11-20 / Дальний свет / Спынь Ксения
 

11-20

0.00
 
11-20

11.

— Да я это, я! — бросил в ответ Феликс. Нафига она вообще спрашивает: кто ещё в новые времена будет вызванивать традиционный позывной подполья.

Китти открыла дверь — как всегда, безупречно элегантна и глянцева. Час ночи.

— Заходи, — она отодвинулась от дверей. — Что-то не так? Неважно выглядишь.

— Ты прекрасно знаешь, что как, — пробормотал он.

— В общих чертах.

Они прошли в комнату. Китти уселась на диван и смотрела со спокойным внимательным любопытством. Феликс сел рядом.

— Так ты… Хотел что-то сказать? — наконец поинтересовалась она.

Феликс попробовал было, но понял, что слова разбежались. Что их просто и нет уже.

— У тебя есть что-нибудь выпить?

Китти слегка удивлённо подняла брови:

— Всё совсем плохо?

Феликс не ответил. Китти легко поднялась и вышла.

— У меня… — раздался её голос с кухни. — Кажется, ничего нет. А, есть такая штука, — она появилась в дверях, держа зеленоватую бутылку.

— Что это?

— Nolle. Вроде мятного абсента. Жуткая гадость.

Она наполнила два матовых стакана из толстого стекла, один передала Феликсу, а со вторым села обратно на диван.

Феликс отпил было, но закашлялся после первого глотка.

— Я же сказала, жуткая гадость, — без интонаций проговорила Китти. Сама она просто сидела, держа стакан в руках и глядя в стену перед собой.

— Ладно, — Феликс поставил стакан на пол. — Можно и так.

Он подождал ещё с минуту, собираясь с мыслями.

— Лаванда не хочет меня принимать — тут ты, кажется, выиграла, — он невесело усмехнулся. — Пробовал через Гречаева, ещё по-разному… Всё глухо. Кому какое дело.

— Дела нет никому, — нечётким эхом отозвалась Китти. — Всё, что в нас было для них… полезного, мы уже сделали. И этот мир… не наш теперь. В нас он не нуждается.

— Про мир я тоже думал, — Феликс небрежно кивнул. — Вот по промзонам шёл и думал: может, надо было после школы в рабочие идти, на завод. Чем-то ведь даже проще: ни о чём таком не задумываешься, вечером вернулся с работы, пожрал, включил телик… Ещё один день. А вот сейчас, знаешь, вроде бы всё уже нормально — но я-то чувствую, что что-то не так. Помнишь, как тогда — когда только пришла Нонине?

Китти не ответила.

— Нет, Лаванда, разумеется, хорошая и правильная девочка, — он вновь усмехнулся. — Но… что у неё в голове — я не знаю. Что-то очень своё. Гречаев вот говорил, что она вещь в себе. Правильно, в общем, говорил. А мне почему-то кажется, что, если б она могла обустроить собственный идеальный мир… нас бы в нём не было.

(«И знаешь, мне страшно», — хотел сказать он, но в последний момент раздумал. Этого он не скажет даже Китти).

Она по-прежнему молчала.

— Не, я понимаю, что теперь даже протестовать не имею права, — тихо рассмеялся Феликс. — Что я сам её и привёл… я лично, да. Был не прав, ошибался, — он перевёл взгляд на Китти. — Ну что ты молчишь?

Она повернула голову:

— Прости, ты что-то говорил?

Нет, судя по её выражению, это не было никаким приёмом: она действительно не слышала. Только сейчас, взглянув на неё пристальнее, Феликс понял, что она тоже далеко не в лучшем состоянии. Бледность-то — ладно, а вот кругов под глазами у неё раньше не водилось. Равно как и манеры то и дело прерываться посреди предложения.

— Ты сама-то как? — спросил он.

— Ничего, просто бессонница. Ты что-то говорил про Лаванду?

— Я говорил, что не знаю, чем это кончится и куда она нас всех заведёт.

Китти качнула головой:

— Лаванда не одна…

— Конечно, там много наших, — неохотно согласился Феликс. — Вот странное дело: вроде бы давно знаком с этими людьми, могу рассказать о каждом… А теперь кажется иногда, что и не знал их вовсе.

— Может, и не знал.

— Так… — он тут же уловил зыбкую недоговорку в её тоне. — Тебе что-то известно? Да?

— Может быть…

— Так рассказывай, — Феликс жадно уставился на неё во все глаза.

— Зачем?

— Что значит «зачем». Если что-то не так с теми людьми, это надо знать сейчас.

— Чтобы что? — самые краешки её губ изогнулись. — Ещё раз устроить революцию?

— А что, считаешь, не вариант?

— Смотря для чего, — Китти пожала плечами. — Если для красивого и пафосного финала… То может и прокатить.

— Хочешь сказать, на штурм я шёл для этого? — фыркнул Феликс.

— А хочешь сказать, это не так?

Несколько мгновений она смотрела на него серьёзно, затем отвернулась. Заговорила:

— Хорошо, ответь мне на один вопрос. Ты действительно хочешь поменять что-то к лучшему? Что-то конкретное, чтоб потом жить с этим? Или ты просто, как всегда, против?

Феликс замолчал ненадолго.

— Да, хочу, — проговорил он наконец тихо, понимая в этот момент, что говорит правду. — Да, действительно хочу.

— Хорошо, — Китти встала, оправила чёрный жакет. — Я тебе покажу. Только учти, за это убивают. Без шуток.

 

12.

Он увидел её в телевизоре. Она вела эту мерзкую передачку, где раньше нёс чушь один из прихвостней Нонине. Что там с ним, авария была на днях? Быстро же вписалась. Просто мигом.

Через пять минут — пришлось выйти покурить, чтоб не сделать чего-нибудь другого, — Феликс понял, что даже не удивлён. Кто такая, в конце концов, Китти Башева? Вечно подстраивающаяся квази-личность, универсальная единица любой системы. За её картонной улыбкой и лаковым глянцем нет ничего — ни единого чувства, ни одного истинного порыва. Только фальшь и вечная мимикрия.

Так что вполне закономерный итог. Разве не понятно было всегда, что они могут быть только врагами?

Вообще, за такое убивать надо, — подумал Феликс, но тут же отмёл эту мысль. Сам не зная, почему именно.

Нет, давайте иначе. Не было никогда никакой Китти. Ему просто привиделось — иллюзия. А от иллюзий надо избавляться.

Решиться было проще, чем сделать. Ничего, это пройдёт — он знал. Трудно только вначале, как при любом расставании, — нестерпимо трудно, но это проходит. Надо только переждать, а дальше, через месяц… два, наверно, можно будет уже не вспоминать.

Да, наверно, он сможет не вспоминать.

