X

Крепко впутавшись в свои мысли, я и не заметил, как вновь начал брести обратно, к себе домой, не замечая дороги. Зловещий туман, после недавнего ливня усилился и теперь — меня вновь окружал лишь только вездесущий он. Я, словно в какой-то полудрёме, шёл и думал о том, как мне быть дальше и как мне поговорить с Лоафом. Я не мог ничего придумать, я даже не понимал, как ориентироваться сквозь такой густой туман, но ноги мои, Свет видавшие — сами начали, заплетаясь, идти по пути, извлекаемому из глубин подсознания.

Почему я так стремлюсь найти Лоафа? Если говорить честно — то я даже не знаю сам. Но, в конце концов — это мой последний близкий человек на планете, если он, конечно же, ещё не исчез так же загадочно, как и все жильцы этого городка, а может быть и Земли. К тому же, после исчезновения Лоры я сразу пошёл к нему; возможно, что он исполнил мою просьбу с момента нашей последней встречи, и узнал что-нибудь про неё, (да и вообще про все эти внезапные и загадочные исчезновения) ведь она тоже, как-никак, была для него близким другом, и он тоже заинтересован в том, чтобы Лора нашлась. Ну и на последний счёт — всегда хочется увидеть кого-то близкого и родного душе, перед тем как уйти из этого Мира навсегда. Я твёрд в своем решении.

Пока я шёл, я решал — стоит ли рассказывать Лоафу всё, что со мной произошло с момента нашей последней встречи? Мне очень не хотелось одурять его этими глупыми историями, которые, на первый взгляд — выглядят как абсолютная небылица, в которые я и сам то не верил. К тому же, если рассказать ему о том, что я, вполне возможно сжёг Лору — он тут же даст мне по лицу и закуёт меня в наручники, потому что он просто не поверит, если я ему скажу: — «Это не могла быть Лорелайн, потому что на ней не было лица!» Даже звучит это да абсолютизма смешно и выглядит как нелепая шутка психически больного. Но всё же с одной стороны — он мой друг и друг Лоры, и поэтому — я обязан был ему всё рассказать. Вопрос я так и оставил открытым, до самой встречи с ним.

Я и не имел понятия — куда мне идти, чтобы найти Лоафа, но одно я знал точно — мне стоило зайти домой, дабы привести себя в порядок, как следует отдохнуть и знатно заняться полученными ранениями. И может затем — я дозвонюсь до него и договорюсь о встрече где-нибудь в миленьком парке, если не скончаюсь от полученных ран по дороге домой, или же уже в нём самом — будет обидно, если я, поднимаясь по лестнице, испущу дух, так и не добившись хотя бы достойного ухода из этого Мира.

И вот, во время осмысления всего вышесказанного — я шёл в неизвестном, но верном направлении, даже не смотря на давящий на глаза густой туман. Воздух с каждым часом, словно бы становился всё теплее и теплее, казалось, будто климат Южной Африки переместился к нам и сейчас всё постепенно превращается в тропические джунгли и безжизненные пустыни. Но меня спасал лёгкий ветер, до сих пор доносивший запах недавнего пожарища, от чего моё сердце тут же обливалось кровью из недавно открытой раны, но зато он придавал моему бренному телу немного свежести.

Мне становилось очень обидно, когда я вспоминал, как иду сюда, в этот дом, в надежде найти все ответы на вопросы и мою любимую Лору и теперь ухожу оттуда с пустыми руками; пустыми, и полными ожогов и нарывов. Я так и не получил никаких ответов на свои вопросы, не получил своей любимой Лоры, я получил лишь только ещё больше вопросов и возможную смерть моей любимой. Жизнь, подобно песку, проходящему сквозь пальцы — медленно ускользала от меня. Когда я подумал об этом — я тут же воспроизвёл эту мысль заново и вслух, что-то появилось на языке, что мне очень хотелось вспомнить в тот момент. Пройдя ещё пару шагов — я всё же вспомнил часть стихотворения Эдгара По, «Сон во Сне»:

Я стою на берегу,

Бурю взором стерегу.

