Па-де-грас

***Искандер***

Он отказался оставаться в ЦСП на должности инструктора. Решил сбежать от меня. Наверное, он отказался бы, даже если знал, чего мне стоило добиться этого предложения, особенно если бы знал. Но он не знает. Он хочет уехать, чтобы служить. Нормально, как все, с кем он прошёл обучение в ЦСП. Неужели я так испортил ему жизнь, что он готов ехать куда угодно, лишь бы подальше от меня?

— Лёша, зачем ты бежишь?

Он удивлённо поднимает брови и в недоумении смотрит на меня:

— Что непонятного? Если я останусь здесь, то в качестве кого? Твоего постельного мальчика? Субботний перетрах и урывками минет? Искандер, ты слишком многого от меня хочешь. Я армейский офицер. Можешь смеяться, но сексуальные экзерсисы с тобой не отменят этого факта. Я хочу служить, а не...

Что-то в моём лице заставляет его остановиться.

Я не оставляю надежду уговорить его:

— Ты здесь останешься в качестве инструктора и будешь отрабатывать свой хлеб потом и кровью, как все инструкторы. Ты же знаешь, насколько им нелегко. Я не предлагаю тебе ничего позорного. Никаких поблажек.

Он смотрит мне в глаза и упрямо качает головой:

— Нет. Прости, если сможешь. Пойми, это не для меня. Здесь маленький замкнутый мир. Рано или поздно о нас узнают, и я боюсь подумать, что будет тогда.

Говорят, если любишь, нельзя удерживать своих возлюбленных силой, иначе любовь станет ненавистью. Я не буду удерживать его, но как же мне больно! Не видеть его, не слышать, не прикасаться к нему. Сколько я так смогу?! И смогу ли вообще?

***Лёша***

Всё. Я распрощался со всеми, с кем отмучил этот год в ЦСП. И я простился с Искандером. Что это было? Сон? Угар? Не знаю, пока ещё не решил. А сейчас я уезжаю, далеко и надолго, навсегда.

У меня есть две недели отпуска. Домой съездить, что ли? Я очень хочу увидеть маму и Юрочку — Юрхена, как там у него? К отцу у меня отношение нейтрально-никакое. Ни любви, ни ненависти. Ну, есть он и есть. Решено: еду домой, а потом — новое место службы, новые люди, новая жизнь. Искандеру в ней нет места. Я забуду его, обязательно. Я очень постараюсь.

***Со стороны***

Всем курсантам ЦСП после обучения присвоены очередные звания.

Гвардии старший лейтенант Штольц служит в ** отдельной гвардейской бригаде специального назначения ГРУ.

За два последующих года с Искандером Амировым они пресеклись дважды.

Первый раз, когда раненому Штольцу полевой хирург хотел просто отпилить разодранную осколками ногу. В тех условиях выбор был невелик: или ампутация или гангрена.

Искандер, внимательно следивший за судьбой любимого человека, сделал невозможное, и Штольца первым же бортом отправили в столичный госпиталь. Лёша был ему бесконечно благодарен, но продолжать отношения категорически отказался. Марат Кинсаров, как обещал, отдал свой долг Искандеру — Лёшей занялись лучшие врачи. Удалось не только спасти ногу, Штольц продолжил служить.

В следующий раз жизнь Лёши сделала очередной крутой поворот спустя почти два года после ЦСП.

Старлей Шалаев подошел к Штольцу:

— Лёха, зайди к командиру, там что-то срочное-личное для тебя.

— Иду.

— Заходите, старший лейтенант. У меня для Вас печальное известие. Ваши родители погибли в автомобильной аварии. У Вас же ещё есть младший брат? Отпуск оформим с сегодняшнего числа. Езжайте.

***Лёша***

В голове ни мысли, сердце замёрзло, в душе волчий вой. Тоска, тоска, скулы сводит, глаза сухие...

Мамочка, как же это? Отец. Я простил ему всё. Не верю, что их больше нет.

Юрхен. Что с ним? Он же остался совсем один! Он абсолютно беспомощен. Маленький, больной, на инвалидном кресле. С трудом пересаживается в кровать и обратно в это проклятое кресло. Я должен быть там, с ним.

Похоронить родителей ещё не всё. Надо подать рапорт. Отставка, напоследок — очередное звание, гражданская жизнь.

Искандер помог сделать всё в кратчайшие сроки.

Когда я приехал домой, оказалось, что Юрочку отвезли в дом инвалидов. Мне его отдадут, только когда оформлю опекунство. Нужно срочно найти работу, собрать ворох справок. Но сначала...

Родителей хоронили в закрытых гробах.

Машина вылетела с трассы на крутом повороте и кувыркалась под откос сто двадцать три метра. Кузов пришлось распиливать болгаркой, их выносили на брезенте, не осталось ни одной целой кости, тела были, как желе, не за что ухватиться.

После смерти родителей мне выплатили приличную страховку. Вопрос с работой был решен — покупаю машину, становлюсь извозчиком. Так у меня будет абсолютно вольный график работы и никакого контроля — то, что нужно, когда у тебя на руках инвалид.

Юрку мне отдали через тринадцать дней.

Я не плакал, когда узнал о смерти родителей, не плакал, когда хоронил их, но, увидев Юрхена, маленького, худенького и бледного, с испуганным затравленным личиком, я разревелся так, как никогда в жизни.

Он обнимал меня своими цыплячьими ручками и успокаивал:

— Лео, не надо, я же здесь, с тобой. Теперь всё будет хорошо.

Это я должен ему говорить. Это я должен его утешать. Эх ты, Лёшка, старший брат называется...

— Да, Юрхен. Теперь всё будет хорошо.

— Ты отвезёшь меня к маме? И к отцу. Когда?

— Завтра же съездим. Хорошо?