаю терять время с двумя непослушными девчонками, которым кто разрешил выходить из дома?

— Мы хотим к папе, — протянула Нява, не пугаясь материнского гнева.

Пуша тоже словно не заметила обвинения в непослушании: свела брови, сжала челюсти и выдавила угрожающе:

— Мама, или мы едем с тобой, или мы едем без тебя, — она повела острым подбородком, показывая на соседние рыбацкие лодки.

«На будущее, отучить ее корчить такие рожи… И интонации… У кого она их нахваталась?»

Вслух Вивв начала:

— Немедленно домой. Вы что себе позволяете? Пуша, ты же старшая и должна понимать…

«О, небо, что я несу! Пустословие».

Она замолчала на полуслове.

— Так мы едем? — буркнула Пуша.

Прогнать? Не уйдут. Чего доброго и впрямь полезут в соседнюю лодку. Полезут, не думая, что не справятся с лодкой и течением. У Пуши хватает упрямства и бесстрашия переть, куда захочется. Вся в отца, Эрли тоже иногда впадал в принципиальность.

Вернуть силой? Взять за шкирки, отвести домой и запереть, а ключ отдать Шелне? Она потеряет время. Если опоздает, если Эрли умрет, то Нява разделит горе потери, но Пуша никогда не простит мать — за то, что опоздала, и за то, что не взяла с собой.

Взять с собой?.. Как можно? И зачем? Чтобы они увидели что? Раненый отец — зрелище не для маленьких дочерей. Но с другой стороны, зверь убит, в записке отчитались… Значит, опасности для девочек не будет, разве только устанут и проголодаются в дороге. Поволнуются, конечно, но радость встречи с отцом перекроет волнение. Поездка в их компании угрожает лишь одному — тайнам самой Вивв.

Она зажмурилась:

— Я спешу. Значит, не будет остановок поспать, отдохнуть, поесть и прочее, что нужно вам обеим и без чего вы не одолеете дорогу. Когда начнете ныть и плакать, я не смогу вас бросить. И опоздаю.

— Я понесу сестру, когда она устанет, — сказала Пуша.

Какое трудное решение! Прижали, невозможно отступить… Волной накатила та усталость, когда кажется, что безразличие даже выдыхаешь. Вивв опустила плечи и кивнула на нос лодки:

— Забирайтесь, только осторожно. И… — она подумала немного, глядя, как Пуша примеряется, а потом неуклюже садится на настил и лезет в лодку тощими ногами вперед. Нет, пожалуй, предупреждать сейчас не надо. — И держитесь крепче за борта.

Дождавшись, когда девочки усядутся на узкой скамейке, она подняла шест и оттолкнула лодку. Пришлось сначала толкать сильно, чтобы выйти на глубину, а потом, сменив шест на весла, грести быстро и долго, чтобы отплыть и при этом не сползти вниз по течению. Вивв изрядно устала, спина и руки ныли. Она пожалела, что не взяла в дорогу ничего, даже перчаток.

До камышовых зарослей противоположного берега оставалось с сотню шагов — здесь из города их никто уже не разглядит. Бросив весла, Вивв посмотрела на камыш, на возвышающиеся за ним ивы. Потихоньку лодку сносило.

Вивв собралась с духом и опустила руку за борт, в прохладную воду…

Подогнуть мизинец, отвести указательный палец, чтобы получить «бег-волну». Один из первых жестов, начало обучения. Когда-то они играли в ученическом корпусе на Первом, наперегонки запуская в ручьях столовые приборы. «Волна прямая или обратная, множитель задаете в зависимости от веса объекта, лежащего на волне, от желаемой скорости и от среды, в которой находится объект…» Сейчас против течения. Обратная. Множитель на этой воде четыре с половиной, а когда город исчезнет из вида, можно будет увеличить до десяти.

— Мама! — воскликнула Нява, таращась на буруны, возникшие за бортом. — Лодка! Она плывет против реки. Сама плывет. Но как быстро!

Пуша распахнула рот и вцепилась в скамейку. Скоро она очнется и станет задавать вопросы!

— Да, — шепнула Вивв, пялясь в камыши.

