ГЛАВА 2.

Пять месяцев назад Даяна приобрела уютную трехкомнатную квартирку в Лос-Анджелесе, на которую копила не один год. Это была квартира ее мечты. Она располагалась в новом небоскребе, почти в центре, в хорошем и чистом районе. Оживленность улиц не было помехой, так как Даяна, находясь в своем новом долгожданном гнездышке, парила над этими улицами на тридцать пятом этаже. Она с гордостью и юмором одновременно называла себя теперь небожительницей. Квартира была изумительной и стоила выложенной за нее баснословной суммы. Хотя комнат было всего три, они были большими и просторными. Окно в спальне занимало все место во внешней стене, от потолка до пола, открывая вид на город. Едва въехав в квартиру, Даяна позвонила Кэрол, чтобы поделиться своей радостью и настоятельно требуя, чтобы та приехала посмотреть. Кэрол уступила и примчалась к ней, отвезя Патрика к Рэю, которого мальчик обожал за его роскошные машины, на которых тот с удовольствием его катал, демонстрируя свое водительское мастерство с долей безрассудства и мальчишеской шаловливости, за футбольную карьеру в прошлом, хоть и неудавшуюся, за крепкую спортивную фигуру, которая спровоцировала в малыше цель иметь такую же, а также за то, что тот начал обучать его игры в теннис. Куртни была на работе, но Кэрол даже не сомневалась в том, что Патрик, с обычной радостью согласившийся поехать к дяде, прекрасно и с пользой проведет время. Рэй, оставаясь в душе мальчишкой, нашел подход к сердцу Патрика сразу, как только тот начал что-то понимать, выходя из младенческого возраста. Рэй развивал в мальчике интерес к спорту, внушая, что если он будет не только таким умным, как его папа, но и физически сильным и крепким, как он, Рэй, то станет образчиком настоящего мужчины. Патрик с завидным упорством и искренним интересом учился владеть ракеткой, с восторгом наблюдал за тем, как Рэй качает мускулы в тренажерном зале. «Я хочу быть умным и знаменитым, как папа, и красивым и сильным, как дядя Рэй…» — сказал однажды мальчик маме. Кэрол казалось, что Джек ревновал сына к Рэю, с которым у него отношения так и не сложились, но, не смотря на это, он не препятствовал их общению, считаясь с желаниями мальчика и не желая его травмировать, разлучая с горячо любимым дядей. Странно, как получилось — Куртни была для него бабушкой, он ее так и называл, а Рэй — дядей. Видимо, даже у ребенка не поворачивался язык назвать его дедушкой. Рэю по-прежнему нельзя было дать больше тридцати лет, он выглядел молодым цветущим мужчиной в самом расцвете сил. Зрительно разница в возрасте между ним и Куртни увеличивалась. Куртни выглядела на свои года, оставаясь ухоженной, тщательно следившей за собой женщиной, медленно, но неизменно стареющей. Рэй, словно ей назло, в этом ее не поддерживал, заставляя жену чувствовать себя рядом с ним старухой… Только взгляд выдавал его истинный возраст.

Квартира Даяны очень понравилась Кэрол. Девушки сидели на газетах прямо на полу, так как вокруг были только голые стены, а мебель полностью отсутствовала, и пили шампанское, отмечая новоселье. Хотя, новосельем это пока трудно было назвать. Только спустя три месяца, обставив квартиру новой мебелью и приведя ее в жилой вид, Даяна пригласила ее и Джека на официальное новоселье. Джек, как и следовало ожидать, отказался. Кэрол тоже не поехала, зная, что муж останется недоволен, если она пойдет на праздник без него, да к тому же Патрик заболел, и у Кэрол появилась правдивая и веская причина остаться дома. Даяна не обиделась.

Поднимаясь на лифте в одиночестве, Кэрол смотрелась в зеркало на стене, проверяя макияж и поправляя волосы. Руки ее дрожали от волнения и крайнего возбуждения. Она все еще не могла поверить в то, что Тимми жив, до сих пор находясь в шоковом состоянии. Чудеса в ее жизни случались редко, а такие — и подавно. Жизнь отбирала у нее дорогих людей, но не возвращала. И вдруг такой щедрый подарок! Ей не терпелось узнать, что к чему, увидеть его, посмотреть, каким он стал. В ее памяти и воображении он все еще оставался маленьким мальчиком с ангельской внешностью, и, как не старалась, она не могла представить себе его другим, взрослым мужчиной. Ей с Даяной по двадцать шесть лет, ему, следовательно, двадцать четыре. Она представляла, как встретится с ним… Узнают ли они друг друга, или годы сделали их друг для друга неузнаваемыми? Помнит ли он ее, их дружбу? Не винит ли ее в том, что случилось в парке много лет назад, когда он стал жертвой Убийцы, заступившись за нее маленьким мальчиком, как винила себя она сама? Что почувствует она, кого увидит — абсолютно чужого незнакомого человека или ее горячо любимого братика, друга, каким он для нее когда-то был, ее Тимми, о котором так страдала и горевала до сегодняшнего дня? Она обнимет его и поцелует в щеку, как делала в детстве, когда его щечка была нежной, гладкой и мягкой. Даяна ничего толком не объяснила, сама пребывая в шоке.

— Он сейчас в душе, приезжай, устроим ему сюрприз, — сказала она и бросила трубку, уверенная в том, что Кэрол так и сделает. Она не ошиблась.

Кэрол уже была здесь. Подойдя к двери ее квартиры, она в каком-то оцепенении нажала на кнопку звонка.

«Этого не может быть, — крутилось у нее в голове. — Она меня разыгрывает. Я ее убью».

Дверь распахнулась и на шею Кэрол бросилась ликующая Даяна.

— Боже, мне так страшно, — прошептала она, зажмурившись. — Ущипни меня, Кэрол, чтобы я поняла, что не сплю… что у меня снова есть брат…

— И ты меня ущипни. Если ты не подшутила надо мной.

— Подшутила? — Дяана отстранилась и взглянула на нее изумленными глазами. — Ты что, спятила? Разве я могу этим шутить?

— Я не могу поверить, — оправдывающимся тоном сказала Кэрол.

— Понимаю тебя, потому что я — тоже. Входи же, чего торчишь на пороге?

Схватив Кэрол за руку, она втащила ее в квартиру.

— Где он? — шепотом спросила Кэрол.

Улыбка вдруг растаяла на ее лице и Даяна растерянно посмотрела на подругу.

— Он ушел. Видишь ли, я не выдержала и сказала, что ты едешь сюда, а он… сбежал. Пойдем, выпьем кофе.

Даяна повела ничего не понимающую Кэрол на кухню.

— Сбежал? Но почему?

— Чтобы с тобой не встречаться.

На лице Кэрол появилось недоуменно-обиженное выражение.

— Как же так? — шепнула она подавлено. — Хочешь сказать, что он сбежал от меня? Почему? Он меня ненавидит… из-за того, что произошло тогда в парке?

— Что? Нет, при чем здесь это! Он тебя не ненавидит. Просто он очень изменился, Кэрол. Очень, — в голосе Даяны промелькнула затаенная грусть, что означало, что эти изменения пришлись ей не по душе. Она замолчала, разливая горячий кофе в маленькие чашечки из автоматической кофеварки.

— Пойдем в гостиную, — проговорила она, беря в руки одну из чашек.

Кэрол поднялась и, захватив кофе, последовала за ней, с трудом сдерживая слезы разочарования.

В глаза бросилась разложенная на софе мужская одежда и открытые чемоданы на полу. Подойдя ближе, Кэрол с удивлением увидела среди рубашек и джинсов военную форму.

— Я начала разбирать его вещи, — сказала Даяна, сгребая одежду в охапку, и перенесла ее на широкое кресло. — Присаживайся. Некоторое время он поживет у меня, и я выделяю ему эту комнату. Он еще не решил, останется ли он в Лос-Анджелесе, или обоснуется в другом месте. Хочет купить себе квартиру. Но я его больше никуда не отпущу. Уговорю приобрести квартиру здесь, как можно ближе ко мне.

