ГЛАВА 12.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Кэрол стояла под высокими воротами и взволнованно покусывала губы. Спрятавшись от дождя под большим зонтом, она вот уже два часа сверлила эти ворота умоляющим взглядом, то и дело поглядывая на часы. Вокруг не было больше ни души, и, наверное, девушка нелепо смотрелась под устрашающими тюремными ограждениями, которые грозно возвышались над ней, такой маленькой и хрупкой на их фоне.

Почему так долго? Может, что пошло не так? А вдруг в последний момент что-то не получится? Тревожные мысли терзали ее, и, нервничая все больше, Кэрол ходила взад-вперед по мокрому асфальту.

Услышав, как скрипнули открывающиеся ворота, она резко обернулась. Медленно и неуверенно тот, кого она ждала, переступил границы тюрьмы, и, оказавшись за воротами, растерянно замер. Тяжелые железные створки с грохотом захлопнулись за его спиной, заставив вздрогнуть.

Обернувшись, он посмотрел на высокую ограду, как будто не веря в то, что находится за ее пределами.

— Мэтт!

Повернувшись на знакомый голос, он улыбнулся. Подскочив к нему, Кэрол на мгновенье остановилась, жадно ловя его взгляд, не веря, что между ними больше нет никакой преграды. Неужели это действительно случилось?

Неужели, если она сделает еще один шаг, она не наткнется на невидимую преграду, и прозрачное стекло не остановит ее? И она сделала этот шаг, бросившись в его объятья, о которых так мечтала. Он прижал ее к груди и глубоко вздохнул. Это был вздох невероятного облегчения, вздох обреченного, измученного человека, которому вдруг вернули жизнь. Свободу.

Вот так, сжимая друг друга в крепких объятьях, они, казалось, простояли вечность… а может быть всего лишь мгновенье. Оторвавшись от его плеча, Кэрол подняла лицо и улыбнулась. И он, не удержавшись, наклонился и страстно поцеловал девушку. Обвив руками его шею, она прижалась к нему, отвечая на горячий поцелуй.

— Я люблю тебя… люблю так, как никогда и никого за всю свою жизнь, — прошептал он.

— Я тоже люблю тебя!

— До сих пор не могу в это поверить.

— Почему? Разве я не доказала свою любовь?

Он улыбнулся. Подобрав зонтик, который она уронила в порыве радости, он встряхнул его и поднял над головой. Взглянув на небо, тихо шепнул:

— Дождь. Небо черное. Словно Он не рад моему освобождению.

— Ну, что ты, совсем наоборот! — возразила Кэрол и взяла его под руку, прижавшись щекой к плечу. — Дождь — хорошая примета. Он промывает твою дорогу, дорогу в новую жизнь. Значит, она будет чистой и гладкой. Ну же, почему ты такой печальный? Ты что, не рад тому, что свободен?

— Рад, рад так, что даже страшно. Кажется, что это сон, и когда я проснусь, окажусь снова там, — он бросил опасливый взгляд на высокую ограду.

— Пойдем отсюда. Тебе просто надо свыкнуться с мыслью, что «это», — она кивнула туда, на что он смотрел, — осталось позади.

— Я отвык от воли, я не знаю, что мне теперь с ней делать. Я мечтал, а теперь, когда снова оказался в этом огромном мире, я теряюсь. Мне даже страшно, — признался он.

— Конечно, страшно, но это пройдет, ты привыкнешь, — заверила девушка, уводя его от этого проклятого места, которое способно так ломать людей. — У тебя есть мама. И я. Мы поможем тебе.

Ее слова, ее уверенность приободрили его. Его походка стала уверенней. Он вступал в мир, от которого отвык, шел навстречу новой жизни. Что ждет его в этой жизни? Почему ноги не хотят идти, почему как-то странно сжимается сердце? Если признаться самому себе, он до последней минуты не верил в то, что будет свободен. Он был шокирован, ошеломлен, растерян.

Как странно, но, оказывается, освобождение после длительного заключения потрясает и выбивает из колеи не меньше, чем когда впервые оказываешься в тюрьме. А осужденный пожизненно, свыкшийся с этой мыслью, для которого вдруг обретенная свобода — настоящее чудо, может вообще не оправиться от такого шока.

Кэрол изумленно поглядывала на него, не понимая, что с ним происходит. Да и как она могла понять?

Он сам этого не понимал.

А когда они вышли из такси возле аэропорта, Кэрол увидела грязную оборванную старуху, которая когда-то прицепилась к ней и Джеку. Схватив Мэтта под руку, она поспешила к аэропорту, и вдруг с ужасом заметила, что старуха направилась к ним.

— Подайте несчастной бездомной на хлеб, дети мои, — запричитала старуха на ходу, быстро приближаясь. — Не дайте умереть с голоду!

Мэтт приостановился и посмотрел на нее.

— Нет, Мэтт, пойдем, скорее. Я знаю ее, она чокнутая и злая. Гадости говорит. Не разговаривай с ней.

Тем временем старуха уже преодолела разделяющее их расстояние.

— Ах, сынок, какой красавец — глаз радуется! — затараторила нищенка. — Судьбу твою предскажу, дай денежку, не пожалей для несчастной старухи!

— Мэтт, пойдем, пожалуйста! — взмолилась Кэрол.

Но он подарил старухе добрую улыбку и положил в ладонь зеленную купюру. Согнув ее кривые пальцы, он прикрыл их своей крепкой ладонью.

— Возьми, мать.

Она осклабилась, обнажив беззубые десны, с любопытством разглядывая его лицо, и вдруг ее всю перекосило, она отскочила от него, уронив деньги в грязь.

