Выбор.

Тася проснулась от яркого солнечного света, бившего из приоткрытой шторы в глаза. Отвернувшись к стене, лежала, прислушиваясь к себе. Боли не было. Раздался звонок телефона:

— Как ты, родная? Хотел позвонить раньше, но побоялся тебя разбудить, — голос у Саши был встревоженным.

— У меня всё хорошо! — радостно сообщила она. — После капельницы боль прошла. Сашенька, говорить дольше не могу, тут ко мне пришли, жду вечером, целую, пока, пока.

Медсестра, поставила на тумбочку баночку, подписанную её фамилией, и взяла кровь из вены.

— Сегодня суббота, моего врача нет, а вы анализы у меня берёте? — спросила Тася.

— Дежурный врач назначила, поторопитесь, а то в лабораторию не успеете, — ответила сестричка.

«Надо же, эта «снежная королева» оказывается, не забыла обо мне» — с удивлением подумала Таисья. Взяла баночку и ушла в туалет.

Через несколько минут, лёгкая на помине, в палату вошла доктор дежурившая ночью. Осмотрев всех женщин, подошла к её кровати.

— Вижу у вас всё нормально, ночные тревоги были напрасными, — с усмешкой произнесла она.

— Спасибо за помощь, боль утихла. Единственно, что беспокоит, утром я сдавала анализы, цвет мочи тёмный, — ответила Тася.

— Вы хотите сказать, что визуально определили наличие в ней эритроцитов? — насмешливо спросила врач.

— Я ничего не хочу утверждать, говорю, так как есть.

Ничего не ответив, «снежная королева» вышла из палаты.

— Разговаривает с нами, словно мы люди второго сорта, — сердито глядя ей в след, сказала соседка по палате.

— Девчонки, они вчера всю ночь оперировали, устали, не обращайте внимания, — защитила её Тася.

— Говорят, наша больница сегодня дежурит, снова врачам достанется работы, — поддержала её одна из женщин.

При виде входившего в палату Виктора Андреевича все замолчали. Сегодня было его дежурство. Он провёл обход и с приветливой улыбкой подошёл к кровати Таси.

— Как вы себя чувствуете? Мне передали по смене, что сегодня ночью у вас был приступ.

— Часа в два ночи появилась резкая боль в правом боку, потом стала усиливаться, невозможно было терпеть. После капельницы прошла. Виктор Андреевич, я сказала дежурившему ночью доктору, что после приступа у меня моча стала тёмного цвета, а она надо мной посмеялась. Я не истеричка какая-то, просто беспокоюсь, что всё это может отразиться на ребёнке.

— А вот тревожиться не нужно, снова давление повысилось, — снимая с руки манжетку тонометра, сказал доктор.

— Я уже говорила терапевту, что у меня, наверное, это «синдром белого халата», — усмехнувшись, ответила она.

— И как это давно у вас?

— В последнюю неделю что-то особенно часто.

— Кровь на анализы сегодня брали?

— Да, утром.

— Значит, буду разбираться, что это за новый синдром у вас появился, — весело улыбнувшись, ответил он и ушёл.

А Тасе опять принесли систему с раствором магнезии. Руку снова ломило как вчера, она лежала, закусив нижнюю губу от боли, глядя на медленно капающие капли, ожидая повторения ночного приступа. Но на этот раз пронесло, боль в правом боку не появилась. В двенадцать часов, когда Тася собралась идти в столовую на обед, в палату вошёл серьёзный, совсем неулыбчивый Виктор Андреевич и пригласил её в ординаторскую. Предложив ей сесть напротив своего стола, он открыл обменную карту и положил рядом листочки с анализами.

— Смотрите, как у вас меняется картина крови. Вот этот показатель в десять раз выше нормы, — он обвёл карандашом цифры на бумаге, — вот этот в тридцать, а вот этот в сто раз. Ваш вчерашний приступ, высокое давление и эти результаты анализов говорят о преэклампсии, причём тяжёлой степени.

