Глава 14

Глава 14

За прошедшие два месяца Ветерок округлился, обрадовал первой осознанной улыбкой. Теперь утром Чармейн встречал довольный жизнью малыш с ямочками на щечках. Крылышки обросли белым пухом и весь он стал похож на розовощекого пухлого ангелочка.

Чармейн обожала сына, частенько лежала рядом с ним, на расстеленном на солнце пледе и любовалась складочками на ручках, огромными голубыми глазками, сильными ножками с маленькими пальчиками.

Если бы не усталость и постоянное желание урвать хоть пару часов сна, то Чармейн сказала бы, что эти весенние дни — лучшее, что было в ее жизни.

Она много думала о своем отце. Не о том, кто жил в лесу, а о мэре Вирхольма. Странно, но с тех пор как правда вышла наружу, Чармейн почувствовала себя свободной. Она всю жизнь старалась изо всех сил заслужить его расположение. Быть примерной дочерью, которой можно гордиться — самой красивой и послушной. Все напрасно, что бы она не делала, отцу было недостаточно. Даже о пении, которого собирался слушать весь Вирхольм, он отзывался неодобрительно. Чармейн страдала, остро ощущала несправедливость беспредельной любви родителей к брату и постоянно чувствовала себя ненужной в доме.

Какое облегчение перестать искать в себе причины холодности отца! Теперь она может быть благодарной за все хорошее и не ожидать ничего сверх меры.

Сама же Чармейн мечтала о том, что Дэмиен будет любить Ветерка как родного. Не хотелось бы ей в повторить судьбу матери, видеть, как муж различает между детьми своими и чужими.

Бывают же в жизни совпадения! Кто бы мог подумать, что Чармейн повторит тягу матери к лесным эльфам. Хотя… может любовь к фейри не странность, а предопределенность: Тейл выбрал Чармейн из-за доли зачарованной крови. Хотел сына, который будет больше фейри, чем человек.

Вот дурочка, она то думала, что приглянулась ему красотой или звонким голосом.

Она вспомнила былое обожание и то, как она млела от одного присутствия эльфа и частенько теряла слова. Посмешище, а не девица. И все же в той давней истории не все сходится: раз Тейлу был нужен ребенок, зачем унижать глупую деревенскую девицу. Зачем мучить ее, давить до такой степени, что Чармейн вышла замуж за Дэмиена, под влиянием порыва?

Раньше она стала бы искать в себе фатальный изъян, но новая веха в отношениях с отцом прибавила житейской мудрости — причина не только в ней самой. Что-то заставило Тейла стать жестоким. Ненависть ко всему человеческому роду, неведомая угроза фейри или связь с Кувшинкой… Вот бы знать наверняка и оставить эту историю в прошлом!

Чармейн не повезло — она слишком болезненно перенесла отвержение. Тейл ударил по самому больному месту. Видимо, он сам не ожидал бунта от покорной и влюбленной Чармейн, а когда опомнился она была давно замужем за другим.

Тот, кто сумел излечить ее, дал возможность поверить в себя выходил сейчас из леса, измазанный в черноземе. Черные волосы рассыпаны по мощным плечам, рубашка расстегнута на груди, штаны плотно сидят на узких бедрах. Чармейн побежала навстречу мужу, поцеловала, забрала тяжелую котомку.

Он с улыбкой погладил ее по спине и поспешил к Ветерку. Одно удовольствие подкидывать мальчишку в воздух — бьет крыльями и все время кажется, что вот-вот взлетит. Крепкий, и уже смеется заливистым смехом, хотя всего месяц назад научился улыбаться.

Чармейн собрала плед и взяла ветерка на руки, пока муж на скорую руку сполоснулся в озере. Дэмиен с наслаждением лил на себя воду, а Чармейн любовалась рельефными мускулами. Рубашка прилипла к телу, подчеркивая рельефные мускулы. Красивый мужчина и любит ее. Что еще нужно в жизни?

Они поужинали пирогом с овощами. Ветерок не слазил с рук Дэмиена и все норовил украсть у того ложку. Дэмиен ловко уклонялся, но увидев, как ребенок скривился от досады, покорился, и ложка мигом перекочевала в рот довольного Ветерка. Чармейн встала, принесла мужу новую, деревянную, расписную. Та показалась малышу более привлекательной и он вновь начал охоту.