Надо отдать должное Пуше и Няве, они с удивлением, но без страха приняли сюрпризы в исполнении мамы. Вскрикнули, когда лодка понеслась, словно ласточка; пялились, когда Вивв жестом подняла воду со дна лодки и слила ее за борт; косились на резко развернувшееся и поплывшее в сторону встречное толстое бревно. Но Нява не плакала испуганно, а Пуша не пыталась выпрыгнуть из лодки.

И еще они не задавали вопросов.

Вивв готова была расцеловать дочерей за то, что они не спросили: «Мама, почему ты раньше ничего не говорила?», а привыкли к «чудесам» они быстро, как всегда быстро дети привыкают к новому.

В какой-то момент дочери начали зевать. Их не впечатлила даже фигура Но-Хиры, созданная из воды и взмахнувшая двумя выдрами — по одному ошалевшему от такого обращения животному в каждой прозрачной руке. Когда Нява промямлила, что хочет спать, Пуша одернула ее и сказала: «Терпи, мы не должны задерживаться». Скажи ей это Вивв, Нява бы продолжала капризничать, но у Пуши с младшей сестрой разговор был короткий. К тому же сами напросились.

Завидев выше по течению чернеющие скалы, Вивв поняла, что Исток уже недалеко. В этих скалах река выходила из-под земли, рассыпалась серией скалистых водопадов, а потом собиралась в единое русло и убегала петлять вокруг трех городов. Высадиться на берег надо было до неприступных водопадов.

Когда на другой стороне последние деревни округа Но исчезли, а поля сменились глухим лесом, Вивв направила лодку через реку. Левый берег был обрывистый и плотно заросший кустами и ивами. Пришлось изрядно прокатиться вперед, но вскоре удалось найти пологий земляной спуск. Вивв сказала: «Держитесь», и проволокла лодку по мелководью, а потом еще, вздернув, протащила ее по суше на десяток шагов. Лодка остановилась, слегка завалившись на левый борт, и Вивв разрешила сойти на засыпанную лесным мусором траву.

При их шумном появлении какой-то черный зверек прыснул в чащу и исчез — очевидно, сталкивался с лесорубами и не хотел неприятностей. Птицы в густых кронах пронзительно переговаривались, один низкий и трескучий голос звучал так, будто ругался кто-то важный. Большая Звезда светила со стороны реки. Ее лучи пересекали лес, бросая полосатые тени.

Как помнила Вивв по картам мужа, Долина Криоха лежала за лесом у реки, за каменистой возвышенностью, среди скалистых гряд. Путь предстоял долгий, да еще по незнакомой местности. Вивв ругала себя, что, убегая, не взяла карту. Сама она когда-то пришла на Пятачок с противоположного угла, в окрестностях города Ри, а уходила… вернее, пыталась уйти, с того, что располагался от Истока правее.

Сейчас оставалось полагаться на чутье и удачу.

Вивв попросила дочерей напиться речной воды, ведь на пути может не встретиться ручьев.

— Разве ты не сделаешь воду? — нахмурилась Пуша, которую вовсе не порадовала перспектива оказаться в глуши без воды.

Вивв покачала головой:

— Могу очистить. Поднять и придать форму, ускорить или остановить. Быстро заморозить или испарить. Если нам попадутся ягоды, могу помочь им быстрее созреть, тогда будет что съесть. Создать не могу. С водой лучше не рисковать.

Спустившись к реке, она зачерпнула воды в горсть, притянула к ладоням осадок и, сливая тонкой струйкой, дала дочерям напиться. Сама утолила жажду последней, потом вытерла руки от илистого налета…

Ходьба по лесу без тропинок разогнала кровь, согрела, заставила сосредоточиться и прогнала сонливость. В просветах между зелеными кронами мелькало бледно-желтое небо, по нему ползли лохмотья облаков, не обещая дождя. Редкие порывы ветра тревожили листву, шелестели ею лениво — так человек перебирает пальцами, задумавшись.

Под деревьями было влажно и душно, но чем дальше от реки, тем воздух становился суше, ветки под ногами ломались с хрустом, а не давились в труху. Лиственные заросли и кусты, заполнившие низину у берега, постепенно редели, уступая место маленьким осинникам или одиноким лиственницам. Из земли то тут, то там высовывались серые валуны, зеленая трава сменилась вереском.