— Но я же чувствую себя хорошо, — возразила Тася.

— В том-то и коварство данного заболевания. В вашем случае счёт идёт на часы. Промедление грозит развитием эклампсии, а это угроза, как вашей жизни, так и жизни ребёнка. Я уже договорился с операционной. Перед операцией вам необходимо подписать несколько документов.

— Виктор Андреевич! Но он же ещё не вырос, это же большой риск для него!

— Тася! О чём вы говорите? Так у ребёнка хотя бы есть шанс выжить, а если мы протянем ещё немного, шанса не будет ни у вас, ни у него!

Тасю начал бить озноб, словно в комнате температура резко понизилась до минус пятидесяти градусов. Она не могла унять дрожь, зубы стучали, ужас проникал в каждую клеточку тела. Ей снова предлагали выбор между жизнью и смертью, только отвели на это часы, возможно даже не часы, а минуты.

Видя её состояние, доктор произнёс спокойным голосом:

— Успокойтесь Тася. У вас есть ещё время, и пока это состояние не угрожает вашему малышу, только вам. Идите к медсестре, скажите, чтобы вас подготовили к экстренному кесареву сечению.

Она поднялась в свою палату.

— Девочки, меня будут экстренно оперировать, — глядя на соседок округлившимися от испуга глазами, произнесла дрожащим голосом.

— Что случилось? — спросила одна из них.

— Вчерашний приступ был не из-за магнезии, у меня развивается тяжёлая степень преэклампсии. Нужно кесарево.

Тася начала собираться. Озноб, начавшийся в ординаторской, не проходил. Она с трудом контролировала себя, чтобы уложить вещи в пакет.

Соседки молчали, смотрели на неё кто испуганно, кто сочувственно.

— Ты родным позвонила? — спросил одна из женщин.

— Нет. Сейчас позвоню.

Она набрала телефон матери и, собравшись, быстро произнесла в трубку:

— Мама, у меня села батарейка, Саша привезёт зарядное вечером, не звони, — и сразу отключила телефон, чтобы дрожащий голос не выдал её состояние.

Звонить мужу вначале не хотела, решила поберечь, сообщить, когда закончится операция. «А вдруг что-то пойдёт не так? И родные никто не будут знать, что я на операции, нет, кто-то один из них должен иметь информацию обо мне» — усомнившись, подумала она.

Оставив вещи в палате Тася пошла в приёмный покой. Ей хотелось, во что бы то ни стало увидеть Сашу. Помня, что он на машине, стараясь не зарыдать, она позвонила мужу и попросила срочно приехать.

— Тася, у меня совещание, это может немного подождать?

— Нет, приезжай, это срочно.

Она стояла у окна приёмного покоя, сжимая в руке цепочку с крестиком и обручальное колечко. Рыдания клокотали в груди. Так страшно, как сейчас, Тасе никогда в жизни не было. Не выдержав, она заплакала, шмыгая носом и вытирая ладошкой слёзы. Громкий скрип тормозов привлёк внимание. Она прижалась к оконному стеклу, увидела, как Саша выскочил из машины, и, не закрыв дверцу, побежал к крыльцу. Задавив рыдания, она поспешно вытерла лицо рукавом халата. Когда открылась дверь, и зашёл Александр, по его бледному, осунувшемуся лицу она поняла, что он почувствовал: что-то случилось.

— Меня сейчас будут оперировать, — тихо произнесла она, не двигаясь с места.

Лицо Саши стало землистого цвета, глаза наполнились ужасом.

— Почему? — с трудом спросил он.

И тут Тася ощутила, что страх за мужа мгновенно отрезвил её и помог собрать свои чувства в кулак. Она понимала, что ему ещё добираться до дома и её истерика может привести к катастрофе.

