ГЛАВА 24.

Кэрол была спокойна и даже равнодушна ко всему происходящему, казалось, она вообще погрузилась глубоко в себя и ничего не замечает вокруг. Она беспрекословно подчинялась, делая все, что ей велели, машинально, не задумываясь, отвечала на вопросы. И только когда за ее спиной захлопнулась дверь камеры, и щелкнул замок, она вдруг вздрогнула и обернулась. Увидев, что ее запирают, она словно пришла в себя.

— Пожалуйста, не надо, не закрывайте, — взмолилась она. — Я очень боюсь… Я не выйду отсюда, клянусь, только не запирайте на замок.

— Клаустрофобия? — равнодушно поинтересовался конвоир.

— Да, что-то в этом роде.

— Сожалею.

— Пожалуйста!

— Привыкайте, леди, и к решеткам, и к замкам. Раньше надо было вспомнить о своей болезни. А теперь вам долгое время придется провести взаперти, там, где всем будет до одного места все ваши страхи.

Злорадно ухмыльнувшись, мужчина удалился, оставив замершую у решетки девушку. Подняв руки, Кэрол сжала пальцами холодные прутья и коснулась их лицом. Впервые с того мгновения, когда ее заковали в наручники, она с полной ясностью осознала, что с ней происходит. Словно она спала, а теперь, наконец-то, проснулась, только оказалось, что это все не сон.

Она в камере, под замком. Потом будет суд, приговор и тюрьма.

Лишь на мгновение в ней вспыхнуло горькое отчаяние, и она, поддавшись внезапному порыву, вытянула руку между прутьями, словно пытаясь дотянуться до свободы, оставшейся по ту сторону решетки. Но уже в следующую секунду ей снова стало все равно. Единственное, что ее пугало, так это запертая дверь.

Она боялась темноты, собак и запертых дверей.

В памяти сразу всплыли клубы едкого дыма, огонь, вопли… стены и запертая снаружи дверь. В голову полезли страшные мысли. Вдруг опять пожар, а про нее в суматохе забудут, а она здесь, запертая и беззащитная перед огнем. Некуда бежать. Она сгорит, как Эмми.

— Откройте! Откройте! — в ужасе закричала она, впиваясь пальцами в решетку. — Умоляю, не запирайте меня! Откройте!

На ее вопли пришел охранник и, остановившись напротив, пронзил девушку свирепым взглядом.

— Сейчас же заткнись, или…

— Пожалуйста… выслушайте меня, — в отчаянии взмолилась Кэрол. — Я понимаю, что вы не имеете права отпереть замок, но я не убегу, клянусь! Куда мне бежать? Откройте.

— Ты что, больная или на самом деле держишь здесь всех за идиотов? — вскипел охранник. — Отойди от двери, и быстро на койку! А если еще раз заорешь, умою тебя в параше, ясно?

Он ударил ее дубинкой по пальцам, заставив вскрикнуть от боли и неожиданности и отдернуть руки от решетки.

— На койку, живо, если не хочешь, чтобы я отходил тебя всю этой дубинкой!

Девушка попятилась назад, прижимая ушибленные пальцы к губам.

— Вы не понимаете… пожар, — пролепетала она. — Я же чуть не сгорела… а Эмми погибла! И Мэг! Потому что нас заперли!

Мужчина слегка приподнял брови и присмотрелся к ней повнимательнее. Руки девушки дрожали, глаза лихорадочно блестели таким правдоподобным ужасом, что он пришел к выводу, что она либо прекрасная актриса, либо просто ненормальная. Скорее, она походила на ненормальную.

— Я тебя предупредил! — пригрозил он и пошел прочь, недовольно бурча себе под нос что-то про то, что психов с каждым днем становится все больше, и почему-то их везут сюда, а не прямиком в дурдом.

А Кэрол сжалась на койке, дрожа и задыхаясь от ужаса. По лицу ее бежали слезы. Она прислушивалась и принюхивалась, боясь пропустить запах дыма, готовая вскочить и забиться в истерике, требуя освобождения при малейшем подозрении на опасность.

Как безжалостны люди. Они заперли ее, обрекая на нечеловеческие муки, отдав на растерзание демонам, таившимся в ее душе, которые мучают ее страхами из прошлого. Она не может с ними справиться. И они сведут ее с ума. Запертая дверь — это огонь, это смерть. Это могила Эмми.

Забившись в угол, девушка тихо стонала, кусая ногти и не замечая, что обгрызает их до крови. Зажмурившись, чтобы не видеть запертой двери, она пыталась представить, что находится в своей комнате, в доме Куртни. И только таким образом она удерживала себя от того, чтобы не начать метаться по камере, как когда-то очень давно — по охваченной огнем комнате, которая принесла столько горя и отняла самое дорогое — Эмми.

Она не спала всю ночь.

Пришедший утром охранник обнаружил ее сидящей на койке с таким измученным видом, как будто ее пытали всю ночь. Она безучастно смотрела на стену и не отреагировала, когда он ее окликнул. И только когда щелкнул замок, она вздрогнула и повернулась.

— Вставай! Руки за спину! — рявкнул охранник.

Девушка устало подчинилась. Он вывел ее из камеры и куда-то повел.

Она равнодушно шла вперед, даже не поинтересовавшись, куда ее ведут и зачем. Она гадала, почему у нее болят пальцы под ногтями, и ей не терпелось посмотреть, что с ними.

Ее подвели к двери и уткнули носом в стенку.

— Кэрол Ландж! — объявил охранник кому-то, заглянув в комнату, затем, взяв девушку под руку, завел ее внутрь со словами, которые тихо шепнул на ухо:

— Повезло тебе, детка. Считай, что ты спасена.

Подняв глаза, Кэрол поняла, что он имел ввиду. Перед ней стоял Джек Рэндэл. Только прошли те времена, когда он был ей другом. Охранник наивно думает, что знаменитый адвокат пришел ее спасти. Только она-то знала, что все наоборот. Он здесь может быть только по одной причине — поквитаться с ней окончательно, столкнуть в пропасть, когда она вдруг поскользнулась на краю. Ему остается ее только немного подтолкнуть, и он не упустит такой возможности. Или не будь он Джеком Рэндэлом.

Встретившись с холодными серыми глазами, Кэрол повернулась к охраннику.

— Уведите меня. Я не буду разговаривать с этим человеком.

У охранника вытянулось лицо от изумления.

— Так это же Джек…

— Я знаю, кто это.

— Это ваш адвокат, — объяснил охранник. — Он будет вас защищать.

— Я отказываюсь от услуг этого адвоката, — губы ее слегка скривились от презрения. — Пожалуйста, уведите меня отсюда.

— Но… — у охранника просто не было слов, поэтому он растерянно посмотрел на Джека Рэндэла, не зная, как поступить.

— Сними наручники и подожди за дверью, — велел тот тоном начальника. — И не беспокоить нас, пока я сам не позову.

Охранник пожал плечами и беспрекословно исполнил все, что было велено. Когда он скрылся за дверью, Джек выдвинул из-за стола один из двух стульев и жестом пригласил девушку присесть.

Кэрол прошла по комнате и опустилась на стул. Бросив взгляд на руки, она с удивлением увидела, что ее пальцы обезображены до неузнаваемости — обгрызены и искусаны, да еще посинели от удара дубинкой.

Она помнила, как ударил ее охранник, но как сама себя искусала — нет.

Увидев, что Джек уселся напротив, она спрятала руки под стол.

Она молчала и не смотрела на него, чувствуя, что он ее разглядывает.

— Тяжелая ночка? — поинтересовался он.

Кэрол не услышала в его голосе сарказма или злорадства, но все равно была уверена в том, что он наслаждается сложившейся ситуацией. Ну и пусть. Ей все равно.

Она промолчала, безучастно разглядывая царапины и трещины на столе. Бледное, изможденное лицо, темные круги вокруг глаз, и устало опущенные уголки губ — она не догадывалась, что так выглядит, но даже если бы знала, то ей было бы на это наплевать. Впервые в жизни ее не заботила своя внешность.

— Воды хочешь? — Джек налил в стакан из графина воды и протянул ей. Девушка не пошевелилась. Он откинулся на спинку стула, продолжая сверлить ее пристальным взглядом.

— Зачем ты это сделала? — требовательно спросил он, но в голосе его прозвучали теплые нотки, как когда-то, до того, как они стали врагами, как считала Кэрол.

— За Мэтта, — тихо ответила она.

— Я не об этом. Я знаю, за что ты ее грохнула. Правильно сделала. Я бы и сам прибил эту сучку. Я спрашиваю, зачем ты позвонила 911, зачем сама себе накинула петлю на шею? Надо было избавиться от тела — и все! Почему мне не позвонила сразу, а? Я бы все устроил так, что никто бы никогда до тебя не подкопался.

Кэрол вскинула на него расширившиеся от удивления глаза.

— Что ты на меня так смотришь? Вызвать полицию — это самая большая глупость из всех твоих глупостей! Испугалась? Или решила проявить благородство и отправиться добровольно за решетку с гордо поднятой головой, позволив какой-то там шлюхе загубить твою жизнь, как она загубила жизнь твоего ненаглядного Ланджа? Мне было бы проще не позволить тебе угодить за решетку, чем оттуда вытащить.

— Но… я вызвала помощь, потому что она была жива. Я не знала, что она умрет.

— И что? Думаешь, что если бы она осталась жива, тебе бы все сошло с рук? Нужно все доделывать до конца, раз начала, даже убийство. Добила бы ее, вместо того, чтобы помощь вызывать. А звонить нужно было мне, а не в службу спасения.

— Я не хотела ее убивать. Это как-то… неожиданно получилось. Я разозлилась, потеряла над собой контроль…

— Ты жалеешь?

— Не знаю.

— Я уже сказал, о чем ты должна жалеть — о том, что ты натворила после того, как размозжила ей голову, — открыв лежащую перед ним папку, он потряс перед носом девушки листом бумаги. — А вот это что, скажи на милость, а? Какого хрена ты созналась в убийстве? Кто за язык тебя тянул?

— А какой смысл отрицать? Все равно мне бы никто не поверил.

— Зря, — буркнул он, пряча признание обратно в папку. — Считай, что сама себя за решетку отправила.

— И так бы отправили.

Услышав в ее голосе безразличие, Джек окинул ее внимательным взглядом.

— Ладно, что сделано, того не исправишь, — он постучал ухоженными пальцами по столешнице. — Разберусь, и не такое дерьмо разгребал. С этой минуты ты будешь говорить и делать только то, что я тебе скажу, даже если тебе это не будет нравиться. Будешь послушной умницей, и я вытащу тебя отсюда.

Некоторое время Кэрол недоуменно и настороженно смотрела на него, пытаясь понять, что все это значит, и что он задумал на этот раз. Он может взяться за ее защиту не с целью помочь, а для того, чтобы окончательно погубить. Но, с другой стороны, если он проиграет процесс, и его подзащитную осудят, это пошатнет его репутацию. Нет, насколько Кэрол успела его изучить, честолюбие никогда не позволит ему добровольно проиграть дело. Ведь тогда уже никто не скажет, что у Джека Рэндэла за всю практику нет ни одного поражения, что, как адвокат, он всемогущ и непобедим. Если он официально собирается выступить ее защитником, он сделает все, чтобы ее оправдали.

— Это невозможно, — вырвалось у Кэрол.

Он хитро улыбнулся.

— Обожаю это слово. Без него жизнь была бы такой скучной.

— Я убила эту женщину, я призналась. Все яснее ясного. Меня никогда не оправдают. Ты ничего не сможешь сделать. Или ты собираешься взвалить убийство на кого-то другого? Может, у тебя уже и признание чье-то припасено, а, Джек?

— Я никогда не повторяюсь, к твоему сведению. У меня достаточно ума, чтобы придумывать каждый раз что-то новенькое.

— И что же ты придумал на этот раз?

— Для тебя все это слишком сложно, я не располагаю временем посвящать тебя в тонкости законодательства и права. Тебе просто придется мне довериться. Полностью. Это все, что от тебя требуется за твою свободу.

— Довериться тебе? Хм, думаю, безопаснее будет отправиться в тюрьму! — горько ухмыльнулась девушка, разглядывая свои обезображенные пальцы.

— Что ж, отправляйся, — Джек поднялся, демонстративно собираясь уходить. Кэрол тоже встала, подошла к двери и остановилась в ожидании, когда ее заберут. И даже заложила руки за спину, чтобы охранник лишний раз не орал на нее, или, того хуже, сам не скручивал запястья сзади.

Джек поджал губы, смотря на нее, и, поняв, что она не собирается его останавливать, и на самом деле смирилась со своей участью, в сердцах швырнул папку с ее делом на стол.

— Сядь! — процедил он сквозь зубы.

— Нет, — Кэрол требовательно постучала в дверь, которая тут же открылась.

— Пошел вон, я тебя не звал! — рявкнул Джек на появившегося охранника. Тот покраснел и отступил назад.

— Я подумал…

— Убирайся, болван, ты мешаешь! Не видишь, что я разговариваю со своей подзащитной? Придешь, когда я позову, понял?

Мужчина опустил голову, тяжело задышав от гнева, но подчинился и, выйдя в коридор, снова запер дверь. Подскочив к девушке, Джек схватил ее за руку и вжал в стену.

— Ты дура, разве ты не понимаешь, что только я могу тебя спасти от тюрьмы? Ты знаешь, что такое тюрьма? Знаешь, что с тобой сделают заключенные? Кто такие жеребилы, знаешь? Нет! Так узнаешь, на собственной шкуре! Они сидят и ждут, когда им подкинут очередной лакомый кусочек. Тебя там просто растерзают!

— Ну, и пусть, — чуть слышно отозвалась Кэрол, спокойно смотря в сверкающие глаза, взгляд которых когда-то с трудом выдерживала. Джек ослабил хватку, хмурясь. Безразличие и безучастность девушки были неподдельными, и это ему категорично не нравилось. Она походила на истерзанную куклу, смотрящую на него стеклянными глазами, в которых не было ни страха, ни отчаяния, а только пустота. Опустив взгляд на руку, которую держал, он с удивлением увидел обгрызенные до крови ногти и посиневшие пальцы. Он не узнал ее руки, всегда такие красивые и ухоженные, с длинными накрашенными ногтями. Так искусать себя человек может только, сильно нервничая. Схватив вторую руку, он посмотрел и на нее.

— Откуда синяки?

— Не помню.

— Охранник дубинкой ударил, когда за решетку держалась? Знаю, не отрицай, не впервой вижу такие отметины. Не имел права. Считай, что он уже об этом горько жалеет.

Девушка продолжала прижиматься к стене, не предпринимая попыток освободиться. Судьба охранника ее не волновала. Впрочем, как и своя собственная.

— Я помогу тебе, — уже мягче сказал Джек.

— Не надо. Оставь меня в покое.

— Кэрол, сейчас не время для бессмысленной гордыни. Я пришел сюда, чтобы помочь, а ты ведешь себя, как капризная глупая девчонка.

