Часть 10.

— Здравствуй, Татьяна. Когда ты едешь?

— Послезавтра. Купила билеты. И туда не хочу и здесь не могу. Я как будто толкаю сама себя и двигаюсь с таким скрипом. Как будто мелется что-то во мне, и так тяжело на душе.

— Ничего, ты справишься с этим. Ты ведь растешь. Наступает момент в жизни человека, когда он начинает расти, вполне сознательно, и по собственному желанию выбирает направления роста. Так вот, о душевной емкости. Человека с большой душевной емкостью трудно обидеть или оскорбить. И!.. Да, да. — Ударили по одной щеке, подставь другую. О чем-то подобном мы уже говорили с тобой. И снова возвращаемся к заповедям Христа. Хоть и трудно их понять, но еще труднее жить по ним. Где набраться силы духа для этого, как растить свою душевную емкость?

Очень трудный для меня это вопрос. Но попробую. Если душевную емкость Бога считать бесконечной, тогда любовь Бога это есть высшая справедливость. Человек создан по образу и подобию Его, и он обладает душевной емкостью. Так. Может душевной емкостью меряется любовь (что это меня все тянет определить да померить)? Или любовь определяет душевную емкость — щедрость сердца? Опять же все вокруг да около. Понимаешь ли, что я хочу вместить в это понятие, — душевная емкость? И силу духа, и любовь к людям, доверие и открытость миру, щедрость сердца. Так вот, как все это в себе растить, увеличивая емкость души, я не знаю. Но я хотела бы знать. И я пытаюсь узнать.…