Вскоре местность стала холмистой. Приходилось петлять, перелезать через груды глыб, карабкаться, помогая себе руками. Нява сначала задорно скакала с камня на камень, но быстро устала и побрела рядом с матерью, изредка наклоняясь сорвать цветочек.

Вивв шла наугад. В конце концов они оказались над обрывом в два человеческих роста, на голых валунах. Чтобы спуститься, надо было идти кругом не меньше тысячи шагов. Вивв принялась грызть себя — как не продумано! она знает лишь примерное место Долины Криоха! А ведь воины Но-Хиры наверняка доберутся короткой дорогой. Как бы она не пришла к Эрли позже них.

Отчаяние поднималось в ней, как вода в кувшине — вот-вот перельет через край. Неужели они заблудятся? Неужели им, отправившимся помогать, самим понадобиться помощь? Какой позор и неудача!

И вдруг в Пуше проснулся азарт путешественника и исследователя. То ли оценив положение самостоятельно, то ли уловив напряжение матери, то ли почувствовав свободу на просторе, она стала выбегать вперед, карабкаться на возвышенности. Застыв на вершине, тщательно осматривалась. И когда Вивв с Нявой приближались, Пуша подсказывала, куда идти, чтобы не оказаться в тупике. И ни разу не ошиблась!

На плоской верхушке одной из скал Пуша задержалась надолго, потом замахала руками, призывая мать. Вивв поднялась по каменному склону, перешагивая мшистые участки, где можно было поскользнуться.

— Смотри, — указала Пуша тоненькой рукой. — Что там такое? Уже папин лагерь?

Далеко, у подножья нагорья с водопадами, между темными скалами что-то светилось, сверкало и дрожало. Будто гроза бушевала, если бы грозы умели подниматься с земли.

Вивв всмотрелась в кружащееся и пульсирующее свечение. Единственное, что она могла бы предположить и чем готова была объяснить водоворот меняющихся красок — там работал Мастер. Зарево плясало и вертелось в ритме явных вихрей трансформации Йекса, поднятых и закрученных в тельсан-спирали, нужных для преобразования мышечных волокон млекопитающего в местах крепления с…

Она зажмурилась и тряхнула головой.

Глупости! Какой Мастер? Откуда ему тут быть? Если он пришел вместе с Основателем, тот бы «прощупал» Пятачок, а Вивв не раз ощутила бы характерное покалывание в голове. Да и было бы кого трансформировать! Ведь чудовище уже убил отряд Эрли.

— Нет, это не лагерь, — сказала Вивв. — Долина Криоха гораздо левее Истока. Думаю, это лесорубы разожгли большие костры, и мы видим отсветы.

Она взяла Пушу за руку и увела под сосну, где сидела Нява и поднимала куски мха, ища многоножек или жуков. Расстроенная Пуша не сразу продолжила высматривать дорогу…

Постепенно они миновали гористую местность с валунами и вышли к длинным низким грядам. На их склонах, развернутых к Большой Звезде, зеленела и цвела трава. С последнего каменного обрыва эти гряды выглядели как узкие клумбы.

Пуша залезла на валун. Сердце у Вивв замерло — не сорвалась бы, безрассудная девчонка!

— Мама! Я вижу Долину!

Пуша слетела вниз. Подол ее узкой рубашки был давно разорван по швам, и она скакала широкими шагами. Похоже, она нарочно порвала рубашку и распустила запах халата, чтобы было удобней лазать и прыгать. А что ноги голые мелькают, так ерунда!

— Нам осталось пройти вдоль той гряды, третьей отсюда! — выпалила Пуша, задыхаясь и тыча пальцем вперед, потом спросила нетерпеливо: — Ма-ам, ты умеешь летать? Сделаешь так, чтобы мы не шли пешком?

— Нет.

— У-у-у, — протянула Нява.

Подумать только! Они лишь недавно узнали, что их мать владеет нечеловеческими навыками, а уже разочарованы и хотят большего!

Вивв разозлилась:

— Знаете что? Я умею только размахивать выдрами и гонять на лодках! И больше ничего!

— А еще ты хорошие сказки рассказываешь, — улыбнулась Нява и прижалась к ее руке, заглядывая в лицо снизу вверх.

Ишь, плутовка!

При слове «сказка» Пуша пристроилась рядом, показывая, что больше не собирается покидать мать и сестру ради дороги. Да и сказку тоже явно ждала.