— Мне не нужна твоя помощь. Помогай кому-нибудь другому.

— Не испытывай мое терпение, девочка, ты же знаешь, что Бог меня им обделил.

— Почему же? Наоборот, у тебя поразительное терпение. Ты очень долго ждал, когда я оправлюсь от болезни и приду к тебе с извинениями, чтобы отомстить мне.

— Я не мстил. Я сделал только то, чего мне давно хотелось, вот и все. А про месть ты уже сама себе выдумала.

— А то, что ты сделал с Кевином, я тоже выдумала? Что сказал, что будешь губить каждого, с кем я захочу завязать отношения — тоже? И сюда пришел, чтобы позабавиться, так ведь, Джек? Все никак не успокоишься? Всю жизнь меня травить собрался?

— Я уже сказал, я пришел помочь.

— А я сказала, что ты можешь убираться ко всем чертям! — равнодушие в глазах девушки вдруг сменилось злобой, и она попыталась оттолкнуть его от себя.

— Я не уйду. Во-первых, меня попросила Куртни, — в голосе Джека появилась не меньшая злость. — Если тебе наплевать на себя, подумай о ней! Эта женщина слишком много для тебя сделала, вытащила тебя из грязи, ведь если бы не она, ты бы давно уже была дешевой придорожной шлюхой, как твоя мать! Куртни дала тебе другую жизнь, вывела в люди, сделала из тебя человека, дала образование — и для чего? Чтобы ты таскалась по тюрьмам, как твоя мамаша? Я, конечно, понимаю, что яблочко от яблоньки не далеко падает, но раз уж ты влезла в сердце этой одинокой бездетной женщины, имей совесть и не заставляй ее пожалеть о том, что она когда-то приняла тебя в свою семью.

— Моя мать не в тюрьме, — севшим голосом подавленно выдавила Кэрол.

— Ну, в психушке — еще лучше! И тебе туда прямая дорога, если не одумаешься, помяни мое слово!

Девушка вздрогнула, но постаралась не обращать внимания на эти слова. Он просто насмехается, хочет обидеть и напугать. Куртни. Надо же, ведь она даже не подумала о ней. Ни о ней, ни о Рэе. Они будут думать, что она такая же, как мать. Убийца. Они приняли ее в свою семью, полюбили, но она не оправдала их надежд. Она приносит им одни проблемы и страдания. Она не достойна их любви, не достойна жить в их доме. Она такая же, как Элен, и ее место на самом дне, а не в этой семье.

— Думаешь, они хотят, чтобы я вернулась к ним после того, что сделала? — глаза ее медленно наполнились слезами.

Джек удовлетворенно улыбнулся. Лучше слезы, чем это странное пугающее безразличие. Нездоровое безразличие.

— Они любят тебя. Они понимают тебя и не осуждают. Эти люди никогда не отвернутся от тебя, чтобы не случилось. Помни об этом. И цени.

— Хорошо, я согласна, — всхлипнула она. — Что я должна делать, Джек?

— Для начала присядь. Нам предстоит длинный разговор. Я хочу услышать от тебя все, что произошло вчера, начиная с того момента, когда к вам в дверь позвонила Кэтрин Фрэнсис. Все, до мельчайших подробностей. Ты хорошо помнишь, что она тебе говорила?

— Да, я никогда не забуду ни одного сказанного ею слова, — с горечью ответила Кэрол.

Джек молча слушал ее, ни разу не перебив. Когда Кэрол закончила, он спокойно докурил сигарету и потушил ее прямо о стол, а окурок бросил под ноги. Опершись локтями о столешницу, она сфокусировал на девушке свой пронзительный, труднопереносимый взгляд.

— А теперь послушай, что мы делаем с тобой дальше. Я требую психиатрической экспертизы, а ты послушно беседуешь с психиатром и проходишь обследование.

— Психиатр? Зачем? — девушка побледнела.

— На этом я буду строить свою защиту.

— Ты хочешь сделать из меня сумасшедшую? — Кэрол так резко вскочила, что опрокинулся стул. — Хочешь отправить меня в дурдом? Нет, лучше я отправлюсь в тюрьму! И притворяться умалишенной не собираюсь!

— Притворяться нет необходимости.

— Что? Ты… ты хочешь сказать, что я на самом деле ненормальная?

— Об этом я узнаю у психиатра. Но я и сам вижу, что ты немного не в себе. И, думаю, на этот раз мне не придется подтасовывать факты и прибегать ко лжи. Я добьюсь оправдания честным путем. Сбои в твоей психике на лицо, тем более, если учитывать перенесенный тобой недавно инсульт с такими тяжелыми последствиями. Сядь, Кэрол, и успокойся. Все не так страшно, как тебе кажется. Подлечишься немного в клинике, тебе это только на пользу пойдет. Если интересует мое мнение, то тебе это просто необходимо. Если, конечно, не хочешь, чтобы все дошло до такой степени, как у твоей матери, когда тебе уже не помогут никакие лечения. Кэрол, подобные болезни передаются по наследству, если тебе еще не известно. В твоих силах не допустить, чтобы заложенная в тебе склонность к психическим расстройствам начала развиваться. Стрессы и травма могли этому поспособствовать. Пока можно подавить болезнь, нужно это сделать.

Кэрол опустилась на стул с вмиг посеревшим лицом. В глазах ее отразилось отчаяние и ужас. Она боялась этого всю жизнь. Боялась стать такой, как Элен. Боялась, что ее ждет то же самое — закончить свои дни в психиатрической больнице. И там, в доме Куртни, в зеркале, она видела не Элен. Это была она, Кэрол. С окровавленным лицом и безумным взглядом. Убийца. Сумасшедшая. Ее не посадят в тюрьму. Ее навсегда запрут в психушке, с такими же ненормальными, как и она.

Кто-то больно сжал ее плечи и, подняв голову, она увидела склоненное к ней лицо Джека.

— Кэрол, не надо так пугаться. Это не страшно, поверь мне. Ты пройдешь курс лечения в хорошей клинике, вернешься домой и будешь жить также, как прежде. Просто надо будет время от времени обследоваться, чтобы контролировать бо… чтобы вовремя заметить, если вдруг опять начнутся сбои и предотвратить их. Здоровых людей сейчас практически не бывает, у каждого есть какая-нибудь хроническая болезнь, наследственная или приобретенная. У Куртни, например, гипертония. Ты не знала? Не говори, что я тебе сказал, она меня вздует. А у меня проблемы с кровью. Белые тельца иногда пытаются взять вверх над красными. Хорошо, еще в детстве врачи это обнаружили. Теперь всего лишь время от времени мне приходится сдавать на анализ кровь, и глотать таблетки, если «белые» опять начинают отвоевывать территорию, — он улыбнулся и погладил ее по щеке. — Это не мешает мне жить… как моему деду, например, который умер от лейкемии в тридцать шесть лет. Медицина сейчас многое может. Только нужно следить за своим здоровьем и не позволять болезням развиваться и пускать в тебе корни, которые потом невозможно будет вырвать. Я не хотел сказать, что ты сумасшедшая. Нет, это не так. И так не будет никогда, если ты последуешь моему совету. И жизнь твоей мамы тоже могла бы сложиться иначе, если бы кто-нибудь своевременно дал ей такой же совет, и если бы она ему последовала. Ведь она была нормальной женщиной когда-то, изначально, и это болезнь ее изуродовала и сгубила, превратив в маниакальную шизофреничку.

— Как Мэтта, — с ужасом шепнула Кэрол. — Вокруг меня одни маньяки. И сама я маньячка. Я живу в аду. Или я уже спятила.

— Не говори ерунды! То, что Элен и Мэтт оба убийцы-шизофреники, только случайное совпадение. А у тебя просто стресс, и эта женщина вывела тебя из себя, заставив потерять над собой контроль. С каждым такое может случиться. Сколько раз я тебе говорил — ни на чем не зацикливайся, перешагни и забудь. Не нагружай свою психику, тем более, если она врожденно не устойчива. Ты многое пережила, любой бы не выдержал. Тебе нужно восстановить душевные силы, мне кажется, ты просто истощена. И твоя психика тоже. Все это поправимо. Только позволь тем, кто в этом разбирается, все поправить. И все будет хорошо. Вот увидишь. А вот в тюрьму тебе нельзя ни в коем случае, потому что, я уверен, оттуда ты отправишься прямиком в дурдом, и, возможно, уже навсегда. Тем более, с твоей панической боязнью запертых помещений. Твоя психика просто сломается, и тогда ее уже не возможно будет восстановить. Как случилось с Элен, и с Мэттом. Ну, ты сделаешь, как я тебе говорю?

— Да, — отозвалась девушка безжизненным голосом.

— Вот и прекрасно, — Джек поднял ее на ноги. — Тогда пойдем, я отвезу тебя домой.

— Как домой?

Он улыбнулся.

— Я добился разрешения отпустить тебя под залог. Куртни заплатила. И она ждет тебя дома. Поехали. Сюда ты больше не вернешься, это я тебе обещаю.

Джек Рэндэл сдержал обещание.

Суд отправил Кэрол на принудительное лечение вместо мест заключения, более того, она была оправдана и обвинение в убийстве с нее снято.

Психиатр подтвердил своим диагнозом психическое расстройство, крайне нестабильное состояние психики, находящейся к тому же в состоянии сильнейшего стресса, и нуждающейся в лечении. Проще говоря, девушка уже делала стремительные шаги к полному помешательству. Ко всему, обнаружилась угроза еще одного кровоизлияния в мозг.

Джек смог с легкостью убедить суд в том, что пострадавшая жестоким образом спровоцировала обвиняемую на агрессию, играя на трагедии, которая повлекла за собой такие страшные последствия в физическом и психическом здоровье девушки, на глубоком личном горе, смерти мужа, которая так подкосила подсудимую; в том, что Кэрол не отдавала себе отчет в своих действиях, нанося удары Кэт. Убедил, что Кэрол — с детства глубоко травмированный психически человек. Предоставил справку, подтверждающую то, что ее мать уже длительное время находится в психиатрической лечебнице с сильнейшим и непоправимым психическим расстройством. Доктор, обследовавший Кэрол, подтвердил, что ее ждет то же самое, если позволить болезни прогрессировать.

Но самое интересное было то, что судьей на закрытом заседании был не кто иной, как Джордж Рэндэл. Присяжные единогласно признали подсудимую невиновной, а судья постановил находиться Кэрол в больнице столько времени, сколько нужно, то есть, на усмотрение врачей. Заседание было коротким и, не успела Кэрол осознать, что произошло, как ее уже вывели из зала суда и отправили в больницу.

Она не знала, что впервые Джек перехлестнулся в суде со своим отцом, впервые им выпало одно дело, и это не было совпадением. Впервые он обратился за поддержкой к отцу, и Джорджу Рэндэлу не составило труда заполучить дело подзащитной сына в свои руки. Они провели закрытое заседание, защита и обвинение выступили только для вида, присяжные заранее получили указание, какое вынести решение. Никогда ранее Джек к этому не прибегал, и все его выигранные дела были его личной заслугой. Он и теперь был уверен на девяносто девять процентов, что не проиграет, но на этот раз он не хотел рисковать и оставлять даже этот один процент, который мог перечеркнуть всю дальнейшую жизнь его подзащитной.

Джордж Рэндэл не задавал вопросов, лишь сказал, что помнит эту девочку, которая однажды приходила в больницу к нему, Джеку. И посмотрел на сына долгим пристальным взглядом. Отвернулся, чтобы тот не заметил, как его губы расплываются в счастливой улыбке.

« Наконец-то, свершилось! — подумал он. — Естественно, нельзя позволить этой юной девушке отправиться за решетку, а то без внуков так и останусь! Как не помочь будущей невестке?».

Только Джордж Рэндэл не знал, что диагноз психиатра настоящий, и справка о болезни Элен Гран, матери «его будущей невестки» — тоже. Он был уверен, что все это — лишь маленькие хитрости Джека, дабы процесс приличия ради выглядел более-менее правдоподобно. А если бы знал, то наверняка отверг бы Кэрол Ландж, как кандидатуру в невестки, потому что не хотел, чтобы его долгожданные внуки унаследовали от бабушки и мамы страшную болезнь. Конечно, это не наверняка, что болезнь обязательно перейдет на детей, но риск все же был, и Рэндэл-старший ни за что бы ни стал так рисковать. Он мечтал о здоровых и таких же умных и талантливых внуках, как он сам и его обожаемый Джек. Рэндэлы должны быть только, и только такими! Он знал, что его сын такого же мнения, и никогда не возьмет в жены женщину с дурной наследственностью, которая может испортить его будущее потомство.

С Джеком он об этом не разговаривал, хотя его мучило страшное любопытство. Уж если его сыночек поступился всеми своими принципами, гордыней и честолюбием ради этой женщины, выходит, это что-то, да значит. И Джордж Рэндэл снова запасся терпением, почти уверенный в том, что Джек, наконец-то, выбрал себе женщину, и скоро она его на себе женит. Только бы не сильно сопротивлялся, этот упрямый болван. Должна же когда-нибудь появиться женщина, способная затащить его под венец! Джордж очень надеялся, потому что, зная своего отпрыска, уже почти отчаялся в ближайшем будущем получить от него внуков. Его сын был настоящим чертенком, которого невозможно было ни приручить, ни поймать, который никогда никому не покорится.

«Пусть не покоряется, чертяка, но плодиться-то можно! Большего я от него и не требую!» — с досадой думал судья, злясь на сына, которому было наплевать на муки мечтающего стать дедушкой отца.

Прошел месяц с того дня, когда Кэрол впервые вступила на территорию роскошного госпиталя. Она была послушной пациенткой, только слишком уж удрученной, и врачи ничего не могли с этим поделать. Казалось, она тает на глазах. Почти перестала есть, отказываясь от еды, из-за чего сильно похудела, кожа приобрела нездоровый бледный оттенок, в глазах застыли беспокойство и тревога. Джек, Куртни и Рэй, обеспокоенные ее состоянием, призвали врачей к ответу и потребовали провести комплексное обследование, чтобы выяснить, что происходит с девушкой.

А через пару дней после этого Кэрол позвонила Джеку домой, чем немного его удивила, потому что она никогда сама не звонила ему. Они не общались по телефону, он часто навещал ее в больнице. Девушка была молчаливой и замкнутой, перестала улыбаться, но Джек был склонен считать, что ее угнетает пребывание в этой больнице. Естественно, не очень приятно, когда тебя запирают в психбольницу, даже если доктора обходительны и внимательны, и тебя окружают красота и комфорт. Время шло, а врачи молчали о выписке, отказываясь даже приблизительно назвать какие-либо сроки.

Лечение продвигалось успешно, но врачей беспокоило подавленное настроение девушки и ее встревоженный, временами даже напуганный взгляд. И никто не мог докопаться до причины.

— Джек! Мне нужно выйти отсюда… завтра же! Всего на пару часов. Пожалуйста, поговори с главврачом, убеди их меня отпустить. У тебя получится, я знаю.

