Глава 15
Под ноги стелились знакомые тропинки леса. Чармейн шагала вперед, подменыш, укачанный ее мерными шагами спал в переноске, которую Чармейн соорудила из длинного отрезка ткани. Она знала, что в данный момент Дэмиен и Милисент ищут холм, но не могла усидеть дома. Может существует мизерный шанс, что ей повезет и именно она наткнется на заветное жилище фейри.
Прошло уже три дня с тех пор, как украли Ветерка. В первый день Дэмиен пытался достучаться до Хозяина леса. Почему-то лесничему казалось, что на этот раз, осознав важность разговора, Хозяин леса снизойдет появиться в настоящем обличии. Ведь нет никакого сомнения, что он существует. Не только наблюдает, но и принимает активное участие в делах леса: раздает задания, помогает в беде, как тогда вырастил лубок для сломанной ноги. Но как бы они не молили о справедливости, Хозяин леса не только не появился, но и ответа от него никакого не поступило. Если не считать знамением отсутствие заданий.
Хозяин леса не собирался призвать фейри к порядку. В своей борьбе лесничие оказались сами по себе.
В Ахтхольме Дэмиена встретили настороженно, а Милисент откровенно игнорировали. В приватном разговоре Альфред жаловался на новую лесничую, намекал Дэмиену на ошибочность выбора. «Женщина слишком хрупка для тяжелой работы. Со склочным характером Милисент ужиться невозможно. Ахтхольм согрешил, был наказан, но Хозяин леса в своей доброте явился во сне и назвал нового кандидата в лесничие». Прочили мальчишку, полностью находящегося под влиянием Альфреда.
Никакую информацию о фейри Альфред давать не желал. На уступки он был готов идти только в обмен на смену кандидатуры.
«Возьми мальчишку временно в лес. Попроси за него как следует и я найду как помочь с твоей просьбой.»
Уступать Дэмиен не желал, в осведомленность Альфреда по поводу нахождения холма не верил, и на данный момент не мог взвалить на себя политическую неразбериху чужого города.
Ушли они ни с чем. Положение Милисент усложнилось еще больше, так как Дэмиен отказал Альфреду во всех одолжениях, как больших так и малых.
Осталось найти холм своими силами, чем они сейчас и занимались. И Чармейн не могла ждать в четырех стенах приговора. Крах надежды, даже призрачной, больно ударяет по тем, кто потеряли все.
Подменыш не может стать заменой Ветерку. Да, он теплый, живой, его жалко. Чармейн готова заботиться о нем, защищать. Но любовь, особенно материнская не разменная монета, чтобы одаривать ею чужака. Она хотела касаться шелковистой кожи Ветерка, дышать его запахом скисшего молока, целовать в живот и крохотные пальчики на ручках. Она тосковала по его улыбке по утрам.
Но даже не тоска — тревога выгнала ее из дома. Чармейн сходила с ума от беспокойства. Последние три месяца все ее помыслы были направлены на то, чтобы сыну жилось хорошо на свете. Чтобы он ел вдосталь, спал сладко, не страдал от холода или от жары. Чтобы он знал — на любой его крик откликнутся.
Сейчас он во власти таинственных существ, которые могут не понимать нужд человеческого ребенка. Они о своем заботились из рук вон плохо. Сейчас Ветерок, наверное, уже охрип от беспрерывного плача. И это сводило Чармейн с ума.
Она была настолько погружена в свои мысли, что не заметила, как спустилась в овраг, набрела на широкий ручей и стала идти вдоль русла. Очнулась только когда увидела перед собой Кувшинку.
Речная дева была одета в платье болотного цвета, оно ниспадало с оголенных плеч, льнуло к телу. На челе Кувшинки был венок из белых лилий, и сама она была бледна и грустна, хоть и невероятно красива.
Чармейн сглотнула ком в горле. Она столько раз думала, что Кувшинка умерла, что увидеть ее отозвалось в сердце радостным звоном. Теперь не нужно Кувшинку оплакивать. И одновременно вспомнилось, что она зря горевала о речной фейри. Исчезновение было частью обмана, чтобы заполучить Ветерка.
— Привет, — прошептала Чармейн.
Кувшинка вместо того, чтобы кивнуть или улыбнуться, присела в глубоком реверансе, как перед королевской особой в книгах. Подняла просительные глаза и замерла на месте, ожидая приговора.
«Она хочет посмотреть на подменыша», — поняла Чармейн.