Вивв подняла Няву на руки, чуть уменьшив ее тяжесть жестом «вверх», и начала.

Как Уташ и Гвэт создали мирную войну

Есть мир с двумя землями, разделенными огромным озером. На одной стороне озера живут сильные коты, а на другой — сердитые мыши. На озере рассыпано множество маленьких островков, которые не принадлежат ни одному из народов, но которыми оба хотели бы владеть. Котам нравились островки, потому что с них удобно было ловить вкусную рыбу, а мыши любили островные растения, сочные и твердые, их было полезно грызть.

Чтобы перебираться по островкам, коты строили длинные мосты, но мыши их грызли. Мыши плавали между островками на легких тростниковых лодках, но коты находили, ломали и топили лодки. Иногда коты с мышами встречались на островках, но никто не хотел уходить и уступать место другому. Вспыхивали жестокие схватки. Случалось, коты побеждали ловкостью и длинными когтями, случалось, мыши одолевали котов числом и острыми зубами. Кровь и шерсть плавали, покачиваясь на озерных волнах, которые оплакивали убитых зверей.

Когда в тот мир пришли Уташ и Гвэт, они увидели в затянувшемся противостоянии большую опасность для жизни. Островкам-то ничего не будет, а вот мыши с котами рисковали перебить друг друга до последнего и исчезнуть.

— Как думаешь, почему они убивают друг друга? — спросила Уташ. — Могли бы одни рыбу ловить, другие — растения грызть.

— Делать им больше нечего, — проворчала Гвэт.

Уташ уловила в ее ответе идею.

Они пришли к правителям кошачьего и мышиного народа по очереди и выдвинули условие: или все учатся выяснять принадлежность островков мирным способом, или островки будут потоплены и прекратят быть причиной убийственного раздора.

Правители приняли условие. В качестве мирного способа Уташ и Гвэт научили котов и мышей настольной игре. В ней на большом шестиугольном поле, разделенном на ячейки, соперничающие стороны с помощью костей и фишек разыгрывали каждый островок. Потом на настоящий, не игровой островок, ставилась большая табличка с изображением головы мыши или кота. И островок принадлежал победителям на один полный оборот — лови рыбу или грызи растения сколько хочешь! После одного оборота коты и мыши снова встречались для игры и снова определяли владельца.

Не было больше кровавых стычек. В том мире наступил порядок. Многие спорные вопросы решались играми, где сталкивались умы, а не когти и зубы.

А Уташ и Гвэт отправились дальше.

«Но однажды, — про себя продолжила Вивв, — коты ушли из того мира. Мыши играют сами с собой, хоть и делают вид, что играют с котами. Они плавают в тростниковых лодочках с островка на островок, грызут полезные растения. Однако грустно им без котов, одиноко и тоскливо. И потому нет ничего удивительного, что однажды появилась мышь, которая начала ловить рыбу и строить мосты…»

Они уже довольно долго брели по узкой лощине между двумя поросшими травой грядами. Дороги здесь не было, но хотя бы земля ровная, без камней и валунов.

У Пуши заплетались ноги, она часто оступалась. Нява вяло поглядывала с рук матери на мелькающих в траве мелких грызунов. Сказка немного взбодрила девочек, они стали спорить между собой, кем лучше быть — котом или мышью — и какие правила могли быть в той игре. Но вскоре спор затих, так ничем и не закончившись.

Сейчас в городе было уже время завтрака, а девочки еще не спали, и ни одного привала Вивв не позволила. Она сама изрядно устала. И все-таки, пойди она одна, добралась бы быстрее …

Вершина левой гряды изогнулась, пошла вниз, и вскоре открылась долина, вдалеке упирающаяся в черные скалы Истока. Покрытая длинными тенями горных гряд, долина, казалось, спала под огромным темно-серым одеялом. Небольшая, с редкими рощицами, разбросанными по краям у скальных подножий, она была бы прекрасным местом для небольшой деревушки. Может, когда-нибудь, если правление юного Но-Хиры позволит округу Но развиваться, здесь поселятся крестьяне или лесорубы с охотниками...

Где-то здесь предстояло искать отряд Эрли.

