ГЛАВА 8.

В больницу к Джеку Рэндэлу Кэрол больше не ходила. Даже когда приехала Куртни и предложила навестить его вместе, девушка отказалась, сославшись на важный зачет в университете. Но вечером она поинтересовалась у Куртни, как его самочувствие и здоровье. Куртни рассказала, что он рвется домой, но врачи категорично его пока не отпускают.

От Куртни Кэрол позже узнала, что Джек все-таки покинул больницу, наплевав на протесты врачей, и теперь потихоньку набирается сил дома.

Куртни дала ей его домашний номер телефона, предложив самой позвонить и справиться о здоровье.

Кэрол долго думала, звонить или нет, и так и не позвонила. Слишком уж неприятно было то, что ее желание помочь и облегчить его страдания, было воспринято, как заискивания ради Мэтта. Во всем Рэндэл видел корысть, потому что сам таким был. Кэрол считала, что пытаться его переубедить в чем-то — пустая трата времени, поэтому даже не пыталась. Пусть думает так, если такой дурак. Только больше «заискивать» перед ним она не хотела.

Кэрол ездила к Мэтту, поначалу с его матерью, а потом решилась увидеться с ним наедине. Узнав, что адвокат в больнице, Мэтт очень расстроился. Нельзя было сказать, что Джек Рэндэл особо ему нравился, но Мэтт проникся к нему глубоким уважением и признательностью. Этот самоуверенный парень обнадеживал, но почему-то Мэтту хотелось быть осторожным с ним. Даже более — Мэтт побаивался его каким-то шестым чувством, ощущая в этом человеке силу, способную не только спасти, но и погубить. И в иной ситуации он ни за что не стал бы связываться с этим человеком. Рэндэл держал слово и, не смотря на случившееся с ним несчастье, дела его не остановились. Детективы ворошили прошлое, пытаясь разобраться в запутанных преступлениях. И о безопасности Мэтта адвокат уже позаботился. Это Мэтт понял, когда неожиданно его взял под свою опеку сам Крис Бартес со своими безжалостными убийцами. Этот человек держал зону изнутри, главенствуя над заключенными. Его боялись и уважали все, без исключения, даже начальник тюрьмы. Феликс Бон никогда не препятствовал правилам и законам, установленным между заключенными. Он знал, что за Бартесом на воле — люди серьезные, мафия, проще говоря, которые через таких, как Бартес, контролировали места заключения, чиня свои законы и расправы. Тех, кого Бартес брал под свою защиту, становились неприкосновенными. И только самые отчаянные могли покушаться на избранников, готовые отдать за это свои жизни. Таких находилось мало. Умирать, к тому же страшной мучительной смертью, не хотелось никому, даже тем, кто был обречен провести остатки жизни за решеткой. А у Мэтта не было здесь смертельных врагов, ненавидевших его настолько, чтобы расплатиться за это жизнью. Поэтому у него было достаточно оснований считать себя в полной безопасности, пока Бартес стоит за ним.

То, как Джек Рэндэл позаботился о его безопасности, лишний раз подтвердило то, что думал о нем Мэтт — этот адвокат далеко не прост. Он вхож в бандитский мир, более того, в его верхушки. Сильные мира сего взяли под свою защиту ничтожество, обагренное кровью детей, до которого им нет никакого дела, потому что это было нужно этому странному адвокату.

Видимо, Рэндэл действительно чего-то стоит, раз ему навстречу идут такие люди. И сомнения Мэтта по поводу того, удастся ли адвокату вытащить его из тюрьмы, быстро иссякали, уступая место надежде. Он позволил себе мечтать о свободе, о другой жизни. Рэндэл был прав, когда говорил, что это шанс начать все заново. Ему нравилось мечтать об этом. Единственное, о чем он не позволял себе мечтать — это о девушке, вернувшей его к жизни.

Ее любовь приводила его в полное смятение и растерянность. Сколько бы он не думал об этом, он так и не мог понять, откуда эта преданность и привязанность. Она совсем его не знала. Чем он так покорил ее сердце, что она запомнила его и разыскала, а теперь всеми силами пыталась помочь? Кому скажешь — не поверят. Слишком невероятно. Он сам до сих пор не верил.

Ни на секунду он не расставался с ее фотографией, подолгу рассматривал, любуясь юным девичьим личиком. Он почувствовал влечение к ней с первого взгляда, но предпочитал это отнести как тягу к женщинам, а не к ней конкретно. Но, как бы ему этого не хотелось, он вскоре вынужден был признать, что это очень даже «конкретно». Он думал о ней постоянно, с нетерпением ждал встречи, чувствуя, что снова хочет жить, бороться. Мрак и пустота внутри него медленно, но верно отступали.

И однажды, во время очередного свидания, смотря на Кэрол, он понял, что одна ее любовь способна сделать его счастливым. Даже если он останется здесь. Он будет счастлив, ощущая себя любимым. И он сделал то, о чем потом пожалел. Он сказал ей, что она стала для него смыслом существования, что думает о ней, что стал мечтать о воле, как о возможности быть с нею. Сказал, что любит. И услышал то же от нее.

