XII

Я стоял над своим трупом и видел чёрное, мерзкое, сочащееся сердце, но как бы то ни было странно — мне это не казалось мерзким, не приводило меня в абсолютный ужас, меня уже было трудно напугать, я, наоборот, радовался этому, как ребёнок, впервые увидевший радугу. Я не знал, почему я стоял над самим собой, с трудом сдерживаясь от желания разорвать это сердце раз и навсегда, но, мне уже и не требовались объяснения, я боялся сойти с ума, если постигну весь смысл того, что свершилось и свершается мною сейчас. Мне было страшно осознать весь этот бред, на этот случай у малкавиан была одна мудрая поговорка: «Если чувствуешь, что погружаешься в безумие — ныряй», и поэтому, я просто окунулся в нём с головой и нежился в нём, как в тёплой воде. Тем временем, на город тихо ложился снег, по которому, как ни странно — я уже успел соскучиться. Моё сердце, буквально говоря, очерняло снег, от чего белоснежные крупинки фактически становились пеплом.

Железный прут истекал кровью, подобно нож, которым только что разрезали спелый апельсин. На нём так же располагалось моё тело, под которым была лужа тёмной крови. Я лежал на пруте, раскинувшись, словно на желанном ложе. Глаза мои закатились, а рот был полностью замаран кровью. Я был, впервые за долгое время, по-настоящему счастлив, сам не осознавая почему. Наверное, от чувства возмездия?

Биение сердца тихонько прекращалось, и я, словно сумасшедший фанатик, следил за последними стуками с некоторым восхищением, пока биение и не прекратилось вовсе. После последнего стука на меня снизошёл прилив сил и бодрости, которым я был очень удивлён. Заглянув себе в область, где находилось сердце — я не обнаружил никакого прута, а лишь только шрам, и мне, почему-то вспомнились слова Глаза о том, что я «Избранный» — ведь выходило, что я — последний человек на Земле, а из этого следовало, что Лоаф исчез или умер раньше меня???

Увлеченный этой загадкой я решил подняться наверх и осмотреть свою квартиру, дабы найти хоть какую-нибудь зацепку, касающуюся Лоафа и его пропажи. Убежав от своего трупа, я, парадоксально счастливый, забежал в подъезд и вызвал лифт, затем, забравшись в него — я поднялся на свой этаж и словно бы вернулся несколько сотен строк назад, только теперь я не ходил на карачках, а стоял на своих двух, радуясь отмщению.

Я вновь зашёл в распахнутую дверь и сразу же, близ балкона увидел горы разбитой, брошенной на пол посуды. Мне стало приятно от того, что Лоаф бросил всё, ради того чтобы спасти меня, хоть это и не увенчалось успехом. Я поднял глаза на роковой балкон, что такое множество раз посягал на мою жизнь, и ему всё же удалось убить меня нелепой потерей сознания, за ним, крупными и лёгкими хлопьями шёл снег. Моментально вспомнилась мелодия из фильма Амели, нежнейший вальс. Это был один из первых фильмов, что мы посмотрели вместе с Лорелайн, лёжа в обнимку. Тогда за окном всё так же медленно шёл снег, а мы лежали вдвоём в одной кровати, до невозможности упиваясь друг другом и греясь в наших объятиях и наслаждаясь вальсовой музыкой.

— Если бы не ты, мои чувства были бы лишь бледным отражением чужой любви, — моментально прошептал я, вспомнив отрывок из этого фильма.

Среди обломков посуды лежала единственная улика — полицейский значок Лоафа, и больше ничего в квартире, напоминавшее мне о Лоафе я не обнаружил. Вряд ли бы он сам бросил этот значок, потому что это не имело никакого смысла, выходит, значок упал после того, как сам Лоаф исчез с лица Земли, и теперь «мёртвым свидетелем» тоже наблюдал апокалипсис, в то время как меня заставили наблюдать за развитием действий, образно говоря, с самой сцены.

Мысль о том, что я последний человек на Земле — пьянила меня, и в то же время, я не понимал, как так получалось, потому что мой труп лежит там — внизу, распятый и испустивший последнее дыхание. В принципе — мне это и не было важно, теперь, по инструкции Глаза я должен был ощутить погибель этого Мира, дабы затем отправиться в другой Мир, дабы всё предотвратить. От этих рассуждений у меня заболела голова. Пьянило меня, конечно, в плохом смысле. Пьянило меня депрессией и каждая мысль, обработанная моим мозгом, становилась всё больше и больше меланхоличней.

Раскрыв загадку Лоафа, я, иронично балуясь, вновь вернулся на балкон, который, наверное, посягал на мою жизнь больше всех людей на Земле, вместе взятых.

— Надеюсь то теперь ты рад, сукин сын, — проговорил я вслух, словно бы обращаясь к своему убийце.

Я встал, ожидая не пойми чего, мелкие снежинки ложились на мою рубашку, но холода я не чувствовал, я думал о том, чем же всё для этого Мира закончится, а ещё о том, наблюдает ли сейчас за каждым моим шагом всё человечество. Будут ли они помнить этот апокалипсис, чтобы впредь беречь нашу планету и, в конце концов, друг друга?!

За рассуждениями мне послышался шум воды, который, как казалось, доносился из уборной. Я мигом отправился туда, в надежде всё же отыскать Лоафа, но в уборной я никого не обнаружил, и шум воды порождался не здесь. Я вернулся на балкон, а шум, похожий на усиленный ураганный ветер всё нарастал и нарастал.

И, в конечном счёте, я увидел, от чего наступит апокалипсис, и это было, вполне логично. Огромная волна поглощала весь горизонт, и уже шла на меня. Я облокотился об косяк, удивляясь, словно бы это было какой-то очень предсказуемой шуткой. Всё дело заключалось в этом экстремальном потеплении, и теперь, на меня движется его самое настоящее последствие. Массовые оттаивания снега и ледников по всему Миру. Под величием волны падали города, здания, она поедала всё и двигалась так, как двигаться может только сама Смерть — медленно и изящно. Запах моря моментально ударил мне в ноздри. Свежий бриз!

Я с улыбкой встречал смерть всему живому на Земле, и улыбка моя, всё больше и больше растягивалась по мере приближения на меня волны. Когда волной накрыло и меня — я звонко и громко смеялся.