16. Экзюпери

16. Экзюпери.

Когда сгустились сумерки, Алиса подняла Даниила. Бет, отряхиваясь от налипших травинок, хмуро посмотрел на девушку. На ней, словно влитой, сидел тёмно-синий брючный костюм, а волосы держала толстым узлом на затылке деревянная шпилька.

— Прохожий батюшка подарил? — угрюмо спросил он.

Алиса неопределённо пожала плечами и махнула рукой на белеющий под соседним деревом квадратик. На расстеленном полиэтиленовом пакете горкой лежал фарш. Глаза Даниила загорелись, руки задрожали, а по губам пошёл жирный блеск от неудержимо рвущейся наружу слюны. Он, как был, на корточках пополз к импровизированному столу и запустил скрюченные от волнения пальцы в измельчённое мясо. Алиса, смотрела, как он ест — хватая куски ртом прямо с горки, хрипло дыша и пуская слюну с уголков губ, — и старалась не морщиться.

«Это мне испытание от господа, — думала она. — Я столько раз инициировала, но ни разу ещё не видела так близко то, что остаётся от человека после… Бог испытывает меня. Моё омерзение к нему — грех. Потому что я могла быть тем, кто принёс ему наказание. Но какие бы прегрешения он не совершил, будучи человеком, он ещё может вернуть себе душу, вернуть себе божью любовь. Он — человек, даже тогда, когда ничего человеческого в нём не осталось… А я — нет».

Она смотрела, как под светом фонарей дрожит, склонившись над уменьшающейся горкой кровоточащего фарша изломанная голодом тощая фигура, как по-собачьи хватает куски ртом, как, сотрясаясь всем телом, рыгает, заглатывая слишком много, и изо всех сил сдерживалась, чтобы не отвернуться.

— Сыт? — подошла она ближе.

Не поднимаясь с колен, Даниил вскинул лицо, выпустил изо рта непрожёванный комок мяса и замер, вглядываясь в девушку. Опустив глаза, он стёр с губ красные подтёки и кивнул.

— Пошли, — сухо приказала она и двинулась первой.

Даниил догнал её только возле поворота на главную аллею сквера.

— Сама-то поела? — хмурясь, спросил он.

— Да.

Краем взгляда осмотрев спутника, Алиса отметила, что задержка была вынужденной — Даниил умылся и привёл себя в порядок, и с его лица и рук исчезли красные пятна.

Некоторое время шли молча.

— Спасибо, — наконец вздохнул Даниил. — За хлеб-соль…

Алиса пожала плечами:

— Один мой друг часто говорил: мы в ответе за тех, кого приручили. Кажется, это цитата кого-то из великих.

— Экзюпери, — задумчиво отозвался Даниил. — Маленький принц.

Алиса удивлённо вскинула брови и покачала головой:

— Мудрые мысли для ребёнка. Даже если он и королевской крови.

— Кто королевской? — не понял Даниил.

— Ну, Экзюпери. Ты же говоришь, что он принц? Значит, королевской крови.

Даниил резко остановился, уставившись на девушку. Алиса прошла ещё несколько шагов и недовольно повернулась, изогнув брови:

— Ну?

Быстро догнав, Даниил молча пристроился рядом, но через некоторое время не вытерпел и спросил:

— Алиса, ты в школу ходила?

— Конечно, — лениво отозвалась она. — Шесть классов казённой, два года единоцерковного пансионата для девочек и сейчас в единоцерковном педагогическом институте на втором курсе.

Помолчав, Даниил поинтересовался:

— И как с оценками?

Алиса пожала плечами:

— Хорошистка. А что?

— Просто, интересуюсь… И ты действительно учишься в институте или только числишься?

— Числюсь, — не стала скрывать она. — Мне и без учёбы работы хватает. И потом — закончить мне несложно. Я же буду официально преподавателем в церковно-приходской школе, а знаний, которые нам давали в пансионате, для этого вполне хватит с лихвой. Так что экзамены будут несложными.