— Проклятый! Проклятый! — завизжала она в припадке, прижав трясущиеся руки к дряблым щекам. — Убийца!

Мэтт смертельно побледнел и попятился от нее назад.

— Кто допустил, кто?! — вопила ненормальная, обращаясь к прохожим. — Хватайте его! Это убийца!

Люди удивленно поглядывали в их сторону, подозрительно присматриваясь к Мэтту. Схватив его за руку, Кэрол быстро повела его прочь.

— Беги, беги, от судьбы все равно не убежишь! Ты проклят, проклят самим Господом! Беги, беги к своей смерти, она уже ждет тебя, поспеши!

Старуха залилась невыносимым звонким хохотом.

— Потерпите, девочки, он скоро будет с вами, — сказала она кому-то невидимому перед собой. — Он уже бежит, к вам бежит!

За все время посадки Мэтт не сказал ни слова. Расстроенная до слез, Кэрол пыталась «достучаться» до него, объясняла, что эта старуха ненормальная, рассказала, что она всем желает смерти, что то же самое она кричала Джеку. Что нельзя обращать внимание на ее слова, потому что это всего лишь бред сумасшедшей.

— Но как она узнала? — наконец-то, подал голос Мэтт, когда они уже взлетели.

— Мэтт, о том, что Джек боролся за твое освобождение, писали во всех газетах, передавали по всем каналам. Я сама видела в газетах твои фотографии, сделанные еще во время суда, которые достали из долгого ящика и снова поместили на первые полосы. Есть люди, которые не хотят признавать факты, не желают принять правду, привыкнув к тому, что убийца — ты. Ты не должен обращать на это внимание. Они скоро успокоятся, забудут, а пока просто не слушай… Будь, как Джек, он всегда игнорирует нападки в свой адрес, говорит, что обращать внимание на недалеких идиотов — себя не уважать. А слушать такую сумасшедшую, как эта старуха — просто глупо.

Кэрол попросила у стюардессы коньяка и попросила Мэтта выпить.

Он не возражал. Вскоре Кэрол с облегчением заметила, что он успокоился.

— Эту бы старуху да в зону, всех заключенных разогнала бы за минуту, — пошутил он. — Или они бы ее прихлопнули…

— И правильно бы сделали! Представь, что она вот так на всех кидается и пугает! И куда только полиция смотрит?

— А деньги-то выбросила. Выходит, не такая уж голодная.

— Да подобрала она их, когда мы ушли, руку даю на отсечение, — усмехнулась Кэрол.

Она смотрела на него и не могла насмотреться. Он был гладко выбрит и причесан, но все равно почему-то выглядел несколько неряшливо, может из-за старой потертой одежды. За последние месяцы он поправился, и теперь не выглядел таким худощавым и замученным.

Ничего, Кэрол собиралась его преобразить так, что его родная мама не узнает. И не далее, как сегодня.

Когда она предложила поехать сначала к ней, чтобы он переоделся в то, что приготовила для него Кэрол, и вообще привел себя в порядок, он согласился так быстро и без колебаний, метнув в ее сторону загоревшийся взгляд, что щеки девушки медленно залились румянцем. Ее предложение привело его в прекрасное расположение духа, и Кэрол не могла не понять, с чего это вдруг он так повеселел, забыв о противной старухе, о страхе и неуверенности перед обретенной свободой.

Кэрол была только рада, что он начал приходить в себя.

— На меня все смотрят, — заметил он. — Наверное, от меня прет зоной за версту.

— Тебе только так кажется. Никто на тебя не смотрит. И не надо забивать себе голову всякой ерундой, — отозвалась Кэрол.

— Ну, ладно, слушаюсь! — нежно улыбнулся он и погладил ее по руке.

Помолчав, он снова проговорил:

— Они, наверное, удивляются, что такой потрепанный жалкий тип делает рядом с прекрасной молодой девушкой…

Кэрол возмущенно втянула в себя воздух, всем своим видом осуждая его за такие слова.

— Удивляются, — уверенно повторил он, не обращая внимания на ее недовольство. — Я сам этому удивляюсь.

Взяв такси, они помчались по городу в новую квартиру Кэрол.

Но сначала заехали в одно место…

Мэтт вышел из машины, оглядываясь по сторонам. Теперь глаза слепило яркое горячее солнце, играя лучами на чистеньких улицах. Кэрол улыбнулась, наблюдая, с каким восторгом и интересом он разглядывал все вокруг, улицы, дома, витрины, людей. Так может смотреть на все только тот, кто не видел этого вечность и не рассчитывал увидеть снова. Глаза его горели и светились, и это был огонь и свет вернувшегося к жизни человека. Он, наконец-то, почувствовал свободу, и был опьянен этим ощущением.

— Ты здесь живешь? — поинтересовался он, шаря цепким взглядом вокруг.

— Не совсем. Здесь работает мой друг, — девушка загадочно улыбнулась. — Зайдем, я хочу тебя с ним познакомить.

Мэтт нахмурился.

— Какой друг? И зачем мне с ним знакомиться?

— Так надо.

Он послушно последовал за ней и оказался в роскошном холле. Пока он изучал взглядом обстановку, пытаясь понять, куда она его привела, к ним подошла красивая молодая девушка.

— Привет, Джесс! — поприветствовала ее Кэрол.

— Здравствуйте, Кэролайн. Жорж ждет вас, — приветливо улыбнулась девушка.

— Спасибо.