После ужина Ветерка раздели наполнили лохань теплой водой. Купаться он любил: счастливо жмурился на руках у Дэмиена, пока Чармейн осторожно поливала из кувшина круглый животик и поросшую пухом голову.

После купания Дэмиен остался поиграть чуть с Ветерком перед сном, а Чармейн вышла на улицу быстро постирать пеленки и завесить сушиться на ночь. На улице поднялся сильный ветер, Чармейн чуть не сбило с ног. Хлестнуло по спине жгучим вихрем, с поднятыми в воздух веточками и песком. Небо застилали облака, пока в рваных разрывах сияли звезды, но сплошная громадина грозовой тучи уже надвигалась с востока.

Чармейн поспешила к озеру успеть застирать пеленки. Вывесить придется дома — скорей всего ночью собирается серьезная буря. Весной они не редкость, но все же стоит спросить Дэмиена как прошли сегодняшние задания.

Чармейн поднялась с мостков с корзиной белья в руках, в глазах потемнело, голову пронзила резкая боль. Недосып сказывается, к вечеру становится совсем тяжело управиться с делами. Чармейн пошатываясь пошла к дому. Ее подхватил на тропинке Дэмиен, забрал корзину с бельем, поддержал под локоть.

— Ветерок уже спит. Ложись и ты, в первую часть ночи он реже просыпается.

— Дэм, солнце только зашло. Мне еще дел сколько переделать по дому…

— Я с бельем справлюсь, а все остальное подождет утра. Только поешь немного, ты за ужином так ни к чему и не притронулась.

— Правда? Я и не заметила.

Они зашли домой тихо как мыши. Ветерок посапывал в своей колыбельке. Он обычно спал очень шумно, часто ворочался, храпел. Малейший шум будил Чармейн. Дэмиен сперва вскакивал вместе с ней, но потихоньку привык и теперь его не будил даже требовательный голодный плач.

Чармейн наслаждалась простым ужином и дымящейся чашкой сладкого отвара. За окном выл ветер и хлестали ветки. Дэмиен вышел запереть ставни, чтобы деревья не повредили ненароком тонкую пленку стрекозиных крыльев.

— Дэм, скажи, в лесу все в порядке?

— Обычный день, ничего особенного. Ты из-за бури спрашиваешь? Может стоит спросить Милисент… Я ее завтра навещу.

Чармейн отставила в сторону полупустую чашку. Ее сильно клонило в сон. Дэмиен задул свечи, оставив одну в дальней части комнаты.

— Спи, белочка, я закончу пару дел и присоединюсь к тебе.

Чармейн переоделась в ночную рубашку и легла в мягкую постель. Ветерок мерно дышал в своей колыбельке. По крыше застучали капли дождя. Ей захотелось попросить Дэмиена занести с улицы плетенный стул, но голова стала слишком тяжелая, а язык неповоротлив. Чармейн провалилась в глубину сна.

***

Она проснулась от резкого звука. Хлопнула входная дверь. Рядом, повернувшись на бок крепко спал Дэмиен. Из колыбельки слышался шорох, будто сын уже проснулся, но еще не заплакал.

В доме с закрытыми ставнями было темно. Чармейн, протерла глаза и тихо встала с кровати. На полке хранился ящичек со светящейся головешкой как раз для таких случаев.

За окном царила тишина. Гроза утихла, в воздухе разлилась свежесть мокрой листвы.

Чармейн нащупала корзинку, из которой лился слабый зеленоватый свет, достала склянку где мерцала прошитая светящимися грибами коряга.

Грудь распирало от молока, значит она спала довольно долго, да и голова свежая. Нужно покормить Ветерка, он все равно проснулся и с минуты на минуту затребует еды.

Чармейн подошла к колыбельке полюбоваться на сына.

На расшитой цветами простынке лежало нечто, в зеленоватом свете головешки невероятно уродливое. Большая лысая голова, подслеповатые заплывшие слизью глазки, тщедушное тело с по паучьи длинными руками и ногами, на пальца звериные коготки.

— Дэм! Дэм! — закричала Чармейн.

Разбуженный Дэмиен спросонок упал с кровати и тут же вскочил на ноги. Подбежал к белой как простыня жене, замеревшей над колыбелькой зажав ладонями рот.

— Что это? Во что они превратили Ветерка?

Дэм бросил один взгляд на существо в колыбельке, которое заплакало тоненьким еле слышным квакающим голоском. Отступил к стене.