— А это у него откуда? — все еще стоя у софы с чашкой горячего кофе в руках, Кэрол указала пальцем на форму.

— А-а, это форма. Он солдат. Был.

— Солдат? — Кэрол ошеломленно опустилась на софу, вдруг вспомнив свои сны во время забвения в больнице. Надо же, какое совпадение!

— Десантные войска, сержант. Он так сказал. Я в этом не очень разбираюсь.

— Он служил в армии?

— Не знаю. Он сказал, что он наемник. Вроде как служит по контракту. Подписывает договор и отправляется на войну, как на работу, за которую, по его словам, неплохо платят.

— На войну? — глаза Кэрол расширились от изумления, она еще раз посмотрела на форму, пытаясь представить того нежного ласкового белокурого мальчика, этого ангелочка, в этой форме, на войне, с оружием в руках. Нет, она не могла совместить это в своем воображении.

— Тимми — наемный солдат? — с сомнением переспросила она.

Даяна глубоко вздохнула.

— Представь себе. Такая вот профессия. Я же говорю, он совсем другой теперь. Он позвонил в дверь, а я его не узнала. Стоит передо мной здоровенный парень в потрепанных джинсах и какой-то нелепой рубашке, с чемоданами у моих дверей, позади него сидит огромный пес, пялится на меня, и этот так смотрит на меня, что я подумала, что это какой-нибудь сумасшедший поклонник и хотела уже захлопнуть дверь и вызвать полицию. А он улыбнулся и говорит мне «Привет, сестренка». Я присмотрелась, и чуть в обморок не свалилась. Потом набросилась на него с ругательствами и угрозами вызвать полицию. Естественно, что я не поверила. Он мог быть просто похож на Тимми, но он не мог быть им… я так думала. А он и говорит «Какая ты стала красивая! Не то, что я … ». И тогда я поняла, что это на самом деле он. Эта собака… собака Блейз… она его изуродовала.

— Изуродовала? — голос Кэрол осип от ужаса. — Сильно?

Даяна удрученно опустила голову.

— Он был бы очень красивым, но его лицо обезображено шрамами. И не только лицо. Это ужасно. Когда он вышел из душа в одних штанах, я увидела его шею, руки и торс… а он специально сделал так, чтобы я увидела, и грустно так улыбнулся. «Видишь, какая насмешка судьбы. У такой известной топ-модели и такой уродливый брат. Я скоро уеду, и никто не увидит нас вместе, не волнуйся». А я обозвала его дураком и сказала, что он самый красивый на свете, а шрамы мужчину только украшают и делают интереснее. «Да, может быть, но не такие» — ответил он. И мне стало так его жалко. Не будь этих шрамов, он был бы само совершенство! — Даяна в отчаянии посмотрела на подругу. — Я поняла, что он очень закомплексован, стыдится этих шрамов… И, мне кажется, что он избегает женщин. Скованный какой-то, замкнутый, молчаливый, вытягивала из него почти каждое слово. Даже меня стесняется, робеет, что ли… Как не родной. Чужой, отстраненный, холодный даже. Взгляд какой-то настороженный. Может, отвык просто? Виделись-то еще детьми.

— Может быть. Так ты думаешь, что он не захотел встретиться со мной только из-за внешности? Постеснялся?

— Да, наверное. Не обижайся на него. Представляю, какого ему…

— Главное, что он жив, — твердо сказала Кэрол и, вспомнив про остывший кофе, сделала глоток. — Я не обижаюсь. Только скажи ему, что зря он так… со мной. Хотя, то, что мы дружили в детстве, вовсе не означает, что мы друзья теперь. Если он не хочет, я не стану настаивать. Просто передай ему, что я очень рада, что он жив.

— Передам. Но вы еще обязательно увидитесь, я уверена. Дадим ему немного времени, пусть обвыкнется, обоснуется… Он же только с войны, наверное, еще не осознал, что здесь нет врагов и не надо стрелять. Несколько лет подряд провел на войне. Представляешь, ушел с пистолетом. Спрятал под майку и пошел себе гулять по городу. И эта его собака следом поперлась. И зачем он ее с собой притащил? Теперь вся квартира псиной провоняется, — Даяна скривилась, сморщив нос. — Ну, да ладно, пусть… Похоже, он очень любит этого пса, и тот, как вроде, умный, дрессированный, Тим, как с человеком, с ним разговаривает. Тим назвал его Спайком. И это немецкая овчарка. Улавливаешь смысл? Помнишь, как Спайк Эмми спас ему жизнь и как он горевал о собаке?

Кэрол кивнула.

— Я переживаю, — вздохнула Даяна. — Вдруг арестуют за этот пистолет, или, того хуже, натворит чего!

— Не переживай. Он же понимает, где находится, — успокоила Кэрол.

— Понимает! А вдруг зацепит кто, а он возьмет и голову ему прострелит, по привычке просто?

Кэрол с изумлением на лице смотрела на подругу, снова позабыв про кофе.

— Знаешь, ты вот говоришь, а я слушаю и не могу представить, что ты говоришь о Тимми, — призналась она. — Как наш ангелочек может взять и вот так запросто кого-нибудь «по привычке» убить? Что это за привычка такая страшная? Может, ты преувеличиваешь? Если он служил в армии, это вовсе не означает, что он убивал. Он сам тебе об этом рассказал?

— Нет.

— Ну, вот видишь! Сама себе навыдумывала всякие страсти и сидишь, боишься.

— Тогда зачем он взял с собой пистолет?

— Не знаю. Но уверена, не для того, чтобы кого-нибудь пристрелить во время прогулки. Может, он продать его хочет.

— Хорошо бы, — вздохнула Даяна. — А то у меня мурашки по коже от него. Знаешь, мне даже как-то не по себе. Словно это не Тимми, а кто-то другой. Если бы ты его увидела, ты бы меня поняла. Не знаю даже, что меня больше шокировало — то, что он жив, или то, каким стал.

— Так может, это и не он? — осторожно проговорила Кэрол. Даяна бросила на нее быстрый взгляд.

— Он, даже не сомневайся. Во-первых, внешне мы с ним очень похожи. Во-вторых, он знает и помнит то, что мог знать только Тимми. Это он.

— Где же он был столько времени? Почему только сейчас дал о себе знать? Он тебе рассказал?

— Вкратце, — откинувшись на спинку софы, Даяна приготовилась рассказывать историю Тимми. — Я, конечно, потом расспрошу у него поподробнее, и тебе все расскажу. В общем, он говорит, что, когда на него напал Убийца, поблизости была одна старуха, которая все видела. Помнишь, он как-то жаловался, что его преследует какая-то сумасшедшая?

— Помню, — кивнула Кэрол. — Он ее очень боялся. А мы не обратили на это внимания. Эмми еще посмеялась над ним, обозвав трусишкой. Он очень оскорбился.