— Так будет лучше для малыша. Успокойся! Всё будет хорошо. Родителям позвони и скажи, что у меня села батарейка, что я позвоню им вечером, когда ты привезёшь зарядное.

— Я останусь и подожду конца операции, — промолвил Саша, и сел на кушетку.

Тася присела рядом. Подала ему цепочку и колечко, что держала в ладони.

— Это забери с собой. Ждать результата кесарева придётся долго. Там всё в порядке очереди, меня даже не начинали готовить к операции. Поезжай домой, мальчишки одни. Мне так будет спокойней.

— Ты сможешь мне позвонить, как только всё закончится?

— Конечно! Девчонки рассказывали, что сейчас такие операции проводят под спинномозговой анестезией. Но рано звонка не жди. Где-то ближе к вечеру.

— Как же мне дожить до этого времени! — произнёс он глухо, уткнувшись лицом в ладони.

— Мне пора, — сказала она, вставая с кушетки.

Саша резко поднялся следом и крепко прижал её к себе. Тася уткнулась ему в грудь, вдохнула родной запах и неудержимой лавиной прихлынули слёзы, она чувствовала, ещё чуть-чуть и они вырвутся на свободу. Тася зажмурила глаза, сжалась, чтобы не закричать в голос, не забиться в истерике. Поспешно поцеловав мужа, она торопливо направилась к лифту, скрывая слёзы, которые уже не могла сдержать.

*****

После подготовки Тасю перевели в предродовую палату на второй этаж. Она присела на отведённую ей кровать и снова сомнения полезли в голову: «Ошибки врачей уже были, а если и в этот раз ошибка? Вдруг её анализы перепутали с другой женщиной? Я читала и про гистоз, и про предэклампсию, моё состояние не похоже на то, что там описывают», — Тася наклонилась и нажала пальцем на щиколотку. Ямочки от надавливания не осталось — значит, отёков у неё не было, а это был один из главных симптомов при гистозе. «Неудивительно, что у меня скачет давление, мне столько пришлось перенести за это время» — всё больше убеждала себя она. В палату зашёл анестезиолог, принёс подписать ещё какие-то документы.

— Доктор, у меня большие сомнения в том, что мне нужно сейчас делать кесарево сечение. Мне кажется это ошибка. Я чувствую себя совершенно нормально. Ребёнок совсем маленький, с низким весом. Если он сейчас родится, у него могут появиться осложнения из-за недоношенности. Мне бы ещё походить беременной недельки три — четыре, — Тася говорила, пытаясь убедить себя и врача в том, что она права. Не выдержав длинного монолога, анестезиолог перебил её вопросом:

— Вы отказываетесь от операции?

— Да!

— Тогда это не ко мне. Вам нужно решать этот вопрос с гинекологами в ординаторской.

Он ушёл. Тася посидела на кровати, пытаясь унять тряску, которая не проходила всё это время. Страх, сомнения, всё переплелось в голове. Тася до животного ужаса боялась операции. Перед глазами вертелись картинки из видеоролика про кесарево сечение, который она отыскала на «You Tube» и посмотрела из любопытства: разрез, кровь, блестящие инструменты, которые засовывали в зияющую рану. — «Всё это будет происходить со мной!» — думала она со страхом. И тут же снова сомнения — «А вдруг это не ошибка?! Под угрозой уже не только жизнь ребёнка, но и моя. Сыновья останутся сиротами, мама с папой просто этого не перенесу. А как же Саша без меня?» — несмотря на волнение, глаза оставались сухими, лишь дышать стало трудно, и всё тело сотрясала дрожь, с которой она никак не могла справиться. Подсказать, как поступить правильно, было некому. За весь период беременности она научилась не доверять врачам. Решение нужно было принимать самой. Единственный правильный выход — надо добиться, чтобы анализы повторили. Она решительно встала и пошла в ординаторскую. Находившейся там женщине-врачу она высказала все свои сомнения. Та, молча, выслушала её и подала отпечатанный листок. Тася взяла, прочитала — это было заявление об отказе от операции. Она подошла к столу, взяла ручку и подписала.

