Глава 3. Старик

Прошло несколько дней.

Большую часть свободного времени Фридерик проводил у постели старца, который, казалось, медленно возвращался к жизни. Молодой хоббит с удовольствием пересказывал незнакомцу известные истории о своем народце, местах, где ему удалось побывать, делился последними, дошедшими до их закоулка новостями. Старик же всё больше молчал, лежал неподвижно, закрыв глаза; но стоило лишь Фридерику замолчать, движением пальцев давал знать, что готов слушать дальше.

Матушка, как могла, ухаживала за больным, кормила его овсяной похлебкой и свежим хлебом, поила отварами из трав. При этом странно поглядывала на сына и нередко укоризненно качала головой. Из чего Фридерик заключил, что, хоть матушка, по-прежнему, не одобряла его поступка, но всё же готова была ухаживать за чужаком, в основном, именно ради сына.

Погода, меж тем, порядком испортилась, что нередко случалось ранней весной. Невольно задерживался и перегон уже собранного стада на верхние пасовища. Делать, как говорится, было нечего, и Фридерик всё больше времени проводил у постели незнакомца. Серебряная статуэтка ястреба и завернутая в тряпицу Книга уж несколько дней лежали на каминной полке в домике отца рядом с подсвечником, в котором матушка постоянно зажигала новую свечу с приходом сумерек. Пересказав, в очередной раз, последние деревенские сплетни, что принес днем лентяй Хуко, Фридерик, наконец, отважился задать вопрос, который, естественно, тревожил его ни один день:

— Скажите, сударь, как мне вас величать? Как ваше имя?..

Старик ненадолго остановил взгляд своих странных глаз на хоббите и негромко произнес:

— Зови меня Стариком…

— Но это же не имя! — возразил Фридерик.

— Имя свое я утратил на равнинах Горгорота… — тихо промолвил тот. Название, которое произнес Старик ни о чем конкретном молодому хоббиту не говорило, хоть и показалось странно знакомым.

— Но как вы попали сюда, откуда вы?

— Это очень длинная история… — Старик закрыл глаза, и Фридерик сразу догадался, что сегодня истории этой он не услышит…

— А статуэтка горного ястреба?

Тот вновь открыл глаза и с интересом глянул на Фридерика.

— Ты знаешь эту птицу? Мне казалось, в ваших краях эти создания не водятся…

— Водятся, вернее — залетают… Хотя, конечно, птица эта редкая, — согласился хоббит.

— Эта статуэтка, как ты сам выразился — память о моем старом друге… — пояснил Старик, устало махнув рукой.

— С ним что-то случилось? — не унимался хоббит.

— Думаю, он умер…

— Ох, простите, сударь…

— Не надо извиняться, Фридо. — Старик вздохнул и хмуро глянул на хоббита. — По правде говоря, я и не знаю толком, жив он сейчас, или нет...

— А Книга?.. Она ваша? — осторожно поинтересовался Фридерик. Старик слегка прищурил глаза, отчего сеть неглубоких морщин разбежалась по его бледному лицу.

— Не совсем… — наконец произнес он, и хоббит подумал, что и по поводу этой загадочной книги ничего не услышит. Тем не менее, минуту спустя Старик продолжил:

— Эта Книга ранее принадлежала моему другу… Я знаю, ты интересовался, что там внутри, но… — он слегка приподнял руку, прерывая объяснения, что были готовы сорваться с уст Фридерика. — Но у тебя ничего не вышло, ты даже не смог ее открыть...

— Э-э… Не совсем так… — возразил тот.

Брови старца дрогнули и удивленно приподнялись.

— Конечно же я ее раскрывал, мне было просто интересно, — пытаясь оправдаться, затараторил Фридерик. — Но я ничего не понял! Там лишь какие-то странные письмена…

Брови Старика приподнялись еще выше. Некоторое время он разглядывал хоббита с ног до головы, словно увидел в первый раз (Фридерику даже стало как-то не по себе), и наконец произнес:

— Странно… Впрочем, ты и не должен понимать… Книга написана на очень древнем языке… Откровенно говоря, другу моему она, конечно же, не принадлежала. Он лишь случайно обнаружил ее в подвалах Минас-Тирита… Ты знаешь, Фридо, что это за город?

Фридерик кивнул, чувствуя себя почему-то виноватым.

— Хорошо… — произнес Старик, откинувшись на подушку и вновь закрыв глаза. — Как я сказал, это очень древняя Книга, даже название ее утеряно в глубинах времени… В Книге этой содержатся очень старые эльфийские пророчества и предсказания. Прочесть их могут немногие, понять же их смысл?.. — Старик слегка пожал плечами. — Впрочем, не переживай! В Книге ты не нашел бы для себя ничего интересного… Мне же будет приятно, если эти два предмета — Книга и серебреная статуэтка — единственное, что осталось у меня в память о друге, будут лежать, где лежат — у меня на виду.

«Он что-то не договаривает, — подумал Фридерик. — А может быть, просто не хочет говорить мне правды. Что ж, это его воля и его право. Возможно, у Старика на это есть причины…»

— Но вы-то читали Книгу? — всё же спросил он.

— Просматривал, — устало произнес Старик. — Но меня мало интересуют дела давно минувших дней…

— Не пора ли нам ужинать? — услышал Фридерик за своей спиной голос матушки. Та, как всегда, неслышно вошла в полутемную комнату и зажгла свечу.

— И вот о чем я тебя попрошу, Фридо… — продолжил старец. — Найди для меня где-нибудь длинную палку. Посох… Может статься, я смогу ближайшие дни хоть ненадолго встать с постели, выйти да подышать свежим воздушком, поглядеть на солнышко…

— Я сделаю! — пообещал молодой человек, вставая.

— Хорошо, — промолвил Старик. — И еще… Табачку бы…

Прошло еще пару дней. Свое обещание — соорудить Старику посох — Фридерик сдержал, даже приладил на его конец серебряного горного ястреба.

С высочайшего соизволения матушки и после долгих споров хоббит смотался в Люберию и выменял одну из домашних коз (ту, которая потощее, естественно) на кисет настоящего табаку.

Тем временем погода улучшилась. Солнце всё чаще проглядывало меж тучами, что лениво ползли по небу со стороны объятых туманной свежестью гор Северного Тайшаля. Молодая трава уж вовсю пробивалась меж голыми каменьями, всё громче звучали голоса вернувшихся на север птиц, склоны близлежащих оврагов покрылись ковром весенних цветов — сплошь белыми и желтыми.

Откладывать было более некуда, и Фридерик погнал отару овец к ближайшему пастбищу, до которого дня два пути, имея в виду, что овцы двигаются медленно, не в пример хоббиту или человеку. К счастью, от коз на этот раз удалось отбиться (хоббит терпеть не мог пасти этих непослушных животных).

Первая ночевка выдалась под открытым небом (так получилось), но далее дело пошло легче. Стадо, знать, само по себе уразумело, что гонят его на Лисью гору с лучшими намерениями, потому стало двигаться быстрее и вскоре благополучно достигло ближайшего загона. В загоне не хватало нескольких жердей, что недавно позаимствовал сам Фридерик; некоторые жерди за зиму просто сгнили, но в целом работы хоббиту было немного.

