III

Пока я ехал в автобусе, на нашем любимом с Лорой месте на меня медленно начала ложиться пелена страшной меланхолии. Сверкающая в небе звезда усиливала это чувство, разрывающее меня на части. Очень хотелось разбить стекло в автобусе и выпрыгнуть в него, подобно дикому непринятому зверю. Но я стоял и смотрел на звёзды, что зловеще взирали сверху. Раньше, нам с Лорой бы доставило бы это большое удовольствие, но я понимал, что в этот раз, с небосклоном происходит что-то не то. Меня всю дорогу преследовало чувство, будто за мной кто-то следит. И мне даже не было смысла оглядываться, потому что я понимал, что это были звёзды.

Автобус был полупустой, затем он заполнился до половины, когда до моего дома оставалось километра четыре. Люди бешеным потоком влились в автобус, последними вошли две старые женщины, державшие за руку тоже уже немолодую женщину, но значительнее моложе их. Она вся тряслась, и лицо её выражало гримасу боли. Я хотел было броситься на помощь, но потом, до меня до самого дошло, что женщина просто больна невропатическим или психическим заболеванием. Я отвернулся, и долгое время пытался вновь сосредоточиться на звёздах, но стоны, издаваемые той женщиной, не позволяли мне сосредоточиться, и в скором времени я засунул в уши наушники.

В голове промчалась мысль, усилившая стократно моё меланхолическое состояние — с пропажей Лоры в этом мире больше не осталось никого для меня, потому что люди вокруг меня либо слишком сильные, чтобы я был с ними, либо же настолько жалкие, что я начинаю стыдиться своего существования. Звёзды всё так же зловеще глядели на меня, словно бы засверкав от этой мысли ещё ярче.

Мимолётно, когда автобус остановился на одной из остановок — я заметил «стенд» пропавших без вести. Первое время я пытался не смотреть на него, потому что не хотел усугублять своё положение, лишая себя всякой надежды из-за вида этих опустившихся людей. Опустившимися они были, потому что у них попросту не осталось цели существования. Целыми днями они сидят у этого деревянного стенда, и ждут, словно бы это ожидание приближает возвращение их родных и любимых. Ждут, пока кто-нибудь или что-нибудь подаст им информацию, или пропавший с этого района города, сам придёт к этому столбу. Кто-то даже разбивал лагери рядом с такими вот стендами, жил там днями, месяцами, погибал от обморожения, болезней, голода, многие кончали жизнь самоубийством. Я попадал в число этих людей, чувствуя с ними некоторое душевное родство, которое невозможно уловить тем, кто не видит смысла в этом стенде. Я и не видел. Я чувствовал нутром, надежду, исходящую от этих людей, жалкую, угасающую с каждой секундой, но надежду. Тем были и близки мне эти бескровные.

Сейчас у подобного стенда дрались двое мужчин, под ними лежали разорванные плакаты. С кусочков бумаги были видны детские, грустные глаза, словно бы, на тот момент, когда их фотографировали — они понимали, что это фото скоро послужит причины страданий двух людей. Мужчины безудержно толкались и метали друг друга, валясь на снег от усталости. Мир сходил с ума. Места на этом стенде, не хватало всем, поэтому люди иногда «боролись» за него, хотя и положение у обоих было одинаковое. Закрыв глаза, чтобы не видеть этого, сквозь наушники я услышал — «АВТОБУС ЗАГЛОХ!!».

В тот момент я словно бы увидел себя, вешающим на этом стенде фотографию Лоры. И от этого на меня нахлынула ещё большая волна меланхолии, несущая меня на скалы самоубийства, сейчас скорость «волны» была настолько мощной, что меня буквально размазало бы по «скале». Под давлением меланхолии я буквально выбежал из автобуса, чуть ли не издав истошный вопль.

