Глава 12. Плен или тлен?

Пламя очага медленно танцевало между больших, гладко отёсанных и чёрных от копоти камней. Кора на поленьях корчилась в судорогах и трещала, как будто звала на помощь. Железный треножник над огнём раскалился докрасна, а в пузатом, бывшем когда-то блестящим чайнике кипела вода.

Алиса неотрывно смотрела на пламя и не двигалась. Только пальцы шевелились, перебирая на плечах бахрому длинного платка, который дала ей старуха Фаиза. Как будто бахрома могла ей помочь собраться с мыслями. Как будто бахрома вообще могла ей в чем-то помочь...

Толчок в спину заставил её охнуть и поднять голову. Старуха забормотала что-то на своём непонятном наречии, потом, видя, что Алиса ещё не понимает, схватилась за её платок, натянула его по самые брови, спрятав волосы. Потом плюнула на землю и сунула Алисе глиняный горшок:

— Чай! Чай!

— Хорошо, хорошо, — вскрикнула она, прикрываясь рукой. Утром Фаиза уже ударила её по щеке с невиданной силой. Чай, чай, достал их дурацкий чай… Ей показали всего один раз, как его готовить: две полные горсти измельчённых листьев из горшка и три длинных ветки пахучей мяты, бросить в чайник и кипятить, пока мята не станет бурой. Навскидку — минут пять. Потом прикрыть чайник крышкой и настаивать, пока мужчины не придут на обед. Или на ужин. Здесь пили чай весь день, в любое время дня и ночи, до, во время и после еды… Как можно пить столько чая...

Мята источала неземной аромат, который нельзя было спутать ни с чем на свете. Алиса прикрыла веки и вспомнила сырой от дождя луг, пахучие листочки, растёртые в пальцах, и первый в жизни поцелуй со смешным вихрастым парнишкой по имени Коля. Или Петя… Забыла.

Пронзительно закричала старуха. Алиса очнулась от грёз и с ужасом схватилась за крышку чайника. Сейчас ей прилетит! Ох, прилетит! Морщинистой, но тяжёлой рукой Фаизы, которая не знала других методов воспитания! Прикрыв чайник, Алиса обернулась чуть ли не украдкой, но старухи не было в кухне. Кричали снаружи. Пусть орут себе на здоровье, главное, чтобы её не трогали.

Топот детских ног заставил её снова оглянуться. Маленький Зияд с порога бросился к полке, где старуха хранила свои травы и натирки, стал рыться в горшочках, бормоча что-то себе под нос.

— Что случилось? — решила полюбопытствовать Алиса. Мальчишка обернулся и залопотал на местном наречии, но, видя, что она не понимает, бросил одно слово:

— Отец!

Угу, объяснил, называется. Надо самой пойти и посмотреть. Отец Зияда, черноволосый бородач, который перехватил Алису у торговцев рабами в подлеске неделю назад, владел табуном лошадей, которых разводил на продажу. Насколько она поняла, сегодня он должен был заняться одним из жеребцов, у которого был отвратительный характер. Видно, у коника были другие планы.

Подняв чайник повыше над огнём при помощи специальной надставки, Алиса осторожно вышла из кухни во двор. Амир лежал на плетёном настиле под деревом и стонал, пока его мать суетилась вокруг. Чернокожая глухонемая служанка сидела у настила и, помогая себе зубами, рвала на полосы одну из простыней, которую Алиса утром выстирала вместе с кучей другого белья и повесила сушиться в саду. Рубашка Амира была в крови, лицо искорёжено и покрыто синяками. От вида человека всмятку желудок Алисы взбунтовался, и она в судорогах склонилась над перилами. Полупереваренный завтрак оказался на земле, и Фаиза обернулась на звук:

— Эй, эй, Аисса, иди сюда!

Божечки, хоть бы имя научились правильно выговаривать! Похоже, в их языке не было звука Л… Приходилось откликаться на Аиссу. Она спустилась с приступки, служившей крыльцом, и подошла, прислушиваясь к желудку: не приспичит ли ему опять побуянить.

