Вот и погадала (Triquetra)

На улице трещал январский мороз, а солнце светило так, что глазам было больно взглянуть на снег. Из печных труб над деревенскими домами поднимался дым, и, казалось, застывал в воздухе, становясь каким-то недвижимым. На местных горках дурачилась ребятня, кто-то устраивал гуляния с песнями и плясками.

— Надоело мне вышивать! У всех веселье, развлечения, а мы? Неужто бабушка все еще сердится на нас за то, что мы давеча без спросу в соседнее село на празднество уехали?

— Ты знаешь ее, Маришка. Погоди, скоро отойдет, уймется, а это, — Алёнка вытянула перед собой вышивку, — ерунда! Радуйся, что нас наказали так, а не заставили курятники чистить.

— Скучно ведь, а нынче последняя ночь Святок…

Сестры Берестовы тяжело вздохнули и в полном молчании продолжили заниматься делом, постоянно отвлекаясь на звонкий смех и пение, раздававшиеся за окном. Вскоре в комнату заглянула сухая худенькая старушка с белым платком на голове.

— Будет вам, непослушные, урок на будущее, — бабушка лукаво прищурила глаза и улыбнулась. Серчать на внучек она давно уж перестала, потому решила, что хватит с них сидеть в душном доме, пока остальная деревенская молодежь веселится, что и было объявлено. Услышав это, девицы мгновенно бросили свою работу и кинулись наряжаться — им не терпелось выйти из заточения. Выбежав за порог, сестры тут же присоединились к компании, шедшей к реке.

— Девчата, неужели сняла наказание бабуля?! Вот уж вам посчастливилось-то, — из группы навстречу Берестовым выскочила разрумянившаяся круглолицая девица, и подхватила сестер под руки, — сегодня я готовлю святочные посиделки. Все подруженьки придут ко мне, и буду рада, если вы тоже явитесь в гости. Ворожить будем!

— Ладушка, милая, конечно придем, Марина аж вся извелась, только и разговоров, что о гаданиях, — Алёнка подмигнула сестрице.

— Вот только бабушку с матушкой уговорим. А когда приходить?

— Как до полуночи час останется! — Лада со смехом потянула подруг в цент хоровода.

Как и было условлено, к назначенному времени подружки собрались в доме принимающей. В горнице было все готово для девичника, и гостьям оставалось лишь занять свои места. Кто-то из приглашенных огляделся и поинтересовался, будет ли с ними бабушка-наставница, на что Лада с лукавой улыбкой ответила, что никто не станет следить за ними. Это воодушевило, к тому же они прекрасно знали правила, что можно, а что нельзя. Всем хотелось узнать, что их же ждет в наступившем году, может кому и замужество выпадет, и потому, не теряя ни минуты, девчата приступили к задуманному. Были и шуточные бросания веников с сапожком, а самые решительные спускались в поленницу.

— Эх, утомило каждые Святки одно и то же, да и не работают у меня эти гадания, сколько я не пробовала, — спустя время пожаловалась Марина. В свои семнадцать лет она грезила о женихах да сватах в доме, а ворожба ничего не говорила. Даже Алёнка, а она была всего на год младше, сумела разговорить потусторонние силы.

— Есть одно правдивое, позволяющее наперед узнать, что ждет в новом году, только не каждая отважится провести его — опасное оно. Мне о нём мать рассказывала, а ей — бабушка, которая так узнала, что замуж скоро выйдет.

Подружки захихикали и раскраснелись, а Маришка тут же зажглась и стала упрашивать рассказать о нём — уж так хотелось, чтобы и ей предсказали скорое замужество.

— Знаете старенький погост с оставленной часовенкой? Так вот, нужно отправиться к ней ночью, подойти к двери, прислониться к ней левым ухом, а правое закрыть рукой, и внимательно слушать. Только выполнять сказанное надобно одной.

— Одной?

— Испугалась, Маришка? А как ты думала, ежели хочешь, чтобы правдивое было предсказание, должна идти в полном одиночестве. Так заведено. А возвращаясь домой, нельзя оглядываться, что бы ни случилось, и путь свечным огнем нужно освещать.

Девушка кусала губы от волнения: одна-одинешенька, ночью у старой кладбищенской часовни — аж сердце заходится только от того, как представишь.

— А что там по гаданию можно услышать? — одна из подруг, как завороженная, глядела на Ладу.

— Сказывают, что к скорой свадьбе венчальный хор или звон колокольчика, а заупокойная служба, глухие постукивания — надвигающаяся смерть. Могут донестись разговоры, и коли различишь сказанное, то услышать четкое предсказание. Но самое дурное, ежели скрестись кто-то когтями начнет…

— С чего это дурное?

— Значит, то место облюбовала сила нечистая, и уходить нужно оттуда подобру-поздорову, а гадать и вовсе нельзя.

— А сама ты пробовала?

— Чур меня! Что ты, ни за что не стану, уж больно боязно. Еще черти заберут!

Подружки притихли — ни одна вслух не высказала желания проделать подобный ритуал. Вскоре девушки вернулись к более приятным беседам, и никто уже не думал о недавнем предмете разговора, только Маришка, которая решила во что бы то ни стало отправиться на погост. Тайно, ни говоря никому ни слова, зато потом всех удивит, что не побоялась.

— Уж час, загостились мы с тобой, сестричка, да и спать пора-а-а, — Алёнка сладко зевнула. — Домашние будут волноваться, пойдем, а?