Остаток вечера и почти всю ночь он погружённо и ожесточённо писал статью. Следующим же вечером бесцельно бродил по городу: не хотелось никого видеть, разговаривать о чём-то хоть с кем-то знакомым.

Абсолютно вымотавшись, он медленно брёл обратно и был уже довольно близко от дома, когда из подворотни его окликнули:

— Феликс.

Очень тихо, но голос он узнал.

— А, ты? — он в секунду подошёл, порывисто, не понимая в точности, чего ему хочется больше: придушить её здесь же, на месте, или, наоборот, спровоцировать на ответные меры (хотя бы не придётся дальше гасить в памяти ненужные образы). — Следишь за мной?

Китти кивнула:

— Поговорить надо.

Он помолчал, смеряя её взглядом, затем гордо вскинул голову и внятно и отчётливо произнёс:

— Я с ссо-шными мразями не разговариваю.

Китти ничего не сказала, только глаза её потемнели — стали почти чёрными. Когда Феликс — не оглядываясь — отошёл на значительное расстояние, она уже громче проговорила за его спиной:

— Жаль. А то у меня было для вас предложение. И есть основания полагать, что оно бы вас заинтересовало.

Он встал, обернулся:

— И о чём речь?

— Ну, вы же не разговариваете.

Феликс поколебался секунду, подошёл к ней.

— Ну ладно тебе. Говори, — она отвернулась и не хотела на него смотреть. Феликс положил ладонь ей на плечо. — Ну, Китти.

Она наконец повернула голову. Тихо заговорила:

— У меня теперь доступ к внутренней информации и к некоторым базам. Я могу передавать всё это оппозиции — хотя бы тебе лично.

— Но… это же, наверно, опасно? — потерялся он.

— Конечно, опасно, — буднично ответила Китти. — Но, по-моему глубокому убеждению, такие сведения того стоят.

— Нет, подожди, — Феликс вскинул руки. — То, что нам бы это было очень нелишне, это понятно. Мне интересно, зачем ты это будешь делать.

— А это вы должны прекрасно понимать и сами, господин Шержведичев, — Китти прошла чуть вперёд, оставляя его за спиной. — Думаешь, у тебя монополия на бессмысленный героизм?

Уже с расстояния она обернулась, чуть громче спросила:

— Так что? Ты подумаешь?

— О чём тут думать, — Феликс в несколько шагов нагнал её. — Да. Разумеется, да. Какой ещё может быть ответ.

Китти чуть улыбнулась уголками губ:

— Ну да, от таких предложений не отказываются? Даже если их делает ссо-шная мразь.

— Китти, — он приобнял её за плечи, осознавая, что сейчас не та ситуация, когда можно просто отшутиться. — Извини, не так понял… Увидел тебя тогда, в телевизоре — что я должен был подумать? — и ещё раз, через силу. — Извини, пожалуйста.

В её глазах промелькнуло какое-то тёмное удовлетворение.

— Извиняю, — она легко вывернулась из его объятия и отошла немного. — Тогда увидимся. Я тебя найду.

Скоро стук её каблуков растворился в темноте. Ещё минута — и где-то близко прошумел отъехавший автомобиль.

 

— И что, всё дело в деньгах?

— А что ты думал, — заметила Китти. — Что все идейные оппозиционеры?

Перед ними лежали разложенные бумаги из музыкальной шкатулки.

— Нет, ну я понимал, естественно, что чисто идейных и бескорыстных там немного, — Феликс нервно дёрнул плечами. — Но чтоб вот так… И потом, как Нонине это допустила, с её-то паранойей.

— Думаю, она не была инициатором, — задумчиво проговорила Китти. — Скорее всего, это была идея самого Замёлова. Софи она, разумеется, вряд ли нравилась. Но, пока это приносило свои плоды, она мирилась. Когда же у Замёлова перестало получаться, она его грохнула.

— Так, может, это и не она? При таком раскладе?

— Это она, — Китти кивнула. — Конечно, не лично. Через Кедрова или его людей. Но это точно она.

Феликс перевёл взгляд со сводки телефонных звонков на распечатку банковских платежей — все переводы с некого счёта в течение почти двух лет, один из получателей был обведён в круг чернилами (по всей видимости, самим Замёловым). Эти реквизиты Феликс узнал: общеизвестный в узких кругах счёт, наиболее часто использовавшийся оппозицией. Счёт же, с которого шли платежи, пояснила Китти, периодически задействовала Нонине для разных кулуарных дел.

— А может, всё-таки фальшивка? — Феликс посмотрел на неё почти с надеждой. — Не знаю… коллаж, ретушь. Провокация, в конце концов!

— А это тогда что? — Китти кивнула на третий листок. На нём разместился печатный текст: электронное письмо с подробным перечнем того, кто что сделал на момент сходки, о чём распространялся и что планировал делать в дальнейшем.

— Было? — она пристально смотрела на Феликса. Он ещё раз взглянул на дату (трёхлетней давности сентябрь), обречённо кивнул.

— Было.

Адресатом письма снова значился Замёлов. Отправителем же — некий Хустик. Это, конечно, прозвище, звали его, кажется, Анатолий Курчатов. Феликс вспомнил теперь, что тот почти всегда присутствовал на сходках, но всякий раз настолько терялся среди лиц и голосов, что в то же время его как будто и не было. И, понял Феликс, об этом человеке он не знал практически ничего, кроме имени (даже облик Курчатова словно расплывался каждый раз перед глазами).

— Слушай, так может, в нём всё и дело? — заговорил он с новым приливом энтузиазма. — Он мог быть засланным и действительно сливать инфу… Ну и всё на этом! А остальное — ну неужели Нонине не могла заказать все эти бумажки, если они ей понадобились?

— Для чего? — сказала Китти.

Феликс подумал:

— Да, действительно, для чего.

— Ты же знаешь, как делается компромат для публики, — Китти взглядом указала на листки. — Это была бы слишком тонкая работа.

— И удар по образу Нонине. Она бы на такое никогда не пошла. Ну а если не она, а Замёлов… Хотя нет, — Феликс прервал теперь сам себя. — Какой идиот решил бы переть против Нонине с какими-то бумажками, — он помолчал, затем уставился на Китти. — Зачем он вообще это сделал? Все эти махинации со шкатулкой?

— Не знаю, — Китти качнула головой.

— Не знаешь… — безнадёжно задумчиво повторил Феликс.

— По крайней мере, сводка звонков настоящая. Я проверяла, — Китти поймала его удивлённый взгляд. — После смерти Софи. На той же неделе запросила ещё раз. Мне всё сделали по старой памяти. Там было то же самое.

Она несколько устало осмотрела бумаги. (Один из телефонных номеров — внутренний номер Замёлова — был ею отмечен карандашом).