Джек нахмурился, услышав, как дрожит ее голос, в котором проскальзывали нотки какого-то отчаяния.

— А что случилось? Чем ты так взволнованна, Кэрол?

— Ничего не случилось. Просто… завтра я хочу, чтобы Куртни меня свозила к врачу…

— Зачем тебе врач? В госпитале полно врачей!

— Нет, того, который нужен мне, здесь нет.

— А какие у тебя проблемы? К какому врачу тебе надо?

— Джек, ты можешь не задавать вопросов, а просто…

— Нет, не могу. Отвечай, если хочешь, чтобы я поговорил с главврачом. Или решай свои проблемы сама.

— Ну, ладно… У меня «по-женски» проблемы, понимаешь? А здесь такое не лечат.

— Что-то серьезное?

— Куртни говорит, что ничего страшного. Нужно просто показаться врачу, чтобы он выписал нужные лекарства. Всего пару часов, Джек, пожалуйста! Позвони ему прямо сейчас, он еще не ушел, и договорись, чтобы меня отпустили прямо с утра. Хорошо?

— К чему такая спешка? — буркнул Джек, открывая записную книжку в поисках нужного номера.

— Так болит же, Джек… и так уже долго терпела.

— Ладно, сейчас позвоню. А чего терпела-то, раньше нельзя было сказать?

— Так думала, обойдется…

— Хорошо, я обо всем договорюсь.

— Спасибо, Джек. Ты настоящий друг! — она как-то напряженно засмеялась и бросила трубку.

Смех какой-то странный, истерический, думал отстраненно Джек, набирая номер кабинета главврача госпиталя.

— Алло! Добрый вечер. Джек Рэндэл беспокоит.

— Вы по поводу обследования? Еще не все анализы готовы…

— Об этом мы поговорим с вами, когда у вас уже будут все результаты обследования, — вежливым, но твердым тоном перебил Джек. — Я по другому вопросу. Я хотел бы вас попросить отпустить утром Кэрол на пару часов. Под мою ответственность, естественно.

— Могу я поинтересоваться, зачем?

— Конечно. Она хочет съездить к врачу. У нее какие-то женские проблемы. Обещает обойтись в пару часов.

На мгновение в трубке воцарилась тишина, потом доктор сухо сказал:

— Вы что, с ума сошли?

Джек опешил.

— О чем вы?

— Все сроки уже вышли. Никакой врач на это не пойдет. Это подсудное дело. И не морочьте мне голову тем, что она уедет на пару часов. Если вы нашли того, кто сделает операцию, а так и есть, как я понял, то хоть из меня дурака не делайте! Пусть отлежится там, сколько надо, я не возражаю, здесь ее после операции отхаживать никто не будет.

— Постойте, доктор, о чем вы говорите? Какая операция?

— Самая обыкновенная, молодой человек. Разве она вам не объяснила, что на таком сроке аборты не делают?

Пальцы Джека с силой сжали трубку, так, что побелели костяшки.

— А какой срок, доктор?

— Почти четыре месяца.

— А точнее сказать нельзя?

— Можно, только вы не у того доктора спрашиваете. Я, напомню, практикую в несколько иной области. Одно скажу — зря вы это затеяли. Это уже не просто уничтожение едва зародившегося эмбриона, это — убийство почти сформировавшегося ребенка! Ну, да, Бог вам судья, меня это не касается.

Доктор замолчал, прислушиваясь к напряженной тишине на том конце провода.

— Ну, так что, мне ее отпускать? — решил еще раз уточнить он, почувствовав неладное.

— Да, — хрипло прозвучало в трубке. — Отпускайте.

Следующим утром, выходя за ворота госпиталя, Куртни и Кэрол неожиданно натолкнулись на Джека, который поджидал их у выхода, присев на крыло черного «Феррари». Кэрол, встретившись с его глазами, побледнела, а потом покраснела и отвела взгляд.

— Привет, Джек! — невозмутимо поприветствовала его Куртни. — А что ты здесь делаешь?

— Кэрол отпустили под мою ответственность, поэтому, если вы задумали побег, мне крупно достанется, — шутливо откликнулся он. — Если вы не против, я буду вас сопровождать.

Куртни непринужденно засмеялась.

— Джек, отправляйся по своим делам. Даю слово, что мы не сбежим. Наши личные дела тебя не касаются. Будь ты женщиной, мы бы взяли тебя с собой за компанию, а так — извини.

— Ничего, я подожду вас снаружи, на улице, — он улыбнулся. — Садитесь.

— Я на машине, — Куртни прошла мимо него к белому «Форду», отключая сигнализацию. — Джек, тебе что, заняться больше нечем? С чего это ты решил за нами таскаться по нашим женским делам, а?

— Я же сказал, чтобы вы не сбежали.

— Ладно, Джек, не дури. В чем дело?

— В том, что я буду вас сопровождать. И это не обсуждается. Или так, или Кэрол возвращается в свою палату.

Лицо у Куртни стало каменным, взгляд, устремленный на Джека, потяжелел.

— Кэрол, садись в машину, иначе мы опоздаем на прием, — бросила она девушке, угрожающе сузив глаза и не отрывая их от Джека.

— Постой, Кэрол, — окликнул он.

Девушка обернулась. Челюсти ее невольно задрожали, когда она увидела его почерневшие от злости глаза и свирепо затрепетавшие ноздри.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, девочка? — приторно-сладким голосом спросил он. Сердце ее забилось сильнее, и она медленно перевела взгляд на Куртни.

— Смотри на меня, я с тобой разговариваю! — сквозь зубы прорычал Джек.

— Кэрол, в машину, — повторила Куртни.

Девушка отступила назад, но Джек вдруг схватил ее за руку и так стиснул пальцами, что она скривилась от боли.

— Вы кое-что забыли, милые голубки — вы не спросили разрешения у меня на то, чтобы убить этого ребенка! Я больше всего не люблю, когда действуют у меня за спиной, а тем более, водят за нос!

— Ты не имеешь к этому никакого отношения, Джек. Равно, как и к ребенку, — твердо проговорила Куртни. — Отпусти Кэрол, разве не видишь, ты делаешь ей больно!

— Больно? Тебе больно? — он наклонился к девушке, скривившись от ярости, и еще сильнее сжал пальцы. — А так? Ну-ка, дорогая, попробуй сказать, что это не мой ребенок.

— Не твой.

— Ах ты, сучка! — он резко завернул ей руку за спину, заставив Кэрол вскрикнуть от боли. — А чей же он? Уж не Мэтт ли навещал тебя с того света? Зачем ты мне врешь? Разве мало я для тебя сделал? Чем я заслужил такое пренебрежение, а? Ты обязана была мне сказать! Как ты посмела решать судьбу этого ребенка сама, без меня? Я должен принять решение, жить ему или нет, а не ты, и не твоя драгоценная Куртни! Убийца! Сейчас я с тобой разберусь, гадина. Хочешь убить моего ребенка? Отлично! Почему бы тебе не умереть вместе с ним? Раз ты отнимаешь у него право на жизнь, то с чего ты взяла, что сама имеешь право жить после этого? Моя мать тоже хотела избавиться от меня, когда носила в утробе, и если бы отец не помешал, меня бы не было! Таким матерям не место на этом свете. Зря ты так со мной поступила, зря все это затеяла. Сдохни вместе со своим ублюдком, чтобы он не родился таким же несчастным отверженным ребенком, как я!

Он потащил опешившую Кэрол к машине. Куртни вцепилась в девушку, пытаясь ему помешать.

— Джек, ты спятил! Оставь ее, немедленно!

Резко развернувшись, он толкнул женщину в плечо так, что она едва не упала, и впихнул Кэрол в «Феррари». Потом повернулся к Куртни.

— Это ты ее заставила, я знаю. Сама бы она ни за что на это не пошла.

— Джек, успокойся. Что тебя так взбесило? Что мы тебе не сказали? А зачем? Ведь тебе не нужен этот ребенок. И Кэрол он ни к чему. Мы просто хотели устранить последствия вашей ошибки. Так будет лучше для всех.

— Это ты так решила? Тебя это вообще не касается, мы бы сами, как-нибудь без тебя, разобрались.

— Вы уже доразбирались… — фыркнула Куртни. — Что бы изменилось, если бы мы тебе сказали, Джек? Ты получил бы удовольствие лишний раз унизить Кэрол, сказав, что тебе не нужны ни она, ни ее ребенок… или что там обычно говорят мужчины в таких ситуациях? Ты злишься, что у тебя отняли возможность посмеяться и сказать «Твои проблемы, Кэрол, и меня они не волнуют»?

— Откуда ты знаешь, что бы я сказал?

— Оставь, Джек, я знаю тебя не первый день. Я не хочу, чтобы Кэрол была матерью-одиночкой и растила безотцовщину. Не хочу, чтобы было что-то, что связывало бы ее с тобой. Не потому, что ты мне не нравишься, Джек, нет, ты знаешь, как я к тебе отношусь, но эта связь не нужна ни тебе, ни Кэрол. У тебя своя жизнь, у нее — своя. Она должна доучиться, сделать карьеру, выйти замуж за хорошего мужчину…

— А я, значит, не подхожу? После всего, что я для нее сделал? Джек плохой, такой-сякой, а чуть что — сразу Джек помоги! — в его голосе негодование смешалось с обидой. — И разве я когда-нибудь отказывался?

Куртни открыла рот от изумления.

— Джек, мы очень тебе благодарны и помним все, что ты для нас сделал… поэтому и хотели решить создавшуюся проблему сами, чтобы тебя не раздражать. К тому же, Джек, Кэрол проходит интенсивное лечение, и это может отразиться на ребенке. Сильно отразится, ты понимаешь? Он может родиться уродом или дебилом!

— Я сам поговорю с врачами, и узнаю, как может отразиться лечение на ребенке. Это не отговорка и не причина сделать то, что вы задумали.

— Не причина? Зачем рожать больного или неполноценного ребенка? Ты сразу от него отвернешься, я знаю, а Кэрол должна будет всю жизнь с ним мучиться!

— Ладно, хватит из меня дурака делать. Ты запугала этим Кэрол, но я не из пугливых. С ребенком будет все в порядке. Ты убедила Кэрол ничего мне не говорить и избавиться от ребенка, потому что боялась, что я на ней захочу жениться. Это глупо, Куртни. Если я захочу, ты не сможешь мне помешать, и ты это прекрасно знаешь.

— Ты этого не хочешь, — возразила Куртни. — И Кэрол не хочет. Никто не хочет. Поэтому, этого не будет. Не мешай нам, Джек. Избавимся от ребенка, и забудем об этом. И останемся по-прежнему хорошими друзьями.

— А если я скажу, что женюсь на ней? — губы Джека тронула издевка, словно он забавлялся над этой женщиной, которая так решительно была настроена не подпустить его к своей воспитаннице.

Лицо Куртни перекосилось.

— Этого не будет, Джек. Не потому, что ты плохой или какой-то там не такой, просто ты ей не подходишь. Ты не сможешь сделать ее счастливой. А я хочу, чтобы она была счастлива. Ты воспринимаешь брак и семью, как помеху и обузу, и тебе это не нужно. Твое увлечение пройдет, и то, что ты сейчас принимаешь за любовь — тоже.

— Послушай, Куртни, может тебе бросить бизнес и податься в ясновидящие? Будешь предсказывать будущее, раз считаешь, что все знаешь, — он недобро засмеялся, сверкая на нее почерневшими злющими глазами.

— Я не позволю тебе сломать ей жизнь, — тихо прошипела она.

— Стало быть, ты против того, чтобы мы были вместе! — он вздохнул с наигранной горечью. — И не хочешь, чтобы я стал твоим зятем. Ах, как же мне обидно. Мне отведена роль спасителя, а как претендент в мужья я недостоин. Что ж, вы разбили мое сердце. Сейчас поеду на набережную и утоплюсь в океане. А, знаешь… — он на секунду задумался, и вдруг расплылся в улыбке. — Это не в моих правилах. Лучше я утоплю Кэрол. Если не мне, значит никому.

Он вскочил в машину и рванул с места, оглушительно завизжав колесами и выбросив из-под резины мгновенно угасшие искры. Куртни села за руль и поспешила следом, но он с легкостью оторвался от преследования и скрылся с ее поля зрения. Женщина растерянно остановилась и задумалась, кусая губы. Джек умел напугать. И она очень испугалась, потому что знала, что он способен на все. Его эгоизм и беспощадность вряд ли имели границы, когда он считал себя уязвленным…

Кэрол неподвижно сидела на заднем сидении великолепного «Феррари» и с затаенным страхом смотрела на Джека. Он молчал, бесстрастно управляя машиной, ни разу не взглянув на девушку.

— Куда ты меня везешь? — охрипшим от волнения голосом спросила она, не выдержав напряжения.

Он не ответил.

— Джек, останови машину. Выпусти меня.

С ужасом она поняла, что он направляется на набережную. А когда увидела перед собой пустынный берег, задрожала и в отчаянии вжалась в сиденье. Остановив машину, он вышел и, открыв дверь, протянул руку Кэрол.

— Выходи.

Его властный тон заставил ее подчиниться. Вложив дрожащие пальцы в его ладонь, она вылезла из машины и стала на золотистый песок. Ее высокие каблуки мгновенно провалились в зыбкую почву, заставив девушку пошатнуться.

— Сними туфли, — велел Джек.

Кэрол скинула обувь, смотря на него перепуганными глазами.

— Пойдем, — крепко сжав пальцами ее руку, он повел ее к океану. Девушка, едва не плача от страха, оглядывалась по сторонам, но вокруг не было ни души.

Остановившись у самой кромки воды, Джек посмотрел на горизонт, продолжая крепко держать Кэрол за руку.

— Красиво, правда? — тихо спросил он, не поворачиваясь к ней. — Тебе нравится океан?

— Да.

— И мне нравиться. Не хочешь окунуться?

— Нет… — не успела она ответить, как он схватил ее и повалил в набежавшую волну. Кэрол вскрикнула и попыталась его оттолкнуть, но он вжал ее в песок и стал страстно целовать. Девушка замерла от неожиданности. Но вместо того, чтобы ее топить, он начал лихорадочно стаскивать с нее одежду.

Очнувшись от удивления, Кэрол попыталась ему помешать, но уже через пару минут отчаянно сжимала его в крепких объятиях, задыхаясь от удушающей страсти и ощущая себя самой счастливой женщиной на свете.

Как не билась Куртни, пытаясь помешать вспыхнувшему бурному роману между Кэрол и Джеком, у нее ничего не получалось, и вскоре ей пришлось смириться, принять неизбежное. Кэрол отказалась от таблеток, которые она ей привезла, чтобы спровоцировать выкидыш, и со счастливой улыбкой заявила, что выходит замуж…

Когда об этом узнал Рэй, с ним чуть припадок не случился.

— Она что, совсем спятила? Замуж за Рэндэла? Да ни за что! Я уже говорил, только через мой труп!

