Глава 9

За окном наливалось кроваво-красное небо. Словно в одном флаконе смешался цвет разбавленного розового вина, сочной свекольной мякоти и ярких маковых цветов. Марк откинулся на постели, мечтая слиться с чёрными простынями, стать грязный пятном на гладком шёлке. Собственный пот пропитывал всё тело, делая его скользким и противным, как у рыбы.

-Твой утёс настигает тебя здесь. К нему совсем не надо ходить, – оскалилось что-то внутри.

– Я нашёл иной выход из театра с картонными декорациями и отвратительной актёрской игрой. Кто-то вспарывает насквозь расписной задник, покидая горящую сцену. А я мирно растворяюсь в клубах дыма, – отвечал Марк сам себе.

Размышления его прервал вновь вошёдший Рю.

– Как ты? – спросил он, прислоняясь к дверному косяку.

Длинная накидка, похожая на рыболовную сеть, облегала его худые плечи. Шмерц отметил, что в последнее время андрогин запустил себя, утратив прежний лоск. Раньше в нём была некая изящная небрежность хронического наркомана, и даже синяки под глазами и бледность кожи казались чем-то особенным. А сейчас он просто бледная тень себя.

– Всё прекрасно. Жизнь прекрасна, – ответил Марк с лёгким сарказмом. – Я сейчас наемся собачьего сала, посмотрю «Триумф воли», почитаю Сорокина и пойму, что жизнь прекрасна.

А небо всё так же наливалось, становясь цвета красного винограда. Кое-где виднелись жёлтые всполохи.

– Что там такое? – спросил Рю скорее сам у себя, выглядывая за шторы. – Может быть, война или конец света?

– На пороге смерти становится уже наплевать на подобные мелочи.

Перед взором Марка проносились кадры военной кинохроники в красно-чёрных тонах и ярких вспышках, словно весь мир превратился в одну большую Хиросиму. Улицы, мощённые мертвецами, словно булыжником и живые, неотличимые от мёртвых, серыми тенями скользят вдоль стен. Картины всеобщего краха радовали его, если даже не сказать – возбуждали.

Рю тихо вышел из комнаты. Ему хотелось глотнуть безумия. Внешний мир звал и манил костлявой рукой вишни под окном. Он спускался с холма, наблюдая красное зарево над городом, подсвеченные облака чем-то напоминали воронку урагана, огромный хобот пьющего из моря чудовища. Рю стоял у набережной при полном параде, словно принцесса, наблюдающая крах собственного королевства. Он знал, что эта ночь раскроет все карты, даст ему большее понимание мира и себя самого. «Не всё так просто», – повторял он себе.

Город нёс реки людей, кричавших что-то про пожар, чуму и наводнение. Рю молча шёл против течения, и никто даже не задел его в толчее, словно боясь заразиться. Они словно скользили в двух разных пластах реальности. Чёртова Пристань сейчас стала похожа на тот самый город из сна, где горели красные фонари, а с неба шёл пепел. С балконов сыпались мёртвые цветы неестественно ярким дождём. Лепестки запутались в ярко-рыжих волосах. Рю чувствовал в воздухе запах лёгкой смерти, но всё равно продолжал идти вперёд, наслаждаясь адской пляской теней на стенах. Он видел и свою тень, но та вела себя странно: шла поодаль, крутясь в танце вместе с другими призрачными очертаниями. Рю был спокоен, даже когда увидел раздавленный труп на мостовой. У несчастного не осталось лица, все остальные части тела лишь угадывались смутными намёками, словно это был выросший до крупных размеров человеческий эмбрион. Кожи у мертвеца тоже не оказалось.

– Наверное, вокруг действительно что-то ужасное, – сказал сам себе андрогин, но продолжал идти вперёд, не оглядываясь на трупы и людскую панику.

Вокруг пахло серой. В ушах стоял стук копыт и звон цепей. Эта зловещая симфония всплывала забытым кошмаром из детства, тем, что слышалось на пустынных дорогах туманными ночами. Рю помнил, как выплывали из густого пара силуэты висельников, что подобно праздничным гирляндам раскачивались на столбах вдоль дорог. Только тогда рядом была сестра, её теплые руки казались самой надёжной защитой. И ласковый голос шептал: «Не бойся, это лишь фантомы былого. Помещица убивала крестьян. Теперь их неприкаянные души ещё бродят здесь. Но они не причинят нам вреда».