— Кому мне его передать?

— Идите в палату, отдадите врачу, который вас должен оперировать, — ответила гинеколог.

Тася вернулась в палату, села на кровать перед открытой дверью, свернула бумагу в трубочку и стала ждать, когда придут врачи, чтобы вручить им заявление. Напротив её двери женщина в белом халате остановила уже знакомого ей анестезиолога и громко спросила:

— Операционная свободна? Ребёнка теряем, сердцебиение совсем слабое.

— Свободна. Только что женщина отказалась от операции.

— Повезло, спасём твою дочку, — произнесла врач, обращаясь к стоявшей рядом с ней молоденькой, лет восемнадцати девушке, с красивым, бледным лицом. Девушку увели в операционную.

«Значит моё решение правильное, если я своим отказом спасла жизнь ребёнку» — подумала Тася, глядя им в след. В палату вошёл высокий крупный мужчина — заведующему отделением. Увидев его, Тася поднялась с кровати, не замечая, что от волнения смяла скрученное в трубку заявление.

— Николай Николаевич, я чувствую себя хорошо и думаю, что произошла ошибка. Можно ещё раз перепроверить мои анализы? — спросила она.

— Никаких анализов вы пересдавать не будете. Новые нормативы не предполагают повторную пересдачу анализов, — грубо ответил он. — У нас больница сегодня дежурит. Весь поток рожениц идёт к нам. Вы уж, голубушка, решайте быстрее, будете делать кесарево или нет. Нам некогда вас уговаривать. У вас дети есть?

— Двое.

— Им что, мама уже не нужна?

Тася растерявшись от грубого напора, подавленно молчала.

— Вы знаете, сколько в нашей стране стоит пересадка печени? А если честно, я вообще, сомневаюсь, доживёте ли вы до этого момента. Вы не даёте шанса выжить не себе, не своему ребёнку, — разгневанно промолвил он, глядя ей в глаза.

— Хорошо!

— Что хорошо?

— Я согласна на операцию! — испуганным голосом почти выкрикнула Тася. — Можно я подпишу документы?

— Если будет свободная операционная и не привезут экстренную роженицу, мы вас прооперируем. Вы своё время упустили, — сердито ответил он.

В палату заглянула девушка в маске.

— Николай Николаевич, вас ждут в операционной, — позвала она.

Доктор молча развернулся и ушёл. Через некоторое время Тасе снова принесли на подпись документы. Она, не раздумывая, всё подписала.

Время тянулось бесконечно медленно. Предродовые палаты быстро заполнялись вновь поступающими роженицами. На каждую из них Тася смотрела как на потенциальную претендентку на операцию, боялась, что кто-то из них займёт её очередь. Страх перед кесаревым сечением стал быстро улетучиваться. Она мысленно уговаривала себя, что скоро все её испытания закончатся, все увидят, что её ребёнок совершенно нормальный и поймут, как ошибались. Что современная медицина способна выходить и не такого кроху. Ей теперь хотелось как можно скорее попасть в операционную, чтобы малыш освободился и перестал страдать от этой дурацкой плаценты. Она не находила себе места, то ложилась на кровать, то поднималась и ходила по коридору, с тревогой глядя на поступающих в предродовые палаты женщин. Тася подходила к каждой новенькой и, глядя на роженицу полубезумными глазами, спрашивала:

— Вы на кесарево? А с каким диагнозом?

Услышав «плановое» уходила с довольным видом. Её странное поведение никого не трогало, так, как большая часть рожениц тоже была объята страхом перед предстоящими родами.

От частого вставания с кровати волосы растрепались. К стонущим женщинам Тася не испытывала сочувствие, они вызывали у неё только зависть. Она хотела также стонать, кричать от боли, лишь бы её ребёнку было сорок недель, а потом с крепким, круглолицым малышом на третий или четвёртый день, оказаться дома.