— Впрочем, я не знаю, чьи это телефоны. Поздно было выяснять. Может, и совсем посторонних. Банковский счёт тоже проверить не могла. Как ты понимаешь.

Феликс поднял бумаги, ещё раз вгляделся в буквы и цифры.

— Слушай… Ты не могла бы передать мне их на пару дней? Мне кажется, я смогу всё это проверить.

Китти посмотрела с сомнением, не сказала ничего.

— Да. Смогу, — повторил Феликс.

 

13.

Десять часов на башне.

— Да-да, уже здесь! — отозвался он с лестницы: нетерпеливое хождение наверху намекало, что его заждались.

И точно: Вайзонов стоял посреди помещения и смотрел неодобрительно.

— Ты мог бы не опаздывать, хотя бы когда сам назначаешь время?

— Не виноват, совсем не виноват, был у госпожи Мондалевой. А это, ты же понимаешь, святое. Она спрашивала, интересовалась многими вещами… Странными, но для неё наверняка важными. Не мог просто не объяснить всё подробнейшим образом…

— Хорошо, это всё понятно, — прервал Вайзонов. — Давай теперь, что тебе понадобилось от меня.

— От тебя… — он аккуратно, чтоб ничего не задеть, расположился в кресле у небольшого столика. Вайзонов сел напротив, за окном же блестели в утренних лучах Передвижный мост и Часовая башня. — От тебя, Герман, мне потребовалось некоторое такое содействие.

Тот с ровным интересом кивнул.

— Видишь… Пару месяцев назад я разговаривал с госпожой Мондалевой, предлагал ей несколько облегчить задачи её как правителя. В частности, силовой блок. Ну вот зачем этим заниматься лично правителю, когда можно поручить, скажем так, специалисту в более узкой области. Но госпожа Мондалева оказалась в этом моменте принципиальна и выводить даже часть структур из-под своего управления отказалась наотрез.

— Ну, правильно сделала, — Вайзонов пожал плечами. — Я бы тоже отказался.

— Это конечно, конечно, — он охотно закивал. — Только вот идейка не выходит из головы… Что, если бы нам сделать параллельную структуру, — он несколько секунд смотрел в глаза Вайзонову. — Неофициально, разумеется.

Тот усмехнулся:

— Хочешь себе личную гвардию?

— Ну нет, почему, — для вида смутился он. — Просто небольшой отряд… Который бы подчинялся непосредственно нам. Потому что, ну, мало ли какая ситуация. А госпожа Мондалева не может уследить за всем.

— Я тебя понял, — Вайзонов снисходительно улыбнулся. — И всё-таки — при чём здесь я? Кажется, недостатка в людях у тебя не должно быть.

— Нет, с этим нет… Контингент есть и вполне подходящий. Мне бы человечек нужен, которому можно будет их поручить. Только, знаешь, не «типичный ссо-шник» с не пойми каким прошлым, а кто-то более проверенный и… свой, что ли. Не тупой исполнитель, опять-таки, а человек, который понимает.

Вайзонов добросовестно слушал.

— И?..

— Я подумал — может, у тебя есть кто-нибудь на примете? Ты же многих знавал.

— Как тебе сказать… — протянул Вайзонов. — Будучи предпринимателем и, вообще-то, участником оппозиции, я подобных личностей старался избегать. Это уж скорее по твоей части.

— Ну, у меня все связи в основном в столице, — отнекнулся он. — А тут бы, может, и лучше человека со стороны, который не завязан здесь ни на чём. Нет у тебя такого?

Вайзонов над чем-то раздумывал. Наконец произнёс:

— А ты не слышал о Шеле́тове?

— Нет, — он слегка подвинулся вперёд и приготовился внимательно слушать.

— С ним я тебя мог бы свести, на самом деле. Правда, насколько он тебе подойдёт, смотри сам — человек это странный. Но, возможно, как раз он тебе и нужен. Я бы сказал, именно что «нетипичный ссо-шник»… В общем, лучше тебе увидеть самому.

Он улыбнулся:

— Был бы тебе признателен.

 

14.

Дневной эфир закончился. Стрелки показывали полвторого. Китти уже складывала бумаги, когда в дверь осторожно просунулся Павлик.

— Госпожа Башева, — почти шёпотом окликнул он. — Там вас… к телефону.

— Кто?

Он только испуганно указал наверх и поспешил исчезнуть.

Китти подошла к телефону, подобрала трубку:

— Слушаю.

Внимательно выслушав, уточнила:

— Это необходимо сейчас?

Ответили кратко и положительно.

— Хорошо.

Китти попрощалась, положила трубку на место. Только тут она заметила, что Павлик ушёл недалеко и всё так же боязливо выглядывал из-за двери.

— К госпоже Мондалевой вызвали, — пожав плечами, объяснила Китти.

Когда она уже была у выхода, Павлик подал голос:

— Я могу для вас что-нибудь сделать?

Китти удивлённо обернулась. До сего момента она слышала эту фразу лишь единожды — от Феликса, в конце одной из тех кратких тайных встреч.

— Да ладно. Не на расстрел же я еду.

«Хотя, конечно, интересно, что ей понадобилось», — отметила она про себя.

Павлика, похоже, её фраза не успокоила.

— Вы бы осторожнее в городе, госпожа Башева — он покачал головой. — Мне показалось сегодня утром, что за вашей машиной следили.

Китти кивнула:

— Я знаю.

 

Лаванда задумчиво перекатывала половинку мела с ладони на ладонь — словно лодка плыла по волнам. Глаза правительницы смотрели мимо, на что-то незримое; солнечные лучи сплетались в её волосах и будто венчали её короной.

— Но она ведь соврала, — произнесла Лаванда.

Гречаев решил, что следует сейчас вмешаться.

— Возможно, конечно, что так, — поспешно заметил он. — Но, знаете, я бы не рискнул утверждать, если бы вы спросили.

Он с готовностью улыбнулся, но Лаванда не заметила. Пришлось продолжить:

— Разумеется, Китти Башева чаще остальных находилась при Нонине, но ведь та была человеком до крайности подозрительным. Едва ли бы она доверила кому-то такую тайну. К тому же в последние часы, насколько это известно, Нонине пребывала в одиночестве. Куда она только не могла деть амулет за это время… Теперь можно лишь гадать.

— Вы думаете?

— Я, видите ли, не утверждаю, — осторожно уточнил Гречаев, — но совсем не удивлюсь, если и Китти ничего не знала.

— Да нет, — прервала Лаванда. — Она знает, где уголь. Знает, но не говорит.

Она недовольно хмурилась, о чём-то размышляя, потом повернулась к Гречаеву:

— Вы не знаете, как сделать так, чтоб человек сказал то, что знает, но не хочет говорить?