— Рэй, мне тоже это не нравится, но она меня не слушает. Я чувствовала, что этим кончится. И мы ничего с тобой не сможем поделать.

— Как это — ничего? Мы не допустим! Запретим! Или наше мнение ее не волнует? Поставим условие — или мы, или он. Пусть выбирает!

— Нет, Рэй, так нельзя.

— Можно, все можно, только бы не подпустить к ней это чудовище!

— Джек не чудовище. Он просто сложный человек… но, похоже, он действительно ее любит.

— Мне плевать, любит он или нет! Она не выйдет за него, я не допущу! Кто угодно, пусть сам дьявол, только не Рэндэл! Он же ее погубит! Это страшный человек. Неужели она так этого и не поняла? Мы должны ей объяснить, переубедить. Выйти замуж за этого человека — это значит совершить ужасающую ошибку…

— Ох, не знаю… может, мы неправы. Джек сильный мужчина, с ним она будет, как за каменной стеной…

— Да, и в этих каменных стенах он ее и похоронит!

— Рэй, ты перегибаешь палку.

— Ничего я не перегибаю! — Рэй нервно мерил комнату шагами, ломая руки. — Ты уверена, что он действительно намерен на ней жениться?

— Он бы не стал делать предложение, если бы не собирался жениться.

— Значит, у них роман?

— Не то слово, — мрачно отозвалась Куртни. — Такие бешеные страсти, аж искры летят.

— И давно? Почему я опять ничего не знаю?

— Да нет, всего несколько дней.

— Несколько дней? Так о какой свадьбе может идти речь? Перебесятся и разбегутся. А про женитьбу он наплел, чтобы в постель ее уложить, — Рэй махнул рукой, расслабившись.

— В постель он ее и без этого уложил. Еще четыре месяца назад. Только у них после этого не заладилось, — Куртни не стала вдаваться в подробности. — А теперь наверстывают упущенное. Как с ума оба сошли. Мне уже намекнули в госпитале, что это приличное заведение, а не бордель… Не узнаю Кэрол. На нее это не похоже. Она всегда была такой застенчивой девочкой.

— Хочешь сказать, что они трахаются прямо под носом у врачей, да так, что уже все заметили? — Рэй посерел, сжав кулаки. — Вся в мамашу, такая же шлюха!

— Не смей! — Куртни подскочила. — Дело молодое, горячее, нетерпеливое… К тому же, судя по всему, долго нагревалось в обоих… Кэрол счастлива. Сразу изменилась, вся светится. Главное, чтобы ей было хорошо. А ей с ним хорошо, я вижу. Он тоже сам на себя не похож. Может, мы слишком все драматизируем, и у них все сложится хорошо…

— Не сложится! Помянете мое слово — не сложится! Пожалеет она, и горько пожалеет! Надо ее остановить, пока не поздно.

— Поздно, Рэй, поздно. У них скоро родится ребенок. А этот малыш имеет право на полноценную семью, и мы не в праве его этого лишать.

— Ребенок? О, Господи! — Рэй упал в кресло и сжал голову руками. — Пусть сделает аборт!

— Я же говорю, поздно. Прозевали.

— Как это прозевали? Как можно такое прозевать?

— Менструация во время беременности. Такое бывает. После близости с Джеком была небольшая задержка, а потом вроде бы началось, мы и успокоились. На следующий месяц опять задержка, но я не спрашивала, а Кэрол мне не говорила, потому что, как она сказала потом, не придала этому особого значения, да и не до этого было… Арест, суд, больница. Ее стало тошнить, появилась слабость, а длительная задержка стала ее пугать. Когда я узнала, что с ней происходит, я настояла на обследовании, в результате которого и выяснилось, что она беременна. Бедная девочка была шокирована. Я убедила ее все-таки прервать беременность, но Джек вмешался.

— Боже, дурдом какой-то! Все так глупо и нелепо вышло, как ты допустила? Прозевать беременность! Вот дуры, что одна, что вторая! О чем эта девчонка думала, когда ложилась с ним в постель? Она что, не знает, как надо предохраняться? Вот идиотка!

— Помолчи, Рэй. Так получилось, ничего не поделаешь. Словно само провидение вмешалось, чтобы их соединить. Может, это просто судьба, от которой, как не бегай, не убежишь?

— Судьба? Нет, это не судьба, это — обыкновенная человеческая дурость!

— Я тоже так думала. Но, похоже, это просто любовь. Или умопомрачительная страсть. Кто сказал, что это не одно и то же? И нам придется с этим смириться и пожелать им счастья.

С Кэрол произошло настоящее чудо. Она преобразилась, из замученной безжизненной мумии превратившись в жизнерадостную, вернувшуюся к жизни девушку. Уже через месяц ее выписали из госпиталя с неожиданным диагнозом «здорова» и рекомендацией пройти обследование через полгода.

Приготовления к свадьбе начались еще до выписки, которые, смирившись с неизбежным, взяла на себя Куртни. Обсуждая с Кэрол детали и видя, как светятся ее всегда грустные глазки, так, как никогда не светились, женщина заставила себя унять тревогу в сердце, и радость девушки передалась и ей. Ее девочка счастлива, что может быть важнее? И Куртни не могла себя заставить мешать этому счастью из-за своей неуверенности в том, что Джек способен стать хорошим мужем.

Прямо из госпиталя Джек сразу забрал Кэрол к себе. Куртни и этому не стала противиться, не желая настраивать его против себя. К тому же до свадьбы оставалось всего каких-то там несколько дней. Становиться на пути их страсти, подобно которой Куртни еще не встречала в своей жизни, было бессмысленно. К тому же Рэй был взвинчен до крайности и после скандала, который он устроил Кэрол в госпитале, и драки с Джеком, который на этот раз дал ему яростный отпор, было бы лучше, чтобы влюбленные пока не попадались ему на глаза, чтобы не накалять обстановку. Со временем Рэй остынет, он был горячим, но отходчивым, вспыхивал и тут же потухал. Обычно. Ревность, неприязнь к Джеку и искреннее беспокойство за Кэрол оказались взрывной смесью, и даже Куртни не могла его успокоить, стараясь не спускать с него глаз, чтобы не позволить ему совершить какую-нибудь глупость, дабы помешать свадьбе. Куртни сама перевезла вещи Кэрол в квартиру Джека. Пусть поживут вместе, глядишь, передумают. Но они не передумали. Джек даже работу забросил, не расставаясь со своей невестой ни на минуту. Куртни это пришлось по душе. Ну, раз он поставил женщину превыше своей работы, значит, есть все шансы на то, что они будут счастливы вместе, если, конечно, Кэрол будет оставаться для него на первом месте и впредь. Только Куртни все же сильно в этом сомневалась, но свои сомнения теперь уже держала при себе. Радость за счастье своей девочки смешалась в ее сердце с тихой грустью, когда она поняла, что Джек забрал у нее Кэрол. Теперь она будет жить с ним, он станет ее семьей, а они с Рэем отойдут на второй план. Куртни утешалась мыслью, что скоро появится малыш, которому она сможет подарить свою любовь, как когда-то она подарила ее Кэрол.

Теперь она просила Бога не только за Кэрол, но и за ее еще не рожденного ребенка, молясь, чтобы стрессы и лечение в психиатрической больнице не повлияли на его здоровье. Пока никаких отклонений в развитии замечено не было, и мать, и ребенок казались вполне здоровыми, не вызывая у докторов никаких опасений. А на бесконечные вопросы встревоженной Куртни врачи в ответ хмурились и качали головой, говоря, что на все воля Божья…

Находясь в госпитале, Кэрол часто думала об Элен. Только теперь, едва не очутившись в том же положении, что и мать, когда судьба Элен так близко соприкоснулась с ее судьбой, и они стали походить между собой, она поняла мать и простила. Простила ей все. Потому что теперь и ее, Кэрол, руки в человеческой крови. И ее коснулся страшный недуг, недуг, превращающий человека в чудовище. Обе они убийцы. Обе познали на себе, что такое психиатрическая клиника. Ведь и с Кэрол могло случиться тоже, что с Элен, если бы вовремя не вмешался Джек, разглядев ее слабеющий рассудок, ее зарождающуюся болезнь, и не спас ее. А Элен была одна в этом мире, и некому было спасти ее. Кэрол ощущала невыносимое чувство вины за то, что столько лет не могла понять и простить, что оставила ее одну, наедине со страшной болезнью.

Вспоминает ли ее мама? Скучает ли? Хочет ли увидеть, узнать, какой она стала, как живет? Раскаялась ли в том, что была так жестока и холодна с дочерью, что отвергала ее и ненавидела? Или же Элен возненавидела ее еще больше? Эти вопросы уже давно мучили Кэрол и не давали ей покоя. Был только один способ, очень простой, узнать ответы. Но девушка боялась. Боялась слов, которые могла сказать ей мама, боялась увидеть горящий прежней ненавистью взгляд. Боялась снова быть отвергнутой.

Долго она не могла решиться, но теперь, когда мир вокруг нее вдруг так изменился, посветлел, потеплел, ей захотелось поделиться этим светом и теплом с той, роднее которой быть не может никогда — с мамой. Появилось непреодолимое желание обнять ее, сказать, как сильно ее любит, что всегда о ней думала и никогда не забывала, попросить прощение за то, что отреклась от нее. И быть может, услышать слова раскаяния и любви от нее. Перевести Элен в госпиталь, в котором лечилась сама. Тогда они будут рядом, смогут постоянно видеться и общаться. Загвоздка состояла только в том, что этот госпиталь был элитным, а потому и очень дорогим. На содержание его постоянных пациентов уходили целые состояния. Но в сердце Кэрол зародилась болезненная и мучительная мечта поместить маму именно туда, отдать ее в руки лучших специалистов, которые могли бы, возможно, облегчить ее болезнь, если ее невозможно было вылечить. Хотела, чтобы маму окружали роскошь и комфорт, которых никогда не было в ее жизни, вежливые и обходительные врачи, чтобы о ней заботились, помогали. Хотела внести хоть немного света в ее мрачную безрадостную жизнь, облегчить ее, насколько только это было возможно. Пусть ее мама никогда уже не будет счастливой, но, по крайней мере, не будет ощущать себя всеми отвергнутой и никому не нужной. Будет знать, что ее дочь рядом, заботится о ней, любит и никогда больше не оставит.

И Кэрол начала осторожно расспрашивать Джека, что нужно делать для того, чтобы перевести больного из одной больницы в другую. Позвонила в госпиталь, чтобы узнать, какая требуется сумма на содержание и лечение их пациентов. Она сделала это украдкой от Джека, но ее старания оказались бесполезными. Он понял, что она хочет еще до того, как она закончила свой вопрос относительно того, как осуществляется перевод больных. Он ответил, но не поинтересовался, почему ее это интересует. И Кэрол наивно подумала, что он не придал ее вопросу никакого значения, и вообще о нем забыл. Но это не он забыл, а она не подумала, что рядом с ней человек, который настолько хорошо ее изучил, что со своей удивительной проницательностью без труда угадывал ее мысли, мог запросто предугадать ее действия. Хорошо это или плохо, Кэрол еще не знала. То, что от Джека ничего невозможно было утаить, пока только восхищало ее, и она не видела в этом ничего плохого, потому что ничего не собиралась от него скрывать.

Когда она сказала ему, что хотела бы навестить мать перед свадьбой, он отреагировал с таким видом, будто ждал этого.

— Я могу тебя сопровождать, если хочешь, — предложил он.

Кэрол благодарно улыбнулась. Он знает, что она боится. И не только разочарования. Он или догадался или смог разглядеть ее смертельный страх перед собственной матерью, страх, который жил в ней всегда. Если он будет рядом, Кэрол не будет бояться, что Элен причинит ей зло или вред. Ведь может оказаться так, что безумица все еще жаждет расквитаться с ней, и Кэрол не могла об этом не думать, отчего ее начинали одолевать детские страхи, порожденные жестокостью и ненавистью этой женщины.

— Я думаю, что будет лучше немного отложить визит, — продолжил Джек. — Съездим к ней после свадьбы.

— Нет, до, — решительно возразила Кэрол. — До свадьбы, Джек. Мне приснился плохой сон. Очень плохой. После таких снов обязательно случается беда.

— Кэрол, сны — это всего лишь наше воображение.

— Может быть… Но все равно я хочу ее увидеть.

— Зачем? А если этот визит тебя расстроит? Я не хочу, чтобы эта женщина омрачила твое настроение перед свадьбой.

— Не омрачит. Даже если она осталась прежней, я… я все равно не пожалею, что поехала туда. Я давно должна была сделать это, и это меня тяготит. Если она прогонит меня, то я, по крайней мере, избавлюсь от чувства вины перед ней за то, что столько лет не предпринимала попыток встретиться, — Кэрол улыбнулась, чтобы Джек не догадался, как засаднило ее сердце при мысли, что Элен может ее прогнать, как гнала от себя всегда.

Джек посмотрел на нее своими внимательными, всезнающими глазами, но не стал спорить, поняв, что она не изменит своего решения. Он знал, что она чувствует, о чем думает и чего боится, потому что в этой ситуации мог поставить себя на ее место. Может, они совершенно разные, как личности, но, не смотря на это, у них много общего. Горькое детство отвергнутых матерями детей, мечты о любви и полноценной семье. Они оба не имели этого, а потому умели ценить, нуждались и стремились к тому, чего были лишены. Поэтому Джек был уверен, что именно с ней они смогут создать такую семью, о которой так мечтали, что никогда не допустят они, чтобы их дети ощутили хотя бы толику той боли, что пережили их родители. Своим детям они дадут все, чего недодали им самим. Любовь, нежность и заботу. И у ребенка, который скоро появится на этот свет, всегда будут рядом и отец, и мать, и никогда он не увидит, как рушится его семья, как когда-то разрушилась семья его, Джека. Джек был счастлив, что создает семью, не смотря на то, что еще недавно откладывал это на неблизкое будущее. Но жизнь распорядилась иначе, привязав его к женщине, которую он не смог выкинуть из своего сердца, как ни старался. Он хотел ей отомстить и наказать, а его месть обернулась созданием нового человечка, который заставил его сделать последний шаг к той, которую давно избрал и умом, и сердцем, но не торопился к брачным узам.

Кэрол была очень удивлена, когда он сказал, что он для себя решил, что именно она станет его женой и именно с ней он построит семью, еще до того, как Мэтт вышел на свободу. Решил скорее умом, чем сердцем. Но сердце пошло на уступки и не стало идти вопреки уму.

— Но почему я? — Кэрол была шокирована.

— Ты мне подходишь и… устраиваешь, — он расхохотался, заметив ее возмущенный взгляд.

— Значит, это брак по расчету? Потому что я показалась тебе удобной в качестве жены?

— Ага. Сплошной холодный расчет.

— Холодный? — Кэрол хмыкнула. — Что-то мне так не показалось.

