Кукла

Поскрипев ключом в замочной скважине, я перешагнула порог своей квартиры и привычно нащупала маленький выключатель настенного бра. Вспыхнувший огонек подсветил узкий коридор, маленький пуфик под настенным зеркалом и вешалку с одиноко висящим на ней мужским зонтом. Прикоснувшись к черной материи, я провела пальцами по шуршащей поверхности зонта и воспоминания тут же возникли у меня в голове, разные, хорошие и плохие. Отдернув руку, я со злостью сорвала с себя юбку и забросила ее в темноту комнаты. Что за день такой сегодня? Несчастья высыпаются на меня как град из темной тучи, последнее из них — испортила свою юбку, задела обо что-то и испачкала ее в краске. Что во мне не так, почему вечно влипаю в какие-то истории? Мама в детстве, подсмеиваясь над моими неудачами, иногда говорила: «Характер у тебя очень мягкий, словно ватный, а в жизни надо уметь быть стальной». «Мама, мама…» — горестно вздохнув, я побрела на кухню: еще одна привычка из моего детства — приходя домой, сразу заваривать чай.

Сделав несколько глотков обжигающего напитка, немного успокоилась. Ну, что я, в самом деле, как маленькая, расстроилась из-за такой ерунды? Куплю себе еще юбку! Несчастья? Да, просто нелепые происшествия, ведь самое худшее не это, а то, что выходные, которые наступят завтра, опять проведу одна. Стукнув кружкой по столу, задумалась: вообще-то, у меня есть парень, Лешка и этот зонт в прихожей — напоминание о его пребывании здесь. Мы много времени проводим вместе и я его люблю, но он постоянно выпадает из наших отношений, это сильно обижает. «Лапуль, я к другу на выходные поеду, в понедельник созвонимся», — оборвал он сегодня разговор по телефону, даже не дослушав меня. Лапуль? Какое-то нелепое слово для любимой девушки, почему он называет меня так? Не котик, не зайчик, не еще как-нибудь! И не поинтересовался даже, может, Лапуля против его поездки, или Лапуля захотела сходить в кино! В общем, все понятно, мое мнение для Лешки совсем не важно, захотел — пришел, захотел — бросил меня на несколько дней и к другу уехал. Ну и ладно, подумаешь! Перезванивать и набиваться на общение — не буду! Расстроенно шмыгнув носом, я плюхнулась на диван в комнате и машинально схватила пульт телевизора. Экран послушно загорелся, высветив молодого корреспондента, рассказывающего о театре Образцова. Промелькнули отрывки кукольных спектаклей, и я с грустью вспомнила себя, старательно выводящую буквы в тетради с зеленой обложкой и маму проверяющую дневник. В тот день урок труда был посвящен изготовлению тряпичных кукол, у меня ничего не получилось, о чем и говорила запись в дневнике.

— Почему не сшила куклу? — мама тихонько погладила меня по голове.

— Просто не захотела, это скучно, — стыдливо опустив голову, я прочертила пальцем одной мне понятный узор на столе.

— Скучно? — послышался удивленный голос мамы. — А давай попробуем вместе!

Я подняла виноватые глаза, и увидела, как она, достав из коробочки в шкафу блестящие булавки, прикрепила к материи бумажную выкройку. С любопытством наблюдая, как мама ловко вырезала крошечные руки и ноги, подумала, что дома появление куклы оказалось настоящим таинством.

— Когда делаешь кукле лицо — улыбайся, тогда и она ответит тебе тем же. Сшиваешь куклу — рассказывай о себе, тогда игрушка получится как живая, и поймет тебя, — шутила мама, быстро делая стежки, и лукаво посматривая на меня через очки.