— Церковно-приходской? — снова на миг остановился бет.

— Ну да. Казённая школа на балансе «Единой Церкви» — пояснила Алиса. — Государство и церковь заключают договор и школу передают во владение церкви. Там ставят приход, чтобы жителям района не приходилось куда-то ездить далеко, чтобы можно было приходить в воскресенье на проповеди поближе и со священником общаться, когда нужда придёт. Ну и храмовые учителя там обучают детей прихожан необходимым знаниям — чтение, грамматика, математика, закон божий…

— Ясно, — коротко ответил он, упершись взглядом в дорогу, словно пряча глаза.

— А ты ходил в школу? — на ходу подозрительно покосилась она.

— Ходил… Наверное, — кивнул Даниил. — Знания есть, предметы помню… Только саму школу не помню, и что там происходило. Одни ощущения остались от неё.

— И какие ощущения?

— Радость, свет, влюбленность, формулы мелом на доске, разрез на юбке учительницы, школьная форма в крови после драки — красное на синем…, распоротый портфель, в тетради схема пищевой цепочки, на записке от соседки решение дискриминанта…

— Дискрими… что?

Даниил вздохнул:

— Не важно. Главное — это было. Но я не черта не помню, кроме хаотичной мозаики образов.

Помолчали. Тёмный город отвечал эхом на тихие шаги, на копошение кошек и собак по помойкам и шлепки капель из кондиционеров, не выключаемых даже ночью. Город был прогрет за день и утомлённо засыпал, туша свет в окнах и мельтеша лишь голубыми отблесками телеэкранов по потолкам — словно настраивался на сны, транслирующиеся по развлекательным каналам.

— Куда мы идём? — наконец спросил Даниил.

— В храм Покрова Божьей Матери.

— Зачем? — насторожился он.

— Не напрягайся, — повела плечом Алиса. — Тебе входить не потребуется. Я зайду одна, ты останешься на улице. Если что — убежишь.

— В смысле? Что там будет?

— Ничего. Там точка контакта агентов. Я выйду на связь и, если всё пойдёт хорошо, получу ответы.

Проходя мимо магазина эротической продукции, занявшего весь первый этаж длинной старой пятиэтажки, Даниил хмуро рассматривал вывешенные в окнах весело раскрашенные макеты половых органов и фотографии зазывающих девиц, а сверху красные буквы воззвания «защитников Единой», а потом спросил:

— Убегу, говоришь? Радует, что ты понимаешь, в какую лужу можешь сесть…

Алиса не отреагировала, и он продолжил:

— Твоё командование тебя предало. И любая попытка выйти на контакт с ними для тебя сейчас равна добровольной жертве. Ты же понимаешь, что, если в городе только одна точка контакта, то там тебя точно будут ждать?

Алиса равнодушно кивнула и отозвалась:

— Если бы меня хотели убить свои, им бы не пришлось так всё усложнять. Меня можно было просто вызвать в центр и зачистить там.

В раздражении Даниил яростно расчесал щёку — кожа мелкими лохмотьями повисла под ногтями, на тонких царапинах набухли красные капли, и Алиса отодвинулась от спутника.

— Кое-чего ты не знаешь, бет, — усмехнулась она, стараясь не смотреть на капли крови. — Альфа-вампира не так-то легко убить. Для этого и церкви пришлось бы повозиться. Но церкви это не надо. Альфа-йах — её защитник, ведомый духом и желанием служить величию человечества. Не было случаев, чтобы йах предал своих учителей и духовных наставников, предал свою веру! И потому не было и не будет такого, чтобы мать-церковь отвернулась от нас. Мы стали такими, какие мы есть, не по чужому приказу или прихоти, не из-за грехов, как вы, бета-йахи, и не в назидание кому-то. Каждый из альфы — духовный воин, добровольно положивший на алтарь веры свою душу. За всё человечество. Потому нет смысла в твоих опасениях, бет.

— Замечательно, — протянул он. — Тогда кто мог сообщить милиции о том, как тебя можно взять?

Алиса поморщилась, но не ответила.

Шпиль часовни возник из-за поворота внезапно. Прямо перед ним высился белый бетонный забор, исписанный надписями, у подножья которого лежали давно повядшие живые цветы и вечно яркие искусственные.

— Стена памяти по погибшим при взрыве метро несколько лет назад, — пояснила Алиса. — Тогда проводили изоляцию иноверцев в городе, и тут проходила граница первой еврейской резервации. Станцию в час пик взорвали иудейские террористы, восстановить не удалось. Резервацию уменьшили, особо ретивых евреев посадили, часть депортировали. Об этом на всю страну по телевидению рассказывали…

Даниил подошёл к стене и повёл худыми пальцами по надписям. «Тихонов», «Кравчук», «Токер», «Ли», «Наврузов», «Сейсани», «Дьячко», «Васильев», «Данилов», «Хабибулин», «Шольц»…

— В Иерусалиме, — тихо сказал он. — Есть такое особенное место… Ровная площадка, где в давние времена стоял огромный Храм… Он был так огромен и хорош, что им во все века хотели обладать люди разных вер. И воевали за него.

Он замолчал, опустив руку, и Алиса нетерпеливо нахмурилась:

— И что?

— Ничего, — пожал он плечами. — Войн было так много, что от него почти ничего не осталось. А на его обломках построили храмы разных вер. Православные, католические, мусульманские. И только евреи не понатыкали там синагог. Они молятся у руин.

— Это ты к чему? — подозрительно спросила она.

— Ни к чему, — махнул он рукой. — Где тут твоя точка контакта?

— В церкви.

— Оставайся, я пойду.

— Зачем?

— Я огляжусь, уверюсь, что тебе ничего не угрожает, и пойдёшь ты. Меня не жалко, да за мной и не охотятся.

Алиса задумчиво прикусила губу, разглядывая спутника. Он стоял возле белой стены, резко выделяясь на её фоне — чёрный худющий силуэт с провисающей одеждой, поникшими плечами и длинными спутанными волосами, до которых до сих пор не добралась расчёска.

— Это церковь, — напомнила она. — А к церкви бет не может подойти. Возле неё тебе станет плохо, и ты сбежишь.

— Почему? — спросил он, всё ещё трогая ладонью надписи на стене.

— Такова природа йаха. Церковь неприятна нам. Но альфу держит его долг и причастность, а бет может пройти внутрь, только преодолевая себя, свой страх и боль. А на это способны лишь те, кто понимает свою греховность и высокое желание очиститься.

Даниил покачал головой:

— Я не помню своей человечьей жизни. И потому не чувствую себя греховным, — хмуро отозвался он. — Я пройду.

Алиса, усмехнувшись, пожала плечами и объяснила, как найти исповедальню в храме.

Даниил скользнул к входу на территорию Храма и скрылся за решёткой, легко проникнув между прутьев. Девушка лишь покачала головой, вглядываясь в то, как худющая фигура тёмным мазком тени ползла по серой асфальтовой дороге к порогу Храма. Вскоре бет исчез в здании, открыв высокую толстую, но незапертую дверь.

Смотря в холодные стреловидные окна, Алиса задумчиво улыбалась и накручивала на палец тонкий рыжий локон, выпавший из узла. С севера подул ветерок, заколыхал кусты, луна дрогнула на небе, словно была лишь отражением в воде…

Внезапный звон разбил ночную тишину.

— Засада! — истошно завопил Даниил, выпрыгивая — почти вываливаясь — из высокого окна, — Беги-и-и!

Она взъерошилась, приседая перед прыжком. И в тот же момент со всех углов переулка замелькали быстрые тёмные фигуры.

…