Но теперь это нечто другое, просто в том же звуковом сопровождении. Впереди повеяло ледяным холодом. Рю инстинктивно вжался в стену. Теплый бетон казался живым и даже разумным. По улице неслась странная процессия, пахнущая пеплом. Впереди виднелись словно склеенные из сажи кони. Их глаза сияли алыми угольками, а гривы ещё дымились. Колесницей правил некто в короне из костей, его мертвенно-серые волосы развевались по ветру сухой травой или водорослями. А за ним длинный шлейф из грязно-серых лохмотьев, покрытых свежей кровью. От него пахло моргом и скотобойней, дикой смесью миазмов и химии. Те твари, что шли следом, были отвратительны в своём величии – так художники времён средневековья изображали демонов преисподней: бараньи рога, змеиные хвосты, драконьи шипы, свиные копыта. Словно Ад сошёл на землю, но по странному стечению обстоятельств они его не тронут. Просто дадут понаблюдать за развернувшимся представлением. Они словно летели над землёй, издавая низкий вой.

Два слова неясно откуда всплыли в сознании Рю: «Дикая охота». Всё почти как в старинных книгах и людских преданиях. Боже, столько лет прошло с тех пор, как никто не видел ужасный и бессмысленный ритуал нежити. Грозит ли она большой бедой или сама по себе есть беда?

Вороньё пировало над помойками. Сейчас эти птицы казались ещё более облезлыми и большими, почти как ангелы из видений Рю, что посещали его иногда дождливыми днями. По улице всё так же носились чёрные тени демонов в алом свете, окрасившихся кровью фонарей. Только их поток уже редел.

Гул голосов складывался в единую общую песнь, которая сначала казалась Рю звоном в ушах:

– Дикая охота в петле улиц,

Лай голодных псов и копыт топот,

Два чужих мира соприкоснулись,

Здесь под звон цепей и грозы рокот, – пели они голосами умирающих ангелов, казалось, что каждая нота пеплом осыпается на мостовую. Серебряная крошка голоса смешивается с пылью, так что уже не отличить.

– Дикая охота по краю неба,

Бешеные псы заглотили солнце.

Это танец тьмы на краю бреда,

Ваш спокойный сон больше не вернётся, – подхватывали другие голоса, те, что были похожи на гул ветра в трубе.

– Выпусти себя из оков тела,

Стань же как они и пустись в пляску.

Всё, что ты любил, предано пеплу,

Собери из стёкол новую сказку, – гудели они, как пламя, охватившее дом, в один миг пожирая сухие доски. Гул, сравнимый с кипением лавы в жерле вулкана.

– Собери себя из ошмётков перьев,

Из кусков любви и чужой крови.

Станешь ты теперь только нам верен,

Мы с тобою впредь связаны словом, – чеканили стальные копыта, разрывая песню, словно разбивая черепа множеством молотов.

– Дикая охота по венам улиц,

Стань же новой грязью, чтобы не проснуться.

Чтобы помнить, как твои кости гнулись,

Чтобы стать как мы, чтобы к нам вернуться, – эти голоса хрустели костями с диким отвратительным для человеческих ушей скрипом, ломая жизнь.

Рю знал, что они поют для него одного, ведь только он способен слышать мелодию хаоса. Только он способен видеть то, что творится здесь на самом деле, когда зло становится материальным. Кто же осмелился дать ему форму? В голове промелькнуло смутное беспокойство о Марке, однако Рю понимал, что тот будет в безопасности, если не покинет стен дома. Родовое гнездо Шмерцев хранит от внешних бед… жаль, что не от смертельных болезней и страсти к полётам с утёса.

Что-то странное и тёплое обвивало ногу. Андрогин почувствовал близость чужой напряжённой крови, кожей он ощущал это неистовое бурление. Нечто держало его крепко, обвивая голую щиколотку. Стало даже страшно смотреть вниз.

– Эй, взгляни на меня, я хочу различить цвет твоих глаз, – пробулькало нечто. Этот голос походил на переливы грязной густой воды в канализации.

Нечто, похожее на спрута, только ещё в сто раз более отвратительное существо, взирало на него своими водянистыми глазами. Они были как два маленьких аквариума, наполненных водой и мёртвыми рыбами. Ужасные склизкие глаза чудовища, наверное, редко видели свет, отсиживаясь в глубинах людского подсознания. Сама тварь была мутно-оранжевого цвета, такого же, как грязные фонари города или звёзды в закопченном небе. Множество щупальцев извивалось на земле, словно голодные змеи. Рю с ужасом осознал, что они похожи на мерзкие отвратительные фаллосы с выступающими венами.

Андрогин и чудовище довольно долго созерцали друг друга, не сходя с места.

– Ты так красив… даже не подозревал, что ты будешь таким, доченька.

Слова пролетели мимо Рю, словно поток зловонного ветра.

– Ты понимаешь, что это значит? – спросил монстр.

В этот момент Рю заметил, что у чудовища нет рта, а голос рождается где-то в его собственной голове. Стало быть, глаза могут быть и не глазами вовсе.

– Ты здесь? – спросило оранжевое нечто, цепляясь за нити сознания андрогина.

– Да, – слабо ответил Рю, понимая, что трясётся от ужаса и отвращения.

Словно кошмарный сон, из которого нет сил вернуться. Всё это: пляски смерти на улицах, дикая охота, вороньё, трупы – не пугали его так, как это существо.