И я поверила! Наблюдая из-за маминого плеча, как благодаря ее проворным рукам, маленькое чудо появляется на свет, я очень обрадовалась, и шепотом представилась кукле, которая действительно, получилась «как живая». Долгое время я укладывала ее спать к себе в постель, и, старательно накрыв одеялом, втайне ото всех назвала тряпичную игрушку своей маленькой сестренкой. А сколько слез я пролила на полинялое платьице в горошек, надетое на мягкое, ватное туловище, когда мамы не стало. Кукла понимала меня: никогда не капризничала, терпеливо дожидалась меня из школы и не обиделась, когда, повзрослев, я забыла про нее. А потом, посмотрев последний раз на улыбающееся выцветшим ртом, лицо с безжизненными глазами, я отдала ее кому-то.

Вскочив с дивана, я зажгла в комнате свет. Очень захотелось в память о детстве и маме смастерить куклу, маленькую, забавную и, вручив ее Лешке, язвительно заметить: «Пусть теперь она побудет твоей Лапулей, ей все равно одна она в выходные или не одна». Внезапно пришедшая в голову идея очень понравилась и позабавила меня, но как смастерить? Глаза, понятно, из пуговиц, для набивки подойдет старый поролон, свернутый в рулон и заброшенный в кладовку, а вот туловище из чего сделать? Привыкшей пользоваться услугами ателье или просто выбрасывать старые вещи, мне было сложно найти в своей квартире что-нибудь подходящее, но, обведя взглядом комнату, я заметила около ножки дивана юбку. Обрадовано схватив ее, я нарисовала ручкой детали и стала прорезать ножницами светло-коричневую ткань. Конечно, сначала надо было сделать выкройку на бумаге и все рассчитать, но мне не терпелось: желание возвратить ощущение того, что ты не одинока, что можно обнимать, пусть и ватное, тельце и выплескивать в него то, что огорчает или волнует тебя, заполнило меня, и я подумала, что справлюсь и так. Туловище получилось широкое и немного кривоватое, ручки и ножки тонкие, но я решила, что для первого раза это нормально. Теперь — сшивать! Высунув от усердия кончик языка, исколов пальцы до крови, я смастерила маленькие части, потом, набив их белым поролоном, тщательно прикрепила к уже готовому туловищу. Зеленые пуговицы для глаз отрезала от старой блузки и, злорадно усмехаясь, пришила их на кукольное лицо черными нитками, сделав стежки крест-накрест через маленькие дырочки. Рот нарисовала красной ручкой, вышивать нитками, как мама, поленилась, и стала рассматривать, что получилось. Совсем не симпатичная, однобокая, с бугристым от неравномерной набивки, туловищем, скрепленная большими стежками, кукла напоминала монстра из современного мультфильма, а совсем не того, к кому хочется прижиматься. Ну и пусть, все равно ее Лешке подарю!

— Ну что? Проведешь со мной выходные, а потом к другому хозяину, — рассмеялась я, представляя выражение Лешкиного лица, когда вручу такой презент и отложила куклу на журнальный столик, довольная своей работой. Может, это и странно, но, после того как я сделала игрушку, все мое накопленное за день раздражение куда-то улетучилось. Выключив свет, я приоткрыла балкон, чтобы проветрить комнату и присела на диван. По телевизору герои какого-то сериала нудно и скучно что-то обсуждали…

Вздрогнув от стука, я поежилась: в комнате стало прохладно. Неохотно встав, я подошла к дверному проему чтобы прикрыть дверь, и замерла, заметив кого-то сидящего на перилах балкона спиной ко мне: кого-то, небольшого роста и сгорбленного, поставившего одну ногу на тонкое ограждение, а другую — свесив наружу. Вор? Может, домовой или галлюцинация? Хотя я же не сплю. Сумасшедший? Лихорадочно перебрав варианты, я спряталась за ажурную тюль.

— Э-эй, ты кто? — решилась окликнуть я незваного гостя.

— Ты, что, боишься меня? — существо повернуло голову.

— Не знаю, — я растерялась от такого вопроса. — Так ты кто?

— Я — никто, — выдохнуло существо и отвернулось к темноте.

— Эй, никто, а почему ты здесь сидишь?

— Просто решила, что так нужно. Тебе ведь одиноко?

— Мне совсем не одиноко, мне — нормально, — признаваться в своем одиночестве я не захотела.

