Глава 17. С далеко идущими последствиями...

Жара донимала так, что хотелось утопиться в фонтане, что весело журчал посреди базарной площади. Алиса начинала понимать, почему женщины востока носят такие широкие платья и замотаны в платки по самые брови: даже если вспотеешь, никто не увидит и не почует из-под стольких слоёв одежды. К полудню она вся была мокрой — от волос до пальцев ног. Неприятное ощущение пота, стекающего по спине, вызвало желание раздеться до белья и вытереться хотя бы вон тем ковриком, что продавался рядом.

Людей было много. Они все начали сливаться в два пятна в Алисиных глазах: чёрное, как большинство закутанных в хиджабы женщин, и цветное, как мужчины в белых, коричневых, красных, полосатых халатах и тюрбанах. Первые тихо бродили следом за мужчинами или стайкой сами по себе, тащили корзины со снедью, с покупками и молчали, всё время молчали. Вторые прохаживались павлинами, переговаривались с продавцами, пробовали там-сям кусочек фрукта, курагу, миндаль, потом либо кивали и получали свою покупку, либо начинали спорить — с криками, размахиванием рук, взаимными оскорблениями, насколько Алиса могла понять их гортанный язык. Из-за всего этого, из-за зазывал, из-за чирикающих прямо под ногами в проходах птиц, из-за плеска воды базар был шумным и каким-то живым, словно одно большое многорукое, многоголосое существо жило на площади перед огромной мечетью.

Амир продал трёх кобыл так быстро, что и сам обрадовался. Не ожидал, наверное, подобной скорости. Надо сказать, что лошадки были действительно хороши, за одну из них двое покупателей чуть не подрались. Слушая их горячий громкий спор, сопровождаемый резкими жестами и мимикой итальянских бандитов, Алиса чуть не померла от страха, а вот Зияд откровенно веселился, подпрыгивая рядом с ней от удовольствия и комментируя всю сцену. После продажи лошадей они втроём пообедали в маленькой палатке-чайхане при базаре, где, сидя прямо на земле, на расстеленных в несколько слоёв коврах, Алиса попробовала совершенно уникальный лукум, нежный, сладкий, тающий во рту. Такого не продавали даже в лучшей кондитерской Москвы. После лукума были газельи рожки, крохотные пирожки с абрикосом и потрясающий инжир. Всё это дело запивалось немыслимым количеством несладкого тёплого чая с мятой, и на третьей пиале Алиса взвыла волком. Она терпеть не могла этот жуткий чай, хотелось кофе, настоящего крепкого кофе с пенкой и двумя кусочками сахара… К сожалению, кофе здесь не продавали. Даже непонятно почему, ведь кофе пришёл с востока.

После перекуса притащили горшки с засахаренной вишней. Устроившись на другом краю рынка между толстым надменным торговцем коврами и весёлым старичком с кучей медных подносов, кастрюль и чайников, Амир велел сыну начинать торговлю. Парень сначала застеснялся, а потом втянулся. Его звонкий голосок, перекрикивающий соседей, вознёсся над базаром, как стайка воробьёв. Начало оказалось бойким, вишню покупали, потом, через несколько часов, покупателей стало меньше, и все немного заскучали.

Алиса вздохнула. Зияд вон счастлив, активно торгуется с теми, кто подходит к их горшкам. Работник господина тоже при деле — охраняет, чтобы чумазые мальчишки не крали вишню с блюда. А она сидит, как неприкаянная, и смотрит на людей из щёлочки между слоями платков. Скорей бы уже возвращаться в поместье, там хоть есть, чем заняться, а не бездельничать по такой удушающей жаре…

Амир подошёл сзади, наклонился и предложил Алисе:

— Пойдём прогуляемся по рядам, купим несколько мелочей!

Алиса с радостью поднялась, растирая затёкшие лодыжки:

— С радостью!

И заметив, как неодобрительно покосился на неё сосед-старичок, добавила нехотя:

— Мой господин…

Амир кивнул благосклонно и сказал вполголоса:

— Ты действительно быстро учишься, моя красавица. Пойдём купим тебе обновки под цвет твоих прекрасных глаз!

Алиса вздохнула, опустив лицо. Ухаживание идёт полным ходом: вкусные пироженки, тряпки, сейчас ещё, может, и украшения купит. А ей ничего не остаётся, как принять всё, униженно благодарить и кланяться… Хотя выхода особого у неё нет. Погнали наши городских!