А, кстати, я сейчас занимаюсь ликвидацией пробелов в собственном образовании. Возможно, тебе это покажется странным, но я читаю Петрарку. Канцоньере на меня мало произвели впечатления. Я вообще плохо понимаю поэзию. Возможно потому, что ищу в ней смысл и логику, а надо искать чувство. А вот его « Моя тайна или книга бесед о презрении к миру» меня поразили. Когда начинаешь чем-либо интересоваться, то этот интерес, как расходящиеся круги, захватывает все большую область. До этого я искала «Мысли» Паскаля, а наткнулась на «Исповедь» Св. Августина. « Исповедь» — это совсем отдельный разговор. Так вот, Петрарка свою « Тайну» пишет в виде диалога с Августином. О чем эта вещь? Да все о том же. Как жить, как умирать, как стать счастливым. А от «Книги писем о делах повседневных» я вообще не могла оторваться. И если обыкновенно я читаю несколько книг одновременно, выбирая их по настроению, то с этой книгой сочетать было нельзя ничего. Чистая, ясная, звонкая проза. На ум не идет ничего, кроме писем Пушкина. Их я люблю у него больше всего. Четкие образы, короткие и емкие словесные формулы. Я конечно, не знаток ни того, ни другого, но это первое, что мне подумалось. Конечно, может быть, сказались особенности перевода В. Бибихина, но сомнительно. Я тебе прочитаю два отрывка, а ты почувствуй их внутренний ритм. Петрарка — о том, почему пишет: «Другое делать трудно, ничего не делать дурно и для меня к тому же невозможно и непривычно…». Теперь сравни кусок из письма Пушкина к брату из Михийловского: «…Вот уже четыре месяца, как нахожусь я в глухой деревне — скучно да нечего делать; здесь нет ни моря, ни неба полудня, ни итальянской оперы. Но зато нет — ни саранчи, ни милордов Уоронцовых. Уединение мое совершенно — праздность торжественна». Но это так, мои попутные впечатления. Главное, я хотела поговорить о содержании. «Тайна» Петрарки настолько близкой оказалась моему теперешнему миропониманию, что у меня сложились впечатление разговора самой с собой. И у него я нашла не малую часть ответа на мой вопрос. Не все, но многое уложилось на полочки моего сознания. Например, о времени: « … Избыток склоняет к расточительству, скудость к бережливости; часто только под конец начинает проясняться, что надо было делать вначале, да и почти всегда мудрость и сила ходят врозь: та прозябает, когда эта цветет, а когда та пробуждается, эта увядает, — иначе человеческие начинания были бы удачливей, исход предпринятого благоприятней, а теперь человек обычно начинает знать, когда перестает мочь »…Утомлю тебя еще немного. Вот послушай. Это самое малое, что я хотела бы тебе почитать. Возможно, когда-нибудь ты и сама это сделаешь: «…одна только добродетель здесь имеет силу, благодаря ей достигаешь того, что везде будешь жить радостно и счастливо и посреди зла злу не будет к тебе никакого доступа, не желай ничего, кроме того, что делает счастливым; не бойся ничего, кроме того, что делает несчастным, — и знай, что счастливым или несчастным можно стать только в душе; ничто внешнее тебе не принадлежит, все твое всегда с тобой; ничто чуждое не может тебе придано, ничто твое не может быть у тебя отнято; выбор жизненного пути у тебя в руках….». Вот… И я не устаю удивляться. Можно сказать, нахожусь в шоке (возможно, этого бы не было, будь я более образованной). В этот же ряд я ставлю письма Сенеки, ставшие для меня таким же откровением в свое время. Сюда можно много еще чего поставить такого, что мне и не осилить. Но картина получается следующая, — веками, веками!, ты понимаешь, мы говорим об одном и том же. Об одних и тех же нравственных ценностях, об одних и тех же проблемах человека. И все завязано на его смертности. И осознание этого, как красная нить бытия. Ну, не может и не хочет смириться сознание человека с тем, что оно произвольно или непроизвольно открывается при осознании собственного «я», и закрывается при потере последнего канала связи сознания с миром. И вот что я подумала. А не может ли человек так нарастить свою духовную мощь, что она приведет к некоему пробою, не знаю чего. Приведу аналогию с лазером. Чтобы пучку когерентного излучения вырваться через полупрозрачное зеркало наружу, ему необходимо набрать определенную мощность. Какую мощность должен иметь наш дух и сознание, чтобы пробиться, — то ли к Мировому сознанию, то ли к Богу, то ли не знаю куда, чтобы наше тело физическое вообще не имело никакого значения и перестало быть необходимым, как материальная оболочка?… Видишь, как я тебя накрутила? А все потому, что мое сознание тоже не хочет закрываться. Вот и ищет лазейки, как сохранить себя. А может все дело в несохронении? Сейчас на Земле существуют миллиарды человеческих сознаний, каждое отдельно друг от друга. И сознание одного человека не может отождествиться с сознанием другого. Оно даже проникнуть в сознание другого не может. И когда мы говорим, что понимаем друг друга, то, что мы на самом деле понимаем? Некий неясный профиль (ассоциации с Ф.Саган)? Я не говорю о разных эзотерических вещах, а об обычных процессах. И когда у тебя, у меня или кого-то еще открывается сознание, оно надежно отгорожено от других, заблокировано. И вот человек умирает. Его сознание закрылось. Ну и что? Ну и что из того, что это конкретное сознание закрылось? Откроется в тот же момент или позже другое. И оно тоже будет «я». И тоже будет горевать, боясь исчезновения, и тоже будет метаться в поисках своей правды. Вот ведь. Возобновляются и исчезают эти собственные «я», а где же тогда эта уникальная индивидуальность и зачем она? И встает вопрос о душе, — что она такое? И когда сознание пробивается, куда не знаю, что будет с душой? Сплошные вопросы без ответов. Может, Татьяна, ты это додумаешь и получишь ответы? А я чувствую, что на данном этапе дошла до предела своего понимания. Бьется сознание мое над этой проблемой, и сама я себе напоминаю модель абсолютно черного тела. Большой сосуд и в нем маленькая дырочка. Попадает в него излучение и бьется в нем, отражаясь от стенок, и выйти не может. Вот и сознание мое бьется-бьется, а понять и объяснить не может мне многих вещей.

Ты скоро едешь, Татьяна. Береги себя и помни, что счастье человека величина безотносительная. Есть оно или нет, зависит только от самого человека.

Я хочу, чтобы ты научилась быть счастливой.