— Простите?

— Нет, ничего, — Лаванда снова над чем-то задумалась. — Наверно, нельзя никак. Я только понимаю, что она врёт, но на этом всё.

— Что ж… Судя по прошлым годам, здесь ей мало равных, — Гречаев подобрался к столу, ненавязчиво, как бы невзначай оглядел разложенные книги: «История древностей и реликвий», «Чёрное время: цифры и факты», «Ринордийск в лицах», — что только читает правительница. — То же телевидение… Требуется определённая сноровка, чтоб вести передачи новостей: ведь сказать сегодня одно, а завтра, не моргнув глазом, совсем другое… Не каждый это сможет. Я уже молчу про Софи Нонине: чтобы обманывать её, нужен был, я бы сказал, своего рода талант…

— Странно, что она ещё там, — произнесла Лаванда, будто бы и не ему.

Гречаев замолчал. Второе «простите?» было бы совсем неуместно, но он и впрямь её не понял.

Лаванда подняла голову и, будто услышав его мысли, пояснила:

— Странно, что Китти ещё на телевидении, — она слегка наклонилась вперёд и доверительно уставилась на Гречаева. — Кстати, вы знали? Что она не Башева?

 

15.

— Ну что… Я проверил, — Феликс стоял на пороге комнаты, но не входил, опираясь спиной о косяк. — Всё именно так.

— Ты проверил те поступления? — несколько удивилась Китти.

Тот усмехнулся:

— Ну… как бывший оппозиционный журналист должен же я что-то уметь.

Сказано было с гордостью, хотя по глазам было заметно, что ему не так легко сейчас это изображать. Феликс вошёл, сел рядом на диван, положив бумаги здесь же.

— Всё так же, как на твоей распечатке. Приходило раз в месяц, около двух лет… Всегда одна и та же сумма. Знаешь, — он мельком настороженно взглянул на Китти, — нам два или три раза подкидывали такими кусками разные сочувствующие личности. Но это было что-то настолько исключительное, что становилось известно всем на ближайшей сходке. А вот про это… — он чуть брезгливо тронул бумагу, — ни разу ни полслова. Тут последний платёж в сентябре, поменьше, чем в прежние разы. По идее, ещё в октябре должен был быть, дата варьировалась несильно, но в октябре не было. А дальше, я так понимаю, грохнули Замёлова.

Китти кивнула:

— Да, я, кажется, поняла что. У Софи было два метода для протестов. Вычисление сверху, чтоб подавить. И вычисление изнутри, чтоб… направить, куда надо, скажем так. Первое было за Кедровым, второе — за Замёловым. Думаю, к октябрю во втором она окончательно разочаровалась.

— И поставила на Кедрова? Похоже на то…

Оба замолчали: каждый задумался о собственных приметах того времени, которое, по обыкновению, пролетело мимо, хлестнув разлетающейся вуалью.

— Что с телефонами? — наконец прервала молчание Китти.

— С телефонами всё плохо. Как и должно было быть, — он поднял распечатку со звонками. — Тут просто. Это сам Хустик. Это Вислячик — он бывал у нас иногда, но больше был по всяким проектам… Иногда помогал, если кто-то попадался: ну, там, вытащить из-под ареста, всё такое… Не всех, конечно, на многих просто забивали. Эти два… Мамлев и Дукатов. Их я вообще не видел вживую, но мы все знали, что во многом они всё организуют… ну и финансируют, понятно, тоже, — он невесело ухмыльнулся. — Разумеется, в нашем кругу они пользовались не такими номерами. Эти, видимо, для других дел.

— А этот? — Китти указала на последний из номеров.

— Этот — не знаю, — Феликс покачал головой. — Прочесал всё, что только было можно. Этого нигде нет.

Китти подчеркнула пальцем последнюю строчку:

— С него звонили в том числе Софи. Это её внутренний телефон.

— За несколько дней до убийства, — Феликс вновь мельком и настороженно глянул на неё. — Я ведь по нему даже звякнул!

— И что?

— Не ответили. Возможно, он вообще уже нерабочий.

— Ты бы всё же осторожнее, — спокойно заметила Китти.

— Так и будем вечно осторожничать? Их осталось только вскрыть поимённо. Потом можно будет действовать уже в открытую.

Китти изобразила намёк на улыбку:

— Рассказать Лаванде?

— Как вариант, — Феликс тряхнул головой. — Если я всё же добьюсь приёма и поговорю с ней лично, это будет даже лучше всего.

Китти промолчала.

— Что? Думаешь, мне она поверит меньше, чем любому из них?

— Может, и так. Прямых доказательств у нас нет. А кроме того, я не уверена, что надо сейчас поминать всё это.

Феликс замолк на пару мгновений.

— Ну отлично, — он поднялся с дивана и заходил по комнате. — Они были в сговоре с Нонине, теперь сидят в правительстве, но давайте не будем это вспоминать: дело давнее, с кем не бывает… Правильно, что.

— Я просто не вижу, что бы от этого поменялось, — сказала Китти.

Феликс вздохнул, прислонился спиной к подоконнику:

— Опять дважды два пять.

— Может, и пять.

— Удивительный ты человек, — с беззлобной насмешкой он искоса поглядывал на Китти. — Хранить у себя такой компромат и не думать что-то с ним делать… Шпионить на оппозицию и ни на секунду не верить, что что-то изменится… Да ладно, пять лет вести «Главную линию», зная, какой всё это бред! Так, подожди… — он будто вспомнил о чём-то и резко оттолкнулся от подоконника. — У тебя же по четвергам дневные эфиры. Почему ты не там?

— Меня уволили.

— В смысле «уволили»?

— Указ сверху, — пояснила Китти. — Лично от госпожи Мондалевой.

— Так, — он вновь прошёлся по комнате, засунув руки в карманы, вытащил зажигалку, покрутил её в пальцах. — Понятно. Мне всё же надо к ней заявиться.

— Феликс… — недовольно отмахнулась Китти.

— Что «Феликс»? Так и надо, чтоб она творила, что хотела?

— Я в любом случае собиралась поискать что-нибудь другое. Так что это всё равно.

Мне не всё равно, — отрезал он. — Завтра я у неё буду. Отвечаю.

 

16.

«Грифель взял древний и мудрый старик, в чьих словах отражалась жизнь, как в самом ясном, не тронутом пылью зеркале. Он многое видел, многое слышал и мог всё просчитать наперёд. Когда он говорил, он знал, что говорить».

Зазвеневший телефон оторвал Лаванду от захвативших её строчек. Она недовольно поморщилась, но всё же сняла трубку.

— Госпожа Мондалева, — отчего-то смущаясь, проговорила телефонистка. — Тут внизу… ваш кузен… Господин Шержведичев.