Рынок был большим, шумным и наполненным ароматами пряностей. Яркие цвета тканых ковриков, расписных платков и узорной эмали на пузатых кувшинах пестрили в глазах и притягивали взгляд. Алиса помимо воли увлеклась шоппингом. Ей хотелось купить коврик с тонкими перевязями диковинных лиан, вон то серое платье, расшитое светлыми нитками, чудную мандалу, чтобы повесить на стену над очагом, несколько стаканчиков для чая из голубого стекла… И чайничек, и кастрюлю, и кованое блюдо для пирожных! Да она купила бы пол-рынка, если могла бы. Но Амир не собирался потакать всем её желаниям. Он сдержанно говорил «да» или «нет», платил или звал Алису дальше.

В конце концов, они добрались до прилавка мастера ювелирных дел. Его охраняли два широкоплечих чернокожих молодца с ятаганами на поясе. Приметив важного клиента, торговец поправил тюрбан, огладил полы халата и залебезил в лучших традициях восточного базара:

— Прошу вас, посмотрите, любезный господин! Что вам будет угодно купить? Быть может, этот браслет с изумрудами? Или печатку Дея? У Али есть всё, что пожелаете, а если чего-то нет у Али, Али изготовит вам в течении нескольких дней!

— Мне нужно что-то специальное, — оглядывая золотые украшения, разложенные на низеньких столиках, ответил Амир. — Браслет, ожерелье, кольцо. Для моей Чёрной Вишни!

Он обернулся к Алисе, ласково улыбнулся ей. Ювелир тоже заулыбался:

— Али всё понял, господин, Али сделает всё в лучшем виде, это будут уникальные украшения! Обещаю!

— Когда будет готово?

— Загляните через два дня, думаю, что управлюсь, господин!

— Ну и отлично, — довольный Амир коснулся Алисиной руки. — Мы проведём здесь ещё два дня, два восхитительных дня! А теперь пойдём, Аисса, я покажу тебе, где можно купить лучшие амулеты для нашей свадьбы.

Амулеты продавались недалеко от лавки ювелира. Они уже почти добрались до крохотного стендика, увешанного разноцветными перьями и всевозможными бляшками в таком количестве, что ткань палатки была практически не видна под этой массой, как вдруг случилось неожиданное.

Детский крик разорвал плотный жаркий воздух, и Алиса вскинулась, завертела головой. Вопли, полные боли, жалили в самое сердце. Она метнулась туда-сюда и вдруг увидела. Всё тело захлестнуло болью: мальчишку лет десяти избивали палками трое здоровенных мужиков, одетых как военные.

Алиса дёрнулась к ребёнку, но Амир крепко стиснул её руку:

— Стой здесь, молчи!

— Они же его убьют!

— Он вор. Накажут — и поделом.

Алиса вырвала руку:

— Вы чудовище! Это же ребёнок! Пустите меня!

— Нет, Аисса! Стой!

Но она не слушала, бросившись прямо под палки, подхватила упавшего мальчика и вся содрогнулась от пронизавшей её боли. Нет, не от ударов, которые обрушились на неё вместо паренька, но от его боли — в руках, ногах, плечах, в голове… Просто адская боль, невозможно терпеть! Вот и он не терпел, он даже уже не кричал, а визжал.

— Оставь его, женщина! — прорычал один из агрессоров.

— Аисса, брось мальчишку! — рявкнул Амир над ухом.

Она уже не слышала. Под ладонями расцветали голубые и оранжевые узоры костей и мускулов на руках и ногах мальчишки. Её дёргали во все стороны, пытаясь оттащить от избитого, но она отбивалась, пытаясь одновременно лечить, срастить сломанные косточки, спаять мышцы, сухожилия… В конце концов не выдержала и начала ругаться по-русски, на самом русском языке, который всегда стеснялась употреблять, потому что воспитание не позволяло. И вот сейчас прорвалось. Мужчины отступили, даже Амир отпрянул с изумлением. А Алиса прижала руки к телу мальчишки, впитывая боль, излечивая, зная, что это может быть её последним лечением.

— Козлы! Сволочи! Уроды! — кричала она, судорожно следуя оранжевым всполохам на коже, своему чудесному УЗИ три-де, и молилась неизвестно кому и чему, чтобы всё получилось.

— Уроды, уроды, уроды… — бормотала она, заглаживая кожу на голове и рисуя узор, повторяющий извилины мозга, пылающие красным.