— Какие вы счастливые, — не сдержавшись, с завистью сказала она одной из женщин, корчившейся от схваток. Та посмотрела на неё как на сумасшедшую и отошла в сторону, но Тасе было всё равно, что она о ней подумала.

«Виктория Викторовна говорила, что самое главное доходить до тридцати двух недель, но тридцать одна с половиной неделя — это же почти тридцать две» — убеждала себя Тася, меряя шагами коридор.

Из родильного зала вынесли завёрнутого в пелёнки малыша, который кряхтел на руках у акушерки.

— «А какой мой ребёнок? Была ли ошибка в том анализе с тетраплоидией? Что ждёт меня через каких-то полчаса?» — со страхом подумала она, глядя им в след. В этот момент подошла анестезистка и пригласила её в операционную. Ноги сразу стали ватными. Сердце забилось где-то в горле.

— Ну, вот и всё, — произнесла она вслух и пошла следом за медсестрой.

В предоперационной санитарочка подала ей шапочку. Тася натянула

её на голову, спрятав волосы. Потом трясущимися руками надела на ноги бахилы. Прошла в операционную и с помощью анестезистки взобралась на операционный стол. Анестезиолог поставил укол в спину и помог лечь. Медсестра, поставила катетер в вену, подключила к нему систему для переливания, ввела в резиновую трубочку какой-то раствор. Перед лицом Таси появилась металлическая изогнутая под прямым углом стойка, на неё накинули кусок ткани, отгородив голову от остальной части тела.

— Тася, пошевелите пальцами на ногах, — попросил анестезиолог.

— Не могу, ноги, словно брёвна стали, — через силу улыбнувшись, произнесла она.

— Ну, вот и хорошо. Можно работать.

В операционную вошли Николай Николаевич и Виктор Андреевич, одетые в стерильные халаты, перчатки, марлевые маски, оставляющие открытыми только глаза.

— Ну что, бунтарка, как дела? — перегнувшись через дугу и глядя на неё весёлыми глазами, спросил Николай Николаевич.

— Нормально, — испуганно глядя на него, ответила Тася.

— А голос что дрожит?

— Боюсь боли.

— Это зря, у нас самый лучший в городе анестезиолог. Больно не будет, обещаете Евгений Петрович?

— Как такой милой даме не пообещать? — ответил тот.

Отвлекая Тасю разговорами, они проворно работали за тканевой завесой, отгораживающей их от её глаз. Она только слышала редкие команды:

— Скальпель, зажим, ещё зажим, тупфер…

Боли действительно не было, только чувствовала прикосновение чего-то тупого и слышала металлическое звук инструментов. И вдруг она почувствовала, что из неё что-то вынули, услышала слабый, даже не плачь — писк.

— Мальчик, — произнёс мужской голос.

Секунды длились вечность…

— Какой он?! Какой??? — кричала она про себя, стараясь сглотнуть застрявший в горле сухой комок. Наконец с трудом выговорила, — Виктор Андреевич, скажите, какой он?!

— Нормальный! — радостно произнёс тот. — Только яички в мошонку не опустились, но это дело времени. — Потом он повернулся к неонатологу и спросил: — Какой вес у ребёнка?

— Один килограмм двести шестьдесят грамм, — ответил тот.

— О, так я всего на шестьдесят грамм ошибся, — довольным голосом произнёс доктор.

Ребёнка завернули и унесли из операционной.

Тася думала, что когда ей скажут, что ребёнок нормальный, она заплачет. Нет! Зарыдает от счастья. Но слёз не было, то ли от наркоза, то ли от переизбытка чувств они исчезли. Операция продолжалась, с громким стуком падали в подставленный таз инструменты, что-то говорили врачи, а она лежала блаженно улыбаясь:

— Мой сын нормальный!!! — это было счастье, о котором она много месяцев запрещала себе даже думать.