— Да, одиночество приятная вещь, особенно если есть, кому о нем рассказать, — существо опять развернулось и пристально посмотрело на меня странным взглядом.

Я разглядела лысую голову, почему-то без ушей, зеленые, как у меня, глаза, правда расположенные один выше другого, рот — тонкая полосочка. Мое внимание привлекли руки: какие-то неправильные, не являющиеся продолжением плеч, они словно торчали из туловища. Существо мне кого-то напоминало.

— Меня сшила ты. Я кукла, — угадав непонятным образом мои мысли, существо наклонило голову в бок, разведя при этом руки в стороны, словно собираясь обниматься.

Я онемела. Кукла? Та, которую я смастерила сегодня? Бред!

— Это не бред, — увидев мое замешательство, продолжила кукла, — просто ты в реальном мире, а я в игрушечном и оживаю, только если грани наших миров соприкоснулись, вот как сейчас.

Я попыталась осознать происходящее, но разумного объяснения не нашла.

— А почему ты решила, что мне будет не так одиноко с тобой? — поинтересовалась я.

— Это не я, это ты так решила, — напомнила мне кукла и, опустив руки, попыталась улыбнуться, но ее рот лишь немного скривился, а лицо сморщилось от попытки стать приветливей.

— И что дальше? — растерялась я, не понимая, как теперь вручить Лешке свое ожившее творение.

— Ничего. Просто иди сюда, — протянув в мою сторону пухлую ладошку без пальцев, словно приглашая, тихо проговорила кукла.

Отбросив тюль, я сделала несколько шагов вперед: тряпичную игрушку, даже говорящую, пугаться глупо и осторожно дотронулась до сшитого края кукольной руки. Удивительно, но было не противно, мягкая рука, пощекотав мою ладошку, потянула к себе, и ощущение реальности плавно растворилось в ночном сумраке. Но дальше идти я не решилась.

— Иди, иди, — видя мои сомнения, продолжала настаивать игрушка.

— Куда идти?

— Сядь рядом со мной. Мне тоже одиноко.

Я затряслась от страха, даже не от страха, а от панического ужаса, вспомнив, что от моего балкона до земли ровно девять этажей. Но кукла так тоскливо взглянула на меня зелеными пуговками-глазами, отразившийся в крестообразных зрачках блеск луны, стал похож на капельки слез, что я не выдержала. Чувство стыда за то, что сделала ее лишь для того, чтобы посмеяться над своим парнем, заставило пожалеть бедняжку и я, закрыв глаза, присела на тонкие, черные перила. Прошло немного времени, но ничего не случилось, тогда я осторожно перебросила ноги на другую сторону перил и ощутила непривычную легкость. Мое тело наполнилось пушистой невесомостью, похожей на вату, ту, которой когда-то мама набивала игрушки и я, вздрогнув, приоткрыла глаза: промелькнувшая мысль о том, что теперь простой порыв ветра может сдуть меня, напугала. Я осторожно посмотрела вниз: под моим ногами медленно раскачивались верхушки деревьев, фонари освящали безлюдные улицы, а выше, над всем этим миром, была темнота. Вязкая, густая, непроглядная, пожирающая свет луны и звезд, она медленно обтекала дом, балкон, мои болтающиеся ноги, закрывая абсолютно все. Темнота притягивала. Я несмело попыталась прикоснуться к ней, но тьма вдруг расступилась, открывая в своей глубине крошечные, разноцветные домики, с проезжающими мимо них игрушечными машинками, солдатиков, старательно постукивающих в барабаны деревянными палочками и красивых кукол, расчесывающих друг другу волосы.

— Не хочу идти в свой мир. Там я никому не понравлюсь, надо мной лишь посмеются, — нарушил тишину вкрадчивый голос моего создания, — ты виновата в этом и должна все исправить.

— Исправить? Как? — удивилась я, а тьма сомкнулась, скрыв видение.

— Имя. Подари мне имя. Хочу быть Ла-пу-лей! — по слогам, но настойчиво произнесла кукла.

— Это не имя, просто мой парень так называет меня и это очень раздражает, — я опять вспомнила про наступающие выходные дни, которые придется проводить, занимаясь надоевшей уборкой или ожиданием того, когда Лешка вспомнит обо мне. — Тебе это зачем?

— Ты же хотела, чтобы я побыла с твоим парнем? Я согласна.

Хмыкнув, я задумалась: просьба была странная, и я внимательно посмотрела на куклу стараясь понять — не шутит ли она?

— В моем мире Лапулей называют красивых кукол. Я не красивая, но хочу, чтобы и меня называли Ла-пу-лей! — передвинулась поближе ко мне кукла.

В ее голосе прозвучали странные нотки, которые насторожили меня, а сама кукла, грозно сдвинув брови и сжав кулаки, вдруг увеличилась в размерах.

— Ты меня пугаешь! Перестань! Ну, если хочешь — хорошо, давай теперь ты тоже — Лапуля!

Просверлив меня взглядом своих пластмассовых глаз, кукла попыталась улыбнуться, но ее полосочка-рот, дрогнув, лишь немного растянулся, и она отодвинулась от меня. Вечерняя прохлада ощущалась все сильнее. Туман сворачивался плотными сгустками, которые сливались в две широкие, клубящиеся полосы, а ветер подгонял их ближе к моему балкону. Края полос разошлись под углом, и получилась широкая, раскрытая пасть без зубов. Я поежилась.

— Поздно уже, и спать хочется, — ощутив смутную тревогу, я захотела слезть с балконных перил.

— Нет, сиди! — схватив мою руку, кукла сжала ее. — Лапуля теперь я, значит, и хозяйка тоже я, а ты — игрушка и должна слушаться. Сейчас мы поиграем.

— Не хочу быть игрушкой, и мне больше не нравится здесь сидеть! Сейчас позвоню Лешке, он придет … — я попробовала вытащить руку — наглость куклы перешла все границы — но, потеряв равновесие, качнулась и замерла, стараясь не упасть в открытую пасть темноты.

— Позвонить не дам! Отправлю тебя в мой мир, это будет забавно! Ты станешь игрушкой и будешь выглядеть, как хотят другие, носить то, что хотят другие и вообще, делать так, как хотят другие! — зашипела игрушка странным голосом и, отпустив мою руку, выросла еще больше. — А я, Ла-пу-ля, останусь здесь!

Издав неприятный, скрипящий звук, словно стараясь засмеяться, кукла неожиданно уперлась в меня руками: стало страшно, но спихнуть с перил меня ей не удалось, мягкие руки лишь сгибались. Кукла разозлилась от своей беспомощности, и, зашипев, стала бить меня ватными кулачками, туман еще шире открыл свою темную пасть, а взвившиеся в его бездонном чреве маленькие смерчи, вытянулись, высматривая жертву. Я быстро перекинула одну ногу назад, но смерчи уже поднялись вверх, и сила их притяжения стала ощутимой. Пытаясь удержаться в своем мире, я схватила куклу за плечо, чтобы не упасть, и оказалась лицом к лицу с игрушкой, превратившейся в раздутое чудовище.

— Ла-пу-ля, Ла-пу-ля… — прекратив бить меня, противно затараторила кукла, качая головой, и развела опять руки в стороны: — Обнимашки! Куклы очень любят обнимашки!

— Пус-с-стии, не хочу-у-у, — закричать не получалось, слова просто вырывались со свистом из горла.

— Я тебя полюбила. Давай вместе пойдем в мой мир, мы так похожи, нам будет хорошо вдвоем, — кукла медленно смыкала руки.

Я понимала, что помощи ждать неоткуда, и приготовилась упасть в темноту, но вдруг почувствовала под пальцами нитки. Зацепив стежки, я потянула за них, и кукла изогнулась, а ее руки отодвинулись от меня. Машинально взглянув на смерчи, я заметила, что они остановились, видимо, боясь утащить куклу одну, и это придало мне решимости. Разорвав стежки, я дернула кукольную руку: раздался неприятный треск, и рука повисла вдоль туловища куклы, извиваясь словно щупальце. Из дыры в плече, в том месте, где раньше была пришита рука, торчал поролон. Я схватила почему-то мокрые, и от этого тяжелые куски набивки и, брезгливо поморщившись, стала выбрасывать их. Смерчи с причмокивающим звуком засасывали куски добычи, а кукла недовольно замычала, словно почувствовала боль и вцепилась уцелевшей рукой в мое горло. Тряпочная конечность, к которой я прикоснулась, шагнув кукле навстречу, и которая мне показалась такой мягкой и приятной, сейчас ощущалась жесткой и холодной, словно стальная проволока. «Это всего лишь юбка, моя юбка и поролон», — внушала я сама себе, стараясь не глядеть в ее выпученные пуговки-глаза, на которых черные нитки натянулись и трещали, готовые лопнуть.

— Забудь про Лешку, здесь только я, Ла-пу-ля, твое спасение от одиночества, — кукла стал еще больше, и скоро в мое лицо уперлось ее раздутое туловище.

Захотелось отвернуть голову и сделать вдох, но у меня не получилось, и в глазах появились черные круги, уши словно заложило ватой, но я продолжала вытаскивать поролон…

Сначала раздался звук громких шлепков, потом я почувствовала боль на своих щеках.

— Ира, Иринка, — сквозь мутную пелену пробивался знакомый голос и, приоткрыв веки, я разглядела испуганное Лешкино лицо.

Моргнув, я почувствовала, как по щекам покатились слезы.

— Ты пришел? — всхлипнув, я уткнулась лицом в знакомую клетчатую рубаху, чувствуя, как страх от этого постепенно проходит, уступая место ощущению того, что все, что случилось со мной, это просто ночной кошмар.

— Соседи позвонили и рассказали, что ты сидишь на перила балкона, разговаривая сама с собой. Я испугался и приехал. Что произошло? — Лешка внимательно осмотрел балкон. — И чем ты здесь занималась?

— К-ку-к-к-лу ши-л-ла, — заикаясь, ответила я, то же осматривая балкон.

Тумана видно не было, и это принесло мне облегчение. Оторванная, тряпичная рука лежала пухлой ладошкой вверх, словно прося помощи, истерзанная кукла равнодушно смотрела глазами-пуговками, лишь уголки ее рта неестественно скривились, словно кукла была чем-то недовольна, и мне вдруг послышалось тихое: «Лааа-пууу-ляяяя».

— Ничего себе игрушка! — я увидела, как Лешка усмехнулся. — Я и не подозревал, что ты мастерить такое умеешь. А чего она такая странная?

— Меня мама когда-то этому научила, ты еще многого обо мне не знаешь. Леш! Мне так одиноко было… — я прижалась к нему сильнее и захотела все объяснить, но жгущая горло боль помешала и я согнулась от кашля.

— Лапуль, а это что? — Лешка осторожно дотронулся до моего горла. — Откуда эти красные полосы? Надеюсь, это оставил не какой-нибудь страстный поклонник?

— Полосы? Леш, понимаешь, просто… — начала я, но тут же замолчала: от его черного юмора, а особенно от слова «лапуль», сильно резанувшего слух, затрясло и мои руки сами сжались в кулаки.

— Что — просто? — непонимающе и испуганно переспросил он, и я почувствовала, как мое лицо перекашивается от нахлынувшей злобы.

— Просто полосы — это раздражение от одиночества! — закричала я и изо всех сил оттолкнула Лешку, — И никогда больше не называй меня Лапулей! Ни-ког-да! Лапуля это то, что лежит здесь на полу! Кукла, безмозглая, тряпичная кукла! А я — живой человек, со своим характером и мнением, меня зовут — Иринка! В следующие выходные поедем в лес, вместе, а если тебе что-то не нравится, то проваливай, знаешь куда?..

Больше ничего объяснять не стала, пнув со злостью кукольную руку, которая, отлетев, попала в остолбеневшего Лешку, отправилась на кухню, допивать остывший чай…