— Ну, маленький, ну, миленький, ну давай, не умирай! Открой глазки! Ну!

— О горе мне, горе! Горе мне! Горе вам всем! — возопил писклявым голосом тучный, крепкий мужчина с чёрной кожей, в тюрбане и панталонах, но с голым торсом, бросаясь под палки и пытаясь оттащить мальчишку от Алисы. — Это же наш шахзаде! Убийцы! Убийцы! Горе вам всем! Всех казнят, и меня казнят!

Он бросил злобный взгляд на Алису и вякнул ей:

— И тебя казнят!

— Идиот! — она оттолкнула его и ощупала голову мальчика. — Вот здесь ещё…

Провела ладонью по виску, чувствуя, как тихонечко трещат, срастаясь, кости, как шуршит, восстанавливаясь, кора мозга… И чернота начала заливать глаза… Мухи закружились вокруг, жирные жужжащие мухи…

— Янычары! Несите его! Несите же во дворец! — запричитал мужчина совсем по-бабски. — Нас казнят, нас всех казнят, о великие Деи!

Алиса отпустила ладонь мальчишки, но тот вцепился в её руку с неожиданной силой, вскрикнул:

— Она пойдёт со мной!

— Шахзаде, но…

— Я сказал, она пойдёт со мной! — закричал мальчик чуть не в истерике, и его сопровождающий замахал рукой:

— Как скажете, шахзаде! И старуху тоже ведите!

Старуху… Какую старуху… Алису куда-то потащили, схватив под руки, откуда-то издалека она услышала крик Амира:

— Аисса! Я приду за тобой! Я тебя вытащу!

Куда? Придет-то куда? И откуда вытащит? Сознание мутилось, плыло, ноги подгибались, и Алиса просто-напросто улетела в неведомые дали. А тело её обмякло на руках у суровых янычар…

Она пришла в себя на полпути. Всё болело, ныло, тянуло, рот наполнился вкусом жёваного картона, а веки словно налились свинцом. Но Алиса слышала всё: ахи и охи женщин на пути, суматоху служанок, легкие, чуть шаркающие шаги тех, кто нёс её по коридорам, отдающиеся эхом от стен. Куда же её несут? Кто этот шахзаде? Быть может, ей удастся сбежать? И почему Амир должен вытащить её? Сплошные вопросы, всё ещё мутные и бессвязные мысли, слабые странные надежды… Алису всё несли и несли, а то клали куда-то, но всё время за её пальцы цеплялась детская ладошка…

— Мой шахзаде! Что случилось? Где ты был? Мы тебя искали по всему гарему!

Женский голос резанул по ушам — громкий, низкий, полный одновременно страха и облегчения. А вслед за ним раздался голос мальчишки, взволнованный и звенящий от возбуждения:

— Мама! Я был на базаре с Махди-агой! Меня побили палками, но эта добрая женщина меня вылечила!

— О Деи, как же это произошло?

Звуки поцелуев сменились шагами и шелестом юбок — женщина приблизилась и вполголоса спросила у спутников Алисы:

— Я хочу знать, каким образом шахзаде очутился на базаре с одним лишь евнухом и без охраны! Немедленно отвечай!

— Мы не знаем, как это случилось, шахидше. Махди-ага сейчас под стражей. Мы доложили хранителю покоев, тот решит, что с ним делать. С шахзаде всё в порядке, лекарь осмотрел его по дороге.

— Кадир, мой шахзаде, — повысила голос та, кого назвали шахидше, — пойди к Айше, она сменит тебе одежду… — потом обратилась к мужчине: — Кто эта целительница? Откуда она взялась?

— Мы не знаем, шахидше. Возможно, рабыня одного из торговцев.

— Хорошо, оставь нас.

Алиса почувствовала, как её хлопают по щекам, и всё тот же голос приказал:

— Открой глаза, ханум! Приди в себя, ну же, добрая ханум!

Палец, на котором был перстень, вдруг налился кровью и запульсировал. Алисе понадобилось собрать всю свою силу воли, чтобы приоткрыть глаза. Неясное пока, расплывчатое лицо склонившейся над ней женщины украсила довольная улыбка:

— Хамдулилла, ты в порядке!

— Где… я… — выдавила Алиса, поразившись, насколько хриплым и скрипучим стал её голос.