— Феликс? — удивилась Лаванда. — А что ему нужно?

— Он хочет о чём-то вас уведомить… Мы сказали, что вы сейчас никого не принимаете, но он утверждает, что не уйдёт отсюда, пока ему не дадут поговорить с вами.

— Да?

Телефонистка как будто спохватилась:

— Но вы, конечно, не обязаны его принимать. Если следует, то охрана…

Лаванда пожала плечами:

— Ну пусть зайдёт. Раз уж он здесь.

 

— Ну, здравствуй, братишка.

Она сидела здесь, как порождение холодного и совершенного света: такой, наверно, излучают горные вершины. В пальцах как влитая лежала половинка мела; запястье опушилось птичьим браслетом: теперь в нём были и вороньи, совиные перья, и перья каких-то вовсе неизвестных птиц.

Всё начало было плыть по течению какого-то горного ручья — такого же льдисто-голубого, как глаза напротив. Феликс тряхнул головой, быстро отогнав наваждение. Он прошёл несколько требуемых шагов и, опершись руками о её стол, выпалил:

— Ты что творишь?

Лаванда невозмутимо моргнула:

— А что я творю?

— Я про Китти. Это ведь с твоей подачи её турнули с телевидения?

— Ну да, — протянула Лаванда, поглядев вопросительно и как будто немного с вызовом.

— Слушай, — Феликс несколько выпрямился, но не отступил назад. — Я понимаю, что у тебя полно претензий ко мне. Но Китти-то тебе что сделала? Можешь ты на это ответить?

Лаванда промолчала и упрямо смотрела мимо него.

— Захотела оторваться теперь? — продолжил он. — Хорошо, я понимаю. Ну так на мне и отрывайся, в чём проблема?

Лаванда нахмурила лоб и недоумевающе потрясла головой:

— При чём здесь вообще ты?

 

17.

— Да, действительно, при чём здесь ты? — сказала Китти.

Феликс уставился на неё, не понимая. Она продолжила:

— У нас с госпожой Мондалевой старые счёты. Она знает какие.

— Да какие бы ни были, — он опустился сбоку на край дивана, не поворачиваясь к Китти. — Я, кажется, всё сказал, что мог, она не стала слушать. В итоге только заявила, чтоб я убирался и что больше меня видеть не желает. Вообще.

— Об оппозиции и Нонине ей не говорил? — осведомилась Китти.

— Не успел.

— Жаль. А то бы она к тебе прислушалась и, конечно, тут же сместила бы этих нехороших людей.

В голосе проблеснула ирония. Феликс обернулся: на губах её бродила знакомая полуулыбка.

— А вместо них взяла бы, — с невинным видом продолжила Китти, — например, тебя.

— Ну прекрати, пожалуйста, — он резко встал с дивана, прошёлся по комнате.

Китти внимательно глядела, очевидно, ожидая продолжения. Феликс остановился.

— Ты не понимаешь. Я девять лет был с этими людьми, был одним из них. Агитировал, призывал… сражался на их стороне. Я… я вырастил это в себе, не взял у кого-то — вырастил сам, я жил этим, я не представлял себя вне этой борьбы, вне этой идеи. А теперь выясняется, что всё это было фальшивкой… игрой в поддавки? Нет, когда они поняли, что им ничего не светит, решили, конечно, попробовать по-настоящему. Ну и что мы имеем теперь? Что крысы одного цвета свергли крыс другого цвета, а я им в этом помог, — Феликс вновь подошёл к окну, сжал пальцами край подоконника. — И сам я — точно такая же крыса, и всё это с начала и до конца — один большой фарс.

— Не преувеличивай, — негромко прервала Китти. — То, что кучка интриганов использовала идею в своих интересах, не дискредитирует саму идею.

Феликс обернулся на неё.

— Я потому и думал… Потому и хотел, чтоб это не закончилось вот так. Я же знаю, что там были и люди вроде меня. Если хоть какое-то из наших дел что-то значило…

— Кстати, Нонине в итоге свергли вы. А не «крысы».

— О да, — рассмеялся Феликс. — А уж госпожа Мондалева — целиком на моей совести.

Он обошёл диван, упал на него навзничь позади Китти.

— Меня повесить надо.

— По таким меркам нас всех надо повесить, — Китти не глядя потрепала его по волосам. — И не единожды.

Тикали минуты. Где-то за окном фонари приглушались в мягкой тени и глухо рокотали на трассе машины. Зеленоватый отсвет города лился на потолок.

— Что будем делать? — спросил Феликс.

— Есть варианты?

— Всё обнародовать.

— Расклеить по стенам.

— Захватить телестанцию.

— Лучше сразу Ринордийск.

— Набрать кандидатов и перевыбрать правительство.

— Ты бы пошёл? — неожиданно поинтересовалась Китти.

— Нет, — Феликс покачал головой. — Нет, не смогу. Не хочу.

— Вот и я нет.

— А что? У тебя бы неплохо вышло.

— Нет, — всерьёз сказала она. — Сразу нет.

Феликс помолчал.

— Что теперь с работой будешь делать?

— Не думала пока. Поищу что-нибудь другое.

— Может, к нам?

— Посмотрим. Пока отдохну просто.

— То есть получается, — Феликс встал с дивана, — с одной стороны у нас бывшие информаторы и соучастники Нонине на высших постах, с другой — Лаванда, для которой нас всех и наших проблем просто не существует.

— Вот поэтому я и не говорила про бумаги, — тихо сказала Китти.

(«На самом деле мы ничего не можем. С нами кончено», — немым послесловием отозвался жёлтый комнатный воздух).

Где-то в отдалении прогудела большая машина, и вновь тишина. Лишь назойливо свистел ветер.

Феликс остановился у стола: он разглядывал конверт и фотографию. Китти смотрела в сторону, делая вид, что не замечает.

Феликс поднял фото:

— Анонимка?

Китти неохотно кивнула.

— И чего ты молчала?

— А смысл?

— Смысл… — он отложил фотографию, снова присел рядом на диван. — Ты понимаешь, что могут перейти и к действиям? Это быстро.

— И что? — Китти пожала плечами. — Маму я уже переправила за границу. Хотят мстить за что-то мне лично — пожалуйста.

 

18.

Ринордийск замело снегом.

Белые дорожки протянулись по Турхмановскому парку: затихшему и безлюдному в это время года. Феликс прошёл по ним к пустым траншеям, что летом были фонтанами. Здесь, у припорошённого бортика он нередко ожидал кого-нибудь в прошлые годы, чтоб встретиться без свидетелей: зимой это место не привлекало ничьего внимания. Статуя девы и мантикоры стояла, подёрнутая дымкой изморози, как в тяжёлом дремотном забытьи.