— Да. Так вот, когда сестры Блейз сбежали, оставив свою собаку догрызать Тимми, а ты свалилась в обморок, эта старуха сумела отогнать собаку и забрала Тимми к себе домой. Там она его выходила, сама. Как оказалось, в прошлом она была известным хирургом, а после смерти сына немного помутилась рассудком, опустилась, стала пить. Как говорил Тимми, она только на вид казалась такой страшной, а на самом деле была безобидной несчастной старухой, сломанной горем. Она преследовала его, потому что он напоминал ей сына. Она, как выразился Тимми, сшила его по кусочкам, потому что собака его изрядно порвала, и не позволила умереть. Она прятала его у себя дома, а, когда он немного окреп, увезла в Израиль, на свою родину. Тимми плохо помнит этот момент. Говорит, что она все время колола ему что-то, объясняя, что это для того, чтобы ему не было так больно. Говорит, что когда действие наркотика заканчивалось, он начинал терять сознание от боли, — глаза Даяны наполнились слезами, когда она представила себе страдания Тимми. — У него было переломано несколько костей, порваны ткани на лице и теле, разорвано горло, в результате чего были повреждены голосовые связки. Когда она увезла его за границу, он все еще был в бинтах, с наполовину перебинтованным лицом, и не мог издать ни звука. Как она умудрилась вывезти его из страны, он не знает. Он был в таком состоянии, что не мог ей помешать. Только позже, когда старуха умерла, он нашел у нее документы на усыновление, всякие справки о его рождении, отказе от него родителей, пребывании и воспитании в приюте. Причем, старуха дала ему другую фамилию, с которой ему пришлось жить много лет, так как, кроме фальшивых документов, которые раздобыла для него старуха, других у него не было. Вот он и жил с ней, деваться ему некуда было. Как я поняла, он неплохо относился к этой старухе, не смотря на то, что она его похитила. С жалостью и сочувствием о ней говорил. Она его очень любила, просто души не чаяла, жила им. Пить перестала, начала следить за собой. В общем, стала снова нормальной женщиной, только немного странной, устроилась на работу санитаркой в военный госпиталь. Все свои сбережения, накопленные еще во время врачебной практики, потратила на операции по восстановлению голосовых связок и лечение в госпитале, в результате чего он снова мог говорить. Определила его в школу. Тимми смирился, понимая, что вернуться домой, по крайней мере пока, ему не удастся. Но вскоре посещать школу отказался, не выдержав издевательств и насмешек детей, стал прятаться от людей дома, гулял только в безлюдных местах, где никто не таращил глаза на его шрамы.

Когда ему было пятнадцать, старуха умерла, а его усыновила какая-то богатая вдова. Но он не захотел с ней жить и сбежал, украв у нее свои документы. Стал бродягой, — Даяна удрученно замолчала.

— Бродягой? — поразилась Кэрол. — Но почему он не захотел жить с этой вдовой? Ведь он мог погибнуть на улице!

— Значит, почему-то не захотел. Он не сказал, почему. Но что-то там было, что-то такое, о чем он не хочет рассказывать, — Даяна задумчиво накручивала пепельный локон на палец. — Я все равно у него вытяну, почему он предпочел улицу своей новой опекунше.

— Наверное, она плохо с ним обращалась, — предположила Кэрол.

— Тогда зачем делать из этого тайну? Так бы и сказал. А то глаза спрятал, щеки покраснели. Может, она его домогалась?

— Бог с тобой, у тебя одно на уме! — махнула на нее рукой Кэрол. — Он же совсем мальчишка тогда был!

— Пятнадцать лет. Мы же не знаем, как он выглядел в этом возрасте, может, уже и не мальчишкой. Каждый по-разному развивается и растет.

— Но зачем взрослой женщине домогаться такого молоденького парня?

— Люди разные бывают, — пожала плечами Даяна. — Кто-то тащится по тем, кто намного старше, а кто-то — наоборот. А он хорош собой, несмотря на шрамы.

— Да ерунда все это! Опять ты сама себе что-то выдумываешь! Не поладил просто с этой женщиной, вот и сбежал.

— Настолько не поладил, что несколько лет шлялся по миру, собирая еду из мусорных баков и воруя вместо того, чтобы жить и горя не знать в хоромах одинокой вдовы? Сдружился с каким-то бездомным парнем-карманником, отправились с ним бродить по городам, на мир посмотреть. Так и шлялись по миру несколько лет, а потом вдвоем записались в армию, отправились на войну. По окончанию контракта получил деньги и вернулся в штаты, в наш городок. Стал меня разыскивать. Узнал, что бабушка давно умерла. А какие-то болваны сказали ему, что я погибла в пожаре, а ты стала калекой, и тебя забрал отец, потому что мать поместили в психушку. Вот, идиоты, хотела бы я знать, кто это все так напутал! — Даяна покраснела от злости и негодования. — Он так расстроился, что не стал больше ничего выяснять и снова уехал. Подписал новый контракт, снова взялся за оружие. Представляешь, ведь мы могли с ним так и не встретиться, считая друг друга мертвыми, если бы он не увидел мою фотографию в каком-то журнале. И он меня узнал! Представляешь, узнал! Он тогда лежал в госпитале после ранения. Попросил этого своего друга-карманника меня разыскать, но о нем ничего пока не говорить, потому что я все равно не поверю. Этот уличный проныра узнал не только мой адрес, но и адрес моего агента, и даже мой счет в банке! Тимми хотел сначала мне написать, а потом побоялся, что я не поверю его письмам, посчитаю, что меня кто-то разыгрывает. Решил, что лучше приехать самому, встретиться с глазу на глаз, чтобы я его увидела и поверила, что он не умер. После госпиталя ему пришлось вернуться на войну, потому что контракт был только подписан, да и денег хотел заработать, чтобы приехать ко мне не нищим и не становиться мне обузой. Стал пересылать анонимно мне деньги, чтобы помочь. И вот, наконец-то, приехал. Пришел ко мне и ошарашил. Вот все, что я знаю.

Некоторое время они молчали, задумавшись о невеселой истории их горячо любимого Тимми. Не удивительно, что он изменился. Никто не останется прежним после всего того, что ему довелось пережить. Улица и война меняют людей, оставляют свой отпечаток. Кэрол не могла представить себе его ни бродягой, ни солдатом.

— Кстати, — улыбнулась Даяна. — Этот карманник приехал вместе с ним. Похоже, они неразлучны. Тимми сказал, что он по уши в меня влюблен еще с тех пор, как разыскивал меня, и мечтает со мной познакомиться.

— Ну, и что ты на это ответила? — Кэрол тоже улыбнулась.

Даяна пренебрежительно фыркнула.

— Что я могла ответить? Сказала, что у меня уже есть мужчина. Не буду же я встречаться с этим бродягой и вором!

В голосе ее прозвучали надменные нотки и презрение.

— Надеюсь, ты не сказала так Тимми, — сказала Кэрол. — Он мог очень обидеться. Ведь он его друг. К тому же, Тимми был таким же бродягой.

— Конечно, я так не сказала. Я же не дура!

— Но ведь теперь они не бродяги. Они военные. А что планирует Тимми? Вернется в армию, или станет гражданским?

— В армию он не вернется. Не сможет. Комиссовали его после второго ранения.

— Чем же он будет теперь заниматься?

— Не знаю. Он сказал, что они с другом уже нашли работу.

— Какую? Насколько я понимаю, у них нет никакого образования.

— Не только образования, но и гражданства. Тимми хочет вернуть себе настоящую фамилию, доказать, что является гражданином Америки, получить новые документы. Спрашивает у меня, как можно это сделать, но я ничего в этом не понимаю и вряд ли смогу ему помочь.

— Я спрошу у Джека. Попрошу его помочь.

— Было бы здорово, — сдержанно ответила Даяна, спрятав большие синие глаза. Кэрол почувствовала, что упоминание о Джеке снова вызвало между ними неприятное странное напряжения.

— Расскажи мне еще о Тимми, — Кэрол перевела разговор с Джека на ее брата. Так было всегда. Слыша имя Джек, Даяна замолкала, а Кэрол пыталась сменить тему.

— Какой он из себя? — продолжила Кэрол.

— Высокий, — как-то растерянно ответила Даяна, словно думая о чем-то другом.

— Ты тоже не маленького роста, — улыбнулась мягко Кэрол.

— Ну, да. Не было б у меня подходящего роста, не было бы и моей карьеры. Родителя наши высокие были, и мама, и папа. Похожи мы с ним очень. Красивый. Фигура хорошая. Мог бы тоже стать звездой шоу-бизнеса… — она на секунду замолчала и грустно вздохнула, вспоминая, видимо, о его шрамах. — Голос у него как-то не подходит к внешности, тихий такой, сиплый, с надрывом, как простуженный. Наверное, из-за травмы голосовых связок. Взгляд серьезный, тяжелый стал, но улыбка такая же нежная. Кажется таким же светлым, чистым и обаятельным, каким в детстве был, помнишь?

— Все так же похож на ангела? — нежно улыбнулась Кэрол.

— Похож, только уже не на того ангела, только что спустившегося с небес, а на ангела, побывавшего в аду…

Кэрол напрягала воображение, пытаясь нарисовать себе его образ.

— Как жаль, что он ушел. Мне так хотелось с ним встретиться.

