Глава 4

Заир с нетерпением ожидал, когда султан Юсуф позволит ему войти.

Было слишком раннее утро, чтобы можно было вот так просто заявиться к господину и попросить об освобождении одного из заключённых в темницу чужеземцев. Но он не был трусом и потому, как только узнал, что владыка бодрствует, отправился к нему.

Вскоре его позвали внутрь, и, мысленно подбирая нужные слова, он вошёл в покои.

— Что-то важное, друг мой?

Настроение господина было весьма хорошим, и Заир решил, что это добрый знак.

— Милости пришёл просить!

— Ты так редко обращаешься ко мне с просьбами, что я даже заинтригован. Прошу, говори, — удивлённый Юсуф указал на сиденье напротив и хлопнул в ладоши — в комнате тут же появились служанки. Бесшумно они поставили на стол поднос с кофейником и, налив в две чашки дымящийся ароматный напиток, тут же вышли.

— Прошу, говори! — повторил он, видя, что советник не решается начать.

Тот подержал в руках горячую чашку и поставил обратно, и негромко произнёс:

— Среди чужеземцев, которых вчера отправили в темницу, есть ещё один человек, которого я прошу отпустить.

Голос его прозвучал глухо. Нет, ему не жаль было просить за Пьера! Просто он знал, что, затронь он снова эту тему, ему вновь придётся говорить и о Доминик, а этого ему теперь хотелось меньше всего!

— Неужели и он когда-то спас тебе жизнь? — усмехнулся Юсуф, откинувшись на спинку сиденья и острым взглядом впиваясь в советника.

— Это слуга того, кто меня спас, — пояснил Заир. — И если мы отпускаем этого юношу, нужно вернуть ему и слугу — он молод и ещё так неопытен, что не сумеет в одиночку пересечь пустыню. Отпустить его из дворца одного — то же самое, что всё равно его убить.

Владыка задумался. Это было так странно для визиря — просить о милости, которая не требовалась: тот ведь должен был понимать, что он не собирается казнить чужеземцев! — по крайней мере, не всех… Конечно, Заир с самого начала настаивал на милосердии, но совсем не так упорно, как теперь, когда вспомнил этого юношу… И что могло так затмить его разум, чтобы он снизошёл до таких настойчивых просьб, султан не представлял.

— Я могу надеяться?.. — не удержался тот, видя, что повелитель молчит.

— Ты так долго служишь мне, друг мой, и так мало просьб я от тебя слышал… Но и эту не могу выполнить — никого из них и так не ожидает плаха, — объяснил Юсуф. — Они будут свободны через несколько дней, когда будут казнены те, кто действительно этого заслуживает, и утихнет злоба наших воинов, видевших нападение на меня. Иначе за стенами дворца их будет ждать расплата за то, чего они не совершали.

— Могу я всё же сейчас забрать одного из них?

— Поступай, как знаешь, — кивнул он благодушно и, устроившись поудобнее на тахте, спросил с интересом. — А как вышло, что он спас тебя? Я видел, как ловко он владеет кинжалом, но где же с ним столкнулся ты?

— О, это было давно… — погрузился Заир в воспоминания. — Несколько лет назад, когда я возвращался из Англии в Дамаск, я остановился в Виндзоре. В эти дни в городе был праздник, и жители толпились на площади. Дальние улицы почти опустели, стражей там не было, и на меня напало несколько головорезов. Слуги мои сразу убежали, я защищался, как мог, но быстро был повержен…

Он замолчал. Перед глазами его снова был тот момент: он — почти без сознания, и ему казалось, что он уже видит деревья райского сада… А потом перед взором появился печальный ангел — добрые мягкие глаза, подёрнутые какой-то тоской, с неимоверной жалостью глядели на него…

— Что насчёт юноши? — напомнил Юсуф.

— Это он нашёл меня — перетянул рану, позвал на помощь людей, после — приютил в каком-то доме и заботился до тех пор, пока я не встал на ноги. Потом мы разъехались и больше никогда не встречались. И я так и не сумел ничем ему отплатить… А если бы не перстень, который я тогда видел у него, я и сейчас не узнал бы его под этой маской! — с досадой признался Заир, всё ещё ощущая в этом свою вину.