Мэтт заметил недоуменный и презрительный взгляд, которым его наградила девица украдкой от Кэрол, и, чувствуя, как в груди начинает разливаться горечь, пошел за Кэрол дальше. Он ей не пара. Такому, как он, даже стоять рядом с ней должно быть стыдно, а он замахнулся на большее. Реакция окружающих вполне естественна, и не стоит обижаться. Надо просто знать свое место. А оно очень далеко от этой девушки. Он знал это раньше, и будет убеждаться в этом снова и снова, пока не исправит эту ошибку.

Навстречу им вышел маленький мужчина с копной огненно-рыжих курчавых волос, ниспадающих на плечи. Манерный кривляка, строящий из себя невесть что, напыщенный и самодовольный — такое произвел на Мэтта впечатление этот странный Жорж. К тому же, он походил на голубого. Мэтт был очень удивлен такому «другу» Кэрол. Окинув Мэтта оценивающим взглядом, он поморщился, игнорируя то, какой злостью загорелись его глаза.

— Запущен ужасно, но не безнадежно, — высказал свое мнение Жорж. — Пойдемте, молодой человек, потолкуем.

— Иди, Мэтт. Я подожду тебя в холле.

— Кэрол, но о чем мне с ним разговаривать? И вообще, я не пойму…

— Вы ошибаетесь, молодой человек, нам есть, о чем поговорить. И наш разговор будет длиться как минимум два часа.

Кэрол ободряюще улыбнулась на его растерянный взгляд и, погладив по плечу, направилась обратно в холл. Тяжело вздохнув, он поплелся за странным человечком, не смея возразить девушке.

Устроившись в кожаном кресле, Кэрол заняла себя разглядыванием журналов. Не прошло и двух часов, как Жорж и Мэтт вышли в холл.

— Вуаля! Принимай работу, Кэрол! Он ужасно сопротивлялся поначалу, но я его переубедил! — Жорж отступил в сторону и поднял руки, демонстрируя «свою работу».

Кэрол поднялась с кресла, не отрывая взгляд от Мэтта.

Результат превзошел все ее ожидания — перед ней стоял совершенно другой человек. Красивая модная стрижка, в которой сразу чувствовалась рука непревзойденного мастера, посвежевшая преобразившаяся кожа, подвергшиеся тщательной обработке руки, засиявшие здоровьем волосы, отбеленные зубы, стильный щеголевский темный костюм, великолепно сидевший на высокой стройной фигуре, рубашка цвета слоновой кости с легкомысленно расстегнутыми верхними пуговицами и приподнятым воротником, качественные кожаные туфли, легкий аромат дорогого одеколона…

Сердечко Кэрол защемило от восторга.

— Ну, разве не картинка? Можно прямо сейчас на обложку журнала! — восхвалял сам себя Жорж. — Ведь совсем другое дело! Ну, скажи, парень, что тебе не нравится!

— Не скажу, — Мэтт смущенно улыбнулся.

— Еще бы! Бездомный подранный кот и то выглядел лучше, у меня сердце кровью облилось, когда увидел тебя. Такие превосходные внешние данные — и так себя запустить! Это же немыслимо, просто преступление! Теперь следи за собой, парень.

— Постараюсь, — пообещал Мэтт. — Сколько я должен?

— А! — отмахнулся стилист. — Это мой подарок тебе и Кэрол. Будьте счастливы, ребята!

Мнение Мэтта об этом смешном человечке кардинально изменилось.

А вытянувшееся от изумления лицо девушки, которая незадолго до этого обидела его своим взглядом, вызвало у него улыбку. Теперь она смотрела на него по-другому, приоткрыв рот от восхищения.

Направляясь к выходу, он бросил взгляд в зеркало и улыбнулся собственной удивленной физиономии.

Неужели в зеркале действительно его отражение, может, это галлюцинации?

Нет, ему это вовсе не кажется. Как только он оказался на улице, то не мог не заметить, как оборачиваются на него прохожие, как кокетливо улыбнулась идущая навстречу девушка.

Что ж, теперь, по крайней мере, ему не будет стыдно находиться рядом с Кэрол. Ее завороженный и восхищенный взгляд был лучшей наградой за те мучения, которым подвергал его педантичный Жорж целых два часа.

— Ну, теперь и ко мне ехать незачем. Давай пообедаем где-нибудь, и можно смело ехать к твоей маме. Она собиралась приготовить праздничный ужин, будем отмечать нашу победу. Жаль только, Джека с нами не будет — занят очень.

— Как же так? — расстроился Мэтт. — Ты даже не покажешь мне, где живешь?

Кэрол опустила глаза, делая вид, что смотрит на часы, пытаясь скрыть то, как бросает ее в дрожь при мысли о том, что они останутся наедине в ее квартире…

— Ну, хорошо, поехали, — тихо сказала она. — Заберешь вещи, которые я купила для тебя. И заодно позвоним Джеку, может он все-таки поедет с нами. Ведь это в основном его победа.

На первый взгляд казалось, что эта победа далась знаменитому адвокату довольно легко. Под давлением неоспоримых фактов и добровольном признании настоящего убийцы, дело было пересмотрено. Джек разбил в пух и прах все, на чем строилось обвинение Мэттью Ланджа. С Мэтта вынуждены были снять обвинение и отпустить на свободу. Его место занял другой.

Единственное, чего не удалось Джеку Рэндэлу, это избежать огласки.

Как бы не старался он скрыть от прессы это скандальное дело, акулы пера все равно каким-то образом о нем пронюхали. Страшно вспомнить, что тогда началось! Не обладай Джек таким сильным характером, его бы попросту сожрали и журналисты, и народ! Устраивались многочисленные акции протеста, с помощью которых люди требовали у власти не допустить, чтобы Джек Рэндэл выпустил на волю очередного маньяка и убийцу. Отсылались письма самому президенту с требованием лишить Джека Рэндэла прав на адвокатскую деятельность. Адвоката обливали грязью, ему угрожали, его ненавидели. Это был страшный скандал.

