Глава 9. Вчервером на север

Высоко вверху, в проеме бойницы сидела Мена, неторопливо сворачивая хоббитскую веревку. Одной ногой девушка упиралась в стенку бойницы, второй лениво покачивала в воздухе.

— Эй, — воскликнул Мерик. — Ты что удумала? А ну, немедленно спусти веревку вниз!

— С какой стати? — спросила девушка. — Вы, разлюбезные хоббитцы, или как вы там себя величаете, покусились на чужое добро! За это надо прилежно наказывать…

— Это не твое добро! — закричал Мерик.

— Но и не ваше…

— Брось сейчас же шутки шутить, — взревел Томми, — не то заработаешь! Вот только вылезем… Уши оборву!

— Во-первых, будьте так любезны, не хамить мне и, в особенности, не «тыкать», — повысив голос и помахивая свернутой веревкой, заявила Мена. — Во-вторых, откуда вы взяли, что я шучу? И, в третьих, без моей помощи вам оттуда не выбраться! Так и будете сидеть тут, пока ваши родственнички не заявятся…

Томми в сердцах сплюнул.

— Я же говорил, — негромко заметил Фридерик, — уж больно подозрительно всё это…

— И я предупреждал… — вставил Мерик.

— Предупреждал… Подозрительно, — прошипел Томми. — А я с самого начала говорил, что она неспроста нас сюда заманивает!

— Надо бы прояснить, чего она от нас хочет-то…

— Прекрасненькая мысль! — сказал Мерик. — Вот ты, Фридо, и побеседуй со своей приятельницей. Я — пас!

— Фу! — фыркнула Мена. — Приятельница… надо же!

Фридерик откашлялся.

— Послушайте, госпожа Мена, — смиренно начал он, — если мы вас чем-то прогневили, просим нижайше нас извинить…

— Я предполагала, что с тобой, Фридо, будет приятнее беседовать, чем с твоими дружками-грубиянами, — отозвалась девушка. — Продолжай!

— Мы забрались сюда безо всякого злого умысла, поверьте! Только, чтобы проверить свои подозрения, которые вы же сами, кстати говоря, в нас разожгли… Если же вы, действительно, над нами подшутили и эти сундуки принадлежат вам, мы готовы ничего не трогать и мирно удалиться…

Мена опять фыркнула.

— Я как-то не могу поверить, — продолжал хоббит, — что вы, госпожа, готовы сгноить нас заживо за столь невинный проступок…

— Ха, невинный…

— Может быть, э-э… Если вы соизволите сказать, что вам от нас надобно, мы сможем как-то договориться? Оттого же, что мы сидеть в этой яме будем, вам, думаю, никакой пользы! Ну, помрем мы с голоду…

— Не помрете! — уверенно сообщила девушка. — Я вам сверху еду кидать буду, табачок… Водичку буду спускать на о-очень тоненькой веревочке… Будете вы у меня, что домашние животные! Ах! Всю жизнь мечтала завести ласковых, прирученных, домашних свинок…

— Я т-те покажу «свинок», — не выдержав, заревел Томми. — Я т-те покажу «домашних животных»! Хватит, Фридо, с ней нянькаться! Мерик! Тащи сюда сундуки! Ставим один на другой… Камни давайте!.. Думаешь, окаянная девка, не выберемся? Выберемся, еще и как выберемся! Ух, и получишь ты у меня!..

— Да ладно, — произнесла Мена, невинно пожав плечиками. — Пошутила я… Держите ваш мотузочек!

Грязные и злые, как стая бездомных собак, хоббиты спустились вниз. Мена спокойно дожидалась приятелей, сидя на мокром валуне и подбрасывая в воздух мелкие камушки. На хоббитов она не глядела.

— Ну-с, гас-па-жа Мена, — промолвил Томми с издевкой, встав перед девушкой «во весь рост», гордо подбоченясь и выставив вперед ногу, — может, объяснишь честной компании, что это всё… означает?

— Я же сказала, — не отрывая глаз от камушков, неохотно ответила Мена. — Я пошутила…

— Ничего себе шутки, — прошипел Мерик, сжимая кулаки. — Да я тебе!..