— Еще встретитесь, обязательно.

— Если хочешь, я могу помочь тебе приготовить для него комнату, — предложила Кэрол.

Даяна кивнула. Вымыв чашки на кухне, они занялись гостиной. Передвинули большой диван с середины комнаты к стене, переместили еще кой-какую мебель, чтобы Тимми было удобнее. Развешивая его одежду в шкафу, Даяна морщила хорошенький точеный носик.

— Надо срочно обновить его гардероб. Или у него абсолютно нет вкуса, или он не придает никакого значения тому, что надевать. Завтра же потащу его по магазинам, а все эти тряпки выброшу. Ой, что это?

Нащупав что-то в кармане брюк, она вытащила оттуда сложенный прямоугольником кусок газеты. Повесив брюки на руку, девушка развернула бумажку и побледнела.

— Кэрол, погляди, — Даяна подняла над развернутым обрывком газеты маленький прозрачный полиэтиленовый пакетик, в котором был какой-то белый порошок.

Кэрол подошла ближе, не отрывая взгляда от пакетика.

— Что это? — почему-то шепотом спросила она, словно боялась, что их кто-нибудь услышит.

Открыв пакетик, Даяна пальцем коснулась белого порошка, понюхала, потом решительно попробовала на вкус.

— Кокаин.

Обе они замерли, смотря друг на друга расширившимися глазами.

— Боже, — выдавила Даяна. — Он еще и наркоман!

— Может, это не его… — растерянно пролепетала Кэрол, в ужасе разглядывая пакетик. — Может, это его друг сидит на наркотиках…

Дрожащими руками Даяна поспешно завернула пакетик в газету, стараясь сделать так, как было, чтобы Тимми не заметил, что его разворачивали.

После нескольких попыток, она, наконец, удовлетворилась результатом и положила сверточек обратно в карман. Повесив брюки на вешалку в шкаф, она села в кресло и в отчаянии обхватила голову руками.

— Что же мне теперь с ним делать? — простонала она.

— Для начала просто с ним поговорить, — Кэрол присела на подлокотник кресла, стараясь выглядеть спокойно. На самом деле она была шокирована. Тимми — урод, Тимми — бродяга, Тимми наемный солдат, а теперь еще и наркоман! Не слишком ли для одного человека? Для мальчика, которого они знали?

— Но что я ему скажу? — проскулила Даяна жалобно.

— Спроси его об этом прямо.

— Думаешь, он вот так сразу признается, что он наркоман?

— Какой смысл ему скрывать? Ты все равно уже знаешь и со временем поймешь, правда это или нет. Главное, правильно начать разговор. Без упрека и осуждения, с участием, спокойствием и пониманием. Покажи ему, что любишь его, что он дорог тебе, что не станешь читать ему нравоучения и в чем-либо обвинять. Не дави, если не признается. Может, это действительно предназначено не для него. Постарайся сделать так, чтобы он подумал, что ты ему поверила, если он начнет все отрицать. А сама просто присмотрись к нему, понаблюдай, и скоро сама поймешь, солгал он или нет. А, кстати, где это ты научилась разбираться в наркотиках?

— Да у меня парень один был… я его потом бросила. Он кокаин нюхал. Я, конечно, не пробовала, но из любопытства изучила, что это такое. Кэрол, а если Тим все-таки наркоман, что мне делать?

— Я не знаю, — Кэрол удрученно покачала головой. — Все зависит от того, как он сам к этому относится. Если понимает, что нужно завязывать, и готов попробовать, то это хорошо. Тогда вопрос лишь в том, насколько сильно он уже успел подсесть на порошок и потребуется ли ему профессиональное лечение. А если он не захочет бросать, то ты вряд ли сможешь что-нибудь сделать. Разве что стараться его уговорить завязать.

Даяна тяжело вздохнула и откинулась на спинку кресла.

— Ой, так разнервничалась, что голова заболела. Ты не принесешь мне таблетки? — она бросила из-под длинных ресниц на подругу вдруг странно сверкнувший взгляд. — Они в спальне, в нижнем ящике комода.

Кэрол отправилась за лекарством, понуро опустив голову, искренне озабоченная Тимми. Присев у широкой кровати, Кэрол выдвинула нижний ящик и порылась в коробочке с лекарствами. Отыскав нужное, она закрыла ящик и уже хотела подняться, как какой-то странный блеск привлек ее внимание. Присмотревшись, она заметила, что из-под комода слегка выглядывает какой-то предмет, переливающийся серебряным блеском. Опустив руку, Кэрол осторожно вытащила его из-под комода. Это была ручка. Разглядев ее, Кэрол почувствовала, как вся кровь разом отхлынула от лица, а потом резко прилила обратно, отчего кожа запекла от неожиданного жара. Таблетки выскользнули из ее руки, но она даже не заметила этого, продолжая сжимать другой рукой серебряную ручку, которая начала дрожать в ее пальцах, грозясь выскочить.

— Не может быть, — прошептала она сама себе, и в изнеможении опустилась на пол, закрыв на мгновение глаза и прижав руку с зажатой в ней ручкой к груди, в которой лихорадочно забилось сердце. Ей стало вдруг тяжело дышать.

Несколько минут она так сидела, не двигаясь, с тяжело вздымающейся грудью и плотно сжатыми губами. Потом открыла глаза и снова взглянула на ручку, которая была ей, несомненно, знакома. Но мало ли на свете таких ручек, почему она решала, что она принадлежит именно ему, а не кому-то другому?

Это была очень дорогая ручка, выплавленная из серебра и украшенная брильянтом. Именно такую ручку она подарила Джеку на пятилетний юбилей их свадьбы, совсем недавно. Ему подарок очень понравился, и он не расставался с этой ручкой, насколько Кэрол знала. Но это не может быть та самая ручка. Она не могла находиться в спальне Даяны, под ее комодом для белья. И она зря так испугалась.

Подобрав с пола лекарства, Кэрол встала и, глубоко вздохнув, постаралась взять себя в руки. Зайдя на кухню, она набрала в стакан воды и вернулась в гостиную. Отдав Даяне таблетки и стакан, Кэрол протянула ей ручку.

— Смотри, я нашла это под комодом. Ты потеряла?

Отставив стакан в сторону, Даяна взяла ручку и стала внимательно разглядывать.

— Нет, это не моя.

Кэрол опустилась в кресло и зажала коленями дрожащие руки.

— Тогда, наверное, кто-то ее потерял, — как можно беспечнее сказала она.

— Наверное, — тихо отозвалась Даяна. — Тим в моей спальне не был, да и вряд ли у него может быть такая дорогая вещица. Остается любовник. Должно быть, он и обронил.

— Любовник, — сама не зная, зачем, повторила Кэрол, и сердце больно заныло у нее в груди. — А с кем ты сейчас встречаешься? Ты мне не рассказывала.

— А! — Даяна пренебрежительно махнула рукой. — Давнишний, я с ним еще до твоей свадьбы… второй, встречаться начала. Вот, до сих пор не отпускает. С квартирой мне помог, сама бы я ее не осилила деньгами.

— Состоятельный? — напряженно улыбнулась Кэрол, внимательно смотря на нее.

— Да, не бедствует, — Даяна закинула пару таблеток в рот и запила водой.

— А почему же замуж за него не выйдешь, раз уже столько лет вместе?

— Он женат, — неожиданно резко ответила Даяна и, порывисто встав, пронзила Кэрол пристальным злобным взглядом. Кэрол решила, что просто задела ее за больное, потому такая и реакция.

— А жена его знает о вашей связи? — ненавязчиво поинтересовалась она.

— Куда ей — дура дурой, дальше своего носа ничего не видит, — с откровенной неприязнью ответила Даяна.

— Понятно, — поколебавшись, Кэрол решилась на откровенность. — Представляешь, у Джека такая же ручка.

Пожав плечами, Даяна небрежно бросила ручку на стол.

— Надо будет вернуть. А может, если не помнит, где потерял, подарю ее Тиму. Ой, голова раскалывается, пойду, полежу, — она направилась в спальню. — Пойдем со мной, поваляемся, поболтаем.

