№ 20 Мааэринн

Лен раскинул руки и представил, что это — крылья, способные чуять ветер, опереться на воздушные струи и взмах за взмахом шагать по ним, как по ступеням. Ветер, подслушав его, ударил в лицо, донес звук, упругий и звенящий. Варган, узнал Лен, Яся колдует.

Яся сидела над обрывом на скальном выступе и самозабвенно играла. Глаза ее были закрыты, лицо расслаблено, длинные волосы струились по ветру. Только пальцы у губ шевелились, беспокоя язычок варгана — и полог мира и покоя расстилался над плато, над бурливой рекой внизу, окруженной скальными зубами, над узкой долиной за ней. Смолкли птицы, затихли луговые кузнечики и даже стадо горных коз на соседнем склоне замерло, прислушиваясь.

Лен крадучись подошел ближе, но разве можно утаиться от шаманки? Яся тут же встрепенулась и отняла от губ варган.

— Мира тебе, братик, — сказала она и улыбнулась. — Опять прячешься?

Тут же застрекотали кузнечики, запищали в кустах синицы. Козел на соседнем склоне громко бекнул, ударив копытом, и стадо, сорвавшись с места, убежало прочь.

— Не хотел мешать, только послушать, — ответил Лен и тоже улыбнулся в ответ. Если шаманка хочет твоей радости, разве удержишься?

— Вот, так-то оно лучше. Грустить неправильно, Ар бы не хотел.

Неправильно! Как будто сам он не знал.

Только что в этом мире правильно? Как можно смотреть на горы, слушать шум ветра, плеск воды? Как можно жить?! И мир этот — вода, ветер и горы, даже звон варгана! Как все это может быть по-прежнему, когда его — нет?! Это страшно несправедливо!

Это просто — страшно…

— Вот, ты опять! — Яся озабоченно глянула в глаза, но тут же снова улыбнулась — и Лена окатило волной искрящейся радости. — Сядь сюда. Ну же, братик!

Он послушался, сел. Она, весело смеясь, тут же улеглась на его колени. Тонкий стан призывно изогнулся, острые маленькие грудки обрисовались под натянувшейся тканью. А глаза подернулись дымкой страсти.

— Это любовь, Лен. Любовь — такая. В ней много боли, но радости больше. Почему ты берешь боль и отвергаешь радость?