— Не Ветерок. Это подкидыш.

Очнувшись Чармейн рванула к двери, выбежала босиком во двор.

На освещенной луной поляне царило безмолвие. Полная луна серебрила росу на траве, ни листочка не шевелилось на деревьях.

Чармейн бросилась прямо в непролазную чащу не тратя время на поиски подходящей тропинке. Ей почудился в воздухе молочный запах Ветерка.

Сучья и острые камни впивались в голые ступни, но она все бежала напролом.

— Тейл! Верни мне его, Тейл! Ты не можешь его забрать от матери. Он погибнет без меня, Тейл!

Она спрашивала, обнимая вековые столбы о своем сыне. Просила слезно у Хозяина леса вернуть ей малыша. Ей казалось, что она слышит ответ, ей сообщалось, что обмен произведен по правилам. Законы леса не были нарушены.

— Тейл! Сжалься надо мною, Тейл. Ты и так у меня достаточно отобрал…

Чармейн спряталась между толстых корней. Слезы катились сплошным потоком, грудь, каменная от избытка молока, саднила и болела. А где-то там, за покровом леса, наверное прямо сейчас плачет от голода ее сын.

Она вновь встала, слепо побрела вперед, не переставая умолять.

— Чармейн!

Дэмиен окликнул ее, нагнал быстрым шагом. Он нес в руках белый сверток. Чармейн скривилась, поняв, что он взял с собой подкидыша.

— Он же живой, — сказал Дэмиен. — Я не мог оставить его одного.

— Дэм, что мы будем делать?

Она приникла к мужу, зарылась заплаканным лицом в его плечо. Дэмиен усадил Чармейн на траву, приобнял одной рукой, второй поддерживая задохлика.

— Я буду искать Ветерка. И найду, чего бы не стоило.

Чармейн ничего не отвечала. Ее губы предательски дрожали.

— Ты не найдешь его. Нам нет пути туда, где живет народ фейри, к тому же Тейл слишком хотел Ветерка. Они произвели обмен, да? Вырастили в своих тенетах гомункула взамен нашего Ветерка.

— Бельчонок, посмотри внимательно на подкидыша.

Большеголовый уродец тяжело дышал и плакал писклявым голосом. При свете луны его кожа отливала зеленым, кое где на ней блестели прозрачные чешуйки. Тонкие палочки ручек и ножек, выпирающий живот.

— Думаешь это ребенок Кувшинки?

— И Тейла. Он отдал сына за сына, равноценный обмен.

— Похоже ты прав, — хмыкнула Чармейн. — Все сходится. Помнишь тогда во время пожара Кувшинка была в свободном платье, чтобы скрыть живот? А потом, стала прятаться, чтобы я не заподозрила. Так вот куда она пропала… Фу, какая мерзость. Они же брат и сестра, не так ли?

— По крайней мере так говорил Тейл, его словам можно верить.

Оба молча сидели рядом погруженные в горе. Чармейн отчаянно скучала по тяжести сына в руках, но еще больше ее мучила мысль о том, как Ветерку сейчас дышится в чужом доме, среди чужих существ, без маминого прикосновения и запаха. Он наверное думает, что мать его бросила.

Из тревожных мыслей ее выдернул протяжный вой подкидыша, перешедший на еще более высокую, режущую ухо ноту.

Дэмиен встал, прошелся по поляне, укачивая горестно воющее существо.

— Что с ним такое? Дай посмотреть!

Чармейн со стоном поднялась на ноги, боль в изрезанных ступнях дала о себе знать.

Подкидыш плакал, сморщив личико со слезящимися глазами. Чармейн погладила лысую голову. Эх, не может она смотреть спокойно на страдания беспомощного существа.

— Он, наверное, голоден, — тихо сказала она.

Лишь мгновение поколебавшись, Чармейн решительно поднесла подкидыша к своей груди. Тот мигом присосался и принялся с жаждой глотать, вцепившись в Чармейн тоненькой ручкой с длинными пальцами.

— Ты уверена? — тихо спросил Дэмиен.

— Он-то ни в чем не виноват. Мы не можем дать ему умереть от голода.

— Уродливое дитя инцеста еле похожее на человеческое существо?

— А чего ты сам хочешь, Дэм?

Он подошел к ней, обнял за плечи, встал за спиной и прижался к ней всем телом.