А позже, лежа глубокой ночью в камере, он упрекал себя в том, что поддался чувствам и разоткровенничался. Даже если он выйдет на свободу, какая он ей пара? Неудачник с поломанной жизнью и истерзанной, истощенной душой рядом с юной девушкой, достойной светлого и счастливого будущего. Разве сможет он ей это дать? А еще между ними целых восемнадцать лет. Весьма значительная разница в возрасте.

Зачем ей это, когда она может найти себе избранника помоложе и поудачливее? Незачем. Она молода, влюблена и может этого не понимать. Влюбленность может пройти, и она осознает ошибку. Только тогда может быть уже поздно.

Он дал себе слово поговорить с ней об этом, открыть ей глаза, вразумить, объяснить, что она достойна лучшего, чем он. Зарекся не думать о любви и поставить все на свои места, не позволить, чтобы между ними завязался роман, свести их отношения на дружеские. Но все время откладывал этот разговор, не в силах заставить себя уничтожить нечто прекрасное и светлое, зародившееся между ними. Наверное, это было любовью. И он так и не смог сказать ей, что ничего между ними не может быть, и убедить отказаться от него.

Он понял, что без любви и нежности в ее грустных глазах его жизнь станет еще более пустой и темной, чем была. Он позволил и ей, и себе поверить в их любовь, и не стал ничему препятствовать, подавляя в себе чувство вины за собственный эгоизм перед ней, за свою любовь к этой наивной и чистой девочке, почти в два раза младше него.

Он поделился своими переживаниями с матерью, когда та пришла на очередное свидание одна. Но та только порадовалась тому, что он не остался равнодушен к Кэрол, которую сама уже успела полюбить.

Моника Ландж не разделяла сомнения сына по поводу этой любви и единственной помехой признавала только тюремные стены. Женщина с удовольствием стала воспринимать девушку, как будущую невестку, и уже строила планы об их совместном будущем, делясь ими с сыном. Он слушал ее с грустной задумчивой улыбкой, вспоминая о том, сколько раз убеждался, что в жизни не все так просто, как рисует перед ним его мама, и не веря в то, что даже после освобождения его ждет счастливая жизнь. Там, за толстыми тюремными стенами, точат зубы на него старые подруги — несчастье и неудача. Они оставили его в покое только здесь, и стоит ему выйти на волю, они тут же снова набросятся на него, свою излюбленную жертву. Такие вот мысли витали в его голове, мучимой частыми головными болями. Мигрень была еще одним его проклятием с детства. Никакое лечение не помогало. Иногда боль становилась такой невыносимой, что он терял сознание.

Поначалу, здесь его в таких случаях относили в лазарет, но потом стали просто укладывать на койку, предоставляя самому приходить в себя.

После таких приступов он некоторое время находился как в тумане, плохо понимая происходящее вокруг него и потом, обычно, не помня ничего из того, что происходило с ним, пока он был в таком состоянии, между небом и землей. И тюремщики, и заключенные привыкли к этим приступам мигрени, и не трогали его, позволяя отлежаться и прийти в чувства. Мэтт подавал прошение на обследование, предполагая, что причиной таких приступов может быть что-то посерьезнее мигрени, но ему отказали. Он не очень сокрушался по этому поводу. Если в его голове засела какая-нибудь опухоль — что ж, он смотрел на это, как на освобождение от бессмысленного существования без дальнейшего будущего в ненавистной тюрьме. Но так он думал, потому что был уверен, что никогда не выйдет отсюда. Сейчас он изменил свое мнение, и теперь, когда появилась надежда стать свободным, он очень переживал за свою жизнь, которую ему расхотелось терять. Он не рассказывал ни матери, ни Кэрол о том, что беспокоит его, но твердо решил, что если освободится, немедленно обратится к врачу и пройдет нужные обследования, чтобы узнать, что за недуг точит его мозг. А если не освободится, то это сразу теряло для него значение, как, впрочем, и все остальное.

Вокруг Джека Рэндэла снова разгорелся очередной скандал, затронувший и его отца.

Кэрол узнала об этом из новостей. Некая Анджела Верон обратилась в прокуратуру с заявлением, что отец и сын Рэндэлы убили ее мужа. Эта женщина истерически орала в камеру оператора, что муж ее бесследно пропал и винила в этом именно судью и его сына адвоката. Она призналась, что это ее муж совершил наезд на Рэндэла — младшего, уверяя, что сделал это из благих побуждений, чтобы наказать за все зло, которое тот чинил и предотвратить новое, остановить этого бандита — адвоката, помогающего преступникам избегать наказания. И за это Рэндэлы расправились с ним. Она требовала смертной казни для обоих.

Джордж Рэндэл отказался даже ответить перед прессой на эти обвинения, давая понять, что не собирается препираться с какой-то истеричкой. Мало того, что ее муж едва не убил его сына и заставил так его пострадать, так она еще обвиняет их в расправе над этим «мстителем», таким добрым и хорошим, делая преступников из них, а не того, кто пытался совершить убийство.