Собака, о которой мы упоминали, тоже сопровождала Фридерика и стадо в этом, не очень долгом путешествии, однако за овцами особо не следила. Так — забежит немного вперед, уляжется на еще холодную землю, вывалит язык и озирает окрестности, пока отара не уйдет на добрую сотню ярдов вверх по склону. К такому поведению псины Фридерик давно привык!

Привык он и к долгим отлучкам псины. Потому, когда вечером того же дня та не откликнулась на его свист, беспокоиться не стал — если тварь куда-то и подалась, то уж точно волков и прочего лиха рядом нет. А потому, подперев кое-как ворота загона, Фридерик растопил докрасна печурку в грубо сколоченном домишке, что служил ему и прочим хранителям бесценного стада временным прибежищем, растянулся на набитом прошлогодним сеном тюфяке рядом с печкой, и глядя в потолок землянки (сквозь который просвечивали редкие звезды), отдался на волю своих неспешных мыслей, за которыми, как правило, следовал глубокий и сладкий сон.

Если бы во снах своих Фридерик мог стать горной совой, чье зрение позволяет видеть далеко даже в самую темную ночь, то, возможно, он немало заинтересовался бы загадочным поведением своей любимой собачки, которая во весь опор неслась этой непроглядной ночью вниз по скользким и неприветливым склонам оврагов.

Лишь достигнув одинокого подворья на самом краю небольшого поселка, что приютился у отрогов величественных гор, псина остановились, долго сопела и отфыркивалась, обильно поливая пробившуюся молодую траву слюной, стекавшей по обвисшим губам. Затем, переведя дух, она медленно приблизилась к небольшому домику, что стоял в стороне от прочих строений подворья, засунула мокрую морду в щель и открыла единственную дверь.

Дверь протяжно заскрипела и, видимо, это разбудило дремавшего Старика. Глаза его открылись, и в неясном свете догорающей свечи он увидел застывшую на пороге псину (шерсть дыбом, глазища полыхают алым пламенем, лапы широко расставлены — готова к смертельному броску).

— А-а… — не то произнес, не то простонал старец. — Явилась таки… Какова ирония судьбы! Кто мог бы предположить, что мы встретимся? И где!?.. Кстати, ТЫ МОЖЕШЬ ГОВОРИТЬ, АЛЬФРЕДА!

— Я… упью тебя, — отчетливо произнесла псина; при этом ни единый мускул на собачьей морде не дрогнул. Казалось, что собака и не произносила этих слов. Тем не менее, никто, кроме сжатой в черный комок верной смерти, произнести этих слов не мог.

— Убьешь?.. — спокойно переспросил Старик. — Почему бы и нет? Почему бы тебе ни убить больного и немощного старика?

— Ты не стаик! — промолвила псина.

— Нынче я тот, кем есть! — ответил Старик, отвернувшись и закрыв глаза. — Если хочешь, перегрызи мне горло и покончим с этим. Я безмерно устал…

— Сними саклятье!

— Я не могу… Заклятье, что держит тебя, Альфреда, в теле собаки, сотворено не мной. И ты это знаешь! Оно послушно лишь воле Алатара.

— Где он?

— Алатар? Не знаю… Возможно, его нет среди живых.

Со стороны двери донеслись звуки, что отдаленно напоминали хихиканье.

— Возможно, ты права… — устало промолвил Старик. — Если бы Алатар действительно погиб, заклятье рухнуло само собой. Но, возможно, этого бы и не произошло! Кто знает?.. В любом случае даже под страхом смерти я ничем не могу помочь тебе! Заклятья, что сотворены волей таких, как Алатар, никому не подвластны… Потому, на мучай меня!

— Што мне делать?..

— Я вообще не знаю и не понимаю, зачем Алатар сотворил этос тобой — могу лишь догадываться, — промолвил Старик. — И я не хочу тебя обманывать: шансы твои невелики. Могу лишь подсказать… Ходит поверье, что любое, даже самое мощное заклятие можно снять, если с последними лучами солнца войти в Черные врата Северной Твердыни и выйти через Белые врата с первыми лучами…

— Гте… находится… Севенная тветыня?

— Я не знаю… Никто не знает! Может быть, это лишь легенда, пришедшая из Предначальных времен… Но могу сказать определенно: в Хоббитании ты ее не отыщешь! Оставь меня теперь, я, действительно, устал и не в состоянии тебе помочь…

Возможно, именно в это самое время Фридерику приснилось …что парит он над заснеженными вершинами гор. Ярко светит невидимое солнце, вековечные хребты простираются во все стороны и не видно им конца. Теряясь в легком тумане, вырастают из морозного воздуха могучие скалы, глубокими тенями прорезают гранитную твердь бездонные ущелья. Ни единой живой души не видно в округе… Лишь сияющие под лучами солнца снега, серые утесы, синее небо и одинокая башня на самом краю зияющей бездны… Медленно, очень медленно загадочное сооружение, созданному нечеловеческими руками, само приближается к нему. И вот уже в застывшем воздухе проступают пустые глазницы бойниц, грубая растрескавшаяся кладка стен, черный провал вместо ворот и легкий, ажурный мост, что переброшен через бездонную пропасть, а рядом с пропастью виднеется неясный силуэт человека. Он очень хочет рассмотреть этого человека… И тут, вдруг, он понимает, что видит самого себя, одиноко бредущего к башне по колени в снегу. Он хочет кричать, предупредить самого себя, что нельзя приближаться к башне! За ее безмолвными стенами скрывается Зло! Назад! Назад! Но не может вымолвить и единого слова…

Фридерик резко проснулся. Одежда его, и даже лёжник взмокли. Огонь в очаге давно погас. «Это надо же, — подумал он, — чего только не привидится…»

Две недели спустя (пройдоха Хуко припозднился, красноречиво расписывая все злоключения и неприятности, что пали на его голову последнее время) Фридерик с собакой возвратились на родное подворье. Матушка, как всегда, встретила его радостной улыбкой. Старик же с отцовской трубкой в руке восседал на крыльце, и прищурив глаза, радовался весеннему, яркому солнцу.

— Славная у тебя собака! — заметил Старик. — Как ты ее величаешь?

Фридерик лишь рассмеялся, усевшись у ног старика.

— Собаки — они и есть собаки… — любуясь зеленеющими окрестностями, рассеяно ответил он. — Кто ж их «величает»? Так себе — фью-ить, — хоббит свистнул.

— Это неправильно, — возразил Старик. — Собака, как и любое создание Единого, должна иметь имя… Но коль ты до сих пор не удосужился дать ей имя, позволь я тебе помогу. Давай назовем ее Альфой!

— Альфой? — удивился Фридерик.

— Почему бы и нет? Ты ведь знаешь, что означает имя — Альфа? Первая! Или Лучшая…

— Хорошее имя, — согласился хоббит. — Она действительно лучшая, и я ее очень люблю. Но станет ли она откликаться на свое имя?

— А ты попробуй! — произнес заговорчески Старик.

— Альфа! — не долго думая, воскликнул хоббит. Псина, что лежала у его ног, подняла голову и навострила уши.