— Бельчонок, он никому не нужный, несчастный живой комочек. Даже если бы его подбросили под дверь вдобавок к нашему Ветерку, я бы взял его под свою опеку. Не знаю, что из него вырастет, но не смогу оставить его на произвол судьбы. Лесничество учит ответственности. Я спросил, потому что мне важно знать что думаешь ты.

Чармейн посмотрела на дрожащего от возбуждения уродца у своей груди. Ветерок ел по другому, никогда с такой жадностью, будто не кормленный неделями.

Она бы никогда не смогла отказаться от Ветерка, а этого заморыша выкинули, заменив на более удачную версию. В груди кольнуло сочувствие. Если отринуть приятную внешность, Чармейн всегда считала себя неудавшейся подделкой, такой как отвергнутый ребенок, лежащий в сгибе ее локтя.

— Дэм, мне его жаль до слез. Не знаю, как будут относится фейри к нашему Ветерку, но подкидыша я не обижу.

— Вот и хорошо, — сказал Дэмиен и поцеловал ее в затылок, а потом прошептал на ухо. — Я, кажется, люблю тебя еще больше.

— Дэм, я не заслуживаю, — ответила Чармейн. — Я хуже, чем ты обо мне думаешь.

— И я виноват перед тобой. Не уберег нашего сына…

— Все было предопределено.

Да, все разыгралось точно по нотам. Подкидыш одного возраста с Ветерком, значит фейри были готовы к подмене с самого начала. Тейл все это время пытался выпросить у нее встречи с сыном по хорошему. Она три раза ему отказала. Думала, что одержала верх, а на самом деле Тейл давал возможность одуматься.

— Дэм, я даже не знаю как мы сможем выпросить его обратно. Может Хозяин леса?

— Я сделаю все возможное. Идем домой, дождемся утра, возьмем Милисент в союзницы.

Дэмиен разорвал на полосы тонкую рубаху, в которой спал, присел перед Чармейн на колени, обмотал раненые ноги тряпицами.

Подкидыш наелся досыта откинулся на спинку с выражением полного блаженства на мордочке. Дэмиен нес его одной рукой, а второй поддерживал прихрамывающую Чармейн.

Хижина встретила их тишиной, как разграбленное гнездо. Дэмиен уложил подкидыша в кроватку, укрыл зеленым одеяльцем, которое Чармейн сшила для Ветерка.

Спать оба не могли. По привычке принялись наводить порядок. Чармейн застирала, оставленные со вчера отмокать распашонки. Те, что замочить не успела, еще хранившие запах сына отложила в сторону с тихим вздохом.

Она по привычке прислушивалась к доносящимся из колыбели звукам, и невольно вздрагивала, понимая, что там лежит чужой. Подходила, рассматривала спящего подкидыша, отмечала с болью в сердце как резко выпирают ребра, как слезятся закрытые глазки, как тяжело он дышит во сне.

— Как мы назовем его?

Дэмиен услышав вопрос подошел поближе, встал рядом с нею, молча смотря на спящего ребенка. Оба мысленно перебирали имена.

— Не знаю, — наконец шепотом сказал Дэмиен. — Ни одно имя ему не подходит.

— Это правда, — выдохнула Чармейн. — Что-ж придется ему побыть «Подменышем».

— Его бы выходить, потом подумаем над остальным. Весь он болезненный, как брошенный котенок. Глаза начнем завтра промывать ромашковым настоем. Со временем наберет вес. Твое молоко сытное, устоявшееся, главное, чтобы не пропало.

— Ест жадно, не пропадет, — Чармейно по привычке взвесила в руке пустую грудь с обеих сторон. Ее кольнула тоска по Ветерку. Придется научиться ее терпеть, как Дэмиен терпел сломанную ногу. Только тоску по сыну не излечить.

***

При свете дня подменыш оказался не таким страшным как ночью. После промывания глазок чистой тряпицей, вымоченной в отваре ромашки, он с удивлением рассмотрел Чармейн большими синими глазами. Те будто принадлежали другому, прекрасному существу, совершенно не подходили уродливому тельцу. Впрочем, в сочетании голубых глаз и зеленоватой кожи был свой шарм.

В хижину ворвалась запыхавшаяся Милисент.

— Я бежала всю дорогу, как только деревья мне сообщили, что у вас беда. Что случилось?

Она остановилась передохнуть, пригнулась, положив руки на колени.