Верона — «мстителя» так и не нашли. А доказательств в причастности к его исчезновению Рэндэлов не было. Им даже не было предъявлено официального обвинения. Предположений Анджелы Верон для этого было мало, и вскоре об этом скандале было забыто.

Но Кэрол об этом забыть не могла. Она помнила слова Джорджа Рэндэла, когда он говорил сыну, что они найдут его обидчика и «размажут его кишки по асфальту». И почему-то ей казалось, что Рэндэлы вполне способны учинить собственную расправу над обидчиком. Возможно, так казалось не ей одной, но только ни ей, ни всем остальным, кому «казалось», не дано узнать правду. Кэрол не могла осуждать Джека и его отца за то, что ответили ударом на удар. Стоило только вспомнить, с какой жестокостью и ненавистью этот человек ударил Джека машиной, как страдал молодой человек от полученных травм и еще не известно, по крайней мере Кэрол, какой вред его здоровью они нанесли — и ей совсем не жалко было Верона.

Если он решил, что вправе расправиться с Джеком, то почему Джек не может сделать то же самое с ним? Жестоко и беспредельно, но так же, как поступил Верон.

Так думала обо всем этом Кэрол. От Куртни она узнавала о состоянии здоровья Джека. Он быстро шел на поправку. Кэрол решила не беспокоить его, пока он полностью не оправит ся от травм. Ранее говорить о работе, по ее мнению, было не приемлемо. Хотя ей страшно хотелось узнать, добились ли чего-нибудь в своем расследовании детективы.

Джек позвонил сам. Кэрол сама себе удивилась, когда запрыгала на месте от радости, услышав его бодрый непринужденный голос, тепло ее поприветствовавший через трубку.

— Как твое здоровье, Джек? — смущенно спросила она, чувствуя стыд за то, что все-таки не позвонила и не поинтересовалась раньше.

— Избавился от гипса, пытаюсь отвыкнуть от костылей, — с усмешкой поведал он. — А ты все еще сердишься?

— Сержусь? — девушка сделала вид, что не поняла, о чем он.

На мгновенье в трубке повисла тишина, потом Кэрол расслышала тяжелый вздох.

— Я бы хотел извиниться. Признаю, что был неправ. Я болван и грубиян, да?

— Ну, в общем… есть немного.

Он засмеялся.

— Никто меня не любит! Хоть ты не собираешься меня прикончить за нанесенную тяжкую обиду?

— Нет, мне кажется, тебе и без меня хватает таких желающих. А я из тех, кто на твоей стороне.

— Правда? Это радует. Постараюсь не потерять твоего расположения.

— Не потеряешь. Ты так много сделал для меня, помогаешь… и ничего не требуешь взамен.

— Постой, ты что, передумала мне платить? — пошутил он.

— Нет, — засмеялась Кэрол, а потом застенчиво продолжила. — Я хочу сказать тебе, что, даже если у тебя ничего не получится, я все равно буду очень благодарна и никогда не забуду того, как ты помогал.

— Помнишь, ты сказала, что я хороший и добрый? Ты, правда, так считаешь?

Кэрол улыбнулась, услышав в его голосе удивление и сомнение.

— Да! А что?

— Да… ничего… Просто первый раз это слышу.

— Наверное, другие стеснялись сказать тебе об этом.

— Зато не стеснялись говорить о том, какой я бессердечный и бессовестный, — он хмыкнул. — Как Мэтт? Видитесь?

— Да. Он меня уверил, что ты уже обеспечил ему полную безопасность. Это так?

— Полную безопасность обеспечить нельзя никому и никогда. Но я сделал все возможное.

— А что именно?

— Можно сказать, что я приставил к нему самую лучшую охрану, какая только может быть. Будь спокойна. И верь мне. Я сделаю все, как надо.

— Я верю тебе. А есть какие-нибудь новости от детективов?

— Они работают.

— Спасибо, Джек.

Наступила неловкая пауза.

— Как ты справляешься один дома? — поинтересовалась Кэрол, не придумав иного способа продолжить разговор.

— У меня домработница со всем справляется. И обо мне, калеке, заботится, дай бог ей здоровья.

— Я понимаю, что мое предложение запоздало, но все же… Тебе не нужна помощь?

— Как догадалась? Как раз именно сейчас очень даже нужна. Моя домработница заболела и покинула меня. То есть, я не хочу сказать, чтобы ты побыла моей домработницей, — спохватился он. — Просто, если тебе не трудно…

— Мне не трудно, — со смехом перебила его Кэрол.

— Я бы мог попросить свою секретаршу, но она в последнее время страшно меня раздражает. Я не вынесу, если она будет мелькать у меня перед глазами. Собираюсь ее уволить.

— Она мне тоже не нравится. Еда у тебя дома есть?

— Я заказываю в ресторанах…

— Понятно. Ладно, жди, «скорая женская помощь» уже выезжает.