— Я, пожалуй, поеду. Вдруг Тимми вернется, а я еще здесь. Он ведь не хотел со мной встречаться, — не без горечи добавила Кэрол.

— Все-таки обиделась. Понимаю, — Даяна бросила на нее потеплевший сочувствующий взгляд. — Подожди, не уходи. Я сейчас переоденусь и провожу тебя.

— А если Тимми придет…

— Я дала ему ключи, не волнуйся, — Даяна скрылась в спальне.

Глаза Кэрол невольно устремились на серебряную ручку. Поддавшись какому-то дикому безотчетному порыву, она схватила лежащую тут же на столе скрепку и кончиком прочной проволоки нанесла на поверхность ручки тонкую, едва заметную царапину. Потом, выронив и ручку, и скрепку из рук, она выскочила из комнаты.

Даяна проводила ее до такси и, прощаясь, вдруг крепко обняла.

— Я люблю тебя, сестренка. Очень люблю, — с чувством прошептала она и заглянула Кэрол в глаза каким-то страдальческим взглядом.

— И я тебя люблю, — улыбнулась Кэрол. — Поцелуй от меня Тимми.

Сев в такси, она чувствовала, что Даяна провожает ее взглядом. Обернувшись, она увидела, как та вытирает под глазами слезы.

Даяна не развеяла ее сомнения, даже наоборот. Казалось, она делала это специально. Случайностью ли было то, что она послала Кэрол за лекарствами, и что Кэрол нашла эту ручку, или это было подстроено? Могло ли быть так, что Даяна таким образом хотела ей на что-то намекнуть, на что-то, чего не могла сказать в лицо? Но зачем Даяне самой себя разоблачать, в таком случае?

Нет, этого не может быть. Даяна и Джек даже не знакомы. Даяна не могла соблазнить ее мужа. И Джек не мог, он любит ее, Кэрол… а Даяну терпеть не может. К тому же, Даяна сказала, что встречалась с этим мужчиной еще до того, как они с Джеком поженились. Если бы это был Джек, Даяна бы сразу позвонила похвастаться этим. Эта ручка принадлежит другому человеку, а Даяна, узнав, что у Джека такая же, и все еще тая в душе обиду, решила, наверное, помучить ее, заставить усомниться и подозревать Джека в измене. А может, даже поссорить их. Но за все годы их совместной жизни Джек ни разу не дал ей повода усомниться в нем. Ее подозрения нелепы и не поддаются никакой логике. Это все ревность. Джек верен ей. И ей должно быть стыдно за то, что ей даже в голову могло прийти такое безумие, такой бред. Вот бы посмеялся Джек, узнав об этом. И наверняка выразительно покрутил бы пальцем у виска, высказывая о ней свое мнение.

Безучастно разглядывая из окна такси проносящиеся мимо улицы Сан-Франциско, Кэрол мечтала поскорее оказаться дома. Она надеялась, что в их с Джеком гнездышке ее оставят все сомнения, все нелепые мысли, которые она никак не могла выкинуть из своей головы. День не казался уже таким радостным и добрым. Встретиться с Тимми так и не удалось, а то, что она о нем теперь знала, угнетало и смущало, потому что она так и не смогла заставить себя представить, что мальчик, которого она знала, и этот человек, о котором рассказывала сегодня Даяна — одно и то же лицо. На смену бурной радости, которой она отреагировала на воскрешение Тимми, пришли жалость и сочувствие. Сердце ее обливалось кровью, когда она начинала представлять все то, через что пришлось пройти Тимми, и маленьким мальчиком, и мужчиной. Война, два ранения, нанесшие какой-то непоправимый вред его здоровью, эти шрамы, которые, наверное, для молодого парня, просто самое настоящие проклятие, лишавшее его полноценной жизни, женской любви…

Кэрол надеялась, что все-таки встретится с ним, хоть когда-нибудь. Только если это случится, она уже будет готова к тому, что это будет не тот ласковый нежный Тимми, которого она так любила, а абсолютно другой человек. Маленький ангелочек все-таки умер тогда, в парке, а может быть, он умирал потом, медленно и мучительно, покидая сердце маленького мальчика и забирая невинный ангельский облик из его изуродованного тела.

Расстроенная и подавленная, Кэрол расплатилась с таксистом и поспешила домой. Почему-то она ощущала себя усталой и вымотанной, хотелось от души поесть, принять душ и упасть в кровать. Именно так она и собиралась поступить. Патрика привезут только вечером, так что она вполне может позволить себе поспать.

Окинув взглядом большой красивый дом, в котором она жила со своей семьей уже пять лет, Кэрол улыбнулась. Этот дом был свадебным подарком ей и Джеку от Куртни. Кэрол уже успела привязаться к этому месту, Джеку дом тоже нравился. Он продал свою квартиру, а домработницу забрал с собой в новый дом. Нора была уже не молодой вдовой, давно работающей у Джека и успевшая прикипеть к нему сердцем. Эта была маленькая и юркая чернокожая женщина, к тому же, она обладала железными нервами и всегда с поразительной невозмутимостью выслушивала упреки, если Джек оставался в ее работе чем-то недоволен. Выслушивала, приносила извинения, исправляла или никогда так больше не делала, беспрекословно подчиняясь хозяину. Но Джек редко бывал ею недоволен, а просто так никогда не придирался. Придраться к работе Норы было трудно. Кэрол сразу с ней поладила. Джек платил Норе высокий и щедрый оклад, тем самым демонстрируя, что ценит ее. Как-то разговорившись с ней, Кэрол узнала, что Нора никогда не болела пневмонией, а когда Джек пришел из госпиталя — и подавно, будучи здоровой и работоспособной. Нора еще очень тогда удивилась, когда Джек вдруг отправил ее в отпуск, да еще в такой момент, когда она ему была просто необходима. Женщина не на шутку перепугалась, подумав, что он решил подыскать ей замену. Заметив, что к нему каждый день стала приходить молодая симпатичная девушка, Нора совсем упала духом, посчитав, что он захотел взять на ее место помоложе и посимпатичнее. Но когда она позвонила Джеку и прямо спросила, нуждается ли он еще в ее услугах или ей стоит начинать поиски другого рабочего места, он рассмеялся и заверил, что никогда не отпустит ее. «Так надо, Нора. Отдыхай пока, я оплачу эти дни, как рабочие. Я позвоню и скажу, когда ты можешь приступить к работе» — сказал он ей тогда.

Кэрол, узнав о бессовестном обмане, лишь улыбнулась, простив Джеку эту маленькую ложь во имя того, чтобы она была рядом. Уже тогда он был к ней неравнодушен, раз так хотел ее присутствия, что обманом заманил в свою квартиру.

Вспомнив об этом, Кэрол почувствовала, как посветлело в душе, а всякие подозрения испарились. Она знала, что Джек любит ее. Она была в этом уверена. Джек, который никогда не считал нужным скрывать свое отношение к кому-либо, давно бы уже дал знать не только ей, но и всем остальным, если бы разлюбил ее. Может, в этом случае он и не бросил бы ее из-за своих идеологических семейных принципов, но ее жизнь тогда бы стала невыносима, Кэрол знала это. Она бы стала его тяготить и раздражать, Джек стал бы воспринимать семью, как ловушку, в которую угодил, и, не отличаясь сдержанностью, начал бы выплескивать свое недовольство и разочарование. Его глаза все еще светились нежной любовью, его поцелуи были такими же страстными…

Окончательно успокоившись, Кэрол почувствовала вину за то, что всего одной ручки и глупых козней Даяны хватило, чтобы она усомнилась в Джеке. В Джеке, который так много для нее сделал, который так старался быть хорошим мужем, так дорожил своей семьей. Ни за что он бы не поставил под угрозу их семью, в этом Кэрол была уверена.

Настроение ее приподнялось, а самочувствие чудесным образом вдруг улучшилось. И только теперь она заметила, что у дома стоит какая-то женщина. Увидев, как Кэрол подошла к двери, женщина бросилась к ней.

— Прошу прощения!

Кэрол повернулась к ней.

— Да?