Но Джек Рэндэл был невозмутим, он спокойно и уверено отвечал на вопросы журналистов, утверждая, что люди не отдают себе отчета в том, чего требуют, а именно — оставить невиновного за решеткой, а больного психопата — убийцу — на воле, среди них.

— Если вы хотите, чтобы он оставался среди вас и убивал ваших детей — что ж, стоите на своем, делайте, как считаете нужным, — с презрением говорил Джек в камеру. — Истинный убийца чудом найден, он сам признался в совершенных преступлениях, рассказал такие подробности об убийствах, которые мог знать только тот, кто их совершил. А вы уперлись как тупые бараны в свое, не желая видеть факты, доказательства! Раскройте глаза, и не мешайте мне затолкать эту мразь за решетку! И если у меня это не получится, запомните, об этом в первую очередь пожалеете вы, а не я, когда будите смотреть на изуродованные тела ваших детей!

Многих слова Джека Рэндэла убедили, заставили поменять мнение, принять его сторону. Но были и такие, которые не верили пользующемуся дурной славой адвокату. Как в прессе, так и в народе произошел раскол, два противоположных мнения грозили столкновением масс, страсти накалялись.

И та, и другая стороны боялись одного и того же — что страшный маньяк будет среди них, только одни считали, что это Мэттью Ландж, а другие — признавшийся в преступлениях Адам Стоун. Но, несмотря ни на что, Джек добился своего. Это был поразительный успех, огромный скачок вверх по карьерной лестнице на уровень, которого достигали лишь избранные. И если до этого все еще были те, кто сомневался в том, что Джек Рэндэл — избранный, то после громкого скандального дела Мэттью Ланджа, таких не осталось.

Теперь Кэрол понимала, почему Джек взялся за дело Мэтта. Победа принесла ему еще большую славу и авторитет. И он знал, что так будет. Учуял своим поразительным профессиональным нюхом в этом деле дорожку вверх, которая еще больше возвысит его над коллегами. И пусть им двигали корысть и собственная выгода, а не благородство и жажда справедливости, в глазах Кэрол это ничуть не уменьшало его заслуги.

Что побудило его помочь, не имело значения, главное, что он это сделал. И не смотря ни на что, его поступок был красивым и похвальным. Он заставил большую часть осуждающих его ранее людей поверить в невиновность несправедливо обвиненного Мэттью Ланджа. Борьба за справедливость и блестящая победа Джека Рэндэла повлияли благотворно на всеобщее мнение о нем. Многие забыли о его возмутительных поступках в прошлом, сменив гнев на милость. Даже пресса смягчилась, предполагая, что беспринципный адвокат раскаялся и теперь пытается искупить свою вину перед обществом и справедливостью, которыми так малодушно пренебрегал.

Сам Рэндэл не стал этого отрицать, согласившись, что не всегда поступал правильно, что понял, что его работа должна приносить пользу обществу и отныне будет только так, ибо он не хочет быть врагом народа.

Были, конечно, такие, кто не поверил в искренность адвоката, но большинство мнение свое о нем изменили.

Что ж, Кэрол была, конечно, удивлена тем, как выгодно сумел воспользоваться для себя Джек делом Мэтта, снискав еще большую славу, и сгладить конфликт с обществом, поправив свою репутацию. Кэрол сильно сомневалась в том, что Джек действительно раскаивался в своих темных делишках и бессовестных поступках, это просто был хитрый и ловкий ход, пыль в глаза. Ведь он прекрасно понимал, что общественная неприязнь ему сильно вредит. Лучше быть героем в наивных глазах народа, чем опасным монстром, угрозой их благополучию и спокойствию.

Но Кэрол не видела ничего зазорного в том, что он извлек какую-то выгоду для себя, помогая Мэтту и ей. Это даже хорошо. Обе стороны довольны. Факт остается фактом — Мэтт на свободе. И это сделал Джек.

Самый умный, самый хитрый, самый талантливый, самый загадочный. Просчитать то, что творится у него в голове, было практически невозможно. Понять можно было только те мысли, которые он сам давал понять. А когда нельзя предугадать человека, и его мысли — потемки, это невольно настораживает, если не сказать больше — вызывает опасения. Наверное, это и являлось основной причиной того, что ему не верили и боялись. Но теперь он сумел это исправить. Одним махом. Одним делом, невероятно сложным и тяжелым, безнадежным и грязным. Тот факт, что адвокат сам распутал этот клубок страшных убийств, нашел убийцу спустя восемь лет, был известен всем. Это казалось невероятным. И этого было достаточно для того, чтобы покорить миллионы сердец и поразить столько же умов.

А пока Джек купался в лучах заслуженной славы, Кэрол и Мэтт наслаждались тишиной и спокойствием в небольшой уютной квартирке, лежа на помятых простынях в объятьях друг друга.

Когда они переступили порог квартиры, в Кэрол внезапно ожили все ее страхи перед мужчинами. Она задрожала, испугавшись, что он наброситься на нее как голодный зверь, причинит боль, унизит.

Но Мэтт скромно попросил кофе, с улыбкой заметив, что мечтал о хорошем кофе все восемь лет. Они расположились на кухне за столом, попивая горячий ароматный кофе. Кэрол украдкой наблюдала за Мэттом. Он как-то виновато прятал от нее глаза, был весь напряжен. Она даже заметила, что у него дрожат пальцы. Он старался не смотреть на нее. Протянув руку, Кэрол коснулась его кисти. Он вдруг вздрогнул и выронил чашку. Резко подскочил, чтобы разлитый кофе не сбежал по столу на брюки, и смущенно бормоча извинения.