Он задержался ненадолго, прошёл дальше — к высоким решётчатым воротам, к выходу из парка. Чёрные прутья мёрзло скрипнули, неохотно выпустили наружу — к сугробам и белым, как сугробы, домам. Позади же, на дорожках уже заметало его следы.

Это было царство молчания. Улицы узко тянулись меж извилистых и длинных зданий, и казалось, нет конца лабиринту, что сплетался совсем не так, как должен был в действительности. Феликс несколько раз пытался свернуть к Главной площади или улице Кобалевых, но каждый раз терпел неудачу: только улицы тянулись всё вдаль и белой змейкой вилась позёмка.

Окна в домах были заперты и не горели; впрочем, ещё стоял день. Странно, правда, что совсем не было людей на улицах, ни одного. Даже в самую яростную метель попадётся навстречу один-два прохожих…

Когда он долго ходил по городу зимой, становилось несколько не по себе: Ринордийск начинал казаться странным, отчуждённым… как будто не вполне живым.

Будто порождённое этой мыслью, перед Феликсом, в проёме домов выросло настоящее кладбище. Он бросил взгляд направо и налево, прикидывая, как бы обойти это место, но обходить здесь, похоже, было негде. В минуту кладбище вымахало до размеров огромного поля и протянулось в обе стороны, сколько хватало глаз.

Что ж, ладно. Он вспомнил: где-то там стоит склеп, из которого тайный ход ведёт к холмам по ту сторону реки, вот выход из ловушки лабиринта. Феликс двинулся вперёд, на поиски.

То с того, то с другого боку вставали ровные и чёткие контуры камней и уплывали, оставаясь позади. На одном из них, светлом, слегка присыпанном снегом, кто-то сидел.

Феликс приостановился, задержал взгляд. Чёрный изящный силуэт сложно было разобрать издалека. Похоже, он даже не касался земли, но удерживался легко и непринуждённо.

— Эй! — окликнул Феликс. — Чей это камень?

— О, кто пожаловал… — с нарочитым удивлением протянул силуэт.

Феликс шагнул ближе:

— Дай мне посмотреть.

— Кого-то конкретного ищешь? — неизвестный плавно повёл рукой. — Или так просто?

Было что-то знакомое в этом жесте… Феликс притормозил в недоумении.

В это же время всё будто дёрнулось, поплыло туманом, начало неотвратимо блёкнуть.

— Лила, — проговорил напоследок силуэт. — Её звали Лила.

 

Он открыл глаза. Полежав немного в темноте, поднялся, переместился к столу. Открыл ноут — тот тут же засветился приглушённым сиянием.

Феликс не любил кладбища — не настолько, конечно, как разрушенные дома, но тем не менее. Надо было немного успокоиться.

В интернете не было сейчас ничего нового, но знакомые страницы и записи возвращали к привычной реальности. Это всегда так бывает — хорошо, что этот агрегат снова у него.

…Тогда, летом, в день его рождения, Китти позвонила в дверь. Они успели поссориться за несколько дней до того (видимо, отвыкнув встречаться чаще раза или двух в месяц), и Феликс не ждал её.

— Я ненадолго, — сразу заявила Китти. — Просто кое-что принесла. Что-то вроде подарка.

— Весьма заинтригован, — усмехнулся Феликс. — И что же это?

— Во-первых, вот, — она достала из двойного пакета и поставила на стол его ноутбук. — Думаю, успел соскучиться.

— Я думал, его уже расчленили, — Феликс невольно улыбнулся, как старому товарищу.

— Нет, стоял в хранилище в целости и сохранности. А во-вторых, — она вытащила из сумки какой-то свиток, — вот это.

Феликс недоумённо принял в руки желтоватую, сложенную гармошкой бумагу.

— И что это?

— Список Нонине, — Китти проследила, как он чуть не выронил свиток, но подхватил обратно. — Все, кого она успела записать углём перед смертью.

Феликс бегло просмотрел выведенные чёрным фамилии.

— А почему мне-то?

— Хотя бы потому, что ты там есть. Меня — нет.

— И что мне с ним делать?

— Не знаю, что хочешь, — Китти улыбнулась. — Это же твой подарок.

Вслед за этим она развернулась, шагнула к дверям:

— Ладно, пока.

— Может, останешься? — кинул вслед Феликс. Китти остановилась.

— Ты хочешь, чтоб я осталась? — спросила она — похоже, и впрямь удивлённо.

 

Список он тогда отдал Лаванде. Глупость, конечно, сделал, что уж теперь говорить.

Феликс откинулся на спинку стула, неудовлетворённо оглядел стол вокруг ноута. Будто чем-то здесь можно было теперь помочь. Понятно, вряд ли Лаванда что-то сотворит со свитком, но всё же не было в этом ничего хорошего и добавляло поводов для смутной тревоги.

Будто их не хватало и так.

Он мельком глянул за окно, отвёл взгляд. Может, следовало всё-таки остаться у неё, мало ли? Китти же никогда не скажет, если трудно или страшно, не подаст даже виду. А ему всегда было спокойнее, если рядом — кто-то живой.

(Да, так и началась вся эта история с Лавандой…)

Ладно, условился Феликс, завтра утром. Утром придёт к ней и заявит, что остаётся на неопределённый срок. Может, это ничего и не изменит, но оба хотя бы будут в курсе, где другой и что всё в порядке.

С сомнением он посмотрел на телефон; поколебавшись, решил, что сейчас не время. Завтра утром.

 

19.

«Иногда я просыпаюсь от резкого шума: будто пули бьются о железную стенку. В самые же плохие ночи я понимаю, что это лопата стучит о камень».

Она лежала, глядя в потолок над собой. Он мерцал, чуть менялся в плывущих тенях, и казалось, там кто-то живой, смутно знакомый: исчезающие фигуры среди ветвей колдовского леса. Она проследила, как тени наплыли и перетекли друг в друга, прикрыла глаза.

 

Бродя между бараков, Рита бесцельно обшаривала взглядом всё вокруг: не то чтоб она наделась что-то найти, но всё же в глубине души цеплялась за эту возможность. Бездействие гнело её, и казалось, что угодно было бы лучше.

— Где норма? — рявкнул невдалеке чей-то грубый голос.

Ему что-то отвечали: было не разобрать.

— Если не будет до темноты, будешь иметь дело со мной.

Рита остановилась у барака, настороженно разглядела из-за угла. Охранник уже отошёл, почти же на земле сидела каторжанка: ещё не старая, но определённо в возрасте. Рита мельком бросила взгляд по сторонам, подошла к ней.

— Чего от тебя хотел этот скот?

— Мне надо свить все эти верёвки… — тихо проговорила та. — До темноты я не успею.

