ГЛАВА 8.

Поднявшись рано утром, Кэрол первым делом решила все вопросы с организацией похорон Эмили, которые, с согласия матери девочки, были назначены на послезавтра. А потом ей позвонила Куртни и сообщила, что кремация назначена на сегодня, ровно в полдень. На вопрос Кэрол поедет ли она с ней, Куртни сухо ответила, что у нее неотложные дела. Кэрол положила трубку и некоторое время не двигалась, уронив голову на руки. Все. Она теряет свою Куртни. Из-за Рэя.

Ночью ее снова мучили кошмары, она плохо спала, и теперь чувствовала себя усталой, разбитой и раздраженной. Вчера она собрала почти все свои вещи, которые ей помог перевезти сияющий от радости Рэй в ее квартирку, подаренную Куртни. Она попросила его помочь ей с вещами, потому что чемоданы оказались слишком для нее тяжелыми, и она сомневалась в том, что сама дотащит их до своей квартиры, если возьмет такси. Свою машину она завести не смогла, и это разозлило ее еще больше. Поэтому она позвонила Куртни и попросила ее прислать Рэя с машиной. Взахлеб она рассказала Куртни о том, что случилось, не замечая, что кричит от переполнявшей ее обиды и ярости, выплескивая не умещающиеся в ней возмущение и негодование, вызванное Джеком.

— Я чуть не умерла от горя, а он забавлялся, забавлялся надо мной! Он заставил меня сказать, что я его прощаю, пообещать, что не брошу его! Он издевался надо мной, говоря о собственной смерти, о завещании, о том, что я буду богатой вдовой! Он мучил меня и смотрел, как я страдаю, как плачу, и если бы доктор мне все не рассказал, не известно, сколько бы еще он это со мной делал! И я ему верила, я опять ему верила! Он такой жестокий, такой подлый! Он опять меня обманул! А клялся, что никогда этого больше не сделает, клялся, зная, что уже это делает! Он никогда не изменится, никогда! — на мгновенье в ее голосе отразилось безумное отчаяние, как будто она хотела ему верить, но поняла, что никогда больше не сможет, и именно это заставило ее так отчаяться. Она злилась на него за то, что он отнял у нее эту крохотную надежду на то, что он искренне раскаялся и действительно хочет все исправить, попытаться быть с ней честным, что он по крайней мере хочет этого… Но ничего не изменилось. Их отношения он начал восстанавливать снова на лжи, и очень жестокой лжи. Боже, он ни в чем не знает меры, добиваясь того, что ему было нужно. Он даже не побоялся оговорить себя такой страшной болезнью, которая подстерегает его столькие годы, не побоялся говорить о смерти… А вдруг она услышит его и обрати на него свой взор? Ты меня звал? Вот, я, встречай…

— Он заставил меня лечь с ним в постель, прикидываясь напуганным и несчастным, нуждающимся в поддержке и забвении! — вопила Кэрол в бешенстве. — И я… после всего… я ему позволила! О-о, как же я его ненавижу! Какая же я дура, боже, Куртни, ну почему я такая дура?

Куртни, не перебивая, выслушала ее крики, понимая, что девушке надо сейчас выговориться и выплеснуть эмоции и чувства. Потом посоветовала успокоиться и взять себя в руки. А вскоре приехал Рэй и, не скрывая своего удовольствия от происходящего, погрузил ее багаж в машину, и с широкой улыбкой распахнул перед девушкой дверь.

— А где же твой «Астон Мартин»? — фыркнула Кэрол, находясь в преотвратительном расположении духа, и опустилась на переднее сиденье «Форда».

— А разве я тебе не говорил? Какой-то идиот зацепил меня, разнес к чертям габариты! Завтра я забираю машину из автосервиса. Слава богу, кроме долбанной фары все целое! — с досадой сказал он, явно принимая близко к сердцу неприятности со своей новой и при том обожаемой игрушкой.

Он отвез Кэрол в ее квартиру и помог затащить чемоданы.

— Может, поехали к нам, чего тебе здесь сидеть в гордом одиночестве? — предложил он, стоя в прихожей, потому что дальше девушка его не приглашала и, судя по всему, и не собиралась.

— Нет, не сегодня. Я очень устала. У меня был тяжелый день. Очень тяжелый. Я хочу только одного — выпить снотворного и не просыпаться до завтра, — подавлено отозвалась Кэрол. — Спасибо, Рэй. Ты можешь идти.

— Ты даже не угостишь меня чаем? — он легко улыбнулся, но взгляд его, не отрывающийся от девушки, был горячим и томным. Кэрол не могла его не заметить и сразу напряглась.

— У меня нет чая! — резко сказала она.

— Ну, тогда кофе.

— И кофе нет! У меня здесь ничего нет, потому что я здесь не живу! Не жила.

— Так я сбегаю в магазин, что-нибудь куплю, — не отставал он.

— Не надо… Рэй, ничего не надо! Я устала и хочу лечь.

— А чем ты завтра будешь завтракать?

— За углом кафе, там и позавтракаю, не беспокойся, — Кэрол прошла мимо него к двери и, приоткрыв ее, обернулась к нему. — Рэй, у меня завтра много дел.

Она увидела, как уголки его губ обижено поползли вниз, он подошел к двери и взялся за ручку. И вдруг захлопнул ее, прожигая девушку пристальным взглядом. Шагнув к ней, он заставил ее отступить и вжаться в стену.

— Рэй… не смей… уходи! — Кэрол почувствовала горячий прилив раздражения и злости.

— Ну, пожалуйста, — простонал он и погладил ее по щеке, наклоняясь к ее лицу и смотря в глаза, — пожалуйста, не будь такой жестокой. Не гони меня. Я так тебя люблю… так давно… мне кажется, уже целую вечность.

Кэрол собралась накричать на него, но он вдруг упал на колени и, обхватив ее ноги руками, прижался к ней со всех сил.

— Разве ты не чувствуешь, что создана для меня? Только для меня! Потому и нет тебе счастья с другими, и не будет! И я тоже буду несчастным. Мы оба будем несчастны, пока не соединимся вместе. Я и ты.

— Отпусти меня! Слышишь, сейчас же отпусти! — Кэрол схватила его за плечи, пытаясь оторвать от себя, но он не позволял. Схватив ее за бедра, он начал осыпать их страстными поцелуями. Кэрол почувствовала, как юбка ее поползла вверх, и вцепилась в его руки, чтобы помешать. Он прижал ее к себе и, скользнув под юбку, положил ладони на упругие ягодицы. Не позволяя ей отстраниться, он ласкал горячим ртом ее обнаженные бедра, насильно открытые его ласкам, и девушка не могла ему помешать, не в силах вырваться. Она лишь хватала его за мягкие золотистые волосы в попытках оторвать от себя, но он как будто и не замечал этого. Кэрол вскрикнула, услышав треск ткани, а спустя мгновенье он сорвал с нее порванные трусики и со стоном прижался ртом меж стройных бедер. Кэрол замерла, ощутив на себе его горячее дыхание, и на мгновенье веки ее сомкнулись, когда ее тело, помимо ее воли, вдруг откликнулось ему… Почувствовав неожиданную слабость, она расслабилась, позволив ему разомкнуть ее бедра. От его прикосновения ее бросило в жар, и желание разморило ее тело, но она резко взбрыкнулась и ударила его кулаком по голове. Он вздрогнул, но лишь еще сильнее ее сжал, не отпуская. Тогда Кэрол ударила еще раз и еще, и заколотила по нему кулаками, безумно испугавшись.

— Нет, нет! — хрипела она. — Отпусти! Отпусти!

Он быстро поднялся и снова схватил ее, теперь впившись в губы. Потом легко подхватил на руки и понес брыкающуюся девушку в спальню. Там, опустив ее на постель, рванул на ней блузку и набросился на полуобнаженную грудь, целуя пухлые выпуклости над белоснежными чашечками бюстгальтера. Кэрол вдруг перестала вырываться и замерла.

— Рэй, — чуть слышно позвала она дрожащим плачущим голосом. — Рэй…

Он поднял голову и, тяжело дыша, посмотрел ей в лицо.

— Не надо, пожалуйста… если ты меня действительно любишь… не надо.

Даже в темноте она увидела, как он побледнел, а лицо его перекосилось.

— Кэрол… это нечестно… — прохрипел он.

— Я не прощу тебе этого. Никогда. Хочешь взять меня силой, что ж, я не смогу тебе помешать. В этом не будет моей вины. А тебя я за это не прощу. Решай, что для тебя важнее — твоя похоть, или наши отношения.

Он замер, не двигаясь. Кэрол увидела на его лице выражение страдания. Потом он со стоном, похожим на рыдание, подскочил и вылетел из комнаты. Кэрол услышала, как отчаянно хлопнула входная дверь. Поднявшись с постели, она поправила юбку и пошла запирать дверь на замок.

Вернувшись в спальню, она легла на кровать и сжалась в комочек.

Тело била нервная дрожь. Она лежала и плакала.

Плакала, потому что сейчас поняла, что Рэй на самом деле ее любит.

Она невольно причиняет ему боль, заставляет страдать… его, того, кто однажды приехал и забрал ее в новую жизнь, жизнь, о которой она мечтала, того, кто стал самым родным и близким вместе с Куртни, кто всегда помогал, поддерживал, заботился. Да, они часто ссорились, и она злилась и сердилась на него много раз. Но она знала, что в трудную минуту он был незаменим, что он всегда поддержит ее, не смотря ни на что. Она вспомнила, как он заботился о ней после инсульта, как облегчал ее страдания своим легким веселым нравом, заставляя смеяться над собой и своими проблемами, относиться легче к трудностям, не унывать. Куртни всегда была требовательной и жесткой, она скупо проявляла свои чувства, свою любовь. А Рэй нет. Он был совсем другим. С ним было так легко, так хорошо, так уютно. Тогда ей было легче с ним, чем с Куртни. Он ничего не требовал от нее, ни сил, ни мужества, ни борьбы с болезнью и бессилием, но вместе с тем, не требуя, именно он поднимал в ней это мужество, и силы, и желание бороться.

Его легкомыслие и озорство помогли ей. То, что он не заострял внимание на ее болезни и над тем, что с ней происходит, превращая все в трудное интересное испытание, проверку на выносливость и стойкость, в игру. В игру, в которую она с удовольствием с ним играла.

Он был чутким и мягким. Он всегда знал, что нужно сказать, что сделать. Он всегда мог поднять ей настроение, развеселить, рассмешить. С ним было интересно. Порой, особенно в последнее время, Кэрол казалось, что она его ненавидит, злясь на него за то, что встал между ней и Куртни. Но на самом деле он был для нее самым лучшим, самым хорошим, самым надежным. И очень дорогим. Не отец, не брат, не любовник, не муж, не друг, не родственник. Кто же он для нее? Давно Кэрол задалась этим вопросом, но так и не могла найти на него ответ. Для нее он был просто Рэй. Странный, необычный. Ветреный и вместе с тем надежный. Легкомысленный и серьезный. Мальчишка и мужчина. Безжалостный с одними, и сердечный с другими. Кому-то причинявший без зазрения совести боль, а какого-то утешающий от всей души. Жертвующий кем-то ради себя, и приносящий в жертву себя ради другого… Как жесток и безжалостен он всегда с Куртни, и как мягок и добр с нею… И как видна эта разница, к которой он относится к ним обеим.

Она причинила боль им обоим, и ему, и Куртни, обоих сделала несчастными. И страдает от этого сама. Она приносит только одно несчастье, всем, кто рядом с ней. Где она — там боль и слезы, там горе и смерть. Она сама есть скопление боли, слез, горя и смерти. Это есть она.

Она погубила даже несчастную девочку-калеку. Не появись она в ее жизни, не отдай ей кольцо, не подъехала бы к ней эта девочка, чтобы его вернуть, не увидела бы Тима и не потеряла бы желание жить. Дороги ее и Кэрол пересеклись всего лишь на мгновенье, и этого было достаточно, чтобы путь девочки прервался, обрезанный, как от соприкосновения бумаги и ножа. Бумага — это жизненный путь девочки, а нож — путь ее, Кэрол. Она шла вперед и срезала все чужие дорожки, осмелившиеся с ней перехлестнуться.

Она заставила себя встать, постелить постель, и раздеться. И только она выпила снотворного и собралась снова лечь, как раздался требовательный звонок в дверь. Кэрол подкралась к двери и заглянула в глазок.

— Открывай, чего смотришь! — прозвучал за дверью раздраженный голос Джека. Кровь застучала у нее в висках, а дыхание стало тяжелым от нахлынувших на нее эмоций. Как он узнал? Нора… Только она могла позвонить ему и сообщить, что она собрала чемоданы и ушла. Ушла с Рэем.

— Уходи! — отозвалась Кэрол резко и неприветливо.

— Открывай, твою мать! Или я разнесу эту чертову дверь в щепки! — закричал он грубо, и Кэрол вздрогнула. Он в ярости, а она всегда боялась его в таком расположении духа. Она задрожала. В ушах ее вдруг зазвучал голос Элен, ломившейся в дверь ее комнаты:

— Открывай, дрянь!

А она сидела и тряслась от страха, моля Бога, чтобы она ушла.

Сейчас она почувствовала то же самое, словно вернулась в свое детство, в свою комнату, в которую пыталась вторгнуться опасность…

Боже, сделай так, чтобы он ушел.

Кэрол попятилась назад, отходя от двери.

— Ну, ладно. Тогда я сам открою, и пеняй на себя.

Кэрол услышала, как с той стороны задвигался в замке ключ, и окаменела, стоя перед дверью в одной ночной рубашке и тапочках. Она не пошевелилась, когда дверь резко распахнулась, и в прихожую влетел разъяренный Джек. Остановившись, он посмотрел на нее почерневшими глазами.

— Он здесь? — неожиданно тихо спросил он.

На лице Кэрол на мгновенье отразилась растерянность. И тут ей стало дурно, когда она представила, что было бы, если бы Джек пришел немногим раньше… или если бы Рэй не ушел. И дверь была не заперта. Да и все равно у него был ключ.

У нее сдавило дыхание, когда она увидела позади Джека свои разорванные трусики, лежащие у самого шкафчика для обуви. Он проскочил мимо, не заметив, но если он обернется и опустит взгляд…

Она смотрела на него, боясь отвести глаза, и не смотря больше на пол, чтобы он не проследил за ее взглядом и не увидел то, что привело ее в такой ужас. Боже, как она могла про них забыть!

Он прошел мимо нее, оттолкнув ее с дороги, вглубь квартиры, в спальню, потом в гостиную… Кэрол рванулась к двери и, схватив трусики, засунула в шкафчик. Подскочив, она обернулась и увидела, что он выходит из кухни. Резко остановившись, он сдвинул брови и прищурился, и, внимательно посмотрев на Кэрол, перевел взгляд на шкафчик. Сердце Кэрол ушло в пятки.

— Что это ты там спрятала?

Он подскочил к ней, прежде чем она смогла что-нибудь ответить, и, отшвырнув ее в сторону, упал на колени и распахнул дверцы шкафчика. Секунду он смотрел на несколько пар обуви, оставленные Кэрол здесь еще с тех пор, как она тут жила, потом стал хватать одну за другой и заглядывать внутрь. Наклонившись, Кэрол в ярости толкнула его в плечо и вырвала из рук туфлю.

— Хватит рыться в моих вещах! Убирайся отсюда, сволочь!

— Как ты меня назвала?

— Сволочь! Бессовестная лживая сволочь!

Он отвернулся и, схватив сапог, перевернул его вверх подошвой и встряхнул. С изумлением он посмотрел на упавший на пол комочек черных кружев. Кэрол наклонилась, чтобы схватить его, но Джек ее опередил. Развернув комочек, он побледнел, смотря на разорванные трусики в своих руках. А в следующее мгновенье Кэрол отлетела назад и рухнула на пол, отброшенная сильным ударом. Сжав трусики в кулаке, Джек поднялся и подошел к ней. Кэрол закричала от боли, когда он ударил ее ногой в живот.

— Шлюха! Я убью тебя!

Подняв ногу, он ударил ее подошвой туфли по плечу, как будто хотел раздавить. Кэрол снова вскрикнула, сжимаясь и прикрывая голову руками.

Джек вдруг отступил от нее и, откинувшись на стену, медленно сполз на пол. Еще раз взглянув на трусики, он в ярости отшвырнул их в угол и, упершись локтями в колени, спрятал лицо в ладонях.

Кэрол медленно поднялась и на трясущихся, не подчиняющихся ногах пошла в ванную, придерживаясь рукой за стены. Убрав руки от лица, Джек смотрел ей вслед.

Включив холодную воду, Кэрол склонилась над раковиной и стала умываться, смывая кровь с разбитого лица. Она тихо вскрикнула, когда сильные пальцы больно впились в ее тело и заставили разогнуться. Повернув ее лицом к себе, Джек вжал ее в стену и схватил за подбородок.

— Смотри мне в глаза! — прорычал он, ловя ее взгляд. — В глаза, я сказал!

Кэрол замерла, остановив взгляд на его серых, сосредоточенно сощуренных глазах, которыми он пытался проникнуть в ее мысли, в ее душу.

— Ничего не было… ведь так? — прошептал он, испепеляя ее взглядом. — Отвечай и не отводи глаз.

— Нет… не было… — выдавила Кэрол.

— А что было?

Она молчала, смотря на него сухими глазами, в которых не было и намека на слезы.

— Что было? — требовательно повторил он.

— Ты меня побил, а теперь спрашиваешь, что было? — губы ее скривились в усмешке.

— Да, чтобы определиться, отпустить тебя сейчас или утопить в раковине, — серьезно ответил он. — Ну?

— Тогда сначала сам утопись, если так жаждешь справедливости, — насмехалась Кэрол. Он побелел от бешенства, но она вызывающе смотрела на него, почувствовав, что страх оставил ее. Она устала бояться. Бояться матери, бояться всего на свете, а теперь и его. И не хотела мириться со своей участью быть все время битой, сначала матерью, теперь мужем. В ней вдруг закипела кровь, все внутри забурлило и выплеснулось наружу. Она попыталась оттолкнуть его, но у нее не получилось. Тогда она плюнула прямо ему в глаза и, воспользовавшись его замешательством, с яростным воплем ударила его кулаком по лицу, потом между ног, и когда он согнулся, сцепленными руками по затылку. Со всей накопившейся в ней обидой и злобой, не за эти несколько дней, а за всю жизнь. Она вдруг вспомнила, что умеет драться, что когда-то с успехом колотила сестер Блейз. Эмми учила ее этому, учила для того, чтобы она могла постоять за себя, чтобы не позволяла себя бить и обижать. «Не бойся ударить, не бойся причинить боль, — говорила ей Эмми. — Бей так, как будто от этого зависит твоя жизнь, со всех сил, бей туда, где будет больнее всего. Не позволяй себя бить, никогда и никому».

Схватив с полки стакан с зубными щетками, она разбила его о голову опешившего Джека, и выскочила из ванной. Заскочив в кухню, она схватила с подоконника вазу и, развернувшись, бросила ее в забежавшего следом мужа. Он успел прикрыться руками, и ваза угодила ему в плечо, разлетевшись на сотни осколков.

— Прекрати! — закричал он. — Ты что, спятила?

Кэрол схватила табуретку и со всех сил запустила в него.

— Убирайся! Убирайся из моего дома, мразь! — крикнула она, хватая вторую табуретку и, выставив ее ножками вперед, бросилась на Джека. Он вскрикнул, когда ножки с силой врезались в его тело и, не удержав равновесия, упал на пол. Перехватив табуретку за ножки, Кэрол занесла ее над головой и без колебаний опустила на Джека, целясь в голову, но он поднял руки и перехватил табуретку. Отбросив ее, он схватил Кэрол за руки и рванул вниз, заставляя упасть на пол. Она пронзительно закричала, но в ее голосе была только злость и ярость. Прижав ее к полу, Джек крепко сжал ее запястья, не позволяя вырваться.

— Успокойся! — прикрикнул на нее он. — Хватит! Дура, ты что, убить меня хочешь?

— Да, да, хочу!

— Не ори, а то сейчас соседи полицию вызовут! Вот чокнутая! Вся в мамашу свою бешенную! — он крепко ее сжимал, придавив к полу, не давая пошевелиться. Кэрол тяжело дышала, испепеляя его неприязненным взглядом.

— Ну, все, выпустила пар, теперь успокаивайся, — голос его прозвучал неожиданно мягко и ласково. — Подрались, теперь можно и поговорить.

— Слезь с меня! — зарычала она.

— Нет, когда буду уверен, что ты не попытаешься опять размозжить мне голову углом табуретки, тогда и отпущу. А пока лежи смирно.

Они некоторое время не двигались, неотрывно смотря друг на друга и продолжая тяжело дышать после яростной схватки. Ноздри Кэрол вздувались от ярости, губы кривились и дрожали, она напрягалась, пытаясь столкнуть его с себя. А на лице Джека отражалось любопытство и удивление.

— Не знал, что ты умеешь драться, — с усмешкой сказал он. — Ничего себе, слов просто нет! А еще не знал, что в тебе столько злости и жестокости.

— А, по-твоему, во мне должны кипеть радость и добродушие, когда меня бьют? Я не позволю тебе, ублюдок! Кто ты такой, чтобы поднимать на меня руку? Убирайся отсюда! Какого черта ты приперся, тебя никто сюда не звал! Проваливай к своей обожаемой любовнице!

— Если ты не расскажешь мне, что происходило между тобой и Рэем, я сейчас поеду к Куртни и продемонстрирую ей эти порванные трусики. Я ничего ей не скажу, кроме того, где я их нашел и кому они принадлежат, пусть она сама делает выводы. Как ты думаешь, что она подумает? — холодно проговорил Джек.

Кэрол замолчала и перестала дергаться, лишь глаза ее сузились от негодования.

— Не надо. У меня с ним ничего не было.

— Я верю тебе. Я знаю, когда ты лжешь, а когда нет. Но ведь он все-таки порвал их на тебе… Почему же он остановился?

— Потому что я попросила.

— Потому что ты попросила?

— Да. И он отпустил меня и ушел. И он больше никогда ко мне не прикоснется.

— Да ну? А почему ты так в этом уверена?

— Потому что он не хочет, чтобы я его ненавидела. И он никогда меня не обидит. Он применял силу, чтобы соблазнить, но он никогда бы не изнасиловал меня. Соблазнить не получилось, потому он остановился и ушел.

Джек сжал губы в узкую свирепую полоску.

— Боже, как трогательно! Ты хочешь убедить меня в том, какой он благородный? Что-то мне не верится…

— Благородный или нет, но он ушел, а не взял меня силой, хоть и мог, зная, что я никогда и никому об этом не расскажу, а наоборот, сделаю все, чтобы Куртни не узнала!

Джек продолжал внимательно смотреть на нее.

— Я верю тебе, — сказал он. — Но я не верю ему. Поэтому я запрещаю тебе с ним общаться. Запрещаю и близко подходить к дому Куртни. Общайся с ней на работе, у нас дома, где угодно, только бы этого прохвоста не было поблизости. И не таращь на меня свои красивые глазки, я серьезно. Я тебя предупреждаю, Кэрол. Если я узнаю, что он к тебе приблизился… тогда не обижайся. Если не хочешь, чтобы он пострадал, держись от него подальше. Ты меня знаешь, Кэрол.

— Ты не смеешь, — прошипела она. — Я тебе больше не жена! Я подаю на развод!

— Развод ты никогда не получишь, моя милая, поэтому ты будешь и дальше оставаться моей женой. Ты всегда будешь моей женой, ясно? Я даю тебе время поостыть и успокоиться. А как перебесишься, возвращайся к нам с Патриком, мы будем очень тебя ждать. Да, милая, — улыбнулся он, видя, как она бледнеет. — Патрик останется со мной.

— Нет! Это мой сын!

— А я у тебя его и не отбираю. Возвращайся домой, и он будет с тобой. А разрушить нашу семью я тебе не позволю.

— Это ты ее разрушил!

— Нет. Я не ухожу, не бросаю вас. Это ты ушла, ты хочешь разбить нашу семью. Только я тебе уже говорил, что никогда этого не допущу, — глаза его вдруг вспыхнули страшным огнем. — И я не позволю тебе так со мной поступить! Бросить меня… Нет, скорее я тебя убью… Никто и никогда меня больше не бросит! Ты не сделаешь со мной то, что сделала моя мать! Ни одна женщина так со мной больше не обойдется, я поклялся себе в этом…

В сердце Кэрол снова вполз страх перед ним.

— Я не бросаю тебя, Джек. Давай просто разойдемся, это разные вещи, — примирительно проговорила она.

— Я не хочу с тобой расходиться. Я тебя люблю, и ты мне нужна. Мне нужна наша семья. И я готов на все, чтобы ее сохранить. Разве ты этого не поняла? Я оговорил себя болезнью, я пошел на это, чтобы удержать тебя… от отчаяния… ты должна понять. Ты не можешь сердиться на меня за это. Ведь мой ужасный поступок говорит только о том, как ты мне нужна. Настолько нужна, что я бы согласился заболеть на самом деле, чтобы ты не смогла уйти. Ах, Кэрол, не мучай меня, хватит! Пойдем домой. Пойдем домой, моя любимая, — он наклонился и со страданием на лице прикоснулся к ее губам.

— Вряд ли я смогу и до двери дойти. Ты отбил мне все внутри, — с затаенной злостью усмехнулась она.

— Думаешь, мне от тебя меньше досталось? — улыбнулся он, но потом обнял ее и прижался щекой к ее щеке. — Прости меня. На меня помутнение какое-то нашло, когда я подумал, что ты с ним переспала… Я чуть не свихнулся, честное слово. Мне стало так больно… так больно… Наверное, если бы это произошло на самом деле, я бы и вправду спятил.

— Я же не спятила. Больно, говоришь? Ну-ну… Может, теперь ты хоть чуть-чуть поймешь, что ты сделал со мной, и как больно мне.

— Я понимаю. Понимаю, что ты вправе меня ненавидеть… Только очень прошу тебя — не надо.

— Отпусти меня. Я хочу встать.

Он помог ей подняться, встревожено заглядывая в лицо.

— Где у тебя болит? Куда я ударил? Я даже не помню… Давай, я отвезу тебя в больницу, пусть врач тебя осмотрит.

— И что ты скажешь? Я избил свою жену, посмотрите, доктор, все ли с ней в порядке?

— Да, и заодно попрошу осмотреть меня, сказав, что и жена избила меня, — он улыбнулся, но как-то виновато, с раскаянием и болью. — Ну, хочешь, побей меня еще стулом. Сколько хочешь, бей, хоть до полусмерти, только прости меня.

— Я не хочу тебя больше бить. Я хочу, чтобы ты ушел. Просто уйди, Джек, ладно? — она оттолкнула от себя его руки.

— Но как я могу уйти… после того, что сделал? Нет, я не оставлю тебя. У тебя есть аптечка? Нужно обработать ссадину. У тебя до сих пор кровь течет, — он наклонился, внимательно всматриваясь в ее лицо, и слегка коснулся припухшей щеки.

Кэрол отвернулась, с трудом разлепляя отяжелевший веки. Тело налилось слабостью и тяжестью. Это действовало снотворное.

— Я в порядке. Пожалуйста, Джек, уходи, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Убирайся!

Он выпрямился. Лицо его окаменело.

— Хорошо, я уйду. Я не буду на тебя давить. Поживи здесь столько, сколько тебе нужно, чтобы успокоиться. Но знай, что у тебя есть только один путь — домой. Я не скажу Патрику, что ты ушла от нас. Он будет думать, что тебе срочно потребовалось уехать в важную командировку. Мы будем ждать тебя, так что не задерживайся. Я беспокоить тебя не буду. Я понимаю, что тебе тяжело, и тебе с этим нужно справиться. Помни, что мы любим тебя. Что я тебя люблю. Но не дай Бог сюда сунется Рэй… Или к тебе приблизится кто-нибудь другой. Клин клином вышибать не советую. Если к тебе хоть пальцем прикоснется мужчина… я даже не знаю, что я сделаю с тобой и с ним. Все поняла?

Кэрол повернулась к нему с тревогой на лице.

— А Рэй… ты же ничего ему не сделаешь?

— Если честно, я бы убил его только за то, что он смеет тебя желать… Но я не хочу, чтобы ты страдала и ненавидела меня, если я это сделаю. Я не трону его, но только ради тебя и ради того, чтобы у нас с тобой все наладилось. Но не заставляй меня передумать. Он будет жить только, если между вами будет сохраняться достаточное для моего душевного спокойствия расстояние. Если тебе не удастся держать его на таком расстоянии, скажи мне об этом сразу. Тогда я просто увезу тебя и Патрика. Мы уедем в другой город, дабы мне не пришлось брать грех на душу. А ты знаешь, я возьму, если придется. Одним больше, другим меньше…

Равнодушно пожав плечами, он направился к выходу. Отыскав взглядом порванные трусики, он побагровел.

— Урод, — прорычал он в сердцах сквозь зубы. — Да как он посмел…

Обернувшись на остановившуюся позади него и слегка согнувшуюся бледную Кэрол, придерживающуюся за плечо, по которому он ударил, Джек окинул ее пристальным взглядом. Страшная ревность горячей волной окатила его с головы до ног, когда он представил, как к ней прикасался этот похотливый сукин сын. И в нем самом вдруг проснулось желание… Желание утвердиться в своей власти и правах над ней, своей женщиной. И напомнить о них ей.

Она растерянно посмотрела на него, когда он передумал уходить и решительно подошел к ней.

— Я уйду… но немного позже, — жестко сказал он и, схватив ее за руку, потащил в спальню. Кэрол начала яростно вырываться.

— Нет! Я не хочу! Я не буду! Убирайся, оставь меня в покое! — она отчаянно упиралась, пытаясь вырваться. — Как ты смеешь…

— Смею, — спокойно отозвался он. — Потому что ты моя жена. И забывать тебе об этом не следует.

Он подтянул ее к себе и, обхватив руками талию, приподнял над полом. Войдя в спальню, он бросил ее на постель, и стал торопливо раздеваться. Но когда он прилег рядом с ней, то с удивлением обнаружил, что она спит глубоким беспробудным сном. Решив сначала, что она притворяется, он начал ее тормошить и щекотать. Она ужасно боялась щекотки, но сейчас лишь поморщилась и перевернулась на бок. Джек прижался к ней сзади и обнял.

Вспомнив о снотворном, которое советовал ей принять, он улыбнулся. Нежным движением он откинул ее волосы на спину и заглянул в спокойное неподвижное личико. Поцеловав ее в висок, он зарылся носом в густые белокурые волосы и тяжело вздохнул. Он знал, что она сказала ему правду, он безошибочно определял, когда она лжет, и очень раскаивался в том, что сорвался и набросился на нее. Он сам не понимал, как мог это сделать и удивлялся, как и в первый раз, тому, что ударил ее, что сделал больно, ей, такой красивой, нежной, которую ему всегда хотелось защищать и оберегать, и которую он так нежно любил. А теперь страдал оттого, что поднял на нее руку, и злился сам на себя за то, что еще больше настроил ее против себя. И опять он зарекся, что никогда этого больше не повторится. Поостыв, он признал, что было бы еще большей глупостью принуждать ее к сексу, и то, что она уснула, не позволило ему совершить сгоряча еще одну ошибку.

Полежав с ней немного, он встал и оделся.

Она успокоится и отойдет от всего. Она вернется, потому что любит его. Потому что ей дорога их семья. И важно благополучие Патрика. Просто нужно дать ей немного времени. Не наседать, не давить, не принуждать, и тогда она сама вернется. Путь побудет одна, как хочет. Пусть почувствует, как он ей нужен, когда станет скучать по нему, по их дому. Пусть поймет, как ей всего этого не хватает, что она не готова все это потерять и так круто изменить свою жизнь, лишив себя всего — дома, семьи, любви…

Он потихоньку ушел, тщательно закрыв за собой на ключ дверь.

Кэрол осталась в одиночестве в своей квартире, продолжая спать глубоким беспокойным сном, укрытая одеялом заботливой рукой мужа…

А ночью ее мучили кошмары. Она видела плачущую Куртни. Она плакала так горько и безутешно, как будто чем-то сломленная, совсем не похожая на себя, «железную» леди. Кэрол пыталась ее успокоить и не могла.

— Это все из-за тебя! Из-за тебя! — стонала Куртни.

Она видела Рэя. Он стоял где-то далеко, как будто на скале, возле самого края обрыва. Стоял и смотрел вниз, опасно наклонившись вперед, над черной непроницаемой бездной. Вокруг него клубился темный туман, но сам он был освещен каким-то непонятным лучом бледного света, словно сверху на него светила луна или фонарь. Он наклонялся все ниже и ниже, и, казалось, вот-вот соскользнет в пропасть.

И Кэрол стала кричать ему, чтобы он отошел от края. Он обернулся и посмотрел на нее.

— Люблю тебя… Целую вечность… — расслышала она его далекий слабый голос. — Вечность…

А рядом еще с большей силой раздавались рыдания Куртни.

И вдруг Кэрол увидела Джека. Он подошел сзади к Рэю и толкнул его в спину. Рэй покачнулся и замахал руками, пытаясь сохранить равновесие и балансируя на самом краю.

— Кэрол! Не гони меня! — закричал он жалобно. — Кэрол! Кэрол! Это нечестно!

Кэрол отчаянно закричала, умоляя Джека отойти и не трогать Рэя. Но Джек снова толкнул его. Перед Кэрол появилась черна пелена, и она побежала туда, где была скала, отчаянно крича. Она звала Рэя, пытаясь понять, упал он или нет. И плакала от горя. По нему. По Рэю. Она вдруг со всей силой и ясностью почувствовала, как любит его, как не хочет потерять.

И резко остановилась, ощутив вокруг себя пустоту и бесконечное одиночество. Сердце наполнилось безумной болью и тоской. Она упала и разрыдалась. Она плакала так же горько, как только что плакала Куртни.

— Это все из-за меня! Из-за меня! — повторяла Кэрол ее слова. — Рэй! Рэй!

И вдруг кто-то приподнял ее и обнял. Она увидела Рэя. Он вытирал ее слезы, прижимал к груди, успокаивая. И она тоже его обняла и разрыдалась еще громче, еще отчаяннее.

— Не надо так убиваться, малышка, не надо… пожалей свое сердечко… — шептал он. — Куртни говорила, что ты настоящий воин. Ты должна быть сильной. В любой ситуации. Даже теперь.

А потом он стал шептать ей о любви, и она не смогла его больше оттолкнуть. Он стал обнимать ее и целовать, и она позволила ему это.

— Не гони меня… Не гони… Не будет тебе счастья… Не будет… Без меня…

До сознания Кэрол стал доходить какой-то странный звук. Он становился все настойчивее и громче, и она, очнувшись от тяжелого сна, слегка разомкнула веки. Звук повторялся. Это был звонок. Кто-то звонил в дверь.

Подскочив, Кэрол сонно огляделась, пытаясь понять, где находится.

Сообразив, что лежит в постели в своей квартире, она поспешно откинула одеяло и выскочила из спальни. Сердце ее бешено колотилось, все еще наполненное болью, которую она ощущала во сне. И она вдруг поняла, кого выбрала смерть на этот раз. Она думала, что это Джек, но это не он. Это Рэй. Было глубокая ночь, и Кэрол не могла предположить, кто мог к ней прийти. Джек исчез. Может, опять Рэй?

Наткнувшись взглядом на злосчастные трусики, она подхватила их и снова засунула в шкафчик.

Выглянув в глазок, она тихо вскрикнула от ужаса, увидев Куртни.

— О, Боже! — простонала она, поспешно открывая дверь.

Куртни медленно вошла и пристально посмотрела на нее. Кэрол широко раскрытыми глазами уставилась на нее, чувствуя, что голос пропал, и она не может пошевелиться.

— Что с тобой? — тихо спросила Куртни.

Кэрол не сразу поняла, о чем она, напуганная до смерти и одурманенная снотворным.

— Что у тебя с лицом? — повторила Куртни.

Девушка непроизвольным движением коснулась припухшей ссадины, только сейчас почувствовав боль.

— Это… это Джек приходил. Мы поссорились.

Тонкие губы Куртни превратились в свирепую полоску.

— Завтра же ты забираешь свои чемоданы и переезжаешь ко мне. Вы с Патриком будите жить у меня. И я этого подонка и на пушечный выстрел к тебе не подпущу.

— Но он сказал, что не отдаст мне Патрика, — жалобно пожаловалась Кэрол.

— Это мы еще посмотрим, — сурово отозвалась Куртни. — Так что завтра — ко мне, и без разговоров. Жить одна ты не будешь.

— Нет, Куртни, я не буду жить у вас, не обижайся, но… нет.

— Будешь. С Рэем мы разводимся, и он уйдет. Он уже подыскал себе жилье.

Кэрол вздохнула с облегчением, поняв из ее слов, что с ним все в порядке. Тогда что здесь делает среди ночи Куртни?

— Как разводитесь? — сникла Кэрол. — Ты что, согласилась дать ему развод?

— Да.

— Но почему? Ведь ты… ты же так его любишь!

Куртни ничего на это не ответила, лишь еще раз пристально на нее посмотрела.

— Ты одна?

— Да…

— Тогда можно я пройду?

— Проходи, — растерянно кивнула Кэрол, не отрывая от нее встревоженного взгляда. Куртни была холодна с ней, как никогда. Сердце заныло в ее груди, когда она увидела, как Куртни спокойно обходит комнаты, чтобы убедиться в том, что она действительно одна.

— Куртни, что-то случилось? — осторожно спросила она.

Она обернулась и взглянула на нее своими непроницаемыми черными глазами.

— Рэй не вернулся домой.

Горло Кэрол сдавил внезапный спазм.

— И ты… ты пришла искать его ко мне? — с трудом выдавила она, смотря на Куртни широко раскрытыми и заблестевшими от слез глазами.

Куртни снова не ответила. Кэрол низко опустила голову, не выдержав ее тяжелого взгляда, по которому никогда нельзя было догадаться об ее мыслях. Кэрол сжала плечи и обхватила их руками, коснувшись стены, и тихо сказала, не поднимая головы, чтобы Куртни не увидела ее слез:

— Он помог мне занести вещи и ушел.

Страх за него, покинувший ее на эти несколько минут, вернулся. Она испуганно взглянула на Куртни.

— Боже… с ним что-то случилось?

— Нет, не думаю. Наверняка валяется в каком-нибудь баре в пьяном беспамятстве, утопив свое горе в стакане, после того, как ты его отвергла, — все также холодно сказала Куртни с таким видом, будто знала все, что здесь произошло. — Или спит в объятиях какой-нибудь красотки, выместив на ней свою неудовлетворенную страсть.

Кэрол почувствовала, как краснеет. Слова Куртни, ее тон отозвались страданием в ее душе. Куртни ненавидит ее. И она не может и не хочет больше это скрывать. «Железная» леди устала быть железной, потому что за этим прочным панцирем скрывалось сердце женщины, такое же, как и у всех, которое умело и любить, и ревновать, и страдать.

Кэрол старалась выглядеть спокойной и не показывать своего отчаяния.

— Может, все-таки следует поискать его?

— Нет. Я никогда за ним не бегала, когда он пропадал, и не собираюсь, тем более, теперь.

— Куртни, думаю, на этот раз стоит. У меня плохое предчувствие. Ему грозит опасность, я чувствую. Я видела страшный сон…

— И из-за твоего сна я должна отправиться сейчас, среди ночи, искать его по городу, неизвестно где? — резко ответила Куртни. — Надо было оставить его у себя, раз так волнуешься, чтобы он не искал утешения в другом месте!

Кэрол не нашлась, что ответить, убитая происходящим.

— Завтра я жду тебя с вещами. Думаю, с Джеком нам придется побороться. Без меня он тебя просто раздавит. Как только Рэй объявится, я тебе позвоню. Извини, что побеспокоила. Спокойной ночи.

И Куртни ушла, высокая, прямая, гордая. И чужая.

Закрыв за ней дверь, Кэрол вернулась в постель, чувствуя себя полностью обессиленной. Тело ее болело, но эта боль была ничем по сравнению с тем, что творилось у нее в душе. Она думала о Куртни. Думала о Рэе. Панический страх за него сводил ее с ума. Где же он? Почему не пришел домой? Неужели с ним что-то случилось? Она вспомнила Мэтта, о том, что он покончил с собой. Нет, нет, Рэй не станет этого делать… из-за нее… Но он действительно мог напиться, а ведь он за рулем.

Ужасные картины одна за другой представали перед ее мысленным взором, а она гнала их прочь. Она горячо молилась за него, пока снотворное снова не сморило ее. Но и во сне она не нашла забвения. Страшные ведения преследовали ее и там, с еще большей силой и ясностью. Она просыпалась с криками и рыданиями, и снова забывалась…

— Рэй! Рэй! Рэй! — умоляюще звала она и во сне и наяву.

Ей казалось, что она сходит с ума. Опять.

А под утро позвонила Куртни. Услышав в трубке ее голос, Кэрол почувствовала, как остановилось ее сердце. Она молчала и ждала, потому что не могла вымолвить ни слова, ни звука.

— Кэрол, ты слышишь меня? Рэй дома, можешь не переживать. Один из его приятелей нашел его в какой-то забегаловке и притащил домой. С ним все в порядке, если не считать того, что он смертельно пьян. Пьян настолько, что больше похож на мертвого, чем на пьяного. Я никогда еще не видела его в таком состоянии. Что же ты с ним сделала, девочка?

Кэрол со стоном бросила трубку. Почему Куртни стала с ней так жестока? В чем, в чем ее вина?

Утром она чувствовала себя ужасно. Плечо и подбитый глаз болели.

Если бы не кремация, она бы ни за что не высунулась сегодня на улицу. Поговорив с Куртни, она заставила себя собраться с силами и, освежившись и взбодрившись в душе, села перед зеркалом, чтобы попытаться сделать как можно незаметнее унизительное повреждения на лице. Пришлось накраситься немного сильнее, чем обычно. Но макияж не помог. Придется надеть темные очки, благо день обещал быть солнечным. Кэрол причесалась и оделась во все черное. Замерев перед зеркалом, она долго смотрела на себя.

Ей очень шел черный цвет. Светлые прозрачные глаза становились ярче, распущенные волосы золотом переливались на красивой черной блузке с глубоким декольте. Узкая юбка подчеркивала стройную красивую фигуру. С некоторым недоумением Кэрол разглядывала себя, пытаясь понять, чем так привлекала Рэя. Что заставило его, такого ветреного легкомысленного мужчину, из всех женщин влюбится так именно в нее? У него были красивые женщины, Кэрол сама видела, во много раз красивее ее. Почему же он не полюбил ни одну из них, почему ему надо было влюбиться именно в нее и разрушить ее отношения с Куртни? Она вспомнила, что когда-то очень давно вот также стояла перед зеркалом в своей комнате в мотеле после их первой встречи и гадала, чем привлекла внимание такого роскошного мужчины? С тех пор многое изменилось в ее внешности, да и в ней самой. Теперь из зеркала на нее смотрела не худенькая девочка-подросток с узкими бедрами и плоской грудью, а взрослая женщина… очень женственная и довольно соблазнительная. Она была также красива, как и Элен. Только в Элен всегда бушевал огонь, а в ней преобладала нежность и какая-то загадочность. Она переняла от матери не только черты лица, но и фигуру. Привлекательную грудь, тонкую талию, широкие округлые бедра, длинные стройные ноги, гибкость и изящество. Кэрол часто казалось, что она просто превратилась в мать. Что Кэрол куда-то сгинула, и в ней возродилась Элен. А после смерти матери, ей стало казаться, что их сходство стало еще больше. И что-то от нрава матери тоже в ней было. Такая же бешенная, как мамаша, сказал Джек. И в чем-то он был прав. Неуравновешенность, жестокость и злоба сидели где-то в глубинах ее души. Переняла ли она их от матери, или нажила себе сама за свою нелегкую жизнь, наполненную обидами и болью, Кэрол не знала. Может, и то, и другое.

Кэрол не могла понять, почему Джек не хочет ее отпускать. Да, Патрик, семья, это, конечно, имеет для него большое значение. Но всему есть предел. Нельзя заставлять женщину, принуждать, ломать. Он без труда может найти ей замену, сотни замен. Может создать семью с той, которая будет перед ним преклоняться и любить таким, какой он есть, родит ему столько детей, сколько он захочет. Как Даяна, например. Ведь никто не разлучает его с Патриком, никто не хочет отобрать у него сына. Просто теперь они будут жить не в одном доме, а в разных. Но Кэрол не собиралась противиться их общению. Пусть общаются столько, сколько хотят. Пусть Патрик ходит к отцу, пусть остается с ним на неделю, на месяц, насколько захочет, а потом возвращается к ней. Пусть по очереди живет у нее, и у него. Главное, чтобы именно Парику было хорошо. Хотя Кэрол сильно сомневалась в том, что Джек сможет столько времени уделять мальчику. Работа, которую он ни за что и ни на что не променяет. И вряд ли Патрик захочет слоняться в одиночестве по дому, пока его отец на работе или в командировке. Надо поговорить об этом с Джеком, спокойно, без истерик и драк. Он должен понять, что все то, что он сломал, уже не восстановишь. Ее любовь, доверие, желание быть с ним, ее уважение и симпатию.

Сняв в шеи свой талисман с цветочком сирени, который ювелир превратил в изумительное украшение, она надела цепочку с крестиком. Накинув на плечи газовый черный шарфик с серебряными нитями, она надела солнцезащитные очки. Потом сняла с пальца обручальное кольцо, подаренное Джеком, и на его место надела кольцо, которое когда-то соединило ее с Мэттом.

Кольцо Джека она положила в коробочку и убрала в шкатулку с украшениями. Слезы вдруг выступили ей на глаза, но она совладала с собой и, поднеся руку к губам, поцеловала кольцо Мэтта. Она будет плакать о Мэтте, будет плакать всю оставшуюся жизнь, не стыдясь своей слабости, но она не прольет ни единой слезы из-за Джека. Она пообещала сама себе это. Хотя ей хотелось не только плакать, но и кричать от обиды и боли. Хотелось горько разрыдаться, когда пыталась замаскировать следы удара на лице, когда каждое движение руки отдавалось болью в плече. Она старалась подавить в себе страдания, но разжигала неприязнь и злобу, которые кипели в ее душе.

Звонок в дверь отвлек ее от горьких мыслей. Вздрогнув, Кэрол обернулась. Сердце забилось сильнее. Она осознала, что нервы ее напряжены до предела и готовы вот-вот разорваться. Она ощущала себя забитым со всех сторон зверьком, который не мог защититься от сыпавшихся на него ударов и с отчаянием и безнадежностью ждал очередного.

Глубоко вздохнув, Кэрол гордо выпрямилась и пошла открывать дверь. На пороге стоял посыльный с огромным букетом цветов.

— Для Кэролайн Рэндэл, — объявил он, смотря на нее с изумлением.

Кэрол улыбнулась, вспомнив, что на ней темные очки. Действительно, может показаться странным, что она в квартире ходит в солнцезащитных очках. Приняв букет, Кэрол закрыла дверь. Заглянув в открытку, она засунула ее обратно в цветы. Бросив букет на пол, она вернулась в спальню, взяла сумочку и проверила наличие документов и денег. Бросив еще один взгляд в зеркало, она поправила волосы и вернулась в прихожую. Захватив букет, она вышла и заперла дверь, не заметив, что на полу в прихожей осталась лежать выпавшая из букета открытка, в которой было написано красивым аккуратным почерком Джека «Прости меня. Я тебя люблю».

Выйдя на улицу, Кэрол без колебаний бросила букет в урну и, поймав такси, поехала в аэропорт. Сегодня ей многое надо сделать. Она плохо себя чувствовала, к тому же неловко, смущаясь из-за подбитого глаза, но постаралась не думать об этом. Это хорошо, что она не осталась дома, предаваясь своим горьким переживаниям. Хорошо, что Мэтт заставил ее сделать над собой усилие, встать и куда-то пойти. Сегодня она будет присутствовать как бы на повторных похоронах своего мужа. Так и должно было быть много лет назад. Но она не хоронила своего Мэтта. Может, потому она не знала покоя, потому он не отпускал ее, потому ее горе продолжало коррозией разъедать ее сердце… Станет ли легче, если она отдаст должное своему любимому?

Кэрол выбросила из головы все мысли о Джеке, о Куртни и Рэе. Она не хотела думать о них. Ей хотелось забыться, отстранившись от всего, оставшись в своих мыслях наедине с ним, воспоминания о котором причиняли ей самую жестокую боль, и вместе с тем были самыми сладостными, дорогими и желанными. Она никогда не гнала их от себя прочь, не пыталась забыться, сбежать мысленно от него. Нет. Наоборот, она стремилась к нему, чтобы сбежать от самой себя и от людей… От Джека, от Куртни, от Рэя.

Мэтт. Мэтт. Мэтт.

Бывали моменты, когда она мечтала о том времени, когда лежала в забытьи в больнице после инсульта. Мечтала оказаться в том мире, где она пребывала тогда, в мире, который ей подарило ее подсознание. Никогда она не была счастлива в реальной жизни, как тогда, в своих снах. С ней была Эмми. В том мире был Мэтт, живой, молодой, красивый, такой, каким она увидела его впервые. Она не хотела этой жизни, особенно теперь, когда от нее ничего не осталось. На этот раз она потеряла даже расположение и доверие Куртни, ее любовь. Ее безумная страсть к Джеку отравлена раз и навсегда, от ее нежных чувств к нему ничего не осталось. Она даже не желала его больше, а мысли о близости с ним вызывали в ней отвращение и бурный протест, стоило ей подумать о том, что он прикасался к Даяне. Она презирала саму себя за то, что тогда, в больнице, когда он обманом принудил ее заняться с ним любовью, она испытала и страсть и удовольствие, как и раньше, не смотря ни на что. Она знала, что даже теперь питает слабость перед ним, как было всегда. Но признавать этого не хотела, поклявшись себе в том, что никогда больше добровольно не ляжет с ним в постель. Как бы не старалась она этого не замечать, но ее и без того никогда не отличающаяся силой самоуверенность была подорвана и сломана изменами любимого мужчины. Ну и пусть. Она никогда и не пыталась мнить себя самой лучшей и кому-то самой необходимой. Так никогда не было. Даяна красавица, она знаменита и востребована в своей профессии, она многого добилась и ей есть, чем гордиться.

А она всего лишь дочь шлюхи, которая с шеи матери перепрыгнула на шею Куртни, а потом и Джека, и ничего собой не представляет. В ее жизни есть мало, чем похвастаться, зато много такого, чего она стыдилась и что пыталась скрывать. Ее всю жизнь презирали. Она ничего не добилась в жизни, а своим образованием и теперешней работой обязана только Куртни. Куртни, мужа которой она соблазнила. Кэрол часто казалось, что ей нет места в этой жизни, что не будь ее, всем было бы лучше. И это чувство было невыносимым. Она всегда удивлялась тому, почему такой мужчина, как Джек, выбрал ее в жены. Почему же она удивилась, узнав, что в его жизни есть другая женщина… или женщины? Такая, как Даяна — красивая, сильная, успешная, достойная… Не такая, как она, всего лишь жалкая неудачница, которая приносит одни только беды.

Ну и пусть. Она не требует ни любви, ни преданности, ни от Джека, ни от кого другого. И от Куртни тоже. Пусть только оставят ее в покое. Все.

Она решила, что не поедет к Куртни, не будет жить с ней, как она хотела. Нет. Она не заслужила такого отношения от Куртни, с которым она теперь с ней обращалась. Она не виновата в том, что Элен считала Рэя ее отцом, что однажды он приехал и забрал ее, в том, что ему вдруг приспичило убедиться в своем отцовстве, что стала объектом для его вожделения. Конечно, ее можно обвинить во всем. Пусть будет так, хорошо. Ее вина есть — в том, что своим существованием она портит другим людям жизнь. Тогда пусть оставят ее в покое. Одну, наедине со своей проклятой жизнью. Вернее, не совсем одну. С Патриком. Уж ему-то она не испортит жизнь? Или уже портит, расставаясь с его подлецом — отцом?

Пусть оставят ее в покое. Она будет жить с сыном и с тем, кому уже не может навредить. С Мэттом. В мыслях, в мечтах.

И Кэрол забыла обо всем, предаваясь воспоминаниям о нем.

А когда увидела новенький гроб, сердце ее пронзила старая, но не менее острая боль. Боль, которую она испытывала, рыдая над его бездыханным телом в самолете, высоко над землей, в небе. И она заплакала опять, так же горько и безутешно. Исчезли годы, которые прошли со дня его смерти. Она снова очутилась там, в том страшном дне. Только теперь она не могла взять его за руку, прижаться к его груди, поцеловать в губы, погладить черные густые волосы. Она не хотела знать, что там, под этой наглухо забитой деревянной крышкой. Там не было того красивого мужчины с сильным изумительным телом, каким он оставался даже после смерти, и каким она видела его в последний раз. Но все-таки там был он, ее Мэтт. А вскоре от него и того не останется. Пламя поглотит его.

Наблюдая, как гроб медленно въезжает в печь, Кэрол шептала молитвы, и просила прощение у Мэтта и у Бога. Но это было в последний раз, когда был нарушен его вечный покой, и именно ради этого она на это пошла. Она знала, что Мэтт бы не был против. Наверняка, душа его гневается и не знает покоя оттого, что Джек осквернил его могилу, перетащил так далеко от родного края его прах и продолжает угрожать его спокойствию.

«Джек не прикоснется больше к тебе, любимый. Никогда. Я тебе обещаю. Ты теперь будешь со мной. Всегда. И он не сможет больше нас разлучить», — думала Кэрол.

А когда ей в руки дали красивую урну с его прахом, она обняла ее и так прижала к сердцу, словно обняла самого Мэтта после долгой разлуки. А потом, когда на несколько минут осталась одна, поцеловала холодный мрамор, прижалась к нему щекой, что-то нежно и горячо шепча… ему, словно он был жив и мог ее слышать. Она знала, что он слышит. Потому что он теперь был рядом, в ее объятиях. Она снова могла обнимать и целовать его, могла с ним разговаривать. Могла прижимать к своему страдающему сердцу и чувствовать, что он снова рядом.

Аккуратно положив урну в заранее приготовленную сумку, Кэрол повесила ее на плечо и вышла на улицу. Солнце ослепило ее, и она улыбнулась, подняв лицо к небу. На какой-то миг спокойствие и умиротворение снизошло на нее. Что-то согрело вдруг ее беспокойную истерзанную душу. И это была всего лишь урна из холодного камня… Нет, это был Мэтт, нежный и ласковый, который обнял ее своей сильной рукой, согревая светом и теплом, которые всегда излучал при жизни, и защищая ее от всего мира.

«Все будет хорошо, мой котеночек. Я с тобой. Я никому не дам тебя в обиду. Пока я с тобой, тебе нечего и некого бояться, а я буду с тобой всегда. Я смогу тебя защитить».

Почувствовав прилив бодрости и сил, Кэрол решила заняться поисками сумасшедшей старухи. Прибыв в аэропорт, где видела ее в последний раз вместе с Мэттом, она принялась расспрашивать служащих, но никто ничего не мог ей сказать. Тогда Кэрол побродила по улицам близ аэропорта, и, наткнувшись на пару попрошаек, спросила у них о нищенке, вручив обоим по купюре. Женщина посоветовала ей обратиться к некой Изабелл, которая, по ее словам, знала всех и каждого, кто скитался на ее территории — стало быть, здесь — на протяжении пятидесяти лет.

— Я провожу тебя, — вызвалась незнакомка, и, Кэрол, кивнув, пошла за ней. Сердце ее билось от тревоги и страха, но она продолжала послушно идти за нищенкой в какие-то трущобы, стараясь не думать о том, что ее может там поджидать. Ограбят, изнасилуют, убьют. Все может быть. Но она не могла жить так дальше. Она должна найти эту старуху и получить ответы на вопросы, мучавшие ее всю жизнь. Даже если эта старуха ничего ей не скажет, она все равно должна попытаться.

И Кэрол шла вперед, прижимая к трепещущему сердцу сумку с урной. Она представляла себе Мэтта, высокого, сильного и крепкого, что он идет рядом с ней, и это позволяло ей справиться со страхом и сомнениями.

Внезапно незнакомка остановилась.

— Жди здесь, — коротко сказала она и юркнула за угол.

Кэрол застыла на месте, робко озираясь по сторонам. Она оказалась в узеньком грязном переулочке, заваленном мусором и отбросами. Ужасно воняло. Девушка вдруг почувствовала себя последней дурой, позволив завести себя сюда какой-то бродяжке…

Горло ее сдавил спазм ужаса, когда она увидела, как со всех сторон начали выползать грязные оборванцы, подкрадываясь к ней. Вжав урну в сумке в грудь, Кэрол продолжала стоять на месте, наблюдая за ними. Один из мужчин подошел к ней ближе всех и остановился, с любопытством разглядывая. Он походил на безнадежного пьяницу, грязного, заросшего щетиной и воняющего перегаром. Но глаза его смотрели ясно и трезво, и это оказались глаза молодого и, судя по взгляду, которым он смотрел на нее, еще не все пропившего мужчины. Видимо, помимо выпивки, у него еще оставались и другие потребности.

Кэрол невольно отступила назад, попятившись от него, напуганная его жадным взглядом.

— Эй, красавица, ты что, заблудилась? — довольно приветливо обратился к ней он.

Кэрол отрицательно качнула головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Нет? — изумился он. — Тогда что ты тут делаешь?

— Я пришла к Изабелл, — собравшись с духом, ответила Кэрол.

Ее ответ еще больше удивил мужчину. Остальные стали в замешательстве переглядываться.

— К Изабелл? Зачем?

Но ответить Кэрол не успела. Из-за угла донесся надтреснутый старческий голос, заставивший ее обернуться:

— Сгинь, Берни! И все вы — прочь!

К Кэрол медленно шла огромная толстая старуха, опираясь на костыль. Она была одета в поношенную, но чистую одежду, волосы были аккуратно собраны в пучок. Но и от нее исходил этот ужасный запах… запах немытого тела, гнили и спиртного. Остановившись напротив девушки, она подняла к ней свое сморщенное, изборожденное глубокими морщинами лицо. Ее маленькие гнойные глаза впились в Кэрол, словно два лезвия.

— Ну, что тебе надо от старой прилипалы? — резко и неприветливо спросила она.

Кэрол растерялась.

— От кого?

— От прилипалы. Старухи, которую ты ищешь. Мы зовем ее Прилипалой, потому что она все время пристает к людям со своими предсказаниями, хоть ее об этом и не просят.

— Да-да, мне нужна именно она, — оживилась Кэрол. — Пожалуйста, скажите, как мне ее увидеть?

— Зачем?

— Ее предсказания… я бы хотела поговорить с ней об этом. Когда-то она говорила мне страшные вещи… — сбивчиво начала объяснять Кэрол, но старуха ее перебила:

— Понятно. Что, сбылось?

— Да… Мне нужна ее помощь. Пожалуйста, скажите, где я могу ее найти! — взмолилась девушка.

— Какая тебе нужна от нее помощь, девочка? — все также неприветливо спросила старуха. — Ей бы самой кто помог… Иди домой, не доставай старую своими бреднями. Со своей судьбой справляйся сама, никто тебе здесь не помощник. Впрочем, что предначертано, того не изменишь. Так что не беспокой понапрасну Прилипалу.

— Она говорила, что я проклятая, — поспешно заговорила Кэрол, и в голосе ее появилось отчаяние. — Что она видела вокруг меня тьму и смерть… И это правда. Я хочу все изменить… чтобы перестали умирать дорогие мне люди. Хочу понять, почему это происходит. Может быть, она сможет мне помочь или хотя бы что-то объяснить. Пожалуйста!

Старуха пристально смотрела на нее бесцветными воспаленными глазами.

— Проклятая? — тихо переспросила она. — Она так говорила?

— Да.

Старуха попятилась от нее назад, в глазах ее промелькнул страх.

— Уходи отсюда, и никогда не возвращайся, — с угрозой в голосе прохрипела она.

— Вы верите в ее слова, так ведь?

— Да, только я не верю, я знаю. Все наши знают. Это только прохожие, на которых она кидается, принимают ее за сумасшедшую. Только она не сумасшедшая. Кто она, от бога или от дьявола, мы не знаем. Но она все видит, она все знает. И если она сказала, что ты проклятая, значит так и есть. Так что проваливай, твоего проклятия нам здесь только и не хватало!

— Где мне ее найти, скажите, умоляю!

— А почему ты в черном? — насторожилась старуха. — И что ты так прижимаешь к себе? Что у тебя там, в сумке?

— Это прах… прах моего мужа. Урна с его прахом, — торопливо объяснила Кэрол и, расстегнув сумку, показала старухе урну.

Та побелела и, отшатнувшись, перекрестилась.

— Боже… С тобой и правда смерть… Уходи отсюда, ради всего святого, уходи!

— Я не уйду, пока вы мне не скажите, где…

— Хорошо, я скажу! Только никогда больше не приближайся ко мне… проклятая смертью.

Старуха поспешно назвала адрес и исчезла за углом, ловко орудуя костылем. Кэрол тоже не стала задерживаться и поспешила выбраться из этих трущоб.

Приехав по нужному адресу, Кэрол оказалась в довольно приличном районе, вошла в аккуратный чистый дом и остановилась возле опрятной двери. Некоторое время она нерешительно стояла, сильно сомневаясь в том, что нищая старуха может здесь жить. Может, Изабелл дала неверный адрес, лишь бы поскорее отвязаться от нее? Почти уверенная в этом и уже расстроенная, Кэрол без особой охоты нажала кнопку звонка, решив все же убедиться в том, что старухи здесь действительно нет. И вдруг вспомнила, что даже не знает ее имени, чтобы спросить о ней. Не скажет же она человеку, который откроет ей дверь, что-то типа того — здравствуйте, не здесь ли живет Прилипала?

Пока она лихорадочно соображала, что говорить, дверь открылась и на пороге появилась высокая худая женщина. Кэрол застыла, смотря на ее обезображенное страшными ожогами лицо, а потом, спохватившись, смутилась и опустила взгляд.

— Кто вы и что вам нужно? — холодно и враждебно спросила женщина.

— Я ищу женщину… на вид ей около семидесяти лет, маленького роста, седая, светлые глаза. Она часто бывала возле аэропорта, просила подаяния и рассказывала прохожим об их судьбе, — сбивчиво, волнуясь, объяснила Кэрол и робко подняла взгляд на стоящую перед ней женщину. По выражению ее лица, Кэрол поняла, что женщина знает, о ком она говорит.

— Зачем она вам? — насторожено поинтересовалась она.

— Мне нужна помощь, — Кэрол не стала на этот раз вдаваться в подробности и говорить о том, что на ней проклятие, дабы от нее снова не поспешили избавиться. Но, к ее изумлению, женщина не стала больше задавать вопросов и отступила назад, молчаливо приглашая войти.

— Давно вы ее видели? — спросила она, когда Кэрол нерешительно остановилась в прихожей.

— Да, давно… шесть лет назад. Она говорила мне страшные вещи, а человеку, который был со мной, предсказала смерть. Он умер через несколько дней.

— А почему вы пришли теперь, спустя столько времени?

— Это трудно объяснить вот так, сходу… Боюсь вы не поймете. В моей жизни происходит что-то страшное и странное, я не могу это ни понять, ни остановить. Она говорила мне что-то об этом тогда, шесть лет назад, только я очень испугалась и убежала.

Женщина устремила на нее странный тоскливый взгляд и кивнула.

— Я тоже испугалась и убежала, — тихо проговорила она, — когда она сказала, что видит вокруг меня пламя. Если бы я тогда ей поверила…

Голос женщины наполнился болью и отчаянием.

— Вся моя семья погибла. Я пришла к ней за ответом, как сейчас вы, и она сказала мне, кто в этом повинен. Сказала, кто убил мою семью, кто поджег мой дом. Она рассказала мне об уликах, которые он оставил, и я смогла его посадить. Я забрала ее с улицы, теперь она живет у меня, я забочусь о ней. Вот уже три года, как она ослепла, но, пощади меня господь, она видит больше любого зрячего!

Женщина провела Кэрол по коридору и заглянула в одну из комнат.

— К вам девушка, за помощью и советом, — сказала она кому-то в комнате.

— Пусть зайдет, — услышала Кэрол знакомый неприятный голос старухи. — Только одна.

Женщина с улыбкой кивнула Кэрол и пропустила в комнату, закрыв за ней дверь. Девушка нерешительно остановилась, увидев сидящую в кресле-каталке старую женщину, ту самую, которую когда-то приняла за сумасшедшую. Теперь ее было не узнать. Сильно постаревшая, опрятная, причесанная, она производила впечатление добропорядочной и милой старушки. Только лицо ее было малоподвижным, отчего Кэрол в первый момент показалось, что перед ней восковая фигура, а не живой человек. Невидящий взгляд широко раскрытых выцветших глаз смотрел мимо, насквозь, как будто в никуда.

— А-а, — протянула старушка, словно узнала посетительницу. — Проклятые. Я же сказала, чтобы ты зашла одна.

Кэрол растерянно смотрела на нее.

— Так я одна.

Брови старухи слегка сдвинулись, а потом ее губы вдруг тронула лукавая улыбка, словно она что-то поняла.

— Да, конечно, — снисходительно согласилась она и вдруг противно захихикала, на мгновенье снова став похожей на ненормальную. — Извини, я забыла, что ты слепая… как и все остальные. Бери стул, садись рядом со мной. Твой приятель постоит.

Окинув взглядом комнату, Кэрол увидела табуретку и, поставив ее напротив старухи, села, настороженно смотря на эту странную женщину. Она и правда похожа на сумасшедшую, и Кэрол вдруг усомнилась в том, что она действительно обладает каким-то сверхъестественными способностями, а не больным рассудком.

— Вы помните меня? — с недоверием в голосе спросила Кэрол. — Но ведь вы даже не видите меня!

— Я тебя ощущаю. Тебя, и то, что вокруг тебя. И я помню, как ты выглядишь. Ты блондинка, красивая, голубоглазая, хорошо сложенная. И ты напугана, страдаешь. Дай мне свои руки, — старуха повернула руки ладонями вверх, и Кэрол осторожно положила на них свои ладони. Пальцы старухи слегка сжали ее кисти. — Как твое имя, несчастная?

— Кэрол. А ваше? Простите, но я даже не знаю…

— Габриэла. Но это не важно. Мое имя ничего тебе не даст. Что ты от меня хочешь, девочка?

— Вы говорили, что я проклятая, что вокруг меня тьма и смерть. Моя мать на самом деле прокляла меня в момент рождения, и люди рядом со мной умирают. Скажите, что вы видите?

— А что видишь ты?

— В каком смысле?

— Ты ведь сама видишь. Видишь то, что вижу я. Зачем же ты меня об этом спрашиваешь?

— Я вижу? — удивилась Кэрол. — Я вижу странные и страшные сны, всю жизнь, с самого детства. Вижу какой-то черный туман, желтые глаза. Иногда, во сне, мне кажется, что я общаюсь с мертвыми. Мои сны… я очень их боюсь. Безумно боюсь. Боюсь этого странного тумана. Мне кажется, он поглощает тех, кого я люблю. Я даже стала думать, что это смерть, потому что они на самом деле умирали. Может быть, я сильно впечатляюсь от этих снов, поэтому мне начинает казаться, что я чувствую беду и смерть. Но… но мои предчувствия еще никогда не оказывались пустыми. Мой муж называет это интуицией, и он верит в мое предчувствие…

— Можно называть это интуицией. Я назову это даром. Способностью видеть за гранью этого мира. Только ты не умеешь пользоваться этой способностью, она дана тебе, но не развита.

— Но откуда у меня это? — растерялась ошеломленная девушка. — Откуда этот дар, как вы говорите?

— Он перешел тебе от матери. Но у нее он слабо выражен. Не каждому по силам сосуществовать с подобным даром, не к каждому он подходит. Твоя мать как раз такой вот не подходящий экземпляр. Она зла и жестока по своей натуре, и эти качества лишь обострила не сложившаяся жизнь. Она сломалась. Эта тяжесть оказалась ей не по силам — и дар, и проклятие… это превратило ее в чудовище, сломало ее разум. То же может произойти и с тобой. Да, о проклятии… Вместе с этой способностью, даром видеть, мать передала тебе и проклятие. Не то, каким она одарила тебя при рождении. Настоящее проклятие, более сильное и серьезное. Оно пришло к ней, а потом и к тебе через поколения. Источник его я не вижу. Он слишком далеко. Знаю одно — у дара видеть и проклятия разные источники. Дар передается из поколения в поколение, и мужчинам, и женщинам. В какой-то момент на твой непростой род наложили проклятие. Такое проклятие не мог наложить простой человек. Ты веришь в ведьм? Не важно. Проклятие страшное. Сама в этом уже убедилась. Это как одинокий цветок посреди выжженного поля. Он стоит и наблюдает, как все вокруг него погибает в огне, который сжигает все цветы, кроме него одного… — старуха помолчала, словно мысленно наблюдая обрисованную ею картину, потом тихо продолжила. — Твоя мать прибавила к родовому проклятию и свое, лично для тебя. Это усугубляет. этом уже убедилась. Это как одинокий цветок посреди выжженного поля. Над тобою тяготеет и ее проклятие, и уже двойное, как я вижу. Твоя мать прокляла тебя еще раз с тех пор, как я тебя видела, прокляла перед своей смертью. Она прокляла не только тебя, но и твоего ребенка. Она умирала, проклиная и ненавидя тебя и твоего ребенка, — старуха закрыла свои слепые глаза, продолжая держать девушку за руки.

— Но почему? — голос Кэрол дрогнул. — Почему даже перед смертью… почему моего ребенка? Его-то за что?

Габриэла молчала. Взглянув на нее, Кэрол увидела, как дрожат ее веки, а рот приоткрыт.

— Ты хочешь знать? — тихо спросила она.

— Да, очень хочу.

— Я вижу человека… мужчину, белого, темноволосого, хорошо одетого… он в деловом костюме… Я уже видела его, с тобой. Он… он так и не послушал меня… не отпустил тебя… глупец…

— Это Джек. Он мой муж. Но какое отношение он имеет к тому, что моя мать проклинала меня и моего ребенка?

— О-о, он имеет отношение. И, думаю, тебе нужно об этом знать. Ведь это он убил твою мать.

— О чем вы говорите? Это не правда! — Кэрол хотела вырвать у нее свои руки, но старуха резко сжала их, не отпуская.

— Он наклоняется к ней и что-то шепчет на ухо, — продолжила Габриэла, не открывая глаз, брови ее сосредоточенно сдвинулись. — Я слышу… твоя мать забилась в судорогах… у нее сердечный приступ… она умерла.

— Нет, вы ошибаетесь! Вы врете! Когда она умерла, мы были в свадебном путешествии! И Джек не мог присутствовать при этом!

— Твоя мать умерла в тот день, когда ты видела ее в последний раз. Ты ушла, убежала, а он вернулся. Разве не так?

— Да, но он искал ключи…

— Нет, он убивал твою мать.

— Но ведь у нее был сердечный приступ…

— Он его спровоцировал. Возможно, он не думал, что она умрет, но он хотел заставить ее страдать. То, что он ей сказал… убило ее. Он сказал… сейчас, вспомню… «Кэрол сказала тебе неправду. Не хотела расстраивать. Она выходит замуж не за меня, а за Рэя. И ее ребенок от него».

Кэрол пораженно приоткрыла рот, чувствуя, как немеет лицо.

— Но… но зачем ему такое говорить? — выдавила она.

— Тебе лучше знать. Я лишь повторила его слова. Лично я могу предположить, что он хотел сделать ей таким образом очень больно, — старуха снова сосредоточено сдвинула брови. — Тебе нужно оставить этого человека. Он плохой, темный человек… в нем много зла… Проклятие притягивает к тебе зло, людей, способных убивать, но ты должна по возможности избегать этого. И таких людей. Вокруг тебя, в тебе, и без того достаточно зла… Этот человек, твой муж, отбирает жизни, он призывает смерть, а она и так частенько к тебе наведывается. Зря ты с ним связалась, ох, зря! Беги от него, и сына своего держи от него подальше. Твой сын, — старуха вдруг вздрогнула и в ужасе распахнула глаза. — Господи!

— Что? — побледнела Кэрол. — Что с моим сыном?

— Проклятый… нельзя допустить, чтобы он вырос… он не должен жить… Боже, несчастная, кого ты породила? Убей его! Убей, пока не поздно!

— Вы… вы сумасшедшая! Моему сыну всего пять лет, и он нормальный ребенок…

— Нет, он не нормальный ребенок. Впрочем, я знаю, ты все равно мне не поверишь. Тебе пока лучше не знать… ты все равно не сможешь ничего изменить… Послушай меня… тебе нельзя делать аборты. Ни в коем случае. Твои дети, они должны родиться. Они очень важны, очень.

— Какие дети? У меня не будет больше детей. Лучше скажите мне, что с Патриком? Что вы видите? Моему мальчику грозит опасность? Я чувствую, что что-то случиться, что смерть за кем-то пришла, но я не думала, что за Патриком…

— Нет, не за ним. С твоим сыном не случится никаких бед, и смерть не тронет его… он нужен ей здесь… — старуха задрожала. — Считай, что твой мальчик не уязвим. Как и ты. Смерть — ваше проклятие, но вас самих она не касается… до поры до времени. Я вижу твоего сына… Он станет очень красивым мужчиной… на редкость красивым… обаятельным, здоровым и сильным. И умным. Очень умным. Как его отец. И он переймет не только его ум, к сожалению. Поэтому мальчика нужно отгородить от влияния отца. Или… наоборот, отдай его отцу, все равно ничего уже не изменишь. Пусть растит свое маленькое чудовище… А ты позаботься о других своих детях, береги и защищай их, они не так не уязвимы, как твой старший. Но они нужны… Нужны для того, чтобы избавить мир от проклятия…

— Но я не собираюсь больше рожать! Я ухожу от мужа и…

— Я знаю. Знаю, что ты не будешь хотеть этих детей. Но ты должна их родить, понимаешь? Должна. Нельзя делать аборт. Патрик не должен быть один. У него должны быть братья и сестры. Так надо. Они остановят смерть. Ты полюбишь этих детей. И когда-нибудь вспомнишь мои слова и поблагодаришь за то, что не позволила тебе сделать ошибку и избавиться от них до рождения. Поймешь, что им предначертано и для чего они появились на этот свет. К тому времени меня уже не будет в этом мире. Но я буду наблюдать за тобой из другого… Поклянись мне, что не будешь делать аборты! Поклянись, или я не скажу, где притаилась смерть на этот раз.

— Вы знаете? Значит, я не ошиблась?

— Ты же сама говорила, что никогда не ошибалась в своих предчувствиях. Только ты чувствуешь, а я могу видеть. И я скажу тебе, чтобы ты попыталась этому помешать. Хоть я и считаю, что это бесполезно. Нельзя помешать смерти, когда она кого-то наметила.

— Нельзя? Значит, я ничего не могу изменить?

— А что ты хочешь менять? Судьбы людей?

— Но ведь это проклятие… мое проклятие, которое губит остальных.

— Да. И это нельзя изменить.

— А нельзя ли как-нибудь… снять это проклятие?

— Не знаю. Я лично сделать это не могу. Повторяю, я только вижу.

— Но что же мне делать? — в отчаянии прошептала Кэрол. — Неужели, я обречена всю жизнь хоронить дорогих мне людей? Но их ведь так мало… и я не хочу, чтобы они умирали из-за моего проклятия.

— Тогда оставь их. Исчезни из их жизни. Может быть, это позволит им жить дальше. Откажись от всех, кого любишь, и они будут жить. Порви с мужем, как бы он этому не противился. Порви, если хочешь, чтобы он тоже жил. Не позволь ему умереть, потому что его смерть понесет за собой страшные последствия, станет началом ужасного, пробудит дремлющее зло… Нельзя, чтобы он умер, нельзя. Сохранив жизнь своему мужу, ты изменишь судьбу собственных детей, в особенности Патрика. Может, тогда все обойдется.

— Я абсолютно ничего не понимаю из того, что вы мне говорите! Что я должна делать? Как может умереть Джек и как мне этого не допустить?

— Верь своим снам. Они дают тебе возможность узнать заранее. Научись их понимать. Правильно понимать. Научись использовать свой дар. Если я тебе сейчас расскажу, что и как, судьба просто обойдет тебя и слегка изменит свой сценарий, но задуманное все равно исполнит. Скажу одно — пока твой муж к тебе не приближается, он в безопасности. Впрочем, как и все остальные.

— Что же получается? Я должна быть совсем одна?

— Нет, почему же? Твои дети могут быть с тобой. Им ты никак не навредишь. Потому что они такие же, как ты. Ты передашь им и свой дар, и свое проклятие, кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. А еще есть человек… который тоже может быть с тобой. Он должен быть с тобой. Он поможет тебе и твоим детям, поддержит вас, защитит. Этот человек тебе нужен. Ты проклята матерью, а он, наоборот, благословлен своей матерью в момент рождения. Она умерла, но ее благословение осталось, и оно защищает его. У него тоже есть что-то вроде дара, что-то совсем другое, что защищает его… Я не знаю, что это… Это свет. Много света, в нем, вокруг него. Этот свет настолько силен, что способен разогнать любую тьму, даже твою. Словно он благословлен самим Господом, судьбой, жизнью… не знаю, кем или чем. Какими-то силами, которые превосходят те силы, что наслали на твой род проклятие. В нем твое спасение. Вокруг него свет, как вокруг тебя тьма. А свет всегда рассеивает тьму, когда вторгается на ее территорию. Он благословлен самой судьбой, самим проведением. Ни проклятия, ни беды, ни смерть, ни болезни не подступают к нему. И ты для него не опасна.

— И как мне узнать, что это за человек? Или он ходит в ореоле света, как ангел?

— Да, только этого никто не видит, и ты вряд ли способна это увидеть, — старуха улыбнулась и снова закрыла глаза. — Я помогу тебе. Это мужчина, и ты знаешь его, давно знаешь. Он высок, хорошо сложен… светловолос. Молод. Глаза… глаза… да, глаза светлые. Синие. Ярко-синие. Тебе повезло, девочка, потому что он, к тому же, и изумительно хорош собой. Просто красавец. Как жаль, что я таких мужчин вижу только в своих видениях, — старуха вздохнула и открыла свои неподвижные глаза. — Ну, теперь давай мне клятву. Время не терпит. Смерть уже расставила свою ловушку, и сегодня в нее попадет будущий покойничек!

Старуха неприятно захихикала.

— Сегодня? — обмерла Кэрол.

— Сегодня. Может быть, сейчас.

— Тогда говори, не тяни!

— Сначала клятва. Поклянись, что не сделаешь аборт. Ни сейчас, ни потом.

— Сейчас? Но… но разве я уже беременна?

— Нет, но считай, что почти да. Я даже уже вижу этих детишек. Это близнецы. Мальчики. Но у них будет еще и сестричка. Нет… даже две сестрички. Так что клянись мне и рожай себе на здоровье.

— Я клянусь. Клянусь, что не буду делать аборты. Только скажи мне, где смерть?

— Я видела машину, очень красивую. Цвета морской волны. Она разобьется.

— Боже, это «Астон Мартин» Рэя! И он сегодня собирался забирать его из автосервиса! — Кэрол вскочила. — Извините, можно мне воспользоваться вашим телефоном? Я должна его предупредить.

— Что ж, предупреди. Только это вряд ли остановит твоего мужа.

Кэрол резко остановилась у двери и обернулась.

— Джек? Вы хотите сказать, что это подстроил Джек?

— Ты знаешь все сама. Ты же все видела, разве нет, в своих снах?

— Да, я видела… — глаза Кэрол расширились, когда она вспомнила свой сон. — Это Рэй… Я знала, что на этот раз он… Он стоял на краю, а Джек толкнул его… Боже, Боже! Где телефон?

Кэрол выскочила из комнаты, отчаянно крича, и не слышала, что сказала ей вслед старуха:

— Научись понимать свои сны, правильно и до конца, не спеши, подумай! — покачав головой, Габриэла вздохнула и сказала уже тише, зная, что девушка ее уже не слышит. — Ты опять все поняла не верно, не до конца.

А Кэрол уже разговаривала с Дороти, которая ответила на звонок.

— Дороти, где Рэй? Он дома? — запальчиво выкрикнула она, забыв поздороваться, и насмерть перепугав старушку.

— Дома. А что случилось, девочка? Чего ты так кричишь?

Кэрол закрыла глаза, чувствуя легкое головокружение от невероятного облегчения, и оперлась плечом о стену, чтобы не упасть.

— Ничего, Дороти, все в порядке. Просто… я плохо тебя слышу, связь плохая. Пожалуйста, пусть он возьмет трубку.

— Но он спит, насколько мне известно. Еще и не просыпался после того, как его утром притащили ни живого, ни мертвого…

— Разбуди его, Дороти. Мне нужно с ним поговорить, это очень важно.

— Хорошо, я попытаюсь.

Кэрол несколько минут терпеливо ждала, прижимая трубку к уху, и наконец-то услышала в трубке хриплый сонный голос Рэя. Боже, никогда она не замечала, каким родным, каким любимым был для нее этот голос, как приятен он ее слуху, ее сердцу. Она представила себе его в этот момент, лежащего в постели, с мученическим выражением на лице, красными глазами, с взъерошенными волосами, страдающего от жуткого похмелья. Бедный, он будет умирать сегодня весь день, и до вечера не вылезет с постели, это уж точно. А Дороти, как обычно в таких ситуациях, будет носиться вокруг него, холить и лелеять, как больного ребенка.

— Привет, малыш, — ворчливо, но мягко сказал он.

— Привет. Как самочувствие? — Кэрол улыбнулась, поняв, что он ни в чем ее не упрекает, не винит, и даже не сердится.

— Боже… не спрашивай. Я умираю.

— Стало быть, ты сегодня никуда не планируешь выходить?

— Выходить? Нет, я и выползти-то вряд ли смогу, не то чтобы выйти, — простонал он. — Хочешь меня навестить? Приходи.

— А твоя машина? Ты же собирался забрать ее сегодня из сервиса.

— Какая машина, любовь моя? Я трубкой телефонной с трудом в ухо попал, куда мне за руль садиться!

— Ты что, не проспался еще? — ласково засмеялась Кэрол.

— Не знаю, сам еще не пойму.

— Послушай, Рэй… — Кэрол покусала губы, размышляя, как получше и поубедительнее выразиться. — Прежде чем забирать машину из автосервиса, потребуй, чтобы ее проверили.

— Зачем? Она новая, и с ней все в порядке. Мастера в ней не копались, они только заменили габариты…

— Рэй, пожалуйста, сделай так, как я тебя прошу. Не садись за руль, пока не убедишься, что с ней все в порядке. Пообещай мне.

Он помолчал, и Кэрол была уверена, что он недоуменно хмуриться на том конце провода.

— А почему ты думаешь, что с моей машиной что-то не так? — с подозрением спросил он. — Ты что-то знаешь? Говори.

— Я… я видела сон. Ты должен верить мне, Рэй. Не садись в машину…

Внезапно связь прервалась, и Кэрол с изумлением увидела, что это подъехавшая бесшумно на своем кресле старуха нажала на рычаг.

— Что вы делаете? Зачем? — растерялась девушка.

— Не занимай его линию. Сейчас ему должны звонить… и это важный звонок, а ты вмешиваешься, а этого быть не должно. Линия должна быть свободна. Положи трубку, позвонишь через пять минут. Положи, я сказала.

Тон ее не терпел возражений, и Кэрол не стала спорить, повесив трубку, отстраненно удивившись тому, как это слепая старуха так ловко и быстро нашла рычаг на телефоне.

— У тебя есть пять минут, чтобы подумать о своем сне. Ты видишь, но не понимаешь, не разбираешься в том, что твой дар тебе подсказывает. Вспомни, что ты видела. Все, от начала до конца, — проговорила старуха.

— Я все поняла. Я видела, как Джек толкает Рэя в пропасть, а Куртни плакала и говорила, что это все из-за меня. И это все так и есть. Джек ненавидит Рэя, из-за меня, потому что ревнует, а Рэй провоцирует его и ни во что не ставит. Джек опасен, а потому можно сказать, что Рэй ходит по краю пропасти. И вот Джек подходит и толкает его. Это значит, что Джек задумал его убить. Разве не так?

— Так.

— Значит, Рэй погибает, и поэтому так горько плачет Куртни и обвиняет меня в его смерти.

— Ты спешишь с выводами. Никогда не спеши, подумай получше. Джек толкал Рэя, как ты говоришь, но ты видела, чтобы он его столкнул?

— Нет, передо мной появилась черная пелена… этот проклятый туман…

— Ты не видела. Тогда с чего ты взяла, что он его столкнул? С чего взяла, что Рэй умер?

— Но разве он мог устоять… на самом краю…

— Ты не должна обдумывать, мог или не мог, анализируй только то, что видела. А ты видела только то, что Джек пытался столкнуть Рэя. Это все? После этого ты ничего не видела? Что ты чувствовала? Это тоже важно.

— Я чувствовала пустоту и одиночество. Чувствовала горе, боль. Я знаю это чувство. Это боль утраты… И я плакала, сильно плакала, и я знала, что это все из-за меня… А потом… потом меня обнял Рэй и стал утешать.

Слепые глаза старухи вдруг сверкнули странным огнем, который не могла не заметить Кэрол.

— Тогда с чего ты взяла, что он умер, если он тебя утешает? — резко и злобно бросила она.

— Но я… я подумала, что он пришел утешить меня после смерти. Ведь ко мне часто приходит Эмми и…

— Ты точно знаешь, что Эмми мертва. Но почему ты решила, что он тоже мертв, если ничто в твоем сне на это не указывало? Ты делаешь выводы, не желая видеть то, что тебе показывают!

— Но ведь еще и Куртни… она же плакала, так безутешно, и она в чем-то меня обвиняла. Если не Рэя, то кого могла оплакивать Куртни?

Старуха промолчала, уставившись перед собой невидящим взглядом.

Кэрол вопросительно смотрела на нее, но Габриэла, видимо, не собиралась ей больше помогать.

— Рэй меня утешал… Куртни плакала… Плакала Куртни. О, Боже! Плакала Куртни! Это она? Она умрет?

— Звони, и ты узнаешь, правильно ли истолковала свой сон, — холодно сказала старуха.

Кэрол взяла трубку, и вдруг ей стало дурно, а ноги начали подламываться. Страх сдавил ей горло и грудь.

— Я не могу. Я боюсь.

— Звони, — твердо повторила старуха, и Кэрол машинально подчинилась. На этот раз трубку снял Рэй.

— Рэй… — только и смогла произнести она.

— Кэрол, — простонал он. — Куртни разбилась. Мне только что сообщили. Но она жива, не пугайся. Я еду в больницу.

— Жива, — безжизненным голосом отозвалась Кэрол.

— Эй, Кэрол, малышка, не раскисай! — встревожено окликнул ее Рэй. — Где ты, дома? Давай я заеду за тобой, поедем вместе.

— Заедешь? — Кэрол встрепенулась. — На чем ты заедешь? Не садись за руль, Рэй, я же тебе говорила!

— Кэрол, извини, но сейчас не до твоих причуд. Я буду у тебя через пятнадцать… десять минут.

— Но меня нет в городе! Я…

— Тогда возвращайся. Я буду в больнице.

— Рэй! — закричала она, но он уже бросил трубку. Кэрол ошеломленно повернулась к старухе.

— Боже, он не послушает меня… Он разобьется? Он погибнет? Отвечайте, ведь вы все знаете! Зачем вы мучаете меня, просто скажите! — Кэрол схватила старуху за плечи, и умоляя, и требуя. — Что будет с Куртни?

— Твой дар все тебе уже сказал, — непреклонно ответила та.

— Господи, но почему бы просто не сказать? — простонала Кэрол плаксиво. — Скажите, просто скажите! В каком состоянии Куртни? Она выживет? Если… если она умрет, я не переживу…

— На все воля Божья, — беспристрастно ответила старуха.

— Какая вы жестокая, — из горла Кэрол вырвалось рыдание.

Она выбежала из квартиры, потрясенная, оглушенная новым страшным ударом, обрушившимся на нее.

Габриэла не пошевелилась, продолжая смотреть в никуда пустыми, ничего не выражающими глазами, и лишь тихо шепнула вслед девушке:

— Тебе страшно… Только самое страшное впереди, несчастное дитя… Когда вырастет твой сын и заставит содрогнуться весь мир…