Женщина вдруг смутилась и вся как-то сжалась под ее взглядом. Она была намного ниже Кэрол ростом, худая до изнеможения, и очень плохо одета, производя впечатление нуждающегося и нездорового человека. В руке у нее был большой чемодан на колесиках.

— Вы здесь живете? — почти жалобно спросила она.

— Да. А что?

— А Джек Рэндэл тоже здесь живет?

Кэрол насторожилась, внимательнее вглядевшись в незнакомку и пытаясь понять, что ей нужно. Женщина, заметив ее напряжение, засуетилась, видимо испугавшись, что девушка не захочет с ней больше разговаривать и уйдет.

— Вы, должно быть, его жена? А я… я его мама.

Кэрол опешила, оторопело уставившись на женщину. А что, если она лжет? Зачем матери Джека ни с того ни с сего понадобилось навестить давно брошенного и забытого сыночка? Прочитав сомнение на ее лице, женщина торопливо вытащила из сумочки фотографию и протянула девушке.

— Вот, взгляните. Это Джек, Джордж и я… правда, это очень старая фотография, — женщина выдавила извиняющуюся улыбку.

Взяв фотографию, Кэрол взглянула на нее. Действительно, на снимке был Джордж Рэндэл, только намного моложе, эта самая женщина, и мальчик лет одиннадцати, который, судя по внешности, вполне мог быть Джеком. Кэрол вспомнила его детские фотографии, и окончательно убедилась, что это он.

Продолжая держать фотографию в руке, Кэрол растерянно посмотрела на женщину.

— Здравствуйте, — изумленно выдавила она первое, что пришло в голову.

— Здравствуйте, — улыбнулась женщина. — Меня зовут Рамона, вы, наверное, знаете, Джек говорил.

— Кэролайн, — представилась Кэрол, подумав о том, что Джек никогда не говорил, как зовут его мать. Он вообще о ней редко говорил. Почти никогда.

— А Джек сейчас где? Чернокожая женщина в вашем доме сказала мне, что его нет.

— Джека нет в городе, он в командировке.

— Вот как? — Рамона огорченно сдвинула тонкие брови. — А когда же он вернется?

— Я точно не знаю, он представляет в суде интересы одного из своих клиентов, дело сложное, и не известно, насколько растянется процесс, — вежливо объяснила Кэрол.

Женщина растерянно мялась на месте, то сжимая, то разжимая пальцы на ручке чемодана.

— А вы не будете против, если я побуду до его возвращения у вас? — женщина бросила на Кэрол умоляющий взгляд и, видя, что девушка колеблется, смущенно краснея, добавила. — Все свои деньги я истратила на проезд. У вас такой большой дом, вряд ли я вас стесню.

— Дело не в этом… — Кэрол запнулась, а затем приветливо улыбнулась. — Конечно, проходите. Извините, что я сразу не пригласила, я просто не ожидала…

— Понимаю, — с умным видом кивнула Рамона.

Открыв двери, девушка пропустила гостью вперед.

— О-о! — восторженно протянула та, оглядывая просторный холл. — Как у вас хорошо!

Нора, лениво ласкающая щеткой из мягких пушистых перьев разнообразные фигурки зверей и всевозможные статуэтки, выстроенные на стеклянных полочках вдоль стены, ловко смахивала пыль с этих хрупких вещиц. Это была коллекция Патрика, которую постоянно пополнял Джек, привозя ему все новые экземпляры со всего мира. На полочках можно было найти как бесценную безделушку, так и довольно дорогую стоящую вещь, но сердцу мальчика были дороги и те и другие одинаково. Он так гордился своей коллекцией, что попросил родителей позволить выставить ее в холле, чтобы все, кто приходил в дом, могли видеть ее. Как-то раз, проводя тщательную уборку в спальне хозяев, Нора перебирала шкафы и нашла на одной из полок коробку, в которой оказалась завернутая в мягкий бархат гипсовая фигурка женщины, имеющей поразительное сходство с Кэрол. Когда Нора показала находку девушке, та вдруг побледнела и, выхватив статуэтку из рук домработницы, торопливо завернула в бархат. Но рядом был Патрик и успел заметить статуэтку. Бросившись к матери, он стал умолять показать ему ее. Кэрол уступила ему, не видя иного выхода. Если Патрик чего-то хотел, он сначала просил, потом умолял, а, если его просьба все-таки не удовлетворялась, глаза его темнели и он превращался в разъяренного и неуправляемого дьяволенка, вопящего, дерущегося и готового сокрушить все и всех вокруг. Подобные всплески агрессии и злобы он стал проявлять еще в пеленках, но это приписывали к обычным детским капризам. Но с возрастом вспыльчивость и агрессия росли, становясь все более неуправляемыми и жесткими, и родители его забеспокоились. В своем недовольстве мальчик проявлял не детскую жестокость, мог со всех сил ударить или укусить, будь перед ним свой или чужой. А его взгляд в такие моменты по-настоящему пугал взрослых своей дикой злостью, как у маленького звереныша, готового вырвать свое зубами и ногтями и разодрать каждого, кто попытается помешать. Его уже боялись сверстники, дети постарше, и даже взрослые, которые предпочитали сделать все, чтобы не разозлить его. Патрик был легким на руку, и Кэрол часто приходилось выслушивать упреки и жалобы поколоченных им детей. Патрик дрался жестоко, в основном нападая первым, не задумываясь о последствиях наносимых им телесных повреждений. Однажды он пятикилограммовой гантелей ударил какого-то мальчика по лицу, раздробив нос, выбив зубы и сломав челюсть. Шокированный Джек сумел замять скандал и унять конфликт, пометив пострадавшего в дорогую частную клинику, где мальчику был проведен ряд пластических операций лучшими хирургами страны, взяв на себя все расходы, а так же выплатив родителям ребенка огромную сумму в качестве компенсации за моральный ущерб в обмен за неразглашение случившегося. Пострадавшая сторона согласилась уладить конфликт полюбовно, взяла деньги и сдержала слово, и пресса так и не пронюхала о происшествии. А Патрик был анонимно поставлен на учет к частному детскому психиатру, и был вынужден посещать его каждую неделю. Если кто и мог справиться с этим ребенком, так это Джек. И только ему мальчик беспрекословно подчинялся, инстинктивно чувствуя, что отец намного сильнее и бороться с ним бесполезно. Джек не говорил это вслух, но Кэрол знала, он считает, что склонность мальчика к физическому насилию досталась ему от родной бабушки, Элен. А может, и от нее, Кэрол. Он не сказал об этом, но наверняка сравнивал драки сына с тем, что и его мама не гнушалась физических расправ в детстве, за что даже была исключена из школы. А случай с гантелей не мог не напомнить о случае с Буддой, которым Кэрол до смерти забила Кэтрин Френсис. Сам Джек всегда избегал драк, потому что драться толком и не умел и спортивностью не отличался. Но Кэрол не была согласна с тем, что у нее, как у матери, есть склонность к насилию. Он считала себя тихим и безобидным человеком… если упустить случай с Кэт. Но довести так, как ее, можно любого человека. Это было отчаяние, невыносимая боль, которые истощили ее и замучили до грани помешательства, требуя и не находя выхода… И они вырвались и обрушились на Кэт, которую Кэрол считала виновницей всех несчастий Мэтта. Словно вскрылся давно назревавший и невыносимо болевший гнойник в ее душе, и девушка медленно, но верно пошла на поправку. Теперь она казалась абсолютно счастливой и довольной жизнью. А драки в школе были только самообороной. Они с Эми никогда никого не били ни за что, и в основном, жертвами их расправ были сестры Блейз.