— Ну… поначалу был холодный. А потом разогрелся, — обняв, он томно поцеловал ее в шею. — Ладно, вру… Сначала разогрелся. И планы затащить тебя в постель у меня появились намного раньше, чем мысли о том, что из тебя бы вышла неплохая супруга. А знаешь, когда именно у меня появились эти мысли? Догадайся!

— Уж не тогда ли, когда я изводила тебя свой стряпней и хозяйничала в твоей квартире после того, как ты сбежал из больницы беспомощным калекой? — засмеялась Кэрол.

Джек тоже рассмеялся.

— Именно тогда! Уж очень мне понравилось, как ты обо мне заботилась. И как хозяйничала. Мне понравилось. И с тех пор ты была обречена. Единственное, что пошло не по плану… это любовь. Я не собирался, я не хотел влюбляться, — он досадливо поморщился. — Я сам себе не хотел признаваться в том, что втрескался… И не признавался, пока Ландж не вышел. Ох, и сорвало мне крышу, когда ты осталась у них ночевать, — он болезненно скривился. — Даже вспоминать не хочу. Тогда я понял, как люблю тебя… Как больно ты мне сделала. Мне никогда не было так больно.

В его голосе отразился горький упрек и давняя обида.

— Я не хотела делать тебе больно. Мне даже в голову не пришло, что тебе может быть не все равно. Я никогда не встречалась с мужчинами… наоборот, избегала. Я ничего не знала ни о мужчинах, ни об их отношении.

— А если бы знала, это что-то бы изменило?

Кэрол отвела взгляд, но он вдруг обнял ее и нежно прижал к себе.

— Ладно, не будем копаться в этом… Я не хочу. Ты не знала. Но теперь ты знаешь, — он поднял к себе ее лицо и заглянул в глаза. — Ты ведь никогда больше не сделаешь мне больно? Я тебя люблю. И ты моя. Всегда была только моей. Изначально.

— Ну, прости, ты не довел это до моего сведения, — пошутила Кэрол и улыбнулась. — Надо было сразу сказать, как я к тебе в первый раз в офис пришла.

— Надо было, — он засмеялся и поцеловал ее в губы. — Только я сам как-то не сообразил сразу, что ко мне пришла будущая жена… Потом только дошло.

— Ну, если ты не сообразил, то куда уж мне, извините… Я тоже не догадалась, что передо мной мой будущий муж.

— Конечно, это был я. И только я. Ты просто ошиблась при выборе мужа, да и я сам, конечно, немножко тебя прохлопал…

— Немножко? Ты имеешь в виду мое замужество?

— Давай договоримся, что больше об этом мы упоминать не будем в наших разговорах, это бьет меня по больному. Даже если бы твой муж остался жив, я бы все равно тебя отобрал, потому что я никогда и никому не отдаю то, что выбрал для себя, то, что станет моим. И заруби это себе на носу, любовь моя. Моя.

Кэрол лишь улыбнулась и пожала плечами. Джек улыбнулся и, взяв ее за руку, нежно сжал.

— Я займусь переводом Элен в госпиталь, только чуть позже, после нашего с тобой свадебного путешествия, хорошо?

У девушки перехватило дыхание.

— Так скоро? Но… я… я не собиралась. Может быть, когда-нибудь…

«Когда я смогу ее там содержать», — закончила про себя Кэрол.

Просить денег на это у Куртни она не могла и не хотела. Это уже слишком, обязывать, чтобы Куртни заботилась о женщине, которую в глубине души ненавидела, бывшей сопернице, которой Рэй отдал свое сердце, к которой его ревновала всю жизнь.

— Зачем откладывать на «когда-нибудь», если ты хочешь этого уже сейчас? Я человек не бедный и никогда таковым не буду, и могу позволить себе позаботиться о своей теще… ради тебя.

Он обнял девушку и прижал к груди.

— Разве ты забыла, кто будет твоим мужем? Сам Джек Рэндэл! — сказал он с наигранным пафосом, и серьезно добавил. — Я разделю с тобой все, что имею и еще буду иметь. То, что было моим, теперь будет нашим.

Он не хотел ее расстраивать и говорить о том, что перевод Элен в эту больницу невозможен. Элен содержалась в тюремной психбольнице, в отделении для особо опасных преступников. Госпиталь, в котором лечилась Кэрол, для таких пациентов не предназначен. Элен была не просто больной женщиной, она была осужденной заключенной. И при всем желании даже он не сможет сделать так, чтобы ее перевели в этот госпиталь. Это было невозможно. В данном случае, даже для него. Но говорить Кэрол об этом сейчас он не хотел. Он надеялся, что она поймет это сама, когда увидит ее. Ему очень не хотелось, чтобы она встречалась с матерю, он знал, что это причинит ей боль, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но он также знал, что если Кэрол что-то для себя решила, то она все равно это сделает. Уж в ее упрямстве и своенравии он успел достаточно убедиться. Ему оставалось только поражаться, как такая тихая и покорная вроде бы девушка одновременно с этим была такой упертой и непослушной. Кто бы что ни говорил, все равно поступает по-своему. Расшибает лоб, и все равно лезет напролом, даже если знает, что опять наткнется на стену и обольется кровью… как сейчас, в случае с матерью. Отчаянная, безрассудная. Считает себя трусихой и слабачкой, не отдавая себе отчета в том, какой в ней стержень, сколько на самом деле в ней мужества. Зато Джек это видел. Когда он стал копаться в ее прошлом, он был поражен всем, что узнал. Ему трудно было поверить, что все, что он узнал — это о ней, роскошной, великолепной девушке, при взгляде на которую даже в голову бы не пришло, что она не родилась в роскоши и благополучии. Что величайшая трагедия, которая могла быть в ее жизни — это сломанный ноготь на безупречном пальчике. Как можно было поверить в то, что такую милую и беззащитную на вид девушку исключили из школы за драки, за то, что она со своей подружкой регулярно избивали кого-то в школе? Да он даже представить себе не мог ее дерущейся, как ни смотрел на нее и как ни старался. Он спросил ее об этом, когда они стали вместе жить. Он о многом хотел спросить, но пока не решался, собираясь это делать постепенно и осторожно. На его вопрос она лишь дернула плечом и усмехнулась.

— Ну да, выгнали. И что?

— Ты, правда, кого-то била?

На лице ее тогда появилось такое ожесточенное выражение, которое он никогда до этого не видел.

— Да. А ты что, в школе никогда не дрался?

— По правде говоря… нет. Я не могу представить, что ты могла кого-то побить. Ты такая…

— Какая?

— Ну… не похожа на того, кто кого-то может побить.

— Я похожа на того, кого бьют, это ты хочешь сказать? Так и было, пока я не встретила Эмми. Она научила меня драться. И больше меня никто не бил. Били мы. Кстати, это было единственное, за что мать меня хвалила. Но бить кое-кого было мало. Эту тварь нужно было убить. Если бы я знала… если бы я могла вернуться назад… я бы убила ее, и тогда бы Тимми и Эмми были живы. И бабушка Тимми. И Мег. И Спайк. А Даяна бы не была столько лет калекой.

Она заметила ошеломленный взгляд Джека, а потом он расхохотался.

— Ничего себе! А ты оказывается самая настоящая злючка!

— Кто бы говорил! — фыркнула Кэрол.

— Разве я сказал, что это плохо? Просто теперь, если надумаешь кого-нибудь замочить, сначала расскажи мне, чтобы мне потом не пришлось вытаскивать тебя из-за решетки, договорились?

Кэрол подавлено промолчала, не разделив его веселья. По ней, так ничего смешного в этом не было.

А Джек, вспомнив о том, как она размозжила голову Кэт, уже не так удивлялся тому, что она кого-то могла бить в школе. И лишь подумал о том, как обманчива, все-таки, может быть внешность некоторых людей. Как у нее, например. Этакая невинная беззащитная овечка, горя не знавшая за всю свою жизнь.

Но было одно, что выдавало ее, и на что он сразу обратил внимание — ее взгляд, который резко не соответствовал ее внешнему облику баловня судьбы, ее внешнему лоску и обманчивому благополучию. Он сразу уловил, что внутри она совсем не такая, как кажется. Человек может изменить в себе все, поведение, внешность, облик, даже мышление и взгляд на мир… но человек никогда не сможет изменить то, что отражают его глаза. А еще никогда в жизни он не видел таких прекрасных глаз. Он всегда ими любовался, они безумно ему нравились, он буквально ощущал, как их взгляд пробирает его насквозь, проникает внутрь, в самую душу, касается его сердца. Иногда ему даже казалось, что именно ее глаза его так зацепили сначала. Стоило ему сомкнут веки, и они появлялись перед ним, преследовали его, лишив его покоя, как какое-то навязчивое ведение, от которого он не мог избавиться. Никогда еще женщина не казалась ему настолько нежной и женственной, какой была она. И именно это заставило его желать ее до скрежета в зубах, пробудив в нем какую-то животную страсть. Она была и красивой, и соблазнительной, но все это он видел и раньше, и этим его нельзя было удивить. А при одном взгляде на нее ему приходилось каждый раз подавлять в себе порыв раздавить ее в своих объятиях. И теперь, когда он, наконец-то, себя больше не сдерживал, он не мог этим насладиться.

Его выстраданная любовь, наконец-то, перестала причинять ему боль, которая сменилась радостью и удовольствием. И никогда он себя не чувствовал таким счастливым, как теперь. И сейчас, за это счастье, эту радость, которую он испытывал рядом с ней, он готов был простить ей все то, за что так ненавидел совсем еще недавно. Простить и забыть обо всем, что отравляло его кровь до этого.

А Кэрол не переставала удивляться, потому что так и не поняла, чем так привлекла этого жесткого, высокомерного и донельзя эгоистичного мужчину. Но теперь, с ней, он был совсем другим. И только она знает, каким. Ей вдруг перестало нравиться то, что его называют акулой. Он носил ее на руках, был ласковым и нежным. А еще таким страстным, что заставил ее окончательно потерять голову. Кэрол не знала, что это было — любовь или страсть, помутившая ее рассудок и полностью подчинившая ее волю. Она была уверена только в одном — Джек нужен ей, и без него она больше не представляла своей жизни. Мэтт как был, так и остался ее мечтой. А Джек был реальностью. Но каждый раз, когда она видела над собой звезды, она искала среди них свою звездочку, которая была теперь так высоко на небесах, так далеко, уже не в этом мире и не с ней… И Кэрол по-прежнему будет хранить в своем сердце дорогой образ. Ласковые и печальные карие глаза, красивое доброе лицо, теплую нежную улыбку. Она не забудет его, никогда. Будет вспоминать и встречаться с ним в своих снах, беззвучно шептать по ночам в темноте его имя дрожащими губами, которые помнили его поцелуи. Она не могла понять, как такое может быть, но в ее сердце словно жили две любви, два чувства, абсолютно разные и так не похожие между собой. И одно из них было вечным, то, что было с ней всю жизнь. Место, которое занимал Мэтт в ее сердце, никогда и никто не займет. Джек отыскал там свое, и он не сможет вытеснить того, кто пребывал там так много лет. Никто не сможет.

Только Джек об этом никогда не узнает. Он не сможет этого понять. Это будет ее маленькой тайной, единственной. Но ее чувства к Мэтту — это святое, и никому она не позволит их попирать и ставить ей в упрек. Даже Джеку. Кэрол не видела ничего плохого в том, что отказывалась выкинуть Мэтта из своего сердца и мыслей, ведь его нет и никогда не будет в этом мире. Но Джек бы все равно ревновал, она чувствовала это, хоть и глупо ревновать к мертвым. Она не догадывалась, что ее тайна для Джека не является тайной. Он понимал, что даже после того, как Мэтта не стало, она продолжает отчаянно и фанатично за него цепляться, не желая отпускать и отдать его прошлому. Джеку это очень не нравилось, его уязвляло и злило то, что в ее сердце и мыслях есть другой мужчина, пусть даже мертвый. Мертв он только в этом мире, но продолжает жить во внутреннем мире Кэрол. И пусть Мэтт больше не соперник ему в жизни, но он остался соперником там, где его устранить было тяжелее — в сердце девушки. Но Джек был намерен уничтожить его и там, предав его полному забвению. Он не желал ни с кем делить женщину, которую уже давно считал своей, даже с мертвыми.

На третий день ее пребывания в квартире Джека и их совместной жизни, похожей на сладкое забвение, поздно вечером раздался телефонный звонок, которого Кэрол с затаенной тревогой и волнением ждала с тех пор, как узнала, что Куртни разослала приглашения на свадьбу. Джек был в душе, поэтому Кэрол сама сняла трубку.

— Скажи, что вы меня не разыгрываете! — услышала она восторженные крики Даяны, забывшей поздороваться от волнения. — Мне пришло приглашения на свадьбу, и в нем указывается твое имя! Позвонила тебе домой, а Куртни сказала, что ты там больше не живешь, и дала номер твоего жениха. Ну, и дела! Ты что, на самом деле выходишь замуж?

— Да, выхожу, — тихо проговорила Кэрол, пытаясь проглотить застрявший в горле комок.

— Вот это новость! Ну, ты, подружка, даешь! Неужто уже забыла своего возлюбленного кареглазого красавца?

— Нет, не забыла, — в голосе Кэрол появился холодок.

— Ой, извини, пожалуйста, я совсем не то говорю, — спохватилась Даяна. — Я очень рада за тебя. Очень. Ты все правильно делаешь, нужно жить дальше… — она засопела в трубку, соображая, как замять так неосторожно и не вовремя затронутую больную тему и проклиная себя за длинный язык, и, так ничего и не придумав, сделала вид, что ничего такого и не говорила, снова весело затараторив, — Слава Богу, что хоть на этот раз не забыла меня пригласить! И кто же этот счастливчик?

— Даяна, это…

— А, ладно, наверняка, я все равно его не знаю, погляжу на свадьбе. Платье уже заказала? Какое? Страсть, как посмотреть хочется! Уверена, ты будешь прелестной невестой. Ах! — Даяна мечтательно вздохнула. — Что-то тоже замуж захотелось. Ты вон уже второй раз выходишь, а я еще ни разу. Может, и я скоро надену белую фату, платье с длиннющим шлейфом…

— Есть кто-то уже на примете? — с надеждой спросила Кэрол.

— Конечно, а то ты не знаешь! — Даяна нежно засмеялась.

В горле у Кэрол неожиданно пересохло, а в груди что-то мучительно заныло.

— Ты что, по-прежнему одержима идеей выйти замуж за Джека Рэндэла? — чуть слышно спросила она, чтобы Джек не мог случайно услышать.

— Еще бы, даже больше, чем раньше!

— Даяна, я знаю, ты будешь на меня сердиться, но я… ты должна меня понять! — в отчаянии вскричала Кэрол. — У тебя бы с ним все равно ничего не получилось, потому что он давно уже влюблен в меня. Я этого не знала, но теперь…

— Постой! — изменившимся голосом перебила ее Даяна. — Как это — влюблен в тебя?

— А вот так. Как обычно.

— Ты шутишь надо мной, подружка? — Даяна нервно засмеялась.