— Что ж… Можешь сказать, что его слуга свободен. Хоть так порадуешь его сердце!

Визирь поднялся и искренне поблагодарил владыку. На душе его стало гораздо легче — ему не пришлось сказать ничего лишнего о Доминик и удалось выполнить её просьбу!

Покинув повелителя, он спешно отправился в темницу, стремясь быстрее забрать Пьера и вернуться к Доминик, которая провела беспокойную ночь в его покоях и теперь всё ещё была как на иголках.

В темнице чужеземцы томились в нескольких камерах. Отдельное место было отведено только двум тамплиерам, да ещё за одной решёткой на скамье лежало израненное тело: Гильберт был единственным из напавших на султана, кого не заковали в цепи. Обессиленный от потери крови, теперь ему было всё равно, казнят его или нет. Иногда, возвращаясь в сознание из горячего бреда, которым был объят его мозг, он понимал, что без лекаря не доживёт даже до плахи, но более жара его жгла ненависть — ярость, что не удалось истребить то, что он считал злом…

Заир приказал стражам отпереть решётку. Зная доверие к нему владыки, те беспрекословно подчинились. Держа палаши наизготовку, чтобы никто из пленных не рискнул напасть, они пропустили на волю Пьера.

Визирь показал ему следовать за собой, и тот решил, что настал час его казни. Оглянувшись, он увидел, что собратья провожают его последним взглядом, тоже считая, что он стал первым из них.

Остатки его сомнений испарились, когда в это же время стражи открыли камеру с двумя тамплиерами и с грубой шуткой про плаху вытолкнули их наружу. Некоторое время он слышал за спиной звон их кандалов, но недолго — вслед за визирем он поднялся по лестнице ещё выше, и этот звук отдалился.

Он шагал отяжелевшими ногами. Следом за ним шли двое стражей, и он не собирался делать попыток к бегству, понимая всю их тщетность. Он пытался вспомнить всё, что хотел бы сказать небу, предполагая, что на плахе ему такой возможности не дадут, но мысли метались в беспорядке — он не был готов к такому повороту и даже в темнице ещё надеялся, что всё обойдётся. «Лишь бы её не казнили, лишь бы сумела выбраться…», — быстро в мыслях пролистнув свою жизнь, подумал он о Доминик и остановился: визирь подвёл его к какой-то двери и сделал знак стражам. Те развернулись и ушли, а Заир аль-Хикмет распахнул её и втолкнул Пьера внутрь.

В комнате, склонив голову на нервно сжатые руки, сидела Доминик. Она всё также была в шлеме с полумаской, скрывающей верхнюю часть лица, и глаза её были закрыты. Только губы беззвучно двигались, моля небеса о милости.

— Вот, привёл! — громко сказал Заир, и она подняла голову.

— Хвала небесам, ты жив! — кинулась она к Пьеру.

— Вы оба свободны и можете уехать! — визирь нервно сел на тахту.

Пьер всё ещё ничего не понимал, и Доминик пришлось ему объяснить.

— Кстати, остальных ваших спутников тоже отпустят, — добавил Заир, когда она вкратце рассказала об их давнем знакомстве.

— Невероятно! — с каким-то недоверием восхитился тот и тут же насторожился, — но двоих уже повели на казнь? Я сам слышал, как это сказал стражник!

Доминик побледнела.

— Странно… Я ничего не заметил, — озадаченно ответил Заир, поднимаясь. — Будьте пока здесь, я узнаю, что там происходит!

Оставив их в большом беспокойстве, он снова отправился в темницу.

Спустившись и обойдя камеры с чужеземцами, он понял, что одна из них теперь действительно пуста. Оглядевшись, он заметил недалеко стража, но это был уже не тот, который открывал для него дверь, выпуская Пьера.

— Куда их повели? — спросил Заир, указав на пустую камеру.