Она отогнула край ткани, чтобы Кувшинка увидела спящего сына. За три дня он успел нарастить щечки, выделения из глаз стали прозрачными и весь он уже не выглядел невероятным уродцем, а просто лобастым нескладным зеленоватым младенцем.
Кувшинка ахнула и тут же прикрыла рот ладонью, заплакала.
— Ты хочешь его обратно? — робко спросила Чармейн.
Кувшинка кивнула, сжав рот в тонкую полоску.
«Она не хотела подмены. Ее заставил Тейл.»
— Обещаю ухаживать за твоим ребенком, лечить его, кормить и заботиться. Но ты должна сделать тоже самое для моего, слышишь?
Та поспешно кивнула не сводя глаз с ребенка.
— Что с ним, Кувшинка? Как мой Ветерок?
Фейри будто очнувшись стала пятиться обратно в ручей.
— Нет, не уходи! Покажи мне дорогу под холм, я заберу своего ребенка, оставлю твоего. Прекратим мучить друг друга. Постой же!
Чармейн ступила вперед, вслед за ускользающей речной девой. В бессильной ярости схватилась за край болотного платья. То расползлось в руке зеленой тиной.
Кувшинка обернулась, ее губы дрожали.
— Его имя Истильвер, но называть его вслух нельзя. Никогда, — заговорила Кувшинка впервые с момента знакомства. — Пусть будет для вас Кукушонком. Ветерка скоро увидишь, будь уверена.
Чармейн отпустила платье, Кувшинка нырнула в стремительный поток ручья и растворилась между струй.
Они с Дэмиеном не придумали для Ветерка секретного имени. Чармейн до крови прикусила щеку изнутри, чтобы успокоиться. Будь у ее сына еще одно имя, может быть фейри не имели бы права его забрать…
Чармейн брела все дальше по ручью. Остановилась, когда Кукушонок проснулся и потребовал кушать. Он разглядел ее лицо, улыбнулся широко, всем сердцем, сладко зевнул. Чармейн рассеянно глядела на него, ничего не видя перед глазами.
Как бы ей вернуть сына?
Начал накрапывать теплый летний дождик. Чармейн засуетилась, собрала в котомку грязные пеленки, замотала Кукушонка обратно в переноску. Капли тарабанили по листве, ребенок довольно щурился, открывал рот и высовывал язык навстречу дождю. Чармейн даже заколебалась, не продолжить ли поиски, но стоит ходить с ребенком под струями воды дождем, даже теплой как парное молоко.
Возвращаться с пустыми руками было тоскливо. Плечи ломило от усталости, от непривычной тяжести подменыша у груди. Чармейн вспомнила, что ничего не ела с утра, забыла взять с собой еды из дома. Желудок подавал о себе знать настойчивым бурчанием.
Она зашла в хижину, скинула котомку, положила Кукушонка в кроватку и почувствовала себя совершенно разбитой. Хотелось лечь в кровать, заснуть на несколько лет. Проснуться, когда тоска станет терпимей. Проснуться в другой реальности, где сын рядом.
Кукушонок не хотел лежать в кровати и смотреть в потолок. Он выспался за день мерного качания в переноске, теперь желал играть. Чармейн со стоном уложила его на стеганном одеяле на животе и расставила вокруг яркие безделушки. Ее руки дрожали, голова кружилась. Сил встать, приготовить себе по есть не было. Она беззвучно заплакала.
***
Когда вернулся Дэмиен он застал жену бродящей по комнате с подкидышем на руках. Тот захлебывался плачем, Чармейн же мерно качала его с отсутствующим выражением лица.
Он сам еле стоял на ногах, но тут же забрал ребенка, усадил жену за стол.
— Что случилось? — спросил он.
— Кукушонок голодный, а я не могу его накормить. Молока нет.
Дэмиену хватило одного взгляда, чтобы понять в чем причина. Чармейн выглядела бледной, осунувшейся. Скорей всего, за весь день не съела ни крошки. Совсем погрузилась в горе и забыла, что кормящей матери нужно заботиться о себе.
Он сумел одной рукой держать подменыша на плече, а второй поставить перед Чармейн кувшин с водой и наказать пить. Потом вышел на улицу и вернулся с полной корзиной мелких сладких абрикос с маленькой косточкой.
— Ешь вдосталь, потом отдохни. О молоке не думай, лучше поспи. Я пока прогуляюсь с подменышем.
— Лучше скажи, есть новости? Смогли что-нибудь отыскать?
— Завтра новый день, Чармейн. Завтра будем пытаться вновь. Лес не посылает заданий ни мне ни Милисент, одно это должно подарить нам надежду.