— Даяна, я не шучу, я замуж за него выхожу.

— Замуж? За Джека? — Даяна, казалось, опешила. — Но ты не можешь этого сделать. Ты же моя подруга. Ты не могла. Ты же знала, что я его люблю… ты не могла так со мной поступить! Я не верю!

— Даяна, я не хотела делать тебе больно или…

— Ты же меня предала, ты отобрала его у меня! — вдруг в исступлении завопила Даяна, заставив Кэрол вздрогнуть. — Скажи, что это не правда, что ты пошутила!

Кэрол подавленно молчала, чувствуя, как глаза наливаются слезами.

— Что ты молчишь? Ладно, Кэрол, давай успокоимся, — голос Даяны срывался и дрожал. — Ты должна отказаться. Ведь ты его не любишь. Ты любишь и всегда будешь любить только одного Мэтта. А Джек — мой мужчина. Ты понимаешь, что ты отбираешь у меня мужчину?

— Даяна, я не хотела, пожалуйста, прости, — всхлипнула Кэрол.

— Я прощу, я все забуду, если ты мне сейчас скажешь, что не будет никакой свадьбы.

— Я не могу, — простонала Кэрол умоляюще. — Я жду от него ребенка.

— Что? — взвизгнула Даяна. — Ах ты, шлюха! Так вот в чем дело! Залезла к нему в постель, и теперь вынуждаешь жениться! Я ненавижу тебя, гадина! Никогда я не ожидала от тебя такого! Вот ты, оказывается, какая — сука, подлая сука!

— Даяна, не надо…

— Он был моим, моим! Это был мой мужчина! — истерические вопли вдруг оборвались, и в трубке раздались короткие гудки.

Спрятав лицо в ладони, Кэрол беззвучно заплакала.

— Кто звонил?

Она вздрогнула от неожиданности и, украдкой вытерев слезы, бросила быстрый взгляд на Джека, стоявшего в дверном проеме в одном полотенце, обернутом вокруг узких бедер. Прислонившись плечом к стене, он держал на руках Аккурсио и с нежностью поглаживал его белоснежную пушистую спину. Мокрые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб, на черных ресницах застыли маленькие капельки, а гладкая кожа была еще влажной, отчего немного лоснилась, вызвав в девушке страстное желание погладить ее. Мгновенье Кэрол молча смотрела на него. На мужчину, из-за которого рухнуло то, что всегда казалось нерушимым — ее дружба с Даяной. Если бы раньше кто-нибудь сказал, что она потеряет подругу из-за мужчины, Кэрол бы только посмеялась. Кто из них двоих виноват? Почему так все глупо и нелепо вышло, так банально? Две лучшие подруги разошлись, не поделив мужчину. Стоил ли он такой жертвы?

Почти обнаженный, он смотрел на нее настороженным взглядом, немного сбитый с толку тем, что она так оценивающе его разглядывает, как будто видела впервые, да еще с такой тоской в глазах.

Он покорил сердце Даяны, даже не будучи с ней знаком. Поразил ее своим умом, силой, властностью и дерзостью. Импозантной внешностью, своей ненавязчивой привлекательностью, что в сочетании с восхищавшими женщин чертами характера делали его в их глазах неотразимым. Необузданный зверь, жестокий, опасный — так воспринимала его прекрасная половина человечества, зверь, к которому хотелось протянуть руку и погладить, замирая от страха, но не в силах преодолеть искушение. Таким видела его Кэрол, и другие женщины. Бояться, восхищаться и вожделеть — это была опьяняющая смесь чувств, которые Кэрол познала на себе, испытывая к нему.

А ведь Даяна и другие женщины, поклоняющиеся ему, не знали, что он, ко всему прочему, еще и потрясающий любовник, бурлящий вулкан под толстым слоем льда, чей жар был сокрыт под внешним холодом… Не видели, как хорошо собой его стройное тело, не ощущали, как нежны его руки, как они умеют ласкать женское тело, как горячи и алчны его губы, способные заставить потерять голову…

Надо же, а когда-то она даже подумала, что он голубой. Где были ее глаза? А Даяна сразу разглядела, какой он, поняла, что он горячий и искушенный в любви мужчина, не смотря на демонстративно негативное отношение к женщинам. Даяна о нем мечтала, она его желала, а он в это время желал ее, Кэрол, которая долгое время об этом даже не догадывалась. Был бы он сейчас с нею, если бы Даяне все же удалось с ним познакомиться, когда она этого хотела? А что будет, если они все же встретятся когда-нибудь?

Кэрол почувствовала укол ревности. Нет, может, оно и к лучшему, что они с Даяной поссорились. Кэрол совсем не хотелось испытывать любовь Джека своей через чур красивой подружкой, по уши в него влюбленной и мечтающей запрыгнуть в его постель. В ней вдруг проснулось чувство собственности, и она поняла, что никогда не сможет разделить этого мужчину с другой женщиной. Появившаяся в ней так неожиданно ревность к Даяне, и ко всем остальным женщинам, была такой болезненной и острой, что Кэрол подумала о том, что если он когда-нибудь прикоснется к другой, она его убьет…

— Так с кем ты разговаривала? И почему ты плачешь? — нахмурился он.

— Я не плачу… вернее, да, я немного расстроилась из-за того, что Даяна не сможет приехать к нам на свадьбу. Помнишь, Даяна моя подруга.

— А, это та белокурая девочка… которая калека? — без особого интереса уточнил Джек, забавляясь с Аккурсио.

— Она больше не калека, — возразила Кэрол, немного обиженная тем, что он говорит о ее друзьях с таким пренебрежением, словно они совсем его не интересовали. Мог бы хотя бы из вежливости сделать вид, что его волнует, почему это лучшая подруга не приедет на свадьбу. Но, казалось, мысли его были заняты сейчас совсем другим, и, похоже, это был нежно кусающий его за руки кот.

— А почему она не приедет? — все же спросил он, спохватившись, словно вспомнил, что надо обязательно спросить, дабы Кэрол не обвинила его в безразличии.

Играя с котом, он не заметил, как девушка покраснела.

— Потому что мы поссорились, — Кэрол всхлипнула, слезы вновь навернулись ей на глаза.

— Вот как? — он вскинул на нее глаза, похоже, на этот раз все же заинтересовавшись тем, что происходит. — Из-за чего?

— Ты не поверишь… Из-за тебя, — неожиданно для себя призналась Кэрол, чувствуя, что не может и не хочет его обманывать. А еще ей хотелось поделиться с ним своим горем — а потеря Даяны для нее было настоящим горем — и чтобы он ее утешил.

Оставив Аккурсио, Джек выпрямился и в упор посмотрел ей в глаза, нахмурившись. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Кэрол этого не заметила, заговорив первой.

— Видишь ли, ты ей нравился, она мечтала с тобой познакомиться. И она… она считает, что я ее предала, — Кэрол закрыла лицо руками, снова расплакавшись. — Она сказала, что ненавидит меня. И… наверное, она меня никогда не простит. А ведь мы так давно дружим, только с ней я могу поговорить об Эмми, о Тимми. Она очень дорога мне, понимаешь, потому что мы были тогда все вместе — с Эмми и Тимми. Мне казалось, что именно они и объединяли нас так прочно столько лет. Они и наше прошлое. Наше. Общее. И неужели все закончилось… так нелепо…

Джек подошел к ней и, присев рядом, обнял одной рукой за плечи.

— Не плачь. Все наладится, вот увидишь. Она поостынет, и вы помиритесь, — он поднял к себе ее лицо и нежно улыбнулся. — А хочешь, я позвоню ей и объясню, что у нее все равно не было никаких шансов, потому что я уже целую вечность люблю тебя, что ты не виновата, и что это я тащу тебя под венец, а не ты меня. Я скажу ей, что сопротивляться мне бесполезно, что ты пыталась, и, надо отдать должное, сопротивлялась долго, только я всегда добиваюсь своего. Объясню, что ты всего лишь моя жертва, за которой я давно гонялся и, поймав, никогда не выпущу, и намерен пить твою кровь всю жизнь, — он погладил большим пальцем ее губы, продолжая улыбаться. — Скажу, что я самый невыносимый человек на свете, чудовище, как любя называет меня отец. Она испугается и еще спасибо тебе скажет, что ты, как настоящая подруга, взяла на себя эту тяжкую долю быть моей женой.

— Я сама уже испугалась, — Кэрол улыбнулась, ласково смотря на него покрасневшими влажными глазами. — Может, пока не поздно, передумать?

— Поздно. Ты влипла, по уши, — присев у ее ног, он начал томно целовать обнаженные колени. — Не расстраивайся. Ты ни в чем не виновата перед своей подругой. В конце концов, ведь когда-то она увела у тебя мальчика, и ты уступила, а не стала ссориться с ней из-за этого, как она сейчас.

— Она не уводила у меня мальчика, он никогда не был моим…

— А я никогда не принадлежал ей.

— Она даже не знала, что он мне нравится.

— Но ведь ты ей и не сказала, чтобы не мешать ее дружбе с этим мальчиком. В том-то все и дело — ты готова пожертвовать чем-то ради нее, страдать сама, чтобы ей было хорошо, а она — нет. Ее волнует только собственные желания и благополучие. Не хочет понимать других, а требует, чтобы все понимали ее. Вот в чем причина вашей ссоры. Ваши интересы пересеклись во второй раз, и она хочет, чтобы опять уступала ты.

— Джек, история с Томом и все, что тогда было — это же не серьезно, мы были детьми…

— Разве тебе было не больно тогда? Разве приятно тебе было видеть того, кто тебе нравился, с нею?

— Нет… мне было больно.

— Я уже говорил тебе, не имеет значения, дети мы или взрослые. В любом возрасте мы можем страдать. Не всегда нужно уступать, надо и побороться за себя. Я, например, никогда и никому не уступал. Забудь ты о своей Даяне. Не стоит она твоих слез, твоей дружбы. И не мирись с ней. Она тебе не нужна, потому что у тебя теперь есть я.

Губы его поползли вверх по ее бедру, а ладонь сдвигала край пеньюара все дальше, обнажая стройные ноги. Кэрол погладила его по мокрым волосам, не став продолжать разговор, который его уже не интересовал. А свою печаль загнала глубоко в сердце, не желая, чтобы он думал, что она грустит перед свадьбой, грустит, когда «теперь у нее есть он». Ему не понять, как ранило ее то, что произошло между ней и Даяной. Что и Даяна, и их дружба стоят того, чтобы ее оплакивать. Так думала Кэрол. И она надеялась, что Даяна считает также.

Встреча с Элен шокировала Кэрол. Она даже не сразу узнала в сидевшей в глубоком кресле растрепанной, абсолютно седой женщине свою мать. Девушке показалось, что перед ней какая-то незнакомая старуха, к которой их привели по ошибке. Но женщина подняла голову и взглянула на нее прозрачными и голубыми, как тонкий лед в чистом озере, глазами.

Кэрол застыла на месте, прирастя к полу, как в детстве замирала под этим ледяным взглядом, словно кролик перед змеей, а также опешив от увиденного. Когда-то такие красивые глаза запали в темные глазницы, бледная кожа, как мокрая бумага, прилипла к костям на лице, невероятно худом, изможденном и изборожденном глубокими морщинами. Роскошные золотистые локоны превратились в мертвые белые беспорядочные пряди, среди которых не осталось ни одного живого волоса. Не смотря на свой жалкий и непривлекательный вид, Элен восседала в кресле, как на пьедестале, гордо держа голову.

Кэрол невольно вздрогнула. Взгляд матери был ясным и осмысленным, и, как в прошлом, снова резанул по нервам девушки, заставив затрепетать от страха. Она совсем не походила на сумасшедшую. А Кэрол в одно мгновение превратилась в жалкую напуганную девочку, словно исчезли все прожитые врозь годы, и она снова очутилась в мотеле, во власти этой жестокой женщины.

Она стояла и не могла пошевелиться, а Элен молча изучала ее своим колючим взглядом. Джек стоял за спиной Кэрол и, не вмешиваясь, с интересом наблюдал за происходящим, разглядывая, в свою очередь, Элен. Та перевела взгляд на него.

— Ну? — низким хриплым голосом произнесла она. — Долго вы на меня пялиться будете? Кто вы и что вам от меня надо?

Джек изумленно вскинул брови, а губы его тронула ядовитая усмешка, которая не ускользнула от Элен, и очень ей не понравилась.

— Я сказала что-то смешное, молодой человек?

Он не ответил и, слегка сузив глаза, продолжал наблюдать за ней. На губах его застыло презрение.

Кэрол сделала робкий шаг вперед.

— Мама… это же я. Ты меня не узнаешь?

Элен взглянула на нее, вмиг преобразившись, став потерянной и какой-то жалкой. Глаза ее расширились и заблестели.

— Ты… — прохрипела она, и это короткое слово было похоже на стон. — Это ты?

— Я, мама, я.

Элен подняла руку и протянула вперед, как будто хотела дотянуться до девушки. Кэрол подскочила к ней и, присев, уронила голову ей на колени. Юбка Элен сразу намокла от ее слез.

— Мамочка, прости меня, прости, что оставила тебя, что так долго не приходила. Я просто боялась… боялась, что я тебе не нужна, что ты меня не любишь.

Схватив худую костлявую руку Элен, девушка горячо поцеловала ее и прижалась к ней щекой. Но женщина взяла ее за лицо и подняла к себе, жадно, с удивлением разглядывая.

— Ты… — пораженно повторяла она. — Это ты? Как изменилась. Встань, я хочу на тебя посмотреть. Встань, чего прилипла!

Она слегка оттолкнула девушку от себя. В голосе ее не было любви или тепла, только недоумение, с которым она широко раскрытыми глазами стала разглядывать вытянувшуюся перед ней дочь. Бледное лицо ее потемнело, а в глазах вспыхнуло негодование.

— Надо же… прямо не узнать! Холеная какая стала, вся из себя! Хорошо живется, да, моя родная? Купаешься в деньгах этой бездетной гадины, в роскоши, на всем готовом? Купилась она на твои несчастные невинные глазки, да? Очистила перышки, распушилась, Кэролайн, дерьмо с себя смыла. Только его как не смывай, все равно вонять будет, — она подалась вперед, вцепившись судорожно сжавшимися пальцами в подлокотники кресла. — Давненько, вижу, никто в унитазе-то тебя не умывал, забыла свое место, девочка? Окунуть бы опять пару раз, и весь твой блеск вмиг сойдет, станешь опять такой же гадкой замухрышкой, какой была…

Кэрол скорее почувствовала, чем услышала, как Джек шагнул вперед, тяжело задышав от ярости, и остановила его, не оборачиваясь. Тот послушно застыл на месте.

— Ты сердишься… за то, что я уехала, что бросила тебя, — голос Кэрол дрожал.

— Красивая стала, — с досадой продолжала Элен, не слыша ее. — Мою красоту забрала. Высосала из меня и молодость, и красоту, и здоровье, как вампирша. Катаешься, как сыр в масле, в то время, когда я здесь заживо гнию! Зачем пришла? Поиздеваться, посмеяться?