Выход нашла опять же Пуша. Она выбежала вперед, остановилась и, сложив руки у рта, завопила во весь голос:

— Э-ге-гей! Есть тут кто?.. Э-эй!

Ее крик разнесся над землей, а потом эхо прилетело слева. Вивв насторожилась. Нет, не эхо. Ответный голос!

Вивв заспешила вперед. Нява засучила ногами, требуя, чтобы ее опустили, и вприпрыжку побежала рядом. Пуша носилась кругами, как взволнованная собака, ищущая след. Вскоре она трусцой направилась к небольшому лесочку. Вивв догнала ее уже под кронами ясеней.

Новый крик, совсем близко, пробежал к ним между стволов. Пуша схватила мать за одну руку, Нява вцепилась в другую. Увлекаемые старшей дочерью, они бежали вперед и вскоре оказались на краю большой поляны.

Здесь горели пять костров, стояла разломанная, развалившаяся повозка отряда киугуо, чернел с десяток палаток. У ближайшей палатки мужчина, имени которого Вивв не помнила, сидел на земле перед котелком и брился ножом. Деревья с правого края поляны были выломаны, вырваны из земли, на их скрюченных корнях комьями засохла земля. Похоже, именно здесь отряд наткнулся на чудовище, и именно здесь случился бой.

Но где туша зверя?

Пуша вдруг нервно дернула мать за руку и застыла, глядя вперед, мимо всего на поляне. Потом прошептала: «Папа».

— Папа! — закричала она и бросилась через лагерь к костру у дальнего края поляны.

Эрли покрутил головой, поднялся. Потом сорвался и побежал навстречу.

Целый и невредимый.

С левой руки сорвалась Нява. Вивв осталась на месте. Она не смотрела на мужа, внезапно оказавшегося вовсе не смертельно раненым. Не смотрела на старшую дочь, бегущую через лагерь; дважды она врезалась в людей и один раз споткнулась о палаточную растяжку. Не смотрела на их трогательную встречу и на Няву, которая лезла обнимать отца руками и ногами, и вскоре уже сидела у него на шее.

Вивв смотрела на двух женщин у костра, от которого отошел Эрли. Они были не из отряда киугуо.

Она заставила себя пойти вперед и на подкашивающихся ногах добрела до радостно кричащей семьи. Обняла и расцеловала мужа, едва не упав перед ним. Кажется, ни он, ни дочери не заметили ее ужаса и дрожи. А у нее руки и ноги стали вялыми и слабыми, шея отказывалась держать голову прямо, звуки приглушились.

Мир расплывался, крутился и наконец собрался вокруг двух фигур у костра. Они тянули, требовали подойти. Вивв чувствовала себя проржавевшей, каждое движение отдавалось болью в непослушных суставах. Но шла.

У первой женщины были широкие плечи и черные волосы, собранные в тугой хвост. Она лежала на земле, опершись на локоть, и кормила пятнистую бело-серую крысу, сидевшую на ее согнутом колене. Крыса с аппетитом ела кусочки хлеба. Вокруг второй женщины, молодой, крупной, ростом почти с высокого Эрли, трава была выщипана на расстоянии вытянутой руки. Женщина суетливыми движениями проворных пальцев собирала выдернутые травинки и складывала их в высокую кучку. Иногда, когда какая-то травинка сползала, женщина смотрела озадаченно, поднимала руку и дергала себя за рыжие кудрявые прядки.

Вивв кое-как дотащилась и опустилась на землю у костра. Женщины не смотрели на нее: первую, казалось, интересует только крыса, вторая что-то неслышно бормотала и перебирала травинки.

Наконец черноволосая потащила из кармана куртки плоскую коробочку. Крыса на колене заинтересованно подняла мордочку, а женщина ленивым движением вынула из коробки белую курительную палочку и тягуче произнесла, не поворачиваясь:

— Привет, Вивв. Хорошо выглядишь.

«Не накинулись, не схватили! Просто поздоровались».

Страх ослабил хватку, и Вивв сказала:

— Я смотрю, Уташ, ты еще не бросила привычку мутить себе разум.

Уташ хмыкнула и ответила ядовито:

— Если на осколке сохранилась речь, значит, там я непременно услышу порицание или совет не курить. Лучше дай огня.

Вивв наклонилась к костру вытащить головню.