— Хозяин леса мог бы и вмешаться.
— Мог бы. А если бы он решил в пользу фейри? Они ближе ему, ты ведь знаешь… Все, родная, ложись поскорей и постарайся временно забыть о всем плохом. Всего на пару часов.
— Кукушонок голоден…
— Ничего, мы с ним найдем, чем заняться. Уверен ему понравится купание в ночном озере при луне.
Чармейн встала, обняла мужа, поцеловала в губы, зарылась пятерней в густые волосы. Иногда ей казалось, что именно Дэмиен сошел со страниц древних сказок. Настоящий рыцарь без страха и упрека. Уставший, голодный, он всегда ставит ее интересы над своими. Рядом с ним и сама Чармейн старается стать лучше.
Когда за мужем и подменышем захлопнулась дверь, Чармейн даже смогла закрыть глаза и мгновенно провалилась в благословенные объятия сна.
Она проснулась с полной грудью. Сердце колотилось, в горле застыл ком. Ей послышался плач Ветерка, но в доме было темно и тихо. Чармейн протерла глаза, вскочила с кровати и принялась наводить порядок в хижине, греть ужин для мужа.
Дэмиен зашел с Кукушонком домой, тот был так голоден, что принялся за еду слишком быстро, закашлялся от притока молока. Чармейн похлопала по костлявой спине малыша, протерла нос и рот чистой тряпицей. Он судорожно вздохнул и снова потянулся к ней.
— Не жадничай, — прошептала ему Чармейн. — Все твое.
Кукушонок кушал и свободной рукой гладил ее предплечье. Будто благодарил.
Дэмиен ужинал и наблюдал за ними с грустной улыбкой. Стук в дверь, вежливый и настойчивый оказался для них полной неожиданностью. Гостей не ждали.
Чармейн поспешно прикрылась от шеи до колен пеленкой, закрывая сосущего подменыша. Остановить ребенка во время еды невозможно, даже для важных визитеров. Дэмиен встал из-за стола, обернулся к Чармейн, следя, чтобы она закончила приготовления и открыл дверь.
На пороге стоял Тейл в памятном доспехе из панцирей зеленых жуков, на золотых волосах махали крыльями голубые бабочки, по полу стелился плащ из стрекозиных крыльев.
— Давно не виделись, — сказал Дэмиен. — Больше года. Заходи, нам нужно многое обсудить.
— Я ненадолго, — сказал Тейл. — Понимаю, что в вашем доме я гость нежеланный, постараюсь по возможности сократить визит.
— Я весь день искал тебя. Спасибо, что пришел сам. Не стоит спешить, будем говорить в открытую.
— Дэмиен, я не намерен говорить с тобой. Твое предательство давно перегорело и забыто. Сегодня я пришел за Чармейн.
Тейл встал у двери, скрестив руки на груди, посмотрел Чармейн прямо в глаза. Ей показалось, всего на мгновение, что эльф опустил защитные щиты, и в его взгляде промелькнуло желание смешанное с надеждой. Так Чармейн смотрела в детстве на чудесную куклу в руках у Эмилии, дочери лучшей в Вирхольме мастерицы. Так она смотрела на Тейла, когда он казался средоточием ее мира.
Томный взгляд не имел над ней власти. Слов фейри следует опасаться. Что значит — Тейл пришел за ней? Под влиянием первого порыва Чармейн открыла рот, чтобы отказаться. Но не произнесла ни слова, потому что Ветерок был у Тейла, а значит не стоило его злить.
— Здравствуй Тейл, — поздоровалась Чармейн, дрогнувшим голосом. — Не стоит грубить Дэмиену, мужская дружба редко выдержит соперничества за женщину. Знал бы он с самого начала, что я связана с тобой, то поступил бы по честному. Можешь во всем винить меня.
— Я так и делаю, — Тейл усмехнулся. — Но в отличие от тебя не верю, в наивность моего бывшего друга. Не об этом я пришел вести разговор. Ты нужна не мне, Чармейн.
Она вздрогнула, покрывало сползло вниз, открывая голую грудь и зеленого ребенка, полу-сытого, с закрытыми глазками, довольно чмокающего. Тейл сглотнул, его скулы заострились, он с силой сжал кулаки и отвернулся в сторону.
— Что с Ветерком? — твердо спросил Дэмиен.
— Не буду приукрашивать — он плох.
