в потоке света призрачный доспех

… был рыцарь Пфальц; стеклянный идиот,

не помню, почему мы звали Пфальцем

его блестящий петушиный шлем,

его блестящий гербовый нагрудник.

он был для нас запретен, словно плод

познания для Евы. даже пальцем

коснуться Пфальца было нам нельзя.

тотчас влетала бабушка, грозя

небесной карой, тонкою рукой

сурово, как архангел, потрясая.

он чем-то был ей дорог; со своей

стеклянной петушиной головой,

с зелёною дубовою подставкой.

его любила бабушка как есть,

а нас как есть, напротив, не любила.

как я узнал через пятнадцать лет,

откуда взялся Пфальц: его привёз

за пазухой солдатской гимнастёрки

наш общий дед. разграбленный Берлин

мне представлялся новогодней ёлкой,

лишённой мишуры. в конце концов,

он мог найти ей швейную машинку;

он мог найти ей сrêpe de сhine на платье;

а вот — привёз стеклянного болвана,

и как она не выгнала его

в тот зимний день, весёлого, живого?

пять лет назад в такой же зимний день

она ушла и забрала с собой

зелёную дубовую подставку.

несла, несла, а вот — не донесла.

жила, жила, и больше не вернётся.

я сам теперь бы плакал над тобой,

немецкий рыцарь, груда разноцветных

осколков,

плакал, плакал так же горько.