— Нет. Я пришла, потому что… потому что ты моя мама. И я тебя люблю. И хочу помочь.

— Помочь? Чем ты можешь мне помочь? Вернешь мне мою молодость и красоту? Вытащишь из этой клетки? — Элен вдруг вскочила, и из глаз ее хлынули слезы, а лицо перекосило страдание. — Нет, ты пришла, чтобы показать мне, как роскошна ты и твоя жизнь, и как ничтожна и грязна я и моя жизнь, что имеешь все то, о чем я мечтала и чего уже никогда у меня не будет! Чтобы я почувствовала разницу, увидела, как молода и прекрасна ты, и поняла, как безобразна и стара я… Это не справедливо, не справедливо!

Она опустилась на пол и, сжавшись в комочек, разрыдалась.

Кэрол растерянно смотрела на нее, потом подошла, присела и обняла.

Элен не сопротивлялась, покорно сжавшись в ее объятиях и продолжая горько плакать.

— Ну, почему так, почему? Почему Бог дал тебе все, а мне — ничего? Чем я была хуже? Он не дал мне ничего, ни родителей, ни семьи, ни дома… Даже Рэй бросил меня, променяв на эту богатую сучку… А я так его любила! Он был единственный человек в этом мире, которого я любила. Кстати, а как он? — она перестала рыдать и пытливо взглянула на Кэрол.

— Ничего, — сдержанно ответила та и, поддавшись внезапному порыву болезненной жалости, погладила мать по спутанным волосам. — Он тоже любил тебя, всегда любил. И Куртни об этом знает. Знает, что живет с человеком, который хранит в сердце любовь к тебе…

— Правда? Она знает? — глаза Элен загорелись злорадной надеждой.

— Знает. И я знаю. Он мне сам говорил, что любил только один раз в жизни — тебя. Он жалеет о том, что оставил тебя. Он страдал.

— Какой он сейчас? — голос Элен переполнился нежностью, подобно которой Кэрол никогда прежде в ней не видела. — Все такой же красивый?

— Да. Красивый.

Брови Элен сдвинулись, образовав страдальческие морщинки, она подавленно опустила голову и всхлипнула.

— Если бы он не бросил меня… все было бы иначе. Он сломал мою жизнь. И я его за это ненавижу. А ты… ты уехала с ним. Все эти годы ты была с ним, жила с ним под одной крышей. Ты, а не я! А должна была быть я! Я хотела быть с ним, я! Ты не должна была жить лучше меня, становиться красивой, когда я потеряла свою красоту. Твое место на дне, ты рождена для того, чтобы быть шлюхой… должна была ублажать всяких ублюдков, чтобы не сдохнуть с голоду, как это делала я… Ты выкарабкалась из этой ямы, а я так и не смогла. Лучше бы ты умерла.

Кэрол вздрогнула. Элен, отстраненно склонив голову ей на плечо, продолжала сидеть на полу в ее объятиях. Девушка тоже не шевелилась. Лишь на мгновенье сомкнула веки, из-под которых побежали горячие слезы.

— Все будет хорошо, мама. Я позабочусь о тебе. Переведу в другую больницу, и мы будем жить рядом. Там очень красиво. Ты будешь жить в роскоши, как и мечтала. А мы будем тебя навещать.

— Кто это мы? — равнодушно отозвалась Элен.

— Я и мой сын. Твой внук, мама.

Элен выпрямилась, оторвавшись от ее плеча, и, словно очнувшись от забытья, посмотрела на нее.

— У тебя уже есть сын?

— Скоро будет.

Опустив взгляд, Элен внимательно посмотрела на ее живот.

— Ты должна назвать его Рэем. Обязательно, слышишь? Только Рэем!

Кэрол слабо улыбнулась и кивнула.

«Да, сейчас! — подумал Джек и фыркнул. — Только и мечтаю назвать сына в честь этого пустоголового придурка!».

— Мама, я выхожу замуж, — девушка встала и помогла подняться с пола Элен. Потом посмотрела на Джека. — Это Джек.

Элен снова переключила на него свое внимание, без смущения разглядывая. Глаза ее сузились, а губы превратились в тонкую злобную полоску.

Джек демонстративно вежливо кивнул, приветствуя ее, но в этом движении сквозила насмешка и пренебрежение. Если Элен и заметила это, то не обратила внимания.

— Не простой мужик, сразу видно, — прохрипела женщина бесцеремонно. — Холеный. Богатенького отхватила?

На лице девушки промелькнула мука.

— Джек адвокат, — сдержанно ответила она.

— Адвокат, — эхом повторила Элен. — Что, любишь ее, адвокат?

— Да, люблю, — невозмутимо ответил Джек.

— Прямо-таки любишь?

— Прямо-таки.

— Ну и дурак! — женщина вдруг расхохоталась. — А ты в курсе, что твоя невеста была шлюхой? Сто баксов за всю ночь! Тебе бесплатно давала?

Девушка вспыхнула и бросилась между ними, заметив, как Джек сжал кулак, собираясь ударить женщину.

— Джек знает, мама, все знает.

— И все равно хочет на тебе жениться? — искренне удивилась Элен.

— Мама, ну не надо… зачем ты так? — Кэрол дрожала, пытаясь сдержать себя, чтобы не закричать и не убежать отсюда. «Она больна, она не понимает, что говорит», — убеждала себя Кэрол, жалея, что Джек не остался за дверью. Взглянув на него, она испугалась. Глаза его горели, почернев, черты лица заострились. Он с трудом держал себя в руках.

— Мама! Мама, посмотри на меня! — Кэрол одернула ее, отвлекая от Джека. — Я выхожу замуж, и я хочу, чтобы ты меня благословила. Пожалуйста, мамочка. Ты меня прокляла, а теперь благослови. Я не могу больше нести на себе твое проклятие…

Она медленно опустилась на колени и склонила голову.

— Благослови. Мама, благослови. Прошу тебя.

— Благословить? Хочешь быть счастливой, упиваться любовью шикарного мужчины и его богатством, а я должна сгинуть в этом аду? Не получится. Мое благословение тебя не спасет. И его тоже, — Элен кивнула на Джека. — Я видела вас в тумане. А те, кто в него попадает, уже никогда не вернутся.

— Туман? — Кэрол почувствовала, как немеет ее тело. — Какой туман?

— Дым из пекла Преисподней.

— Ты… ты его видишь?

— Сколько себя помню. Сначала он мне только снился, а теперь он повсюду… Он меня душит. А я не могу это больше выносить, не могу! — глаза ее вдруг расширились от ужаса, словно она вспомнила что-то страшное, и женщина пораженно и как-то странно посмотрела на Кэрол. — Боже, как же я сразу не вспомнила… Ты пришла убить меня. Вы пришили меня убить! Убирайтесь, убирайтесь! Я знаю, я видела… и я вам не позволю! Вон!

— Я позову медсестру, — тихо сказал Кэрол Джек, поднимая девушку с колен, и видя, что Элен впадает в невменяемое состояние. — Кэрол, пойдем со мной.

Элен внезапно вцепилась в девушку, приблизив к ней искаженное страшное лицо и сверкающие лихорадочным огнем глаза.

— Беги, беги, только все равно не убежишь!

— Мама, объясни мне, что это значит… эти ведения — что это? Я тоже вижу...

— Это то, что сожрет все вокруг тебя. Что найдет продолжение в твоем ублюдке, а потом сожрет и тебя. Ты должна убить этого ребенка! Убей его и никогда больше не рожай!

— Кэрол, я сказал, пойдем, — прорычал Джек, теряя самообладание и, схватив девушку за руку, силой потащил к двери.

— Нет, Джек, подожди! Я должна узнать! Пожалуйста, выйди, я хочу поговорить с ней наедине, — она вырвалась. — Расскажи мне, мама!

— Я уже все рассказала! Ты сгинешь, тварь, недолго тебе радоваться. Скажи спасибо Рэю, только его присутствие разгоняет вокруг тебя тьму… но это не долго будет, не надейся! О, если бы он не оставил меня, я бы спаслась! Он мог меня спасти! В нем столько света… без его света эта тьма сразу поглотила меня… Почему он забрал тебя, а меня бросил на погибель?

— Мама, кто мой отец? Скажи, кто еще был у тебя, помимо Рэя?

— Он твой отец!

— Нет, мы проверили, не он.

Недоумение Элен было неподдельным, потом она вдруг расхохоталась.

— Да кто угодно! Я, видишь ли, пользовалась спросом у парней! Рэй сам не больно-то хранил мне верность, никогда не упускал случая затащить кого-нибудь в постель, почему я должна была это прощать? Я отплатила ему тем же! Сам клялся мне в любви, и при этом трахал всех, кто под руку попадется. И думал, что я не знаю! Он и сейчас такой же?

— Еще хуже, — буркнул Джек, не удержавшись. Элен снова сосредоточила на нем свое внимание, уловив в его голосе ревность.

— Так если ты не его дочь… — лицо Элен вдруг перекосилось. — Почему они тебя не выгнали? Он не дал? Почему? О, похотливый ублюдок, он тебя трахает?

— Нет! — Кэрол в ужасе отшатнулась от нее.

— Врешь! Рэй был бы не Рэй, если бы не сделал этого! Уж я-то его знаю, всю жизнь знаю, с детства! Когда мальчишки его возраста еще погремушками играли, он уже под юбки заглядывал! О, как я его ненавижу! И тебя ненавижу! Что, раздвинула под ним свои ножки, шлюшка? Не ври мне, что нет! Все всегда раздвигали…

— Нет, мама, нет! Клянусь тебе! Мы только узнали, — сама не зная зачем, соврала Кэрол, не видя иного способа ее убедить.

— Тогда забирай свою невесту поскорее, адвокат, — она издевательски засмеялась, радуясь возможности задеть Джека, который вызвал в ней такую жгучую неприязнь. — Только это все равно не поможет! Таскать тебе рога, дурачок, потому что он все равно ее трахнет… — голос ее сорвался, а из глаз брызнули слезы отчаяния, выдавая ее безумную боль от одной мысли, что так может быть, она схватила Кэрол за руки, трясясь от неудержимой ярости. — И ты еще хочешь, чтобы я благословила тебя? Нет, уж лучше я тебя опять прокляну, чтобы не знала просвета в этом мире, как я никогда не знала! Задыхайся, как я задыхаюсь! Будь ты проклята, сотни, тысячи раз, будь проклят твой ребенок!

Вскрикнув, Кэрол вырвалась и отскочила от нее. Ничего не видя перед собой, она выскочила из комнаты и куда-то побежала. Шагнув к Элен, Джек резко ударил ее кулаком по лицу. Ахнув от изумления и негодования, она рухнула на пол, перевернув кресло. Лицо ее вдруг перекосила страшная гримаса и, дико завопив, она вскочила и бросилась на мужчину, но ударилась о закрывшуюся дверь. Крики Элен привлекли внимание, и к комнате свиданий уже спешили санитары и медсестра. Оттеснив придерживающего дверь молодого человека в сторону, они решительно вошли в комнату. Джек раздраженно поправил галстук, процедив сквозь зубы, что ненавидит психов, и поспешил вслед за Кэрол, слыша разносящиеся по всему зданию яростные вопли сумасшедшей. Догнав девушку, он остановил ее и стиснул в объятиях.

— Успокойся, милая, успокойся. Говорил я, не надо сюда приезжать. Она ненормальная. Психопатка чертова. Поехали домой.

— Она меня ненавидит, — стонала Кэрол. — За что? Почему?

— Потому что она ненормальная, — повторил Джек. — У нее патологическая ненависть ко всем. Ты здесь ни при чем. Забудь обо всем. О ней.

— Я так надеялась, что она изменилась… это не болезнь… ее ненависть ко мне — это не болезнь. И Мадлен она убивала в здравом рассудке, так хладнокровно, так безжалостно…

— Мадлен? Какую Мадлен? — Джек заглянул ей в лицо.

— Мою Мадлен. Я видела, Джек, но никому не рассказывала, потому что она меня запугала. И Розу она убила, чтобы она не выдала ее. И она… она называла Эмми черножопой…

Джек схватил ее за подбородок и наклонился к заплаканному лицу, впившись взглядом в голубые глаза.

— Хватит, Кэрол! Успокойся, я тебе сказал! Возьми себя в руки, ты становишься невменяемой… Чтобы не было, это все в прошлом, и ты должна об этом забыть, поняла? Или чокнешься, как твоя мамаша, — увидев, как расширились глаза девушки с таким знакомым ему выражением ужаса, которым всегда сопровождалось любое напоминание о наследственной болезни, он мгновенно раскаялся в своих словах и попытался исправить допущенную оплошность. — Ладно, извини, я не хотел. Подумай о нашем ребенке, тебе ведь нельзя нервничать… Ты должна забыть обо всем, ради него, понимаешь?

— Ребенок, — вспомнила Кэрол, и голос ее сел от страха, сжавшего ее горло. — Она прокляла моего ребенка.

— Это все чушь, пустые слова. Просто слова. Я запрещаю тебе об этом думать. Думай только о здоровье ребенка. На, возьми и приведи себя в порядок, люди смотрят, — он вынул платок и сунул ей в руку.

Кэрол стала послушно вытирать лицо и, сделав над собой усилие, перестала плакать. Джек вывел ее на улицу и посадил в машину. Похлопав по карманам, он досадливо сморщился.

— Вот, дьявол… кажется, где-то обронил ключи. Сиди здесь, солнышко, я быстро, — наклонившись, он поцеловал ее в губы и поспешил обратно.

Элен лежала уже в палате, прикованная к кровати, и медленно отключалась под воздействием сильных успокоительных препаратов, которые ей уже успели вколоть. Медсестра ставила ей капельницу и, когда Джек вошел в палату, смерила его возмущенным взглядом.

— Кто вас сюда пропустил? Немедленно выйдите, вам сюда нельзя!

— Минуточку, пожалуйста. Всего лишь одну минуту. Главврач мне разрешил.

— Сейчас узнаю. Если вы меня обманули, молодой человек, у вас будут неприятности, — сняв трубку с висевшего на стене телефона, женщина набрала номер кабинета главврача, не отводя от мужчины строгого сурового взгляда. Получив ответ на свой вопрос, она немного смягчилась. Повесив трубку, она вернулась к капельнице.

— Обычно, у нас запрещается впускать посторонних в этот блок, а тем более, в палаты пациентов, — сказала она, то ли оправдываясь, то ли желая поддержать репутацию больницы и строгость здешних правил.

— Я знаю, — почтительно ответил Джек, подходя ближе к кровати и наблюдая за действиями медсестры, регулирующей скорость поступления раствора в вену. — А что это за препарат? Для чего?