Слезы сами собой потекли по щекам Чармейн, она издала не то стон, не то крик, не заметила как слишком крепко прижала к себе подменыша. Тот возмущенно заорал. Дэмиен подбежал и подхватил его на плечо. Чармейн закрыла лицо ладонями, она старалась изо всех сил взять себя в руки, держать лицо и от этого получалось еще хуже.
— Что ты ему сделал?
— Чармейн, поверь, своему сыну я стараюсь дать все, что могу. Но он не берет бутылку, ничего не есть уже третий день, упрямый глупец!
— Боже, какой ты лицемер! Своего сына ты подбросил к нам и не озаботился о его судьбе…
— Думай как знаешь, я не намерен объяснятся. Если бы отдала мне Ветерка, все было бы по другому…
— Он не вещь, Тейл!
— Я не Тейл! Что за глупая кличка? Хватит, раз ты мать моего ребенка, то должна знать как меня зовут… Все потом, — прошептал он, опомнившись, глядя на Дэмиена. — Когда ты отправишься со мною под холм.
— Ты хочешь, чтобы я выкормила Ветерка? И оставила Кукушонка на произвол судьбы?
— Очень мило с твоей стороны делать вид, будто ты заботишься о подкидыше.
— Хватит! — Дэмиен встал между Чармейн и эльфом. Оба мгновенно утихли. — Тейл, или как бы тебя не звали, мы выслушали тебя. Довольно. Подожди за дверью, пока мы не примем решения.
— Я не понимаю, о чем тут думать, — прошипела Чармейн. — Если ребенок ему дорог, пусть вернет его к матери.
— Я никогда не верну его. Он слишком дорог для фейри. Не хочешь помочь сыну, твое право. Очень по человечески, я подобного ожидал, хоть и решил попробовать. Подожду на улице. Не тяните с раздумьями, через пять минут меня уже не будет.
Тейл бросил последний взгляд на подкидыша, спящего, не смотря на крики, на плече у Дэмиена, и скрылся за дверью. Чармейн подошла к мужу, вцепилась в рубаху на спине, приникла заплаканной щекой к его груди.
— Как нам поступить?
— Забудь об ультиматуме Тейла. Что ты сама хочешь сделать?
— Я не могу жить, зная, что отказалась от Ветерка…
— Значит, у нас нет выбора.
— Подожди, дай отдышаться. Мысли путаются и я боюсь совершить ошибку.
Дэмиен погладил Чармейн по затылку, не удержался крепко прижал ее к себе, вдохнул пряный запах ее волос, пахнущих розмарином.
— Милая моя, как был прекрасен последний год с тобой. Я жил, зная, что отпущенное нам время вот-вот истечет. Спасибо тебе за то, что ты была частью моей жизни…
— Ты прощаешься со мной? — Чармейн подняла мокрое от слез лицо к мужу, тот захватил ее губы в глубоком страстном поцелуе, обнял за талию, зарылся носом в ямочку за ухом. — Дэмиен, я же не смогу уйти. Не смогу.
— Тогда хватит, — он сглотнул и отступил. — Не будем тянуть. Прощай, Чармейн. Ты нужна Ветерку больше, чем мне. Прощай. Я люблю тебя.
Чармейн оглянула комнату, ставшую ей домом. Она пыталась сообразить, что нужно взять с собой, но мысли разбегались. Ей казалось, что она совершает чудовищную ошибку. Тейл получит и ее и ребенка, как и хотел с самого начала. Они очень глупо не сумели себя защитить.
Стоп! У нее есть трубка Юстаса со стрелами… Нет, не выход. Убивать Тейла она не будет. Хватит стоять столбом, цепляясь за Дэмиена, если остановиться подумать, то душа разорвется на двое. Муж стал для нее вторым сердцем и легкими, представить жизнь без него невозможно.
Чармейн развернула Дэмиена к себе, впилась последним, самым сладким поцелуем, так, что губы заныли. Потрепала подкидыша по жиденьким волосенкам на голове.
Она вышла, теребя в руках лоскутное одеяло, оно как то само попалось на глаза, попросилась следом. Тейл стоял, прислонившись спиной столбу дерева. Увидев Чармейн он удовлетворенно кивнул.
И тут она как очнулась, повернулась в Дэмиену, стоявшему в освещенном проеме двери. Крикнула:
— Что с Кукушонком?
— Не бойся, справлюсь. Все будет хорошо. Поцелуй за меня Ветерка.
Тейл ядовито хмыкнул, повернулся спиной и направился по натоптанной тропке между кустов. Чармейн ничего не оставалось, как затрусить следом.