— И верно, она откликается!.. — воскликнул Фридерик. С тех пор он стал звать псину только по имени.

Меж тем настало лето (начался месяц июнь, Предхмелье, как в былые времена называли его хоббиты; но старые названия в Залучье как-то уж подзабылись), наполненное не в меру жужжащими насекомыми. Вначале насела мошкара, а после пошло комарье, от которого не было житья. Вернувшиеся с юга большекрылые белые птицы, что звались асты, успели обзавестись потомством, и первые ягоды в восточных лесах уже были съедены (и первое винцо — уж верно! — отстаивалось в подвалах семейства Бобберов). Солнце всё дольше задерживалось на ясном небосклоне, за последний месяц — ни капли дождя. Лишь матушка Эмилия была темнее тучи.

— Ох, не нравится мне это… — в очередной раз прошептала она вроде как про себя, но так, чтобы сынок услышал.

— Матушка, что тебя так беспокоит?

— Уж верно — беспокоит!.. Беспокоит, что всё свободное время ты проводишь со Стариком! Уж пора бы ему и честь знать!

Фридерик вздохнул. Беспокойство матушки он понимал по-своему (ревнует!), но спорить и что-либо пояснять в очередной раз не хотелось…

Старик же, казалось, полностью оправился от своего недуга, был подвижен — зачастую целыми днями шатался по окрестностям — разговорчив, постоянно улыбался. Если раньше всё более был он немногословен — лишь выслушивал рассказы Фридерика про Залучье да местные сплетни — то последнее время с удовольствием рассказывал про Средиземье, его правителей, историю и прочее. Правда, о себе самом помалкивал, и как не пытался Фридерик (аккуратно, этак) перевести разговор в интересующее его русло, Старик ни разу не попался на эту удочку.

Информация же, которую ежедневно получал Фридерик, была для него просто бесценна. Молодой хоббит раньше как-то и не задумывался, какой огромный мир окружает его маленький «закоулок»! Особенно Фридерику нравилось «путешествовать» со Стариком. Как правило, выглядело это следующим образом:

— Куда мы сегодня направимся, Фридо? — спрашивал Старик. Он упорно называл хоббита этим именем. Поначалу тот протестовал, но вскоре попривык. Имя ему даже понравилось, ведь оно было очень похоже на имя его самого любимого героя древних сказаний.

Фридерик прищуривал глаза (это было ритуалом) и, покрутив головой в разные стороны, сообщал, указывая пальцем:

— Туда!

— Так-так… Похоже, сегодня мы отправимся на юго-восток! Что же нас там поджидает? По правде говоря, ничего интересного…

— Что значит «ничего интересного»!? — возмутился хоббит.

— Это значит, что, если следовать строго в этом направлении, то через несколько дней мы окажемся в Южном уделе, на берегу Муторного озера. Не могу сказать, что лично мне это совсем неинтересно, но ты, вероятно, бывал там не однажды…

— Конечно, бывал, — со смехом соглашался Фридерик. — И лично меня окрестности озера совсем не интересуют. А интересует, что дальше?..

— Дальше? Мм… — Старик притворно хмурил брови. — Дальше думаю, тебе, мой юный друг, придется стать горным козлом, чтобы подняться по отвесным склонам гор Северного Тайшаля…

— Я бы предпочел стать ястребом!

— Могу облегчить тебе задачу! Если следовать вдоль русла реки Бурной, что впадает в Муторное озеро, до самих ее верховий, лететь вверх придется вдвое меньше… Так или иначе, но следуя этим путем, ты окажешься на каменистом и безлюдном плоскогорье, именуемым Столовыми горами, или Северным Тайшалем…

— Значит, есть еще и Южный?..

— Конечно! Окружающие твою родную долину горы — самые высокие в Средиземье. Хребты Южного Тайшаля намного ниже, но по своей протяженности они не знают себе равных в нашем мире. Смело можно сказать, что эти горы — самые величественные в Средиземье!

— Значит, самые высокие вершины находятся здесь, поблизости?

— Всё относительно… Я думаю, что самой высокой является гора, которую местные жители прозвали Мунблат. Как ни странно, она расположена в относительно невысоком горном районе на границе Северного и Южного Тайшаля. Может быть, именно поэтому она выглядит особенно величественной!

— Мунблат? Надо же! Странные какие-то названия у местных гор и рек… Некрасивые… — заметил хоббит, сморщив нос. — Вот в древних княжествах, Арноре и Гондоре, все названия так величественно звучали: Лориэн, Андуин, Аннуминас…

— Ясное дело, — Старик лишь хмыкнул. — Ведь названия городам, рекам, горам давались эльфами, а позже — нуменорцами, знавшими и чтившими эльфийский язык. В новых же землях сохранились имена, которыми изначально нарекли их местные племена. Эх, было бы неплохо, если бы я мог нарисовать карту…

— Карту? Мм… — Фридерик задумался. — Карандаш-то сыщется, а вот бумага…

Фридерик решительно поднялся и двинулся к дому. Подойдя к полке, что висела в углу за камином, он протянул руку и достал единственную в доме — лежащую средь всякого ненужного хлама и завернутую в кожаную обертку — старую рукопись. Некоторое время полюбовавшись своим «сокровищем», хоббит вздохнул, и прижав к груди бесценный сверток, двинулся в обратный путь.

— Что это? — поинтересовался Старик, наблюдая за тем, с какой бережностью Фридерик разворачивает кожаный свиток. — Никак, какая-то древняя рукопись? По крайней мере, выглядит она древней…

— Это действительно так!

— Погоди-ка! — Старик бережно взял в руки один из листков пожелтевшей бумаги и, прищурив глаза, пробежался по тексту. — Но ведь это страницы из «Алой Книги Западных Пределов»! Вот так дела! Откуда у тебя эта книга, если не секрет?

— Не секрет, — Фридерик довольно усмехнулся. Ему невольно стало приятно, что он хоть чем-то смог удивить незнакомца. — Мы, хоббиты, не забываем своих предков. К тому же, знаменитых! Такие книги хранятся почти в каждом доме, в каждом захолустье. Другое дело, — он вздохнул и нахмурился, — что я не знаю, насколько они полные… Ведь здесь только разрозненные страницы, они даже не пронумерованы.

— Всё равно, — возразил Старик. — И тебе не будет жалко, если мы примемся рисовать на них карты?

Фридерик пожал плечами:

— Страницы исписаны лишь с одной стороны. Думаю, что особого вреда мы им не причиним, если будем рисовать осторожно на обратной стороне. К тому же, другой бумаги в доме всё равно нет…

Несколько дней спустя, слушая очередной рассказ Старика, Фридерик удивленно воскликнул:

— Наверное, жизни не хватит, чтобы увидеть всё это своими глазами!

— Ты прав, — рассеяно отозвался тот, глядя в ясное небо. — Одной жизни для этого, верно, не хватит…

Последняя фраза странным образом «застряла» в памяти Фридерика. Что хотел сказать Старик?

Конечно, хоббита всегда интересовало, кем же является его новый знакомый в действительности. Большей частью, он надеялся, что тот сам проговорится. Впрочем, этого не произошло… Однако теперь, после загадочной фразы, Фридерик вдруг почувствовал, что решение этой загадки лежит буквально на поверхности — лишь руку протяни! Тем не менее, еще несколько дней он раздумывал над этим, занимаясь нехитрым домашним хозяйством. И, наконец, понял — разгадка в самой Алой Книге!