— Ветерка украли, — сказала Чармейн спокойным голосом, а потом не выдержала и заплакала.

— А кто тогда у тебя на руках?

Милисент подошла поближе, увидела зеленоватого подменыша, укутанного в пеленки. Тот внимательно рассматривал Милисент, а потом взял и улыбнулся во всю широту своего лягушачьего рта.

Милисент отпрянула, зажала ладонью, рвущийся наружу смех.

— Что это за существо?

— Подкидыш. Фейри оставили его вместо нашего сына.

— Простите за смех, он совершенно неуместен, — откашлявшись, сказала Милисент. Понимаю ваше горе, меня застала врасплох улыбка этого существа.

— Мы взяли его под свою опеку, — ответила Чармейн, рассеянно поглаживая лысую голову.

Милисент хмыкнула, налила себе свежей воды из стакана, выпила одним залпом, затем сполоснула лицо.

— Прости, Чармейн, я ничего не понимаю, вы решили отказаться от Ветерка?

— Что ты говоришь, Мили?! Никогда!

— Чармейн, я думала ты знаешь, но видимо тебе этак книга не попадалась в руки. О фейри из леса говорить в Вирхольме запрещено, тем не менее в городской библиотеке хранится книга древних преданий. В ней есть глава и о подкидышах.

— Я не читала эту книгу, — призналась Чармейн.

Дэмиен тоже пожал плечами — уже лет двадцать праздное чтение для него редкое удовольствие.

— Есть несколько способов избавиться от подкидыша. Если хотите — просвещу вас. Но только не в его присутствии.

Муж и жена испуганно переглянулись. Дэмиен кивнул и увлек Милисент за собою наружу. Чармейн положила ребенка в кроватку и направилась за ними, но он подняла такой жуткий вой, что ей пришлось остаться.

Будто понимал, о чем будут говорить.

Милисент шагала по поляне скрестив руки за спиной. Ее губы шевелились, она пыталась вспомнить прочитанное несколько лет назад с наибольшей точностью.

— Слушай внимательно. Есть три способа избавиться от ребенка фейри. Первый — удивить его. В предании кипятили молоко в яичных скорлупках, но мы не едим ни молоко ни яйца, придется вам придумать что-то другое.

— Удивить? Он трехмесячный ребенок, удивить его проще пареной репы. Ветерок однажды чуть до потолка не подскочил, увидев, как я чихаю

— Подразумевается, что под видом подкидыша скрывается мудрое существо, которому как минимум лет триста.

— Это не наш случай, — махнул рукой Дэмиен. — В древних преданиях придуманные фейри, у нас под боком настоящие.

— Как знаешь, мое дело рассказать.

— Конечно, рассказывай. Что там еще было написано?

— Второй способ — испугать. Тогда откроется вторая сущность. Ну а третий — выбросить на верную смерть. Тогда фейри, испугавшись за жизнь подкидыша, вернут вашего ребенка.

— Даже так, — потер переносицу Дэмиен. — Что ж, спасибо, я все передам Чармейн, придется нам обсудить вместе. Думаю, советами древней книги мы не воспользуемся. Я хотел попросить твоей помощи в другом. Нужно сообщить Хозяину леса о несправедливости, попросить его защиты.

— Конечно, я с вами. Сделаю все, что нужно.

— Есть и другой способ, но на него не возлагаю много надежд. Я буду искать холм фейри, место где они прячут Ветерка. Милисент, прошу, ищи и ты. По звуку плачущего младенца, по изумрудно-зеленой траве, по особым растениям, цветущим на склонах. Что написано в древних книгах?

— Лечь спать на холме, сварив похлебку из тимьяна или положив на глаза веточки тимьяна. Обойти вокруг подозрительного холма три раза против часовой стрелки, по другой версии девять раз. Смотреть на холмы сквозь дырчатый камень, именуемый «куриным глазом».

— А ты много знаешь о фейри…

Милисент кашлянула и потупилась.

— Я с детства мечтала стать достойной войти под сень леса. Старалась, чтобы никто не узнал, но в Вирхольме считали меня странной.

— Видимо, это отличительная черта лесничих. Есть еще одно дело. Не думаю, что узнаем что-то новое, но попробовать стоит. Расспроси Альфреда: может за время лесничества он наткнулся на возможное обиталище фейри?