— Мудрый Халиб приказал выполнить распоряжение повелителя. Казнят их сегодня, — немного равнодушно ответил тот и махнул в сторону собрата, стерегущего второй вход. — Вон Расул лучше знает, где они сейчас, а я только заступил на пост.

Визирь нервно дошёл до Расула.

— Они у султана? Их повели, чтобы решить про казнь?

— Нет, к чему это… Решение уже принято; их сразу: бац — и голова с плеч!.. — ответил тот, подтянувшись, чтобы выглядеть браво перед важным сановником.

Заир быстро поднялся по лестнице, ведущей из тесной темницы на простор. От сознания, что больше ничего сделать он не может, дышать было тяжело… Да, он и так знал, что виновные не избегут казни — наказание следует за проступком, и это должны были видеть все! Но он надеялся, что Доминик к этому времени уже покинет дворец. «Если она узнает, что кого-то из её отряда казнили… — мрачно подумал он. — В её глазах и без того так много тоски и странной печали, так как я могу сообщить ей ещё о новых горестях?..».

Несколько часов он бродил по дворцу, не зная, как вернуться в покои, где она ждала. А через какое-то время встретил Халиба: тот поднимался по лестнице и был чем-то страшно доволен.

— Что это? — указал Заир на кровавый платок в его руке, и визирь сладостно усмехнулся.

— Друг мой, брат мой… Это пустяки — испачкался, когда глядел, как свершается воля небес. Когда эти грешники предстанут перед…

— Их казнили? — Заир помрачнел так, что Халиб даже удивился.

— Ты и сам знал, что так будет!

Тот кивнул, с трудом проглатывая откуда-то взявшийся в горле ком.

— Но думал, что позже…

— К чему ждать, если верное решение и так принято?

— Несомненно… — машинально ответил Заир и развернулся. — Мне нужно идти.

«Мне нужно идти…», — лихорадочно повторил он в голове эти слова ещё пару раз. И попробовал себя убедить: «Я сумею объяснить…».

Он шумно открыл дверь в свои покои и, войдя, захлопнул её.

— Ты что-то узнал? — Доминик нетерпеливо подскочила с места.

Заир с трудом заставил свой голос звучать уверенно, и на миг на его губах даже появилась почти настоящая лёгкая улыбка.

— Всё в порядке! Ошибка была, показалось… — кинул он, смотря на Пьера и стараясь не встречаться взглядом с Доминик.

Она медленно села, не отрывая от него ошеломлённых глаз.

— Они… их уже казнили, да? — очень тихо, напряжённо спросила она, похолодев.

Заир молча, нехотя на неё посмотрел. Она опустила голову и сжала её руками.

«Бесчеловечно… — в каком-то тумане подумала она. — Так быстро и… навсегда. И все годы, что жили они, и все мысли, что когда-то думали… Всё теперь не имеет смысла…».

Она вдруг почувствовала, что металл маски стал ещё холоднее. Быстро стерев нежданные слёзы, она поднялась.

— Ты не должна винить себя… — произнёс Пьер, и она резко перебила:

— Я и не виню.

Но это была ложь.

— На днях отпустят остальных, — добавил Заир, — и вам всем нужно будет сразу уехать. А ты не должна была сюда и приезжать!

— Не должна… — повторила она. — Да, я понимаю. Понимаю, не беспокойтесь… Я знаю, что их уже не вернуть…

Её голос был до странности спокоен. Хрустально спокоен и слишком чист. Как хрустальный кувшин, готовый разбиться от слишком высокого звука, если тот внезапно прозвучит…

Конечно, при соответствующей внешности и поведению его ноты можно было принять за слишком юный голос молодого человека. Но уже не сейчас, когда к нему обращались, как к женщине. Теперь всё вставало на свои места, и султан, находящийся в это время в коридоре за дверью вместе с Халибом, услышал то, что так хотел рассказать ему визирь, который и привёл его к покоям Заира.

Всё же Юсуф бесстрастно взглянул на Халиба, показывая, что ему не важен этот секрет, и уже готов был развернуться и уйти, как вдруг тот, резко распахнув дверь, вошёл в комнату.

