мария

Хола, — говорит мне Мария де лос Долорес,

А я сижу, как дурак или иностранец,

На белой плите, укрываясь от солнца

зонтиком из газеты.

и тем не менее,

Хола, — говорит мне Мария, —

Не хочешь этих груш или апельсинов?

Хола, — говорит мне Мария,

поводя литыми латунными бёдрами:

у тебя такое лицо, как будто ты пил воду из моря.

А я сижу, как дурак или иностранец,

И смотрю на икры её, на двух драгоценных лососей,

И на бёдра её, на бёдра Марии Скорбящей,

что, качаясь, с кувшином, совсем растворяется в солнце,

что, как яблоня, готова к плодоношенью

(в этот час Мария носит плоды на рынок).

Я смотрю на её голени и колени,

И колени её круглы, как апельсины.

Мария, качая всем телом, как храмом в мареве, входит в воду.

Ноги её становятся малыми рыбками,

Ступни её превращаются в ракушки,

А груди становятся лунами, настоящей и отражённой.

Словно лодка с синей кормою,

Мария уходит в море.

— Хола, — говорит мне темноглазая, как серна, Мария

(у неё глубокая радужка со слепую спелую вишню,

на ней не видно зрачка) —

Ты, кажется голоден, ты так пожираешь меня глазами,

Тебе будет дурно, если ты не уйдёшь от солнца.

Тебе, — говорит Мария, — не поможет твоя газета.

Вот, возьми винограда.