Глава 21. Принцесса и падишах

Лучи утреннего солнца пронизывали всё вокруг, играя в веточках, гнущихся под тяжестью спелых абрикосов. От этих лучей кругленькие упругие фрукты словно светились изнутри. Вовсю чирикали птички, словно пытаясь переспорить одна другую. Смеялись девушки, говорили на незнакомом языке, обсуждали что-то тихонько. Алиса слышала их, понимала уже немного, но не вникала в суть, думая о своём.

В саду было так тихо, так уютно, так спокойно, что хотелось остаться здесь навсегда. Вот так тупенько тыкать иголкой в ткань, протаскивать нитку через шёлк, рассматривать получающуюся кривую вышивку и ни о чём не вспоминать. А потом пойти в гарем, покушать парную курятинку, яйца под пикантным соусом, малюсенькие порционные кусочки печёного баклажана, фаршированного паприкой и помидорами… После обеда снова прогуляться в саду. И на уроки — каллиграфически вырисовывать на пергаменте крючочки и закорючечки, помогая себе высунутым языком, как в первом классе. После школы сопровождать в сад шахзаде Кадира, который оказался очень ласковым, весёлым и смешливым мальчишкой, хотя и избалованным донельзя…

Вот и сейчас он рубился на деревянных саблях с сильными чернокожими евнухами, побеждая раз за разом, а Алиса старательно вышивала вензель Шахства на шёлковом платочке, то и дело поглядывая на мальчика. Мысли витали далеко, в Москве. Она вспоминала о даче и о ночи с Фёдором, о смерти бабули, о перстне и о том, как чуть не оказалась пришпиленной к стулу в кафе… Смерть ходила за ней по пятам, но артефакт несколько раз спасал её. А в последний раз подвёл. Только Атас оказался рядом. Лисопёс двинутый… Бросил её, хотя должен был защитить. А она теперь в полной заднице…

— Аисса!

Она вздрогнула и подняла глаза. Кадир схватил с подноса засахаренную вишенку и сунул в рот:

— Налей мне айрана!

Ни тебе пожалуйста, ни тебе спасибо. Вот и всё воспитание.

— Хорошо, шахзаде, — со вздохом ответила Алиса и потянулась к кувшинчику, который заговаривали на кухне, чтобы всегда оставался холодным. Налив мальчику напитка, похожего на жидкий йогурт, она вернулась к вышивке, а Кадир, напившись, обиженно бросил:

— Ты меня не любишь, Аисса!

— С чего ты взял? — удивилась она.

— Ты никогда не говоришь, какой я красивый, сильный и умный! Никогда не целуешь, не обнимаешь! Все служанки всегда меня тискают и хвалят, а ты нет! Я всё расскажу маме, и она тебя выгонит в нижний гарем.

Глянув на насупившегося мальчишку, Алиса засмеялась:

— А тебе прямо хочется, чтобы каждая девушка тебя обожала? Ты наследник, этого у тебя не отнимешь, но надо же и показать, какой ты умный и сильный!

— А зачем? — искренне удивился Кадир. — Это же и так видно!

— То, что ты красавчик и будешь сердцеедом, когда вырастешь — вот это видно. А ум и силу надо показывать.

— Я только что победил всех слуг! — Кадир гордо вздёрнул нос. — Я стану падишахом! И все меня будут бояться!

— Бояться-то будут, а уважать?

— Ну… — он запнулся, наморщив лоб. — И уважать, наверное, тоже будут.

— А как тебя уважать, шахзаде, если ты даже стакан айрана себе налить не можешь? — усмехнулась Алиса. — Я уверена, что твой отец не просит слуг каждый раз накормить его и напоить!

— Как это не могу! Я могу!

И Кадир схватился за кувшинчик:

— Смотри!

Одно неловкое движение — и йогурт белой кляксой расплылся по столу. Кадир растерянно посмотрел на пятно, на Алису, и она с серьёзным лицом протянула ему одну из салфеток:

— Ничего, бывает. Вытирай теперь.

Кадир с сомнением повертел тряпочку в руках и принялся неуклюже вытирать столик. Алиса положила на блюдечко несколько вишен, добавила кремовое пирожное, которые делали специально для наследника, и протянула мальчику:

— Вот теперь для меня ты очень умный и сильный мальчик! Держи!

— Спасибо, — совершенно неожиданно ответил Кадир и улыбнулся.