— Ничего, я уберу, — улыбнулась ему Кэрол и, взяв хлопчатобумажную салфетку, стала вытирать стол.

— Можно… мне в ванную? — он пулей вылетел с кухни и спрятался в ванной. Кэрол изумленно присела на стул.

Потом нерешительно подошла к ванной комнате и прислушалась.

— Мэтт, с тобой все в порядке?

Дверь медленно приоткрылась, и Кэрол отступила, позволяя ему выйти.

— Все в порядке… просто я обжегся.

— Да? — с сомнением девушка попыталась заглянуть ему в глаза. — Покажи.

— Не стоит — ерунда. Ну, может, уже пойдем?

Кэрол ожидала чего угодно, только не этого. Он украдкой бросил на нее взгляд, но она его поймала, и он обжег ее, заставив затрепетать. А еще в его глазах отразилась мука.

— Пойдем, — девушка лукаво улыбнулась и, взяв за руку, повела за собой. В спальню.

Он остановился.

— Но я имел в виду… — он не договорил, встретившись с ее глазами… и сломался. Притянув ее к себе, он со стоном прижался к ее губам.

«Что же я делаю? Что делаю?! Так нельзя, это неправильно… она же совсем молоденькая…». Эти мысли молнией пронеслись в его голове, но не остановили. Руки его дрожали и не слушались, когда он снимал с нее одежду, увлекая в спальню. Кэрол не отставала, успев избавить его от пиджака и рубашки, прежде чем он опустил ее на постель.

Она забыла о своем страхе перед мужчинами, потому что сейчас все было иначе. Не было силы, принуждения. Была любовь, нежность, страсть.

Как он ее целовал, как ласкал, с таким обожанием, даже с преклонением. И Кэрол почувствовала, как просыпается и оживает ее тело, впитывая в себя его страсть и желание. Ощутила, как в ней пробудилась женщина, чувственная, страстная. И она ответила на его любовь с не меньшим пылом…

— Нам надо собираться. Твоя мама уже ждет, — проговорила Кэрол, лежа в нежных объятьях. С неохотой думала она о том, что пора выбираться из мягкой постели, из его объятий. Ей даже шевелиться не хотелось.

Она даже не предполагала, что секс может отбирать столько сил. Что ж, наверно иначе и быть не могло, под таким напором истосковавшегося по женщинам мужчины не мудрено потерять все силы. Он, похоже, сам утомился, и не спешил подниматься.

— Не охота никуда ехать. Так и провел бы с тобой в постели всю оставшуюся жизнь.

— Я бы тоже, но твоя мама ждет.

— А ты уверена в этом?

— В том, что твоя мама нас ждет?

— Нет, в том, что тоже хочешь провести свою жизнь в постели со мной?

— Конечно! — Кэрол засмеялась.

— Тогда выходи за меня замуж.

Оторвав голову от его груди, девушка ошеломленно уставилась ему в лицо.

— Ты серьезно?

— Конечно! — в тон ей ответил он.

— Ну, если серьезно, то тогда я согласна! — и она снова засмеялась, легко, непринужденно и счастливо.

Когда Моника Ландж открыла двери, она не поверила глазам своим.

— Сынок, неужели это ты? Господи, совсем не узнать!

Сложив ладони, она на мгновенье замерла, смотря на него наливающимися слезами глазами, а потом с рыданиями бросилась ему на грудь, порывисто обхватив тонкими руками. Обняв ее хрупкие плечи, Мэтт успокаивающе погладил мать по голове.

— Ну, что же ты плачешь? — ласково проговорил он. — Я дома, с тобой — давай радоваться! Неужели мы не наплакались?

— Наплакались, сынок, ох как наплакались!

— Тогда оставим слезы в прошлом. Теперь у нас все будет хорошо.

Моника кивнула и, отстранившись от сына, посмотрела на Кэрол.

— Здравствуй, доченька. Спасибо тебе. Ты вернула нам жизнь, и мне, и ему, — роняя слезы, она обняла девушку, а потом спохватилась, радостно засуетилась.

— Ой, что же это я вас у порога держу! Совсем очумела, старая! Проходите! У меня все готово, сейчас быстро накрою стол.

Мэтт отдал ей пакет с бутылками вина и коньяка.

— Возьми, поставишь на стол. Напьемся сегодня от радости.

Он рассмеялся. Моника улыбнулась.

— Напьемся, сынок!

Они дружно накрыли на стол и расселись по местам.

— А почему не приехал ваш адвокат разделить с нами праздник? — спросила Моника, раскладывая еду по тарелкам.

— Я приглашала его. Два раза. Но он занят, — ответила Кэрол.

— Жаль. Ну и ладно, обойдемся без него.

— У меня тост, — Мэтт поднялся, взяв стакан с коньяком. — Я хочу выпить за тебя, Кэрол, и за Джека. Никто и никогда не делал для меня хотя бы сотую долю того, что сделали вы. Вы дали мне новую жизнь, предоставили шанс изменить свою судьбу. А ты подарила мне любовь, я чувствую себя сейчас самым счастливым человеком на земле. И я хочу, чтобы ты разделила со мной мою новую жизнь. За тебя, Кэрол, самую удивительную и необыкновенную женщину на свете!

Моника горячо закивала головой, поддерживая сына.

— Мама, а у нас для тебя новость, — Мэтт хитро улыбнулся, сев на место, и, положив руку на стол, сжал пальцами кисть девушки. — Я сделал Кэрол предложение… набрался наглости. И она согласилась. Так что скоро мы поженимся.