– Я так рад, что встретил тебя спустя двадцать пять лет. Ведь это я виноват в том, что ты существуешь. Мне ты должен быть благодарен за это, за всё то, чем одарила тебя природа.

– Не понял, – Рю почти не узнавал свой голос.

– Я твой отец, и если тебе так удобно, я тот, кто осеменил твою мать.

Хотелось вскрикнуть, проблеваться, сдохнуть на месте, только бы больше не слышать это. Вот перед Рю стоит тот, кому он обязан появлением на свет, тот, кто виноват во всех его бедах, кто создал это уродливое противоестественное тело. Оставалось молча сидеть и смотреть. Андрогин даже не заметил, что чудовище давно отпустило его из своих пут.

– Что с твоей матерью? – спросил он.

– Она повесилась. Как раз в тот день, когда я истекал кровью. Ты убил её…

– Но я создал тебя. Ты венец моего творения! – монстр ликовал. – Никто не знал, что можно преодолеть грань, что люди могут скрещиваться с нами. Ты – порождение двух миров. Такое бывает крайне редко.

Он замолчал и ещё долго смотрел на Рю своими отвратительными глазами.

– Жди своего часа, – сказал монстр, наконец удаляясь.

***

Чёрные вены выступали на бледной коже, словно линии дорог на карте мира. Нет, скорее реки, тёмные реки, несущие гнилую кровь, отвратительный сок со вкусом смерти. Эанир взглянул на свои руки. Так привычно было ощущать себя живым и облепленным мясом. Тело казалось чужим и неуютным.

– Если что-то откуда-то появилось, значит, где-то оно исчезло? – спросил он у себя самого, потому что никто всё равно не смог бы это объяснить.

Тем не менее, это тело нравилось ему. Но, к сожалению, оно казалось слишком мёртвым, картонным и лишённым того самого очарования жизни, что так привлекало его в людях.

Запахи подгнивающей крови и водки врывались в ноздри.

– Мы выйдем сегодня? – спросил Шери, облизывая пустую майонезную банку своим длинным языком.

– Нет, – Эанир холодно улыбнулся. – Это ночь низших, пляски дешёвого безумия. Негоже появляться в такой компании.

В ванной водопадом плескалась вода. Это Ласа пыталась смыть с себя отвратительный запах жизни. Ей постоянно казалось, что её тело отвратительно пахнет и разлагается на ходу. «Чёртов женский запах», – причитала она.

– Хочу жрать. У меня такое странное чувство… я даже не знаю, как описать, – выпалил Шери, глядя в потолок.

– А я ничего не хочу, – Эанир развалился на диване. – Мне тело жмёт. Не думал, что быть живым так паршиво.

– Ты ещё хорошо получился. Меня по ходу дела сшивали из разных сортов дерьма, – он закатал рукав казённой рубашки, обнажая череду бордовых шрамов и свежих швов. Одним рывком Шери закинул свои спутанные волосы назад, показывая мерзкий шов на лице. Казалось, что даже его глаза когда-то принадлежали разным людям. Один огромный и жёлтый, словно созревший лимон, второй же казался меньше, но блестел чёрным зрачком. Самое страшное, что Шери был действительно красив в своём уродстве. В нём было что-то от жутких тотемных божеств, которым до сих пор поклоняются на горном капище.

Ещё несколько минут они сидели в молчании, пока пальцы Эанира не нашарили в тумбочке странную серебристую коробочку.

– Что это? – спросил Шери, одним махом оказавшись рядом.

– Кокаин. Люди тоже используют его, когда им жмёт тело, – ответил Серый, мечтая стать примитивным разумом, чтобы веселиться сейчас на улице, а не страдать, мучительно адаптируясь к своей новой форме.

Когда вдыхаешь сыпучую дорожку кокса, появляется ощущение, что ты ловишь змею за хвост. Вот она, проникает в тебя, создавая маленький взрыв в мозгу, впиваясь в серую мякоть своими острыми зубами.

– Мёртвые шлюхи тонут в каналах Венеции, не зная, что их тела обнаружат в порту Амстердама, – выпалил Шери, глядя в пространство своими разнокалиберными глазами.

– Нас никто не любит, – улыбнулся Эанир.

Ласа выпорхнула из ванной, закутанная в одну лишь дымчатую шаль, что полностью скрывала её лицо. Она хотела их обоих, ей не терпелось познать радости плоти. Эанир приблизился к ней вплотную, глядя в её водянистые глаза. Его лицо было так близко, что это пугало и завораживало даже его собратьев. Где-то с минуту Серый смотрел на Ласу, заставляя её ждать и наслаждаться стуком собственного сердца.

– От тебя пахнет рыбой, грязная шлюха, – наконец произнёс он.

Ласа ничего не сказала, она постаралась выглядеть гордой, он пыталась делать вид, что знает себе цену. Эанир и Шери хохотали, заливаясь безумным смехом.