— Что случилось? — спросил Заир, не ожидая, что вновь так скоро его увидит.

— Всё в порядке, друг мой! Узнал, что у тебя в покоях освобождённые милостивым владыкой чужеземцы… Вот, решил лично сообщить им новость: наверняка, по доброте своей ты ещё не рассказал им о том, что некоторых их спутников уже казнили!

Говоря это, он медленно приближался к Доминик. Не обращая на него внимания, она стояла у окна — перед ним можно было не скрывать отчаянных глаз. И она не могла ожидать, что, подойдя, он вдруг сорвёт с её головы шлем-маску!

Она обернулась. Тёмные волосы, обрезанные до плеч, небрежно рассыпались; на лице её, удручённом и отчаявшемся, были мокрые полосы невысохших слёз. Увидев их, Халиб ласково улыбнулся, но она уже смотрела не на него, а в сторону двери — та была открыта, и за ней стоял повелитель, непередаваемым взором глядя прямо на неё…

Резко оттолкнув Халиба, Пьер встал перед Доминик, закрывая от чужих глаз. Заир оглянулся на султана: тот посмотрел на верного друга странно — как хозяин, от которого слуга утаил жемчужину, способную украсить его казну.

Халиб, бросив враждебный взор на Пьера, вышел неторопливо, будто смакуя момент. Дверь за ним медленно закрылась, и в комнате повисла пауза, но ненадолго — как только в коридоре затихли быстрые, лёгкие шаги султана и тяжёлые — визиря, Заир кинулся к ошеломлённой Доминик:

— Немедленно уходите!

Пьер с Доминик бросились собирать свои вещи, разложенные на столе. Их было мало, главное было — забрать оружие, и они спешно пристегнули ножны обратно к поясам. Уже через пару минут, собираясь сопроводить их до конюшни и убедиться, что они уехали, Заир отворил дверь в коридор. И тут же опешил — здесь стояло несколько мамлюков из охраны султана.

— Эти люди — со мной! — не растерявшись, приказал он их пропустить, но это не помогло:

— Мудрейший, по приказу владыки они не могут покинуть ваших покоев! — стражник даже поёжился, увидев чёрный взгляд визиря.

— А я?

— Ваша милость может делать всё, что хочет, но они должны остаться внутри, — он мельком глянул на показавшихся из-за спины Заира чужеземцев, заинтригованный тем, что же ещё те натворили.

— Возвращайтесь в комнату! — обернулся к ним Заир. — Я скоро вернусь.

Кинув напоследок опытный взгляд на вооружённых стражей и поняв, что через них живыми не пройти, Пьер закрыл дверь, а визирь поспешил к владыке. Он знал одно — или он сумеет уговорить отпустить чужаков в их земли, или же — нет. Что было бы после этого «нет», он сейчас думать не хотел…

Султан в своих покоях был один. Увидев Заира, он нисколько не удивился, очевидно, ожидая его прихода.

— Ты солгал мне? — спросил он, глядя так пристально, будто разрезая на части, чтобы рассмотреть, где внутри истина. — Ты сказал, юнец спас тебе жизнь.

— И это правда, повелитель, всё до единого слова! Не было лжи — ни в словах, ни в поступках. Да, это не юноша… Но неужели это перекрывает все дела и помыслы? Ты обещал отпустить…

— Юношу.

Заир похолодел.

— Разве она не имеет права на свой путь?

Юсуф, задумавшись, не ответил. Мог ли он объяснить, что почувствовал, увидев Доминик?.. И так сквозь прорези маски горящие смелостью глаза молодого человека привлекли слишком много его внимания, заставляя удивляться скрытому внутри отчаянному бесстрашию. Теперь же — видеть в памяти это лицо, такое грустное и нежное; помнить этот звонкий голос и представлять, как она могла бы смеяться и улыбаться… Нет, он не мог её отпустить!

Он резко встал, и Заир вдруг ощутил, как на него навалилась такая тяжесть, которой не было, даже когда он узнал о поспешной казни тамплиеров. Он понял одно: Юсуф не собирается продолжать разговор. Не о чем… Всё уже решено.