И держу в руках своих

Горсть песчинок золотых.

Как они ласкают взгляд!

Как их мало! Как скользят.

Все — меж пальцев — вниз, к волне,

К глубине — на горе мне!

Как их бег мне задержать,

Как сильнее руки сжать?

Сохранится ль хоть одна,

Или все возьмет волна?

Или то, что зримо мне,

Все есть только сон во сне?

Этот стих очень престранно вертелся на моём языке, вновь и вновь, не прекращаясь, так я и вспомнил это стихотворение полностью. В глубинах моего мозга созрела глупая, смешная, но оправдывающая все несбыточные теории, мысль — это лишь глупый и смешной сон, от которого я просто не могу проснуться. Первое время я просто не хотел принимать эту мысль, так как она была очень безумная и у меня были факты, опровергающие её — я ясно чувствовал боль, и всё вокруг было для меня слишком осязаемым. Но все остальные несбыточные вещи, что произошли со мной — перевешивали эти два факта, которые можно было, смело совместить в один, и который хоть и стоял столбом, но на фоне этих вещей — выглядел очень крошечным. В итоге, я всё же решил оставить эту мысль в стороне — так как это сон, от которого я просто никуда и никогда не смогу деться, так как, считай, я перепробовал все способы проснуться.

И всё же — как приятно бы было проснуться в объятиях моей единственной после такого ужасного кошмара. Под конец моей прогулки эта версия скорее превратилась в надежду — я с трепетом ожидал момента, когда проснусь, ведь ото сна можно проснуться в любой случайный момент, и я просто представить себе не мог, как буду счастлив, оторваться от этого Ада раз и навсегда. Я всё так же шёл, прихрамывая и нашёптывая себе этот стих.

Нельзя было сказать, что я шёл абсолютно без ориентировок — я встречал столбы, которые стали для меня маяками в моём странствии. На этих столбах были надписи, которым я поначалу не придавал нужного с самого начала значения, но позже — они врезались мне в память и я всё увереннее и увереннее шёл по своему пути, встречая всё новые и новые знакомые «маяки».

Цой жив!

Всё живо — что находится в наших сердцах и душах.

Город так и оставался пустым, давя на моё сердце и сознание, так как пробираться через одинокий город и туман было страшно, и ещё страшнее становилось от того, что я не понимал — почему он стал пустым и почему кругом стало так экстремально тепло. Я пробирался от ориентира до ориентира, всё больше и больше входя в заблуждение: «Неужели я последний человек на Земле?!»

Наверное, если бы я так и остался в этом бренном теле — я бы сошёл с ума. Меня спасала лишь неожиданность моего одиночества в этом городе, я скорее даже проявлял любопытство, чем животрепещущий ужас.

И вот, я даже и не успел заметить, как вышел к старому доброму кафе, которое, всё так же пустовало, с момента моего последнего его посещения. Я хотел было налить себе ещё кофе, но во всей этой безумной и беспощадной беготни при пожаре — у меня вывалилась вся мелочь. И именно по этой причине я так и шёл, испытывая просто невероятную жажду. Я знал, что я могу зайти сейчас в любой магазин или дом и просто украсть себе еду, но, почему-то я считал и до сих пор считаю это для себя низким и смешным поступком, так как до дома мне оставалось уже совсем немного.

Бессонные ночи и раны истощили моё тело, и я шёл, буквально засыпая на ходу и уговаривая себя сделать хотя бы ещё шаг, ведь до дома оставалось ещё чуть-чуть. В таком состоянии я и дошёл до своего жилища, провожая неосознанным взглядом обломки моего балкона. Кое-как дождавшись лифта, я буквально ввалился в него, предварительно нажав кнопку своего этажа. Затем я облокотился об стенку лифта и начал медленно съезжать по ней, засыпая наконец-то, хотя бы в сидячем положении, а не в стоячем. Когда я уже начал засыпать — меня резко разбудила раскрывшаяся дверь лифта, и, недовольный, я выбрался через неё на четвереньках, и чуть было не потерял свой ботинок, когда дверь начала закрываться.