Выждав, когда матушка в очередной раз отлучилась из дому, он уселся за столом и разложил на нем старую рукопись; еще немало времени потратил, пока искал то, что было ему нужно, среди одинаково желтых листков, одновременно прислушиваясь к звукам, что доносились снаружи. Старика он не опасался — тот никогда не заходил в их дом. А вот матушка Эмилия почему-то всегда раздражалась, стоило лишь Фридерику взять в руки эту книгу. Она тут же начинала греметь посудой, мести полы, ворчать и, наконец, требовать, чтобы «разлюбезный сынок» вместо того, чтоб дурака валять, занялся хоть каким-то полезным делом. Видать, были у матушки какие-то неприятные воспоминания, связанные с этой рукописью.

— Ну вот, наконец-то… — произнес хоббит. Взяв очередной тонкий лист бумаги, он пододвинулся ближе к окну и стал читать:

— «… старик… На нем была островерхая синяя шляпа, серый плащ почти до пят и серебристый шарф… Его длинная белая борода выглядела ухоженной и величавой, а лохматые брови клоками торчали из-под шляпы…»

Фридерик еще какое-то время перелистывал шуршащие страницы.

— Так, а вот еще: «…совсем бесшумно невесть откуда появился старец… кутаясь в просторный плащ непонятного цвета… Лицо у него было длинное, лоб высокий, темные глаза смотрели равнодушно, проницательно и чуть устало. В белоснежной копне волос и окладистой бороде возле губ и ушей сквозили черные пряди…»

Фридерик закрыл книгу, вздохнул и некоторое время сидел неподвижно, глядя в окно.

«Всё сходится», — решил он… Итак, Старик буквально свалился с небес. С виду — старец, но с глазами молодого человека… «Имя своё я потерял на равнинах Горгорота…» Равнина Горгорота… Но это же местность в Мордоре! «Не жилец на этом свете…» — сказала старая ведьма, а она-то редко ошибается! Попросил вырезать посох… Странная статуэтка горного ястреба, так удачно подошедшая к посоху… «Мне казалось, в ваших краях эти создания не водятся…» Длинная синяя хламида — плащ, что остался на камнях Заячьих оврагов…

«Какой же ты балбес, — подумал про себя Фридерик. — Старуха Жебреница, наверняка, первой сообразила… Отсюда и долгие перешептывания с матушкой у него за спиной. Что же теперь делать? Радоваться или наоборот?..»

Повздыхав да порассуждав немного на эту тему, и не придя ни к какому решению, молодой хоббит заключил, что ничего лучшего, чем сохранить втайне свое открытие, он сделать не сможет…

Выглянув в окошко, Фридерик тут же заметил Старика, восседающего на пороге «отцовского домика», радующегося пригожему дню и щурящего глаза на яркое солнышко. Хоббита он, естественно, не видел.

Фридерик же смотрел на Старика так, будто видел его впервые, подмечая то, на что ранее не обращал ни малейшего внимания. Старик был высок ростом (даже когда сидел, глаза его были на уровне глаз хоббита), худощав, кожа лица казалась прозрачной и была покрыта сетью морщин; странные, почти белые глаза смотрели спокойно и внимательно. Длинные, прямые, седые волосы с черными прядями были схвачены металлическим обручем. Борода была короткой — ее Старик отпустил лишь недавно. Бровей почти не было, но надбровные дуги буквально нависали над глазами, прикрывая редкие ресницы. Нос был прямой и тонкий. Плащ, сшитый матушкой из множества разноцветных лохмотьев, что нашлись в доме, был бы, пожалуй, смешон; но на старце он смотрелся совершенно естественно, можно сказать изысканно.

— Сколько же тайн еще ты скрываешь, Старик? — невольно промолвил хоббит…

Меж тем заявились Томми и Мерик. Кто-кто обещался составить компанию старым приятелям и прогуляться с ними по Редколесью? Ты не помнишь, Томми? Не припоминаю что-то… А ты?

Фридерик отчаянно отбивался, но пришлось признать себя побежденным. Вылазка в Восточный удел была глупой, бесшабашной, но веселой. Местная дичь молодых охотников явно не боялась, но и близко к себе не подпускала. Рыбка клевать не хотела, хоть и вертелась в прибрежных омутах, оставляя на поверхности темных вод многочисленные круги. Местные же старожилы, завидев шумную компанию, качали головой и ворчали: «не та нынче молодежь, ох не та…»

Дней через десять Фридерик отделался таки от друзей, сославшись на неотложные дела, и направился в сторону дома. Последнюю остановку, как положено, сделал в Нижних Брусках.

В тот вечер небольшая бревенчатая изба, известная в округе как трактир «У Люберии», была забита до отказа. Всё терялось в сизом мареве махры. Стучали деревянные кружки, рекой лилось вино и пиво, поглощалась нехитрая, но обильная снедь.

Так уж случилось, что в самый разгар лета повстречались за грубо сколоченными столами два торговых обоза: один с севера Залучья, другой — с юга. Новостей было вдвое больше обычного, а следовательно, и желающих послушать известия собралось более чем. Слушали, впрочем, всё более Джигу Толстошкура, купца из Восточного удела (точнее — из Верниполья), что лишь несколько дней назад отчалил из стольного града Бринбурна.

— Как я говорил натоместь, — грохотал Джига, — так оно и вышло! Отрекся старина Крол от верховенства в пользу своего сынка полу-утопленника…

— Перегибайла, — подсказал кто-то.

— Не верна! — закричали с другой стороны. — Передрыгайла!

— Эт-точна, — подхватил румяный Дюк Брюхович. — Хто ж их имена запомнит, всё — как надписи в сортире!

Молодежь дружно загоготала. Старики же малость пофыркали и покачали головами.

— Скажу я вам, — продолжал Толстошкур, поглядывая в сторону «стариков», — незачем нести напраслину на нашего Старосту и его семейство! Уж сколько лет они горой стоят за свой народ! Сколько крови отдали! Да и нынче не ушел бывший наш Староста от дел: хоть сынок его, Перегин и станет вскорости новым Старостой, но старик Крол еще долго будет его верной, правой рукой, наставителем… Так я думаю! И не только я…

— Вот уж точно, — воскликнул долго молчавший Ростик Шерстобобер (дальний родственник опальных Бобберов, вожак южного обоза), — правая рука! Не той ли рукой севернее Бринбурна построена застава близ Чертовых сходней? Чтоб никому и не вздумалось за пределы Залучья податься!..

— А коль и той… — громко ответствовал Барсукс, «старожила корчмы». — Всё на пользу…

— На кой пользу-та?.. — закричал кто-то.

— Вы помолчали бы… — повысил голос Джига. — Только и умеете, что языком молоть, а ничего не знаете! Неспроста Верховный взялся заставу ставить! Делать ему, думаете, более нечаво… Коль помолчите хоть немного, я вам кое-что расскажу!

Все, конечно, малость пошумели, но охотно согласились выслушать свежую историю. Выждав, когда немного прекратится чавканье и стук кружек, Джига продолжил:

— Об этом знали немногие. Хотя, конечно, слухи ходили всякие и раньше… Короче говоря, не всё так гладко выдалось во время последнего похода нашего почтеннейшего Старосты к великому князю Тиминскому. Я уж точно знаю!

— Да откуда ж тебе знать? — закричал кто-то из Шерстобоберов, но на него дружно зашикали.

— Может, кто и не в курсе, — продолжал, понизив голос Джига, — но семейства Толстошкуров и Кролов почти одной крови. Можно сказать, почти родственники мы. Когда случается заезжать мне в Бринбурн, обязательно наведываюсь к старине Кролу, не то — обида на всю жисть! Секретов у нас нет. Разве что, по мелочам… Потому и знаю из первых рук, так сказать, а точнее от сынка его младшего, что на обратной дороге напали на обоз Старосты лихие люди!

В зале зашумели.

— А что ж ты, любезный, нам это всё выкладываешь не за здорово живешь? — усомнился старожила Барсукс.

— Это только для вас, видать, разлюбезные мои, всё, сказанное мной, в новость, — ухмыляясь, ответил Джига. — Старина Крол недавно собрал сход и сам обо всем поведал жителям Бринбурна, я же всего-навсего узнал об этом чуточку раньше от младшего сынка Старосты… Так вот! Поначалу Староста собирался поставить заставу у Чертовых Сходен втихаря, чтоб, значит, никого не тревожить. Но наш народ не проведешь! О строительстве ентом пронюхали, и естественно, стали причин доискиваться. Слухи всякие поползли… Вот и решил старина Крол обо всем рассказать прелюдно, чтоб лихой молвы не было. А то, что эти новости до вас не дошли — уж извините!

В зале загомонили еще больше.

— Что ж там приключилось с обозом-то?

— Говори, не томи…

— Убили кого?..

— Тише, не слышно ничего!

Джига, меж тем, не торопясь, развязал расписной кисет и, опять-таки, не торопясь, набил заморским табачком трубку (многие, сидевшие рядом, даже носы вытянули, принюхиваясь), а затем принялся ее раскуривать от ближайшей свечи. Выдержав таким образом достойную паузу, он продолжил:

— Как я уж сказал, известно мне всё из первых рук… Ну, почти… Сынок младшой сам в том обозе не был, чего врать-то! Но ему старшие рассказали…

— Тише! — крикнул кто-то.

— Так вот, на полдороги взад, под вечер, напали на обоз чужаки. Громадины — это точно! Кто такие, неведомо… Было их, правда, немного: человек пять или шесть. Потому, хоть и нежданно всё вышло, но Кролы не дрогнули и лиходеев, значится, отогнали. Малость кого из обоза покалечили, но в общем обошлось… После чего всю оставшуюся дорогу до Бринбурна Староста лично глаз не смыкал и обоз гнал что мочи!

— А что лиходеи?..

— Следовали за обозом до самих Сходен, и хоть более не нападали, но грозились вскоре вернуться с подмогой. А после куда-то подевались… Вот и решил Староста Крол, дабы обезопасить наши земли от чужаков, построить заставу на единственной дороге, по которой к нам могут лихие людишки заявиться, и выставить на ней стражу, чтоб денно и нощно дорогу стерегла!

— Ну и дела! — зашумели в зале.

— А что ж князь?

— А что — князь?.. — рассудительно промолвил Джига. — От нас до крепости лиг сорок, не меньше, и всё горами. Кто ж за дорогой-то уследит? Одно лишь точно: уж следующий обоз ко двору князя пойдет с доброй охраной!

— Да… — согласился Ростик. — Одно верно: от чужаков — одни неприятности…

— Не к добру всё это, — промолвил Барсукс. — Ох, не к добру… И небо недавно — как всполохнет огнем на юге! Я-то не видел, но мне сказывали… Говорят, давно такого не бывало…

— Да чё там, мм… на севере! — перекрикивая всех в зале, включился в разговор изрядно подвыпивший Пэтти Брускинс, сынок Хуко Брускинса из Срединок. — И у нас эти… чужаки, мм… завелись! Точна грю! Не верите, так спросите у э… Фр… Фырдерика!..

Все в зале разом обернулись к молодому хоббиту, который устроился у самого дальнего, закрытого сумрачным дымком махры стола, думая, по наивности своей, что никто его не видит и не замечает. До этой минуты он рассеяно прислушивался к разговорам и мелким перебранкам, не особенно вникая в их суть. Хмельное пивцо (давно не пивал!), соленая рыбка с Муторного озера (прошлогодняя) и хрустящие поджаренные хлебцы привели Фридерика в блаженное полусонное состояние; поэтому он не сразу сообразил, чего от него хотят.

— Ну, парень, как-тебя-там, скажи что-нибудь, — потребовал Джига, привстав и опершись руками о стол.

— Эй, к тебе обращаются!

— Я?.. — замотав головой и широко раскрыв глаза от удивления, только и смог пробормотал Фридерик.

— Ты, ты! — закричали в зале.

— Врет он всё! — хрипло выпалил Фридерик.

— Как же, как же… — пытаясь перекричать всех в зале, Пэтти даже привстал, раскачиваясь из стороны в сторону. — С… сам видел! Он там в… у их живет! Вы тут не таво! Кой-кта думает… я ккой-та б… баран! — Бараном, кстати, его недавно обозвал сам Фридерик. — Не выдет!..

— Да угомонись ты, баламут, — примирительно промолвил крепыш Розик Брендизайк, кладя руку на плечо Пэтти.

— Уу… бри руки! Не выдет! С… сам видел… Эт… не проста вам кай-кой-та чужак! Я вам скажу… шш… — Пэтти приложил палец к губам, скосив глаза к переносице и продолжал почему-то шепотом: — Эта… волшебник… маг… чарадей… Уу… я сразу понял…

— Ох, и надрался ты, парень, — промолвил невесть откуда взявшийся хозяин трактира Отто Булкинс. — Хватит воздух сотрясать, садись, где сидел!

— С… сам видел… — не так уверенно промямлил Пэтти, косясь на крепкие кулаки Отто.

— Видел-видел, а то как же… — проворчал тот, силком усаживая выпивоху на скамью и ставя на стол очередную кружку с молодым, хмельным пивком. — Хватани еще маленько — не то увидишь!

Все в зале с облегчением рассмеялись.

— Где уж тут волшебники… — задумчиво произнес Барсукс, покачав головой. — Когда ж то было…

Почти сразу разговоры перешли на другие, более злободневные темы. Вначале обсудили русалок, повадившихся воровать рыбу прямо из сетей, что ставят на мелководье Муторного озера местные рыбаки, и как одну чуть не поймали (ох, и смеху-то было!). Потом речь пошла про оборотней (при свете дня — не то волки, не то лисы?), что расплодились в Редколесье, из-за чего ходить в лес стало боязно и не сегодня-завтра цены на махру, глядишь, взлетят — а что поделаешь…

Воспользовавшись тем, что на него, вроде, никто не обращает внимания, Фридерик выбрался из-за стола, бобком-бочком пробрался к дверям и выскользнул в прохладную ночь.

Ночные переходы были привычны Фридерику, поэтому, не задумываясь о ночлеге, шествовал он знакомым проселком, что издавна соединял Нижние Бруски с Верхними. Тусклый свет дальних созвездий, из которых Фридерик знал только Пламенный венок да Орла, освещал знакомую дорогу, по которой лишь к завтрашнему утру, миновав Срединки, он сможет вернуться домой.

Зоркий глаз и тонкий слух непроизвольно фиксировали всё, что происходило вокруг.

Вот россыпь каменьев посреди дороги — еще недавно их не было. Стайка мышей перебежала дорогу почти под самыми ногами и сразу стало слышно знакомое шуршание крыльев невидимой совы. Где-то пропищала и тут же замолкла потревоженная пичуга, в кустах слева от дороги кто-то сопел и возился среди редких в эту пору опавших листьев — наверное, ежиха вышла на охоту со своим совсем неумелым потомством. Где-то тоненько пролаяла лиса. Невдалеке раздалось блеяние коз, а значит вскоре за холмами появятся первые подворья Срединных Брусков.

«Мои соплеменники всё знают, — думал Фридерик, — но ведут себя крайне странно. Боятся Старика? Нет, не то!.. Может быть, не хотят, чтобы весть о чужаке достигла ушей семейства Кролов? Хотят выгородить нас с матушкой? Врядли… Кто мы им? В лучшем случае — дальние родственники, к которым не питаешь ни особой любви, ни особой привязанности. Уж если и есть кого выгораживать в данной ситуации, то только себя и за то, что не сообщили своевременно о заявившемся неизвестно откуда чужеземце».

Закон! Старый закон, выдуманный невесть сколько лет назад (никто его, естественно, не записывал — кому это надо?), гласил: любой чужак (громадина) не может жить в пределах Новой Хоббитании. Его следует выдворить как можно скорее… Или убить! Тем же из хоббитов, кто так или иначе нарушил сей Закон (приютил чужака, к примеру), грозило изгнание за пределы Залучья… Закон сей существовал с тех давних пор, когда спасаясь от напастей войны, лихо пронесшейся по просторам Великого княжества и забравшей жизни тысяч ее жителей, нынешние хоббиты лишь начали осваивать свой теперешний «закоулок».

О случаях «выдворения» Фридерик слыхивал. Время от времени разные неудачливые странники забредали в «райский уголок» — кто по неосторожности, кто в поисках лучшей жизни. Но до смертоубийства дело не доходило. Как известно, хоббиты — народ не воинственный, но крепкий, и границы кровных земель своих блюсти всегда умели!

Однажды, помнится, забрели в Северный удел трое здоровенных «громадин» (было это года через два после гибели отца Фридерика). Грозились мечами, буйствовали, сквернословили. Так их шаррифы Крола связали ночью, посадили в лодку, да так — связанными — и отправили вниз по течению Туны, несколько дней наблюдая пристально, чтоб лодку не прибило волной к левому берегу реки…

«Ага, — подумал Фридерик, — в этом есть смысл! В свое время они не донесли на него и Эмилию кому следует, и теперь боятся, что новый Староста воздаст и им по заслугам…»

«Ерунда! Что он им сделает? Ну, отчитает разок перед всем честным народом… А что он сделает мне? Изгонит за пределы Залучья? Ха! Отправлюсь себе на Выселки! Туда многие нынче переселяются. Хоть зимы там, говорят, суровее и лето короче. Зато Верховного Старосту в тех местах не признают, все дела вершит местная громада! Так, по крайней мере рассказывают…»

«Надо, не откладывая, переговорить откровенно со Стариком», — наконец решился Фридерик.

Тропа очередной раз вильнула, огибая каменистый склон, и начался пологий спуск в небольшую долину, где уютно расположился поселок Срединки, кажущийся удивительно привлекательным в неярком свете звезд. Фридерик даже остановился и залюбовался прелестным зрелищем. «Ах, как хорошо, как спокойно, — подумал хоббит. — Есть всё же несказанная прелесть в этих одиноких ночных прогулках, когда кажется, что ты один-одинёшенек на белом свете и весь мир принадлежит лишь тебе! Как в древних сказаниях…»

Впрочем, минутная иллюзия тут же была развеяна: где-то залаяла собака и сразу же ей стали вторить соседские псы. Мир наполнился привычными звуками. Фридерик вздохнул и продолжил свой путь.

Всё время, пока он брел по единственной улочке поселка, собачий хор неотлучно следовал за ним. Пару отважных дворняг даже пытались его преследовать, проскочив под прутьями ограды, но близко не приближались, надрывно лая издалека. «Это из-за Альфы, — подумал молодой хоббит, — они боятся даже ее запаха». Один раз скрипнула дверь — знать, кто-то решил взглянуть на позднего путника, уж не затеял ли тот лиха? Впрочем, может, и нужда замучила…

Миновав спящий поселок и вновь поднявшись на гребень каменистого оврага, Фридерик остановился и огляделся.

Под утро звезды, казалось, сияли всё ярче, освещая дорогу и ближайшие холмы. Редкие деревца отбрасывали еле заметные тени на каменистую почву, лишь местами укрытую чахлой травой. Чернели глубокие провалы оврагов. Всё это окружал тонущий в дальнем тумане венец далеких гор, знакомые очертания которых четко выделялись на фоне более светлого неба. «Жалко, что нет луны, — подумал Фридерик, — при ней видны вековечные снега на горных вершинах — картина просто потрясающая!»

Внезапно Фридерик припомнил странное видение кровавого зарева далеко на юге, когда он последний раз знакомой тропой возвращался домой из Бринбурна. Хоббит остановился и внимательно присмотрелся к небосводу, но ничего подобного не заметил; а потому, вздохнув с облегчением, двинулся в путь дальше, вновь вернувшись к своим нехитрым мыслям...

Солнце уже поднялось из комариных болот, разгоняя редкие барашки утренних облаков, роса уж подсыхала, и куры привычно разгребали навозную кучу, когда Фридерик, наконец-то, достиг родного подворья. Он выглянул из-за угла своего дома, огляделся вокруг и, убедившись, что матушки поблизости нет, опрометью бросился к отцовскому домику.

Входная дверь была закрыта. Потому Фридерик привстал на цыпочки и заглянул в открытое окно. В комнате никого не было, постель была старательно прибрана, рядом на табурке стояла чашка с недопитым чаем, которым матушка постоянно поила старца. Таинственная Книга лежала на каминной полке, но посоха не было.

— Фридерик, — услышал он радостный возглас матушки. — Ты уже вернулся! Почему же не заходишь в дом?

Пришлось объяснять, что вернулся только вот-вот, отдельно — почему, не показавшись на глаза матушке, объявился вдруг у отцовского домика, и вообще…

Врать хоббит не умел, потому лишь сообщил, что его ждут неотложные дела, правда ненадолго, вскользь поинтересовался, куда отправился Старик, и получив подробные пояснения, подался по знакомой дорожке к Столовой горе. Эмилия только проводила сына недоуменным взглядом, промолвив задумчиво:

— Что-то ты не договариваешь, сынок…

По правде говоря, Фридерик и сам знал, где искать Старика. В полумиле вверх по склону оврага у самого подножья невысокой Столовой горы была небольшая, живописная долинка, где приютилась рощица карликовых елей, а меж замшелых камней бил чистый источник. Над ним возвышался немалых размеров валун, который его отец окрестил Магнитным Камнем. А под ним находилась небольшая рукотворная площадка, где раньше даже стояла кое-как сколоченная скамья. Скамьи той давно не было, но Старик, как и покойный отец, любил посидеть часок-другой в тишине этого уютного уголка, любуясь веселыми струйками крохотного водопадца, игрой беспечных бабочек и слушая убаюкивающие трели мелких пичужек.

Конечно же, Старик был там! Он удобно расселся на плоском валуне и, отложив в сторону посох, с удовольствием покуривал заморский табачок. У ног его, задрав морду, сидела Альфа, будто прислушиваясь к мыслям старца. И конечно же, он давно заприметил приближающегося Фридерика, слегка повернув в его сторону голову и прищурив глаза.

— Как прошло путешествие, Фридо? — с доброжелательной улыбкой поинтересовался старец, когда запыхавшийся хоббит остановился в нескольких футах от него.

Надо сказать, что Фридерик смутно, этак, представлял себе предстоящий разговор, и потому хотел было, как говорится в Хоббитании, зайти с конца… Но, взглянув в спокойные глаза Старика, неожиданно для себя самого выпалил:

— Я знаю, сударь, что вы — волшебник!

К большому его удивлению, Старик никак не отреагировал на это заявление. Ни единый мускул ни дрогнул на покрытом мелкими морщинами лице старца, лишь в странных, белых глазах, похоже, появилось чуть больше интереса.

— И как же ты, молодой человек, пришел к такому интересному выводу, если не секрет? — поинтересовался он.

— Вы подходите под описание… — заявил Фридерик. И, понукаемый вопросами, хоббит понемногу выложил всё… Не забыл рассказать даже давешнюю сценку в трактире.

— Плохо… — произнес Старик после достаточно продолжительного молчания.

— Плохо — что? — осведомился Фридерик.

— Плохо, что подобные слухи поползли по Уделу! Это не должно было произойти… И не нужно этого ни тебе, ни матушке, ни мне. Придется с этим что-то делать!

— А что сделаешь-то? — невесело усмехнулся хоббит. Уж он-то лучше кого-либо знал своих сородичей!

— Это уж мои проблемы… — задумчиво произнес Старик, глядя на серебристые струйки рукотворного водопада.

— А что вы скажете об остальном?

— Об остальном? — переспросил тот, отложив отцовскую трубку и пристально глянув в глаза молодому хоббиту. — Скажу, что никогда не считал тебя глупым мальчиком, Фридо. Но, откровенно говоря, не думал, что ты окажешься столь наблюдательным, чтобы обратить внимание на немногочисленные мои оговорки и сделаешь столь глубокие выводы… Логика твоих рассуждений вполне убедительна!

Фридерик, поневоле, зарделся от похвалы.

— Впрочем, могу заметить, — продолжал Старик, — что ты оказался настолько же далек от истины, насколько и близок к ней!

— Не понял… — удивился хоббит.

— Не будем об этом, поскольку есть вещи и поважней! — решительно промолвил старец. — До недавнего времени я частенько рассуждал, как отблагодарить тебя и матушку за вашу доброту… Не перебивай, Фридо! Проблема состоит в том, что у меня нет ничего, что я мог бы оставить вам на добрую память. Но теперь я понял, что чем скорее — в благодарность! — покину Новую Хоббитанию, тем будет лучше для всех!.. Для вас с матушкой — в первую очередь. В конце концов, как говаривает Эмилия, пора бы и честь знать!

— Как покинуть? — воскликнул обескураженный Фридерик. — Вот так, сразу, взять и покинуть?

— Ну, не так вот, — спокойно возразил Старик, — и не сразу… Но и тянуть я не намерен! Не расстраивайся! Ты ведь не рассчитывал, что я буду вечно сидеть у вас с матушкой на шее, не так ли? Рано или поздно, но я всё равно двинулся бы в путь. Тем более, что путь мой долог… Эх, чему быть — того не миновать! Какая разница, уйду я сегодня, через месяц ли, через год?

— Но что я скажу… Что вы скажете матушке? Как объясните?..

— Не думаю, что понадобятся какие-либо объяснения… — Старик лишь махнул рукой. — Тем более, что с моим уходом — вот увидишь! — матушка вздохнет с облегчением! Если в следующий раз, когда вернешься, ты не застанешь меня, не переживай и не отчаивайся! Знай, что со мной всё в порядке! Что может случиться с волшебником? — Тут Старик улыбнулся и заговорчески подмигнул Фридерику.

— Но прежде, чем закончить наш сегодняшний разговор, — продолжил он, — у меня есть просьба… Нет, целых две просьбы!

Фридерик кивнул в знак того, что готов слушать.

— Во-первых, о содержании нашей сегодняшней беседы не должен знать никто!

— Даже матушка? — на всякий случай уточнил молодой хоббит.

— Особенно матушка! Ни говоря уж про тетку Азалию и твоих дружков!

Фридерик вновь кивнул. Он терпеливо ждал несколько минут, надеясь услышать продолжение, но Старик молчал, склонив седую голову и насупив брови. Казалось, он рассуждал, и был чем-то не слишком доволен. Наконец, хоббит откашлялся и спросил:

— А вторая просьба?..

— Вот ведь, как странно получается… — обращаясь как бы к самому себе, тихо произнес волшебник. — Чисто по-человечески, я должен был хоть что-то хорошее сделать для людей, которые отнеслись ко мне с неслыханной чуткостью, проявили чистосердечную доброту… А на самом деле, собираюсь взвалить на их плечи еще одну ношу! Ах!.. — Старик покачал головой, словно журил себя за содеянное…

— Да не тяните же, говорите, что надо сделать? — хмуро промолвил хоббит.

— Короче говоря, Фридо… Серебряного ястреба я, конечно, заберу с собой, а вот Книгу мне придется оставить у вас на время…

— И всего-то делов? — легкомысленно усмехнулся хоббит. — Я ее спрячу в доме — никто про нее и не прознает!

— Эта Книга может оказаться опасной, если долго хранить ее в Уделе…

— Опасной? — глаза Фридерика широко раскрылись. — Но ведь вы сами говорили, что в ней записаны только древние эльфийские сказания да пророчества. Какую же опасность они могут представлять для Залучья?

— Древние пророчества сами по себе, конечно же, не опасны, — промолвил Старик. — Более того: многие из них достаточно забавны, а многие — переведенные на всеобщий язык — звучат странно и непонятно… Опасность, как таковую, представляют собой не эти старые повествования, а люди или иные разумные существа, которые слепо поверят в истинность древних пророчеств и пытаются во чтобы-то ни стало их осуществить!

Фридерик наморщил лоб.

— Не совсем понимаю…

— Не важно! — Волшебник неопределенно махнул рукой. — Слушай внимательно! Так случилось, — негромко произнес он, — что совсем недавно я стал невольным свидетелем событий, которые могут привести к высвобождению Темных Сил и изменить лик Средиземья!

Фридерик невольно вздрогнул, и глаза его округлились. Старик же продолжал:

— Ты читал Алую Книгу и должен понимать, о чем идет речь… Конечно же, я могу ошибаться, неверно истолковав эти события… Но такая вероятность существует! Впрочем, надеюсь — если это действительно так! — что еще долгое время эти Силы будут слабыми, и у нас будет возможность кое-что предпринять… Существует также возможность, что они будут искать эту Книгу!

— Но тогда… может быть, ее лучше уничтожить! — воскликнул пораженный хоббит.

Старик лишь покачал головой.

— Древние пророчества — это обоюдоострый меч! В руках Темных Сил они способны служить силам Злаи принести много горя людям Средиземья. Светлые же Силы — я уверен! — смогут применить Книгу обратным образом. Конечно же, уничтожить Книгу очень просто — достаточно бросить ее в костер… Но представь себе, что именно эту цель и преследуют Темные Силы!

— И что же делать? — недоуменно спросил Фридерик.

— Необходимо, чтобы эта Книга попала в светлые руки! — пояснил Старик. — Руки того, кто сможет в ней разобраться и принять правильное решение.

— Но почему этого не сделаете вы? Почему не разберетесь?

— К сожалению, мои познания не столь велики… Да и путь мой лежит в иную сторону… Собственно говоря, это и есть моя вторая просьба…

— И куда же вы собираетесь направиться?.. — невольно поинтересовался хоббит.

Старик прищурил глаза и, покрутив головой в разные стороны, неопределенно махнул рукой:

— Туда!

— Что я должен сделать? — помолчав минуту, спросил Фридерик (хоть он и пытался выглядеть спокойным и невозмутимым, голос его предательски дрогнул).

— Ничего такого, что было бы не под силу тебе или любому другому хоббиту! Рассказываю… Как тебе хорошо известно, севернее Бринбурна находится тайный горный перевал. Древнее название его — Шайтан-Унгол…

— Я знаю, — кивнул Фридерик.

— Не исключено, что некогда в этих местах обитало племя, название которого летописи не сохранили. Легко предположить, что в те далекие времена север был не самым спокойным местом в Средиземье. Возможно, поэтому племя обосновалось на плоскогорье хребта Лука поближе к горным вершинам. Долина же Залучья использовалась исключительно как хозяйственные угодья, а для удобства сообщения был вырублен в скалах потайной проход, известный ныне как Чертовы Сходни…

— Так это рукотворная древняя дорога!?

— Рукотворная? Несомненно! Хотя, всё остальное — догадки!

— Куда же оно поделись, это племя? — спросил заинтригованный хоббит.

— Этого я не знаю… — Старик лишь развел руками. — Много веков назад — точно сказать не берусь, но было это еще во Вторую Эпоху — племя, похоже, покинуло свои обжитые места. Но куда именно они подались, мне неизвестно. Как не известны и причины, побудившие древних обитателей гор к этому переселению… Но это, как говорится, для общего сведения! Так вот… Сразу за Чертовыми сходнями начинается древняя дорога, что ведет к Тиминской крепости. За крепостью проходит горный тракт, что уже много веков служит торговым путем меж княжеством отступников — норлонгами и Северным Арнором. Если следовать этим трактом на север, предстоит преодолеть два перевала — вначале безымянный, что подле Тиминской крепости, а затем Уренхой. Так, кажется, называется самый северный перевал… Затем дорога резко сворачивает вниз к заливу Норрен. В самом начале этого достаточно опасного спуска есть тропа, что уходит влево от основного пути и ведет в тупик. Именно там находится древняя эльфийская башня, известная как Тархан-Соэль или, в переводе на всеобщий язык, Край света. Было бы неплохо как-то доставить Книгу в это место…

Тут Старик насупил брови, покачал головой и на некоторое время умолк, видимо, вновь недовольный только что сказанным. Впрочем, вскоре он продолжил:

— Если подсчитать время на путешествие туда и обратно, то в любом случае получится не меньше месяца в одну сторону, но и никак не более двух… Таким образом, выйдя в дорогу с началом лета, ты сможешь вернуться домой до наступления осенних холодов…

— И кому следует отдать Книгу? — спросил Фридерик, поглядывая на Старика исподлобья.

— Ну-у… — Старик замялся. — Думаю, ты разберешься…

Хоббит тут же припомнились его давнишние мечтания о неизведанных дорогах, дальних странах, прекрасных городах, удивительных открытиях и всё прочее, что называется одним словом — «приключения».

— Когда я должен выйти? — мужественно спросил он.

— Ха! — воскликнул волшебник и хлопнул ладонями по коленям. — Право же, я ожидал любого вопроса, но только не этого! Кажется, я начинаю понимать, почему старик Гэндальф так восхищался хоббитами!..

— Вы знали Гэндальфа!? — широко раскрыв глаза, спросил Фридерик.

— Знал ли я Серого мага? Нет, Фридо, этого я утверждать не берусь… Но вернемся к делу! Как я понял, твое согласие уже получено?

— Конечно, я сделаю всё, что смогу… — неуверенно промолвил хоббит и тут же спросил: — Я должен идти один?

— Один?.. Мм… Не обязательно. Возьми с собой Альфу! Можешь даже прихватить своих дружков-оболтусов…

— Они не оболтусы! — обиделся было Фридерик.

— Тем лучше! «Не оболтусы» составят тебе веселую компанию, а Хоббитания хоть какое-то время от них отдохнет! Как говорится, можно одной стрелой убить двух кроликов!

— И когда же мне лучше всего отправляться в дорогу? — поинтересовался хоббит.

Старик неопределенно махнул рукой:

— Особой спешки нет… Думаю, несколько ближайших лет твоей родной Хоббитании ничего не грозит. Но и тянуть не следует! Внимательно прислушивайся ко всяким новостям, что будут приходить из других земель. Возможно, события примут такой оборот, который я не мог предвидеть… А теперь иди! Твоя матушка, должно быть, заждалась…

Хоббит невольно замялся.

— Вы… так и не назовете своего имени? — наконец спросил он.

Старик отрицательно покачал головой.

— Еще один вопрос! — отважился спросить Фридерик. — Эта Книга — магическая?

— Магическая?.. — волшебник недоуменно покачал головой. — Нет, конечно же…

— Жалко… — Хоббит вздохнул.

— О чем же такая жалость? — поинтересовался волшебник.

— Понимаете… Если верить старинным легендам да сказаниям, раньше в Средиземье было много магии и волшебства, да чуть ли не на каждом шагу. — Фридерик вновь вздохнул. — Интересно, я думаю, тогда жилось! Не то, что нынче…

— Еще больше на каждом шагу в древние времена было орков, троллей и прочей нечисти, — усмехнувшись, промолвил Старик. — Так что, не очень-то горюй!

— Всё равно жалко…

С этими словами хоббит развернулся, и понуря голову, направился по дорожке в сторону родного подворья.

— Што ты утумал? — произнесла Альфа, повернув морду в сторону волшебника.

— Надеюсь, всё будет хорошо, — спокойно ответил маг, глядя вслед удаляющемуся хоббиту. — К тому же, у меня нет выбора…