Когда он убежал, весь перемазанный в креме, Алиса усмехнулась и вернулась к вышивке. И тут снова проснулся перстень.

Защипал, заколол, чуть ли не огнём зажёг кожу на пальце. Алиса поморщилась и почесала палец, а потом похолодела. Ведь каждый раз, когда артефакт подавал признаки жизни, ей угрожала опасность! Откуда же прилетит на этот раз? Она вскочила, оглядываясь по сторонам, и увидела стайку девушек в длинных платьях самых разных нежных оттенков, в платках, покрывавших волосы и свободно падавших на плечи. Впереди группы плавно и грациозно двигалась юная красавица — стройная, невысокая, с длинными, чёрными, блестящими локонами. Алиса сглотнула и присела обратно на подушку, судорожно припоминая, видела ли она эту девушку, и кто это может быть. Выходило только одно — это и есть невеста Фера, дочка падишаха Самиана.

Чего перстень-то взбесился? От этого райского птенчика Алисе точно опасности ждать не приходится! Так, момент, а как ей вести себя с дочерью падишаха? Что там говорила Бахира? Первая по значению в гареме — мать правителя, потом сёстры, которые жили отдельно, потом жёны, потом дочери. Так что с этой фифой надо быть вежливой, но не более того.

Девушки подошли. Самиана что-то шепнула одной из своих спутниц, и та словно случайно пнула Алису в бок. От неожиданности та свалилась с подушки на траву. Самиана засмеялась чистым серебристым, словно русалочьим, смехом, и Алису внезапно пронзило чувство острой незащищённости. Она умрёт здесь, и перстень не поможет, никакая магия её не спасёт…

— Аисса! — вскрикнул Кадир, подбежав. — Самиана, не трогай её! Это мамина рабыня!

— Конечно, шахзаде, — улыбнулась его сестра так сладко, что трава под её ногами слиплась. — Это не я, это Фахрида, нечаянно!

Она даже протянула руку Алисе, помогла ей подняться. Тонким пальчиком приподняла её подбородок. Острый чёрный взгляд впился в глаза, и Алисе стало жарко. Очень жарко. Ведь в тёмных радужках то и дело пробегали красные молнии. Перстень буквально орал уже, фигурально выражаясь, бил током палец, даже рука начала дёргаться…

— Красивые глаза, — тихо и задумчиво произнесла девушка, словно решая — выцарапать их или пожалеть. — Опусти их немедленно. Пойдёшь со мной!

Алиса взглянула на матерчатые туфельки на ногах Самианы и сглотнула. Потом ответила хрипло:

— Мне Бахира-шах велела присматривать за шахзаде…

Бабуля говорила остерегаться женщину с чёрными глазами! Ни за что не ходить с ней! Фиг Алиса пойдёт. Нет уж! Жизнь дороже!

— Я сказала — ты пойдёшь со мной, — чётко и раздельно повторила Самиана. — Ты что, плохо расслышала? Или ты совсем глупенькая?

Ласковая улыбка снова озарила её хорошенькое личико, и дочь падишаха одним точным и быстрым движением схватила Алису за волосы:

— Смеешь меня ослушаться?! Дерзкая, тупая рабыня! Одно моё слово — и тебя казнят! Ты умрёшь медленной и мучительной смертью!

Алиса вскрикнула от боли и зашипела, пытаясь сдержаться и не навалять этой высокопоставленной садистке знатных люлей.

— Шахинне, — тихо окликнула её одна из спутниц. — Бахире-шах не понравится это…

— Молчи, дура! Или тоже захотела?

— Простите меня, шахинне, — присела девушка, пряча взгляд.

— Я подумаю, — улыбнулась Самиана, и её улыбка показалась подглядевшей из-под ресниц всю сцену Алисе оскалом гиены.

— Падиша-а-ах идёт! Падиша-а-ах идёт!

Самиана выдохнула непонятное слово сквозь зубы, вроде как выругалась, и отпустила Алису. Та отступила к столику. Как только девушки повернулись к падишаху, быстро поправила платок, прикрыв лицо.

Правитель быстро шагал по дорожке, заложив руки за спину. По бокам его шли вооружённые янычары в красивых красных халатах и высоких шапках, держа ладони на эфесах изогнутых сабель. Они остались на входе в сад, а с падишахом дальше пошли евнухи в халатах и тюрбанах. Только им было дозволено входить в сад и гарем. Кадир подбежал к правителю, весело крича:

— Отец, отец, я только что победил всех слуг! Я убил их деревянным мечом!

— Мой сын! — Аль Табрис подхватил мальчика на руки и поцеловал в лоб. — Мой храбрый воин!

— Отец, когда ты дашь мне настоящий меч? Я хочу ятаган, как у янычар!

— Скоро, Кадир, совсем скоро! — падишах опустил сына на дорожку и обратился к дочери: — Доброе утро, Самиана, моя газель! Ты сегодня прогуливаешься с шахзаде?

— Нет, повелитель, — сладко пропела садистка. — Я была на занятиях музыкой, а теперь решила выйти немного в сад, полюбоваться на прекрасные цветы!

— Моя сияющая звёздочка, — умилился падишах и потрепал дочь по щеке. Потом велел девушкам:

— Идите в покои госпожи!

Вся стайка разноцветных рабынь синхронно присела и спешно заторопилась к гарему. Алиса склонила голову и, подобрав свою вышивку, отошла к дереву рядом с шатром. Падишах нахмурился:

— Тебя это тоже касается!

— Простите, я не служу шахинне, — возразила Алиса. — Я присматриваю за шахзаде по поручению Бахиры-шах.

— Вот дерзкая рабыня! — воскликнула Самиана. — Мне кажется, её стоило бы наказать, повелитель!

Падишах бросил на дочь короткий взгляд и снова обратился к Алисе:

— Ты новая в гареме? Раньше я не видел тебя в прислужницах.

— Да, господин, меня привели вчера, — ответила она, теребя в руке незаконченную вышивку.

Аль Табрис провёл ладонью по окладистой бороде, потом шагнул к Алисе и одним движением сорвал платок с её лица. Самиана едва слышно вздохнула, но ничего не сказала. Падишах с минуту смотрел на Алису, приподняв её лицо, как недавно сделала это его дочь, потом отступил и взял ту за руку:

— Пойдём, нам надо поговорить о твоём замужестве, моя газель!

Когда они удалились на некоторое расстояние, Алиса шумно выдохнула и позволила себе одну-единственную фразу на родном языке, которую иногда повторял папа при виде спущенного колеса или протекающего бачка. Конечно, к ней тут же подскочил Кадир:

— Что ты сказала, Аисса? Это на твоём языке? Что это значит?

— О, шахзаде, мы же договорились, что ты будешь умным мальчиком, — покачала головой Алиса и взяла его за руку. — Это очень нехорошие слова, и они недостойны наследника и будущего падишаха… Пойдём домой, твоя мама, наверное, хочет тебя видеть!

— Ну пойдём, — покладисто согласился Кадир.

У гарема их встретил румяный и пухленький, как пышечка, Сахди-ага, хранитель покоев. Кадир убежал дальше по коридору, а начальник евнухов придержал Алису. Он сладенько улыбнулся, прищурив маленькие глазки, и схватил её за руки:

— Наша новенькая девушка! Тебе несказанно повезло! Повелитель передал тебе вот это!

И он сунул ей красный шёлковый платочек. Алиса непонимающе пожала плечами:

— И что?

— Как что? Ты не знаешь, что значит подарок от повелителя? Это значит, что мы приготовим тебя сегодня! Помоем в бане, натрём ароматическими маслами, оденем в самое красивое платье и-и-и…

— И что? — с нажимом повторила Алиса, комкая платок.

— И ты пойдёшь в покои повелителя! — с игривой ноткой в голосе закончил Сахди-ага.

Отлично! Только этого ей и не хватало для полного счастья! Чуть не вышла замуж за коневладельца, который, кстати, обещал вернуться за ней, чуть не умерла от старости, вернула себе законную молодость, а теперь закончит наложницей в постели падишаха! Вот уж чудная перспектива! Ещё и Бахиру на хвост посадит, а вот этого ей совсем-совсем не хочется!

— А если я откажусь? — тихо спросила она, избегая слащавого взгляда евнуха. А тот в отчаянье воздел руки к потолку:

— Глупенькая! Разве ты не понимаешь, что от такого предложения не отказываются?! Откажется она! Немыслимо! Будь готова, после ужина за тобой придут!

И он ушёл, приговаривая:

— Отказывается… Девчонка несмышлёная… Совсем уже тут с ума посходили…

Алиса вдохнула, выдохнула и поспешила в коридор догонять Кадира. Лучше всего сразу рассказать Бахире, она что-нибудь придумает!

Бахира встретила её на пороге:

— Ты говорила с падишахом!

— Ну… Говорила!

— Я же сказала, не показывать лица и молчать! — крикнула Бахира и остановилась прямо перед Алисой. Пнула со злости столик с расставленными чайными принадлежностями, и они полетели на пол вместе с подносом. Не удовлетворив свою злость, Бахира пнула чайничек, и он покатился по ковру, заливая всё вокруг горячим чаем.

— Лучше бы я оставила тебя старухой!

Алиса села на приступочку, разделявшую комнату на две части, и приложила руки к пылающим щекам:

— Помогите мне! Помогите сбежать отсюда!

— Безумица! Падишах видел тебя! Тебе придётся идти к нему!

Бахира вырвала у Алисы красный платочек и помахала перед носом:

— Ты пойдёшь к нему! Но…

— Но что? — с надеждой спросила Алиса.

— Но… Ведь что-то может отвлечь падишаха! — прищурилась Бахира, погружённая в свои мысли. — Да, так и сделаю сегодня… А завтра будет уже другой день.

Она задумчиво потрогала кончиком туфельки остывающий чайник и словно очнулась:

— Убери здесь всё.

— Так вы поможете мне? — воодушевилась Алиса.

— Не тебе, а себе! — отмахнулась Бахира. — Сначала Фатма, теперь ты… Мне нужно удалить тебя отсюда.

— Побег?

— Ты исчезнешь, но как и куда — я ещё не знаю. Аль Табриса я всё равно верну! Я слишком многое принесла в жертву, чтобы так легко потерять его!

— Так вы поженились по любви? — подняв столик и поднос, спросила Алиса. Как можно любить такого заносчивого и напыщенного мужика?

— Конечно! — засмеялась Бахира. — А ты думала, что все женщины в гареме бедные забитые рабыни?

— Ну-у-у… Что-то в этом роде…

— Да они живут здесь лучше, чем в своих семьях! Вкусно едят, спят на мягком, почти не работают, учатся… А я…

— А вы его любите, — закончила Алиса.

— Да. И никому не позволю отнять его у меня! Я оставила мужа, ребёнка, мою прежнюю жизнь. Всё оставила! Только чтобы быть рядом с Табрисом!

Во как! Вот это любовь… Хотя, конечно, поступок не очень красивый, но заслуживает уважения.

— Ребёнка-то зачем… — тихо, для самой себя, посетовала Алиса. Бахира услышала:

— Это давно было. Он сейчас должен быть совсем взрослый…

Её голос сорвался. Бахира присела на диванчик, посмотрела в окно, и на её безупречно гладком лбу прорезалась дорожка морщинок. Вздохнув, Бахира продолжила:

— Да и не нужна я была ему. И мужу не нужна была. Разве что в качестве куклы красивой, чтобы приёмы украшать да возносить благость на новорождённых младенцев женского пола в дни праздника всех детей… А прожить так всю жизнь — это, знаешь ли, не то счастье, о котором я мечтала.

— Ребёнку нужна мать, — подбирая осколки блюдца и расплющенную курагу, покачала головой Алиса. — Ради ребёнка можно и пожертвовать собственным счастьем.

— Вот родишь сама — и жертвуй! — огрызнулась Бахира. — Учит она меня! Я для них умерла, и точка. Нет меня. А здесь я заново родилась, получила новое имя, любимого мужа, у нас сын — наследник Шахства, и он когда-нибудь станет падишахом, иншалла!

— Каждому своё, — совсем неслышно сказала Алиса, подбирая остатки загубленного обеда. Она бы никогда в жизни не оставила своего ребёнка ради мужчины. Никогда!

— Да! Перстень… Надо снять твой перстень, — с досадой вздохнула Бахира и встала. — Давай, я попробую.

— Да я уже пробовала, — отмахнулась Алиса. — Тут действительно какая-то магия нужна. Перстень ведь не собачка, он не слушается приказов.

— Меня послушается.

Ледяной голос Бахиры резанул по сердцу. Алиса встала, глядя ей в глаза, и шахидше добавила с непонятной тоской:

— Когда-то он принадлежал мне.