Подняв голову, я заметил, что дверь моей квартиры была распахнута — на лестничной клетке, где умерла миссис Бо, было алое пятно, напоминавшее о той неприятной ночи. Поморщившись и намеренно отвернувшись, я заполз в квартиру, даже не замечая того, что когда я уходил в прошлый раз из дома — дверь была крепко заперта. Уже в коридоре меня встретил вполне знакомый силуэт.

— Здравствуй, Тим, — сказал умеренный и очень знакомый голос, от чего я мигом вновь задрал заспанную голову и увидел неосвещённый затенённый, смотрящий на меня сверху силуэт Лоафа. Он подал мне руку, взявшись за которую, я быстро встал на ноги и уже смотрел ему глаза в глаза.

— Привет, Лоаф, что ты здесь делаешь? — сказал я, немного отопрянув от пелены сна. Хотя уже с очень большим трудом воспринимая реальность, от чего наш разговор так толком и не вышел, о чём я даже до сих пор жалею. Затем последовало крепкое рукопожатие и товарищеские объятия. Я был очень сильно рад его видеть и, наконец-то, впервые за долгое время я почувствовал хоть какое-то умиротворение внутри себя. Выйдя из объятий — я заметил его взгляд, переполненный ужаса и отвращения, — Лоаф, с тобой всё в порядке?

— Просто захотел проведать тебя, вот и пришёл, а когда дверь не открывали и ты не брал трубку — я очень забеспокоился. Прости, что ворвался так в твои владения… Эти раны под глазами, обожжённые руки, от тебя пахнет пожарищем. Тебе не нужна помощь? — спросил Лоаф, явно из вежливости, попутно рассматривая то, каким уродом я стал.

— Нет. Я вижу по твоим глазам, что не в этом дело.

— Да. Не в этом. Я был наверху…

— Так. Ясно, можешь сейчас же заковывать меня в наручники, — сказал я, опустив голову и испытывая стыд за всё то, что мне приходилось видеть той ночью, в особенности было жалко миссис Бо.

— В тот то и дело, мой друг, что это не имеет никакого смысла. Полиции уже давно нет. И я не встретил ни души, по пути сюда. Какой будет толк с правосудия, о котором знаем только ты и я? — вдруг, мои ноги резко подкосило и я начал падать, но Лоаф тут же взял меня за плечо и удержал. Я был лёгок как спичка.

— Сделай мне кофе, пожалуйста, Лоаф, — попросил его я, на что он ответил молчанием и тем, что пошёл на кухню, — Я буду стоять на балконе и ждать тебя. Там я тебе всё и объясню.

И это были уже мои последние шаги. Я совсем не чувствовал ног, и, слава Богу, то что Лоаф не видел с каким трудом я уже передвигался. Черепашьими шагами я добрался до балкона и открыл его. Вышел на него, и не заметил, как начал терять сознание. Меня расшатывало. И расшатало меня так, что я выпал с балкона и Лоаф это заметил слишком поздно. И мне жаль, что я так и не смог ему ничего рассказать.

— НЕЕЕТ! Закричал Лоаф, роняя чашки и прочее на пол.

Все мгновения моей жизни пролетали быстрее моего тела вниз. Мне было просто очень жаль, что я так и не понял, что к чему и не смог спасти Лору. Несмотря ни на что я чувствовал настоящее умиротворение. Я знал, что отправлюсь в лучший Мир, где я не буду убийцей, где рядом будут Лоаф и Лора.

Где никуда не исчезнет человечество.

Я с грохотом рухнул на Землю, и больше у меня не было дыхания.

У меня не было и смысла жизни.

Все есть только сон во сне?