До дома оставалось метров пятьсот, поэтому стоять и ждать следующего автобуса — не было бы смысла. На улице, белыми и пушистыми хлопьями валил снег. Я шёл, погруженный в самые мрачные мысли из самых мрачных уголков моего сознания. На улице всюду была неприятная мне слякоть и мокрый снег, от чего хотелось как можно быстрее дойти до дома, поэтому я и свернул в тот роковой переулок.

Ничего не предвещало беды, как вдруг, по причине оттепели, на меня с крыши свалился кусок льда, словно поджидавший моего прохода здесь; при свете дня кругом было заметно, как по переулку лежали разбитые куски льда, но так как домой я возвращался уже вечером, то не мог заметить этого. Зловещая ледышка не убила меня, но помимо потери сознания, она оставила мне шишку и кровь, стекавшую по виску.

Голова быстро закружилась, и острая боль пронзила всё моё тело. Я рухнул и лежал так до поздней ночи. Никто даже не пришёл ко мне на помощь, потому что я, наверное, был очень сильно похож на босяка, и поэтому никто не решился подойти ко мне и выяснить, что же всё-таки со мной случилось. Я поднялся, и почувствовал, словно мою голову забило свинцом. Чувствовал себя я на лет тридцать старше — словно полумёртвый старик.

Я оперся рукой об стенку и ели как смог подняться на ноги. К ночи заметно похолодало, и вся слякоть моментально промёрзла под ногами, из-за чего я чуть вновь не упал. Я стал очень сильно сомневаться, что смогу добраться до дома, так как самочувствие моё ухудшилось сразу после пары шагов, я опасался, что получил сотрясение мозга. Я потянулся рукой к карманам, чтобы найти там свой маленький кнопочный телефон — но его там уже не было. По всей видимости, меня обобрали, пока я лежал без сознания.

Но этому я не удивился и даже не был испуган, если я и умру — то пусть так оно и будет. «Видишь, Лора, я даже и дня не могу протянуть без тебя…» сказал я тихим тоном, при этом улыбнувшись. По-крайней мере, воришка оставил самое дорогое для меня — фотографию Лоры, её рисунок и ключи от дома. Я шёл домой, пошатываясь и стараясь не прижиматься к карнизам зданий, тем временем осматривая рисунок, который она нарисовала не так давно. Я любил таскать в кармане вещи, напоминающее мне о ней, ведь я вставал каждое утро только лишь ради неё. Рисунок был весь измятый и немного подорванный.

Рисунок изображал ленточку, на которой были буквы «Т» и «Л», посередине ленты была надпись: «Люблю тебя», а вокруг неё зияли синие звёзды. Странную ассоциацию у меня вызвало то, что рисунок был разорван именно на букве «Т», там, честно говоря, вообще не было целого куска. Почему-то мне казалось, что это предзнаменование моей скорой смерти. Согнув листок вчетверо, и обратно засунув его в карман — я побрёл по пустынным улицам дальше.

Дороги были полностью пусты, даже снег прекратил свой марш по воздуху. Я спокойно бродил по автомобильной дороге, не боясь даже редкой машины. Я шёл, шатаясь из стороны в сторону, мечтая о появлении человека, чтобы попросить у него помощи, или хотя бы мобильник. Но никого на моём пути не оказалось. До дома оставалось уже немного, я откинул голову наверх и пустыми глазами начал смотреть на открывшееся мне ясное звёздное небо, которое приводило меня в восторг и в ужас одновременно. Всё вокруг было окутано загадкой, а маяков в бесконечном космосе было огромное множество. Но из всего этого моря звёзд выделялась одна самая яркая. Я на протяжении всего дня не мог забыть слова, что я сказал ей, перед тем как уснуть. О Боги! Как мне сейчас хочется вернуть то время назад и говорить, не переставая и не позволяя ей уснуть! Но было уже так поздно.…И теперь, в своём звёздном обличии она взирает на мой путь сверху. А был ли смысл в этом пути?