Они долго петляли по освещенным луной прогалинам. Тейл как назло шел быстро, Чармейн же приходилось хорошенько смотреть под ноги. Она отставала, приходилось то и дело переходить на бег.
Бабочки из венка Тейла реяли над ее головой, то и дело садились на волосы, на плечи. Будто обнюхивали.
Наконец Тейл остановился, подошел к Чармейн, с великой осторожностью, чтобы лишний раз не коснуться завязал ей глаза.
И тогда Чармейн поняла, что забыла самое главное из детских сказок. Ей нужно показать Дэмиену, куда ее ведут. Следовало взять с собой пригоршню камней, нитку жемчуга и бросать по дороге в тайне от проводника.
У нее ничего не было, кроме лоскутного одеяла.
Тейл вручил ей в ладонь хрусткую и гладкую ткань.
«Край его плаща» — поняла Чармейн.
— Смотри не порви, — резко сказал он.
«Эльф в бешенстве. Иди знай, что вызвало его недовольство. Одно ясно — мне не поздоровится».
И тут ее осенило. Можно порвать нитку, распустить лоскутное одеяло. Нитка тонкая, длинная. Почти не заметная среди зелени, может повезет, и укроется от взора фейри. А вот Дэмиен найдет, если будет искать как следует.
Держа осторожно в одной руке хрупкий на ощупь плащ Чармейн надкусила нитку и стала осторожно тянуть зубами.
«Хорошо, что ленилась и стежки не такие тугие. Легко идет.»
Тейл похоже ничего не заметил: идет себе вперед, темп шагов не изменился. А вот не сдастся она. Пусть украл сына, взял ее в заложницы, но еще посмотрим, кто выйдет победителем.
С завязанными глазами Чармейн чувствовала себя неуверенно. Но видимо они перешли на ровную местность, под ногами похрустывали лежалые иголки. И пахло свежо — росой и хвоей.
Тейл долго водил ее, Чармейн начала переживать, что преждевременно кончится нить. Освободившиеся лоскутки она прятала за лиф платья.
Наконец Тейл остановился, с разбегу Чармейн влетела в его спину в руке затрещал плащ из стрекозиных крыльев. Она таки загубила его. Чармейн открыла рот, чтобы извиниться, но Тейл прижал палец к ее губам и приказал молчать.
Что происходило она не видела. Вдруг послышался звук, будто ворочался огромный пласт земли, затем перестуком дождевых капель затарабанили оземь мелкие камушки и комья земли.
«Он открывает холм. Вот бы посмотреть как!»
Тейл вытряхнул из ее ладони остатки плаща, жесткой хваткой перехватил запястье и потащил за собой вперед. За спиной ухала сова. Запах изменился, теперь пахло свежей землей. Звуки шагов глухо отдавались от стен коридора, ботинки скользили на ровном камне под ногами.
Впереди послышался тонкий детский всхлип. Еле слышный, но Чармейн узнала бы его из тысячи. Она рванулась вперед, но теперь ладонь, прежде тянувшая за собой, теперь приказывала погодить.
— Это же Ветерок!
— Сейчас возьмешь его, — прошептал Тейл. — Но сначала нужно представить тебя Королю-под-холмом.
Он встал позади нее, осторожно снял повязку, опаляя шею горячим дыханием. Чармейн заморгала и открыла глаза.
Она стояла в просторном зале. С высокого арочного свода свисали мириады искрящихся сосулек, под ногами простирался мраморный пол с золотым рисунком. Свод поддерживали белоснежные колоны, их обвивал искусно вырезанный из мрамора плющ. Свет шел из прозрачных ваз, наполненных сияющими желтым головешками. Края залы утопали в темноте. Прямо напротив стоял трон, на нем восседал настоящий король. Величественный, с ровной спиной и чертами лица человека молодого, с седыми волосами и бородой. На голове покоилась настоящая золотая корона с россыпью бриллиантов. Она переливалось еще ярче ледяного потолка.
Ветерка видно не было.
«Кто это? Неужели Хозяин леса?» — подумала Чармейн и склонилась в почтительном поклоне.
— Кого ты привел, сын? Неужели городское отродье?
Тейл выступил вперед, закрыл своим телом Чармейн от человека на троне. Произнес спокойным голосом, будто объясняет очевидные вещи:
— Она нужна нам, чтобы выкормить ребенка, отец.