— Это прекрасная новость! Вы чудесная пара, и вы будете счастливы!

Моника даже не пыталась скрыть своей радости. С любовью погладив сына по руке, она добавила:

— Я всегда знала, что ты встретишь достойную тебя девушку, просто нужно было немного подождать.

— Я ждал восемнадцать лет, когда она родится, а потом еще двадцать, когда она, наконец-то, будет со мной, — пошутил Мэтт. — А она сама меня нашла, вытащила из грязи, вычистила, заставила потерять голову от любви.

— Ничего, из-за такой девушки голову терять не страшно, — сказала Моника и мечтательно вздохнула. — Господь услышал все мои молитвы! Он не только вернул мне сына, но еще и внуков теперь подарит! А я уже и не надеялась. Ах, счастье-то какое на голову свалилось, как бы не раздавило…

Мэтт и Кэрол весело рассмеялись.

Да, это было счастье. Одно общее, на троих, и у каждого свое личное.

Кэрол смотрела сияющими глазами на Мэтта и на Монику. Это — ее будущая семья. И в этой семье она найдет счастье и покой, она знала это.

Они все заслужили этого покоя и счастья.

Кэрол планировала вернуться вечером домой, но Моника и Мэтт категорично этому воспротивились. Без ложной скромности и ненужных церемоний, Моника отправила сына и будущую невестку в свою спальню, а сама легла в зале. Как не краснела и не отпиралась девушка, Моника с первого взгляда поняла, что размещать их в разных комнатах, на разных постелях уже нет смысла. Но она была только рада тому, что у них все так хорошо. И даже была благодарна Кэрол за то, что та не стала мучить ее и без того настрадавшегося сына. Ему хорошо, и это для матери самое главное.

Кэрол не знала, что ночью в ее квартире тревожно разрывался телефон, а Джек Рэндэл с трубкой метался в своих комнатах, нервно куря одну за другой сигареты. Потом, не выдержав, набрал домашний номер своей секретарши.

— Сара, мне нужен номер телефона, зарегистрированный по адресу… — он замялся, напрягая память, и вспомнив, продиктовал нужные координаты. — Немедленно!

— Конечно, мистер Рэндэл, дайте мне минутку, я вам перезвоню, — невозмутимо отозвалась сонным голосом Сара, как будто сейчас было не половина третьего утра, а разгар рабочего дня.

Она перезвонила меньше, чем через минуту, и сообщила нужный номер. Поблагодарив ее, Джек нетерпеливо стал давить кнопки телефонной трубки. Ему ответил сонный женский голос.

— Алло!

— Моника Ландж?

— Да. А вы кто?

— Джек Рэндэл, адвокат вашего сына.

— О, мистер Рэндэл, здравствуйте. Как жаль, что вы не смогли вчера присутствовать на нашем семейном празднике…

— Да, мне тоже жаль. А Кэрол… она у вас?

— Да. Что-нибудь случилось, мистер Рэндэл?

Джек подавил вздох невероятного облегчения.

— Нет, ничего не случилось. Просто хотел убедиться, что у вас все в порядке.

— Спасибо за беспокойство, — в голосе женщины послышалось недоумение. — У нас все хорошо.

— А вы не знаете, когда она собирается домой?

— Нет, не знаю. Может нам с Мэттом удастся уговорить ее остаться у нас еще на несколько дней, а может, и навсегда.

— Как это — навсегда?

— Да вот так, мистер Рэндэл. Чего уж бегать туда-сюда, раз свадьба на носу!

— Какая свадьба? — обомлел Джек.

— А такая! Жениться они решили. Любовь!

— Понятно. Извините, что побеспокоил.

Швырнув трубку на диван, он выругался.

— Какая, к черту, любовь?! Какая свадьба?! Спятила, что ли?

Прикурив очередную сигарету, он задумался.

Не ожидал он, что так быстро все пойдет, что она останется ночевать в этой семейке, что задумает замуж. Что ему придется сходить с ума от страха, искать ее среди ночи. Он уже рисовал в воображении ее бездыханное обезображенное тело, и если бы это случилось, виноват был бы только он.

Значит, действовать нужно немедленно, раз их «великая и нетерпеливая любовь» совсем не оставляет ему времени, пока он глубоко не пожалел, что подверг ее такой страшной опасности, отдав в руки убийцы-шизофреника.

Глубокой ночью Кэрол разбудили тихие стоны. Разлепив тяжелые веки, она приподнялась, пытаясь разобраться, что происходит. Ей не показалось — рядом стонал во сне Мэтт, беспокойно крутя головой. На лице его отражалась боль.

— Мэтт! Мэтт, что с тобой?

Он застонал еще громче и сжал ладонями виски. Кэрол не могла понять, проснулся он или все это происходит с ним во сне. Происходит… что происходит? Что с ним?

— Мэтт, ты меня слышишь? Посмотри на меня, пожалуйста.

Она отпрянула от него от неожиданности, когда он вдруг весь изогнулся и закричал… Страшно закричал, не громко, но так, что у Кэрол застыла в жилах кровь. Вскочив с кровати, она дрожащими руками накинула халат, который одолжила ей Моника и который Кэрол сама ей подарила не так давно.

В этот момент распахнулась дверь и в спальню забежала Моника.

— Что случилось? — увидев Мэтта, корчащегося в постели в странном приступе, она бросилась к нему. — О, Боже, сынок, что с тобой? Ты слышишь меня? Это мама! Сынок, посмотри на меня, скажи, что с тобой? Что у тебя болит?

Она пыталась разжать его руки, судорожно вцепившиеся в волосы, но он как будто ничего не слышал и ничего не видел вокруг себя. Стоны и крики сменились сиплым протяжным воем сквозь стиснутые в агонии зубы.