— Повелитель! Прошу, ещё пару слов!

Тот пронзительно посмотрел на слугу, осмелившегося ему перечить.

— Она не выдержит плена. Она зачахнет, и ты никогда не увидишь её улыбку… Владыка, разве тебе нужны её слёзы?

Его голос был очень напряжён, он не знал, как объяснить то, что сознавал сам. Но Юсуф как будто сразу понял, что он имеет в виду.

— Она так много путешествует, живёт наравне с воинами… Ей нужна свобода, — тихо добавил Заир, видя на лице господина проблеск понимания.

Тот снова задумчиво присел.

— А разве через месяц-другой она не привыкнет к своему новому положению, не станет послушна?

— Ты видел: она была готова расстаться с жизнью, чтобы спасти других, — осторожно напомнил визирь. — А что будет, если лишить свободы её саму?..

Владыка постучал пальцем по подлокотнику.

— Ступай пока! Я подумаю, как с этим быть… — махнул он рукой, и Заир медленно вышел, оглядываясь на задумавшегося господина.

«Свобода… — усмехнулся тот. — К чему она, когда бедствуешь, передвигаясь по чужим землям и терпя лишения; к чему она, если её можно продать за покой и богатство? Свобода нужна мужчинам, не женщинам. Что они будут делать, если станут свободны? Жизнь станет для них скучна и бессмысленна! Да, Заир прав: это странная женщина, если она так печётся о своей свободе. Но понимает ли она, что за такой свободой стоит пустота?..».

Когда визирь вернулся в свои покои, Доминик всё также стояла у окна, от которого как будто и не отходила всё это время. Она не оглянулась на шум открывшейся двери, и он сам осторожно подошёл к ней.

Полумаска, как всегда, скрывала её лицо; а глаза спрятать было невозможно… Она посмотрела на него молча и даже грустно улыбнулась, но Заир прочёл в этом взгляде такую чёрную тоску, что ужаснулся.

— Меня ждёт казнь? — спросила она, снова уткнувшись в окно, будто её не интересовал ответ.

— Нет, ни за что! Владыка не хочет отпускать тебя… — прошептал визирь, но она, казалось, не слышала — проглотив сухой комок в горле, она глухо повторила:

— Меня ждёт казнь.

Он понял. Он ещё немного постоял рядом, чтобы попробовать спросить:

— Разве ты не можешь…

Но она тихо перебила:

— Смирение — это не моя жизнь.

Он говорил что-то ещё, но её взгляд, проходя сквозь окно, отрешенно упирался в глубокое небо. И Заир сдался, видя, что слова его не могут ничего изменить — ни в душе султана, ни в сердце Доминик.

А она ощущала глубокую, тягостную пустоту сейчас. Конечно, теперь, в конце этого странствия, этого пути, который она сама выбрала, было невероятно досадным проиграть в неравной борьбе с другими людьми! — она хотела отправиться в дорогу, а её задерживали… Но гораздо большим страхом был не этот проигрыш, не понимание, что кто-то другой может быть сильнее, может считать своё собственное решение по твоей судьбе главнее, а иное — потерять свободу. Свобода так сладка! — даже несколько дней, проведённых с нею, напрочь меняют сердца, не позволяя им более смиряться. А рабство, плен для того, кто не может смириться, — это жгучее пламя, медленно сжирающее душу…

Дверь снова хлопнула: в комнату вошёл Юсуф. В глазах его мелькнули молнии, когда он увидел, что Пьер, резко поднявшись и встав рядом, снова загородил собой Доминик. Она обернулась и, заметив султана, помрачнела.

— Вы обещали нас отпустить. Или это не так? — отвернувшись, сухо спросила она, не желая на него смотреть, и он ощутил, что душа его горит. На миг нахмурившись с досады, что действительно обещал отпустить юнца и его слугу, он тут же взял себя в руки.

— Конечно, обещание нерушимо! Но я хочу вам кое-что предложить: в темнице томятся ваши спутники — я готов отпустить и их, если вы согласитесь некоторое времяпожить в моём дворце.