Король на троне подался вперед, вцепившись в поручне, произнес страстно и сердито:
— Ты принес людского младенца, теперь его мать. Позор и разруха — раньше под холмом никогда не ступала человеческая нога. В ребенке течет кровь городских, он никогда не вырастет защитником леса. Лучше бы ему умереть спокойно..
Чармейн закусила губу. Король на троне смотрел с презрением, его слова звенели в ушах похоронным маршем. Ей нужно сделать все, что угодно лишь бы Ветерка не тронули!
Тейл почтительно поклонился, подошел ближе к трону. Дальнейший разговор не предназначался для Чармейн, но видимо обросшие шерстью уши дарили по звериному острый слух, потому что она разобрала каждое слово.
— Отец, выслушай меня. У нас нет другого выхода. Или мы сумеем возродить род фейри, или без нас завеса рухнет и волшебному лесу придет конец. Остались только мы с Нендаранель. Я сделал, то что приказал ты. Наш ребенок родился ущербным.
— Не упоминай его! — злым шепотом прервал журчащую речь Тейла король на троне.
— В Чармейн течет волшебная кровь, ее отец твой брат Гладхтирит. Ребенок наш на три четверти по крови. По духу будет фейри только если вырастет под холмом. Отец, вспомни, как я поступил вопреки своей воли, покорился твоей, и что из этого получилось. Нас слишком мало, чтобы произвести потомство. Нет другого выхода, нужны люди.
— Ты должен придерживаться традиции и надеяться на Хозяина леса.
Чармейн делала вид, что осматривает обстановку. Подземный зал был величествен и красив. В нем сочеталась дикая природа с тщательно подобранными рукотворными украшениями. Плиты пола, белые с серыми прожилками украшала серебряная резьба, сложная, с переплетающимся узором. Чармейн засмотрелась на нее, потом мысли переключились на Ветерка и она не заметила, как перестала вслушиваться в важный разговор. Очнулась только когда король на троне воскликнул:
— Она не гостья, а пленница! Уведи прочь с моих глаз!
Тейл молча кивнул, подошел к застывшей Чармейн, взял ее за запястье и потащил за собой. Только прошептал еле слышно, одними губами:
— Прости.
Они свернули в один из темных закутков, оказавшимся туннелем, ведущим вглубь холма. Почуяв хозяев, на стенах загорался мох и взлетала искорками светящаяся мошкара.
Коридор закончился глухой дверью, за ней обнаружилась крошечная затхлая комнатка без окон. В углу стояла кровать с металлическим изголовьем в виде листвы и гроздей винограда. В углу глубокая яма, видимо отхожее место. Столик с гнутыми ножками, на котором стоял кувшин и таз.
Тюремная камера.
Чармейн нервно усмехнулась. Этого она от фейри не ожидала. Ей казалось… Впрочем, что она знала о сыновьях леса?
Она не сопротивляясь зашла в комнату, села на кровать, осмотрелась. У потолка заметно темное отверстие, закрытое решеткой. Для вентиляции, чтобы не задохнулась.
Тейл взял в руки кувшин, и не глядя на Чармейн произнес:
— Скоро вернусь с водой и приведу Ветерка. Не беспокойся, я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
— Стыдишься? — едко спросила Чармейн.
— Да. Стыжусь.
Тейл вышел за дверь, на прощание обернулся.
— Меня зовут Саэдримон.
Чармейн осталась одна. Комнату освещал ровным желтым светом мох на потолке. Яма в углу неприятно темнела, казалось вот-вот из нее заявится огромная сороконожка. Чармейн вздрогнула. Она вспомнила, что совершенно одна. Если сумасшедший король, ни во что не ставящий человеческую жизнь, прикажет ее запереть, оставить без еды и воды, то Тейлу придется послушаться.
Бедные, бедные фейри!
У них не рождаются дети, как впрочем и в полупустом Ахтхольме. Между ними существует связь. Всему есть причина. У Чармейн была всего одна догадка — оба вызвали на себя гнев Хозяина леса.
Дверь бесшумно отворилась. Вошла Кувшинка с Ветерком на руках. Его щечки осунулись и весь он выглядел изможденным и усталым. Чармейн вскочила на ноги, протянула руки к сыну…
Ее остановил резкий жест Кувшинки.
— Я принесла твоего. Хранила, как могла. Что ты сделала с моим?
— О-он, он у Дэмиена, — пролепетала Чармейн.
— У меня нет молока. Будешь кормить Ветерка, а Истильвер пусть пропадает?
— У меня хватит на двоих, — покладисто согласилась Чармейн. Лишь бы наконец ощутить тяжесть своего сына в руках, насладится запахом, защитить от всего мира.