— Голова… У него бывают страшные приступы мигрени, — сказала Кэрол, растерянно ломая руки. — Может, у него есть какие-нибудь лекарства? Где его сумка с вещами?

— Какая сумка?! — в истерике закричала Моника. — «Скорую» вызывай!

— Его уже обследовали и ничего не нашли. Врачи сказали, что это не физическая болезнь.

— А какая же еще? Посмотри, как ему больно, и это боль физическая. Надо ему помочь! Что же мы стоим и смотрим, как он мучается? Мы не врачи, вызывай бригаду, пусть они разбираются!

— Хорошо, — Кэрол бросилась к двери, но остановилась и обернулась.

Мэтт замолчал так же неожиданно, как начал стонать. Пальцы его разжались, и руки, как у мертвого, упали на простыни. Моника в ужасе застыла, смотря на него широко раскрытыми глазами, словно окаменела. Казалось, она сама сейчас упадет замертво.

Кэрол подскочила к Мэтту и приблизилась к его лицу.

— Дышит, — с облегчением сообщила она Монике, почувствовав на щеке его дыхание. — Кажется, все закончилось. Боль ушла.

— Он без сознания?

— Не знаю. Похоже.

— Принеси воды. И захвати мне лекарство… там, в шкафчике над раковиной, — Моника сжала грудь рукой, болезненно поморщившись.

Ее бледность напугала Кэрол, и она побежала на кухню за лекарством. Как бы не пришлось вызывать «скорую» ей.

Пока Моника принимала свое лекарство, Кэрол склонилась над Мэттом и, плеснув немного воды из стакана на ладонь, коснулась его лица.

— Мэтт, — тихо позвала она.

Веки его дрогнули и приоткрылись.

— Выпей воды, — Кэрол поднесла стакан к его лицу и, положив ладонь под затылок, попыталась осторожно приподнять его голову.

С каким-то звериным рычанием он вдруг подскочил и отшвырнул ее от себя с такой силой, что девушка пролетела чуть ли не через всю комнату и, наткнувшись на стул, упала на пол. Ошеломленная, она приподнялась и обернулась.

Мэтт стоял босиком на полу, и его высокая фигура и сильные плечи вырисовывались темным силуэтом на фоне освещенного луной окна. Кэрол не могла разглядеть его лица, но почему-то ясно видела, как сверкают его глаза. Странно сверкают. Он не в себе.

— Мэтт, ты что? — дрожащим охрипшим голосом выдавила из себя Кэрол. — Ты меня не узнаешь?

— Узнаю, любовь моя, — в темноте сверкнули его зубы. — Уже вернулась, шлюха?

— Что?!

— Не притворяйся, Кэт! — его мягкий голос вдруг изменился, став злобным и яростным. Кэрол расслышала какой-то странный звук, и вздрогнула, когда поняла, что это скрежет зубов.

Краем глаза она увидела, как Моника в ужасе прижала дрожащую ладонь к губам. Мэтт зашатался, и, как подкошенный, с грохотом рухнул на пол.

Моника бросилась к нему.

— Сынок, сыночек! Да что же это с тобой? — плача, запричитала она. — Что происходит, Господи, что?! Он без сознания, Кэрол!

Кэрол начала приходить в себя и почувствовала, как что-то больно впивается в ладонь. Разжав пальцы, она обнаружила, что сжимает разбитый стакан. Стряхнув осколки на пол, она поднесла поближе к глазам окровавленную ладонь.

— Порезалась, — чуть слышно пробормотала она.

— Помоги мне положить его на кровать, — Моника попыталась приподнять его плечи.

Поднявшись с пола, Кэрол подошла к ней.

— Не поднимайте, не надо, у вас же сердце больное. Давайте, я попробую, а вы помогите, — девушка присела и, протянув руки у него под мышками, немного приподняла.

— Тяжелый… я не смогу. И вместе мы не сможем. Лучше попробуем привести его в сознание.

Кэрол аккуратно положила его обратно на пол и заглянула ему в лицо. С удивлением она обнаружила, что глаза его приоткрыты, и тихо окликнула. Никакой реакции.

— Включите свет, — обратилась она к Монике.

Когда комната озарилась внезапным светом, Мэтт сощурился.

— Не надо… уберите! — простонал он, зажмурившись.

Моника выключила свет и зажгла ночник.

— Сыночек, ты можешь встать? Пожалуйста, помоги нам положить тебя на кровать.

Кэрол снова обхватила его руками и попыталась поднять. Он подобрал ноги, помогая уложить себя в постель, и, оказавшись на мягких простынях, снова перестал двигаться. Сквозь полуприкрытые веки он без всякого выражения смотрел куда-то перед собой.

— Не трогай его, пусть полежит, — прошептала Моника, заглядывая ему в глаза. — Сынок, ты слышишь меня? Не слышит. И, кажется, даже не видит, — добавила она тревожно.

— У него так бывает после сильных приступов, он мне рассказывал. Он ничего не помнит, но ему говорили, что он так по несколько часов лежал, как в прострации какой-то, между небом и землей. В таких случаях ему просто давали отлежаться, пока он сам в себя не придет.

— Господи, — заплакала Моника, прижав кулак к губам. — Страшно-то как смотреть на него! Как безумный…

Кэрол вздрогнула от ее слов. Безумный.

— Нет, не безумный, не говорите так. Это просто шок такой после приступа, может из-за сильной боли. Организм включает защитный рефлекс, таким образом восстанавливает силы.

— Откуда ты знаешь?

— Слышала где-то, что так бывает. Не переживайте, он скоро придет в себя.