Амир стонал, и было от чего. Всё лицо его было залито кровью, содранный кусок кожи с волосами висел над ухом, на предплечье зияли широкие раны от укусов — даже виднелись дырки, как будто его железным прутом проткнули! Когда Фаиза осторожно разорвала рубашку, Алиса увидела багровый синяк с левой стороны груди. Нехило потрепало мужика! И это всё конь?

— Тряпки! Давай! — торопила Фаиза, трясущимися руками снимая остатки рубашки и ощупывая бок сына. Тот издал негодующий вопль, попытавшись оттолкнуть её руки. Наверняка рёбра сломаны, надо врача звать! Алиса схватила один из длинных бинтов и подала старухе. Та принялась аккуратно обматывать грудь Амира, стараясь хорошенько затянуть. Оглянувшись на Алису, с досадой толкнула её и указала на рану на руке:

— Мой! Не стой!

Алиса сглотнула и зажмурилась. Она никогда особенно не боялась крови, но раньше ей доводилось сталкиваться только с разбитым носом брата и с глубокими царапинами. А тут… Мясо чуть ли не до кости откушено! Вдохнув несколько раз через рот, как учила мама, Алиса намочила кусок бинта в ведре с водой, стоявшем рядом, и присела возле Амира. Ему же будет больно… Как могут врачи трогать раны? Как им не страшно?

От первого же касания мокрой тканью Амир дёрнулся и застонал. Фаиза подтолкнула застывшую в ступоре Алису:

— Давай! Давай! — и принялась копаться в горшочках, притащенных Зиядом с кухни. Пересилив рвотный позыв, Алиса уже уверенней продолжила вытирать кровь с руки, обнажая края раны. Да тут даже зашить не получится, навсегда останется след! И неизвестно, есть ли тут больница… Неужели старуха будет лечить сына притирками? Тут надо сразу антибиотики колоть, иначе будет инфекция и вообще… Скальп содранный к голове пришивать… Не приклеят же они его! Жалко Амира, конечно, он не злой, даже понятливый, но, похоже, всё-таки помрёт...

Алиса оглянулась на Зияда. Мальчишка торчал немного в стороне и смотрел на отца бездонными чёрными глазищами, словно подведёнными тёмным карандашом. Зияд не плакал, но было заметно, как он сдерживает себя, чтобы не броситься к отцу на грудь. «Настоящий воин!» — называла его Фаиза с гордостью, и сейчас восьмилетний пацан старательно пытался доказать всем, что он воин. Ведь воины не плачут.

Предплечье Амира ещё кровило. Алиса, сама не зная зачем делает это, провела пальцем по краю раны. Голубые искорки, уже не чужие ей, словно крохотные иголочки, проскочили между её кожей и открытым мясом. Нет, нельзя показывать им, что она умеет лечить! Нельзя! Запрут и будут использовать! А у неё от лечения седые волосы появляются… Она стареет! Алиса поняла это, когда тайком от всех заживила большой ожог у служанки Эйбы. Та опрокинула на ногу кипящее масло и выла полночи, мучаясь от болей. Амир ночевал с табуном, ожидая рождения особо ценного жеребёнка, а старуха с внуком остались на ночь у родителей умершей не так давно невестки. Алиса с негритянкой были одни, и не помочь бедной женщине, и так обделённой голосом и слухом, она не могла. Наутро от ожога остался только маленький розовый след, а в волосах у Алисы появились новые седые пряди.

Чёрт! Но не оставлять же человека без помощи! Он так страдает...

Алиса отбросила кровавую тряпку. Да пофиг! Пофиг на седину. В крайнем случае, перекрасит волосы. И приложила ладони к жаркой ране.

Первым заметил Зияд. На его вопль обернулась старуха и охнула. А потом у неё пропал голос. Алиса их не видела. Она вообще ничего не видела, чувствовала только пульсирующую под ладонями кожу. А где-то краем сознания чувствовала сердце Амира, большое, сильное, качающее кровь, жадно пьющее её энергию для заживления ран… Потом ей стало плохо. Перед глазами начали летать мушки, появились радужные круги, онемели ноги… Алиса поняла, что с плечом Амира ей больше нечего делать. Как поняла — и сама не знала, просто стало ясно, что там всё в порядке. Видела она мало что, уже совсем забыла, где находится и кто рядом с ней, всё её сознание жило одним стремлением — залечить раны лежащего перед ней человека...

Рука легла на грудь Амира, нашла сама, ощупью, сломанные рёбра. Теперь голубые силуэты костей с тремя красными всполохами в местах переломов проявились даже на фоне черноты перед закрытыми глазами. Алиса прижала ладони к коже, посылая искры внутрь, в само его тело, вглубь. В голове пронеслось: «Не выдержу!» Ох, только бы не свалиться в обморок, как долго это длится! Как долго… Красные точки пульсировали упрямо, высасывая силы, точно вампиры кровь, а Алиса мысленно подгоняла их: «Исчезайте же, уходите, хватит!»

И не успела.

Всполохи сменились неярким оранжевым, когда в голове её всё померкло. «Чёрт...» — успела подумать Алиса и провалилась в темноту...

… Она кричала Фёдору, что больше не может, не хочет, что её всё достало… но это было так давно! Теперь он был далеко, она не могла к нему приблизиться, словно что-то мешало. Словно кто-то очертил круг и не пускал её к Фёдору. Она стояла и смотрела, как тот танцует на балу с девушками, страдала тихонько, но сделать ничего не могла. И, похоже, даже плакала, потому что солёные капли катились по щекам без перерыва...

А потом она услышала знакомые звуки. Мычание коровы — долгое, протяжное — словно все о ней забыли. Тихонькое позвякивание вместе с фырчанием бурлящей воды: ненавистный чай опять кипятят, но крышку не сняли и чайник выше не поставили. Собака брешет во дворе, лениво, только в силу долга — вот, мол, не зря мне кости кидаете, я охраняю! А потом шорох сандалий по земляному полу — кто-то приближается… Алиса силилась открыть глаза, пошевелиться, но не могла: веки были как каменные… Она только почувствовала, как чьи-то руки приподнимают её голову, к губам прикасается что-то прохладное, вода льется в рот, свежая, оживляя… В голове шумит, словно рядом водопад, словно мартеновская печь близко. Как когда-то давно. Божечки, пусть это будет то самое утро, когда она проснулась после пьянки на Маришиной даче! Верните её назад, в ту мирную жизнь, и она будет пай-девочкой, никогда в жизни не наденет проклятый перстень, не возьмёт от бабули нитяной браслетик… Она будет просто жить, как жила, и радоваться каждому новому дню...

— Пей, хорошо! — услышала Алиса тихий голос и с усилием разлепила веки. Рядом с ней сидела Фазия с плошкой и ложечкой. Кривая улыбка на миг осветила морщинки старухи, и она кивнула:

— Теперь ешь.

И втолкнула в рот Алисе комок скатанного в пальцах хлеба. Фу, гадость какая! Но мысль мелькнула и пропала, и Алиса начала жадно жевать, только сейчас почувствовав, как голодна. Фазия довольно хмыкнула и похлопала её по руке:

— Теперь спи. Много спи.

И вышла. Алиса прикрыла глаза, но тут же снова их распахнула: божечки, неужели её принесли на женскую половину? Куда раньше был доступ только старухе, а она, Алиса, имела право лишь быстро вымыть полы… Во как! В благодарность за исцеление Амира? Кстати, как он? Спросить бы, да Фазия ушла на кухню. Спросит потом...

Проглотив хлеб, Алиса приподнялась на локте. Голова ещё кружилась, и пришлось несколько раз зажмуриться, чтобы комната перестала плыть перед глазами. Посмотреть было на что: старуха жила богато, с шиком. Кровать, на которой лежала Алиса, была шире, чем двуспальная в родительском доме, и с мягкой периной под шёлковыми простынями. Стены были сплошь увешаны ткаными коврами с геометрическими и цветочными узорами, ярких оттенков и нежными даже на вид. Между узорами пестрела арабская вязь: наверняка молитвы или суры из Корана.

То, что она попала в мусульманский мир, Алиса поняла сразу же, как только Амир бросил её поперёк седла и привёз домой. Там сдал на руки старухе и ушёл. Он лучше остальных говорил на языке, которым пользовался Атассен и которым по непонятным причинам смогла пользоваться и Алиса. Кстати, она не понимала, как можно знать язык, на котором никогда не говорила, но решила принимать это как должное. Вероятно, магия, других объяснений не было. Фазия предпочитала ругаться на своём гортанном языке, который для Алисы был, словно китайский. Тех двух десятков слов, которые могла понять Алиса, было вполне достаточно, чтобы уяснить ситуацию: она рабыня, в той же мере, что и Эйба, должна готовить еду, стирать и молчать в присутствии хозяина и его матери. Спала она рядом с чернокожей на кухне возле очага, ела там же после того, как хозяева насытятся. По положению Алиса была чуть выше, чем корова с собакой, но даже и тех никогда не били. А вот ей старуха частенько отвешивала оплеухи. Сперва Алиса плакала от бессилия, а потом перестала. Ей стало всё равно. Её поглотила апатия — подруга депрессии...

Атас не появлялся. Как сбежал в лесочке, обратившись рыжим лисом, так и сгинул. Спас свою ценную шкурку, а её оставил в плену… И это бесило. Надо было спасать, вести в другой мир, лечить и переодевать, чтобы потом просто-напросто сбежать! Это наводило на мысль, что собако-лис вернётся. И Алиса пыталась цепляться за эту мысль, чтобы не сойти с ума...

Зашелестела занавеска из деревянных бусин, отделявшая женскую часть от остальной части дома. Алиса повернула голову и замерла. В проёме стоял Амир.

Он выглядел вполне прилично. Хотя ещё немного странно, наверное, из-за неровно отросших волос на новой коже скальпа. Словно обрили полголовы перед операцией. В разрезе рубашки виднелись бинты на груди, но Амир не корчился от боли. И предплечье было почти как новое, хотя и с вполне различимой ямкой в месте укуса.

— Аисса, как ты себя чувствуешь? — спросил он, с тревогой глядя в глаза. — Я пришёл выразить тебе благодарность!

— Спасибо, уже лучше, — настороженно отозвалась Алиса, подтягивая простыню выше на грудь. Амир спохватился и упёрся взглядом в пол:

— Сейчас мать принесёт тебе восстанавливающее питьё, надеюсь, что ты сможешь выйти поужинать с нами.

Какая резкая перемена! Рабыня — ужинать с хозяевами? Да это вообще похоже на государственный переворот! Алиса не удержалась от скептического хмыканья и тут же застыла, опасаясь гнева. Всё-таки это другой мир, со своими законами. Иной раз в другую семью в гости придёшь — там живут по-другому, не так, как у тебя, а уж здесь...

— Мы ничего не знаем о тебе, надеюсь, ты нам за ужином и расскажешь, — Амир посмотрел как-то странно и закончил: — А теперь отдыхай, тебе нужно восстановить силы.

И ушёл, заставив танцевать с лёгким перестуком деревяшки занавески. Алиса выдохнула. Ну конечно, как в седло кидать и увозить к чертям на куличики, так всё нормально, а тут вдруг озаботился, кто-куда-зачем! Ладно, хоть камнями закидывать не станут, похоже, и то хлеб. Надо придумать, что она будет рассказывать о себе. Не скажешь же: я из другого мира, за мной там гонялись злые дядьки в чёрных плащах, так собако-лис меня сюда притащил, чтобы помогли снять с пальца колечко! Кстати, о перстне! Его уже не спрячешь, надо тоже придумывать сказочку.

Алиса устало откинулась на подушку. Всё из-за Фёдора и Маришкиной пьянки. Если бы не эти двое — сидела бы она сейчас дома, жевала бы сопли по Сашке и читала новости на педопсихологическом форуме. Когда она, наконец, встретит Фёдора — а Алиса отчего-то не сомневалась в их будущей встрече, — она просто его уроет. Убьёт. Голыми руками! И на этой светлой мечте сознание затуманилось, мысли запутались, и Алиса поплыла по реке сна куда-то далеко, прочь от душного дома торговца лошадьми...