ГЛАВА 1.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Лето было в самом разгаре. Несмотря на то, что еще не было и девяти часов утра, солнце уже светило и пекло вовсю. Небо было чистым и ясным. С океана дул легкий ветерок, немного разгоняя жару и освежая. Погода обещала быть превосходной весь день и невольно способствовала поднятию настроения и оптимизма. В такие дни всегда все должно быть хорошо, все должно получится, а неприятности и огорчения обязательно пройдут мимо, отложив свои пакости на более подходящее для них время. По крайней мере, в такой день не хотелось думать ни о чем плохом.

И в это прекрасное утро произошло настоящее чудо.

Кэрол торопливо набрасывала последние штрихи макияжа, стоя перед зеркалом. Волосы ее свободно струились по плечам золотистыми локонами, и она все еще не могла решить, собрать ли их или оставить так. Узкая розовая блузка очень шла ей, подчеркивая стройный стан и тонкую талию, черная юбка облегала округлые соблазнительные бедра, едва доставая до колен.

Девушка нервничала, руки ее дрожали, поэтому красилась она сегодня немного дольше, чем обычно.

Глаза блестели от сдерживаемых слез, но это были слезы радости.

— Мам! Они приехали! — донесся до нее сильный детский голос. — Ты скоро?

— Уже иду!

Быстро обув туфли на высокой шпильке, Кэрол схватила сумочку и выскочила из спальни. Сбежав вниз по лестнице, она увидела, как Патрик открывает входную дверь, со счастливой улыбкой встречая Куртни и Джорджа Рэндэла — своих горячо обожаемых бабушку и дедушку. Одновременно мальчик потянулся к обоим, и они присели, заключив его в нежные объятия. Маленькие ручонки крепко обхватили сразу обе шеи, и он звонко поцеловал в щеку сначала Куртни, потом Джорджа, заставив их лица засиять широкими довольными улыбками.

Кэрол тоже улыбнулась, подходя к ним. Поприветствовав гостей, она каждого поцеловала в щеку. Поначалу, когда Джордж Рэндэл только стал ее свекром, она робела перед ним и не знала, как себя вести с этим суровым на вид и весьма сдержанным в проявлении всяческих чувств мужчиной. Но когда он впервые взял на руки новорожденного внука, заглянул в одеяло и увидел в облаке кружев маленькую темноволосую головку, пухлощекое личико и сердито смотрящие на него серые глазки, он так расчувствовался, что, держа ребенка одной рукой, другой сгреб в охапку наблюдающую за ним Кэрол и со смехом поцеловал ее в лоб.

— Спасибо, девочка! Спасибо, что побеспокоилась о старике и вняла моим мольбам, в отличие от моего сына — обалдуя, — пошутил он и стал тщательно разглядывать младенца. — О, он так похож на Джека! Я его уже обожаю!

Мальчик был назван в честь отца Куртни, оба Рэндэла не возражали.

Таким образом Кэрол хотела отдать дань своей любимой Куртни за все то, что та для нее сделала, показав тем самым, как много она для нее значит и как она ей благодарна. Куртни, не ожидавшая ничего подобного, была безумно счастлива. Думала ли она, что когда-нибудь она будет держать на руках внука, который, к тому же, будет носить имя ее горячо любимого отца? И не имело значения, что в этом мальчике не было ни капли ее крови, Куртни об этом даже не вспоминала. Ее сердцу не было никого роднее и любимее, чем этот крохотный малыш. Его невозможно было не любить. Даже Рэй с удовольствием с ним нянчился, когда Кэрол приезжала к ним в гости.

Ненависть Рэя к Джеку не ослабевала, и Куртни, и Кэрол были уверены, что он не будет питать особой любви и к его сыну, но опасения их были напрасны. Поначалу Рэй действительно косо и хмуро смотрел на малыша, но его сердце вскоре оттаяло. Несмотря на то, что Рэй так и не смирился с замужеством Кэрол и никогда не упускал случая это продемонстрировать, отношения с девушкой у него постепенно наладились.

А Кэрол простила его за то, что он отказался присутствовать на ее свадьбе. Они заключили перемирие, иначе и быть не могло, и Куртни, и Кэрол об этом знали, потому что все дело было в Рэе, в том, что он затеял этот конфликт из-за свадьбы, а он сердиться долго не умел. К тому же, он искренне любил Кэрол, а потому полюбил и ее ребенка, несмотря на то, что тот был как две капли воды похож на ненавистного Рэндэла, а не на Кэрол. А в знак перемирия он даже подарил ей машину, и сам учил ее водить, не смотря на недовольство Джека. Но Кэрол подарок приняла, и с удовольствием брала у Рэя уроки вождения, потому что он был не только превосходным водителем, но и мягким терпеливым учителем. У нее были права, но опыта было мало, и она боялась ездить по городу. В результате занятий с Рэем она утратила свой страх и неуверенность на дорогах. К тому же, она была просто в восторге от своей машины. И пыталась сгладить обиду Джека, которую тот затаил в душе. Дело было в том, что когда он предлагал ей купить машину, Кэрол отказалась, сославшись на то, что боится садиться за руль. А теперь с радостью разъезжала на машине, подаренной Рэем, но только потому, что тот сам взялся за ее обучение и избавил ее от всякой неуверенности. Джек, конечно, все понимал, помня, что, предлагая ей машину, не предложил научить ее хорошо водить и приучить к дорогам, да и времени у него на это не было, в отличие от бездельника Рэя. Но все равно остался недоволен всем этим, косо поглядывая на роскошную машину Кэрол и подумывая о том, как от нее избавиться. Не прошло и пары месяцев, как машину угнали и так и не нашли, словно она сквозь землю провалилась. Кэрол рыдала за своей машиной, безумно расстроившись, но Рэй среагировал мгновенно, подогнав прямо к дому другую машину, еще лучше первой, которая сгорела на следующий же день.

Кэрол долго не разговаривала с Джеком, понимая, что это его рук дело, хоть он и невозмутимо все отрицал. Рэй тоже понимал, но упрямство его порой не знало предела, особенно, когда дело касалось Джека.

Он купил Кэрол еще одну машину, но на этот раз девушка отказалась, понимая, что ни один, ни другой не остановятся в своем споре. Попросив Рэя не обижаться, она отказалась от подарка, и поехала с Джеком выбирать себе новую машину, на которой ездила и по сей день.

Патрик рос красивым мальчиком. Как и у Джека, у него были каштановые волосы, внимательные, стального цвета глаза, обаятельная улыбка и такой же цепкий взгляд, который словно вонзался в то, на что он смотрел, будь то человек, животное или предмет. Чем старше становился Патрик, тем больше он гордился своим сходством с отцом, перед которым благоговел и трепетал. Он знал, что его папа самый лучший, самый умный и сильный. Его знали все, уважали и боялись. Папа мог все. Мальчик пытался во всем ему подражать, затаив в своем детском сердечке мечту стать таким же, как он.

Джек был хорошим отцом и нежно любил своего сына. Он по-прежнему много работал, днем дома практически не бывал, да и по ночам не всегда, разъезжая по командировкам. Популярность его росла, и теперь за его услугами обращались со всего мира. Джек оставался на высоте и также не знал поражений, он стал образцом, стимулом и кумиром всех начинающих юристов, мечтающих о карьере. Он по-прежнему оставался фанатиком своей работы, но нельзя было сказать, что семья для него имела меньшее значение.

Он очень старался совмещать работу и семью, делал все, чтобы они «уживались» вместе. Он разрывался и лез из кожи вон, чтобы не допустить того, чтобы его сын чувствовал себя чем-либо обделенным, особенно вниманием и любовью. Это было тяжело, очень тяжело. Другой бы не выдержал такой нагрузки, такого бешенного и тяжелого ритма жизни, где нужно успеть все и везде, и в работе, и в семье, не ущемляя ни то, ни другое. Вернее, ущемлять все же приходилось, но пока Джеку удавалось сохранять в этом равновесие.

Если сегодня он уезжал в командировку, оставляя семью, то завтра, отложив все дела или переложив их на своих помощников, посвящал себя только семье. Он умудрялся успевать и там, и здесь, ловкий и изворотливый по своей натуре. Кто-то, может быть, и сломался бы, но не он. Он был сильным. Он мог все. Он уставал от черезчур активной жизни, которая, можно сказать, даже изнуряла его, из-за чего он иногда становился раздражительным и злым. Постоянная дележка времени между работой и семьей не позволяла ему расслабиться, ни умом, ни телом. Он знал, что так будет, поэтому и откладывал создание семьи на далекое будущее, дабы семья не мешала его работе. Но, несмотря на свои планы и расчеты, он женился. Теперь он не мог сказать определенно, жалеет ли он об этом или нет. Он жалел, что не может полностью посвятить себя любимому делу, целиком отдаваться работе, как раньше, но не мыслил уже своей жизни без Кэрол и Патрика. Они тоже были ему нужны. Нужна была их любовь — то, чего ему так недоставало в прошлом. Он не ощущал себя больше одиноким. И ему нравилось быть нужным и любимым. А восхищенный, полный обожания и преклонения взгляд маленького сына, был лучшим лекарством от усталости, сомнений и уныния. Жизнь Джека словно раздвоилась, в ней теперь было две цели, два смысла. Раньше — только работа, а теперь еще и сын. Он очень хотел, чтобы его мальчик был счастлив, чтобы, став взрослым, всегда только с гордостью и любовью говорил о своих родителях, вспоминал с удовольствием и радостью свое детство.

Патрик так был на него похож, что порой Джек видел в нем себя, а потому еще больше старался для мальчика, как будто, оказавшись в собственном прошлом, заботился о себе. И мальчик отвечал ему любовью, которое плавило его жесткое, очерствевшее еще в детстве сердце.

Кэрол тоже не разочаровала его, оказавшись преданной и терпеливой женой. Именно такой, как он предполагал. Он не ошибся и на этот раз. Ей, конечно, не нравились то, что он куда-то уезжает, что так много времени уделяет работе, но она старалась его понять. Она знала, что его работа — это его жизнь, что без нее он просто не существует. Он и работа — это одно целое, и разъединять их бесполезно. В глубине души она была уверена в том, что если бы ему пришлось выбирать, он бы выбрал работу, а не ее и Патрика. Поэтому она не пыталась препятствовать его работе и становиться между ним и нею, считая, что неизбежно проиграет, разрушив их семью и потеряв его. Да, она скучала, когда его не было рядом, ей его патологически не хватало, было одиноко и тоскливо по ночам, когда он уезжал, без его горячей, не остывающей любви, на которую у него всегда находились желания и силы, каким бы усталым он не ложился в постель.

Но иначе быть не могло. Может быть, со временем, он все же поостынет к работе, удовлетворившись карьерой, и станет больше принадлежать им. А пока его отбирали посторонние люди, которые нуждались в его помощи. А молодость и врожденная энергичность давали ему достаточно сил и для работы, и для сына, и для жены…

И с того мгновения, когда она ответила «да» на его предложение, она ни разу ни на миг не пожалела об этом. С ним было не просто. Его характер мог вывести из себя любого, но Кэрол не впервой приходилось сталкиваться с тяжелыми сложными людьми. Когда ей не хватало терпения, и хотелось все бросить и уйти, послав его ко всем чертям со своим отвратительным нравом и ядовитым языком, она вспоминала Элен, что помогало ей преодолеть порыв. «По сравнению с мамой, Джек — божий одуванчик», — думала она, и эти выводы ее успокаивали, позволяя стойко вынести дурное настроение Джека и переждать, когда он смягчится.

О смерти мамы она узнала, когда они с Джеком вернулись из свадебного путешествия. Ей сказали, что она умерла, когда их не было, поэтому Элен похоронили без нее. Кэрол лишь оставалось поехать на могилу. Джек пожелал ее сопровождать. Он сам получал свидетельство о смерти, и Кэрол даже предположить не могла, что в документе поставлена ложная дата, на две недели позже настоящей, когда скончалась Элен.

Не знала, что послужило причиной ее смерти, что ее мать убили всего несколько слов, спровоцировав сердечный приступ. Не знала, кто произнес эти роковые губительные слова, и что это были за слова. А Джек не собирался рассказывать ей об этом, никогда, потому что знал, что она не простит ему смерть матери, которую оплакивала, несмотря ни на что. Но он не жалел, что наказал эту женщину за Кэрол и избавил девушку от этой бестии, отравляющей ей жизнь и заставляющей страдать.

По наследству Кэрол достался мотель, принадлежавший матери, в котором с тех пор, как Элен была помещена в клинику, заправляла Пегги Силвиа. Еще до ареста Элен составила документ, в котором передавала право управления Пегги на случай, если сама она отойдет от дел. Завещание Элен не оставила, поэтому большое двухэтажное здание автоматически перешло в право собственности ее дочери.

До смерти Элен Кэрол ни разу не показывалась там, не питая особой любви к дому, в котором прожила столько лет. Но после того как не стало матери, она все-таки поехала туда. Прошлась по комнатам, задержавшись на несколько минут в той, что когда-то принадлежала ей. Теперь здесь был номер для постояльцев. Посидела на кухне с Пегги, Меган Аркетт и Рут Ланкастер, которые услужливо угощали ее чаем.

Женщины, увидев ее впервые за столько лет, были шокированы. Разглядывая украдкой молодую красивую женщину, хорошо и со вкусом одетую, пахнущую дорогими духами, с обручальным кольцом, усыпанным бриллиантами, на тонком ухоженном пальце, они не могли поверить в то, что перед ними та самая Кэрол, которая когда-то жила здесь, та маленькая, вечно худая замухрышка с задумчивым печальным взглядом. И только этот взгляд остался прежним.

Кэрол пила чай, не слушая болтовню женщин, которых когда-то так ненавидела. Она помнила и не могла простить того, как они унижали ее, как были с ней жестки и безразличны. Только к Пегги она относилась иначе. Эта маленькая пухленькая женщина с огненно-рыжими волосами, веселым большим ртом и громким смехом проявляла к ней сочувствие, тайком жалея девочку, но вынуждена была это скрывать, потому что боялась Элен. И именно благодаря Пегги Кэрол вырвалась из ада, в котором жила. Женщина позвонила Рэю, своему кузену, уверенная в том, что он отец девочки и сказала, что если он не заберет дочь, с ней случится беда. Пегги спасла ее от обезумевшей матери, подарила ей другую жизнь. И Кэрол никогда об этом не забывала.

Только в тот день она узнала, что Барбара умерла от СПИДа еще пять лет назад. Кэрол разглядывала кухню и старалась вспомнить Мадлен, которая когда-то давно царила в этой комнате. Но все, что сохранилось в ее памяти от образа бедной старушки — это огромный тучный силуэт, длинное платье и белоснежный передник.

Она чувствовала, что в этом большом доме чего-то очень не достает, чего-то неотъемлемого и важного.

Кэрол знала, чего. Его хозяйки. И Кэрол было как-то странно находится здесь и не чувствовать присутствия матери.

Все здесь ее угнетало.

Сначала она решила продать мотель и навсегда забыть о его существовании, но потом передумала.

Джек посоветовал отреставрировать здание и переквалифицировать в приличное заведение, комфортабельный мотель, который может приносить ей неплохой доход, так как стоит в удачном месте на оживленной трассе. Подумав, Кэрол решила так и поступить. Пегги она предложила стать управляющей. Женщина, выслушав о ее планах, с восторгом согласилась. Кэрол помнила о ее мечте завязать с грязной жизнью, и предоставляла ей такую возможность. Пегги без колебаний согласилась.

Рут Ланкастер и Меган Аркетт Кэрол попросила уехать. По доброте душевной, сначала Кэрол решила не выставлять их на улицу, оставив в качестве горничных, например, но Джек, узнав об этом, категорически выступил против.

— Ты должна избавиться от них. Тебе не удастся перестроить репутацию мотеля — а это будет нелегко, учитывая, что плохую репутацию этот мотель наживал столько лет — если ты оставишь в нем этих шлюх. Я бы на твоем месте и управляющей взял менее известную в округе своим прошлым женщину, а Пегги выставил бы… Но, раз ты так на ней настаиваешь, пусть будет она, но остальных ты должна выгнать! — сказал ей тогда Джек.

Кэрол всегда с ним советовалась и делала так, как он говорил. А он всегда интересовался ее делами, и находил время помогать и даже что-то брать на себя, как, например, позаботиться о новой репутации старого мотеля и финансировании всего проекта. Кэрол контролировала реконструкционные работы. Ломались внутренние стены, возводились новые, меняя реконструкцию. Реставрировалась крыша, фасад, менялись двери, окна, лестницы…

Когда работы были закончены, здание преобразилось и изнутри, и снаружи. Был набран персонал, Пегги, которая во время работ жила в квартире Моники и Мэтта, куда на время пригласила ее Кэрол, вернулась и приступила к обязанностям управляющей. Женщина была в восторге от переродившегося мотеля.

Она и сама изменилась, Кэрол об этом позаботилась, и настолько, что никто из местных жителей даже не подумал, что заправляющая новым мотелем строгого и почтительного вида женщина — одна из шлюх, живших здесь недавно. Пегги сделала короткую строгую стрижку, модную и красивую, покрасив волосы в черный цвет, который оказался ей больше к лицу, чем рыжий. Кэрол лично водила ее в салон красоты к Жоржу, где она и перевоплотилась, а потом по магазинам, создавая новый гардероб, соответствующий теперь ее положению и образу жизни. Пегги безропотно отдала себя в руки Кэрол, и в результате была в восторге — она не только похорошела, но и стала моложе выглядеть. Еще Кэрол поручила Рэю заняться ее фигурой, и тот уступил просьбе под влиянием только что заключенного перемирия с девушкой. И за четыре месяца, что реставрировался мотель, он заставил кузину сбросить двадцать килограмм. Кэрол не знала, что он там с ней делал, и только могла предположить, как он мучил бедную женщину, чтобы добиться такого результата. Но Пегги ни разу за все это время не пожаловалась, переполненная решимостью изменить и себя, и свою жизнь к лучшему. Результат действительно был потрясающим. Со вкусом подобранная хорошая одежда, стильная прическа, умеренный красивый макияж, стройная подтянутая фигура — и это была уже не Пегги Силвиа, а абсолютно другая женщина. Теперь у нее было и другое имя, потому что Пегги не захотела оставлять от прошлой жизни ничего, даже имени. В мотель она вернулась Наоми Стевард. А немного позже она попросила разрешения у Кэрол поселить в мотеле, где жила сама, усыновленную ею десятилетнюю девочку. Кэрол, естественно, не была против, даже съездила познакомиться с малышкой, купив ей целую кучу подарков. Девочку звали Мелиса. Смотря, как девочка играет с новыми куклами, Кэрол вспомнила себя маленькую. Мелиса, как и она когда-то, будет расти в этих стенах, и Кэрол надеялась, что этот ребенок будет здесь более счастлив, чем она. По крайней мере, на Мелисе не будет того пятна позора, что было на ней только потому, что она здесь жила — теперь репутация у мотеля была совсем иной. Только для тех, кто знал Кэрол раньше, она навсегда так и осталась дочерью шлюхи, воспитанницей публичного дома. Местные жители смотрели на нее с прежним презрением и отвращением, поэтому Кэрол редко навещала родные места, полностью передав управление мотеля Пегги, которая превосходно с этим справлялась, а сама оставалась только владелицей.

В день открытия мотеля, который они с Джеком осветили пышным празднеством, пригласив всех местных жителей на банкет, Кэрол неожиданно встретилась с Кейт Блейз, пришедшей на праздник со всеми остальными.

Несмотря на то, что последний раз они виделись еще детьми, а было это на похоронах Эмми, и Кэрол хорошо помнила этот день, несмотря на это, они обе сразу узнали друг друга. Лицо Кейт вытянулось от изумления и какого-то сомнения, словно она не могла поверить в то, что смотрит на ту самую Кэрол, которую когда-то так ненавидела. Кэрол, в свою очередь, разглядывала ее. Взгляды их столкнулись, подобно мечам, высекая искры холодной ненависти в глазах. Кэрол вдруг стало тяжело дышать, и весь мир словно сузился вокруг нее и начал давить со всех сторон. В груди запекло, и этот жар поднимался с каждой секундой, что она видела Кейт, которая не отводила дерзкого взгляда. Оставив своего спутника, невысокого молодого человека, которого Кэрол не знала, Кейт ленивой пренебрежительной походкой направилась к ней.

Сердце Кэрол бешено забилось в груди, а челюсти непроизвольно сжались. Как в детстве, ей вдруг захотелось наброситься на нее с кулаками и разбить в кровь ее обманчиво милое и невинное личико. Кто-то взял ее за руку и нежно пожал. Оторвав взгляд от Кейт, Кэрол увидела рядом Джека.

— Что с тобой? Тебя всю трусит… — изумился он и посмотрел на приближающуюся к ним девушку. — Кто это?

Кэрол не успела ответить. Кейт остановилась напротив и мило улыбнулась.

— Привет, Кэрол.

Кейт стала красивой девушкой. Нежная персиковая кожа, зеленые кошачьи глаза, тонкие розовые губы.

Ее рот никогда не нравился Кэрол, она считала, что он портит ее лицо и делает его отталкивающим. Но для нее ее лицо всегда было отталкивающим, как и она сама. Кейт не носила больше на макушке длинный конский хвост из прямых песочных волос. Наоборот, она постриглась, обрезав свои роскошные волосы. Стрижка делала ее немного старше своего возраста. Все так же аккуратно и хорошо одета. Все те же высокомерие и надменность на лице, и жесткий неприязненный взгляд, которым она смотрела на Кэрол.

Тонкие губы презрительно изогнулись, когда Кэрол не ответила на приветствие. Взгляд Кейт метнулся на Джека, стоявшего рядом с девушкой.

— Надеюсь, вы будете более вежливы со мной, — с кокетливой улыбкой она протянула ему руку. — Я Кейт. А вас я узнала. Вы Джек Рэндэл. Верно?

Джек улыбнулся в ответ и пожал протянутую ему руку.

— Здравствуйте. Приятно познакомится.

— Мне тоже. А вот Кэрол, как мне кажется, не очень приятно меня видеть, — заметила она с ехидной усмешкой. — Я не хотела с ней дружить в школе, и она все еще на меня за это сердится. Оставь, Кэрол. Пора забыть свои детские обиды.

Джек, бросив взгляд на Кэрол, еще больше удивился. Никогда он не видел ее такой злой. Она буквально побелела от злости, испепеляя ненавистным взглядом эту очаровательную девушку.

— Разве ты живешь здесь? — выдавила из себя Кэрол охрипшим голосом. — Я думала, вы с родителями переехали…

— Родители живут здесь. А я часто приезжаю их навестить… и положить цветы на могилу сестре, — голос Кейт дрогнул и приобрел металлические нотки. Черты лица ее заострились и помрачнели. К своему негодованию Кэрол расслышала в ее последних словах упрек в свой адрес. Невероятно, но эта фурия по-прежнему винит ее в смерти Мэг, не желая признать вину за собой!

— Что, совесть мучает? — бросила Кэрол безжалостно.

— Да нет, она не меня должна мучить.

Их перепалка была прервана вмешательством молодого человека, того самого, что являлся спутником Кейт. Бесцеремонно сдвинув свою спутницу в сторону, он в немом восторге уставился на Кэрол.

— Ни хрена себе! — воскликнул он. — Кэрол, это ты, что ли? Как ты изменилась!

Кэрол в замешательстве взглянула на него и только теперь, присмотревшись, узнала в нем Тома Фокстера.

— Это же я, Том! Фокстер!

— Привет, Том, — она сдержанно улыбнулась ему, чувствуя легкое разочарование. В детстве Том был намного привлекательнее, и ей всегда казалось, что из него должен вырасти настоящий красавец. Но до «настоящего красавца» ему было далеко. Он стал каким-то обычным, не бросался в глаза, как в детстве. Обычный симпатичный парень, и Кэрол, ожидавшей большего, он показался совсем не таким интересным, как раньше. Озорные карие глаза и задорные веснушки, покорившие когда-то ее юное сердце, не притягивали больше, безвозвратно потеряв над ней свое очарование. Зато сердце Кейт, судя по всему, все еще было в его власти.

— Как поживаешь? — наседал он, пожирая Кэрол своими блестящими глазами, которые с дерзостью пользующегося успехом ловеласа оценивающе скользили по ее телу. — Выглядишь потрясающе. Просто красавица.

— Спасибо, Том, — равнодушно отозвалась она.

— Слышал, мамаша твоя, наконец-то откинулась, — он размашисто махнул рукой в сторону отреставрированного мотеля. — Здорово ты все здесь переделала. Говорят, теперь это будет просто мотель. Я имею ввиду… что ты значительно сократила список предоставляемых услуг, — деликатно поинтересовался он. — Это так?

— Так.

— Я всегда знал, что ты не такая, как твоя мамаша. Ты теперь здесь будешь жить?

— Нет.

— А где?

— Я живу в Сан-Франциско.

— Здорово! Потрясающий город. Еще никогда там не был, но всегда хотел посмотреть. А теперь, есть у кого остановиться…

Кэрол удивленно приподняла бровь. Он что, в гости напрашивается? Уж не собрался ли он за ней приударить? Судя по его откровенно игривому взгляду, так и было. Что ж, этого и следовало ожидать, еще в детстве в Томе проявлялись задатки бабника.

Том поднял взгляд на молчаливо наблюдавшего за ним Джека, которого словно только сейчас и заметил.

— О, прощу прощения, я не поздоровался, — он энергично пожал Джеку руку. — Том.

— Джек.

— Понимаете, увидел Кэрол, и просто обалдел. Она была всегда такой невзрачной, тусклой, что ли, а теперь вдруг такая потрясающая женщина! Чудеса, да и только! Вы не находите, Джек?

— Нет.

Том озадаченно посмотрел на него, возмущенный его неприветливостью. Потом его осенило.

— А вы кто? Я имею в виду… вы приятель Кэрол?

— Не совсем. Муж.

Уголки губ у Тома досадливо опустились. А у Кейт глаза на лоб вылезли.

— Вы серьезно? — спросила она у Джека. — Вы — ее муж?

В ее устах это звучало, как что-то невероятное и из ряда вон выходящее. Джек смерил ее недоуменным взглядом.

— Да, муж. А что в этом удивительного?

— Все. Просто вы и… она… — непроизвольно в голосе Кейт прозвучало такое презрение, что Кэрол с трудом удержалась от того, чтобы не врезать ей по морде.

— Не понимаю, что вы имеете ввиду, — пожал плечами Джек, хотя Кэрол не сомневалась в том, что он все прекрасно понял. — Извините, но мы вынуждены вас оставить. Нас ждут другие гости. Приятно было познакомиться.

Обняв Кэрол за талию одной рукой, он увлек ее за собой.

— Эй, а как поживает Даяна? — окликнул Том. — Вы все еще дружите?

Кэрол обернулась и улыбнулась.

— Да, мы дружим. У нее все превосходно. Она делает успешную карьеру в шоу бизнесе. Купи любой престижный журнал, и ты найдешь там ее фотографию, сам увидишь, какой она стала.

— Я не совсем понял… — растерялся Том. — Так кем она работает?

— Она модель, Том. Известная модель.

Том почему-то сник от ее слов.

— Как увидишь ее, передай от меня привет, — подавлено сказал он.

— Обязательно.

Скрывшись в толпе, они с Джеком остановились и сняли с подноса проходящего мимо официанта по бокалу шампанского.

— Это и есть твоя первая любовь? — с улыбкой спросил Джек, не скрывая своего разочарования.

— Мальчиком он был гораздо приятнее, — оправдывающимся тоном ответила Кэрол.

— Самый обыкновенный самец.

— Да уж! Сама не пойму, что я в нем тогда нашла.

Встретившись взглядами, они неожиданно рассмеялись. Обняв ее, Джек весело чмокнул ее в лоб.

— А с этой девушкой тебе лучше не сталкиваться, — заметил он. — Я уж испугался, что ты ее прямо там и прикончишь. Я тебя такой никогда не видел.

— Она со своей сестрой убила Тимми, натравив своего пса. Она хотела спалить нас заживо, — голос Кэрол задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Она убила Эмми! И я ненавижу ее!

— Отомстить хочешь? — невозмутимо поинтересовался Джек.

Кэрол замерла, вскинув на него расширившиеся глаза.

— Отомстить?

— Ну да. Тебе сразу станет легче, если ты накажешь ее за смерть Эмми. И Эмми будет отомщена. Неотмщенным нет покоя на том свете.

— Но как?

— Мы что-нибудь придумаем, — глаза Джека сузились и заблестели, как у хищника, почуявшего очередную жертву. — Только подумаем об этом завтра. Сегодня у нас праздник.

Через неделю после этого разговора Кэрол прочитала заметку в одной из газет о том, что некая Кейт Блейз была подвергнута жестокому нападению собаки, породы ротвейлер. Свидетели утверждают, что хозяином собаки был пожилой мужчина, который сумел отозвать пса до того, как животное успело бы нанести девушке смертельные раны, и скрылся вместе со своей собакой. Хозяин и собака были объявлены в розыск, но пока безрезультатно. Жизнь пострадавшей вне опасности, но девушка безнадежно изуродована.

Отложив газету, Кэрол посмотрела на своего мужа, который держал на коленях маленького Патрика.

Джек улыбнулся ей.

— Ну, что, отметим удачное свершение первой части нашего плана возмездия? — с ухмылкой проговорил он и, передав ей сына, поднялся. Достав из бара два бокала и бутылку шампанского, он вернулся на место.

Кэрол, словно онемев, наблюдала, как он с улыбкой разливает вино в бокалы. Лицо ее было белым, как шапочка на головке копошившегося у нее на коленях малыша. Дрожащей рукой она взяла предложенный Джеком бокал. Его взгляд задержался на ней.

— Что с тобой? — удивился он.

— Джек… то, что мы с ней сделали… это ужасно… чудовищно, — выдавила она.

— Да. Но не настолько, если сравнить с тем, что их собака сделала с Тимми. Я не знал этого мальчика, но когда я представляю, что произошло с этим маленьким ангелочком, даже я содрогаюсь… Не будь размазней, Кэрол. Ничто в этом мире не должно оставаться безнаказанным. Я уверен, что Эмми даже не колебалась бы, чтобы отомстить за него… или за тебя.

— Джек, я думаю, с нее хватит.

— Нет. Это только за Тимми. А еще есть твоя Эмми, ее родители, которых сломала гибель дочери, покалеченная Даяна, и твоя боль. Я уже не говорю о погибшей Мэг и оплакивающих ее родителях. И все это дело рук одной всего лишь Кейт. Погибшие невинные дети, столько горя, которое она принесла всем этим людям и лично тебе.

— Она была ребенком, — попыталась найти оправдание Кэрол.

Джек холодно рассмеялся.

— Что ж, тогда мне даже представить страшно, на что она способна теперь! А ты не боишься, что она может опять захотеть с тобой расправиться? Я заметил, что она жутко ненавидит тебя и, похоже, винит в смерти сестры. К тому же, ей в голову может прийти мысль, что это ты устроила нападение ротвейлера, ведь наверняка она не забыла, как погиб Тимми Спенсер. Нельзя щадить своих врагов, ибо они не пощадят тебя.

— Я понимаю, Джек, я все понимаю. Мне казалось, что ненависть моя к ней не знает границ. Но я не могу, — простонала Кэрол. — В моей жизни и так много смертей… и на моей совести тоже. Эмми уже не вернуть…

— И пусть ее убийца и дальше радуется жизни и губит другие человеческие жизни! Мы сделаем так, как задумали, Кэрол. Сомневаться надо было раньше. Мы начали, и отступать не будем. Я не привык идти на попятную.

— Разве мы мало ее наказали, изуродовав ее лицо?

— Мало. Она принесла слишком много зла и горя. Пришло время платить по счетам. Пусть немного насладится своим уродством, пострадает, помучается, а через какое-то время мы заставим ее вспомнить о пожаре… пусть на себе почувствует, какого это — сгореть заживо.

Джек с непринужденной улыбкой пригубил из бокала, с нежностью наблюдая за оживленно гукающим малышом. Кэрол молчала, не отрывая пристального взгляда от мужа, а потом тихо спросила:

— Джек, почему ты такой злой?

— Почему ты думаешь, что я злой? — искренне удивился он.

— Ты выбрал себе работу, которая подразумевает помощь людям, и ты им помогаешь. Ты всегда помогал мне. И для Куртни очень много сделал. Но по сути своей ты очень злой. Иногда мне даже становится страшно.

— А ты не бойся. Если не дашь повода, я не сделаю тебе ничего плохого, — резко ответил он и, встав, отшвырнул бокал с шампанским, который разбился о стену. Кэрол вздрогнула.

— Не обижайся. Я же просто хотела узнать, почему. Ведь люди не рождаются злыми и жестокими, они такими становятся.

— Наверное, я таким родился, — он ехидно скривился. — Потому что еще моя обожаемая мамочка об этом говорила.

— Прости, Джек, я не хотела…

— Ничего, все считают меня чудовищем.

— Я не говорила…

— Разбирайся сама со своими врагами. Пусть они тебя затопчут, я и пальцем не пошевелю! — он наклонился к ней, упершись руками в подлокотники кресла, и неприятно оскалился. — Кэт ты размозжила голову без колебаний, мстя за своего несчастного Мэтта, и я не заметил, чтобы ты раскаивалась. А ведь не Кэт пустила пулю ему в голову. Ее вина только косвенная. А если подумать, то в чем, собственно она виновата? Только в том, что он любил ее так, что спятил? Видимо, Эмми не так тебе дорога и не стоит того, чтобы ты за нее мстила и обременяла ради нее свою совесть. Зато больной психопат, убивший трех девочек, стоит.

Забрав у нее Патрика, он ушел, оставив опешившую и в очередной раз раненную его безжалостным острым языком девушку обдумывать его слова.

А через восемь месяцев после этого разговора, в маленьком домике, принадлежавшем Кейт Блейз, был страшный пожар, оставивший после себя лишь пепел. Но Кейт каким-то чудом удалось спастись. Выбравшись из охваченного огнем дома, она бесследно пропала. Даже ее родители не знали, что с ней случилось, и куда исчезла их дочь.

Джек был в ярости.

— Я найду ее, обещаю, — успокоил он перепуганную Кэрол. — А если она хотя бы попытается навредить нам, я ее тут же прихлопну. Но я найду ее быстрее, чем она успеет подумать о мести…

Впервые в жизни Джек потерпел поражение. Он не нашел Кейт Блейз.

Она просто исчезла, словно стертая с лица земли.

— Она испугалась, потому и сбежала. Ее родители действительно ничего о ней не знают. Вряд ли она когда-нибудь выберется из своего укрытия, в котором забилась, как загнанный заяц. И ее цель — это скрыться от нас, а не мстить. Она не осмелится. А если осмелится, то это будет самая большая ошибка в ее жизни, — говорил тогда Джек. — Я никогда не подпущу ее ни к тебе, ни к нашему сыну. Даже не думай об этом.

Рядом с ним Кэрол чувствовала себя надежно. Но когда он уезжал, это ощущение он забирал с собой, и она снова становилась в собственных глазах уязвимой и беззащитной. Но время шло, а Кейт не появлялась. Кэрол расслабилась и перестала о ней думать. Кейт никогда не была дурой. Она знала, что собой представляет Джек Рэндэл, и, скорее всего, понимала, что ей он не по зубам. И Кэрол, спрятавшаяся за его спиной, была недосягаема. Рэндэл убьет ее, Кейт, прежде, чем она успеет дотянуться до Кэрол, и Кейт это знала. Если у нее и был какой-нибудь шанс для мести, то только в том случае, если Кэрол расстанется со своим мужем. Может быть, где-то далеко, спрятавшись в своем чудо-убежище, которое не удалось разыскать лучшим сыщикам мира, она и лелеяла эту надежду, не предполагая, что Джек никогда не допустит развала своей семьи и не отпустит мать своего сына и свою жену ни при каких обстоятельствах. Что еще ребенком он зарекся создавать семью раз и навсегда… А это означало, что у Кейт не было шансов.

Кэрол редко перечила Джеку. Советы его только помогали, и с его умом и знаниями было трудно тягаться. Кэрол и не пыталась. Конфликты между ними случались, в основном, когда он был в дурном расположении духа. Вспыльчивый и несдержанный, он нередко срывал на жене плохое настроение. В такие моменты Кэрол просто старалась держаться в стороне и не попадаться под горячую руку. Так же она поступала, живя с матерью, поэтому не видела в этом ничего необычного и предосудительного. Успокоившись, Джек раскаивался в своей несдержанности и всегда извинялся, если обидел или нагрубил. И только благодаря Кэрол они уживались вместе, к тому же, совсем неплохо, и Джек это понимал. И даже удивлялся порой ее стойкости и терпению, сознавая, что бывает трудно выносимым. Но эта женщина его выносила и, похоже, без особого напряжения. Если он начинал вести себя агрессивно, она просто удалялась. Если он просил прощения, она прощала, не желая затягивать конфликт. И в глубине души Джек был благодарен ей за то, что она к нему снисходительна и относится с пониманием. Он сам не был в восторге от некоторых черт своего характера, а особенно оттого, что не может с ним совладать.

Но в одном Кэрол шла ему наперекор, не смотря на то, что знала, как ему это не нравится. Она отказывалась продать квартиру Моники и Мэтта.

Все там оставалось нетронутым. Только одежду, принадлежащую Монике, Кэрол раздала бездомным. Перед освобождением Мэтта она помогла Монике сделать ремонт, поэтому долго не прикасалась к квартире с новым. Она редко ее посещала. А если и приезжала, то украдкой от Джека, только когда он был в командировке. Вытирала пыль, мыла, пылесосила. И предавалась воспоминаниям. Здесь она хранила свои сокровища. Фотографии и видеозапись их с Мэттом свадьбы, его письма, которые он писал ей в тюрьме, сделанные его руками статуэтки. Смотрела фотографии и запись свадьбы… и плакала. Всегда плакала. Теперь без истерики, без криков и содроганий, а безмолвно, с бесконечной тоской, словно слезы сами по себе бежали из ее глаз на неподвижное, застывшее от горькой безнадежности лицо.

Она смирилась, но боль ее от этого не уменьшилась. Разве что отчаяние уже не душило ее так, как прежде. Из этой квартиры она сделала памятник. Здесь был мирок, принадлежащий только ей и Мэтту. И Монике.

Когда-то они сидели за этим столом, празднуя освобождение Мэтта, безмерно счастливые, полные надежд и желаний. Думали, что станут одной семьей, Моника собиралась растить внуков, а она и Мэтт — любить друг друга и быть вместе всю жизнь. А за их спиной уже стояла смерть и ухмылялась, потешаясь над наивными мечтами. Но все равно они успели стать семьей, друг для друга. И для Кэрол, которая привязалась всем сердцем к этим людям. Они были семьей, а это было их жилье, и ни за что на свете Кэрол не отказалась бы от этой квартиры, от воспоминаний, которые она в себе хранила, и от их призраков. Она утешалась надеждой, что души Мэтта и его матери находятся здесь, видят ее, ждут, когда она к ним приедет.

Здесь она могла полежать на постели в спальне, вспоминая, как они с Мэттом занимались на ней любовью, стараясь, чтобы мама их не услышала.

Обнимая подушку, она представляла, что обнимает его, что он лежит рядом, живой, красивый…

Здесь ее мысли не мог подслушать проницательный Джек.

После пяти лет совместной жизни страсть ее поутихла и уже не была такой безрассудной и всепоглощающей. И когда огонь этой страсти немного опустился, она не нашла там ничего хотя бы похожего на то, что она чувствовала к Мэтту. Бывает ли любовь разная? Или одна любовь из двух — вымышленная? Если да, то какая?

Задумавшись над этим один раз, Кэрол делать этого больше не стала.

Она была уверена в том, что Джек нужен ей, и без него не представляла своей жизни. Она любила его, ревновала, безумно скучала, когда его не было рядом, и была спокойна и счастлива, когда он был с ней. Но, задавшись однажды безумным вопросом, чтобы она сделала, если бы Мэтт каким-то чудом оказался жив, она нашла в своем сердце только один непреклонный ответ — она бы ушла с ним.

Она не знала, что однажды в ее обитель пришел Джек, воспользовавшись дубликатом ключа от входной двери, который сделал украдкой от Кэрол. Что он просмотрел вставленную в видеомагнитофон кассету с записью ее венчания с Мэттом и все фотографии, прочитал письма, которые они друг другу писали. Увидел на полочке ненавистную фотографию в серебряной рамке и снова, как когда-то давно, опрокинул ее.

Потом свалил все это в кучу и полил бензином из принесенной им канистры. Разбрызгав бензин по всей квартире, Джек бросил зажженную спичку в собранную кучку на полу, которая мгновенно вспыхнула высоким пламенем, быстро расползавшимся по комнате. Развернувшись, Джек вышел из квартиры, прихватив канистру с собой, и тщательно запер за собой дверь.

Дубликат ключа и канистру он выбросил в мусорный бак в другом конце города.

Дом, в котором находилась квартира Моники и Мэтта, сгорел. Во время пожара никто из жителей не пострадал, если не считать потерю жилья.

Так произошла между ними первая серьезная ссора за время их совместной жизни.

Кэрол набросилась на него, как разъяренная кошка, догадавшись, что это он сжег ее квартиру, и обнаружив, что могила Мэтта исчезла. А Джек, не сдержавшись, ударил ее, взбесившись от ревности.

Той ночью она захлебывалась в рыданиях, впервые за время своей замужней жизни, чувствуя, как в груди возродилось знакомое чувство ненависти к Джеку. Узнав, что он лишил ее всего, что было ей так дорого, уничтожив все, что могло бы напоминать о Мэтте, не оставив ей ни одной его фотографии, что он осквернил его могилу и украл его тело, она вышла из себя настолько, что готова была его убить. Разбитое лицо лишь усилило ее неприязнь и негодование. Она вдруг вспомнила о том, как давил Джек на Мэтта, загоняя его в угол, толкая в пропасть, вспомнила, что в смерти Мэтта есть его доля вины. И даже теперь он не успокаивается, не оставляя Мэтта в покое даже после смерти. Это же надо было додуматься похитить его из могилы, взять на душу такой грех только для того, чтобы она не ходила туда. Но ведь Мэтт ее муж, она обязана ухаживать за его могилой. Как можно требовать, чтобы она о нем забыла? Он был, и этого никак не изменить. Но Джек считает, что ему и это по силам — вычеркнуть его из ее прошлого, заставить забыть, как будто его и не было никогда… Неужели он действительно полагает, что уничтожив вещи, которые о нем напоминали и разворотив его могилу, он сотрет из ее памяти этот отрезок прошлого? Зачем? Чем ему помешал теперь уже мертвый Мэтт? Какую угрозу мертвый может нести живому? За что он осквернил его могилу? Бедный, бедный Мэтт! Даже после смерти не ведает он покоя.

Кэрол знала, что не простит этого Джеку. Она могла понять и простить все, и то, что он сжег квартиру со всем, что она хранила там в память о Мэтте, и то, что ударил. Но только не то, что он прикоснулся к могиле. Это было уже слишком. Всему должен быть свой предел. Джек Рэндэл не знал предела, ни в чем, считая, что ему дозволено все.

На следующее утро после ссоры, когда Джек, собрав чемодан, уехал в командировку, Кэрол собрала вещи Патрика, взяла кое-что из своей одежды и ушла в квартиру, подаренную Куртни на двадцатилетие.

Джордж Рэндэл, не найдя невестку и внука дома, нашел их в ее квартире. Увидев разбитое лицо девушки, он, казалось, растерялся. Ничего не спросив и не сказав по этому поводу, он понянчился с Патриком и ушел.

А ночью в квартиру ворвался разъяренный Джек, которому за границу позвонил отец и призвал к ответу, чего не стал делать с невесткой. Бросив все, Джек ближайшим рейсом вернулся в город. Одной рукой схватив Кэрол, другой — завернутого наспех в одеяльце малыша, он вытащил их из квартиры, впихнул в машину и привез домой. Там, качая на руках раскричавшегося ребенка, он с хмурым лицом расхаживал по комнате, не замечая застывшую в кресле жену. Когда Патрик заснул, Джек отнес его в спальню и уложил в кроватку. Вернувшись к Кэрол, он наклонился к ней. Девушка вызывающе перехватила взгляд его почерневших от злости глаз.

— И что это значит? — опасно спокойным голосом спросил он.

Кэрол опустила голову, тяжело дыша от обиды и негодования.

— Думаешь, если притащил меня сюда силой, я не смогу уйти еще раз? — тихо прошипела она. Схватив ее за подбородок, он поднял ее лицо. У Кэрол похолодела кровь в жилах от его взгляда. В ней вдруг проснулся страх перед этим человеком, который ей уже доводилось испытывать и про который она уже успела забыть.

— Нет, ты не сможешь уйти, — заверил он. — Никто из нас не уйдет, даже если оба мы будем этого хотеть, потому что у нас есть сын. Мой сын никогда не пройдет через то, что довелось пройти мне. Если в твою голову опять взбредет мысль разрушить семью, подумай о нем. И о том, что тем самым ты собственного ребенка сделаешь несчастным — ему придется расти без мамы.

Кэрол обмерла.

— Хочешь сказать, что отберешь у меня сына?

— Я не собираюсь отбирать у тебя сына. Но не позволю, чтобы ты отобрала его у меня. Так что подумай над этим и сделай выводы.

Сказав это, он развернулся и ушел спать в кабинет.

Кэрол осталась сидеть в кресле, прислушиваясь к новому неприятному ощущению, которое появилось у нее в эти мгновения. Что-то похожее она испытывала, когда ее посадили в камеру и закрыли за ней дверь на замок.

Она поняла, что Джек не отпустит ее. Он говорил вполне серьезно. По крайней мере, так казалось. В глубине души она была рада, что он забрал ее и привез домой, что они с Патриком нужны ему, и он полон решимости не отпускать их от себя. Она не ожидала, что этот гордый надменный мужчина примчится за нею с другого конца света, как только узнает, что она ушла. Она была зла и обижена, и таким образом просто пыталась это продемонстрировать, но расставаться с ним она не хотела. Одна мысль о том, чтобы потерять его, причиняла ей муку. Когда он вернул ее и дал понять, что не отпустит, она вздохнула с облегчением. Она и не хотела, чтобы он ее отпускал.

И, если бы он и не пришел за ней, она бы все равно вернулась сама.

Но он пришел. И это снова сделало ее счастливой, не смотря на то, что они пока так и не помирились.

Единственное, что ей не понравилось — это его угроза отобрать Патрика. Но, скорее всего, он просто хотел ее запугать.

Они не разговаривали друг с другом целый месяц.

Джек пропадал в командировках, намеренно не желая находиться дома. Патрик был тогда еще совсем маленьким, и не мог понять происходящего. Кэрол первая этого не выдержала, и пошла на примирение, приготовив к возвращению Джека из-за границы роскошный ужин и решив, что больше не отпустит его, если он, перепаковав свои чемоданы, сменив поношенную одежду на чистую, снова соберется уехать, как делал это вот уже второй месяц, показавшийся девушке вечностью. Она очень страдала из-за их ссоры и безумно по нему скучала. Впервые за это время она встретила его с улыбкой, и он, не дав ей сказать и слова, бросил чемоданы, и набросился на нее с поцелуями. Они так истомились друг по другу, что даже не дошли до спальни, занявшись любовью на полу в холле. И перемирие было таким же горячим и пылким, как и ссора.

Он долго отказывался сказать, куда перезахоронил Мэтта, но потом все-таки признался. Кэрол безумно расстроилась, потому что это было очень далеко, и при всем желании она не могла теперь ездить на могилу с той частотой, как раньше. Но этого и добивался Джек. Он заверил, что за могилой ухаживают, и ей не стоит беспокоиться, что ее первый муж канет в лесных зарослях. А еще он пригрозил, что если она туда поедет, он снова перезахоронит тело, и она никогда не узнает, куда…

И как бы не сердилась Кэрол, он был непреклонен.

— Езжай к нему, разве я тебе запрещаю? — говорил он. — Только его могилу ты увидишь в последний раз. Я буду перетаскивать его с места на место, пока ты не выкинешь его из своей головы.

— Нет, не надо, оставь его в покое… хоть после смерти, — пытаясь скрыть подступивший слезы, отвечала Кэрол. — Я не поеду к нему…

И она не ездила на могилу, хотя вся ее душа рвалась туда. Она не может к нему поехать, но, по крайней мере, она знает, где он. И когда-нибудь, когда ревность Джека уляжется, она сможет снова ходить туда, где покоился прах ее звездочки…

Жизнь вошла в свое русло, ни о ссоре, ни о том, из-за чего она произошла, никто из них вслух не вспоминал. Но так, как прежде, уже не было. Для Кэрол. Холодная стена появилась между нею и Джеком, стена, которую она сама невольно возвела себе, так и не простив ему поджога, осквернения могилы и бессовестного шантажа, того, что он ее принуждал, заставлял… В душе у нее прочно засели обида и протест. И она даже не подозревала, что они, капля за каплей, медленно отравляют ее любовь. Она не могла больше увидеть Мэтта на фотографиях или видеозаписи, не могла подержать в руках прекрасные статуэтки, созданные его талантливыми руками, не могла посидеть у его могилы, ухаживать за ней, отдавая дань своей первой любви, своему мужу. Все это злило ее, заставляло страдать и приводило в отчаяние.

Даже если Джек это и замечал, а, скорее всего, так и было, он все равно оставался непреклонным, не позволяя хотя бы один раз наведаться на могилу первого мужа. Кэрол украдкой попросила Рэя проверить, действительно ли Мэтт находится там, где сказал Джек. Рэй, хоть и не был в восторге от подобной просьбы, все же выполнил ее. Кэрол немного успокоилась, узнав, что Джек не солгал. А на душе у нее заскреблись кошки, когда она вдруг поняла, что ее мужем был человек, которому она не доверяла. Слова которого проверяла. Изменится ли это когда-нибудь, или прошлое так никогда и не позволит ей снова научиться доверять Джеку, как она это делала до того, как это доверие было ею потеряно?

С Даяной они помирились через год после свадьбы, задолго до того, как произошла памятная ссора между Кэрол и Джеком, оставившая в сердце девушки осадок. Прекрасная топ-модель сама позвонила. Не вспоминая о конфликте, вызванном замужеством Кэрол, они долго делились друг с другом тем, как прошло время их прерванной дружбы. Осторожно Даяна поинтересовалась у Кэрол, как протекает ее семейная жизнь. И Кэрол искренне ответила, что они с Джеком счастливы, а теперь, когда родился малыш — вдвойне. Даяна помолчала, а потом, вздохнув, сказала, что рада за нее. Но почему-то Кэрол не поверила ее словам. Что-то изменилось в Даяне, в ее голосе, и Кэрол почувствовала это, хотя Даяна и пыталась сделать вид, что забыла о конфликте, и он никак не влияет на их возобновившиеся отношения.

Но каждый раз, когда они случайно заговаривали о Джеке, между ними сразу появлялось какое-то неприятное напряжение. Но они продолжали дружить. Не смотря ни на что, Кэрол знала, что они обе дороги друг другу, что обеим нужна эта дружба. У Кэрол была семья, но не было подруг. А Даяна была в душе очень одинока, и Кэрол это понимала. Они вместе ездили в гости к Берджесам с маленьким Патриком, подолгу сидели у могилки Эмми, усыпав ее цветами, и вспоминали детство. Вспоминали Эмми, Тимми, Спайка. И в эти моменты они всегда становились не просто подругами, а родными друг другу людьми, которых сроднила сама жизнь.

Немного позже у Даяны появился загадочный поклонник, который ежемесячно, с удивительной регулярностью, пополнял ее счет в банке. Как не ломала девушка голову, она так и не поняла, кто это мог быть. Перебрав в уме всех знакомых, она пришла к выводу, что это, скорее всего, один из поклонников, который каким-то образом разнюхал номер ее счета. Даяна подолгу обсуждала это с Кэрол. Они вместе гадали, пытаясь понять, что все это значит, и каковы намерения этого таинственного воздыхателя, опасно ли это и стоит ли обо всем сообщить в полицию. Вдруг это какой-нибудь маньяк…

Но если у этого человека и была какая-то мания, то пока она проявлялась только в том, чтобы отдавать ежемесячно свои деньги, кладя их на чужой счет. Даяна с нетерпением и возрастающим любопытством ожидала, когда же ее щедрый воздыхатель, наконец-то, объявится или даст о себе знать не только растущей суммой в банке. Но время шло, а ничего не происходило.

Девушки недоумевали. Даже предпринимали попытки самим узнать, кто за всем этим стоит, но у них мало что получилось. Деньги пересылались анонимно, и выяснить, от кого и откуда им не удалось. Заинтригованная и обеспокоенная, Кэрол попросила Джека разоблачить этого таинственного и очень странного поклонника, введя его в курс дела. Но он отказался помочь.

— Делать мне больше нечего, кроме как выслеживать поклонников твоей эгоистичной подружки! — фыркнул он. — Пусть покопается в своей хорошенькой бестолковой голове, наверняка, это кто-то из бывших любовников.

— Зачем бывшим любовникам ежемесячно снабжать ее деньгами, и ничего не требовать взамен, да еще скрываться? Не логично.

Джек пожал плечами.

— Когда дело касается любви, логика обычно отсутствует. Я живой тому пример. Женился, вопреки своей логики и планам… Пусть подумает над тем, кто мог знать или узнать — и каким образом — номер ее счета. Ведь в банке такую информацию не дают. Значит, этот человек или знал его, будучи ее знакомым, или узнал это у тех, кто мог знать… Это же элементарно. Всего лишь стоит немного напрячься и пораскинуть мозгами.

— Может, для тебя и просто. А для нас — нет.

— Я не буду помогать твоей подруге. Пусть сама разбирается со своими мужиками. Еще этим я не занимался! И ты не забивай себе голову этой чушью, занимайся лучше сыном.

Ее примирение с Даяной Джек воспринял в штыки. Даже пытался переубедить Кэрол и не завязывать этой дружбы, говоря что-то вроде того, что разбитой чашки не склеишь, а если и склеишь, то трещины останутся, и чашка все равно рано или поздно развалится. Кэрол ощущала эти «трещины», но отказаться от Даяны не хотела и не могла. И не понимала, почему Джек так категорично и непримиримо настроен против Даяны, с которой даже не был знаком. Кэрол виделась с подругой, когда та приезжала в город. Они встречались в кафе или отеле, в котором останавливалась Даяна. Никогда она не принимала предложения Кэрол погостить у нее, а не тратиться на отель. И к ней домой приходила только, если Джек находился в командировке в другом городе. Кэрол сразу поняла, что она не желает встречаться с Джеком и решительно избегает возможных столкновений. Кэрол не настаивала на том, чтобы познакомить их. Они отметили пятую годовщину свадьбы, а Даяна и Джек так и не познакомились, ни разу не встретившись. Похоже, они оба взаимно не горели таким желанием. Но Кэрол не огорчалась по этому поводу. Не хотят — и не надо. Ей только спокойней. В глубине души она боялась, что Джек не останется равнодушен к красоте Даяны, если они все же встретятся. Но, скорее всего, это были пустые и напрасные страхи. Ведь он видел ее фотографии, признавал ее красоту, но говорил о ней с пренебрежением, даже с каким-то презрением. И Кэрол тайком им гордилась. Зря она боится. Джек не такой, как все мужчины. Он сильный и своенравный, и даже женская красота сама по себе, без дополнений, какая бы она не была, не может заставить его потерять голову. А он демонстративно выказывал свое мнение о том, что за красотой Даяны скрывается обычная пустышка. Кэрол яростно ему на это возражала. Человек, которого так потрепала жизнь, как Даяну, не может быть «пустым». Но Джек оставался при своем мнении. Однажды он даже сказал такое, что Кэрол задохнулась от негодования и возмущения.

— Она относится к категории женщин-кукол, как я их называю, с которыми с восторгом немного поиграют, а потом откладывают пылиться на полку, потому что быстро надоедает. Может быть, время от времени о ней и вспоминают, чтобы похвастаться друзьям ее красотой. Она не будет счастлива в любви. Таких, как она, просто трахают, а не любят и, тем более, не женятся. Если кто и возьмет ее в жены, то только какой-нибудь закомплексованный, готовый отращивать ветвистые рога, неудачник, для того, чтобы иметь возможность похвастаться тем, что у него такая красавица — жена.

— Не смей, Джек! Ты же ее не знаешь, как ты можешь судить и, тем более, говорить такое? Даяна очень сильная и волевая женщина. Она сама пробивается в жизни и все, чего она добилась — только ее заслуга. Включая то, что она ходит, а не сидит в инвалидном кресле. Она не кукла! Она — личность, и личность сильная, умеющая бороться за себя, не смотря на все жестокости ее жизни…

— В том-то и дело, что она умеет бороться только за себя. Больше ее никто не интересует, а ты — и подавно. Она способна любить и воспринимать только одного человека — себя, любимую. Не верь ей. Она лживая и лицемерная. Подставит подножку при первой же возможности, ударит в спину.

Но Кэрол обижали его слова. Ей не нравилось, что он плохо говорит о Даяне, об их многолетней дружбе. Он ничего не знает, не понимает…

Четыре года ежемесячно на счет Даяны продолжали поступать деньги. Девушки уже отчаялись понять, что к чему, потому что загадочный поклонник так и не дал о себе знать за все это время.

И вот однажды раздался телефонный звонок, и Кэрол услышала в трубке громкие рыдания Даяны.

— Я знаю, кто это. Сядь, Кэрол, а то упадешь…

После этого разговора Кэрол немедленно заказала билеты на самолет, извинилась перед сыном за то, что не сможет поехать с ним в парк, и ему придется на этот раз развлекаться без нее, в обществе бабушки и дедушки.

Мальчик внимательно посмотрел на нее своими пронзительными отцовскими глазами. Ему было почти пять лет, но иногда Кэрол казалось, что на нее смотрят взрослые, все понимающие глаза Джека.

— Что-нибудь случилось, мама? Я видел, как ты плакала…

— Нет, милый, ничего не случилось. Мне просто нужно навестить тетю Даяну. Очень нужно. Ты же не обидишься на меня за то, что я не пойду с вами?

Патрик отрицательно качнул головой. Улыбнувшись, Кэрол поцеловала его и на мгновение прижала к груди.

— Иди, встречай бабушку и дедушку, а я сейчас приведу себя в порядок и приду.

— Опять будешь краситься? — сморщился мальчик. — И зачем ты это все время делаешь?

— Чтобы быть чуточку красивее, чем я есть на самом деле.

— Ты и так красивая. Если бы не была красивой, папа бы на тебе не женился.

Кэрол засмеялась и погладила его по голове.

— А папа знает, что ты уезжаешь? — подозрительно поинтересовался мальчик.

— Когда он приедет, я обязательно расскажу ему об этом.

— Он не любит тетю Даяну, и ему не нравится, когда ты с ней встречаешься.

Кэрол ошеломленно вскинула брови.

— Почему ты так думаешь?

— Я знаю, и все. Ты не должна делать то, что не нравится папе. Ты должна его слушаться.

Кэрол нахмурилась. Ей не понравились эти слова.

— «Слушаться» должны такие маленькие детки, как ты. А взрослые сами решают, что делать. Мы с папой советуемся, вместе что-то решаем, но и он, и я не всегда должны спрашивать друг у друга разрешения. Есть ситуации, в которых нужно спрашивать, а есть такие, которые мы можем решить сами…

— Неправда, папе не нужно спрашивать разрешения, ни у тебя, и у кого-нибудь другого. Он все делает и решает сам. Потому что он самый умный. А ты должна спрашивать у него разрешения. И не делать то, что ему не нравится. Папа умнее, он лучше все знает.

Кэрол изумленно смотрела в маленькое хорошенькое личико.

— Конечно, папа очень умный. Поэтому он меня понимает. Нам не всегда все нравится, и папе, и мне, но нужно уметь считаться с желаниями других и уступать друг другу. Так мы с папой и поступаем.

Мальчик угрюмо пожал плечами, и у Кэрол появилось неприятное ощущение, что ей не удалось его переубедить.

— Тетя Даяна тебе дороже папы, раз ты дружишь с ней, зная, что ему это не нравится. Я расскажу ему, что ты к ней ездила, пока его не было, и он тебя поругает! — в глазах мальчика сверкнуло злорадство и, прежде чем Кэрол успела что-либо сказать, он развернулся и убежал.

Озадаченная, она проводила его взглядом, но вскоре забыла на время о словах мальчика, поглощенная и слишком потрясенная тем, что сообщила Даяна, чтобы думать о чем-нибудь другом.

— Кэрол, что-то случилось? — встревожилась Куртни, с первого взгляда поняв, что девушка чем-то потрясена, сразу заметив покрасневшие от недавних слез глаза.

— Мама едет к тете Даяне. Это она ее так расстроила, — встрял в разговор взрослых Патрик.

— Что с Даяной? — испугалась Куртни, которая всегда хорошо относилась к единственной подруге Кэрол.

Глаза Кэрол снова наполнились слезами, но за пеленой слез Куртни с удивлением разглядела какую-то безумную, лихорадочную радость.

— Курти, ты себе даже не представляешь…

Джордж, не желая вмешиваться в женский разговор, подхватил Патрика на руки и, улыбнувшись Кэрол, вышел на улицу со словами:

— Надеюсь, у твоей подруги все наладится. Не волнуйся, мы с Патриком проведем потрясающий день. Куртни, мы подождем на улице.

Когда за ним закрылась дверь, Куртни требовательно посмотрела на Кэрол.

— Ну?

Лицо Кэрол осветила счастливая улыбка.

— Помнишь, я рассказывала тебе о таинственном поклоннике Даяны? Так вот, он, наконец, объявился. Это… это Тимми, — девушка в радостном возбуждении затрясла изумленную Куртни за плечи. — Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Не совсем. Какой Тимми?

— Ее брат! Он жив, он не погиб тогда!

— Этого не может быть. Ты меня разыгрываешь? — по глазам Кэрол Куртни поняла, что она говорит правду. — Но где же он был все это время?

— Я не знаю, где он был, но знаю, что сейчас он у Даяны дома. И я его увижу… Нашего маленького белокурого ангелочка… Видимо, все-таки есть на свете Бог…