— Это ничего… Дай-ка, — Рита опустилась рядом с ней, взяла моток тонких верёвок. — Как это делается… Так просто?

— У меня пальцы уже почти не гнутся, — оправдываясь, пояснила каторжанка. Рита, не прерывая дела, попыталась улыбнуться ей:

— Ну, не плачь, — дыхание паром вырывалось в холодный воздух, но по-настоящему зима не притронулась к этой земле — видимо, отошли к югу. — Как тебя зовут?

— Лила…

— Лила. Вот и чудесно. Вместе сейчас всё успеем, — она истосковалась по действию, действованию, и монотонная работа в эту минуту была ей почти в радость.

Новая знакомица смотрела на неё, как будто не веря.

— Ты… ты ангел? Да?

— Нет, — Рита всё же невольно улыбнулась. — Я не ангел…

Они управились больше чем с половиной, когда вновь подошёл охранник.

— Эй ты! — Рита сделала вид, что не слышит. — Ты, ты! Тебя освободили от работ.

— Я не для вас работаю, — огрызнулась она, не оборачиваясь, хотя он стоял сейчас прямо за ней. Лила испуганно протянула руки, то ли порываясь забрать у Риты верёвки, то ли просто в немом «не надо!»

— Успокойся, — проговорила Рита. — Пока я здесь, они тебе ничего не сделают.

Замешкавшийся было охранник всё же рывком поднял её. Обычно они избегали и этого, но, видимо, он не знал, что предпринять.

— Ну я же сказал, эту не трогать, — из ниоткуда появился Эрлин. Как всегда «вовремя».

— Но она, — тот растерялся совсем, — она не выполняет!

— Оставь, — бросил ему Эрлин. Когда охранник отошёл на два шага, обернулся уже к Рите. — Почему бы вам не вернуться в барак, фройляйн? Скоро темнеет.

— Сначала я помогу ей, — сложив руки на груди и сверля взглядом землю, она упрямо застыла на месте. — Я обещала.

— Значит, по видимости, придётся нарушить обещание. Шестнадцатый пустует? Вот туда.

— Я никуда не пойду! — она отступила немного, когда охранник направился было к ней, готовая царапаться, кусаться, если понадобится. Конечно, это не сильно поможет, но совсем даром им не пройдёт.

— Рита, — оказавшись позади неё, Эрлин говорил ей почти на ухо, — ну, ты же понимаешь, что каждый твой взбрык скажется на ней. А вовсе не на тебе, — когда она обернулась, он изобразил улыбку. — И не смотри так, будто для тебя это новость.

Вновь подошёл охранник, и Рита последовала за ним, но через несколько шагов оборотилась.

— Лила! — кинула она напоследок. — Я тебя найду. Слышишь? Обязательно найду!

Барак окружил тишиной и полумраком, дверь позади шумно закрылась. Рита тут же попыталась отпереть её снова, но замок был надёжный. Расцарапав о дверь запястья и ещё несколько раз ударившись о неё от безнадёжности всем телом, она отступила вглубь, упала на подобие лежанки.

Хотят держать её взаперти — пусть держат. Главное, не забыть потом, не забыть, что обещала, не забыть о…

 

— Лила, — по-прежнему глядя в потолок, проговорила Китти. — Её звали Лила.

Похоже, сегодня ей вновь не заснуть.

Она встала, поставила вариться кофе — обречённо-привычная последовательность движений, где не будет никаких перемен; пока он готовился, на минуту включила телевизор. Ничего нового, повторяют дневной выпуск: про то, как некая Китти Башева работала на тирана и узурпатора Нонине, про то, как она по-прежнему занимает должность на государственном телевидении (ах да, уже не занимает… ну так, значит, занимала) и даже всё ещё пользуется казённым транспортом в личных целях, и кстати, а за какие заслуги… и т.д., и т.п. Всё это она слышала за последние дни уже неоднократно и из опыта знала, как набирают оборот подобные сюжеты — что обычно всплывает, в какой последовательности пускается в дело… Всё так же, как с десятками других, — ничего нового.

Она налила кофе, выключила телевизор. За окном ползла густая матовая синь с провалами чёрного. Она ничего не обещала — ни участия, ни справедливости — она лишь ползла, как и без того должна была ползти.

Китти и не ждала особо.

Она сняла шкатулку с подоконника, осмотрела её, аккуратно докрутила до упора маленький ключ. Помедлив, — каждый раз как будто через силу — открыла крышку: из недр прянула нежная печальная мелодия, перепетая отрывистыми звеньканьями колокольчиков. Слова же Китти знала и так.

«Почему вы сегодня так грустны, моя фройляйн,

Почему так тревожно поёт на душе…»

Она оставила шкатулку играть на столе, сама же вместе с кофе вышла на балкон. Там воздух был свежее.

Она подняла чашку ко рту, поняла, что не может пить это тёмное. Оно слишком сильно пахло кофе — неприлично сильно. Будь это какое-нибудь невнятное варево — какое им могли раздавать в ссылке, — она бы, может, попробовала, но вот это…

Китти напомнила себе, что многие другие, не лучше её, возможно, в эту самую минуту распивают дорогие вина, и всё же отхлебнула немного.

Её чуть не стошнило от этого глотка. Прижав руку ко рту, она несколько минут боролась с организмом. В итоге спазм отступил, но делать ещё попытку совершенно не хотелось. Китти отставила чашку, вернулась в комнату.

Мелодия уже доиграла. Китти завела шкатулку повторно, затем разрешила себе упасть на диван и заложила руки за голову.

И ещё раз —

«Почему вы сегодня так грустны, моя фройляйн…»

Это можно продолжать до бесконечности.

Тени вновь начали наползать на потолок, навязчиво сплетаться во что-то, как в бреду. Колокольчики — чики-чики — поют о безвестном, невозвратимом, но не твоём, но не тебе. Тебе — только тени на потолке.

Поняв, что всё равно не уснёт, Китти вспомнила о машине на стоянке. Почему бы и нет. Как будто никто сейчас не мешает.

Она поднялась и стала переодеваться в уличное.

 

20.

Слева за стеклом проплыл и скрылся Передвижный мост.

— Человек это, конечно, не без странностей, — он рассеянно скользил взглядом по фонарям снаружи и изгибам дороги. — Но мне он, пожалуй, нравится. По крайней мере, небольшой отряд… Это бы я ему доверил.

— Очень рад, что смог тебе помочь безвозмездно, — ровно проговорил Вайзонов, не отвлекаясь: он вёл машину.

— Ну что значит «безвозмездно»… Может, и тебе что-то понадобится весьма скоро, откуда ты знаешь? Это ведь такое дело… заранее не предскажешь.

Вайзонов только ухмыльнулся на это. Поэтому можно было продолжать.

