IX

Я очнулся на сырых листьях, полностью пропитываясь их влажностью от оттаявшего снега и идущего ливня. В первое время, когда я проснулся — я даже не смог вспомнить, как и почему я здесь оказался, и поэтому — просто лежал и пытался вспомнить, что же произошло до этого, но все попытки сделать это не увенчались успехом. Затем, я попытался восстановить картину событий, при помощи ознакомления с окружающей меня местностью: впереди себя я видел всё те же мокрые опавшие листья, которые были, в основе своей — чёрно-жёлтые и тёмно-рыжие, а так же частые оголённые деревья, так же кое-где ещё проглядывал грязный заледенелый снег. Когда сознание моё начало проясняться от сна — я почувствовал, что тело моё в некоторых местах пульсирует и жжёт, в особенности — в руках и коленях. В связи с этим я начал что-то вспоминать, но всё лишь мутно, блекло и отрывками.

Полностью разогнав облака сна от себя — я решил пытаться встать и увидел свои руки ужасно искалеченными: огромные волдыри, красная раздражённая кожа, глубокие царапины — от всего этого я впал в малый шок, но и благодаря этому шоку — я всё яснее и яснее начал припоминать события недавно произошедшие. Я вспомнил, что находился в огне — красные языки пламени разъедали всё и вся, окружая меня во всё более и более тесные объятия. Пелена воспоминаний оборвалась столь же резко, как и появилась; я решил повторить свою попытку встать на ноги, при помощи обгоревших, бешено пульсирующих рук и ног — и у меня получилось, не без титанических усилий. Поднявшись, я оглянулся вокруг и увидел знакомый пейзаж — деревья, листья, опавшие ветки, которые, как казалось, простирались до бесконечности, и то, она ещё не была пределом. Я впал в ступор и некоторое благоговение — я не понимал куда идти, но и одновременно, пейзаж так сильно завораживал и пугал, что буквально забирал все мои душевные силы.

После осмотра окрестностей я посмотрел на себя самого: полностью обгоревшая одежда, ожоги в разных частях тела, сажа — всё это резко напомнило о том, что произошло вчера. Врезалось в мою голову, как нежданный топор, или резкий приступ мигрени. В огне был силуэт. И даже не были страшны мои руки в огне, как нахождение её силуэта в нём. Горела моя любовь. Горело моё сердце, которое даже став пеплом, будет вечно дарить любовь этому чарующему силуэту.

— Лора… — сказал я вслух, под резким наплывом неприятных воспоминаний, чувствуя, как всё внутри меня гаснет донельзя и ломает меня пронзающей болью изнутри.

— Лора. Лора… Лора…Лора… — повторил эхом бескрайний лес, на чей голос я мигом поднял голову, ожидая поймать ещё хоть чьё-то присутствие в этом одиноком мёртвом лесу.

Не обнаружив вокруг себя ни души — я вновь сел на листья, перехватив самого себя в «объятия», при этом чувствуя, как весь я распадаюсь изнутри. Неприятный осадок, подобно белому фосфору прожигал меня насквозь, и самое неприятное, и схожее с белым фосфором, в нём было то, что его невозможно было убрать, уничтожить, забыть. В этот миг мне хотелось переломиться на две части и так остаться здесь наедине с лесом — никто меня никогда не найдёт и я, наконец, убегу от самого себя.

— Лора, это была не ты… — огромное множество раз шептал я про себя, словно оправдываясь перед кем-то, попутно пытаясь вспомнить и рассортировать всё, что произошло вчера в мельчайших подробностях.

Я мог сказать точно, Лора это была или же нет. Лора могла сжечь всё и вся на ровном месте, даже не сказав почему, но на это всегда находилась очень веская причина, которую я сейчас не мог найти, даже заглянув на множество лет назад, к тому же, моя Лора никогда не была настолько злопамятной. Что её могло так вывести из себя за последние, скажем, максимум, полгода? Я ничего не могу вспомнить, скорее всего, это не могла быть не Лора, а если это и была она, то её просто обязан был кто-нибудь вынудить. Ну а я и в жизни не видал человека, который мог бы вынудить мою слегка ленивую и стойкую Лору сделать хоть что-нибудь, а уж тем более — поджечь саму себя и дом своих любимых родителей, от чего у меня обливалось сердце кровью. Да и то лицо, которого даже не было? Это было очень похоже на манекен, но, возможно, что из-за очень сильного света и испуга я просто мог не заметить лица, на фоне чёрного платья и яркого огня. Но хотя, прекрасные очертания её лица я разберу даже сквозь самый кривой калейдоскоп.

Но если это и не была Лора, то зачем это всё нужно было? Если доказывать отсюда — то это всё начинает очень сильно походить на — до дикости стрёмный розыгрыш, притом, очень жестокий розыгрыш. В особенности, эта версия подкрепляется этим чёртовым смешным телевизором и дикой вороной, которая летала по моему дому и пыталась выцарапать мне зенки. Вся эта история была и остаётся для меня необъяснимой мистикой, у которой, буквально говоря, я пошёл на поводу, породив при этом мистику ещё большую и нанеся себе ещё большую душевную травму. Во всяком случае — этот поганый розыгрыш у кого-то удался, и, надеюсь, утро в лесу — заключительная его часть, а иначе я больше не выдержу.

Но и эта версия не была подкреплённой — куда исчезли все люди? Почему я один? Неужели, каждый согласился обвести меня вокруг пальца и теперь все сидят где-то в другом городе, стране или же даже континенте? Вопросы скопились донельзя — сколько бы я не пытался ими не задаваться — мой мозг, сколь бы недоразвитым он не был бы, всё равно будет задаваться этими вопросами, ответа, на который, просто не может существовать с точки зрения любой логики.

Немного перебрав у себя в голове бардак, и попытавшись себя убедить, что я не убил то, что любил, а лишь его подобие — я встал на ноги и попытался определиться с выбором пути. С неба немного моросил дождь. Я опять резко вспомнил, как я забежал в лес под звуки настоящего ливня и трескающего огня: в агонии, панике, шоке я рванул вперёд, куда глаза глядят, пока, наконец, не упал без сил, на мокрые листья. Сейчас я искренне надеюсь, что тот дождь всё же потушил то пожарище.

Собравшись с мыслями и воспоминаниями в единое целое — я пошёл той дорогой, по которой прибежал сюда в порыве ужаса и страха, ориентируясь по оставленным в промокшей листве, следам. Я решил вернуться обратно и посмотреть на пожарище, дабы полностью убедиться, что я не сбредил с Лорой, потому что это было очень на то похоже. Во время дороги мне ужасно хотелось найти хотя бы лужицу, дабы смыть сажу и немного омыть раны. Я шёл, одновременно перебинтовывая свои руки оторванными от рукавов рубашки кусками ткани, и смотря под ноги, рассматривая свои кривые и слегка заметные, от размытия, следы. К тому времени, я скорее шёл просто так, надеясь по пути найти хотя бы небольшой пруд, лишь одним глазком поглядывая на следы.

На лес опустилась небольшая дымка. Становилось всё теплее и теплее, от мокрых листьев тоже исходил пар, и от этого воздух тоже становился теплее. Перебинтовав руки, я начал в кой-то мере наслаждаться прогулкой по лесу, в то же время, думая, что мне дальше делать. Во время пешего хода я наткнулся на пруд и буквально поблагодарил всевышнего за его доброту. Господь знает, что я жадный. Бросившись к воде, я развязал бинты и начал полностью смывать с себя сажу и промывать раны. Когда я окончил своё дело и вновь забинтовал руки — я увидел в воде лицо, под глазами которого были две кровавые открытые раны. Я усмехнулся. Я плачу от смеха кровавыми слезами.

После того как я умылся — я продолжил свой путь по следам, иногда, на меня лил редкий дождик, от чего я всё яснее и яснее понимал — что простыну. Пройдя небольшое расстояние от пруда — я заметил, что в ноздри мне залетел запах костра. И я знал, что костров в такую сырую погоду быть не может. Я был близок к тому дому.

Я поднялся на холм, где кончался лес, и начиналась проезжая дорога. Лёгкий туман всё никак не хотел оставлять этот город, если честно, то я и понятия не имел, сколько тогда было времени, но, скорее всего — был уже день. Я вышел на дорогу и не увидел крыши того самого дома. Душа моя, съёжилась, скомкалась, похудела так сильно, что трудно было себе представить, что может быть хуже.

Сам того не заметив — я бросился к забору, скинув отсутствие верхушки дома на туман. Забор был горячий. Искалеченными руками я резко отбросил его назад и увидел, только кучу обугленных кирпичей и пепел, заваленный ими.

— ЛОРЕЛАЙН! — безумно завопил я, откапывая при этом, ещё горячие кирпичи.

— ЛОРЕЛАЙН! ОТЗОВИСЬ, ПОЖАЛУЙСТА — кричал я, надеясь, что, возможно, она просто находится под обломками и кинувшись на потухшее пожарище.

Но никто моих криков не слышал. Даже не было пожарных машин, способных потушить пожар. Не было никого и ничего. Только я, пепел, и лёгкий моросящий дождь. Полностью обессиленный я уселся на обломки, вцепившись в свои волосы. Со мной было всё кончено. Больше никакой надежды, любви, вообще нечего.

— ЗАБЕРИ МЕНЯ ТОЖЕ, ЧЁРТ ТЕБЯ ДЕРИ! ЧЕГО ТЕБЕ СТОИТ!? ЗА ЧТО Я ДОЛЖЕН ТАК СТРАДАТЬ?! Я НЕ ХОЧУ СМОТРЕТЬ, КАК ВОКРУГ МЕНЯ ИСЧЕЗАЮТ ЛЮДИ, И СГОРАЕТ ВСЯ МОЯ ДУША! ЗАБЕРИ МЕНЯ К НЕЙ, ПОЖАЛУЙСТА! — закричал я, в слезах, задрав голову наверх.

Но никто не отозвался. Вид пепла казался мне столь убийственно символичным, что я просто не мог находиться рядом с ним, хоть и был весь в нём уже замаран. Я встал на пепелище своей любви и вышел прочь, как загнанная скулящая собака. Я твёрдо знал, что теперь это мой конец. Осталось лишь поговорить кое с кем и спрыгнуть с крыши, чтобы воссоединиться с Лорелайн раз и навсегда.

— Я иду к тебе, Лоаф, — прошептал я, окутанный туманом.