Физически Патрик был здоров и крепок. Явных психических отклонений психиатр пока не замечал, списывая поведение мальчика на счет испорченного излишними потаканиями семьи характера. В, общем, избалованный, эгоистичный, очень упрямый и излишне требовательный ребенок, не желающий идти на уступки и компромиссы, считающий, что в отстаивании своего все способы хороши. А жестокость свойственна всем детям, кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. Это немного успокоило его взволнованную семью. Психиатр продолжал работать с Патриком, считая, что нужно обязательно исправлять мальчика, пока его личность и характер окончательно не сформировались. Патрик ненавидел доктора и отказывался покориться, затаив в душе обиду на родителей, считая, что если они заставляют его ходить к психиатру, значит, уверены в том, что он сумасшедший. Потом он вроде бы смирился, поутих, став послушным и кротким, вспышки агрессии и злости прекратились. Кэрол и Джек радовались, принимая изменения в поведении сына, как положительный результат психотерапии, но доктора это не ввело в заблуждение. Он заверил их в том, что мальчик просто притворяется, будучи на удивление хитрым и умным для своего возраста, и пока прекращать сеансы нельзя, потому что доктор безрезультатно бьется о непробиваемость мальчика, как рыба о лед. Но Патрик спокойно заявил родителям, что доктор просто тянет из них деньги. Джек сменил трех психиатров, но все говорили одно и то же. В конце концов, Джек решился пока отменить визиты к психиатрам, боясь травмировать этим ребенка, который начал открыто называть себя сумасшедшим, и приготовился к тому, что родители скоро отправят его в психушку. Поведение Патрика изменилось к лучшему, и Джек предпочел поверить собственному ребенку, чем врачам. «Ребенок психически здоров, мы добивались того, чтобы психиатр повлиял на его поведение. Мальчик изменился, и психиатры ему больше не нужны», — говорил Кэрол тогда Джек. Кэрол не возражала, полностью доверяя мнению мужа. Неприятности с Патриком пока не повторялись. Он перестал бросаться на людей, истерик не закатывал. Если чего-то хотел, то просил с ласковой невинной улыбкой. Не известно, как остальные, а лично Кэрол от этой «ласковости» становилось не по себе, и она пугала ее еще больше, чем ранее яростные истерики, потому что от нее веяло неискренностью и холодом. На хорошеньком личике была нежная улыбка, он вежливо говорил своим сладким подкупающим голоском, но взгляд становился мрачным, холодным и таким же непримиримым, словно предупреждал, что если не будет так, как хочет он, он не простит и припомнит. В отличие от Джека, Кэрол предпочитала уступить, нежели разозлить и обидеть Патрика. Но иногда она заставляла себя отказывать. Почему-то Патрик мирился и не таил обиду, когда это делал Джек, но на маму всегда сердился, молча, выражая свою обиду и негодование только тем, что подолгу следил за ней злющими глазами. Словно он признавал авторитет отца, и не желал признать авторитет матери. Создавалось впечатление, что он готов был подчиняться только отцу, и никому больше.

Когда Патрик стал выпрашивать у нее статуэтку, чтобы поместить в свою коллекцию, Кэрол отказала ему, игнорируя недоуменный взгляд Норы и помрачневшее лицо сына. Уже много лет она прятала эту статуэтку от Джека, и это была единственная вещь, напоминающая о Мэтте, которую она держала дома, в спальне. Это было все, что осталось у нее после пожара, но Джек об этом не знал, а если бы узнал, она бы лишилась и этого.

Кэрол снова спрятала статуэтку, но на следующий день Джек с изумлением увидел вещицу в коллекции Патрика. Увидела и Кэрол.

— Папа, посмотри, что у меня есть! — подпрыгивал мальчик и, как ни в чем ни бывало, радостно улыбался, протягивая Джеку статуэтку. — Это же мама! Здорово, правда?

Джек кивнул, взяв статуэтку в руки. Сердце Кэрол замерло, когда она подумала, что он разобьет ее или сделает вид, что уронил.

— Мам, а кто ее сделал? — Патрик схватил ее за руку, подняв сверкающие глаза.

Джек метнул на нее ледяной взгляд. Кэрол растерялась, не зная, что ответить. За нее ответил Джек.

— Ее вылепил один больной психопат, который думал, что влюблен в твою маму…

— Ух, ты! — в восторге воскликнул мальчик, бросив на Кэрол восхищенный взгляд. — В тебя был влюблен настоящий психопат? Маньяк-убийца?

— Да, страшный маньяк, убивший трех девочек.

— Джек! — бледнея, воскликнула Кэрол.

— Но твоя мама его отвергла и вышла замуж за меня, а он от горя застрелился.

— Класс! Мама, какая ты смелая, что отвергла настоящего маньяка! А ты, пап, разве ты не боялся, что он тебя убьет?

— Конечно, не боялся.

— Какой ты смелый! А что он сделал с этими девочками? Наверное, он их сначала насиловал, а потом отрезал головы… или вообще по кусочкам резал, да? — со странной пугающей радостью предположил Патрик.

Джек нахмурился.

— Это ты по телевизору насмотрелся и наслушался таких ужасов?

— Нет, сам придумал. Так что, он отрезал им головы… живьем?

— Нет, ничего такого он не делал, — вмешалась Кэрол. — Папа пошутил, Патрик. Да, Джек?

Джек перехватил ее взгляд и упрямо сжал губы.

— Он не отрезал их головы. И тебе не надо об этом думать. Те, кто причиняют зло, всегда плохо кончают. Наоборот, нужно помогать людям, как я.

— А в школе один мальчик сказал, что ты маньякам помогаешь, а они выходят на свободу и опять убивают. Сказал, что его мама говорит, что тебя за это Бог покарает.

Джек покраснел.

— Нельзя верить всему, что тебе говорят, сынок. Люди бывают злые и любят говорить всякие гадости, чтобы кому-нибудь досадить. На, возьми свою статуэтку и поставь на место, — Джек отдал мальчику фигурку, игнорируя полный негодования взгляд Кэрол.

— Зачем ты так? — с горечью упрекнула она, когда они остались вдвоем.

— Я просто сказал правду. Если эта правда колет тебе глаза, то я ни при чем, — равнодушно отозвался Джек, не глядя на нее и выпуская в окно густую струйку дыма.

А однажды Кэрол услышала, как Патрик, показывая свою коллекцию друзьям, восторженно и с гордостью рассказывал, что фигурку, изображающую его маму, слепил больной психопат, маньяк-убийца, который живьем отрезал головы маленьким девочкам, а потом расчленял тела… Закрывшись в спальне, Кэрол долго плакала. Она любила Джека, но бывали моменты, когда она его ненавидела.

Она решительно забрала статуэтку у Патрика и отвезла ее на хранение Куртни, которая с молчаливым пониманием приняла вещицу. Куртни не стала ее прятать, наоборот, поставила ее на рабочем столе в кабинете, чтобы любоваться своей дорогой девочкой, которой ей очень не хватало. И однажды застала Рэя, разглядывающего фигурку и поглаживающего ее пальцами с такой чувственностью, будто он прикасался к живой женщине. Побагровев от ярости, Куртни отобрала у него статуэтку, обозвав больным придурком, и запретила заходить в кабинет.

А Патрик, лишившись самой интересной для него игрушки, в досаде перебил половину своей коллекции. Джек рассердился и перестал пока привозить ему фигурки. Поэтому вот уже два месяца на полочке не появлялось новых экземпляров. Патрик в обиде забросил коллекцию, даже не подходя к ней. Но Нора продолжала ежедневно проделывать одну и ту же кропотливую работу, заботливо, тщательно смахивая пыль с уцелевших фигурок.

Кэрол оторвала ее от этого занятия, попросив приготовить комнату для гостьи. Захватив огромный чемодан, Нора потащила его в комнату для гостей. Кэрол очень хотелось есть, так, что болел желудок, поэтому она отправилась на кухню, не дожидаясь, пока Нора освободится, чтобы подать обед. Разогрев еду, Кэрол проворно накрыла на стол и пригласила свою гостью присоединиться. Внимательно наблюдавшая за ней Рамона не отказалась и с благодарной улыбкой села за стол.

— Выпьете чего-нибудь? — предложила Кэрол.

— Спасибо, мне нельзя.

— Глоток вина.

— Ну, хорошо, только один глоток, — сдалась женщина, разглядывая покрытую пылью бутылку кроваво-красного вина. Обтерев бутылку полотенцем, Кэрол откупорила ее и разлила вино в бокалы. Ей ужасно хотелось выпить, наесться до отвала и забыться мертвецким сном на несколько часов.