— Ты приедешь прямо сейчас? У тебя же занятия в университете.

— Я все равно уже опоздала.

Кэрол была безумно рада тому, что может хоть в чем-то быть ему взаимно полезной, отплатить за все, что он для нее сделал и делает, помочь, как он помогает ей и Мэтту. К тому же это была хорошая возможность укрепить с ним отношения. Кэрол все еще надеялась заполучить его в друзья, или хотя бы в хорошего приятеля. Сама судьба предоставляла ей такой шанс.

По дороге она заехала в продуктовый магазин, и продолжила свой путь уже с двумя набитыми сумками.

Ей пришлось ждать, как минимум, минут пять, прежде чем Джек открыл ей двери. Кэрол прошла за ним из прихожей в просторную комнату, исподтишка разглядывая его. Он сильно хромал, опираясь на палочку, и было заметно, что ему все еще очень тяжело передвигаться. Немного непривычно было видеть его в том, во что он был одет — майку и джинсы.

Он казался моложе и совершенно терял свой деловой и серьезный вид адвоката — акулы. А с палочкой он выглядел беспомощным и потерянным. Кэрол не могла не заметить, что, несмотря ни на что, он был безупречно выбрит и причесан.

Вопреки ее ожиданиям, в квартире царил полный порядок, в который не вписывался только стоявший посреди комнаты пылесос.

— Домработница забыла убрать? — ненавязчиво поинтересовалась Кэрол. Джек смущенно отвернулся.

— Да нет, это я пытался прибраться.

— Зачем? А я тогда для чего приехала?

— Ну не думаешь же ты, что я позвал тебя для того, чтобы ты занималась домашней работой? Мне просто ужасно скучно и одиноко здесь одному.

— Мне вовсе не зазорно было бы помочь тебе с уборкой, и совсем не обязательно было издеваться над собой и самому все делать!

— Ну, да! — он хмыкнул. — Да я бы ни за что не впустил бы тебя в неприбранную квартиру!

— Выходит, что именно мой визит заставил тебя так напрягаться. Знала бы, не пришла.

— Да не очень-то я и напрягался, не кори себя. Всего лишь пыль смахнул, да пропылесосил.

— А обед, случайно, не приготовил? — съязвила девушка.

— Нет, не умею. Могу только пожарить или сварить яйца… ну, еще бутерброды сделать. А еще кофе умею варить. Кстати, а что у тебя в пакетах?

— Твой будущий обед. Где у тебя кухня?

— Там, кажется, — он указал здоровой рукой направление. — Но тебе совсем не обязательно что-то готовить, я позвоню в ресторан…

— А это куда? В мусорное ведро? — Кэрол подняла пакеты с продуктами. — Раз уж я приехала и все это сюда притащила, тебе придется попробовать мою стряпню. Это тебе будет наказанием за то, что обманул меня.

— Не пугай меня. Ты так плохо готовишь?

— А с чего ты взял, что я вообще умею готовить? Я этого не говорила.

— Тогда, может, все-таки не будем рисковать и положимся на старый добрый ресторан?

— Ну уж нет. Позвал помочь, теперь терпи, — Кэрол направилась по указанному направлению на кухню.

— Ну, ладно, — сдался он. — А можно я посмотрю?

— Можно.

Убрав пылесос, он прихромал на кухню и уселся на стул у окна. Дымя сигаретой, он с любопытством наблюдал за девушкой.

— Ты меня обманула. Для человека, не умеющего готовить, ты слишком ловко орудуешь ножом. Даже ногти свои красивые не повредила.

Кэрол лишь улыбнулась в ответ.

— Ни за что не поверю, что Куртни умеет готовить.

— Не умеет. Для этого у нас есть Дороти.

— Тогда как вышло, что ты умеешь? Научилась для общего развития, так сказать?

— Я не всегда жила у Куртни, — тихо ответила девушка, не смотря на него. — Я с пяти лет помогала на кухне, кое-чему успела научиться.

— С пяти лет? Не рановато ли?

— Нет, наверное.

— А чему ты еще успела научиться, когда жила не у Куртни? С матерью, я полагаю?

— Да, с матерью.

— Вы жили вдвоем, и тебе приходилось во всем ей помогать?

— Да, примерно так.

— А теперь?

Нож замер в ее руках, Кэрол невольно напряглась, ощущая поднимающуюся в груди горечь.

— А теперь нет! — резко ответила она, пытаясь подавить всколыхнувшееся чувство вины, которое все чаще в ней просыпалось. Элен была больным, одиноким, никому не нужным человеком, а она — ее дочерью.

Можно ли таить обиду и злость на психически больного человека? Возможно всему тому злу, что Элен причинила, была виной эта болезнь. Кэрол часто задумывалась об этом в последнее время. И чем старше она становилась, тем больше грызла ее совесть за то, что отреклась от матери, что бросила ее. Она регулярно пересылала деньги в клинику, где находилась Элен, но теперь ей казалось, что этого мало. Она думала о том, чтобы навестить ее, но не могла преодолеть страх. И еще не была уверена, что Элен будет ей рада, что ей нужна забота своего ненавистного ублюдка.