— Я много слышала о великодушии и мудрости султана и убеждена в том, что ни в чём не повинные люди и так будут освобождены! — ответила она, помня, что сказал Заир: владыка не собирался казнить её спутников, а значит, ему придётся отпустить их независимо от её ответа — просто потому что справедливые люди по-другому поступить не могут.

— Вы правы, — пристально глядя на неё, усмехнулся султан её уверенности, — невиновные будут отпущены… Но ведь есть и другой — тот, кто напал на меня. Кстати, он ранен и скоро сгниёт в темнице от своих ран; а, может, я всё-таки отправлю к нему лекаря — но лишь, чтобы он в сознании видел тот час, когда его поведут на плаху! — жёстко сказал он и, заметив, что Доминик побледнела, чуть мягче добавил. — Всё же я смогу забыть о его проступке и прислать ему лекаря, и даже отпустить на свободу, когда раны затянутся, — но только если вы этого захотите. Взамен же я прошу лишь одного: немного поживите в этом дворце, радуя нас своим присутствием. Мне кажется, это не такая дорогая цена за жизнь, чтобы от неё отказываться?

Она помолчала, обдумывая.

— Не смей! — услышала она на ухо шёпот Пьера. — Ты не должна…

«Не должна… Не должна… — как в тумане, понеслись в её голове мысли. — Я никому ничего не должна… Я уже говорила так, очень давно, в прошлом, говорила!.. У меня был выбор, и я его сделала, и где я сейчас?.. Могла ли я поступить иначе тогда? И могу ли поступить иначе теперь…».

— Сколько времени мне нужно пробыть здесь, чтобы оплатить вашу щедрость? — хмуро спросила она.

— Сколько сами решите, но, конечно, не меньше, чем потребуется для выздоровления вашего спутника.

— И я могу жить тут так, как привыкла сама? — недоверчиво уточнила она, но он не ответил, сдержанно глядя на неё, не споря и не выдавая истинных чувств.

Он был уверен: главное — это убедить её остаться. «Когда она поживёт здесь, в уюте и спокойствии, она расслабится», — подумал он. «Это ведь странствия и близость к опасностям сделали её сильной и осторожной. Она отдохнёт и снова вспомнит свою женскую сущность, и сама захочет остаться тут, в роскоши и комфорте. Нужно лишь время… А если позже она и решит всерьёз покинуть дворец, то тогда и узнает, что это невозможно. Ей останется только смириться, но это будет легко — она ведь уже привыкнет жить здесь», — мысленно отметил он, бесстрастно глядя на неё.

Доминик оглянулась, будто в поисках помощи или знака, указавшего бы, как поступить. Но во взгляде Пьера она прочла категоричный отказ, а в глазах Заира прочесть совет или подсказку было невозможно…

Ещё раз она подумала о том, как хорошо было бы прямо сейчас же отправиться в путь и, проехав крепостные ворота, навсегда забыть об этих тяжёлых днях!.. Но тут же ощутила, что на душе её вечно висела бы тень казнённого Гильберта. Да, она не знала его, как человека, никогда не беседовала с ним по душам, не считала другом… Но он был человеком — живым. И, если бы она отказалась, он навсегда исчез бы из этого мира. «Могу ли я это позволить? Могу ли я позволить это самой себе?», — снова подумала она и, наконец, решилась.

— У меня нет другого выхода, — тихо произнесла она, и Пьер мысленно выругался. — Я останусь здесь… ненадолго — пока Гильберт не поправится… Вы ведь направите к нему лекаря?

Она вопрошающе взглянула на Юсуфа, и тот довольно про себя отметил, что в её глазах не было неприязни к нему. Тонко улыбнувшись, он кивнул в ответ и направился к выходу, по пути махнув рукой Заиру. Тот пошёл следом, сам не понимая, рад ли тому, что всё так произошло… — он был верным слугой и другом султана, но он был другом и для Доминик… Он бы желал, чтобы они оба были счастливы! А было ли это возможно, он не знал.