Воспоминание седьмое

Воспоминание об Озарении.

Зима в том году была поздняя. Уже вовсю примораживало по ночам, заставляя скотину сжиматься в углах хлевов, да и днями на камнях, не тая, холодно искрился ледяной налёт, но снега всё не было. Угроза бесснежного рождества пугала не менее Конца Света. Окрестные крестьяне замучили матушку Ольгу прошениями молиться за урожай, весь монастырь с утра до вечера хлопотал над своими садами, боясь, как бы не помёрзли плодовые кустарники, девочек-послушниц лагеря «Светлица» снимали с занятий, чтобы не оставалось праздных рук, и только Алису вся эта суета обходила стороной. И никто не знал, чего это стоило сестре Пелагее.

— Запястье мягче! Мягче!

Наставница металась вокруг стоящей в центре очерченного круга девушки и ножи в её руках холодно посверкивали, выписывая двойную спираль, остриём направленную на Алису. Сестра Пелагея не нападала, в ожидании момента слабости ученицы оставаясь за меловой границей, но это не успокаивало девушку, знающую стремительность её атак. И оттого Алиса напряжённо ожидала того самого момента, когда остриё, сверкающее искрой не больше булавочного кончика, внезапно начнёт с немыслимой скоростью приближаться. Но этого не происходило — всё также «приплясывала» сестра Пелагея, её плечи асинхронно танцующим ладоням ходили ходуном, не давая возможности углядеть мгновение, когда запущенный волчок движения из живота выплеснет импульс в вооружённую руку. И всё также ножи сменяли друг друга, выдвигаясь к ней и отходя обратно к груди мастерицы, словно две спицы, связывающие нити пространства в свитер крупной вязки. Взгляд Алисы не метался за ними — незачем, — он неотступно преследовал горло наставницы, следя за каждой жилкой, за биением вен и кратким вздрагиванием трахеи. Смотря в горло, можно было видеть весь силуэт, весь контур. Он казался похож на большую чёрную кляксу амёбы с пятью отростками, любой из которых мог внезапно вытянутся к тебе, неся смерть. И необходимо успеть увидеть и опередить, чтобы выжить. И Алиса, молча притоптывая, как и старая мастерица, водя перед грудью двумя клинками, нацеленными на врага, и едва шевеля скованными плечами, смотрела, до синевы перед глазами, наблюдая только за трансформацией кляксы силуэта перед собой.

Проходило время. Сначала ей мешал свет, проникающий в тренировочный зал через большое окно, но потом его не стало, будто кто-то выключил солнце. Затем ей мешал пот, капающий со лба, но и его вдруг не стало, словно закончилась вода в теле. Ей мешали мысли, хаосом ожиданий, переживаний и страхов наваливающиеся изнутри и бьющие по сознанию, словно било по колоколу, но в какой-то миг и их не осталось, только усталость и блеск тонких лезвий перед ней. И ничего больше.

Опасная пляска продолжалась даже тогда, когда в зал гомонящей толпой ввалились девушки и наставница Софья, должная проводить занятие по пластике. Алиса заметила их, вошедших и тут же остановившихся на входе в растерянности, но лишь отметила для себя факт их явления. Пока никто не входил в очерченный круг — он был несущественен. В этот миг и в этом пространстве её занимали только чёрный силуэт и две снежинки блеска на остриях перед ним.

И вдруг… Синий фон, на котором уже давно металась клякса фигуры наставницы, наполнился линиями, точками, разводами, радугой цвета. Невольно она отвела взгляд от опасно притаптывающей перед ней старой мастерицей и вгляделась в выплывающую на синий фон усталости древнюю настенную фреску, давно скрытую под слоем ржавчины, копоти и водяных разводов. И в тот миг сверкающе-кипенная искра метнулась к её горлу!

Она ещё успела вскинуть вооружённую руку и даже почувствовала, как лезвие скользнуло по наручам сестры Пелагеи, но в следующий миг уже осознавала свою смерть — остриё упиралось в гортань, выдавливая из мелкой раны тёмные капли.

И мир навалился на неё потоком реальности.

Наставница Пелагея, стоя одной ногой в её части круга, застыла недвижимой статуей с выдвинутой в атаке рукой, и глаза у неё отдавали чернотой бездны. А по лицу стекали крупные капли пота — гроздьями, одна за другой, неостановимо. И яростно метался живчик жилки на виске.

Серые стены были лишь стенами — полными разводов и неясных контуров, в которых углядывалось всё и ничего под рыжими, грязными пятнами. И только лишь.

У дверей сестра Софья крестилась, беззвучно шевеля губами.

Вокруг неё молча стояли девушки.

И только лишь.

Дав мгновение на осознание произошедшего, сестра Пелагея отодвинула нож от пораненной шеи девушки и отшагнула. А Алиса вдруг осознала, что в окна всё также бьёт навязчивый свет, а с бровей и ресниц капает пот, и в голове тихо шумит отголосок дальнего моря…

Она хотела спросить наставницу об этом, даже вытянулась к ней, но спёкшиеся от усталости губы не смогли раскрыться. А в глазах сестры Пелагеи мелькнул добрый смех, словно она почувствовала это нелепое детское переживание.

— Не забудь, — почти беззвучно выдохнула наставница, невольно устало улыбнувшись. Отвернулась и ушла — сгорбленная, старенькая, но победившая, как всегда.

Алиса смотрела ей во след, и наставница вновь становилась для неё тёмной фигурой на синем фоне. И, когда она скрылась за тяжёлой дверью, Алиса скосила глаза и глянула в сторону. На огромной стене высился воин — в кольчуге, в золотом куполе шлема, с копьём в руке и щитом на локте. Его взгляд был суров, а под копытом взъяренного коня, страдая, вилось, нашпиленное на остриё копья, серое существо — человек с драконьим хвостом и крыльями летучей мыши. А ещё ниже, под изломанной болью спиной существа, лежала зелёная долина, на которой резвились сфинксы, единороги и змеи.

Алиса всматривалась до рези в глазах в мелкие рисунки на горизонте, и её всё казалось, что на дальнем холме, самом зелёном из всех и самом высоком, не трещины скрестились, а встал сажевый крест, настолько чёрный, что любая бездна казалась его светлее. Но, может быть, только показалось, потому что, стоило лишь чуть отвести взгляд, как исчез и воин, и серое существо, и сфинксы, и единороги со змеями и дальний холм. И только трещинка в форме креста — осталась.

…