Глава восьмая

Уже наутро мальчишка собирается и готовится выходить. Еще даже не всползло на небо солнце, не успело оно оторваться от горизонта, как Исэндар, перекинув через плечо связанный из тряпки походный мешочек, выходит из дома.

Он разворачивается, чтобы попрощаться с матерью, едва может удержать слезы, но тут Обит, потеряв самообладание, начинает сама реветь, как маленькая девочка, чем у сына желание плакать тут же отбивает.

— Ну, все, хватит, — подытоживает мальчик спустя полчаса свои успокаивающие речи. — Пора. Я обязательно найду способ узнать у Голоса, за что он так поступил с отцом, а тогда… я еще вернусь, прежде чем уйти к огненным землям, так что ты, гляди, не думай тут меня хоронить, я умирать не собираюсь.

Обит только плачет, едва унимается, так что приходится ее оставить. И тяжелее всего это сделать по той причине, что и сам Исэндар все понимает: стоит ему уйти, и мать еще будет сидеть в пустом доме, плача об уходе единственного оставшегося у нее сына.

Потому он торопится, чтобы самому удержаться. К дому кузнеца мальчик и не собирается идти, хотя и верно догадывается, что Ильмар будет ждать целый день, пока как-нибудь случайно не узнает о том, что мальчик ушел из деревеньки, не став брать честно заработанный клинок.

С остальными же и проститься не жалко. С легкой печалью и радостным ожиданием будущих свершений ум прокручивает все то, что связано с деревенскими и прошлой жизнью. Затем мальчик вздыхает, расправляет плечи и готовится надолго покинуть родные края, уйдя по единственной ведущей из деревни кривой дороге.

Развернувшись, мальчик ступает по колее. Здесь ее почти везде окружают деревья. Медленно ползет дорожка вниз, через холмики и ручейки, обползает островки кустарников и мощные стволы низких, великовозрастных растений.

И не успевает он пройти достаточно, чтобы появилась мысль о передышке, как вдруг из кустов выскакивает дурак.

— Реки крови! Море крови! — глядит он очумелым взглядом.

Исэндар даже сторонится и кривится. Сумасшедший выглядит еще хуже обычного, грязный, лохматый, неумытый и вонючий. Только на руке тряпка все так же крепко держится, прикрытая завязанным двумя крепкими узлами рукавом.

Безумец хватается здоровой рукой за плечо и ощупывает, и мальчик в какой-то миг его останавливает легким тычком, не удержавшись. Впрочем, дурака чужая брезгливость нисколько не обижает, и он отступает, а на мальчика продолжает глядеть тем же сумасшедшим, удивленным и радостным взглядом. Теперь это становится заметно по его еле уловимой, полупрозрачной улыбке.

— Пропад… не пропад… л! Не пропал! — вскидывает дурак руку, оглядывает с ног до головы, а затем усмехается и отирает рукавом нос, при этом смачно шмыгнув. — Гы…

Мальчик не сдерживается, теряет хмурость, улыбается в ответ, но качает головой, стараясь не утратить хмурость окончательно.

— Ну все! — успокаивает он и себя, и безумца. — Хватит. Иди домой… то есть…

Оглядевшись, подумав, Исэндар вдруг сознает, что даже и не знает, есть ли у дурака свой дом и где сумасшедший проводит ночи. Только это все равно не важно. Сейчас нужно как можно скорее избавиться от лишних мыслей и отправляться дальше.

— Я ухожу из деревни. Вернусь не скоро. Не знаю, когда, так что… ты иди. Занимайся своими делами, — прощается мальчик слегка печальным голосом.

Он даже избегает глядеть дураку в глаза, а тот, распахнув веки, с искренним, невыносимо чувственным, прямым и бесхитростным выражением таращится на мальчишку.

Сам же Исэндар стоит молча несколько мгновений, не знает, как попрощаться, а затем просто улыбается, толкает в плечо и идет дальше, спеша быстрее оставить дурака с остальным прошлым за плечами.

— Эй, я тоже видел! — напоследок сообщает мальчик. — Только ты не говори никому. И работу найди, в беде тебя не оставят! Ну, бывай, дурак!

Чувственным и ярким выходит это прощание, но тут же оказывается, что нужды в нем все равно не было.

— Я вижу! Вижу! — увязывается безумец следом.

Он повторяет, как и всегда, одно и то же, и это быстро надоедает. Поначалу Исэндар ничего не говорит, но вскоре неожиданно понимает, что оставить его в покое дурак не собирается.

— Домой иди! — рявкает мальчик, пытаясь напугать.

У сумасшедшего эти слова вызывают лишь слабое недоумение и заминку, но стоит пойти дальше, как и дурак вновь увязывается следом.