Милисент смутилась. Провела языком по губам, заправила прядь волос за ухо, затем призналась:

— Я теперь не слишком желанная гостья в Ахтхольме. Похоже, мною не слишком довольны. Расскажу по порядку: Альфред поначалу меня хорошо принял, предложил стать духовным наставником. Тут я не слишком противилась — мне не тяжело высказывать уважение старому человеку, а если не все советы по душе, то в лес ему ходу нет, я могу поступать по своему. Но потом он стал настаивать, чтобы я проводила вместе с ним проповеди в храме, судила провинившихся, придумывала кары за непослушания… Я не смогла.

— Почему ты не пришла к нам за советом?

— У вас родился ребенок, вам самим нужна была помощь, а не чужие проблемы.

— Милисент на будущее запомни — нет ценней чужого опыта. Ты можешь им не воспользоваться, но знать обязана. Иначе будешь делать глупые ошибки. Рассказывай дальше.

— Может кому то другому не мешает стоять напротив толпы, но я привыкла к одиночеству, и совершенно теряюсь, когда на меня смотрят сотни глаз. Я пару раз вспылила, переиначила приговор Альфреда… Все кончилось ссорой. Теперь ко всему в Ахтхольме меня считают ведьмой.

— Мне давно стоило нанести визит вместе с тобой.

— С Ахтхольмом я справлюсь. В конце концов у них есть глаза, они должны видеть урожайные поля… А ты лучше подумай, как найти Ветерка.

Дэмиен резко выдохнул.

— Назначим визит в Ахтхольм на завтра. Я зайду за тобой. С Альфредом давно пора поговорить, моего гнева он испугается. Тут не далеко до дикой охоты… А по поводу Ветерка… Пусть советы из древних книг кажутся странными, но я готов ухватиться за соломинку. Буду смотреть сквозь полые камни, обходить холмы, носить с собой суп с тимьяном. Но подменыша обижать не хочу. Ни пугать, ни бросать на смерть не будем. А вот удивить попробуем прямо сейчас. Чармейн!

Она выбежала с подменышем на руках, вопросительно глядя на мужа. Дэмиен попросил Чармейн не задавать пока вопросов, а снять пеленки, развернуть подменыша к ним лицом и наблюдать за его поведением.

Милисент встала в стороне, не сводя глаз с дитя фейри. Дэмиен отошел на край поляны, затем с разбега бросился к жене. Когда столкновения, казалось, уже не избежать, Чармейн задрожала, прижала ребенка к себе, отступила, готовая увернуться.

И тут Дэмиен обернулся в сокола и взмыл ввысь. Покружился над поляной, затем опустился напротив Чармейн с подменышем еще в полете перетекая в человеческую форму.

Подменыш наблюдал за Дэмиеном с широко раскрытыми глазами и округлившемся ртом. Даже розовый язычок свесился наружу. Когда Дэмиен вновь встал ногами на землю он весь замер, а потом вдруг рассмеялся, заливисто, заразительно, дрыгая ножками и ручками. Уставился на Дэмиена, как бы ожидая повторения.

Глядя на него Чармейн тоже не сдержала улыбки, правда на щеках слезы прочертили две дорожки. Слишком смех детеныша фейри напоминал ее сына.

Дэмиен подошел и потрепал подменыша по лысой голове, дал ухватиться за указательный палец.

— Это ребенок, Милисент, а не трехсотлетнее древнее существо. Попытка не пытка, удивить-то мы его сумели. Хоть бы остальные советы из книг не оказались столь же бесполезными.

— Ты учил меня, что стоит в первую очередь доверять себе, своим чувствам. Что вы думаете?

Чармейн расстелила на траве плед, поставила на него голого подменыша. Держать непропорционально большую голову ему было тяжело. Он то и дело уставал, лежал причмокивая ртом, отдыхая перед новой попыткой. Все еще выглядел слабеньким.

— Он ведет себя как Ветерок, — сказала Чармейн. — Мое сердце говорит, что ему всего три месяца, а может и меньше.

— Доверяю твоим суждениям, — Дэмиен отряхнул одежду и развернулся к Милисент. — Завтра нам предстоит визит в Ахтхольм, а сегодня постараемся поговорить с Хозяином леса. Милисент, ты хотела что-то сказать?

— Когда я тоже научусь так? — смутилась она. — Летать…

— Всему научишься. Сначала следует наладить отношения с твоим городом. Помни, вы одно целое.