— Как не переживать? Горе-то какое! — запричитала Моника. — Сыночек мой, что же они с тобой там сделали? Что же это за напасть к тебе опять прицепилась? Мало настрадался за свою жизнь, что ли, зачем же ты с ним так, Господи?

Обняв Кэрол, она уткнулась лицом ей в грудь и безутешно разрыдалась.

— Ты ведь его не бросишь?

— Не брошу, — ответила Кэрол.

— Обещай, что не бросишь моего мальчика. Сердце у меня плохое, что со мной случится, у него же никого больше нет. Он тебя любит, сильно любит, не разбивай ему сердце, он этого не переживет. Он такой слабый, ранимый. А теперь еще эта странная болезнь… Пообещай, что будешь заботиться о нем, что не оставишь его!

— Я обещаю. Я люблю его, и я буду с ним, чтобы не случилось.

— Я верю тебе, деточка. И душа моя будет спокойна, пока ты с ним.

— Скажите, а кто такая Кэт?

Моника отстранилась, и лицо ее исказила ненависть.

— Жена его. Бывшая. Она во всем виновата, только она! Сломала она его, загубила. Так и не оправился, бедный. Видела, что с ним творится? До сих пор она ему мерещится! Забыть не может, сколько из-за нее выстрадал!

— Думаете, он все еще ее любит? — осторожно спросила Кэрол.

— Ненавидит он ее, разве не видишь? Как можно любить человека после такого? Он же к ней со всей душой, дышать без нее не мог, а она… — голос Моники задрожал от боли и ярости. — Говорить о ней даже не хочу! Хватит! Не стоит она того, чтобы вспоминать о ней. Теперь у него есть ты, и это главное. С тобой он забудет о своей боли. И болезнь у него эта пройдет, потому что из-за нее все. Не сомневаюсь даже.

Кэрол слушала ее, грустно наблюдая за Мэттом. Губы его были плотно сжаты, в уголках рта пролегли горестные морщинки. Пустой блуждающий взгляд из-под полуоткрытых век вызывал у нее нервную мелкую дрожь.

Перед ее мысленным взором стоял другой Мэтт. Человек, который ее толкнул с такой невероятной силой, с лихорадочным невразумительным блеском в глазах, с хриплым от ненависти голосом — это был кто-то другой. Это был не Мэтт. Он ее не узнал, более того, он видел в ней кого-то другого.

Это было страшно. Но, наверное, все можно объяснить, если постараться. Возможно, при приступах у него случаются галлюцинации. Он увидел жену, вот и разозлился. Ведь он не знал, что перед ним Кэрол. Ее ему не за что так ненавидеть.

Не известно, что он видит сейчас, скользя взглядом по стенам и потолку. Медленно поворачивает голову, куда-то смотрит. Долго смотрел сквозь Кэрол, не видя ее. Девушка отвернулась, не вынеся этого.

Сердце неприятно сжималось в груди.

Ему нужно помочь. Если проблема не в физической патологии, если его душевная боль настолько велика, что материализовалась в физическую, значит нужно прежде нейтрализовать боль в его душе. Тогда исчезнет и физическая. Болезнь не в теле, она в душе, в его мыслях, подсознании.

Нужно будет очень осторожно предложить ему проконсультироваться у психоаналитика. Но не так-то легко сказать человеку об этом. Например, Кэрол очень ранило, когда подобное предложила ей Куртни. И она наотрез отказалась. А Мэтт, который вообще склонен воспринимать все слишком близко к сердцу, может решить, что она считает его сумасшедшим.

Нужно подумать, как подобрать такие слова, чтобы он понял правильно. И, чем бы ни были вызваны эти мучения, непременно его от них избавить.

Примерно через час Мэтт погрузился в глубокий тихий сон. Настолько тихий, что порой казалось, что он не дышит. Моника, сидя на полу у кровати, тоже уснула, уронив голову на руки.

Только Кэрол не спала. Держа Мэтта за руку, она любовалась его лицом, задавая себе вопрос, почему такой красивый и добрый мужчина так несчастен? Почему ему изменяла жена? Разве могли быть ее любовники лучше него, привлекательнее? Зачем убегать к кому-то от здорового, молодого, полного сил мужа, который безумно тебя любит, сознательно причинять ему жестокую боль? Или дело не в нем, а в его жене? В том, что она просто не может довольствоваться одним мужчиной, любовью, семьей? Но если ты от рождения потаскуха, зачем нужно было выходить замуж и ломать человеку жизнь? И бегала бы от одного к другому сколько душе — или чему там еще — угодно, живя сама по себе и никого не мучая!

Кэрол ни разу не видела эту женщину, она даже не могла нарисовать себе в воображении, как она выглядит, но она ненавидела эту дрянь, ненавидела так, как могла ненавидеть только Кейт Блейз.

Но ничего, все еще можно поправить. Если эта потаскуха сломала Мэтта, то она, Кэрол этот «надлом» исправит.

Она так и не уснула, смотря в окно, на темное небо. Она вспоминала веселого молодого парня, с которым подружилась в далеком прошлом. Вот он подмигивает ей, сидя с друзьями за столом, а она прячется от него, уверенная, что он хочет ее обидеть. Вот он протягивает ей маленькое яблоко и улыбается. Она никогда раньше не видела такой красивой, такой доброй улыбки. Наверное, именно в этот момент он покорил ее сердечко.

Улыбалась, вспоминая, как делал дорожку в ее комнату из сырных крошек, чтобы Кейси по ней вернулась. Как они вдвоем разбойничали на кухне, объедаясь всякой вкуснятиной и тихо хихикая.

Как жизнь меняет людей…