— Ничего ты мне не сделаешь! — спокойно заметила девушка, с вызовом глянув на хоббита.

Фридерик бочком втиснулся меж друзей и Меной. Примирительно подняв вверх ладони, он произнес:

— Давайте не будем! Госпожа Мена, позвольте всё же спросить — уж не обессудьте! — какого чёрта вам от нас надо! Зачем вам, вообще, нужно было рассказывать мне про Кролову схованку-то?

— Хотела проверить вашу смекалку…

— Ну, и как? — недобро прищурившись, поинтересовался Томми.

— Удовлетворительно… — ответила девушка, впервые с опаской глянув на хоббитов.

Наступило непродолжительное молчание. Хоббиты исподлобья поглядывали на странную девушку.

— Ну, ладно, — наконец произнесла та. — Не думала, честно говоря, что вы так разволнуетесь… Думала, услуга за услугу!..

— О какой услуге-то идет речь, я что-то не пойму? — осведомился Томми.

— Ну, как же? — усмехнулась девушка. — Я ведь «продала» вам ваших же родственничков…

— А это точно их добро? — воскликнул Мерик.

— Точно-точно, — подтвердила Мена. — Даже не сомневайтесь!

— И что же взамен? — осведомился Томми.

— Хотела узнать, куда вы дальше путь-то держите? — невинно улыбнувшись, ответила девушка.

— И всего-то!? А проще как-то нельзя было?..

— Когда вы заявились сюда, — принялась пояснять Мена, отбросив со лба прядь золотистых волос, — я вначале подумала то же, что и старуха. Пришли — так получается! — по свежим следам обоза, своими же соплеменниками интересуются, ну и прочее… Дальше, надеюсь, понятно — продолжать не стоит? Но потом мне пришла в голову мысль, что, возможно, вы направляетесь куда-то в иное место. Крепость — просто очередная остановка на пути! Надо признаться, что за время нашей достаточно продолжительной беседы с приятелем вашим Фридо почти убедил меня в обратном…

— Что значит «почти»? — поинтересовался Томми.

— Я проследила за вами прошлым вечером и подслушала ваши разговоры…

— Вот негодница! — воскликнул Мерик. — Совсем совесть потеряла?..

— Я с чужих сундуков замки не срывала! — парировала Мена. — Так что с совестью у меня полный порядок!

— И что ж ты услышала? — хмуро спросил Томми.

— Немного, надо признаться… Но этого достаточно, чтобы понять, что в Восточную долину вы возвращаться не намерены! Здесь вам тоже делать нечего — бабка вас не приютит: лишние рты ей ни к чему! Так что, придется вам мотать отсюда…

— Это мы еще посмотрим, кому «мотать» придется… — нахохлившись, произнес Мерик.

— Пути на запад отсюда нет, — продолжала между тем девушка. — Остается юг и северное направление. На юг, кстати, я бы вам двигаться не советовала…

— Почему? — угрюмо спросил Фридерик.

— Там не место таким, как вы!

— Каким таким?...

— Ну, как бы это сказать… — Мена нахмурилась. — В Хордии не привечают «не людей»…

— Это кто тут — не люди!? — возмущенно воскликнул Мерик.

— Понимайте, как хотите, — пожала плечиками Мена. — Я сказала то, что сказала! На юге не любят «не людей» — гномов, эльфов и прочих… А значит, путь у вас один — на север!

Томми хмыкнул:

— А на севере, значит, нас полюбят?

— Этого я не могу сказать, не знаю, — вновь нахмурив лобик, произнесла девушка. — Но на юге, точно, вам делать нечего! Разве что по лесам скитаться…

— Хм… Интересная логика! Только должен, госпожа, вас огорчить. Поскольку мы, знаете ли, еще не решили, в какую сторону двинемся…

— Ну, так знайте, — решительно промолвила Мена, — если намеритесь податься на север — я с вами! Только думайте не очень долго — снега не за горами…

С этими словами она легко поднялась и бесшумно исчезла за пеленой тумана. Хоббиты лишь проводили ее угрюмыми взглядами.