Ветерок ел плохо, видимо был слишком изможден. У Чармейн болело сердце, да так, что казалось, невозможным дышать. Он готова была отрезать себе руку, чтобы забрать его страдания.
Кувшинка стояла рядом и смотрела. Чармейн мешал назойливый взгляд, но вслух она ничего не сказала.
Закончив кормить Ветерка, она уложила его на постель, тот тут же открыл глаза и занервничал, пришлось устроить на коленях. Кувшинка протянула Чармейн стеклянную бутылку. Так и смотрела пока Чармейн сцеживалась, извернувшись, чтобы не потревожить уставшего ребенка.
— Ты сама отказалась от Кукушонка. Мы приняли его как родного. И вообще, я ничего не понимаю. Почему ты заговорила со мной? Вернее, почему все это время молчала?
Кувшинка заметно расслабилась, наблюдая как белые струйки наполняют бутылку. Видимо очень беспокоилась за своего ребенка. Зря, конечно, Чармейн успела привязаться к подменышу и сама бы предложила ей передать бутылочку. Выкармливают же иногда близнецов. Тем более, что Ветерок так слаб, что грудь еще полная.
— Я молчала из-за запрета отца говорить с людьми. Фейри никогда не нарушают свое слово, оно связывает нас словно стальные канаты. Вы можете обещать, забыть обещанное, вам все прощается. Я думала, что нам нет. Готовилась назвать тебе имя своего сына перед смертью. Зачем жить, если его у меня забрали?.. Но я тут, а значит люди и фейри не так отличаются друг от друга. Можно жить и отказавшись от своего слова.
Кувшинка горестно усмехнулась. Села на кровати, погладила голую пятку Ветерка. Зеленые волосы фейри скользнули по предплечью Чармейн, оборки платья Кувшинки оказались прохладными и сколькими как водоросли.
— Вот оно как, — сказала Чармейн убирая чужие волосы со своего плеча. — Значит подмена произошла помимо твоей воли?
— И не только она. Чармейн, я знаю брат попросил у тебя прощения. Позволь сказать и мне. Я искренне сожалею, о боли, что причинила тебе своим действием или бездействием. Поверь, давно хотела с тобой подружиться. Я не держу на тебя зла из-за Дэмиена. Все давно в прошлом. Я уважаю его выбор.
— Вы, — Чармейн кашлянула, чтобы голос не дрожал. — Когда-то были вместе?
— Ничего серьезного, — отмахнулась Кувшинка. — У меня не было особого выбора, поговорить и объясниться мы не могли из-за запрета. Отец решил, что люди причина нашей беды.
— Расскажи мне о ней. Я хочу знать.
— Мы вымираем, Чармейн. Раньше, лет двести назад фейри было не счесть. Заполняли весь этот холм, с вернхей анфилады коридоров до нижних пещер. Второй холм, близнец нашего, стоял на стороне Ахтхольма. Тут жили светлые фейри, там темные, но по сути не было между ними разницы. Поддерживали завесу, следили за погодой и за исполнением договора между людьми и лесом. То был золотой век фейри. А потом случился крупный раздор меж светлыми и темными. Их королева любила фейри из нашего холма. Король Темных узнав об измене, в приступе ревности убил возлюбленного жены. Правящая черта светлых вступились за своего подданного. Они сумели проникнуть в обитель темных и при помощи оскорбленной королевы попытались пленить Темного Короля. Тот был готов к атаке, прятал за пазухой нож. Второе убийство унесло жизнь Светлой Королевы. Так и понеслось снежным комом. Ненависть, вражда, раздор. Сам Хозяин леса вмешался, приказал примириться добром. Его ослушались. Тогда он и приказал фейри быть хозяевами своего слова. Кто нарушал обещанное, отсылался за черту. После этого Хозяин леса больше не являлся к нам, видимо до сих пор недоволен нами. Да еще перестали рождаться дети… Отец говорит, это из-за того, что фейри стали слишком плотно общаться с людьми, вот он и запретил мне с вами говорить. У Саэдримона больше свободы, он умнее меня, умеет найти подход к отцу…
Чармейн слушала с раскрытым ртом, поглаживая спящего Ветерка. Наконец-то многое встало на свои места. В архивах Вирхольма сохранились записи о беспорядках, происходивших лет двести назад. Тогда выдалась особо лютая зима, снег валил и валил, сугробы высились до второго этажа. Старики замерзали от холода, но хуже этого — запасы не были рассчитаны на мерзлую и продолжительную зиму, а в пещере обмена валялись коробки для внешнего мира, но завеса не двигалась. Отчего так получилось — неизвестно. Ахтхольмцы винили Вирхольм за недостаточное почитание леса. Тогда и случился окончательный разрыв между городами. Теперь понятно, что люди просто оказались крайними в междоусобицах фейри. И все-же был один вопрос, который интересовал Чармейн больше всего:
— Кто он, Хозяин леса?