— У нее слабое сердце, и во время обострения психической болезни, приходится заботиться и о физическом здоровье, истощенном сильнейшими стрессами и психическими нагрузками, которые переживает больная в своем больном воображении. Да и все психотропные препараты не прибавляют здоровья… Она уже пережила один сердечный приступ. Нам остается только постараться не допустить, чтобы это повторилось. Тогда она и поседела, сразу, во сне, представляете? Сердечный приступ случился из-за сильнейшего нервного потрясения, как предполагают врачи, который она пережила во сне и из-за этого и поседела. Вот вам и больное воображение…

Джек с некоторым изумлением изучал взглядом сумасшедшую, которая так неприятно для него была похожа на Кэрол. У него создавалось ощущение, что он смотрит на Кэрол через пару десятков лет. Или больше. Трудно было по внешнему виду определить, сколько лет этой женщине. Изможденное лицо и седые волосы делали ее намного старше своего возраста, между тем, если вглядеться повнимательнее, заглянуть в еще молодые и ясные глаза, становилось очевидным, что ей еще нет и сорока лет.

— Что же может такое присниться, чтобы так поседеть и схлопотать сердечный приступ? — вырвалось у него.

— Собственная смерть, — отозвалась медсестра.

— Что?

— Черт их разберет, этих ненормальных и то, что у них там в больной голове происходит! Говорила, что видела собственную смерть. Вернее, пережила ее во сне. Умерла, одним словом. Сказала, что придет проклятая и приведет за собой ее смерть.

— Понятно, — Джек кивнул, потеряв интерес к бреду сумасшедшей, и перевел взгляд на больную, которая следила за ним слегка затуманенным взором. — Она поймет меня, если я с ней заговорю?

— Думаю, вряд ли. Она не в себе, и препараты уже начинают действовать. Из-за больного сердца мы вынуждены использовать лекарства послабее, поэтому она не сразу засыпает.

Не интересуясь больше объяснениями словоохотливой медсестры, Джек склонился над больной и поймал ее взгляд. Глаза ее полыхнули ненавистью и затаенным страхом, и он улыбнулся.

— Она узнала меня, а вы говорите, что она не в себе, — сказал он медсестре.

— Вам показалось. Хотя… может быть, — та пожала плечами и, подойдя к столику, стала собирать пустые ампулы и использованные шприцы в маленькую металлическую чашечку.

Джек наклонился еще ниже, так, что губы его коснулись волос Элен, и что-то тихо зашептал ей на ухо.

Лицо женщины вдруг перекосилось, из груди вырвалось нечеловеческое рычание. Она в истерике забилась, пытаясь вырваться из стягивающих ее тело ремней, которыми надежно была прикована к кровати. На губах появилась пена, тело забилось в судорогах.

Бросив чашку, медсестра подскочила к ней.

— Боже, что вы сделали?

— Ничего. Я просто смотрел, — Джек отступил в сторону, не отрывая взгляда от корчащегося на кровати тела. Широко раскрытый рот, вытаращенные глаза и сокращающиеся в тике мышцы лица, стиснутые кулаки, боль и ужас в глазах — наблюдая за этим, Джек невольно скривился от отвращения. И даже теперь ее глаза продолжали гореть бесконечной злостью…

Он не видел, как медсестра схватила трубку, но услышал, как она кому-то кричит, что «у Гран снова сердечный приступ».

Перекошенные губы Элен посинели.

— Выйдите, немедленно! — прикрикнула медсестра на Джека, быстро набирая в шприц что-то из ампулы. — Уходите!

Он попятился к двери, не отрывая глаз от Элен, и остановился, когда она вдруг замерла. Взгляд ее так и застыл на нем, и ему казалось, что она все еще видит его, хотя он и понял, что она умерла.

Пощупав ее пульс, медсестра отступила и потрясенно перекрестилась.

— Отмучилась, — чуть слышно шепнула она. — Как жаль, ведь молодая еще совсем.

Она устремила на молодого человека подозрительный взгляд.

— Зачем вы приходили?

— Хотел сказать ей, что она плохая мать, но, к сожалению, не успел, — бесстрастно ответил Джек. — Теперь ей об этом скажут в аду.

Медсестра прижала руку к груди, с упреком смотря на него.

— Позаботьтесь о теле. Я пришлю человека, который займется похоронами, — Джек попрощался и вышел.

Мимо него к палате пробежали врачи, но Джек не обратил на них внимания, улыбаясь одним уголком рта. Только эта полуулыбка больше напоминала ухмылку, жестокую и самодовольную.

Вокруг снова опустело, и стук каблуков его черных начищенных до блеска туфлей эхом отзывался в лабиринте мрачных коридоров. Это была поступь человека, который никогда не останавливался, идя вперед, не обходил, а без колебаний давил все, что попадалось на его пути.

Идущий навстречу санитар уступил дорогу, сдвинувшись в сторону, с некоторым изумлением проводив взглядом молодого мужчину в деловом черном костюме, который, не смотря на средний рост и стройное телосложение, двигался походкой титана, в которой чувствовались такие твердость и сила, что хотелось невольно отступить перед ним. Не обратив никакого внимания на него, Джек невозмутимо прошел мимо высокого мускулистого мужчины, который мог бы с легкостью сбить его с ног одним ударом, если бы захотел. Он привык к тому, что ему уступают дорогу. Так было всегда. Потому что он был сильнее и беспощаднее, и люди это чувствовали.

Вернувшись в машину, он улыбнулся Кэрол и помахал ключами.

— Нашел! Теперь можем ехать, моя сладкая, — с чувством поцеловав девушку, он улыбнулся. — И подумать о нашей свадьбе. И я требую, чтобы обо всем остальном ты забыла на время… а лучше — навсегда.

Этой ночью, перед свадьбой, Кэрол ночевала у Куртни.

Прощаясь с Джеком, который ее туда привез, она думала о том, что встретиться с ним уже у церкви.

Завтра.

Наплакавшись в объятиях Куртни и пожаловавшись на свою жестокую непримиримую мать, Кэрол успокоилась, выпив добрую порцию коньяка, который ей предложил угрюмый и молчаливый Рэй. Он протянул девушке еще, но Куртни выхватила стакан из его руки и отставила в сторону.

— Хватит! Завтра нашей невесте совсем ни к чему головная боль!

Промолчав, Рэй снова взял стакан и сам выпил коньяк. Потом, захватив бутылку, тихо вышел. Женщины, увлеченные свадебным платьем, разложенным на диване, даже не заметили, что он ушел.

Ночью Джека разбудил настойчивый телефонный звонок.

Бросив взгляд на часы и увидев, что они показывают без четверти два, он выругался и снял трубку.

— Какого черта? — рявкнул он потревожившему его наглецу.

— Джек, извини, что разбудила…

— Кэрол, что-то случилось? — мгновенно смягчился он, встревожено приподнимаясь в постели.

— Я не знаю…

— Ты плачешь? В чем дело?

— Джек… что-то случилось с мамой.

— С чего ты взяла? — Джек резко сел.

— Она умерла, Джек.

— Из больницы звонили?

— Нет. Я просто знаю. Я чувствую.

Джек облегченно вздохнул и расслабился.

— Милая, успокойся, ничего не случилось, с ней все в порядке. Если бы что-то было не так, тебе бы позвонили.

— Да, наверное. Я понимаю это. Но все равно… Джек, пожалуйста, позвони, узнай, все ли с ней в порядке.

— Ты знаешь, сколько сейчас времени? Со мной никто не станет говорить. Я позвоню утром, если ты хочешь… А теперь ложись спать и не забивай себе голову всякой ерундой. Я не хочу, чтобы ты спала завтра на свадьбе или выглядела усталой. Ты что, еще не ложилась?

— Нет, я спала, но мне приснился сон… плохой сон, и я проснулась.

— Какой еще сон? — ласково поинтересовался он, устало вздыхая.

— Это… его трудно описать, и вряд ли он покажется тебе убедительным. Джек, просто позвони, сейчас.

— Но, Кэрол…

— Я не усну, Джек. Позвони, пожалуйста.

Джек раздраженно скривился, но девушка не могла этого видеть и лишь услышала наполненный пониманием и нежностью голос, которым он пообещал сделать то, что она хочет.

Положив трубку на колени, Джек взял лежащую рядом с телефоном пачку сигарет, сунул одну в рот и прикурил. Выпустив из легких густую струйку дыма, он несколько минут озадачено сидел в постели, выпрямив спину и распрямив плечи, и пытался найти разумное объяснение тому, как Кэрол могла догадаться, что ее мать преставилась. Не во снах же каких-то там все дело, в конце-то концов! Джек не верил в ясновидение и подобный бред. Верил только в интуицию. Наверное, то, что происходит с Кэрол, и есть интуиция. Однажды она уже шокировала его, рассказав свой сон о Мэтте, когда видела, как он превращается в монстра и набрасывается на нее. А ведь так все и произошло на самом деле. Она была сама не своя перед тем, как его, Джека, сбила машина. А теперь каким-то образом узнала, что ее мать умерла, хотя никто ей ничего не говорил. Он сказал только Куртни, на тот случай, если ей позвонят из больницы, потому что знал, что она следит за болезнью Элен и общается с главврачом и лечащим доктором. Но Куртни согласилась с ним в том, что накануне свадьбы Кэрол ни к чему сообщать о смерти матери. Джек знал, что Куртни не могла сказать. Она бы ни за что не испортила Кэрол такой день, не омрачила бы ее счастья и радости. Они вместе решили, что сообщат ей только после возвращения из свадебного путешествия. Тогда как она догадалась?

Бред какой-то. Как это понимать?

Ему это не нравилось. Было не по себе. Настолько не по себе, что аж мороз по коже прошелся. Передернув плечами, словно стряхивая с себя жутковатое наваждение, он снова взял трубку и набрал номер. Первый же гудок был прерван взволнованным голосом Кэрол.

— Ну, что?

— Все в порядке… если не считать то, что ты выставила меня полным идиотом.

— Извини, Джек, я не хотела. Значит, с ней все нормально? Точно?

Джек начал раздражаться.

— Может, мне перезвонить и еще раз спросить?

— Нет, не надо, — извиняющимся тоном пролепетала девушка. — Не сердись.

— Я не сержусь, — смягчился он. — Мне тебя не хватает. Еле заснул без тебя… Аккурсио тоже скучает.

— Мне тоже тебя не хватает.

— Завтра будем засыпать снова вместе. Уже как муж и жена. Мне не верится. Я женюсь! Я сошел с ума.

Кэрол нежно засмеялась в трубку.

— А что на тебе надето? — он улыбнулся, опуская руку под одеяло.

— А что?

— Уж не та ли кружевная ночная рубашка из одних дырочек, которую я когда-то сам на тебя надевал, когда ты валялась в беспамятстве?

— Ну, допустим…

— М-м-м… теперь я точно больше не усну. Сними ее немедленно, чтобы я не представлял тебя в ней. Нет, не снимай! Если я представлю тебя без нее, я сейчас приеду к тебе.

Кэрол снова рассмеялась.

— Ой, Джек, не надо.

— А может, я все-таки приеду? Всего на пол часика?

— Пол часика? — усомнилась девушка лукаво. — Думаю, этот часик с половинкой затянется до утра. И завтра мы с тобой будем спать во время венчания.

— Ну, ладно. Потерплю до завтра. Но учти, завтра ночью я тебя порву на части…

— Господи, ужас какой! Я за зверя замуж выхожу?

— Нет, за акулу. И я тебя завтра сожру.

— Что ж, буду ждать с нетерпением. Спокойной ночи, Джек.

— Джек? А немного поласковее нельзя?

— Милый…

— Нет.

Кэрол понимала, что он хочет от нее услышать. Почему-то у нее язык не поворачивался назвать его любимым, и не потому, что она его не любила. Просто так она называла Мэтта. Совсем недавно.

— Спокойной ночи, любимый, — с улыбкой промурлыкала она, боясь, что он опять прочитает ее мысли. А этого ей совсем не хотелось.

Джек не пожелал скромничать и скрытничать, и позволил прессе вмешаться в столь важное событие в его жизни. Свадьба знаменитого Джека Рэндэла была сенсацией. Его избранница оказалась в центре внимания всей страны, которая жаждала увидеть эту женщину — «героиню», набросившую сеть на неуловимую зубастую акулу — Джека Рэндэла. Поймать поймала, но сможет ли приручить и удержать?

«Еще никогда и никому не удалось приручить морского монстра, — пошутил один репортер. — А душа у Джека Рэндэла воистину акулья…».

Шутки шутками, но жених и невеста выглядели искренне счастливыми и по уши влюбленными друг в друга. И им было присвоено звание самой красивой пары года, а свадьба была признана самой громкой и эпатажной.

Джордж Рэндэл, поздравляя молодоженов, горячо расцеловал невестку и стиснул в медвежьих объятиях сына, демонстрируя свою неподдельную радость. Пожелали им счастья и Куртни, и Берджесы, и Пегги, которую Кэрол пригласила на свадьбу, и даже старая Дороти.

Не хватало только четырех человек. Матери Джека. Элен. Рэя. И Даяны. С матерями все было ясно. Но то, что Рэй отказался присутствовать на свадьбе, и ссора с Даяной, не позволили Кэрол чувствовать себя абсолютно довольной и счастливой. Но она не хотела об этом думать. Рэй таким образом выразил свой категоричный протест и отказ смириться с ее выбором. А Даяна… Кэрол была уверена, что потеряла подругу, и не могла не чувствовать в этом свою вину. И это добавляло долю горечи в ее переполненное радостью сердце.

И она никак не могла поверить, что то, что с ней происходит — эта свадьба, Джек, объявленный ее мужем, ребенок под сердцем — все это не сон. Даже если это сон, то тогда она не хотела просыпаться. Никогда.

Пышное празднество завершилось безумной брачной ночью на яхте, уходящей в открытый океан. Так началось их свадебное путешествие… и новая жизнь. Так в сердце Кэрол возродилась угасшая надежда на счастье, на любовь. Ей снова захотелось жить. И она больше не боялась, потому что теперь с ней был Джек.

Он ее спасение. Он вывел ее из мрака, вырвал у подавившего ее отчаяния, заставил позабыть о страхе, о боли.

Теперь все должно быть хорошо.

В мире должна быть справедливость и какое-то равновесие.

Все плохое должно сменятся хорошим. Настоящим «хорошим», а не искусно замаскированным «плохим». А все проклятия пусть возвратятся к тем, кто их посылал…

Кэрол не знала, что в тот момент, когда она с трепещущим от радости сердцем стояла рядом с Джеком на коленях перед священником и получала его благословление, Элен опускали в могилу в простом деревянном гробу на далеком пустынном кладбище.

Джек с позволения священника заключил свою новоиспеченную жену в объятия и горячо поцеловал…

А рабочие бросили последние комья сырой земли на свежую могилу, и поспешили удалиться, косясь на сгущающиеся тучи.

Кэрол выходила из церкви, держа под руку молодого мужа, под дождем из живых цветов, которые бросали стоящие по бокам люди. Цветы падали им под ноги, и девушка шла по ним и улыбалась, впервые в жизни почувствовав себя королевой…

А на могилке Элен не было ни одного цветочка.

Продолжение следует…