Два взгляда на жизнь.

На следующий день Тася шла в палату после процедуры в барокамере, когда дорогу ей преградила Ахмедова.

— Михайлова? А почему вы до сих пор в стационаре?

Тася молча, смотрела в светло-серые, злобные глаза, лицо доцента, густо покрытое тональным кремом, кривилось от возмущения:

— Я это просто так не оставлю! — не получив ответа, Изольда Наумовна поправила подмышкой папку с документами, обошла зловредную пациентку и, твёрдо ступая высокими каблуками, удалилась.

Нина Юрьевна пришла к ней в палату перед обедом.

— Тася, вас снова зовут к Ольге Николаевне.

— Кто на этот раз?

— Ахмедова не успокоилась, и для разговора с вами пригласила доцента с кафедры, старшего коллегу.

— Они оставят меня в покое?

— Думаю, да. Ольга Николаевна уже приняла решение, а переубедить её очень трудно.

Снова, ставший привычным кабинет. Зав. отделением поздоровалась и склонилась над столом, не поднимая глаз от бумаг.

На диване сидела, вальяжно откинувшись на спинку, симпатичная женщина лет сорока пяти, с модной короткой стрижкой. Тася прошла, и устало опустилась на стул. Измождённая, с провалившимися от вчерашнего стресса и бессонной ночи глазами она устало смотрела на учёную даму. Вчера, во время разговора с Ольгой Николаевной, горячилась, стараясь доказать свою правоту. Сегодня она не могла, и не хотела говорить снова о том же. Ей казалось, что это пыточное колесо никогда не остановится.

Не представившись, и не поинтересовавшись, как зовут пациентку, незнакомка спросила:

— На основании чего вы решили оставить ребёнка?

— На УЗИ всё хорошо, нет отклонений в параметрах развития, — безразлично ответила Тася.

Но доцент, не дослушав, прервала её, и произнесла набившую оскомину фразу:

— Не всегда всё видно на УЗИ. Иногда на мониторе всё благополучно, а плод рождается с несовместимыми с жизнью отклонениями.

Тася не стала слушать продолжения и тоже перебила незнакомку:

— А бывает и наоборот. На УЗИ всё плохо, а ребёнок рождается здоровым, — язвительно ответила она. — На моё решение повлияло то, что кариотип плода и плаценты могут не совпадать, и причиной удвоенного набора хромосом может быть не ребёнок, а мозаицизм ограниченный плацентой. Для того, чтобы прийти к этому выводу, мне пришлось изучить массу материалов, в том числе авторефератов и диссертаций на эту тему.

— Вы знаете, как пишутся диссертации? — усмехнулась женщина.

— Да знаю. Знаю, что встречаются недобросовестные учёные. Поэтому искала случаи из жизни, рассказы тех, кто столкнулся с такой же бедой. В России я нашла один подобный случай. Девушка Ирина из Татарстана. У неё был диагноз идентичный моему. В прошлом году она родила здорового малыша.

— Ещё одно обследование кордоцентез вы не хотите сделать?

— Его делают в другом городе, не хочу туда ехать.

— А вы знаете, что можно сдать анализ крови в нашем городе, в лаборатории, которая работает по новой технологии. Анализ подтвердит, или опровергнет ваш диагноз. Правда стоит он дорого.

Тася подумала, что если не согласится, пытки допросов не прекратятся. Ещё, чего доброго, начнут собирать консилиумы, как будто право на решение рожать или нет ей ребёнка, есть только у них.

— Для меня деньги не проблема. Где можно сделать такой анализ?

Незнакомка подала ей заранее приготовленный листок с координатами лаборатории, и произнесла:

— Честно скажу, я вас не понимаю. У меня, как и у вас двое детей. Я бы ни за что не рискнула терять благополучие своей семьи, из-за ребёнка инвалида. Вся жизнь насмарку, ваша и его. Вечные усмешки в спину. Любить, пока не родился — одно, затем с этим надо будет жить всю жизнь. Это вы сейчас такая храбрая. Многие просто оставляют ребёнка в больнице, и совесть их не мучает. Детские приюты полны больными детьми.

— Я считаю, что мой ребёнок здоров. Не все исследования, которые проводятся медиками, показывают истину. Я убеждена, быть в семье инвалиду или нет, не всегда дано решать вам, — Тася произносила это, с яростью глядя в глаза незнакомки. — Вот вы сейчас выйдете из здания больницы и попадёте в аварию, станете инвалидом. Вы же не застрахованы от этого? Ваша семья тоже должна будет приять решение не в вашу пользу — поместить в дом инвалидов, или хуже того, сделать эвтаназию?

— Не забывайтесь, с кем вы беседуете!

— С человеком, который имеет такое же право на жизнь, что и мой ребёнок. Не вам решать, рожать мне его или нет! У меня фетоплацентарная недостаточность, потому, что в первом триместре я переболела ОРЗ. Это написано в моей истории болезни, и оказать медицинскую помощь в этом учреждении мне обязаны.

— Даже так? — вздернув брови, в замешательстве произнесла незнакомка. — Вижу, вы хорошо подготовились и решение ваше непоколебимо. — Она взяла в руки историю болезни, спросила: — А кем вы работаете? — И, читая вслух, произнесла: — Доцент… кандидат…, — внимательно поглядела на Тасю и разочарованно сказала: — В таком случае, даже не интересно вас в чём-то убеждать. Потому и выводы приводите аргументированные. На этом наш разговор окончен. Сдавайте анализы, а там посмотрим…

Тася вышла. Спустя час она вспомнила о бумаге с адресом лаборатории и постучалась в кабинет к Ольге Николаевне.