Кувшинка пожала плечами, обняла себя руками и, посмотрев рассеянно в сторону темного провала в полу, сказала:
— Я тебе расскажу с самого начала, как передали мне в детстве. На холме подле Эркельдуна стоял монастырь, в нем жила юная послушница, Ангелина. Больше всего на свете она любила лес и частенько бродила в нем днями напролет. Дикие звери не трогали ее, а скрытые полянки с земляникой открывались ее взору. Однажды встретила Ангелина на одной из своих прогулок молодого юношу. От его кожи шел золотистый свет, а из под ребра торчала стрела. Ангелина помогла вытащить стрелу, перевязала грудь подолом своего платья. Юноша попытался соблазнить послушницу, но Ангелина была крепка в добродетели. Убежала, хоть сердце осталось с сияющим красавцем. Целый месяц искала повторной встречи с ним в лесной чаще и найти не могла.
— Он был всемогущим божеством, да? — спросила Чармейн, вспомнив похожую легенду, услышанную в Ахтхольме. Теперь она была уверена, что это не просто сказка. Наверное, все было на самом деле.
— Не думала, что в Вирхольме помнят прошлое.
— Мне Дэмиен рассказал, а он услышал в Ахтхольме. Вирхольмцы боятся прогневить Хозяина леса лишними разговорами. Прости, что перебила. Он вернулся в Ангелине?
— Сигурд вернулся через месяц, и во второй раз попытался сорвать поцелуй. На сей раз Ангелина не смогла отказать, слишком тосковала по незнакомцу. Две недели провели они как муж и жена. Видела Ангелина, что Сигурду с нею хорошо, только день ото дня все скучнел он, пока не пришло время расставаться. На прощание Сигурд наделил Ангелину возможностью творить небывалое. Рассказал, что похожий дар получили принцесса Анна, и ее любимая фрейлина, Эвелин. Обе избрали уйти в созданный ими мир. Ангелина не обрадовалась обретенной мощи, а опечалилась тому, что Сигурд покидает ее. Посмотрела вокруг и поняла, что не может оставить свой любимый лес на произвол судьбы ради иного мира. Ангелина оградила лес волшебной завесой, которую могли преодолеть лишь чистые сердцем.
Чармейн слушала затаив дыхание. Насколько она помнила, по рассказу Дэмиена молодая послушница отдала свою силу отцу-настоятелю монастыря. Перебивать Чармейн не решилась, тихо слушала историю, стараясь запомнить как можно больше.
— Тогда в лес пришли наши прародители, первые фейри. Подобно Ангелине они любили природу, и однажды заплутав, оказались за волшебной завесой и не захотели возвращаться назад. Со временем Ангелина научилась им доверять, поделилась своей силой и фейри стали ее посланниками, оберегали лесных животных, хранили завесу, управляли течением рек и погодой. Ангелина поначалу обучала их всему, а потом увидела, как они справляются сами и появилась у нее мечта построить заповедник, где природа и люди будут существовать бок о бок, где не будет войн и голода. Она вышла из-за завесы и принялась путешествовать по миру. Стоило ей забрести в особо красивый уголок, как покрытый завесой, он волшебным образом приникал в лесу. Тогда нашла она два города, заключила с ними договор, нарекла Ахтхольмом и Вирхольмом. Она была довольно делом своих рук, но тоска по Сигурду не оставляла ее ни на минутку. И решила Ангелина искать его среди других миров. Выбрала среди фейри своего преемника, отдала ему сил, сколько могла и исчезла. Так появился Хозяин леса.
Кувшинка замолкла, посмотрела искоса на Чармейн, следя за ее реакцией. Чармейн рассеянно улыбнулась, рассказ Кувшинки поразил ее до глубины души. В Ахтхольме верят, что Ангелина отдала силы отцу-настоятелю, Кувшинка рассказала другую историю. Обе, почему-то смущали Чармейн, но она никак не могла указать на деталь, которая не сходилась. Если выбирать из обеих версий, то Кувшинке она верила больше. И все же не до конца, не до конца…
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.