Глава 10. Гном по прозвищу Чача

Под утро Фридерику приснился уже порядком подзабытый, страшный и неприятный сон. Снилась ему… загадочная башня над глубокой горной расселиной, призрачные, безликие всадники на черных скакунах, несущиеся по ажурному металлическому мосту ему навстречу. Откуда-то издалека доносится отвратительный, нечеловеческий, многоголосый вой, от которого кровь стынет в жилах, и подгибаются ноги...

Фридерик заворочался под лёжником, пытаясь отбросить жуткое видение, но сон никак не хотел его отпускать...

И вот… грозные, в черных доспехах всадники плотным кольцом окружают дрожащего хоббита. Они носятся вокруг него в дикой скачке, выкрикивая: «Ты — наш! Теперь тебе не уйти! Ты — наш!» Из последних сил хоббит встает таки на ноги и обнажает короткий клинок. «Нет, — шепчет он, — я не сдамся! Вы меня не получите…» Но в ответ слышит лишь громоподобный хохот. Скачка ускоряется; и всадники, кажется, сливаются в одну черную тень. Они всё ближе и ближе… Фридерик взмахивает мечем, и холодный клинок на мгновение озаряется голубым светом. Изо всех сил сопротивляясь леденящему страху, хоббит наносит удары наугад во все стороны, но мерцающее лезвие проходит сквозь призрачные тела, не причиняя врагам ни малейшего вреда. Всадники хохочут, продолжая сжимать кольцо. В их руках появляются тяжелые мечи и они, потешаясь, наносят короткие, несильные удары, каждый из которых отзывается в теле хоббита острой, жгущей болью. Фридерик мечется из стороны в сторону, пытаясь найти щель в стене клинков, бесцельно мотая головой из стороны в сторону…

«О, нет…» — прошептал хоббит, чувствуя, что понемногу просыпается и зловещий сон отпускает его. Но голова его по-прежнему бесцельно раскачивалась под лёжником. Не сразу, но всё же он сообразил, что кто-то продолжает достаточно сильно толкать его в плечо. Отогнав остатки сна, хоббит осторожно высунул нос из-под одеяла, пытаясь при этом нащупать припрятанный меч, и первое, что увидел — острые, блестящие клыки, мокрый язык и знакомые рыжеватые подпалины...

— Альфа! — радостно воскликнул Фридерик, отбрасывая в сторону покрытое инеем одеяло. — Ты меня нашла! Милая ты моя псинка!

— Что такое, что случилось?.. — Приятели Фридерика заворочались, по очереди высовываясь из-под запорошенных снегом одеял и сонно протирая глаза.

— Альфа вернулась! — весело сообщил хоббит.

— Так мы ж говорили…

Псина некоторое время продолжала крутиться у ног хоббитов, помахивая коротким обрубком хвоста, пока те, по очереди, не потрепали «пропажу» по холке, не приласкали. Даже Мене, неслышно появившейся из серого предрассветного тумана, было позволено погладить собаку по плоской спине.

— Хорошо, что вы проснулись! — сказала девушка. — Я уж собиралась вас будить… Пора собираться в дорогу!

На этот раз возражений не последовало.

Друзья спустились к речке, чтобы немного поплескаться в холодной, кристально чистой горной воде. Камни у самой кромки шуршащего потока прихватило кромкой льда. Альфа не отходили от ног «хозяина», толкала его, заглядывая в глаза, и поминутно открывала пасть, словно хотела что-то сказать. Фридерик покосился на приятелей и решил, что заговаривать с собакой при всех врядли будет разумно. Потому лишь легко потрепал псину по лобастой голове, успокаивая.

Позавтракали наспех, можно сказать, на ногах, укладывая, при этом, в мешки нехитрую поклажу. Мена еще давеча скрупулезно пересчитала запасы еды, разделив на небольшие порции с тем, чтобы хватило на месяц пути, и потому «завтрак» выдался скудным — только пробудил у хоббитов приступ голода. Но что делать-то?..

Еще не рассвело окончательно, когда, перебравшись по камням через неширокую речушку, путники вновь вышли на тракт и направились на север.

За ночь окрестные скалы изрядно припорошило снегом, отчего дорога казалась еще более однообразной.

Облака по-прежнему неспешно проплывали над головами озябших путников, закрывая не только вершины ближайших гор, но и отвесные стены ущелий, по которым проходил древний тракт. Иногда туман рассеивался — сквозь него даже пробивалось холодное, неяркое солнце. Но порой, вернее сказать — чаще всего, слабый восточный ветерок нагонял непроглядные хлопья облаков, и приходилось брести в полном тумане, за которым лишь слегка угадывались очертания ближайших скал.

Сам тракт изрядно петлял по лабиринтам горных расселин, хотя и казался на удивление ровным и проторенным. Несколько раз на пути попадались неглубокие горные речушки.

Мена продолжала возглавлять небольшой отряд. Последним шествовал Томми, демонстративно держась подальше от девушки. Мерик — надо понимать, из солидарности со старым приятелем — плелся невдалеке. Фридерик же оказался предоставленным сам себе, а потому занялся привычным в походе делом: неспешно рассуждал про себя о том да сем.

Поглядывая более по сторонам, чем себе под ноги, хоббит, к своему удивлению, обнаружил меж скал многочисленные островки уже увядшей, выцветшей растительности. «Эх, — подумал он, — по этим местам летом бы прогуляться! А еще лучше — весной, под чистым голубым небом да ярким, теплым солнышком. Может быть, места эти и не столь унылые, когда меж скалами зеленеет молодая трава, цветы распускаются вовсю, по отвесным склонам пробираются стада горных животных, поют незнакомые птицы. Было бы здорово перезимовать на севере, а в обратный путь двинуться весной…»

После этого мысли молодого хоббита невольно потекли по иному руслу. «Как же нам домой-то возвращаться? Что нас ждет? Что, если Томми прав, и придется ни один год провести в изгнании, пока Кролы не успокоятся и перестанут нас доискиваться? Ах, — подумал он, — всё равно жизни в родных местах не будет… Хочешь, не хочешь, а мне путь один — на Выселки! Должен же быть какой-то другой проход в этот закоулок? Не дорога, но хоть неприметная, пусть и опасная, горная тропа? Славно было бы отыскать такую и, обведя Старосту вокруг пальца, спуститься с гор прямиком в северную долину! А там, гляди, может быть, и жизнь как-то наладится…» Фридерику захотелось было обсудить этот вопрос с приятелями немедленно, но, подумав, он решил отложить разговор до лучших времен.

Потом мысли Фридерика переключились на псину. Альфа, поначалу, понуро плелась сзади, надолго отставая. Когда же Фридерик свистом подгонял псину, та лишь беззвучно открывала и закрывала пасть, поминутно оглядываясь назад. Шерсть ее, обычно чистая и лоснящаяся, была в грязи, к лапам пристали мелкие колючки, на боку — свежая, но уже заживающая рана. К тому же, Альфа заметно похудела…

«Интересно, где пропадала собака несколько последних дней и почему она так упрямо желает вернуться? — подумал хоббит. — Может быть, следует сейчас — пока никого нет рядом — поговорить с ней?» Но за сплошным покровом тумана догадаться, как далеко ушла вперед девушка, и насколько отстали приятели, было сложно. Ах, любые звуки в горах разносятся далеко, отражаясь от гранитных скал! Вот и сейчас, прислушавшись, хоббит уловил негромкие голоса приятелей, хотя о чем они беседовали, разобрать было сложно. «Нет уж, — решил он, добавляя шагу, — повременим малость…»

Затем на какое-то время Фридерик задумался над утренним, жутковатым сном. К чему бы это? Вспомнил он и то, как чуть не потерял сознание, когда, разыскивая Мену, присматривался к дальним горным вершинам. Что тогда приключилось с его глазами? «Может быть, я заболеваю? Ох, лучше об этом не думать!»

Внимание хоббита на некоторое время переключилось на его же, собственные ноги. Как известно, ноги у этого народца крепенькие да выносливые. Башмаки и прочие обувки им не нужны, поскольку плоские ступни нечувствительны ни к морозу, ни к камням, ни к прочим неудобствам. Но, всё же, смотреть на собственные ноги хоббиту было жалко. Мало того, что их покрывал слой приличной грязи; были они сплошь оцарапанными и аж синими от ушибов! «Нет, — подумал хоббит, — лучше уж и не глядеть на них вовсе…»

Так, рассуждая о том, о сем, Фридерик и не заметил, как поравнялся с поджидавшей его за очередным поворотом дороги девушкой.

— Далековато, что ли, твои дружки отстали? — спросила Мена.

— Думаю, не очень… Я слышал их голоса недавно!

— Вот и славненько! — Мена поправила золотистые локоны, выбившиеся из-под вязаной шапочки и, повернувшись к хоббиту спиной, зашагала дальше по тракту. Фридерик, вздохнув, засеменил следом.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила девушка, глянув на молодого человека через плечо некоторое время спустя.

— Да уж спасибо, госпожа, куда лучше, чем вчера… И дорога кажется не такой тяжелой. Вот только думаю, не пора ли сделать привал?

— Рано еще! — отрезала Мена. — Дойдем до следующей речки — там и отдохнем…

Фридерик в очередной раз вздохнул, но спорить не стал. Несколько минут они шагали молча, потом вдруг девушка спросила:

— Зачем вы, хоббиты, идете на север? Что вам в тех местах нужно?

Фридерик насторожился.

— Это, госпожа Мена, столь уж важно? — осторожно произнес он.

— Важно? — девушка пожала плечиками. — Нет, не очень… Просто странно как-то! Зачем люди ищут приюта в северном княжестве, понятно — нужда замучила! Зачем я, к примеру, иду на север — мое дело! А вот что гонит в пустынные заокраины цивилизованного мира трех хоббитов, привыкших жить весело и беззаботно, как-то не очень ясно…

— Так ли это важно? — вновь осторожно спросил Фридерик, поглядывая назад, на дорогу: где-то там затерялись приятели?

— Простое любопытство! — девушка слегка улыбнулась. — Вы ведь, хоббиты — народец тоже любознательный, не так ли?

— Конечно, — согласился Фридерик. — Не каждый год, сами понимаете, приходится нам путешествовать по большому миру. Более того, большинству из нас, жителей Залучья, кроме своего родного Удела ничего-то в жизни и видывать не приходилось… Так что, уж извините!

— Может быть, вы — беглецы? — лукаво прищурясь, спросила Мена. — Бежите, куда глаза глядят, подальше от своего несправедливого Старосты, а?

— Нынче уж, верно, беглецы… — уныло согласился хоббит.

— Почему же на север? Почему не в южные земли?

— Так вы же, госпожа, сами сказать изволили, что в южных княжествах таких, как мы, недолюбливают… — напомнил Фридерик.

— И то верно, говорила… — Мена кивнула и вновь спросила:

— Что это за книга, которую ты несешь в своей котомке?

Хоббит лишь втянул голову в плечи, припомнив, что Томми намедни настойчиво просил его «не трепаться».

— Книга как книга, — угрюмо промолвил он.

— А что в ней, в этой твоей книге-то? — настойчиво допытывалась девушка. Она умерила свои шаги и теперь шла рядом с хоббитом.

— Почем я знаю?.. И не моя она вовсе…

— Вот как? Странно…

Фридерик остановился.

— Вы уж, госпожа, извольте ясно выражаться, — заявил он. — А то ваши полувопросы с полунамеками мне совсем непонятны!

— Что ж тут непонятного? — пожала плечами Мена. — Кстати, ты обратил внимание на посмертную маску старухи?

— Маску?..

— Ну, да! В смысле, на выражение ее лица?

— Нет, — честно признался Фридерик. «Меня тогда интересовала лишь Книга; вернее сказать — как бы ее поскорее забрать да спрятать…» — А было на что смотреть?

— Я до сих пор не могу забыть сведенного судорогой рта и выражения неприкрытого ужаса в остекленевших глазах покойницы… — помолвила девушка. — Такое впечатление, что перед смертью она увидела нечто ужасное… И «это» ее убило!

Хоббит лишь вздохнул:

— Ничего не могу сказать, госпожа…

— Понимаешь, Фридо, — продолжила девушка, — раздумывая о причинах столь странной и, казалось бы, необъяснимой кончины старухи, я постоянно прихожу к одному и тому же выводу… Я почти уверена, что причиной ее смерти является именно Книга, которую ты несешь с собой.

— Книга? — Фридерик чуть не расхохотался. — Вы ведь ее видели! Какой вред она может принести?

— Я ее не рассматривала…

— Хотите на нее посмотреть? Я покажу…

— Нет уж, разлюбезный, увольте! — воскликнула Мена, вскинув руки и ускоряя шаг. — Рисковать, знаешь ли, совсем не хочется…

— Рисковать? — искренне удивился хоббит.

— Всякое бывает, когда имеешь дело с очень древними реликтами…

— Почему вы решили, что она древняя?

— Почему?.. — переспросила девушка и задумалась, сморщив лобик. — Не знаю… Но ведь это так?

— Возможно… — Фридерик невольно пожал плечами.

— Но как у хоббита, ничем неприметного, можно сказать, обыкновенного жителя Средиземья, могла оказаться в руках древняя рукопись? — обращаясь, казалось, к себе самой, продолжала девушка. Фридерик, насупившись, промолчал. Впрочем, похоже, Мена и не ожидала услышать ответ.

— Слишком много последнее время случается странных вещей, случайных совпадений… — рассуждала она вслух, вроде и позабыв о молодом человеке. — Ох, не верю я в совпадения! Случайно в крепость заявляется шайка хоббитов с древней Книгой на руках… Случайно старуха открывает эту Книгу и помирает… Случайно в это же время со стороны западных гор доносится нечеловеческий вой… Случайно… Случайно…

— Что еще? — воскликнул Фридерик. Девушка вздрогнула и обернулась к хоббиту.

— Лучше тебе не знать… — промолвила она. — Всё это — дурные предзнаменования! Думаешь, я на север убегаю от тела усопшей старухи? Как бы не так! Уж на мертвецов-то я в своей жизни насмотрелась!

— Так в чем же причина, госпожа? — с дрожью в голосе спросил хоббит.

— Не нужно тебе этого знать… — повторила девушка таким голосом, что Фридерик поежился. Он собирался было осторожно повыспросить спутницу, что же ее так напугало, но тут Альфа негромко зарычала, и хоббит судорожно схватился за меч. Лук мгновенно оказался в руках Мены. Впрочем, тревога оказалась излишней: из тумана показались фигуры неторопливо бредущих приятелей.

— А, что б вас! — негромко произнесла Мена и забросила лук за спину. — Ну, что вы тащитесь еле-еле, словно клячи полудохлые!?

— Па-апра-шу не оскорблять умудренных опытом странников! — тут же откликнулся Мерик. — Мы шествуем в определенном, размеренном, походном ритме. Который позволяет, следует заметить, преодолевать за день огромные расстояния, даже не вспотев как следует. Поскольку, надо понимать, путь нам предстоит неблизкий, мы с Томми считаем, что именно выбранный нами ритм движения наиболее точно подходит для преодоления поджидающего нас расстояния…

— Тьфу на вас! — Мена только махнула рукой.

— К тому же, — невозмутимо продолжал приятель, — нельзя не отметить, что ваше выраженьице — «тащитесь» — никак не подходит к данным обстоятельствам. У нас в Редколесье, в частности, «тащатся», в основном, от травки. Но никак не от дороги!

— Делайте, что угодно, — воскликнула девушка с мольбой в голосе, — но двигайтесь побыстрее!

С этими словами она развернулась и зашагала далее по тракту. Фридерик вздохнул, окинул друзей укоризненным, полным невысказанных чувств взглядом и поплелся вслед за Меной. Альфа, сверкнув красными глазами, также затрусила следом.

— Побыстрее, видите ли…— незлобно процедил Мерик, глядя вслед скрывшейся в тумане девушке. — У-у… Цапля длинноногая!

Несколько последующих дней мало, чем отличались один от другого. Вставали рано, лишь забрезжит рассвет. Шли целый день, пару раз останавливаясь на короткие привалы. Лагерь ставили уже в полной темноте не берегу очередной горной речушки, разгребая заносы мокрого снега. Хоббиты засыпали прежде, чем девушка успевала развести костерок…

На четвертый день утомительного путешествия, проснувшись поутру и высунув голову из-под одеяла, Фридерик радостно вздрогнул. Облаков как ни бывало! Над ними простиралось чистое, голубое небо, и солнышко уже собиралось показаться на востоке. Хоббиты повеселели…

Но Мена только нахмурилась.

— Ветер меняется, — сообщила она. — Если подует северный — жди неприятностей!

Фридерик искренне надеялся, что девушка ошибается, но, как говорится, не с нашим-то счастьем… К полудню небо заполонили свинцовые, тяжелые тучи. Подул резкий, холодный, северный ветер. И вскоре первые, колючие и сухие снежинки посыпались в лицо путникам… Хоббиты поплотнее затянули капюшоны, шли молча, стараясь не отставать от девушки.

Ближе к вечеру путники остановились на последний «перекурчик», спрятавшись от холодного, пробирающего до костей ветра и усиливающегося снегопада меж придорожных скал.

— Проклятие! — выругалась Мена, стряхивая с одежды хлопья прилипшего снега. — Если снегопад будет продолжаться и дальше, боюсь, придется нам поворачивать назад…

Фридерик внимательно посмотрел на девушку; и почему-то ему показалось, что Мене не очень-то хочется возвращаться, что будет она идти вперед до последнего. «Что же могло так напугать девушку?» — в очередной раз подумал хоббит.

— У нас, в Уделе, и не такие метели бывают, — откликнулся, тем временем, Мерик. — И снегу выпадает, что с головой провалиться можно…

— Снегопада и ветра я не боюсь — дело не в этом, — возразила девушка. — Мы можем потерять тракт! Эх, жалось какая, что я ни разу этой дорогой не ходила… У меня зрительная память отличная, во второй раз с закрытыми глазами путь-дорогу найду, а так… Говорят, в этих местах за пару дней снегу насыпает по пояс! Где ж тогда определишь, в какую сторону идти?

— Не вижу я проблем, — заметил Мерик. — Тракт ведь всё время по ущельям петляет…

— Петляет, это верно, — ответила Мена. — Это — пока мы до начала подъема на перевал не дошли. А потом тракт идет по открытому горному склону, вдоль ледников да по краю пропасти. Укрыться там негде, а сбиться с дороги — раз плюнуть!

— Ты ведь там не была, почём тебе-то знать?

— Обозные люди рассказывали… — девушка отвернулась. — Жаль, что мы обоз уже не догоним! Может, с ним было бы проще…

— Обоз прошел здесь дней шесть назад, — негромко промолвил Томми. Фридерик невольно обернулся на голос приятеля, который впервые заговорил в присутствии девушки с тех пор, как они покинули окрестности Тиминской крепости.

— Сейчас они, наверное, уже под самым перевалом… — задумчиво промолвила Мена.

— Но мы же к этому были готовы, не так ли? — продолжал Томми. — Так что, будем двигаться вперед, а там поглядим! Повернуть назад всегда успеем…

— Верно, — тут же поддержал приятеля Мерик. — Еда у нас есть! Дрова есть! А главное, у нас есть провожатая, у которой исключительная зрительная память на скалы и камни, похожие друг на друга, как две капли воды — как по мне… И которая, благодаря своей же исключительной памяти, без труда, надо понимать, в любой момент отведет нас взад!

Фридерик перевел взгляд на девушку. Глаза ее превратились в узкие щелочки, и холодный блеск этих «щелочек» оч-чень не понравился хоббиту.

— Прекрати, Мерик… — прошептал он.

— Я, разве, что-то не то сказал? — приятель лишь пожал плечами.

— Как хотите! — резко произнесла Мена. В ее голосе Фридерик почувствовал металл. — Я иду дальше!

С этими словами девушка резко поднялась и, забросив за плечи походный мешок и лук, скрылась за стеной снегопада.

— Какого чёрта! Что на тебя нашло, Мерик? — набросился на приятеля Фридерик. — Чем тебе девушка не угодила?

— А какого чёрта она тут раскомандовалась!? — голос друга сорвался на крик. — Ну, чё раскомандовалась!? Даже дороги не знает, а туда же! Ей рассказывали, вишь ли… Ничего она не знает! Заведет нас в торбу, вот увидишь!

— Фридо прав… — рассудительно промолвил Томми. — Утихомирься, приятель! Пока ничего дурного мы о ней сказать не можем…

— Вот именно — пока! — Мерик стал похожим на бойцовского петуха, как показалось Фридерику.

— Хватит! — промолвил он устало, и первым двинулся в серую, снеговую завесу. «Эх, — подумал хоббит, — хорошо было бы остановиться на ночь в этой самой расщелине. Когда еще найдем удобное место для ночлега?»

Поплотнее укутавшись в меховой плащ, надвинув капюшон на самые глаза, чтоб уберечься от летящий в лицо колючей снежной крупы, и низко склонив голову, Фридерик двигался против налетающего порывами пренеприятного северного ветра, стараясь не потерять в сгущающихся сумерках следы Мены. Но, не пройдя и сотни ярдов, буквально налетел на стоящую посреди дороги девушку.

— Ой! — невольно воскликнул он. — Как вы меня напугали-то!

— Тише… — девушка приложила указательный палец к губам.

— А что? В чем дело?..

— Не нравится мне, что-то, эта долинка…

Фридерик подозрительно огляделся, но ничего, кроме темных, отвесных скал по краям ущелины разглядеть не смог. Единственными звуками, что доносились до него, были вой ветра да его собственное, усталое дыхание. Альфа, забежавшая немного вперед, остановилась и неуверенно принюхивалась, словно тревога девушки передалась и ей.

— Вот что мы сделаем… — через минуту еле слышно промолвила Мена. — Ты дождись здесь приятелей, и вместе продолжайте двигаться дальше. Но будьте начеку! Мечи, на всякий случай, возьмите в руки, но припрятывайте под плащами…

— А вы, госпожа? — упавшим голосом спросил хоббит. «Неужели девушка собирается бросить нас на произвол судьбы?»

— А я малость приотстану…

Фридерик собрался было заныть, что так нечестно и вообще, но Мена сурово наказала:

— Делай, что тебе велено! — И растворилась в сумерках.

Вскоре заявились приятели. Томми казался невозмутимым; Мерик же был зол, как барсук, которого только что выгнали из норы. Разве что не шипел...

— А, вот ты где… — промолвил Томми. — Где же обожаемая госпожа наша Мена?

— Вперед ушла… — соврал Фридерик и покраснел бы наверняка, да от мороза его щеки и так были пунцовыми.

— Ты уверен, что именно вперед?.. — недоверчиво осведомился приятель, присматриваясь к следам на снегу. — Что-то не похоже…

— Снег быстро следы заметает… — промямлил Фридерик.

— Пусть хоть и вовсе не возвращается! — заявил Мерик.

Друзья, сгибаясь под порывами ветра, продолжили свой путь по ущелью, стены которого неуклонно сужались. Фридерик, припомнив предостережение девушки, расстегнул плащ и извлек из ножен меч. Лезвие тускло сверкнуло в гаснущем свете уходящего дня.

— Не нравится мне это место, а так спокойнее… — пояснил он приятелям, скосившим глаза в его сторону. Томми лишь усмехнулся, а Мерик пожал плечами, но тоже расстегнул плащ.

— А ну, стоять! — Раздался, вдруг, хриплый и грозный голос. Усиленный эхом, отразившимся от стен ущелья, голос звучал громоподобно и зловеще. Хоббиты застыли, втянув головы в плечи. Альфа негромко зарычала, крутя головой во все стороны.

— Стоять на месте, недоумки — я сказал! — донеслось вновь откуда-то сверху, и Фридерику показалось, что невидимый противник совсем уж рядом. — Вы у нас на прицеле! Только шелохнитесь, и мои дружки продырявят ваши пустые головешки! Будете, что олени рогатые! Только вместо рогов из ваших дурных голов будет торчать по десятку стрел, ха-ха!

Альфа, определив, видать, с какой стороны доносится голос, бросилась к скалам, что возвышались слева от дороги, и громко залаяла. Однако взобраться на отвесную скалу ей было не под силу.

— Альфа, назад! — отчаянно воскликнул Фридерик. Вдруг псину, и взаправду, подстрелят?

— Ну, влипли! — негромко произнес Томми и выругался.

— Мы — мирные путники… — неуверенно пролепетал Мерик.

— Вошь навозная — вот, кто вы такие! Заткнитесь и слушайте внимательно, телепни, коль вам дорога ваша шкура! Повторять не буду! Бросайте на землю всё, что у вас есть — торбы, оружие, деньги! Выворачивайте карманы! Затем берите ноги в руки, и брысь отсюда! И прихватите с собой свою шавку, не то ее кишки разукрасят местные камни! Поняли?

Хоббиты переглянулись.

— Считаю до тр-рёх! — сообщил невидимый грабитель после короткой паузы. — Р-раз!

Приятели сбросили с плеч походные мешки и сделали по шажку назад.

— Два! — прогремело меж скал. Хоббиты отступили еще немного. Томми лихорадочно расстегивал плащ, но ему, видать, это никак не удавалось сделать. Мерик затравленно озирался по сторонам — куда бы юркнуть? Фридерик, хоть и отступал, но, сжав мертвой хваткой рукоять меча, судорожно пытался сообразить, откуда еще может грозить опасность.

— И-и… Эк! — со стороны скал донесся отчетливый звук падающего тела. Ненадолго наступила тишина. Лишь ветерок подвывал меж камней. Затем раздался звонкий голосок Мены:

— Лежать, мер-рзавец! Мозги вышибу!

— Прощу пощады, милостивая сударыня! Ошибся! Виноват!.. Готов искупить вину! — Голос явно принадлежал недавнему «грабителю», только нотки в его голосе заметно изменились…

— Госпожа Мена, осторожно! — воскликнул Фридерик, бросившись в сторону скал. — Их тут много!

— Нет тут никого, кроме одного этого негодника! — откликнулась девушка. — Один он, как перст… Лежать — сказано! Эй, приятели! Давайте ко мне! Держитесь левее, по крупным камням подняться несложно…

Хоббиты схватили оброненные торбы, обнажили (на всякий случай) мечи и стали карабкаться вверх по уступам скользкого скального карниза, руководствуясь указаниями девушки. Альфу пришлось пару раз подсадить. Подъем, впрочем, оказался недолгим.

Мена стояла, широко расставив ноги, тетива ее лука была натянута до предела, а наконечник стрелы почти упирался в лоб того, кого девушка, по-видимому, и обозвала «негодником». Приблизившись, хоббиты с удивлением уставились на странное, косматое существо. Было оно ростом, пожалуй, чуть повыше хоббитов. Одежда состояла из серого, длинного, местами залатанного плаща, из-под которого торчал край видавшей виды куртки. Широкие брюки были заправлены в невысокие, потрепанные, расползающиеся сапоги. Во все стороны торчали длинные, нечесаные волосы, слипшаяся борода свисала до самого пояса, а меж узкими губами и небольшими, округлыми глазками красовался крючковатый, длинный, красный нос.

— Вот те на! — не удержавшись, воскликнул Мерик. — Это что за чудо такое?

«Чудо», меж тем, завидев неспешно приближающуюся к нему порыкивающую, низко склонившую голову псину, еще более вжалось в камни и закрыло голову руками.

— Это гном, — пояснила Мена. — Думаю, из Салихарда. Если, конечно, верить его цеховому знаку на куртке…

— Всё верно, милсударыня, всё верно… — пролепетало «чудо». — Только, уж верно, в тех местах много лет я не был! Изгнанник я, изгой… Собачку вашу, милсудари, уберите, будьте так добры! Я собак с детства боюсь…

— Она тебя не тронет, — сказал Фридерик, — пока будешь вести себя смирно!

— И с каких же это пор, — грозно спросила девушка, — гномы стали заниматься грабежом да разбоем, мирным путникам козни строить?

— Ох, милая сударыня, всё это не от хорошей жизни! — воскликнул гном. — Уж поверьте, ничего дурного я и в мыслях не держал!

— Не держал, говоришь? — осведомился Томми. — А что это лежит за тем вон валуном?

Фридерик с Мериком обернулись и, действительно, разглядели в сгущавшихся сумерках лежащий на снегу невиданный ранее, приличных размеров обоюдоострый топор.

— Молчишь? Ну, говори, зачем тебе топор-то?

— Это не топор… — надувшись, произнес гном. — Это настоящая, боевая секира!

— Тем более! — воскликнул Мерик. — С чего бы это тебе по горам с секирой шастать?

— А кто ж по этим местам без оружия-то бродит? — искренне удивился гном. — Только, уж поверьте, ни разу еще я секиру не подымал на честных людей. Именем Дарина, праотца нашего, клянусь…

— Ты нам зубы-то не заговаривай! — прервала его девушка. — Ты на вопросы отвечай! Что это ты, мерзавец, засаду здесь решил устроить на честных людей?

— Ох! — гном глубоко вздохнул. — Честно говорю, судари, как на духу: нужда окаянная замучила. Хотите верьте, хотите нет, но вот уж дней десять, как я ничегошеньки не ел! Ни крохи во рту не было, только воду лакал из ручьев да снегом подъедался! И до того тоже питался долгие дни, как собака бездомная. Последний раз поймал какого-то зверька облезлого, так поверьте, целиком его себе в рот и затолкал…

— Брр… — брезгливо поморщился Мерик. — Ты давай, без этаких подробностей! А то содержимое моего желудка окажется на твоей бороде!

— Не вру я! — жалобно продолжал гном. — Живность в этих местах, правда, водится… Будь у меня лук, — он покосился на девушку, — может быть, и пропитание себе добыл бы… Только вот, стрелять я не умею! А так, эх… какая же животина меня с секирой-то близко подпустит? Вот, несколько дней назад, совсем отчаявшись, решил у людей, что обоз гнали, краюху хлеба выпросить — еле ноги унес! Чуть всего стрелами не утыкали…

— Еще бы! — весело откликнулся Мерик. — Такое-то чудище увидеть — в обморок можно грохнуться! Прямо снежный ологхай!

— Ты нас не жалоби! — прикрикнула на гнома Мена. — Выкладывай, отчего на нас засаду устроил?

— Я ж говорю — жрать донельзя хотелось… — понуря голову, произнес гном. — Думал хоть чем-то подкрепиться… За снегом-то не разглядеть, кто по дороге идет — обоз ли, одинокие путники ли, аль кто еще… Только голоса слышны были, да по голосам-то разберешь разве? Вы уж на меня не серчайте более, чем я того заслужил! Честное слово, за краюху хлеба век благодарить буду, служить готов…

Фридерик глянул на Мерика, тот пожал плечами и перевел взгляд на Томми. Приятель же исподлобья посматривал на Мену. Девушка окинула взглядом хоббитов и, помолчав немного, промолвила с сомненьем в голосе:

— Коль ты, гном, не врешь и, действительно, ничего дурного на уме не держишь… Поделимся с тобой, чем можем. Что ж мы, звери?

— Ах, добрейшая сударыня, — воскликнул гном, всплеснув руками, — вовек благодарен буду! Каждую кроху отработаю!

— Ты в работнички-то не напрашивайся, — вмешался Мерик. — Веры тебе нет! И не будет, пока не расскажешь, зачем в такую даль забрался, и что тут делаешь!

— Расскажу, судари! Как на духу, всё расскажу! Прошу вас в мое убежище, оно рядышком. В двух шагах, можно сказать. От ветра да снега укроемся, малость отогреемся! — С этими словами гном вскочил на ноги.

— Стоп! — тут же воскликнула девушка, направив лук на гнома. — Не вздумай за секиру хвататься! Сказано, веры тебе нет! Мигом схлопочешь!

— Ручонки-ноженьки поотрубаем! — кровожадно пообещал Мерик и помахал мечом.

— И собачке скормим! — грозно добавил Фридерик.

— Да я ничего… — пролепетал гном, подымая вверх руки.

— Иди вперед, показывай дорогу! — кивнула головой девушка. — И без шуточек! А секира пусть полежит, где лежала… Ничего с ней не станется!

Процессия двинулась вслед за гномом. Фридерик попытался было приподнять гномов топор, чтоб забросить его подальше (на всякий случай, как говорится), но тот оказался настолько тяжелым, что от затеи этой пришлось отказаться…

«Убежищем» гнома оказалась неглубокая пещерка, в которую вся честная компания с трудом втиснулась после того, как гном на ощупь нашел и зажег лучину. Дальний угол был занят сложенным кое-как очагом, камни над которым были изрядно закопченными. Однако одного беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить — огонь здесь разводили оч-чень давно.

— Милости просим, благодетели! Располагайтесь поудобнее, спасители, не стесняйтесь… — суетился «хозяин», жадно поглядывая на походные мешки хоббитов. Мена молча развязала свою торбу и, достав в первую очередь связку веток отлежника, занялась очагом. Приятели же неторопливо принялись распаковывать свои мешки. При виде жалких (по мнению хоббитов) припасов, что были извлечены на свет, глаза гнома заблестели, по бороде потекли струйки слюны, и дрожащие руки его потянулись к еде. Ухватив солонины, гном, не раздумывая, затолкал ее в рот и тут же вновь запустил здоровенную лапищу в мешок.

— Э… Эй! — закричал Мерик, выдирая из цепких рук гнома торбу. — Так, поди, ты все наши запасы вмиг уничтожишь! Самим потом помирай с голоду! Прочь руки, поганец, пока не разделим еду по справедливости!

— К тому же, заработаешь заворот кишок с голодухи… — добавила Мена.

— У нас, гномов, заворотов кишок не случается… — ответил гном, остервенело работая челюстями.

Скромный (исключая гнома, поглотившего таки значительную часть запасов путешественников) ужин завершился крепким, горячим чаем и трубками, набитыми остатками прекрасного заморского табачку (от курева, надо заметить, гном отказался). Очаг дымился, прорывающиеся меж камней язычки пламени согревали продрогших путников и отбрасывали на стены пещерки замысловатые тени. Хоббиты разлеглись на неровных камнях, вытянув ноги к огню, подложив под спины лёжники и прикрыв собой походные мешки, на которые не переставал вожделенно взирать «хозяин» жилища. Было почти уютно.

Приглядывая за безобидным, голодным гномом, Фридерик успокоился и малость расслабился. При тусклом освещении, что давал очаг, гном не выглядел таким уж страшилищем. Просто изголодавшееся, грязное, доведенное до крайней степени отчаяния существо. Совсем не опасное… Хоббит не отказался бы уж и вздремнуть, но Мерик был настроен на иной лад.

— Ну-с, уважаемый хозяин, — обратился он к гному, — и как же прикажете вас величать?

— Мм… Имя мое известное, — важно ответил тот, почесывая живот. — Я из рода Мануимов. А зовут меня — Чаиндиржах Чахарамурда!

— Чаих… Чихи… — промолвил Мерик. — Это надо же! Ну и имечко! Сразу и не выговоришь-то…

— Извиняйте, господа, другого нету-с! — скорбно ответил гном.

— А покороче никак нельзя? Меня, к примеру, зовут просто и понятно — Мерик. А моих друзей — Томми и Фридо. Девушку кличут Меной, а собачку, которая развалилась на моих ногах — Альфой.

— Ну… Не знаю, право… — с сомнением в голосе произнес гном. — Меня всегда так называли. Впрочем, если вам трудно даются наши имена… Мм… Не знаю…

— Почему бы ни сократить имя до легко произносимого? — рассудил Мерик, пуская колечки сизого дыма. — К примеру… м… Чача!? А что, звучит легко и непринужденно!

Мена громко фыркнула. Фридерик вздрогнул и уставился на приятеля. Словечко показалось ему оч-чень знакомым. Задремавший было Томми встрепенулся и тоже недоуменно глянул на Мерика.

— Мм… — Гном задрал кустистые брови так, что они полностью закрыли невысокий лоб. — Звучит как-то странно, как мне кажется…

— А чего странного-то? — изобразив крайнюю степень изумления, пожал плечами Мерик. — Хорошее имя, правильное, как говорится. Так у нас, в Редколесье травку одну, очень симпатичную, называют! Весной она распускается яркими, синими такими цветочками. Дети ее любят собирать, букетики делают… Что странного-то? Хорошее имя, доброе…

Гном, нахмурив лоб, одарил тяжелым взглядом всех по очереди.

— Ну, не знаю… Если вам, моим избавителям от лютой смерти, так удобнее… Мм…

— Вот и славненько! — весело воскликнул Мерик, похлопав растерявшегося гнома по плечу. — Думаю, с таким именем тебе, Чача, всегда будет сопутствовать удача!

Крякнув, Томми поднялся.

— Неплохо бы свежим воздухом подышать на сон грядущий. Как ты считаешь, Мерик? — угрюмо промолвил он.

— Я с вами! — воскликнул Фридерик.

— Ты что, обалдел, Мерик? — прошептал Томми, когда хоббиты отошли за ближайшую скалу, укрывшись от холодного, порывистого ветра. — Ты что вытворяешь, дурья башка?

— Ты — насчет Чачи? А что, хорошее имя…

— Дурака-то не валяй передо мной, ладно? Вот врежет гном тебе разок своей секирой по темечку — тогда получишь «полную чачу»!

— Погодите, — вмешался Фридерик. — Слово-то знакомое…

— Еще бы… — Томми криво ухмыльнулся.

— Только не припомню я, право, чтобы такие цветочки в наших краях водились…

— Водятся-водятся… — заверил Мерик.

— Цветочки-травочки… А как же! — Томми только головой покачал. — У нас в Восточном уделе, Фридо, делают вино из ягод, ты же знаешь? — Хоббит кивнул. — Когда перебродившее вино разливают по чистым бутылкам, в бочках остается не очень-то аппетитная смесь, в которую некоторые умельцы (не будем называть их по имени), — и Томми покосился на Мерика, — добавляют сахару и вновь перегоняют. В результате, получается на редкость вонючее, мутное, но крепкое пойло — быка свалит! Иными словами — самогонка! Ее-то в народе и прозвали «чачей»!

Фридерик лишь руками вплеснул.

— Ну, приятель, — промолвил он, качая головой, — Томми прав! Получишь ты когда-нибудь за свои шуточки…

— А! — Мерик беспечно махнул рукой. — Вы же меня не продадите, я знаю! А кто еще знает-то? Я ж — веселья ради…

В припрыжку — чтоб не закоченеть на пронизывающем ветру — хоббиты добежали до пещерки и услышали приглушенные голоса своих друзей по несчастью.

— Ты не крути, не крути! — расслышали они чистый голосок девушки. — Что тебе-то в этих местах делать?

— Я ж говорю, — пробубнил в ответ гном, — я — как все… На север, стало быть…

Приятели протиснулись внутрь и залезли под одеяла, не забыв проверить наличие своих походных мешков.

— Об чем спор? — невинно осведомился Мерик.

— Юлит он, — пожаловалась Мена. — Видишь ли, надо ему на север попасть, а почему — не говорит, подлец!

— Длинная эта история… — гном вздохнул. — В двух словах не расскажешь…

— Длинная? — переспросил Мерик и хитро подмигнул приятелям. — Что ж, длинные истории мы, страсть, как любим! Тем более что теперешние ночи еще длинней… Рассказывай, мы с удовольствием послушаем. Только постарайся не очень уж растягивать повествование, а то мы с приятелями, чего доброго, уснем, так и не дождавшись счастливого конца…

— Ох, — вздохнул гном в очередной раз. — Право, не знаю, с чего же и начать-то?..