— Моя бедная ханум, ты в гареме падишаха. А я Бахира, шахидше, мать шахзаде Кадира, наследника Шахства.

— Слишком много шипящих… вредят языку, — с усилием пробормотала по-русски Алиса, пытаясь привстать.

— Что ты сказала?

Так как вопрос прозвучал тоже по-русски, Алиса уставилась на женщину с тем же изумлением, с которым та смотрела на неё. У Бахиры были чёрные глаза, умело и тонко подведённые карандашом, окружённые веером длинных загнутых ресниц, тонкий изящный нос с лёгкой курносиной, полные чувственные губы, нежный овал лица, подчёркнутый высокой причёской. Чёрные же, как вороново крыло, волосы, зачёсанные наверх и уложенные короной на затылке, открывали маленькие уши и лебединую шею. Наверное, это был не совсем удачный момент, чтобы разглядывать незнакомку, но Алиса всегда восхищалась и любовалась идеальной красотой, если видела её. А Бахира была прекрасна. И она говорила по-русски.

— Откуда вы знаете мой родной язык? — спросила Алиса, приподнявшись на локте. — И ещё, если можно, объясните, почему я понимаю ваш язык?

— Ханум, вопросы здесь задаю я, — сузив глаза, отрезала Бахира. — Ты вылечила моего сына, моего шахзаде, ты будешь награждена, но я желаю знать, кто ты такая и откуда взялась здесь!

— Меня зовут Алиса и я попала сюда из Москвы, если вам это название о чём-то говорит.

Глядя на её усмешку, Бахира растянула губы в улыбке:

— Говорит, а как же! Пять лет отпахать в Плехановке — это не забывается!

— Что, простите?

— В Плехановке я училась, — подмигнула Бахира. — Правда, это было давно… Лет двадцать назад.

— Вот как… Неожиданно очень. Встретить здесь человека из моего… — Алиса замялась и закончила фразу: — Мира.

— Ну, ханум, наших у вас много. Некоторые там постоянно живут, но, в основном, учатся, конечно, и обратно сюда.

— А вы, значит, экономист… А я в педе учусь, на учителя русского языка и литературы. Подождите, а вот язык, на котором мы с вами сейчас разговариваем, как я его-то выучила?

— А это магические кристаллы портала. Я, правда, не знаю точно, как это работает, но что-то на уровне ауры, что ли… В общем, я ведь не магиня, я больше по духам… Давай-ка, попробуй сесть!

Алиса с трудом поднялась и села на низеньком диванчике. Комната, где она оказалась, была большой и очень уютной. У одной стены стояли диванчики и маленький столик, на котором лежали абрикосы и мандарины вперемешку с гроздьями винограда. У другой был камин, похожий на перевернутый амвон, четырёхгранный, резной, но дрова в нём не горели, просто лежали горочкой. Узкие высокие окна были занавешены лёгким тюлем, стены украшены коврами с красивыми геометрическими узорами, в сто раз красивей тех ковров, что продавал их недавний сосед на базаре. Множество живых цветов благоухали, как взрыв в парфюмерном магазине, и от них у Алисы уже начала болеть голова. Бахира протянула изящный веер из белоснежных перьев:

— Держи, ханум, обмахнись, жарко тебе небось?

— Жарко, — согласилась Алиса. А Бахира внезапно прищурилась и придвинулась к ней, ладонью словно огладила лицо, не прикасаясь, и от этого движения нахлынул жар. Алиса задрожала мелкой дрожью, не понимая, что происходит, а хозяйка покоев сказала спокойно:

— А ведь ты не старуха, как кажется! Ты молода!

Алиса бросила взгляд на свои руки, покрытые старческими пятнами, морщинами и вздутыми венами, сморщилась, ощутив ноющую боль в левой стороне груди, и спросила:

— И откуда вы знаете?

— Аура твоя молода, а тело, как у столетней. Вполне вероятно, что ты не умеешь пользоваться Чашей. Ты ведь не родилась с даром, а получила его в наследство? Отчего же тебя не научили черпать энергию в Бесконечной Чаше?

— Времени не было, — пробормотала Алиса. — А как научиться?

— Я научу тебя, потому что ты спасла жизнь моего сына.

Бахира встала, прошелестела юбками до столика с фруктами, взяв крупный абрикос, вонзила в него крепкие белые зубы. Потом добавила:

— А взамен ты мне расскажешь, откуда у тебя артефакт с магией ариготов.