Во всяком случае, мне хотелось её обратно: тёплую, мягкую и желанную. Мне не хотелось стать такой же звёздой, как и она, ведь сейчас лик её был столь холоден, словно бы она взирает на меня с некою обидой.

От размышлений меня отвлёк внезапный лай собаки. Собака была очень большой и гордой, в своём силуэте. Мы встретились с нею взглядами, двое одиночек, без крова и надежды. Но я так и продолжил свой путь вперёд, и собака, в скором времени, скрылась в переулке. Она напомнила мне давнюю ссору с Лорой, которая так сильно и убийственно врубилась в мою мягкую память.

На тот момент я и Лора были в ссоре уже как день. Мне очень страшно её не хватало, сидя дома я чувствовал себя как заключённый и прикованный к монитору, в ожидании хоть какого-нибудь сообщения от неё. Чувствуя, что это ощущение заедает меня всё сильнее и сильнее — я решил позвонить Лоафу и позвать его гулять, на что он с радостью положительно откликнулся. Но и прогулка не помогла так сильно, как мне ожидалось, пасмурная погода отягощала чувство безысходности и одиночества, всё время хотелось сесть куда-нибудь и ничего не делать. Это желание жутко меня раздражало, но противиться ему было невозможно. В скором времени я разгулялся и предложил Лоафу пройтись мимо дома Лоры, в этом он мне не отказал, пока мы не встретили на пути алабая, в котором я мигом узнал Грея, который обычно сторожил дом Лоры. Он смотрел на нас одиноко и грустно, словно освободившись — он потерял всякую цель и теперь бродил, в поисках чего-либо.

Я шустро позвонил Лоре, дабы собака не создала ей проблем, я заботился о ней, даже несмотря на то, что мы были в ссоре. Трубку она не подняла, скорее всего — из-за обиды. Но на сообщение она ответила, и я решил побежать в обход к ней на встречу. Лоаф сильно боялся собак, и я решил не брать его с собой, хотя очень хотелось помочь ему побороть свою фобию, но Лора с минуты на минуты близилась к опасности, и мне страшно не хотелось тянуть время, уговаривая Лоафа пойти со мной. Я побежал в обход, но Лора опередила меня, в скором времени, свернув за угол — я догнал её. Она зашла за забор и не обнаружила там своего любимца, я подбежал к ней, надеясь, что я ей понадоблюсь, но моё присутствие не оказалось нужным, а даже наоборот — Лора попросила меня отойти в сторону, дабы собака без сомнений подбежала к ней.

Алабай, радостно подпрыгивая, бросился к своей хозяйке, и Лора повела его за забор, позже прицепив его обратно к цепи (как символично!). Осознав свою бездарную ненужность — я быстрыми шагами пошёл домой, дабы не мозолить больше глаза Лоре своим присутствием. Но её тихий голосок окликнул меня, чему я с трудом вначале поверил. Я злобно бросил на неё взгляд и бросился вперёд с ещё большим рвением. Я не хотел, чтобы она страдала из-за меня вновь, я не хотел, чтобы она видела в этом жест доброй воли, пусть лучше останется всё как есть. Лора, не ожидая, обернулась ко мне спиной и пошла в дом. Когда я отошёл на небольшое от неё расстояние — я буквально начал волочить ноги по земле, потому что на душе стало ужасно плохо и больно, я окончательно выбился из своего душевного равновесия, я так же бесцельно брёл до дома, желая упасть где-нибудь и больше никогда не вставать. В меня словно бросили тлеющим углём.

Под конец своих размышлений я добрался до дома, не заметив, что со щёк моих падают слёзы, вперемешку с кровью, сейчас, я чувствовал себя так же, как те несколько лет назад. Я забрёл в лифт, рухнул пятой точкой в угол и ехал так, засыпая, до своего этажа. Дальше я ели как, в темноте, открыл дверь своей квартиры, доплёлся до кровати и уснул, но ненадолго.