— Да, братцы, попали мы… — невесело произнес Томми.

— Ты что, девки этой испугался? — удивленно воскликнул Мерик. — Да, тьфу на нее!

— При чем тут девка? Я о другом… Времени, похоже, у нас, действительно, в самый обрез! Не сегодня-завтра Кролова банда сюда, как пить дать, заявится! Не станут они рисковать и оставлять свой тайник без присмотра… Драпать нам надо! Только куда — на юг ли, на восток?…

— Кому — юг, кому — восток… А мне-то, как не крути, выпадает лишь одна дорога… — меж тем, пробормотал в раздумье Фридерик. — Эй! Вы мне лучше скажите, Альфу-то последние дни кто-нибудь видел?

Муфлон, дикий горный баран, стоявший на краю высокого каменистого уступа, с явным неудовольствием озирал долинку, лежащую у его ног. Он воинственно перебирал копытами, скалил зубы и нервно помахивал коротким хвостом. За спиной барана испуганно жалось к скалам его немногочисленное семейство — три самки и подросший за короткое лето выводок. За них, как положено вожаку стада, он был в ответе всё то время, которое придется провести в опасном переходе, спасаясь от лютой зимы на южных, более благодатных пастбищах.

Время торопило, да и путь был неблизкий, хоть и до боли знакомый. Поэтому всякое неожиданное препятствие раздражало вожака. А препятствий всегда бывало немало. То окаянные людишки брались охотиться на его невинное стадо (приходилось делать немалый крюк по горам, чтобы сбить преследователей со следа). То на пути встречался опасный, но, к счастью, редкий горный хищник — снежный барс. Спастись от него, не потеряв кого-то из семейства, было чистой удачей. Приходилось иногда по несколько дней кряду, скакать, сломя голову, по отвесным горным склонам в надежде, что хитрый охотник устанет или отвлечется на другую добычу.

Самым страшным препятствием могли стать горные орлы. Если уж те замечали прячущееся меж камней стадо, то могли погубить всё семейство до последнего.

Причина же нынешней остановки заключалась в том, что вожак никак не мог решить, как поступить на этот раз: бежать, прятаться или просто игнорировать неожиданную преграду.

Преградой оказалось странное, невиданное доселе животное, внезапным своим появлением преградившее знакомый с детства путь. Тяжело сопя, оно примчалось недавно откуда-то с востока и теперь, видимо, отдыхая, возлежало на камнях у самого края бездонной пропасти. Животное было крепкое и крупное, хоть и поменьше муфлона. Шерсть была короткая и черная, переходившая в рыжеватые пятна на массивной груди и крупных лапах. Хвост был коротким, словно обрубленным. Массивная, квадратная голова заканчивалась тяжелыми, треугольными ушами. Длинный, розовый язык свисал меж острыми клыками, украшавшими мощные челюсти. Лишь один раз невиданное животное лениво повернуло голову в сторону приплясывающего на месте вожака стада, но красноватый блеск небольших, выпуклых глаз муфлону оч-чень не понравился.

Меж тем, казалось, что семейство горных баранов, вроде, и вовсе не заинтересовало чужака, что было странно и крайне необычно (с точки зрения вожака, естественно). Наоборот, всё внимание незнакомого животного было приковано к еле различимому в сером тумане черному пятну на другом краю пропасти. В сумерках ущелья было трудно определить, что это: то ли нависающая над самым обрывом скала, то ли полуразрушенные остатки какого-то древнего строения.

Впрочем, вожаку это было не интересно. Главное, что странное животное, похоже, не проявляло должной агрессивности. Приняв, наконец, решение, муфлон гордо вскинул голову с массивными, закрученными рогами, ударил копытами и пронзительно заблеял, вызывая противника на честный поединок.

Но противник повел себя крайне странно. Он вдруг поднял вверх голову и протяжно завыл.