— Скажи, а нет за ним, случайно, какого-нибудь… тёмного прошлого? — он нарочито пафосно повёл рукой.

Вайзонов помолчал ещё немного, кратко качнул головой:

— Сомневаюсь, что у него вообще есть какое-нибудь прошлое. Шелетов — явление по-своему уникальное. Служил по большей части в глубинке — то на югах, то на востоке… И везде, где отвечал он, распоряжения сверху выполнялись безукоризненно, но о нём самом как о человеке сложно сказать что-то определённое. В последнюю южную войну за ним была территория на подступах к Ринордийску, а это что-то да значит.

— О, — он важно поднял палец, — ну, это серьёзно.

Они ехали вдоль набережной. Слева, с открытого водного пространства то и дело вспыхивали яркие огни.

— А кто там сейчас на обыске за главного? — вдруг встревожился он. — Надеюсь, не тот дебил Клементинов?

— Он самый, — кивнул Вайзонов.

Он недовольно цокнул.

— Надо было, конечно, проследить мне лично… Замотался. Надеюсь, ему хватит ума никак ничего?.. Скандалы нам были бы абсолютно ни к чему, — слева проплыл фонарь, осветил ограждение внизу. — Подожди!

Автомобиль остановился.

Он, прищурившись, вгляделся в фигуру возле фонаря.

— Это ведь она? Да?

— По крайней мере, машина её, — Вайзонов кивнул на припаркованное на противоположной обочине авто.

— Вот человек, — он удивлённо покачал головой. — Её сейчас фанатики от любой из сторон прикончили бы за просто так. Хоть бы охрану себе наняла.

Потеребив, он отстегнул ремень, потянулся к двери.

— Ты надолго? — поинтересовался Вайзонов.

— Сейчас вернусь… Поговорю только с ней.

Китти стояла, облокотившись на ограду и низко склоняясь над водой. Она не подняла голову на звуки шагов, даже когда он подошёл совсем близко.

— Доброй ночи, Китти, — проговорил он с улыбкой.

— Доброй ночи.

Он прислонился к ограде рядом, с видом ценителя огляделся по сторонам.

— В этот час здесь особенно красиво. Не правда ли? Все эти мосты в огнях… перевёрнутые улицы в реке… Тишина, — она не ответила. — Успокаивает, наверно?

— Некоторых, вероятно, да.

— Время, конечно, сейчас нелёгкое пошло, — он сочувственно вздохнул. — Впрочем, когда оно было лёгкое… «И все ночи без сна жду гостей дорогих», всё такое… Ну, это классик, — мельком улыбнулся он. Китти задержала на нём взгляд чуть дольше, потом снова отвернулась. Но она поняла, это было видно.

— Что же… Чтоб не мешать наслаждаться прекрасным видом, я, пожалуй, попрощаюсь?

Посмотрев на него ещё раз, Китти кивнула:

— До свидания.

Когда они с Вайзоновым отъехали за угол, он поднял руку:

— Подожди… Постоим немного.

— Ну и зачем ты ей сказал? — довольно равнодушно спросил Вайзонов.

— Немного подтолкнул, что такого. Сейчас будет прямо там.

— Не легче было отвезти?

— Чтоб я утратил у неё всякое доверие? — он тихо рассмеялся. — Зачем так, побуду лучше тайным доброжелателем… А что слишком поздно — так кто ж это мог знать.

Ответа не последовало, и они продолжали сидеть в тишине. Через минуту Вайзонов всё же нервно зашевелился:

— Так что? Двигаем?

— Погоди…

Ещё минута — позади, у реки раздался гул мотора, и автомобиль прошумел вниз по набережной.

— О, — он поднял палец и кивнул Вайзонову. — Что-то ещё соображает. Вот теперь можем ехать.

 

Китти съехала с большой дороги чуть раньше, чем обычно, и подобралась к дому дворами.

«Опоздала».

Со стороны казалось, ничего особенного, но, если приглядеться, можно было заметить блуждающие фонарики в полумраке за стеклом.

Хотя, может, и вовремя. Это как посмотреть. Бумаги, конечно, уже не спасти, но вернись она чуть раньше, было бы хуже.

Ничем себя не выдавая, она окинула взглядом машины вокруг: то особое чутьё, что не могло не появиться при службе у Нонине, подсказывало, что ожидают с нескольких сторон. И точно, позади прошуршали колёса: автомобиль чуть подвинулся и перекрыл въезд во двор. Всё же заметили.

Был второй въезд с другой стороны дома, и ещё ворота, туда она не поехала. Вместо этого двинулась, погасив фары, вдоль невысокого забора и заросших кустов самшита. Она знала эти дворы — возможно, даже лучше, чем её гости, — и, если так, имела небольшое преимущество. Там, где забор прерывался, проход загораживали зелёные коробки старых гаражей. Два из них были развёрнуты и почти сходились под углом, между ними оставался зазор как раз такой ширины, чтоб могла протиснуться маленькая машинка. Дальше же, за гаражами, расползся огромный пустырь.

Со стороны дома — видимо, там поняли план — взвыло второе авто, но оно было теперь слишком далеко. Китти пересекла пустырь по дуге (под колёсами хрустели и давились осколки битого стекла), миновала соседние жилые дома, запрятавшись за их длинным рядом (окна почти не горели — лишь одно-два на верхних этажах), и, наконец, выехала к трассе много дальше того места, где свернула во дворы. Осталось преодолеть насыпь…

Здесь гарантий быть не могло. Однако машина взобралась по сыпкому гравию, вздохнула, грузно перевалилась на ровный асфальт. На пустыре замелькали тени, заметались шумы и лязги, но Китти уже мчала сквозь ночь вниз по трассе.

 

  • Лайтовый / Кожин Алексей
  • Цирк / Рассказки-2 / Армант, Илинар
  • Среди козлиных рож и пьяных женщин / Изнанка / Weiss Viktoriya (Velvichia)
  • Мёртвые глаза / Цой-L- Даратейя
  • Правитель / Медведникова Влада
  • Армант, Илинар - Повезло! / 2 тур флешмоба - «Как вы яхту назовёте – так она и поплывёт…» - ЗАВЕРШЁННЫЙ ФЛЕШМОБ. / Анакина Анна
  • За окошком зима (Джилджерэл) / Лонгмоб "Истории под новогодней ёлкой" / Капелька
  • комплекс кассандры / маро роман
  • История 10 / Сборник недетских рассказов / Финагин Данила Ильич
  • Мнение Даны Арнаутовой (Твиллайт) / Конкурс «Легенды Ландории» / Кочетов Сергей
  • Во зле / БЛОКНОТ ПТИЦЕЛОВА  Сад камней / Птицелов Фрагорийский

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль