Глава 6

— Значит, не увидимся? — грустно пробормотала Слава в телефон.

— Как всегда, — меня всё еще трусило от злости, — Если надо ей, то больше никому ничего не нужно! Надоело!

— Ладно, не бушуй. Подарок тогда свой получишь при следующей встрече, — пообещала подруга, — А теперь беги, пока малая не нашкодила. Она у тебя может.

— Да хорошо, — смирилась я.

— Эй, эй, подожди! — опомнилась девушка, в надежде, что я еще не положила трубку.

— Говори.

— Больше ничего не происходило? — двусмысленно уточнила она. — Ничего, о чем бы я должна была знать?

— Если ты о странностях в квартире, то нет. Всё тихо.

— Тогда хорошо. Главное не накаркать, — хохотнула она и сбросила вызов.

— Вика, я ушла! — хлопнула входной дверью мама. Я, сидевшая до этого на полу в своей комнате, легла. Силы словно выкачали и я сдулась подобно шарику.

— Вика! Вика! — послышались крики и топоток в коридоре, а потом дверь в комнату распахнулась, — Вика, ты почему лежишь? Вставай! Играть! Хочу играть! — запрыгал ребенок перед моим носом. Подол красного праздничного платья то и дело подпрыгивал вверх.

— Может, сама поиграешь? — безнадежно предложила я.

— Нет! — заупрямилась Ксюша, — Я хочу играть с тобой!

И во что будем играть? — я перекатилась на бок и подперла голову рукой.

— Прятки!

— М-может не надо? — без особой уверенности попросила я.

***

Мама вернулась домой к вечеру. К моему великому удивлению сегодня ничего странного не приключилось. Ксюша, как обычный ребенок, долго играла; хныкала, если что было не по ее правилам. И вовремя заснула, проспав почти три часа. Я за это время успела приготовить ужин, спалив начисто две котлетки, и чуть не затопила соседей, набирая в чайник воду.

— Вик, ты домашний не видела? — сунула она свой нос ко мне в комнату, когда я лежала на кровати, задрав ноги на стену, и читала «Портрет Дориана Грея».

— На кухне, — не отрываясь от текста, ответила я на вопрос.

— Может, ты еще на потолок залезешь? — с сарказмом фыркнула она, распахивая дверь в комнату.

— А может, ты, наконец, научишься стучать? — я захлопнула книгу и перевела взгляд на мать. Волосы были убраны под цветастое полотенце, но ко лбу прилипла одна мокрая прядь, пересекая родинку над бровью.

— С какого перепуга, я должна стучать? — в ее голосе почувствовалась сталь, которая обычно звенит при смертельных сражениях.

— С такого, что старшая дочь выросла и имеет право на уважение.

— Стучать — это уважение? — фыркнула она, делая шаг в комнату и закрывая за собой дверь, чтоб Ксюша не слышала перепалки.

— Мам, тебе так сложно принять моё правило? — я спустила ноги на кровать и села, сверля взглядом родственницу.

— Пока ты живешь в моей квартире, ты будешь следовать моим правилам. Ясно?

— А кто-то недавно говорил, что квартира наша! — я сделала ударение на последнее слово, пытаясь вызвать отклик.

— Не придирайся к словам! — повысила она, наконец, голос.

— Я говорю лишь то, что слышу, — пробормотала я, наблюдая за тем, как мама закрывается от меня, скрестив руки на груди.

— Виктория, не зарывайся!

— А то что? — я не смогла удержаться и закричала.

— А что вы тут делаете? — Ксюша прибежала на звук и теперь с интересом разглядывала нас обеих.

— Разговариваем, — сквозь сжатые зубы выдавила Кузнецова.

— Нет! Вы ругаетесь! — уперев кулачки в бока, подвела черту мелкая. — Я слышала! Вы кричали!

— Малыш, всё хорошо. Иди, играйся, — улыбнулась я сестре, а потом добавила, глянув на маму, — И ты иди, поиграй.

Она открыла рот, чтоб ответить что-то наподобие «Не указывай матери», но Ксюня схватила ее за руку и утащила к себе в мир игрушек.

Я со вздохом упала на подушку, все еще сжимая в руке книгу. Мама отбила всё желание читать, и я повернулась носом к стене и прикрыла глаза. Сквозь веки просачивался свет от люстры под потолком, отчего воображение создавало причудливые радужные узоры. За окном выл ветер, время от времени пытаясь пробиться сквозь стеклянную преграду и расширить свои владения. От этих звуков по коже пробежал мороз, будто я была там — на улице, обдуваемая холодом.

За стенкой звонко смеялась сестра. Звук шел со стороны зеркала, и все чаще казалось, что смеется именно оно. Но повернуться и развеять эти догадки я не посчитала нужным. Тело уже окунулось в сладкую дрему, постепенно погружался туда и разум. Мысли становились все бессвязней, все тоньше. А когда пальцы ослабли, выпуская из своей хватки корешок книги, я окончательно уснула.

Звонкий смех расколол надвое сон про путешествие в несуществующую страну. Я разлепила неохотно глаза и повернулась на бок, чтоб высказать всё в миленькое личико младшей сестренки. Но вместо ребенка я увидела лишь свое отражение в зеркале напротив. Свет в моей комнате был выключен, горел лишь ночник над письменным столом. Видимо мама заглянула ко мне в комнату и, увидев, что я сплю — выключила свет и укрыла меня. А сколько время? Я высунула руку из-под одеяла и потянулась к мобильнику, который лежал на краю стола. Без десяти два. Все спят. Но кто смеялся? Приснилось что ли? А потом я почувствовала, как кожа покрывается крупными мурашками, потому что прямо перед моим носом раздался очередной смешок.

Я подскочила, как ужаленная и, подобрав коленки к подбородку, прижалась спиной к стенке, гипнотизируя взглядом собственное отражение. Оно отвечало мне не менее завораживающим взглядом. А где-то между нами опять раздался смех.

— Я схожу с ума, — пробормотала я, закрыв глаза и вцепившись руками в край одеяла, которое натянула практически до подбородка.

По коридору прошлепали босые ножки. Этот звук разрушил хрупкую неопределенность и я, переселив себя, позвала сестру. Дверь нерешительно приоткрылась, впуская малышку с распущенными темными волосами.

— Почему не спишь? — бодрым голосом завела я, но на половине фразы запнулась.

— Играть хочу, — пожаловался ребенок, более решительно ступая по моему ковру и запрыгивая на кровать.

— Завтра поиграем, — пообещала я, прикоснувшись к холодной щеке ребенка, — А сейчас иди спать.

— Я не хочу спать, — тихо произнесла она, наклонив голову вниз, и отчетливо поводила ею из стороны в сторону. — Я хочу играть.

Она подняла на меня взгляд полный мольбы. И что-то пробормотав, дернула за одеяло. Меня прошиб пот. Лицо малышки изменилось буквально за секунду. Фиолетовые глаза сияли в неясном свете ночника. Кожа побледнела так, что были видны темный узор из вен. И она, искривив губы, засмеялась тем смехом, от которого я проснулась.

— Играть! — повторила она, вдавливая пальцы в мою кисть. Как когда-то я оставила синяки на ее нежной коже, так и она сейчас — мстила мне.

Что-то хрустнуло. Кажется, это была моя кость. Я заворожено глядела на малышку, а ее глаза заволок туман. «Играть!» — читалось по ее губам. Ксюша опустила голову вниз, не размыкая хватку, и засмеялась. Вначале тихо, а потом всё громче и громче. Вместе с хрустом кости, оборвалось что-то внутри меня. «Она меня убьет» — пронеслось в голове. А потом все мысли метнулись к звуку, от которого дрожали барабанные перепонки.

Медленно, почти незаметно смех стал утоньшаться, переходя на ультразвук, а потом вновь приобретая форму. Преображаясь в визг будильника. Я вздрогнула и открыла глаза. В окно настойчиво заглядывало солнце, рассеивая кошмарное ведение, всё еще стоящее перед моими глазами. Запястье правой руки безумно болело, от того что я сама сжимала его левой рукой. Да настолько сильно, что проступили красные полосы. Неужели, всё то, что было ночью, оказалось простым кошмарным сном? Я, стараясь ступать бесшумно, вышла в коридор. Задержавшись на минуту в темном коридоре, я щелкнула дверью в мамину комнату. Они с Ксюхой спали в обнимку на двуспальной кровати. В последний раз, я так полагаю. Ведь сегодня приезжает Козин. И теперь я с полной уверенностью могу сказать, что видение было всего лишь сном. Страшным до седых волос, но сном. Мама бы не за что не отпустил мелкую саму ночью из комнаты. Она бы пошла вместе с ней и в ванную и за водой.

Возле балкона все так же стояла наряженная в невесомые игрушки елка. На ее ветках свергали включенные гирлянды, а на мишуре плясали блики от ярких огоньков. Только серебряная звезда на самой верхушке не сияла. Красную с лампочкой мама тоже отдала отцу. Я в последний раз вздохнула об этой потере и подошла к наряженному дереву. Под ним красовалась синяя коробочка с пометкой «Вике». Шурша оберткой, я развернула книгу в броской ярко-оранжевой обложке.

— Ты как всегда, — хмыкнула за моей спиной мама, от чего я вздрогнула.

— И тебе доброе утро, — отозвалась я, повернувшись к сидевшей на краю кровати родительнице.

— Что тебе принес Дед Мороз? — разыграла она дурочку.

— Книгу «Как стать хорошим менеджером», — без особой радости ответила я на вопрос.

— Что с голосом? — нахмурилась мать.

— А что с голосом? — я пролистала книжку страниц в сто.

— Ты не рада подарку? — спокойно поинтересовалась она, но это уже было началом бури.

— Сколько мне лет? — я, приподняв брови, кивнула в сторону подарка.

— Это подготовит тебя к будущей жизни, — стараясь сохранить самообладание, поставила она точку в еще не зародившемся споре.

— Не надо решать за меня, кем мне быть! — дорисовать хвостик к ее точке не составляло труда, и я опять стала на тропу войны.

— Надо быть благодарной! Ты должна мне говорить «спасибо»! Я тебя вырастила! Я тебя выкормила! Неблагодарная!

— Завелась с полуоборота, — констатировала я факт достаточно громко, чтоб она услышала меня.

— Надеюсь, что Ксюша будет лучше, — бросила она.

Дыхание перехватило и, вскочив на ноги, я выпалила фразу, которую носила в себе уже несколько лет:

— Ты всегда любила ее больше!

— Не мели чепухи, — она словно испугалась. — Вы обе мои дочери!

— Но я не такая! — от нашей перепалки проснулась Ксюня. Она отбросила розового зайку, которого во сне прижимала к груди и расплакалась. Мама кинулась успокаивать малышку, бросив на меня испепеляющий взгляд.

***

— Саш, ну чего ты? — бледная ладонь легкой птичкой опустилась ему на плечо.

Мужчина оторвался от пейзажа за окном и повернулся лицом к супруге. Инна обеспокоенно разглядывала Александра, останавливая взгляд на каждой морщинке и складочке. Он уже третий день вел себя слишком спокойно, что не было похоже на активного и всегда веселого Кузнецова. А с утра даже не заглянул под елку, где его ждали любимые Инной парфюмы.

— Всё хорошо, — отмахнулся мужчина.

Рыжая провела по двухдневной щетине на его лице и удрученно покачала головой:

— Ты ничего мне рассказать не хочешь?

— Я всё еще думаю о Викиных словах, — сломался Кузнецов.

— Она тебя чем-то обидела? — женщина наклонила голову вбок, пытаясь уловить изменения в мимике мужа.

— Нет… Даже скорее наоборот, — он замялся, — Девочка не понимает, почему я не могу общаться и с Ксюшей. Она взрослая, но не понимает элементарных вещей.

— И почему же? — Инна постаралась сохранить тон равнодушным, но интерес просочился, ведь она сама несколько месяцев пыталась понять логику Александра.

— Как это почему? — удивился Кузнецов, — Лилия не знает, что я поддерживаю отношения с Викторией. А Ксения не сможет лгать матери. Да и где я должен видится с меньшей, если ей всего четыре года.

— Так объясни это дочке, — фыркнула Инна, заправив рыжую прядь за ухо.

— Ты думаешь, она поймет?

— Саш, — она обняла мужа со спины — Ты же сам сказал, что дочь у тебя взрослая. Элементарное ей объяснить не можешь?

— Да, наверное, ты права, — он чмокнул ее в макушку, но мысль все еще ела его изнутри.

***

Мама металась по квартире, как угорелая. То пыль не вытерта, то картина в кухне криво висит, то я забыла тарелку помыть. Стараясь не попадать ей под руку, я притворилась статуей и засела за компьютер. Ксюха вначале подражала маме и старалась ей помочь. Но после очередного замечания, ребенку надоело, и она зарылась с головой в свои игрушки, попутно выслушивая, чтоб сильно их не разбрасывала.

А причиной всего это бедлама естественно был приезд Козина. Я, стараясь не шипеть от злости, мило улыбалась матери, каждый раз, как она заглядывала ко мне в комнату. Будто стараясь убедиться, что я не подожгла мебель или не расчленила на полу дворового кота.

А через час, она наряженная в праздничное тёмно-синее платье, нетерпеливо слонялась по кухне и коридору, ожидая звонка в дверь. И он таки раздался.

Ксюша выскочила к двери из-за интереса, да и потому, что соскучилась по «дяде Генни». По словам младшей сестренки, он сам просил себя так называть. А я вышла познакомиться с ним, лишь для того, чтоб мама не затевала очередной скандал.

Когда наша мать, наконец, отлипла от долгожданного гостя и впустила его в квартиру, я мысленно присвистнула, глядя на то, как этот скелет выдержал объятия моей дорогой мамулечки, с весом более восьмидесяти килограмм. Сам Козин выглядел, как жердь. Худющий и длинный. Черные короткие волосы на концах образовывали колечки, и был он похож на неостриженного барана. Единственным достоинством мужчины были зеленые глаза. Но взгляд. Холодный. Цепкий.

— Ген, познакомься, это моя дочь Вика, — постаралась разрядить затяжное молчание моя мать.

— Вика, — просмаковал моё имя Козин, расстегивая верхнюю пуговицу черного пальто, — Виктория. Я буду называть тебя Тори. Ты же не против? — по-дружески подмигнул мне этот сомнительный субъект.

— Меня зовут Вика, — отчеканила я, — И никак по-другому.

— Что-то твоя сестренка не в духе, — усмехнулся он Ксении, — Иди, обними дядю Генни, Окси.

И к моему ужасу, ребенок, который не подпускает к себе посторонних, с веселым визгом повис на шее Козина. Я уже была готова услышать, как от тяжести детского тельца ломается его позвоночник. Но мужчина с легкостью оторвал Ксюху от пола и закружил, умножая тем самым ее визги.

— С возвращением, — улыбнулась моя мать, а я, как никогда, почувствовала себя лишней.