Вой отразился от ближайших скал и, унесшись к другой стороне ущелья, должен был бы затихнуть. Но этого не произошло. Через несколько мгновений до чуткого слуха муфлона донеслось усиленное во много крат эхо. К вою странного животного примешались другие пронзительные звуки, от которых дрожь пробежала по телу вожака. Казалось, на вой отозвалась стая голодных, свирепых хищников.

Вой всё усиливался. И когда вожак почувствовал, что кровь начинает стыть в его жилах, а страх пронзает тело, он бросился наутек вверх по склону, обрушивая из-под копыт лавины мелких камней. За ним припустило и всё стадо.

Меж тем, леденящий душу вой отразился от отвесных стен ущелья и унесся вдаль…

— Слышали!? — Фридерик резко остановился и схватил приятелей за руки. Все ненадолго застыли на месте.

— Визг какой-то или вой, не разберешь… — прислушавшись, подтвердил Мерик. — Прямо мурашки по коже — до чего мерзкий!

— Далеко, — уверенно сообщил Томми. — Но то, что звук оч-чень пренеприятный, ты, Мерик, прав! Никогда такого не слыхивал…

— Не нравится мне это… — промолвил Фридерик. Уж слишком знакомыми показались эти странные звуки хоббиту. Давно, ох и давно, не слышал он этот леденящий душу вой! Кажется, с того самого дня, как покинул родные места… Хоббит уж начал надеяться, что страшные призрачные всадники где-то затерялись, оставили его, бедного, в покое. Да знать, не с его счастьем, как говорится! И недобрые предчувствия заставили молодого человека поежиться.

— Не к добру всё это, как сказал бы старик Барсукс… — добавил он, тяжело вздохнув. — Надо бы, да поскорее, отправляться в путь. Уж и не знаю куда, на юг ли, на север…

— Нам, как ты понимаешь, всё равно, — заметил Томми. — Выбирать тебе…

— Вот что я т-те скажу, друг мой разлюбезный Томми, — воскликнул Мерик, топнув ногой. — Ничего-то от Фридо ты не дождешься! Когда ж такое было, чтоб наш приятель какое-либо решение самостоятельно принял? Он только ныть горазд, да охать! Знать, от природы ему большего не дано… Самим нам придется, в очередной раз, выбор за него делать. Потому послушайте меня, дурака, хоть раз в жизни! Нечего нам тут более делать! Но и время тянуть не следует — зима не за горами! Путь у нас один — на север! А потому, возвращаемся быстрехонько в бабкино жилище, забираем торбы и чешем прямиком к Кроловой башне! Ты, Томми, внизу подождешь, покараулишь… А мы с Фридо наверх смотаемся! Я, так уж и быть, сам вниз спущусь, мечи прихвачу и золотишка, сколько влезет. Думаю, в пути пригодится… А затем — сразу! — прямиком на тракт и айда на север! За пару переходов мы далеко уйдем, никто нас не догонит! Главное, до этой эльфийской башни добраться, а там — не пропадем!..

— И то верно, — кивнул Томми. — Чего время попусту терять-то?

— А еда? — напомнил Фридерик. — У нас же торбы пустые! Далеко ли мы уйдем?

— Проклятье! Фридо прав… Эх! Придется, видать, старухин чуланчик потрусить, — промолвил, хищно ухмыляясь, Мерик.

— Да как же так можно!? — воскликнул хоббит. — Ведь ей же целую зиму здесь куковать!

— У тебя есть предложения получше? — осведомился Томми. — Может быть, умыкнем пару коз, которых ты самолично будешь на веревке тянуть за собой по этим горам окаянным?

— А собака?.. — взмолился пристыженный Фридерик. — Как же она?

— А что — собака? Подумаешь… — махнул рукой Мерик. — Не впервой она уходит, сам знаешь! Захочет, сама найдет тебя, не беспокойся! По следу разыщет… И вот еще что! Девку эту, Мену, ни в коем разе брать с собой не следует! Кто знает, что у нее на уме, какие еще «шуточки» в запасе? Она, уж точно, плетет что-то, хитрит… К примеру, на север она давно могла податься с любым обозом! А так выходит, что, вроде, она нас только и дожидалась… