Глава 11. Костер в ночи

История народа Дарина, как величали себя многие гномы со стародавних времен, хорошо известна жителям Средиземья и уходит корнями в темные годы предначальных эпох. История же гнома, который с легкой руки Мерика получил прозвище Чача (а вернее, его рода), восходит к началу Четвертой эпохи, которая чаще всего зовется Наше Время.

Вскоре после Великой Победы над Всеобщим Врагом Гимли, сын Глоина, как и обещал, возвратился в Блистающие Пещеры близ Хельмовой Крепи, прихватив с собой десятки молодых, трудолюбивых гномов. Не прошло и нескольких лет, как Гимли, при всеобщем согласии своих соотечественников, провозгласил себя Правителем Агларонда и правил своим «королевством» до самого своего отплытия к блаженным берегам, которое состоялось уже после смерти Государя Элессара. Надо отметить, что слава о несметных сокровищах Агларонда (так на древних языках звучит название Блистающих Пещер) разнеслась по всему Средиземью, и многие гномы спешно покинули свои обжитые пристанища и поспешили присоединиться к своим собратьям в новой обители. Благодаря нашествию многочисленных переселенцев, население Агларонда росло не по дням, а по часам. И потому, ближе к 100 году нашей эпохи, Гимли закрыл ворота обители для вновь прибывающих сородичей.

К 120 году по Н.Л. Блистающие Пещеры затмили своим богатством как Эребор, так и легендарный Казад-Дум. Надо заметить, что сокровища воспетой в многочисленных балладах Одинокой Горы изрядно оскудели к тому времени. Канувшие же в лета богатства Мории также не выдерживали никакого сравнения с сокровищницами нынешнего Агларонда. Не блистали изобилием руд и самоцветов Голубые горы и Железное взгорье — добывать там диковинные камни и митрил становилось с каждым годом всё трудней. Видимо, тогда-то и образовалась первая трещина во внутренних отношениях некогда дружного, объединенного общими невзгодами древнего народа.

Уязвленные, видимо, редкой удачей своих соплеменников, гномы Эребора стали, во всеуслышание, величать себя «истинными детьми Дарина», намекая на то, что живущие в Блистающих Пещерах уж и позабыли заветы Великих Праотцев. Вскоре к ним присоединились гномы Голубых гор и прочие. Раздосадованные таким высокомерным отношением к себе со стороны «бедных» родственников, жители южной обители — так иногда называли себя гномы Агларонда, намекая на то, что никогда еще их народ не селился так далеко к югу — стали прозывать себя «последователями (детьми) Гимли». Надо заметить, что в бытность Гимли правителем открытой вражды меж «южными» и «северными» гномами не наблюдалось, но после его ухода ничем не объяснимые конфликты и всякие мелкие столкновения стали случаться всё чаще. А до того, как известно, гномы враждовали только с орками да эльфами. Не считая, конечно же, драконов.

Не обошел стороной внутренний раскол и самих обитателей Блистающих Пещер. Долгие годы за Власть — когда открыто, когда исподтишка — боролись три Великих семейства — роды Трора, Дальбора и Мануимов. Конечно же, будь у Гимли прямой наследник, такого бы не произошло...

Здесь Чача пустился в долгие разъяснения: от кого именно берет начало каждый род, кто кого старше и прочее. Известно, что родственные отношения играют немалую роль во внутреннем устройстве общины гномов, но люди никогда и не пытались вникнуть в суть сего сложного вопроса. Хоббиты начали уж позевывать, и тогда Мена, не очень учтиво прервав рассказ гнома, предложила последнему «не ходить вокруг да около, а рассказывать историю по существу». То есть, покороче.

Короче говоря, в результате продолжительного противостояния, как это обычно и бывает, две стороны конфликта договорились меж собой, разделив власть над Блистающими Пещерами. Третьей стороной оказался Брет Мануим по прозвищу Чугунная Пята — прадед Чачи в десятом колене, от которого и пошла, кстати говоря, удивительная традиция называть детей вычурными именами. Вскоре семейство Мануимов было поставлено в столь унизительное положение, что ничего им не оставалась, как покинуть родной сердцу Агларонд. Так началась история скитаний этого рода по всему свету…

На протяжении многих веков Мануимы истоптали всё Средиземье в поисках местечка, где удалось бы им прижиться, но всё впустую. Виной тому, знать, были несговорчивый характер, своеволие да крутой нрав отцов семейства с одной стороны, и взлелеянная веками неприязнь северных гномов к «южным выскочкам» с другой. Наконец, где-то году в 2000 по Н.Л. прадед Чачи — гном по имени Блюменталь Хабилхад — подался к Соляным Копям, что расположены на южных склонах Столовых гор.

История Соляных Копей интересна.

Их случайно обнаружили еще в начале Нашей Эпохи гномы из Эребора, подавшиеся на север в поисках неоткрытых доселе залежей железных руд и самоцветов. Пещеры поражали своим великолепием! «Огромные залы следовали один за другим, причудливые изваяния природы — витые колонны, гирлянды, сталактиты и сталагмиты — переливались оттенками белоснежного цвета с примесью жемчуга. Ярко-розовые озера, струящиеся бирюзовые водопады и темно-зеленые воды подземных рек поражали воображение. Солнечные зайчики, проникающие вглубь пещер сквозь многочисленные трещины в сводах, наполняли безмолвные пространства удивительным, голубым сиянием»… Такими увидели Соляные Пещеры «первооткрыватели». Такими увидели их и далекие предки Чачи.

Однако и на сей раз гномов ожидало редкое разочарование. Ни редких самоцветов, ни золота, ни железных руд, ни драгоценнейшего (для гномов) митрила в пещерах не оказалось. Вся красота внутреннего убранства, на поверку, была сотворена природой из обыкновенной соли!

Гномы покинули Пещеры на многие годы. Но жизнь их народа — по крайней мере, части народа — складывалась не очень-то благополучно. Потому время от времени в Пещеры наведывалось очередное семейство в поисках сокрытых матушкой-природой сокровищ. В глубинах скальных основаниях прорубывались новые проходы, и изумленным взглядам гномов открывались неисследованные лабиринты прекраснейших подземных залов, но ничего интересного, кроме замысловатых соляных отложений так и не было обнаружено.

Таким же результатом, возможно, закончился бы и «поход» прадеда Чачи, если б тот не оказался достаточно «предприимчивым гномом». Блюменталь решил, что, коль уж не судьба ему найти новые залежи горного хрусталя, сапфиров да аметистов, то, по крайней мере, можно хоть денег заработать! Дело в том, что на тот момент соль — столь необходимый для правильного приготовления пищи продукт — поставлялся в Средиземье исключительно смуглингими, а проще сказать, южанами. Добывалась южная соль где-то в дебрях пустынь, на соляных озерах, стоила дорого, и при том имела не очень приятный привкус йода. А постоянные стычки на неспокойной южной границе некогда объединенного княжества приводили лишь к тому, что соль присутствовала на столах только оч-чень зажиточных людей.

Вскоре Блюменталь умудрился распустить по всему Средиземью слухи, что соли Салихардских Копей не только лучше южных солей, но, вдобавок, имеют несравненный вкус и необычные свойства, позволяющие продлевать недолгую жизнь человека. Первые мешки с солью, появившиеся на рынках Либузы, шли нарасхват. Тем более, что цена на них была (поначалу) заметно ниже «южной».

Не прошло и нескольких лет, как в карманы ранее одного из самых бедных гномьих семейств потекли немалые деньжата. Мануимы отстроили себе чертоги рядом со ставшими в одночасье прибыльными Пещерами (называли их, кстати говоря, чаще всего Копями) и зажили, наконец-то, наславу. К тому времени, когда на свет появился Чача, всё Средиземье, кроме южных областей Гондора — Умбара и Харада, пользовавшихся, по-прежнему, услугами южан, потребляло исключительно салихардскую соль, а семейство Мануимов завистники прозвали «соляными гномами». Тем не менее, многие семейства гномов оставили свои обжитые «дома» и перекочевали в окрестности Салихарда…

Как и положено молодому гному, Чача рос, набирался опыта, осваивал древние ремесла… Хотя основной доход его род получал от продажи соли, но древние знания никто не собирался укладывать на дно сундука, словно ненужный хлам. К своим пятидесяти годкам гном (получив порядочное количество затрещин да обзаведясь мозолями на руках) стал прекрасным кузнецом; знал, как и где следует искать и добывать золото, самоцветы, железные руды, митрил. К восьмидесяти годам он освоил — впитал в себя — все знания, какие только могли передать ему предки, и отец его, Махакаин Руиндигарт, во всеуслышание восхвалял своего способного отрока и прочил ему «тепленькое местечко» главы семейства (после собственной кончины, естественно). И даже вел уже переговоры с другими семействами, подыскивая своему любимому сыночку невесту…

И тут Чачу «переклинило».

Дело в том, что где-то к ста годам гномы входят в так называемый «буйный возраст». Не минула эта болезнь и Чачу. Вдруг, припомнив рассказы своих же родственничков о том, какими несметными богатствами обладали его соплеменники (в свое, опять-таки, время), жившие в Мории и Эреборе, молодой гном загорелся неутолимым желанием отправиться в странствования в поисках еще никому неведомых сокровищ.

Так и случилось, что лет, этак, десять назад, сманив с собой несколько десятков молодых гномов, отправился Чача на поиски приключений в Призрачные горы, доселе никем, вроде бы, не обследованные. На прощание любимый батюшка «благословил» ребеночка следующими словами: «Уж лучше бы тебе сдохнуть где-нибудь, чем возвратиться в Копи!» С таким напутствием и отправился Чача в свой поход…

Поход растянулся на годы. Вначале гномы исследовали горы, примыкавшие к так называемой Бельбекской долине (ничего интересного!). Переправившись через безымянную местную речку, они оказались в отрогах Призрачных гор (или Альях-Там — на местном наречии). Но и здесь ничего путного не обнаружили. Закончился «славный поход» у северных хребтов гор, к подножьям которых примыкала обширная, безжизненная долина Хартар, более известная как Мертвая долина. Здесь среди отвесных скал гномы обнаружили многочисленные пещеры, зияющие в склонах вековечных гор.

Ликованию не было предела! Уж кто-кто, а гномы могут с первого взгляда отличить «мелкую» пещерку от настоящей сокровищницы. Величественные своды, глубокие, уходящие в самые недра земли колодцы, узкие переходы к еще более великолепным залам привели (поначалу) гномов в благоговейный трепет.

Но красота горных переходов оказалась обманчивой. Огромнейшее, невиданное доселе подземное царство оказалось лишь сборищем никчемных земных пород, не представлявших для гномов ни малейшего интереса. Когда же наметанный взгляд гномов приметил знакомые следы кирок, молотов и прочего хорошо знакомого инструментария, ликование сменилось безмерном унынием — конечно же, они были далеко не первыми, кто решил попытать счастья в этих забытых самим Аулэ горах.

Поначалу Чаче удавалось как-то поддерживать упавших духом собратьев. Но, чем дальше, тем труднее становилось удерживать «в уздах» своих вчерашних соратников. Гномы стали уходить — кто возвращался в Салихард, рассчитывая, видать, на прощение, кто подался в иные места. Короче говоря, где-то года два назад не в меру упрямого Чачу покинул последний сородич…

Но «упрямец» не собирался сдаваться! Он продолжал в одиночку крошить ненавистные гранитные стены, открывая всё новые залы, проходы, озера, колодцы, постепенно приближаясь к самим недрам земли. Чача вконец одичал, похудел и плохо спал. Во сне ему мерещились несметные сокровища, и он лишь с еще большим остервенением брался за работу.

Однажды (было это не так давно, но гном как-то потерял счет однообразным дням), лежа на холодном полу очередной пещеры, Чача всё никак не мог заснуть. И тут ему почудились какие-то неразборчивые голоса, крики. Гном решил было что от тоскливого одиночества у него уже «мозги поехали» и, поворочавшись малость, таки заснул.

Но на следующий день всё повторилось: он слышал отдаленные голоса. Потом к ним добавились другие звуки, которые казались странно знакомыми, но некоторое время гном не мог сообразить, что же это ему напоминает. А когда, наконец, сообразил, его прошиб холодный пот. Из земных глубин раздавался нарастающий барабанный бой…

Уж кому-кому, а народу Дарина прекрасно известно, что это может означать! Нервы гнома (которые и так были на пределе) не выдержали, и Чача, собрав впопыхах свои пожитки, рванул из зловещих пещер куда глаза глядят.

Прошло никак не меньше двух месяцев с того злосчастного дня… Претерпев невиданные доселе лишения, гном, двигаясь исключительно на восток, достиг, наконец-то, Малого Северного Тракта. И тут, вдобавок ко всем несчастьям, на него посыпались тучи стрел, выпущенных суровыми хранителями северных торговых путей…

— Ах, и скажите, где справедливость? — горестно закончил Чача свою повесть. — Ну почему, скажите мне, всем хочется превратить безобидного, несчастного гнома в некое подобие ёжика?..

Фридерик, если и мог, не ответил бы на этот риторический вопрос потому, что почти уже спал. Мерик давно похрапывал, обняв Альфу.

— Ты бы на себя со стороны глянул, страшилище… — негромко заметил Томми и, зевнув, повернулся ко всем спиной. Лишь Мена казалась единственным бодрствующим существом в компании.

— Не пойму я что-то, — проворчала она, — с чего это тебя, гном, на север потянуло…

— Всё просто, несравненная, всё просто! — тут же откликнулся Чача. — Я ведь как рассуждал? Назад в Салихард, значит, путь мне заказан. Уж мне ли не знать своего почтеннейшего родителя! Норов у него — ого-го, тот еще характерец! Много лет пройдет, пока папуля мой успокоится да поостынет… В одиночку же по горам бродить — неправильно, мало ли что случиться может. Взять, к примеру, опять-таки, зверь какой-нибудь… Вот! И понял я, что иного выхода, как податься в северные края, у меня нет!

— Кому ты нужен там?… — заворочавшись, промолвил Томми совсем уж сонным голосом.

— А почему нет? — удивленно воскликнул Чача. — Я же на все руки мастер! Я и кузнец, и каменщик, не говоря обо всем прочем! Устроюсь, поработаю пару годков… Работать мне — не привыкать! Деньжат поднакоплю да вернусь в Салихард!

— От папеньки откупиться, значит… — вставила Мена.

— При чем тут папенька!? — гном лишь махнул рукой. — Деньги мне нужны, чтоб сманить молодежь в невиданный поход! Ах, есть у меня мечта…

— А то, как же…

— Решил я отправиться к великой горе Мунблат, вот как! От всех это, конечно, секрет! Но с вами я честно, как на духу…

— Что же ты там не видывал?

— А-а… Уж где-где, а в тех местах я маху не дам! Вот что я скажу!

— Да замолчите вы когда-нибудь? — промямлил Мерик, откидывая одеяло. — Житья нет от вашей трепотни! Уж уснул, кажись, уже и сон первый увидел…

— Верно, — согласилась Мена. — Давайте спать! Завтра решим, что с этим гномом делать…

— А чего решать? Чего решать-то!? — взвыл Чача. И это восклицание было последним, что еще связывало Фридерика с ушедшим днем. Свернувшись калачиком, хоббит провалился в глубокий, безмятежный сон…

Какое-то легкое движение разбудило Фридерика на рассвете. Он разлепил глаза, высунул голову из-под одеяла и огляделся. Вокруг царил глубокий полумрак. Лишь серела узкая цель — вход в их укрытие, да слегка мерцали затухающие, превратившиеся в холмики седой пыли, остатки отлежника в очаге. От очага, по-прежнему, исходило тепло, но воздух в пещерке стал заметно прохладнее.

Фридерик встал и, стараясь не наступить на сладко дремлющих приятелей и развалившегося, похрапывающего гнома, тихонько пробрался к выходу. Снаружи сеял косой, мелкий снежок. За ночь у входа в пещеру ветром намело сугроб чуть ли не в рост хоббита, но кто-то уже здесь прошел. Причем, совсем недавно…

Мена стояла невдалеке от приютившей несчастных путников расщелины, широко расставив ноги и умываясь снегом. Ее распущенные золотистые волосы трепал ветерок. Фридерик, не долго думая, последовал примеру девушки. Снег был сухим и колючим. Смыв, таким образом, остатки сонливости, хоббит решил, что, как требует того учтивость, не помешает и поздороваться.

— Доброе утро, госпожа Мена! — Девушка повернула голову, будто только теперь заметила его присутствие. Глаза ее были красными, взгляд — уставшим.

— Ох, — невольно воскликнул хоббит, — у вас такой вид, вроде и не спали вовсе, уж извините меня…

— А ты наблюдательный, Фридо, — усмехнувшись уголками губ, ответила девушка. — Впрочем, если бы я и захотела уснуть, врядли мне это удалось. Этот гном так ужасно храпел!

В голосе девушки хоббит услышал нотки упрека. Не сразу, но всё же Фридерик понял, что могла сказать, но не сказала Мена. Конечно же, нельзя быть столь доверчивыми, как хоббиты, и столь беспечными. Откуда знать, кем, на самом деле, является их случайный встречный, с которым усталые путники расположились на ночь в одной пещерке? Выдумать можно что угодно! С тем же успехом гном мог оказаться обычным местным пройдохой и лиходеем, что грабит одиноких простофиль, к которым удалось втереться в доверие. Девушка поступила осмотрительно, хоть это стоило ей бессонной ночи…

— Может быть, — предложил смущенный Фридерик, — имеет смысл дежурить по очереди, по ночам-то?

— Возможно, нам давно следовало поступать таким образом, — согласилась Мена. — В этих местах лишняя осторожность — не помеха! Впрочем, пора отправляться дальше. Буди своих приятелей — следует посовещаться, что нам делать с этой… Чачей.

— А что со мной делать-то? — раздался из расщелины голос гнома. В следующее мгновение и сам Чача предстал перед собеседниками, разгребая остатки сугроба и почесывая пузо, которое прикрывала спутавшаяся бородища.

— Нечего здесь решать! — объявил он. — Коль вы идете на север, я с вами — никуда вы от меня не денетесь…

— Это мы еще посмотрим, — возразила девушка.

— И смотреть нечего! — взревел гном. — Не возьмете в компанию — по следам пойду! На снегу нынче следы видать за милю, а ходоки мы, гномы, завидные…

— Пристрелю! — угрожающе промолвила Мена, и глаза ее превратились в узкие щелочки.

— А я, сударыня, смерти не боюсь, знаешь ли… — подбоченясь промолвил гном. — После смерти мы, гномы, уходим к детям Илуватара! И сопровождает нас в этом, последнем пути, сам валар Аулэ… К тому же, я и так уж распрощался со своей неудавшейся жизнью! Жаль лишь, что детей у меня нет…

Гном горестно покачал головой:

— Нет, стрелами своими ты меня не запугаешь, госпожа…

— Ой, ли? — раздался из-за сугроба насмешливый голос Мерика. — Ты же сам, поди, намедни рассказывал нам, как драпал от стрел обозных людишек!

— Я не от стрел драпал! — нахохлившись, возразил Чача.

— А от чего?

— Я драпал — и это верно — от тучи стрел… — угрюмо ответил гном.

— М-да… — произнесла, подумав некоторое время, Мена. — Разница существенная! Похоже, выхода у нас нет…

Впереди, по-прежнему, шла Мена.

Следом, утопая в снежных заносах, проклиная всё на свете, пробирался Фридерик. Альфа уныло семенила рядом, зачастую наступая на пятки «хозяину», или путаясь под ногами…

Приятели, как и раньше, брели неторопливо где-то сзади; время от времени до слуха молодого хоббита доносились их голоса.

Гном (надо полагать) замыкал процессию. Еще утром Чача взгромоздил на свою спину огромный мешок, который звенел и бренчал, пояснив, что в этой торбе де «всё его богатство». Тяжеленный топор, к всеобщему удивлению, гном водрузил себе на плечи поверх плаща и походного мешка, заметив, при этом, что «так легче передвигаться по горам — топорище не бьет по заднице». Данным объяснением хоббиты остались удовлетворены, Мена же — нет.

Размышляя о том, о сем (а чем еще заниматься?), Фридерик не смог не отметить про себя, что отношение его друзей к Мене (после «разборки» с гномом) заметно изменилось. Томми стал обращаться к ней с заметным уважением, Мерик же вовсе прекратил цепляться к девушке, «переключившись» на гнома. Вот и сейчас, похоже, за пеленой косого, подгоняемого северным ветром снегопада, хоббит слышал звонкий голос своего приятеля и басистое ворчание Чачи…

Мена, впрочем, тоже была не прочь временами поболтать. Уж слишком, видать, однообразной и скучной была дорога.

— О чем думаешь? — слегка повернув головку, спросила она хоббита, преодолев очередной, небольшой, каменистый подъемчик.

— Я? — автоматически отозвался Фридерик, понимая всю глупость своего вопроса. — Да так, в основном, ни о чем…

— То есть, надо понимать, твои мозги совсем замерзли? — уточнила девушка. — Думать, как говорится, нечем…

— Н-нет… Конечно же, думаю! — возмутился хоббит. — Если честно, то подумалось, отчего-то, что в это самое время, когда мы бредем невесть куда по этому снежному полю, у нас в Уделе — настоящий праздник! Все веселятся…

— Веселятся?..

— Конечно! В эти деньки в Залучье выпадает первый неглубокий снег, а озера покрываются настоящим льдом, по которому уже можно и кататься. Это всегда весело, а для ребятни — настоящий праздник!

— Ха, праздник… — Мена недоверчиво поморщилась. — Как по мне, нет ничего хуже зимы…

— А еще подумалось мне, — продолжал Фридерик, — что нынче уж достают хоббиты из сундуков прошлогодние понучи…

— Что достают-то?

— Понучи! Так у нас называют зимнюю обувку из козьих шкур… Это… Ну, в общем, похоже на ваши, госпожа, сапожки!

— Тоже мне, сапожки… — хмыкнула девушка. — Ну, знаешь!

— Всё ж лучше, чем месить этот снег босыми ногами…

— Мерзнешь?

— Да уж… — Фридерик вздохнул. — Впрочем, под снегом-то ногам теплее, чем было до того. Истинно говорю!

Некоторое время путники брели молча.

— А еще я вспоминаю, — сказал хоббит, — как представлял себе это путешествие раньше, когда жил себе, поживал в родительском доме… Вам это интересно, госпожа?

— Интересно… — бросив на Фридо быстрый взгляд, промолвила девушка.

— Что уж греха таить, — продолжил Фридерик, — это у меня, пожалуй, наследственное… Батюшка мой — хоть я его и не помню вовсе — был, говорят, изрядным мечтателем! Всё хотел в дальние странствования отправиться, да так его мечтам-то и не дано было сбыться…

— Мне это знакомо… — невесело заметила Мена.

— Поверьте, госпожа, — устало сказал хоббит, — ничем, ну, почти ничем не напоминает мне это путешествие то, каким оно мнилось мне долгими зимними вечерами, когда я тихо и беззаботно жил в Уделе, почитывал Алую Книгу и тоже мечтал о дальних странах…

— Верю…

Хоббит остановился, несколько раз согнулся и разогнулся, чтоб размять занемевшую спину. Походный мешок, почему-то, казался неимоверно тяжелым…

— Госпожа Мена! — окликнул он скрывшуюся за снежной завесой девушку.

— Здесь я… — отозвалась та. — В чем дело?

— Подождите… Есть один вопрос, который меня сна лишает последнее время…

Девушка остановилась, Фридерик различил за белой пеленой снега ее неясный силуэт.

— Ну?..

— Уж извините меня… — Хоббит остановился рядом с девушкой. — Что вас так напугало, когда мы были еще в Тиминской крепости? Что заставило искать спасения в этих северных далях? Погодите, не возражайте! Мне это, действительно, важно!

Мена, прищурив глаза, посмотрела на хоббита. Потом хмыкнула и неопределенно махнула рукой.

— А-а… Сейчас уж, думаю, можно и рассказать… Тем более, каждый раз, когда я про это размышляю, лишь прихожу к выводу, что всё-то мне привиделось. Не могло такого произойти в действительности! Но тогдая прилично перепугалась… Было это вечером, накануне того дня, когда ты с приятелями свалился нам на головы. Вечер выдался, как мне запомнилось, туманным. Уж почти смеркалось, когда я подогнала коз к самым воротам крепости. И тут что-то привлекло мое внимание на востоке. Вижу — меж сплошных облаков зияет чистая полоса звездного неба, и луна, красноватая такая, почти касается самых горных вершин… — Хоббит невольно вздрогнул. — Поверь, никогда подобного не видывала! И вот на этом удивительном фоне я различила тени воинов, скачущих на могучих черных скакунах. Совсем невдалеке от меня… На меня они внимания не обратили, но когда отряд уж начал скрываться из виду, один из всадников неожиданно повернул коня и направился в мою сторону… Странно, я хотела где-то спрятаться, но не могла и шагу ступить. Так и продолжала стоять на месте, как дура, с открытым ртом. Меж тем всадник остановился, не доскакав до меня приблизительно с десяток ярдов. Конь его встал на дыбы, и до меня донесся его голос — мерзкий такой, слова он произносил с непонятным акцентом — «Уходи отсюда! Здесь тебе не место! Возвращайся к своим…» Потом конь резко развернулся, заржал, и всадник скрылся… Небо же вновь заволокли тучи… Тогда я и решила, что это — дурной знак, и следует мне побыстрее покинуть крепость…

— Отряд? Вы сказали — отряд? — спросил Фридерик, и голос его дрогнул. — Сколько же было всадников?

— Девять, — не задумываясь, ответила Мена. — Я это хорошо запомнила, потому что девять — счастливое число у людей…

— А как выглядел тот всадник, что приблизился к вам? — совсем упавшим голосом спросил хоббит. — Его лицо вы разглядели?

— Ничего я не разглядела, — вздохнув, промолвила девушка. — Он был весь закован в тяжелые латы, а лицо было скрыто забралом… Но самое поразительное — я прекрасно запомнила — что сквозь его силуэт просвечивали звезды! Он был каким-то призрачным, не настоящим! И эти странные слова… Ах, довольно об этом! Всё это сдается нынче лишь злым наваждением, не более! Кстати, у меня тоже есть к тебе вопросик, который мешает мне спокойно спать по ночам!

Фридерик нахмурился, отведя взгляд в сторону. Сквозь падающий косой снег проглядывались фигуры приятелей, неспешно нагоняющих их с Меной. Где-то недалеко слышалось бренчание походного мешка гнома и его сопение.

— Что это за словечко такое каверзное, которое вы с приятелями частенько произносите? — спросила девушка. — Ранее я такого не слыхивала…

— Какое? — удивился Фридерик.

— «Чёрт»! Ругательство, что ли?

Хоббит рассмеялся:

— Никакое это не ругательство, быстрее присказка! А еще вернее сказать — из детской сказки! Есть там такой негодник, который детишек непослушных ворует, относит к себе в горную пещеру да там съедает. Зовут его Чёрным троллем, а сокращенно — чёртом! Так и говорят: будешь себя плохо вести, чёрт тебя задерет… Хотите, госпожа, расскажу сказку-то?

— М-м… Нет, пожалуй, — разочарованно ответила Мена. — Как-нибудь в другой раз…

Остаток дня путники брели молча. Фридерику же было, о чем подумать.

«Девушка тоже видела моих зловещих преследователей! А ведь до недавнего времени казалось, что призрачные всадники привиделись лишь мне одному… Нет, стоп! Альфа тоже их видела и даже, кажется, что-то о них знала! Как плохо, что я так и не нашел случая, чтобы поговорить с собакой»! Но последнее время его ни на минуту не оставляли одного, рядом постоянно кто-то крутился… Впрочем, Фридерику и так казалось, что разгадка совсем рядом, буквально руку протяни…

Вечером, сидя у догорающего костерка (приятели уж зарылись в одеяла и посапывали), хоббит извлек из мешка тщательно упакованную «Алую Книгу Западных Пределов».

— Что это такое? — поинтересовалась Мена, заглядывая через плечо хоббита. — Никак рукопись какая-то, что ли?

— Да так… — проворчал тот, стараясь повернуться к девушке спиной. — Хочу кое-что освежить в памяти.

— А-а… Ну-ну!

— А нам, гномам, рукописи ни к чему! — заявил Чача, позевывая. — Мы своих преданий не забываем, так что и освежать память нам незачем!

С этими словами гном с кряхтением повернулся на другой бок и вскоре стал похрапывать.

Меж тем, Фридерик в неярком свете тлеющих угольев принялся листать пожелтевшие страницы старой повести. Очень скоро он натолкнулся на упоминания о «черных всадниках», преследовавших Фродо Торбинса, когда тот пробирался к Раздолу — легендарному эльфийскому Имладрису… «Запавшие их глазницы светились острыми, беспощадными взглядами, на сединах — серебряные шлемы, в руках — стальные мечи». Нет, пока что-то не очень похоже…

Хоббит продолжал неторопливо перелистывать рукопись и кое-что припомнил. «Альфа же как-то их, его преследователей, прозвала… Как же? Насулы? Нагулы?.. Назгулы!!!» Фридерик даже хлопнул себя по лбу! Конечно же, назгулы! Это слово и тогда показалось странно знакомым, а теперь и подавно! Он стал перелистывать страницы быстрее и вскоре нашел то, что искал.

«…Назгулы, они появились опять. В этот раз — как Черные всадники. Им удалось переправиться через реку…» И далее: «…сражение с Девяткой назгулов устрашит и самого отважного… Все они в прошлом — великие воины, а их Предводитель — чародей и король — наводил ужас на своих врагов, даже когда еще не был призраком…» Призраком — вот оно! И еще, чуть погодя: «…девятеро черных кольценосцев опять начали свою призрачную жизнь…» Вот те на! Очень многое сходилось — нынешних преследователей (в том, что его преследуют, Фридерик был почему-то уверен) также было девять. Они явно были призраками — Фридерик припомнил не только пренеприятную встречу с всадниками невдалеке от собственного дома, но и странные, необъяснимые сны, преследовавшие его последние годы… Кстати, о той, единственной встрече с призраками: тогда ему показалось, что звезды отражаются в черных доспехах воинов! Но, возможно, ему только показалось? Сейчас, услышав рассказ Мены, хоббит не был в этом уверен… Может быть, небосвод — действительно — просвечивал сквозь тела призраков? Признаться, он не помнил, просто не мог восстановить в своей памяти детали той мрачной встречи. Но многое совпадало с рассказом девушки — звездная ночь, низкая, красноватая луна…

Впрочем, были и существенные различия с тем, как это описывалось в Алой Книге… У «тех всадников»лишь тела были призрачны. А вот лошади, оружие и плащи были самыми, что ни есть, настоящими. В его же (Фридо) случае, похоже, и доспехи, и мечи, и скакуны также были нереальны… Во снах, к тому же, присутствовала загадочная черная башня, ажурный и кажущийся хрупким мост, грозное ущелье, занесенное снегом… К чему эти сны? Как они связаны с реальностью?

Фридерик вздохнул и отложил Алую Книгу в сторону. Тем более, что угли и вовсе погасли, а добавлять дровишек в костер, либо зажигать лучину, не хотелось. Отлежника и так уж почти не оставалось…

«Итак — назгулы… — подумал хоббит. — Но, если верить той же рукописи, главарь Черных всадников, увенчанный короной, пал в битве у стен Минас-Тирита от руки ристанийской княжны. Остальные восемь сгинули со своим Властелином, когда было уничтожено Кольцо Всевластья… Кем же (или чем) тогда являются нынешние преследователи? Что им нужно? Кому они служат? Что означают их странные слова — «мы нашли тебя, ты — наш»? И ни слова о таинственной Книге, что покоится на самом дне моей котомки… Кстати, в тревожных снах Книга, почему-то, не присутствует также! Что это может означать?..»

Фридерик очередной раз вздохнул и стал залазить под одеяло, готовясь отойти ко сну. «Ах, — подумал он, — с какой бы радостью я отнесся ко всему этому так же, как Мена — посчитал бы всё это лишь глупым, дурацким наваждением! Если бы не было снов… Интересно, снилось ли что-либо подобное девушке? Надо будет, как-нибудь, аккуратно ее порасспросить…»

Очень хотелось с кем-либо посоветоваться, поделиться своими мыслями и сомнениями. Но с кем? Не с Чачей же?

Фридерик улегся поудобнее — насколько это, вообще, было возможно на голых, острых камнях приютившей их расщелинки — накрылся с головой лёжником и, прижав к груди любимую Алую Книгу (не паковать же ее в потемках!), почувствовал, что засыпает. «Эх, — подумал он напоследок, — разберусь ли я когда-нибудь во всей этой катавасии?..»

Прошло уж недели две, как путники покинули окрестности Тиминской крепости.

Ничего особенного не происходило. Никак не переменился и ритм их неторопливого движения. Ветер не утихал, но снегопад почти прекратился. Лишь отдельные снежинки лениво скользили в морозном воздухе. Правда, в предыдущие дни зима и так постаралась наславу — нередко хоббиты проваливались в снежные заносы по пояс. Хуже всех приходилось, естественно, Альфе, умудрившейся пару раз провалиться в занесенные снегом трещины с головой.

Облаков на небе поубавилось, и порой путники могли полюбоваться видом лоскутков голубого неба меж хлопьев тумана («Мы слишком высоко в горах, — пояснила девушка, — тяжелые облака сюда не подымаются»). Но солнца видно не было…

Ближе к полудню Мена, по-прежнему возглавлявшая небольшой отряд, остановилась и, не дожидаясь отставших спутников, устало заявила:

— Есть три новости… Одна хорошая, вторая — плохая, третья — еще хуже! — Девушка тяжело дышала и, казалось, заметно нервничала. — С чего изволите начать?

Озадаченные таким вступлением, Фридерик и подоспевший гном лишь переглянулись.

— Ну-у?..

— Мм… — почесав бороду, промолвил Чача. — Мне кажется, что всегда следует начинать с плохих новостей…

— В данном случае, это не проблема, поверьте, — девушка невесело усмехнулась. — Однако, я всё же начну с хорошей… Впереди начинается подъем! А значит, дорога идет к перевалу…

— Вот это — хорошая новость! — воскликнул Мерик, приближаясь к прочим спутникам. Вслед за ним, тяжело опираясь на посох, плелся Томми.

— Не совсем… — Мена нахмурилась. — По моим расчетам мы уже должны были быть на перевале, а оказывается, что прошли лишь часть пути… По времени, — заметила девушка, — не по расстоянию! А значит, движемся мы непозволительно медленно…

— Ха! — воскликнул Мерик. — Хорошо еще, что мы передвигаемся вообще! — И посмотрел на свои синие, в кровоподтеках, ноги.

— Верно, — согласилась Мена. — Так было до сих пор… Теперь нам следует принять решение… Ответственное решение! Сейчас еще есть возможность повернуть назад, но через пару дней ее уже не будет…

Девушка хмуро оглядела путников — всех по очереди. Никто не промолвил и слова.

— Ну, что ж… Похоже, мы все утвердились в своей решимости — во чтобы-то ни стало преодолеть этот чёртов перевал! Прекрасно! — она вздохнула, кажется, с облегчением (так показалось Фридерику). — Только теперь — хочешь, не хочешь — придется двигаться быстрее! Мне кажется, следует идти и по ночам…

— Это почему же? — в один голос воскликнули хоббиты. — А как же заслуженный отдых?

— Далее следуют открытые места, и нам негде будет укрыться от снега и ветра, — терпеливо пояснила Мена. — Если остановимся на долгое время, можем замерзнуть! Улегся спать, хлоп — и не проснулся… Не знаю, как вас, но меня такая перспектива не радует!

Хоббиты недоверчиво переглянулись и насупились. Как всем известно, зрение у хоббитов завидное, и передвигаться в ночную пору им не привыкать. Но в данном случае приятелям стало, мягко говоря, не по себе. Одно дело, когда путешествуешь по знакомым местам, и совсем другое дело — незнакомые, неизведанные горы…

— Ну что ж, мы, гномы, и не к такому привычные… — рассудительно согласился Чача, меж тем. — Но какая же новость еще хуже? Похоже, хужее уж некуда…

— Не знаю, как это объяснить, — начала девушка и замолчала.

— Объясни уж, как можешь, — устало промолвил Томми.

— Сдается мне, что последние дни кто-то движется вслед за нами в сторону северного перевала, — негромко промолвила Мена, покусывая нижнюю губу. — Я почти уверена…

— Не понял! — фыркнув, произнес Мерик. — Пусть себе движется, да хоть и так!

— Сколько их? — настороженно поинтересовался Фридерик.

— Не могу сказать…

— Зверь? Человек? — серьезно спросил Томми, подозрительно оглядывая окрестные скалы.

— Не знаю… Очень хорошо скрываются…

— Не беда! — прогремел голос гнома. Он решительно выхватил из-за плеч свою секиру и покрутил ею над головой. — Нам, гномам, что человек, что зверь — ничего не страшно!

— Э-э! — Мерик опасливо посторонился. — Ты, того, полегше…

— Может быть, я и ошибаюсь… — закончила девушка. — Но уж лучше нам быть настороже!

С этими словами она первой двинулась в путь.

— Эх, похоже, другого пути у нас нет… — прокряхтел гном и, двинувшись вслед за девушкой, воскликнул:

— Ты только не подведи нас, госпожа! Оч-чень прошу! Оч-чень надеюсь!

Следующим двинулся с места Фридерик. Душа его наполнилась оч-чень неприятными предчувствиями…

Как известно, в старину хоббиты предпочитали путешествовать по ночам. Завидное зрение, умение двигаться почти бесшумно, а при случае и быстро прятаться, ни раз выручало маленьких странников в те далекие, тревожные годы. Однако те времена канули в лета — нынче уж нет такой необходимости скрываться от нежелательных глаз. Но былой сноровки хоббиты не утратили. Потому, ночные переходы давались Фридерику и его приятелям не так уж и тяжело, хотя Мерик не переставал ныть по этому поводу.

Девушке, казалось, двигаться по ночам было, также, не привыкать. А вот Чача всех изрядно удивил: гном оказался не в меру подслеповат («в пещерах нам, гномам, зрение ни к чему, мы и с закрытыми глазами отыщем, что нужно» — пояснил он), частенько поскальзывался и проваливался в неглубокие расщелины, ругаясь и проклиная весь белый свет.

Впрочем, сопение гнома, его незлобные проклятия да скрип снега под ногами были, пожалуй, единственными звуками, которые издавали усталые путники. Долгая ночь не располагала к разговорам, но и не позволяла разбредаться — потому все двигались одной гурьбой, наступая, подчас, друг другу на пятки. К тому же, недавнее предупреждение Мены заставляло таки быть настороже. При каждом постороннем звуке хоббиты вздрагивали и хватались за мечи, подозрительно озирая окрестности. Но каждый раз тревога оказывалась ложной — если кто-то и двигался на север невдалеке от путников, то ничем не давал о себе знать. И постепенно приятели успокоились…

Ночи оказались не такими уж и темными — неяркий лунный свет просеивался сквозь тонкую пелену облаков, снегопад же и вовсе прекратился. Этого казалось вполне достаточно, чтобы различать белую поверхность занесенной снегом дороги, предательские трещины и силуэты ближайших скал. Остановок же в ночное время путешественники почти не делали, предпочитая отдыхать днем.

Так прошло пару дней. Дорога, петляя, заметно подымалась всё выше и выше в горы. Несколько раз на пути попадались неглубокие ущелья, и каждый раз путники вынуждены были искать обход. Однажды и вовсе пришлось повернуть назад, пройдя не меньше мили, чтобы найти другой путь. Всё это подталкивало Фридерика к неприятным размышлениям о том, что девушка, возможно, уж давно потеряла древний тракт, и они движутся на север наугад. Однако Мена уверенно продолжала возглавлять небольшой отряд, ни разу ни усомнившись (вслух, по крайней мере) в правильности выбранного пути. Потому о своих подозрениях хоббит предпочел не распространяться.

В очередной ночной переход, уж после полуночи, дорогу путешественникам преградило глубокое — насколько можно об этом судить в потемках — ущелье.

— Эко невезение! — прокряхтел Чача, щуря глаза и пытаясь разглядеть дно расщелины. Мена лишь негромко выругалась.

— Похоже, мы таки сбились с дороги, — вздохнув, промолвил Томми. — Что будем делать?

Вопрос, естественно, адресовался девушке.

— Тоже мне вопрос! — хмыкнул Мерик. — Разведем щас костерок да будем хоровод водить…

— Дайте подумать! — угрюмо прервала его девушка. — Если мы и сбились с дороги, то совсем недавно. Знать, тракт где-то вильнул, а я не заметила в темноте. Полагаю, надо поворачивать влево и двигаться вверх вдоль ущелья…

— Ха! — воскликнул Мерик. — С таким же успехом он мог вильнуть и в другую сторону! Не хватало нам еще пробираться на север, прыгая по голым скалам, что горные козлы!

— Здесь все пути-дороги тяжелые, — огрызнулась Мена, — что тракт, что обычные горные тропы! Но не все они ведут на север! Нам главное — направление не потерять, а там уж какая-то тропа да отыщется!

— Мена права, — решительно поддержал девушку Томми. — Если двигаться вниз вдоль ущелья, рискуем и вовсе в другую сторону уйти. Ведь, как тебе, Мерик, известно, ущелья обычно лишь становятся глубже и шире книзу. А там, глядь — и переходят в долины! Нет уж, если мы хотим его обойти, следует идти к верховьям!

— А может быть, заночуем здесь? — неожиданно предложил Чача. — Утро вечера мудреней! При свете дня, глядишь, и обход быстрее найдется… Да что там! Может быть, мы и так эту трещинку осилим — напрямик!

С этими словами гном бросил вниз небольшой камень. Звонкое эхо донесло до слуха путников гулкие удары камня о камень.

— Глубокое… — сообщил Мерик.

— Нет, — с сомнением покачал головой Томми. — Похоже, что так просто мы эту трещинку, всё-таки, не одолеем…

Фридерик, с детства не любивший «острых ощущений», предпочел не приближаться к выщербленному краю ущелья, в разговоре не участвовал и лишь рассеянно разглядывал окрестные скалы. В неясном ночном свете они выглядели монолитной, черной, каменной стеной. Лишь по светлым полоскам снега можно было судить о возможных более пологих участках, проходах, трещинах. Ближайшие (шагов на десять) камни он мог разглядеть достаточно отчетливо, а дальние утесы и вовсе сливались с темным, серым небом. При этом, окружавший мир казался каким-то плоским, серым, напрочь лишенным объема и перспективы. И на фоне этого однообразного, темно-серого окружения перед глазами хоббита вспыхивала и гасла одинокая, неяркая звездочка!

Хоббит закрыл глаза и отчаянно затряс головой. «Галлюцинации, — подумал он, — зайчики перед очами прыгают! Интересно, что сказал бы по этому поводу старик Барсукс? Эх, ничего бы не сказал! Ведь он уж давно помер…»

Фридерик открыл глаза и с немалым удивлением обнаружил, что «звездочка» никуда не делась. Более того — она становилась всё ярче и ярче! Хоббит сделал небольшой шажок вправо, и огонек пропал — скрылся за скалами, надо понимать. Хоббит неуверенно сделал несколько шажков в другую сторону — огонек появился и тут же вновь исчез…

— Костер, — негромко промолвил Фридерик. — Ух-ты! — И уже громко, во весь голос воскликнул:

— Костер! Я вижу костер меж скалами!

— Что? Что такое? — гном первым оказался подле хоббита. — Где? Я ничего не вижу!

— Стой, не двигайся… — Мена неслышно очутилась рядом, сжав руками плечи хоббита. Фридерик почувствовал теплое дыхание девушки на щеке. — Действительно, похоже на костер!

— Почему мы ничего не видим? — обиженным голосом произнес Мерик.

— Потому, что свет от костра виден лишь с одного места — там, где стоит Фридо, — пояснила Мена. — Станьте за его спиной — увидите!

— Точно! — согласился гном. — Но кто же скрывается за этими скалами?

— Скрывается? — Мена лишь покачала головой. — Как-то не похоже, чтобы он скрывался! Глядите, костер-то всё сильней разгорается! Вот уже и ближайшие скалы видны!

— Да он и вовсе недалеко! — удивился Томми. — Ярдов сто от нас вверх по склону...

— Ох, не нравится мне это! — произнес Мерик. — Такое впечатление, что нас заманивают…

— Мне это тоже не нравится… — согласилась девушка. — Тем более, что мы как раз и собирались обходить ущелье, двигаясь в ту сторону!

— Мм… А нам, гномам, чем больше света — тем лучше! — проворчал Чача, поплевывая на ладони. — Щас и разберемся, кто там нас приманивает, и зачем…

С этими словами гном потянулся за своей секирой. Хоббиты переглянулись и положили руки на рукояти мечей. Мена медленно (оч-чень медленно!) достала из-за плеча лук и неуловимым движением извлекла из колчана стрелу. Альфа негромко заворчала, но Фридерик постарался успокоить собаку, погладив ее по мокрой голове.

Пламя меж тем всё сильнее разгоралось. Осторожно, скрываясь за камнями, стараясь не шуметь — с оружием в руках — путники приближались к загадочному костру. Меж тем огонь играл с ними в очень злую игру. А, попросту говоря, слепил, не давая толком разглядеть, что же происходит рядом с костром. Впрочем, у Фридерика создалось впечатление, что у костра никого нет — лишь неясные силуэты окружавших небольшую, плоскую площадку скал да причудливые, пляшущие тени на ближайших камнях. «Вот уж влипли! — отчаянно подумал хоббит. — Те, кто разжег костер, уж наверняка, попрятались за скалами! Они нас прекрасно видят, а мы как слепые котята…»

Додумать мысль, впрочем, хоббит не успел. Один из «камней» слегка пошевелился — Фридерик разглядел, наконец-то, тень сидящего у костра человека — и зычный голос произнес:

— Приближайтесь, приближайтесь… Я вас и так вижу! Но уж очень хочется глянуть сблизи на столь странную компанию…

От неожиданности Фридерик вздрогнул. Альфа у его ног зарычала. Рядом заскрипела тетива лука, и глухо проворчал что-то невнятное гном.

— А оружие оставьте… — продолжил незнакомец. — Оно вам — со мной — ни к чему! Подходите ближе, не бойтесь…

— А мы и не боимся! — громко заявил гном и первым ступил в полосу яркого света, крепко сжимая в руке секиру. — И вообще, мы, гномы, никого не боимся! Только ты своего имени не называл! И чего тебе от нас надо, мы не слыхивали!

Незнакомец лишь примирительно поднял вверх руки.

— Спокойнее, гном, спокойнее… — произнес он. — Еще не пришло время для твоей секиры! И ты, девушка, спрячь стрелу в колчан! Я же сказал, оружие вам не понадобится…

— Да кто ты такой? — воскликнула Мена и двинулась в сторону ослепительного пламени. За ней засеменили и хоббиты.

— Неужели этот несущественный вопрос всех так волнует? — человек усмехнулся (или Фридерику так показалось). — Извольте… Я тот, кого в этих местах называют Северным Стражем! У меня к вам есть несколько вопросов. И поверьте, если я задаю вопросы, то на них, уважаемые путники, лучше отвечать!

«Ох, — невольно вздрогнул Фридерик. — Северный Страж! Вот только этих неприятностей нам и не хватало!» Он припомнил недавний рассказ девушки о жестоких северянах, и ему стало не по себе…