Марина оживленно закивала. Хоть и ее клонило в сон, но гнала его от себя, как могла. Явились сестры домой когда уже родные спали, да стали пробираться впотьмах в свою комнату. Перешептываясь, девицы улеглись по кроватям, пожелав друг дружке доброй ночи. На улице несколько раз гавкнула собака, и все погрузилось в молчание.

Время перевалило за два. На улице не было ни души, а пришедшая с ночью тишина казалась недоброй и давящей. Марина осторожно кралась по узенькой уже протоптанной кем-то дорожке, уходящей далеко за поселение, сжимая в руках свечу и спички и все время бормоча себе под нос сильное слово. Наконец показалась различимая в свете тающей луны оградка погоста, а за ней, чуть дальше — очертания старой часовни. На этом кладбище почти не хоронили уж, да и покоились тут те, чьи родственники сами давно оставили землю, и могилы походили на заснеженные холмики, из которых выглядывали накренившиеся облезлые кресты. Оглядевшись и взяв себя в руки, Маришка пересекла часть кладбища и подошла к каплице с обшарпанными деревянными стенами и маленьким наглухо забитым оконцем. Сунув припасенные вещицы в карман, девушка осторожно ступила на порог и, припав к двери, сделала так, как было наказано. Стала слушать. Мертвая и глухая тишина, а сердечко так и колотилось. Колючий мороз обжигал девичьи щеки и пальцы, время двигалось вперед, а за старой дверью ничего не было слышно. Марина уж хотела бросить затею, к тому же она замерзла и вся дрожала от страха, но тут сквозь давящую тишь послышалось тихое-тихое завывание, словно ветер застонал, но через секунду вой смолк и кто-то с той стороны стал скрестись. Сначала осторожно, прерывисто, а затем все настойчивее, будто хотел процарапать дерево насквозь и выбраться наружу. Глаза девушки округлились от испуга и она отшатнулась от двери, едва на оступившись, но даже тогда продолжала слышать поскребывание. В ту же минуту в каплице что-то упало и откуда ни возьмись из обнаженного леска вылетела стая ворон, громко хлопая крыльями и зловеще каркая. Охваченная ужасом, девушка бросилась прочь с погоста, на ходу пытаясь зажечь свечу, но та все время гасла. Кое-как сумев удержать огонек, она, быстро переступая, двигалась по дорожке и старалась не оглядываться. Пламя дрожало, но погаснуть ему нельзя было дать. Все время Маришке казалось, что кто-то идет за ней следом, мерещились шорохи и тихий скрип. Но вот уже и перекресток со столбом показались, а за ними — околица, и на душе у девицы стало сразу спокойнее.

«За мной никого нет, это бесы путают. А если есть? Только бы не обернуться, нельзя. И ты, свечка, не гасни, — вертелось в мыслях, а саму так и тянуло оглянуться. — Счастье, что до дома рукой подать».

Но едва девушка оказалась на перекрестке, как позади все шорохи и шаги стихли. Облегченно выдохнув, Маришка все же не удержалась и повернулась, да так и застыла на месте с выражением ужаса на лице. На глазах выступили слезы, которые тут же скатывались по щекам.

— Ма-моч-ки-и, — заикаясь, прошептала девушка. Свеча в дрожащих руках в мгновение потухла, словно чье-то дыхание задуло огонь. Луна предательски скрылась за возникшей пеленой, тьма подступила к несчастной со всех сторон, и в ту же минуту раздался короткий крик.

За окном только-только забрезжил утренний свет, как вся семья Берестовых была бесцеремонно разбужена настойчивым стуком во входную дверь — барабанили так, что все аж подскочили с постелей. За окном слышались крики и несмолкаемые голоса.

— Полина-а! Полька! Беда!

— Что такое? Баба Зоя, вы что, с ума посходили все, чего устроили тут? — хозяйка открыла дверь соседке, чей знакомый голос всех всполошил.

— Ой, беда, Полька! Маришку-то твою неживую нашли за селом, у столба дорожного, — сходу выдала старуха и схватилась за голову. — Макарыч набрел на бедную.

— Да что ты несешь, дурная? Дома дочь моя, — Полина в недоумении побежала в комнату девушек, в которой только растерянная Алёнка и оказалась.

— Где Маришка?

— Не знаю. Мы вместе домой воротилась и в один час спать легли, — испуганно выговорила младшая, уставившись на пустую постель сестры.

Перепуганная мать и остальные домашние выскочили из дома чуть ли ни в чем были, и ринулись туда, куда баба Зоя указала. На дороге собралась толпа деревенских — всем уже растрезвонили чужие языки о жуткой находке. Полина распихала зевак, буквально ворвавшись в круг, да так и оцепенела от увиденного: на перекрестке лежала Маришка, белая, как полотно, на личике застыло выражение дикого и неподдельного ужаса, распахнутые стеклянные глаза, в которых читался испуг, уставились в небо. На снегу раскинулись спутанные поседевшие волосы, словно кто-то трепал несчастную, а в худенькой ручке так и осталась крепко зажатая свеча.

— Свят, свят, свят! — какая-то бабулька перекрестилась и прикрыла рот рукой: тело покойной было заключено в круг из глубоких следов от копыт, которые никуда не уводили с перекрестка, а только петляли вокруг мёртвого тела.