— Доцент с кафедры посоветовала мне сделать анализ крови, который подтвердит или опровергнет мой диагноз. Хочу сделать его, отвязаться от них и лечить плаценту.

— Тася, вы же приняли решение, ни при каких условиях, не делать аборт?

— Да, это так.

— Тогда зачем тратить большую сумму денег, чтобы что-то, кому-то доказать?

— Вы правы! Я так устала за эти дни кого-то убеждать, слушать людей, от слов которых тошнит. Такое чувство, что несколько дней кружусь в карусели, и нет возможности спрыгнуть. Неадекватность мыслей и решений, возникла видно от этого. Спасибо, Ольга Николаевна за совет.

— Идите Тася, отдыхайте. Больше вас никто не потревожит.

Действительно, мучения Таисьи с этого дня в гинекологическом отделении, расположенном по улицы Курнатовского, закончились. К ней приходили только любимые, родные люди. Они гуляли по аллеям больничного парка. Март был в самом разгаре. Светило солнышко, звонко капала с крыш капель. Но радости не было. После допросов учёных дам Тасю снова охватил страх перед будущим, серым коконом окутала тоска. Никого не хотелось видеть, общаться. Ей казалось, что сёстры за её спиной шепчут, обсуждая её ненормальный, больше сказать, дикий поступок.

Она нашла в больничном холле, за пышно разросшейся пальмой, укромный уголок. Скрываясь от недобрых глаз, часто сидела там, на диванчике, делая вид, что читает книгу. На сердце давила обида за ребёнка, которым пренебрегли, которого хотели убить. Раньше Тася не сталкивалась с подобным. Оказывается, уже в женской консультации от женщины требовалось доказать своё право родить ребёнка. Это была система, при помощи которой общество избавлялось от нежелательных детей. Если при обследовании, скрининге, появлялось малейшее отклонение в параметрах, роженица становилась пациенткой второго сорта, ей завуалировано, а порой и напрямую предлагали сделать аборт, пока не поздно. Они даже не допускали мысли, что могла быть погрешность в исследовании, ошибка. Главным для людей, которые стояли у самого начала появления человека на свет, было, чтобы дитя родилось нормальным, без каких-либо отклонений. Чем выше становился прогресс, тем тщательней шёл отбор при помощи таких, как Ахмедова, Голикова, доцент из медицинской Академии. Радовало то, что и среди них встречались исключения.

— Можно я присяду радом?

Возле Таси придерживая рукой большой живот, стояла женщина.

— Садитесь. Этот диванчик поставили не только для меня.

— Я лежу в соседней палате, на сохранении. Так уж получилось, что знаю вашу историю.

— Ее, наверное, санитары в морге и те знают, не только вы, — грубо ответила Тася.

— Не обижайтесь. Я давно хотела с вами поговорить, да всё не решалась, понимая ваше состояние.

— Да что вы можете понять? Или желаете из первых уст услышать о тетраплоидии? В интернете читайте! — Она встала, чтобы уйти от назойливой женщины, но кадка с пальмой помешала.

— Присядьте, — придержала та её за руку. — Вы молодец, что не послушали их. А я послушала. Молодая тогда была. Прошла исследования, как положено, а в двадцать недель, на скрининге, они нашли у моего ребёночка какую-то аномалию, насели как вороньё, чтобы делала аборт. Всё равно, мол, больше года дитя не проживёт, только оба мучиться будете. Время даже подумать не дали.

— Сделали аборт? — возвращаясь на своё место, спросила Тася.

— Надо было не слушать их, ещё обследования пройти, а я как затуманенная была, да и поддержать некому. Бабушка меня растила одна, а парень, как узнал о беременности, сбежал. Опомнилась, когда уже поздно было. Покончить с собой хотела, спасли. В депрессию впала, лечилась у психолога. Только я не о том хотела вам рассказать. Поверьте! Если судьбе угодно, от неё не уйдёшь. Прошло время. Я вышла замуж, долго забеременеть не могла. Наконец-то эта радость случилась. Только возраст уже был не тот, да и болезни женские одолели. Я с Дашей так и лежала на сохранении, не выходя из больницы. А в двадцать восемь недель случились стремительные роды. Девочка родилась с внутричерепной гематомой, долго была на аппарате искусственной вентиляции лёгких. Не буду перечислять всех болезней, но, сколько сил, время, денег мы потратили, чтобы хотя бы на ноги её поставить. Если суждено мне было пройти испытание, я их прошла сполна. А про мальчика своего все эти годы забыть не могу — вдруг они ошиблись? А я убила его. Может у других иначе, но время мою рану не лечит.

— Это у вас второй ребёнок?

— Да. Даша уже в садик ходит. Только зрение так и осталось слабым.

— Как же вы решились родить ещё одного? Не страшно?

— Мы с мужем всегда хотели иметь много детей. Но, чувствую, не получится. Нам уже восемь месяцев, доходить бы до положенного срока. Мальчика ждём, — с гордостью поглаживая живот, сообщила незнакомка.

Спасибо вам, — тихо произнесла Тася.

— Это вам спасибо! Что держитесь, не слушаете их. Меня Людмила зовут, приходите ко мне в палату, чайком побалуемся, я сейчас одна.

— Приду, — улыбнувшись впервые за последние дни, ответила Тася.