Прогнать его не удается. Остается лишь надеяться, что безумец сам испугается уходить далеко от деревни, после чего отстанет, но тот все плетется, нашептывая иногда свое обычное «я вижу».

— Ты что, за мной идти собрался? — опять разворачивается Исэндар. — Я в огненные земли иду, понимаешь? Сражаться буду с чудовищами. Там всюду кровь… реки крови! Нескончаемое море!

Такие слова пугают дурака, но ненадолго.

— Ты видишь, и я вижу, — говорит он и продолжает идти дальше.

— Ну и делай, как знаешь, — сердится мальчик и бросает попытки гнать от себя безумца.

А ближе к середине дня, устав от молчания, немного подкрепившись, Исэндар сам же и заводит разговор.

— Ладно, не сразу я в огненные земли пойду, — объясняет он больше для себя, упорядочивая рожденные в мыслях планы. — Я кузнечеством займусь…

Лишь теперь мальчишка понимает, насколько плохо он приготовился к новому испытанию. Спрятанный за поясом кинжал вряд ли защитит от разбойников, когда обращаться с ним все равно не умеешь, но и без этого хватает сложностей. Внезапно, совершенно неожиданно в голову прокрадывается мысль, что помимо кузнечества есть и другое занятие, которым еще легче было бы заработать на жизнь, но прежде о нем даже задуматься не пришлось.

— Или травничеством! — сразу открывает Исэндар эту негаданно посетившую его голову идею. — Надо только ступку и пестик сделать… эх! Надо же было дома сразу и заняться!

Дальше, до самого вечера, двигаясь по колее в сторону города, мальчик ищет по пути подходящую заготовку. Найти деревяшку, чтобы выточить пестик, удается почти сразу же, а вот для ступки приходится взять обычный кусок слегка прогнившей ветви.

К вечеру, сделав привал и заготовив на ночь дров, мальчик принимается точить дерево подаренным Альзаром кинжалом. Руки справляются быстро и легко, а изделие выходит лучше, чем можно ожидать, и полученный столярный навык все же приносит свои плоды. Закончить удается еще прежде чем стемнеет, так что Исэндар немедленно принимается варить зелье из трав, собранных по дороге.

— Видел, как дядя Ильмар такие же собирал, — рассказывает он дураку, пристально и с большим интересом наблюдающему за действиями мальчишки. — Да и мать из таких же делала. Только цветы она еще добавляла, вот эти, видишь?

Мальчик показывает несколько цветков, которые росли прямо у дороги и на глаза попались чуть ли ни случайно, а сам вдруг присматривается и замечает, что выглядят они как-то странно.

— Только эти, видать, еще маленькие, — хмурится он задумчиво. — Видишь, они не такие светлые, как должны быть? Хотя, темно уже. Наверное, кажется.

Спать, впрочем, желания нет, а потому Исэндар продолжает. Да и в нем теперь появляется желание открыть еще один навык, чтобы еще до прихода в город наварить сильных зелий, а там продать. А с деньгами все можно. Купцы себе чего только ни позволяют иногда, особенно теперь это не дает покоя, после рассказов матери, да еще и от мыслей о ней ум вдруг захватывает печаль, и от нее спасает лишь работа.

— Спишь уже? — вдруг замечает мальчик повалившегося на бок дурака. — Ну и пес с тобой.

Неприятно, что безумец увязался. Как бы еще из-за него в городе проблем не нашлось, но и бросить дурака тоже сил не хватит, а потому мальчик работает. Наконец, не так много нужно заплатить, чтобы дурака кто-нибудь домой отвел, пусть даже и силой. В деревне мужики собирались частенько в доме одного из крестьян, а тот доставал наваренное пиво и вино, раздавал и шли беседы.

Исэндару случалось пару раз оказаться на такой пирушке. Отец и там иногда заводил речи, но только тогда, когда его спрашивали. Там он не рассуждал, а потому много удалось и других историй послушать. Как раз там мальчик и слышал истории о том, что в харчевнях и на постоялых дворах можно отыскать каких-нибудь пьяниц, которые за любую работу берутся дешево, им только поесть ставишь, а затем после работы отдаешь выпивку. Вот там-то кто-нибудь и возьмется отвести дурака обратно домой, надо только продать мазей и заработать немного денег.

Утром получается закончить. Сон выходит неприятный. К утру от костра почти ничего не остается, но хотя бы дикие звери не беспокоят. Да и мать дала с собой небольшой котелок, больше похожий на кружку, а все же его достаточно, чтобы сделать маленькую порцию мази.

Как раз за работой удается посадить и небольшую ранку, на которой Исэндар и решается испробовать свою мазь. Кроме того, появляется и новый значок среди тех, которые не желают пока открываться. Теперь уже мальчик понимает, что с левой стороны взгляда собираются те навыки, которые вскоре должны открыться, и один из них, который он развивал вчера, непременно должен появиться уже скоро, нужно только продолжать готовить мази.

Наложив на рану припарку, Исэндар даже не перевязывает руку, чтобы проследить, как быстро подействует сделанная им мазь. К обеду такая царапина и сама затянется, а потому нужно подождать совсем немного, промыть и, если все получилось, то царапина должна затянуться еще раньше.

Тем временем мальчик берется готовить новую припарку. Нужны они пока лишь затем, чтобы открыть навык, а уже потом можно будет как следует постараться и сделать на продажу разных мазей. Мало того, что это умение пригодится, если действительно получится добраться до огненных земель, так еще можно будет торговать мазями и припарками, если только научиться делать их хорошо.

Правда, голова начинает кружиться. Немного времени проходит, как уже игнорировать странные ощущения не удается. Да и рана начинает жечь. Наконец, Исэндара поражает беспокойство. Что-то явно не так, но что именно, понять он не может, а все же догадывается, что мазь не получилась и нужно ее быстрее смыть.

К счастью, есть немного воды в потертом кожаном бурдюке, которой мальчик промывает царапину. И, действительно, раны как не бывало. Только кожа отчего-то покраснела и щиплет.

Голова продолжает кружиться, да еще и начинает тошнить. Ум резко охватывает беспокойство, и теперь уже нельзя никак упустить из виду тот факт, что происходит что-то нехорошее. Появляется странная боль, ноет рука, а затем это чувство быстро расползается по всему телу.

— Эй… — зовет мальчик дурака.

Только вот сказать еще что-то у него не выходит. Глаза вдруг заволакивает кровавый туман, пульсирующий во взгляде. Уже и тело быстро наполняется болью, но именно эти алые облака, укрывшие взор, заставляют волноваться больше всего. А затем, не сумев произнести ни звука, мальчик вдруг падает на спину и успевает понять, что не может пошевелиться.

Рядом на землю медленно вытекает не успевшая окончательно загустеть мазь, а чуть дальше, на краю помутневшего взгляда, отыскивается неприметный фиолетовый цветочек, и лишь теперь Исэндар понимает, что добавил в свое варево совсем не то растение, которое нужно. А затем веки опускаются, и больше уже ни одной мысли в голове не успевает появиться.

Этот красный, пульсирующий туман укутывает все. Даже в беспамятном мраке он продолжает терзать взор, когда ум недостаточно бодр, чтобы вообще понимать, что происходит.

Сколько-то времени проходит, и вдруг появляются образы. Мать, Ильмар с изготовленным клинком, отец с его прежней, живой и легкой улыбкой. Правда, затем все они сливаются, вылепив тесным объятием лик сумасшедшего.

— Гы… — хмыкает тот.

И снова все пропадает.

Так продолжается очень долго, если верить ощущениям. Больше ничего не происходит, только пульсирует кровавый туман, а после он начинает понемногу утихать и рассеиваться. И все же, чувства говорят, что все это длится уже очень много времени, отчего в уме понемногу рождается спутанность.

Ненадолго мальчик открывает глаза. Дурак сразу бросает ковыряться веточкой в костре, подскакивает к Исэндару, подкладывает тому под голову ладонь и осторожно заливает в рот очнувшемуся воды. Правда, сделав несколько глотков, мальчик сразу закрывает глаза и роняет голову обратно.

Вечереет, но рядом с дураком много веток и большие куски дерева, которые он таскал почти весь день. Где-то недалеко жутко воют голодные волки, слух уже скоро будет резать противный крик совы, но бежать дурак и не думает. Так он и сидит, готовый в любое мгновение прийти к мальчику на помощь, если только это будет необходимо.

Когда алый туман становится прозрачнее, а затем потихоньку рассеивается, то ум окончательно запутывается. Больше не выходит понимать, много ли времени прошло. Это чувство странным образом преследовало даже в беспамятстве, но теперь уже ничего не остается. Просто чернота, которая оканчивается уже в следующее мгновение, стоит только открыть глаза.

— Эуауэаэуаэ…

Рот открывается, но язык не слушает, хотя и этого достаточно. Тут же безумец отбрасывает в сторону палочку, а сам подскакивает, аккуратно берет за затылок, приподнимает голову и начинает поить.

Исэндар не сопротивляется. С каждым маленьким, неудобным глотком ум проясняется все быстрее. Уже взгляд ищет по сторонам что-нибудь, что заставило бы пробудиться мысли, как вдруг, поперхнувшись, Исэндар даже отталкивает сумасшедшего, еще слабый, но уже покинувший черный плен сонной темницы.

— Где… где?.. — спрашивает мальчик.

Безумец лишь таращится непонимающим взглядом. Приходится успокоиться, хотя это и занимает так много времени, что наступает вечер. В конце концов, мальчик так и засыпает, не сумев вымолвить ни слова.

Только на следующий день Исэндар с трудом открывает глаза, но в этот раз заговорить он уже не торопится. Взгляд загораживают очертания нового значка, и сил уже хватает на то, чтобы прочитать расположенные под ним надписи.

Под новым значком, который изображает торс, покрытый большими, просто огромными шрамами, красуется название очередного навыка «Выживание».

Мальчик чуть не забывает прочесть описание, потеряв мысль и не понимая, что произошло. Еще ум не настолько живой и бодрый, чтобы быстро обдумать случившееся, но затем взгляд все же пробегает по строкам, которые гласят: «Может давать бонусы к навыкам из ветви «Сопротивление», повышает устойчивость к любым видам повреждений на 0.5, когда здоровье падает ниже критической отметки».

Раздумывая над прочитанным, Исэндар даже не замечает, что дурак видит, как мальчишка раскрыл глаза и таращится в небо с испуганным, безумным взглядом. Мальчик продолжает читать, снова и снова просматривая необычный кусочек текста «…навыкам из ветви…». О какой ветви идет речь, понять совершенно не удается, но ум цепляется за эту строку так прочно, что не дает глазам от нее отцепиться, пока надпись сама не исчезает, отплыв вправо, к значкам других открытых навыков.

И следом тут же взгляд перекрывает новый значок, который мальчик рассматривает с еще большим удивлением. Темно-фиолетовая капелька, падающая в бокал — это первый значок, который так сильно отличается по цвету от других и который больше похож на рисунок, а потому мальчик и во второй раз едва не забывает прочитать описание еще одного полученного в бессознательном состоянии навыка.

Впрочем, надпись, в отличие от самого значка, отличается несильно. Мальчик читает уже привычные буквы: ««Сопротивление ядам». Навык повышает устойчивость к любым отравляющим веществам и сокращает время и силу их действия на организм на 0.5».

А после и изображение фиолетовой капельки медленно отплывает вправо, уменьшаясь на ходу, присоединяется к остальным значкам уже заработанных навыков, где и остается висеть не навязываясь взгляду.

Лишь тогда Исэндар поворачивается и замечает сумасшедшего. Безумец молчит, смотрит, выпучив глаза, ждет.

Мальчик не торопится, но вскоре заговаривает.

— Воды… дай попить, — тихо просит он слабым голосом.

Дурак вскакивает, рыщет глазами, хватает бурдюк, встряхивает, отыскав на дне лишь немного жидкости, а затем помогает Исэндару подняться и дает выпить последние несколько капель.

— Это что, все? Больше нет?

Сумасшедший виновато опускает глаза, но остается лишь вздохнуть. Поделать все равно ничего нельзя.

— Дай, съем чего-нибудь…

Оказывается, что и еда уже закончилась, и узнав об этом, Исэндар вздыхает, а сам чувствует, как в голове мгновенно вскипели мысли, подогретые жаром такого внезапного недовольства.

— Ты что, все съел? — хмурится он. — Да ты… ты издеваешься?!

Дурак лишь отворачивается, но и мальчик после быстро успокаивается и берет себя в руки.

Он поднимается. Еще ощущается головокружение и слабость, но они не очень мешают, так что уже скоро удается вновь заговорить, да и голос становится обычным, теряя оттенки недовольства, потому как сердиться все равно не хватает сил.

— Ладно… — вздыхает Исэндар. — Дойдем до города, а там что-нибудь придумаем. Может, поохотиться сумеем по пути? Было бы хорошо. Вставай, пора…

— Э! э… — восклицает дурак, сразу растерявшись.

Он ничего не говорит, только проводит взглядом кругом, а потом, следуя его примеру, осмотревшись, мальчик и сам замечает, что уже вечереет и скоро наступит темнота.

Сказать нечего. Да и выбора немного. Путь, которым повела судьба, в это мгновение идет узкой тропой сквозь густые заросли, как там, где дорога, спрятанная в кустарниках, уходила к тайной поляне — обители богини. Остается лишь вздохнуть, смириться и как-нибудь выжить. И Исэндар, закрыв лицо руками, опускается назад, чтобы скорее уснуть, а проснуться уже новым утром, новым днем, с которого и начнется истинный путь, вымощенный с самого начала смертельными испытаниями.

Впрочем, мальчик теперь хотя бы понимает, что даже самый невзрачный цветочек может быть опасен, и, хмурясь, он засыпает, все еще не скопив достаточно сил для полноценной бодрости.