— За наше с вами знакомство, — Рамона улыбнулась, приподняв бокал.

Кэрол улыбнулась в ответ и коснулась своим бокалом ее бокала. Она невольно заметила, что женщина сделала только один глоток, как и говорила, и поставила бокал, так больше к нему и не прикоснувшись. Зато мать Джека с аппетитом и удовольствием съела все до крошки, а потом попросила горячего крепкого чая.

Кэрол убрала со стола и заварила чай. Она чувствовала неловкость. Судя по всему, Рамона испытывала то же самое. Уже за чашкой чая, она попыталась завязать дружеский разговор.

— Вы очень красивы… — смущенно заметила она. — И прекрасный человек, это сразу видно. Джек выбрал себе хорошую женщину. Он всегда выбирал только самое лучшее.

— Спасибо, — застенчиво улыбнулась Кэрол.

— Давно вы вместе?

— В прошлом месяце отметили пятую годовщину нашей свадьбы.

— Дети есть?

— Сын. Патрик, — голос Кэрол переполнился нежностью. — Он сейчас с бабушкой и дедушкой, в парке гуляют.

— С вашими родителями?

— У меня нет родителей. Он с Джорджем и Куртни, женщиной, воспитавшей меня.

— Ваши родители умерли? — Рамона с сочувствием взглянула на нее черными, как угольки, глазами.

— Мама умерла. А отца у меня никогда не было, — спокойно ответила Кэрол.

Рамона глотнула кипятка и поставила чашку на блюдце.

— А Джек? Какой он теперь? Такой же упрямый и несговорчивый? — спросила она, не поднимая глаз. — В детстве с ним было нелегко. Как вы с ним уживаетесь?

Кэрол бросила на нее удивленный взгляд. Эта женщина говорит так, будто бросила своего ребенка только из-за того, что с ним было нелегко и они «не ужились».

— Джек дорожит теми, кого любит, делает все ради нас и ради того, чтобы мы были счастливы. Он очень умный и сильный мужчина, с характером, но это не мешает нам «уживаться» вместе.

— Любите его? Можете не отвечать, итак вижу, что любите, — Рамона глубоко вздохнула. — Он молодец. Им можно гордиться. Карьера, признание, известность, семья… Честно говоря, я не думала, что из него что-то получится… хорошее. Он всегда был злым мальчиком. У него никогда не было друзей. Он не прощал обид и всегда мстил. Он… и сейчас такой?

— Бывает, — уклончиво ответила Кэрол, прекрасно понимая, что скрыто под словами этой женщины. Ее интересовало, как отреагирует ее сын на встречу с ней. Но Кэрол не собиралась никоим образом вмешиваться в их отношения.

— А что он говорит… обо мне? — с мукой спросила Рамона. — Как относится? Что мне ожидать от него, милая девушка, скажи мне, ты же знаешь. Он… сердится на меня?

Кэрол молчала, разглядывая свою чашку. Что она могла ответить — что Джек ненавидит ее? Что обещал вышвырнуть за дверь, если она когда-нибудь к нему заявится? Понимает ли эта женщина, какую душевную травму нанесла ему, бросив его, забыв о нем? Сказать ей об этом? Что ее поступок навсегда лишил его доверия и уважения к женщинам, превратив в женоненавистника? Кэрол знала только двух женщин, к которым он питал уважение и благосклонность — Куртни и Кармен Берджес. Ну, и хотелось бы надеяться, что и она, Кэрол, была в числе этих исключительных женщин, хотя бывали моменты, когда она в этом начинала сомневаться. А его мать была источником всей его злости и ненависти, превратив его в ожесточенного и озлобленного человека. Это хочет услышать Рамона? Или она надеться, что брошенный сын бросится к ней с объятиями и слезами радости, забыв обо всем и простив только за то, что она все-таки вспомнила о нем? Этого Кэрол представить не могла.

— Скажите, зачем вы приехали? — тихо спросила Кэрол.

Рамона снова тяжело вздохнула.

— Я хочу попробовать наладить наши отношения… все исправить. Ведь он мой сын. И он нужен мне. И я ему нужна. Потому что мама всегда нужна. Вы со мной не согласны?

Кэрол внимательно посмотрела на нее.

— Я согласна, — она сделала ударение на том, что это только ее мнение. Но Джек был иного мнения. По крайней мере, он так демонстрировал. Но может быть так, что в глубине души он все-таки мечтал вернуть мать, ее любовь, как Кэрол всегда мечтала, не смотря ни на что. Не известно, как на самом деле он отреагирует, увидев ее, может вся спесь и обида сразу забудутся, и он не станет отталкивать мать. Простит ее, и они помирятся. Так бы поступила Кэрол на его месте. Но наладить отношения со своей мамой ей так и не удалось, Элен ненавидела и отвергала ее до последнего.

— Я надеюсь, у вас все наладится, — искренне проговорила Кэрол.

— Я тоже надеюсь, что все будет хорошо.

Они надеялись, потому что ни одна, ни другая не знали Джека до конца. Рамона не подозревала даже, как жестоко отомстил ей сын. Не знала, что три года назад, в один ясный солнечный день, он определил ее дальнейшую судьбу. Этот день ничем ей не запомнился, он просто смешался с множеством других дней, и она никогда о нем не вспоминала, не догадываясь, что он стал для нее роковым. В этот день она была записана на прием к дантисту для удаления зуба. Она была уже в кресле, когда доктора и медсестру срочно вызвали к главврачу. Она сидела спиной к дверям, разглядывая деревья за окном, и не слышала, как в кабинет кто-то вошел. Это был стройный мужчина в медицинском халате и хирургической маской на лице.

Подойдя к столику с инструментами, он остановился и пристально посмотрел на пациентку. Рамона повернулась к нему и улыбнулась.

— Вы замените доктора Смита?

— Нет, доктор сейчас придет и продолжит лечение, — ответил мужчина приятным, хорошо поставленным голосом. — Я пока приготовлю инструменты, чтобы не терять вашего драгоценного времени. Расслабьтесь, доктор Смит профессионал, он удалит зуб так, что вы даже не заметите. Главное, это анестезия. Один укол — и вы ничего не почувствуете.

Рамона снова откинулась на кресло и глубоко вздохнула, пытаясь унять нервную дрожь. Как бы не успокаивал ее этот приятный молодой человек с внимательными серыми глазами и уверенным голосом, она все равно боялась. Одно только слово — дантист, уже внушало ей ужас, и она с огромным трудом заставила себя сегодня прийти на прием.

— У вас есть дети? — мягко и слегка небрежно поинтересовался молодой человек, видимо, желая отвлечь ее от невеселых мыслей, беря со столика приготовленный шприц с анестезией.

— Да, у меня прекрасный мальчик, Шон, ему уже шестнадцать. Он мечтает стать врачом, — охотно поделилась Рамона, продолжая смотреть в окно.

— Прекрасно. Дети — это прекрасно.

Произнося эти слова, мужчина снял иглу со шприца и бросил в ведро для отходов, затем опустил руку в карман халата и достал маленькую пластмассовую коробочку. Открыв ее, он очень осторожно взял лежащую в ней иглу и надел на шприц, после чего положил его на место. Но ничего этого Рамона не увидела.

Коснувшись ладонью плеча женщины, он заглянул ей в глаза, когда она к нему повернулась.

— Желаю удачи, — сказал он, и по тому, как прищурились его глаза холодного стального оттенка, она поняла, что он улыбнулся под маской.

— Спасибо, — поблагодарила Рамона.

— Пожалуйста, — глаза его вдруг сверкнули странным недобрым огнем, он выпрямился и вышел из кабинета. А Рамона постаралась расслабиться, не без удовольствия думая об этом молодом докторе. Если бы все врачи были так обходительны и вежливы!

«Какой приятный молодой человек. Очень приятный», — подумала она. А взгляд, которым он посмотрел на нее напоследок… это ей только показалось!

Она не знала, что только что разговаривала с собственным сыном. И это был не Шон.