Путешествие Говирье

Путешествие Говирьё

  Маленькая поэма

— Ведь ты — Харон! По бороде твоей

узнать сумел.

— А сам ты — что за птица?

Антонио Мачадо

1

Был тусклый свет и дальний берег бился

в нем как дельфин — приплыл из лунных вод —

неведомо — когда, ведомый — кем? —

как мы — Туманом, великаном с гривой,

холодной и седой с отливом алым —

как неподъемный летний небосвод.

Он тоже, как мы все — в путь запоздало

отправился и вот теперь идет,

дорогу освещают только рыбы,

а на ресницах оседает лед...

— Меня зовут Матеуш Говирьё —

мой спутник молчалив — во все дорогу

он имя мне не называл своё.

Он как гранит, но чувствую тревогу

в его спине, в движении её,

в дыхании — он воздухом не дышит —

его он пьет, как старое вино,

глотками нежными — как птица. Он не слышит,

трепещущую в сумерках свирель —

дельфин поет ноктюрн живого мира

и море все теплее. Все светлей

тумана золотистая порфира.

— Ты слышишь, друг? Наш путь ещё далек?

я в волнах вижу белые соцветья,

и белый невесомый огонек.

— В воде плывут прошедшие столетья,

мой друг. Меня ты не признал? Вотще…

Во тщете лет не раз с тобой встречались,

я летом в дождь бывал, как ты одет,

а осенью серпом снимал усталость

с деревьев — я с ветвей снимал листву,

и ты со мной беседовал как с равным.

И мне казалось — не бывать родству

такому боле в мире. Нынче сталось —

мы встретились. Давно уж мы плывем

по этим водам… Стой, не прикасайся

к цветам, к воде, покуда мы в жилье

не приплывем —

усни…

2

Горит кизил, шиповник и сирень

из белых вод поднявшиеся стражи.

Мираж плывет — Луна прядет кудель

и лоб её спокоен и разглажен

как небосвод, спокойный после гроз.

И гроздья с копий стражников свисают…

Мираж плывет — стоит сосна-колосс,

её медведи-старцы охраняют

от вьюг лихих. От желтоглазых вьюг,

безумных конных с розами в петлицах.

В ветвях сосны ютится полукруг —

знать месяц полупризрачный ютиться,

качает люльку и вздыхает вдруг

вдруг растворившись в небесах открытых

в глазах ребенка бдящего в ветвях

узлами и узорами повитых.

А в небе Жизнь — ни имени, ни лет —

мираж плывет с полуночным дельфином,

и свет любви горит неугасимо,

плывет ладья и отступает бред…

— Сухие листья — что за счастье, друг! —

горбун с шарманкой перед входом в осень

кричат чижи и замолкают вдруг —

кем стали, где мы? — Осень, братец, осень —

лишь полустанок, малый островок

в пути сквозь мглу — жизнь светит негасимо…

Мираж плывет и новая картина —

залита светом пляшет ночь без ног!

Безумный вальс калеки и юнца —

форфорный месяц выбрала в партнеры,

они плетут среди ветвей узоры

и контуры любимого лица…

— Я вспомнил все — осенние цветы —

бродяги робкие, у ледяного моря —

с Зимой ступающей среди бурунов спорят.

Зима грядет и рушатся мосты

к осколкам памяти, к кусочкам серебра

оставленным на островах далеких —

я по тростинке, перед многооким,

драконом ночи все спешу туда…

К любви, в мираж — в игру души с душою,

но сей игрой мы делаем большое,

как облака, как этот дивный взгляд…

Мираж, любовь — они, мой друг, одно —

шуты и всё — на нашем грустном пире —

все остальное — дно. Тумана дно,

зрачков его — он правит в дольнем мире…

Он тянется все дальше — за карму

он тянет руки. Проводник смеется

и с белых гроздей на лицо ему

и мне на веки белый воздух льется…

— Какой туман! Не видно даже рук…

Но нет, я сплю! Я сплю, мой друг, не так ли? —

Из камышей взлетают молча цапли

и слышен где-то отдаленный стук.

Ударят раз — молчанье — шепчут листья

дубовые, их шепот как песок,

который в детстве собирали вместе —

он убегал сквозь пальцы, тек и тек,

но раскрывая горсть, мы находили

песчинки, что поток с собою не унес.

Мы эти капельки потом родным дарили

неся их через луг, через дубовый лес…

3

Какая блажь — в дом из песка игра

— Войди в него, открыта дверь и лампа

горит над дверью, осветив курган

в пшеничном поле. Тихо дремлет мама,

на грудь склонивши голову как встарь.

И всюду не песок теперь — янтарь —

все — сепия в альбоме, свет в окне,

ночной мотыль на голубой стене.

И музыка большого граммофона

и дети — мы, сбегающие с склона…

… я оборачиваюсь — по холмам идет

Туман, все тот же величавый старец

и души зим он в коробе несет,

янтарные, степные души стариц…

Какая блажь… что ни игра, то плач,

чем больше слез, тем нам приятней зимы.

Горят огни и светит нестерпимо

луна над полем. В поле бродит грач

он подбирает семена. Туман

его поглотит, только лишь он крикнет,

и внемля крику головой поникнет…

И это все…