Покосившись в сторону, она заметила, что Джек слишком уж пристально смотрит на нее. Какого черта он задает ей такие вопросы, и почему она должна ему отвечать? Неужели поговорить больше не о чем, кроме как о ее детстве?

— А что еще, помимо домашней работы, твоя мама заставляла тебя делать?

Острое лезвие ножа соскользнуло и больно резануло Кэрол по пальцу, из которого мгновенно хлынула кровь. Бросив нож на столешницу, девушка обернула вокруг порезанного пальца салфетку.

— Что ты имеешь в виду? — как можно равнодушнее спросила она Джека, пытаясь не показать своего раздражения.

— Принесу аптечку, — он поднялся и медленно вышел, опираясь на палочку.

Кэрол опустилась на стул. По телу гуляла нервная дрожь. Глубоко вздохнув, девушка заставила себя успокоиться. Вернулся Джек и, сев напротив, освободил ее палец от салфетки, которую отправил в мусорное ведро.

— Я сама, спасибо, — Кэрол отняла у него свою руку, но он поймал ее за запястье и, не говоря ни слова, стал осторожно вытирать кровь. Девушка больше не стала возражать, позволив ему позаботиться о ней, раз ему так уж этого хотелось.

— Просто я подумал, что раз вы жили с матерью вдвоем, без мужчины, ей, наверное, нелегко приходилось? — невозмутимо продолжил он прерванный разговор.

— Нелегко.

— С деньгами, должно быть, трудности были?

— Иногда.

— И ты, наверное, пыталась как-то ей помочь?

— Я подметала в парке с друзьями, нам за это платили.

— Тяжело было?

— Да нет, весело, — Кэрол мечтательно улыбнулась, вспомнив Эмми, Тимми и Даяну и то, как хорошо им было вместе.

— А чем занималась твоя мама?

— Она была управляющей мотеля.

— Тяжелое детство у тебя было? — не отставал он, накладывая на порез пластырь.

— Обычное, как у всех.

— Правда? Не все дети режут себе вены, — он развернул ее запястье и бесцеремонно задрал рукав, обнажив едва заметные следы, оставшиеся от безобразных шрамов. Лицо девушки запылало, и она грубо вырвала из его пальцев свою руку, одернув рукав.

— Просто нервный срыв после похорон самого дорогого человека.

— Бой-френда, что ли?

— Нет.

— Глупо.

— И без тебя знаю.

— Больше суицидные мысли не появлялись?

— Нет, — тихо ответила Кэрол, грустно понурив голову. — Еще вопросы есть?

Он покачал головой и оставил, наконец-то, ее в покое. Кэрол вернулась к столу и взялась за нож. Глаза застилали слезы. Она могла вообще не отвечать ему, но тогда он заподозрил бы неладное. Лучше сделать вид, что ей нечего скрывать. Уж очень ей не хотелось, чтобы Джек удовлетворил свое любопытство сам, копаясь в ее прошлом. Одного она не могла понять — какое ему дело до ее детства? Отвратительная привычка везде совать свой нос!

Но больше эту тему он не затрагивал, видимо удовлетворив свой интерес. Они вместе пообедали, и он искренне похвалил ее стряпню. Похоже, он был очень доволен, находился в прекрасном расположении духа, улыбался, шутил, смеялся. Настроение у Кэрол приподнялось, она забыла про неприятный разговор.

— Мне кажется, ты хочешь о чем-то меня спросить, — заметил он, тщательно натирая бокал хлопчатобумажной салфеткой, пока девушка домывала посуду.

— Нет. С чего ты взял?

— По глазам вижу. Валяй, не стесняйся.

— Говорю, не хочу.

— А я говорю — спрашивай. Не укушу, не бойся.

Кэрол колебалась.

— Это не мое дело.

— Ну, как хочешь, — он открыл шкаф и поставил на полочку бокал.

— Что ты думаешь об исчезновении Верона? — выпалила Кэрол, не сдержавшись. Он пожал плечами.

— Понятия не имею. Наверное, струсил и сбежал. А может, нашелся такой же «мститель», возмущенный его поведением, и решил наказать.

— И ни ты, ни твой отец не имеете к этому отношения? — набравшись наглости, спросила девушка. В конце концов, если он лезет к ней с расспросами, почему и ей не спросить?

Сложив руки на груди, он устремил на Кэрол насмешливый взгляд.

— Считаешь, что мы его нашли и прикончили?

Девушка втянула голову в плечи, уже жалея о том, что завела этот разговор, и спрятала глаза.

— Нет, но твой отец же говорил… Значит, нет?

— Нет. Мы не убийцы.

— Прости, Джек.

— Ничего. Я бы на твоем месте тоже усомнился. А если говорить откровенно, то я очень надеюсь, что он сдох.

— Я понимаю. Ты из-за него столько выстрадал.

— Не потому. Просто я не умею прощать.

— А если он не умер, а все-таки сбежал, как ты говоришь?

— В таком случае, его жена не устраивала бы такой скандал, а молчала бы «в тряпочку».

— А может, она сама не знает, что он сбежал? Если он ничего ей не сказал, чтобы не оставлять следы?

Джек снова пожал плечами.

— И ты не собираешься это проверить?

— Я пытался. Но он исчез бесследно.

Кэрол не поверила ему. Она знала его не так давно и хорошо, но в одном была уверена — если бы дело обстояло так, как он говорил, он бы не сдался так просто. Он бы землю зубами рыл, чтобы найти своего обидчика, живого или мертвого. А то, что он так легко потерял к нему интерес, говорило только об одном — он за себя уже отомстил.

— Дело твое, можешь не верить, — спокойно проговорил он, как будто прочитал ее мысли. — Только мне незачем тебе врать. Даже если бы это было наших рук дело, и ты об этом бы узнала, ничего не смогла бы сделать. Ты против нас — это даже смешно. Ты не представляешь никакой угрозы, и, если бы мы с ним расправились, я бы не стал это скрывать. От тебя.

— Потому что считаешь меня полным ничтожеством? — оскорбилась Кэрол. — А себя и своего отца — всемогущими и неприкасаемыми?

— Ты не правильно поняла мои слова, — он мягко улыбнулся. — Я бы сказал тебе, потому что знаю, что ты никогда и никому бы это не рассказала. Во-первых, потому что я тебе нужен, а во-вторых, ты просто не такая.

— Откуда ты можешь знать, какая я?

— Знаю. Не обижайся, но тебя насквозь видно.

— Правда? — удивилась Кэрол.

— Угу. Ты считаешь, что я расправился с Вероном, но на самом деле не осуждаешь меня за это. Разве я не прав?

Девушка смущенно промолчала. Неужели она действительно вся такая «понятная»? Или это он чересчур проницательный? В любом случае, ей совсем не нравилось, что он умеет читать ее мысли.

— Я обязательно с ним расправлюсь, если он жив, но другим способом — отправлю его за решетку. Я могу не только вытаскивать оттуда, но и затолкать туда, и сделать его пребывание там таким не сладким, что он пожалеет, что на свет родился.

— Может, это сделал твой отец, а от тебя скрывает? — предположила Кэрол.

— Мой отец тоже не сторонник таких методов. Со своими врагами мы вполне способны расквитаться в рамках закона.

Поспорить с этим было трудно, и Кэрол начала думать, что, скорее всего, ни он, ни его отец действительно не причастны к исчезновению Верона. Но сомнение все же осталось. Чтобы ни говорил Джек, он — человек умный. А умный человек никогда не стал бы рассказывать всем подряд о своем преступлении, наоборот, попытался бы разубедить слишком подозрительных.

И, надо признать, у Джека это вышло блестяще! Он почти ее убедил.

Разговор на этом был окончен. Кэрол не стала об этом больше задумываться. Зачем ломать голову, если все равно никогда не узнаешь правду? К тому же, излишнее любопытство до добра не доведет. Если Рэндэлы, все же, хладнокровные убийцы, то ничто не помешает им отправить и ее следом за Вероном, чтоб не совала нос, куда не следует. С другой стороны, зачем им обагрять свои руки кровью, если в их силах уничтожить врагов чисто и красиво, в рамках закона, как говорил Джек? В том, что они могли это сделать, Кэрол даже не сомневалась.

В общем, она попросту выкинула все эти мысли из головы, понимая, что задачка эта не для ее ума.

Перед тем, как уйти, она пообещала Джеку, что забежит завтра после занятий.

Она приходила к нему каждый день, удивляясь про себя тому, что его домработница так долго болеет.

Но потом Джек объяснил, что у бедняжки болезнь обострилась тяжелой пневмонией. Кэрол готовила ему еду, и даже пару раз он позволил ей пропылесосить и вытереть пыль с мебели. Вещи и белье он сам отдавал курьеру из прачечной, наотрез отказавшись поручить это «грязное» дело Кэрол.

В один из таких вечеров, когда Кэрол уже заканчивала с приготовлением ужина, а Джек умывался в ванной, зазвонил телефон.

— Джек, телефон!

— Возьми трубку, пожалуйста!

Звонили из прачечной и просили забрать вещи, так как курьер заболел. Кэрол узнала адрес и решила заскочить завтра в прачечную. Не успела она положить трубку, как снова раздался звонок.

— Алло!

В трубке повисла тишина. Никакого ответа.

— Я слушаю, говорите! — Кэрол решила было уже положить трубку, подумав, что что-то со связью, но на том конце провода все-таки заговорили:

— Вы кто?

Кэрол узнала голос секретарши Джека и, попросив ее минутку подождать, вынесла трубку из кухни.

— Джек, секретарь звонит!

Он уже вышел из ванной и, не спеша подойдя к девушке, взял у нее трубку. Кэрол отправилась снова на кухню, невольно слыша его разговор.

— Что, Ванесса? — недовольно спросил он, даже не поприветствовав девушку. Молчание, затем снова его раздраженный голос. — Я же сказал, пошли этого мистера Титерсона… не перебивай, Титерсон он или Питерсон — мне до одного места! Его делом заниматься мы не будем! И ребятам скажи, чтоб не брались, ясно? Еще вопросы? Что?! Нет, это не новая домработница, — он понизил голос, но Кэрол все равно было слышно каждое слово. — Так, девочка, истерик мне не закатывай, твои сопли мне уже поперек горла! Уволю к чертям собачьим!

На этом, видимо, разговор был окончен. Джек бросил трубку.

Вот те на! Никак, премиленькая секретарша пыталась устроить ему сцену ревности! Для Кэрол это было неожиданностью. Видимо, Джек не такой уж одинокий мужчина. Неужели спит со своей секретаршей?

Кэрол было ужасно любопытно, но перед Джеком она сделала вид, что абсолютно ничего не слышала.

Она украдкой изучала его взглядом, пока он стоял у окна и неторопливо курил, задумчиво смотря на улицу. Такой интересный мужчина, умный, привлекательный — неужели не может найти женщину, зачем опускаться до связи с собственной секретаршей? Кэрол почувствовала, как в ней поднимается разочарование. Она была уверена в том, что стоит ему только захотеть, и у него будет хоть десяток женщин. Только дура или та, чье сердце уже занято, может отвергнуть его, молодого, знаменитого, преуспевающего. Обычно таких мужчин не отвергают, наоборот, за ними охотятся. Кто его знает, может за ним и охотятся представительницы прекрасного пола.

Кэрол так мало знала о его жизни, а о личной — и подавно. Может, у него на самом деле много женщин, и он меняет их, как перчатки, предпочитая необременительные и не затягивающиеся связи. А может, он действительно одинок. Об этом говорило присутствие Кэрол в его доме — совершенно чужой и посторонней. А домработница — единственная женщина, которая могла о нем позаботиться, другой, судя по всему, не было.

Кэрол очень хотелось спросить его об этом, но она не решилась.

Они, вроде бы, немного сблизились, и отношения между ними стали покрепче, почти дружеские, но не настолько, чтобы лезть друг другу в душу.

По крайней мере, Кэрол позволить себе этого не могла. Это он мог позволить себе все, от бесцеремонных вопросов до копания в чьей-либо жизни, не спрашивая ни у кого разрешения. Но у Кэрол, помимо тех нескольких вопросов о ее детстве, он больше ничего не спрашивал. Ее личной жизнью не интересовался, поэтому Кэрол не могла спросить об этом и его.

Занятия в университете отменили из-за какой-то водопроводной аварии, и Кэрол решила воспользоваться неожиданно освободившемся днем, чтобы навестить семью Берджесов. И Эмми. Пробежав по магазинам, она купила подарки, заранее радуясь предстоящей встрече. Заехав в прачечную, она забрала вещи Джека, планируя завести их ему и заодно предупредить, что сегодня вечером не придет. Она собиралась остаться у Берджесов на выходные.

Дверь открыла секретарша Джека, и Кэрол растерялась от неожиданности. Девица смерила ее уничтожающим взглядом.

— Тебе кого?

— Здравствуй, Ванесса, — Кэрол приветливо улыбнулась, стараясь не замечать ее задиристый грубый тон. — Джек дома?

Глаза девушки вдруг налились кровью, она стояла на пороге, всем своим видом давая понять, что не собирается впускать гостью в квартиру.

— Я узнала твой голос. Это ты была здесь вчера вечером, — сказала Ванесса и неприятно улыбнулась. — Ты заменяешь домработницу, Джек мне сегодня объяснил. А я, дура, приревновала, представляешь? Глупо, правда?

Она засмеялась.

— Да, наверное, — пробормотала Кэрол, выдавив улыбку, и передала ей пакет с вещами Джека. — Вот, это из прачечной…

Девушка поставила пакет за дверь и протянула Кэрол деньги.

— Что это? — Кэрол в замешательстве посмотрела на нее, встретившись с зелеными кошачьими глазами.

— Ты плохо видишь, милочка? Это деньги.

— Зачем?

— За услуги.

— Какие услуги?

— Домработницы.

В груди у Кэрол закипело, но девица быстро отправила ее в нокаут следующими словами:

— Джек просил передать тебе эти деньги, а так же сказать, что в твоих услугах больше не нуждается.

Увидев на лице Кэрол сомнение, девушка начала терять терпение.

— Что-то не понятно? Пожалуйста, бери деньги и уходи. Неужели не понимаешь, что не вовремя? — она недвусмысленно улыбнулась, понизив голос.

— Понимаю… Прошу прощения.

— И не суйся сюда больше! — с внезапной злостью прошипела Ванесса, сузив глаза. — Я сама о нем позабочусь. Это мой мужчина, и я порву любую, кто попробует его у меня отобрать, ясно?

Швырнув Кэрол деньги, она захлопнула дверь, не интересуясь ответом. Пожав плечами, Кэрол отвернулась и пошла к лифту, но услышала, как дверь снова открылась.

— Кэрол! Подожди!

Нажав кнопку вызова лифта, она обернулась на голос Джека и улыбнулась.

— Привет, Джек!

— Привет, — он тоже улыбнулся и подошел к ней.

С крайним изумлением Кэрол увидела, что он прекрасно передвигается без палочки, когда еще вчера, как казалось, не мог без нее обходиться.

— Рада, что тебе уже лучше, — сказала она.

Он смутился, видимо только теперь заметив, что забыл свою палочку.

— Да, представляешь, попробовал сегодня походить без палки, и у меня получилось. Поначалу было тяжело и непривычно, но потом нога разработалась… Здорово, правда?

— Угу. Теперь на работу?

— Ну, да. А ты… сегодня пораньше?

— Занятия отменили, и я решила съездить на выходные в гости. Думала сначала занести тебе вещи из прачечной, у них там курьер заболел, — она смущенно отвернулась. — Я не хотела вот так, неожиданно. Ты извини. Хотела как лучше.

— О чем ты говоришь?

— О том, что помешала вашей… работе.

Открылись двери лифта, и Кэрол вошла внутрь, не заметив, как вытянулось лицо Джека от ее слов. Она указала ему на пол площадки со словами:

— Вон деньги, они упали… нечаянно. Не забудь собрать.

— Какие деньги? — не понял он и обернулся.

— За услуги домработницы.

Он снова повернулся к ней, но двери лифта уже закрылись.

Ванесса вжалась в стену в прихожей, увидев, как его лицо побагровело от ярости. Он влетел в квартиру, с силой захлопнув за собой дверь, и остановился напротив девушки, пронзая ее таким взглядом, что она испуганно втянула голову в плечи.

— Что ты ей сказала? — хрипло спросил он и внезапно голос его сорвался на крик. — Что ты сказала, я спрашиваю!

— Ничего! Ничего такого! Она принесла вещи из прачечной, и я подумала, что это курьер, ну, и, естественно, хотела расплатиться за работу.

— Идиотка! Какого черта вообще лезешь двери открывать?

— Но ты же говорил по телефону, вот я и открыла.

— А что еще ты сказала?

— Больше ничего. Клянусь, ничего! — вскричала она жалобно, когда он больно схватил ее за руку. — Наверное, она сама не так поняла…

— Что она поняла не так?

— Не знаю…

— Отвечай! Или я тебя сейчас… — он угрожающе потянулся к ее горлу.

— Мне кажется, она подумала, что между нами что-то есть! — девушка схватила его за руку и осыпала ее поцелуями. — Пусть думает, что хочет, Джек, тебе какое до этого дело? Кто она для тебя? Почему ты так злишься?

— Она так подумала, потому что ты ей это сказала или дала понять, дрянь! — он грубо оттолкнул ее и вдруг ударил тыльной стороной ладони по лицу. Вскрикнув, девушка прикрыла лицо руками.

— Ты уволена! Пошла вон! — схватив ее за руку, он вытолкал девушку за дверь. Следом вылетели ее сумочка и жакет.

Опустившись на пол перед закрывшейся дверью, Ванесса горько разрыдалась.

— Джек, не гони меня! Я люблю тебя! — выла она, размазывая слезы и косметику по лицу. — Джек! Джек!!!

Ее вопли привлекли внимание соседей, которые с любопытством выглядывали из своих дверей. Девушка радостно улыбнулась, когда он вышел, но радость ее была не долгой, потому что Джек поднял ее на ноги и бесцеремонно затащил в лифт.

— Закрой рот, дура! Не позорь меня перед людьми!

Она набросилась на него с поцелуями, и чем с большей злостью он ее отталкивал, тем с большим отчаяньем она пыталась его обнять.

— Успокойся, ненормальная! — ему ничего другого не оставалось, как просто прижать ее вытянутой рукой к стене, потому что даже со своей мужской силой не мог иначе справиться с обезумевшей девушкой.

— Я покончу с собой, клянусь!

— Ха, напугала! — усмехнулся он, выводя ее из лифта, и махнул рукой охране. — Плакать за тобой я не буду, и совесть меня не замучает, если на это надеешься. Зато вздохну с облегчением — это я могу тебе пообещать.

— Я не шучу!

— Я тоже. Подыхай, если хочется. Мне все равно. Уберите отсюда эту чокнутую, — велел он подоспевшим охранникам. — И не пускайте больше!

Проследив за тем, как девушку вывели за дверь, он, успокоившись, отправился к себе. Разместившись в удобном кресле, он позвонил одному из своих помощников.

— Зак, подыщи-ка нам новую секретаршу. Ванессу в офис не пускать. Да не бери больше молоденьких дурех! Мне нужна серьезная замужняя женщина, желательно с детьми. Чего смеешься? Мне совсем не смешно!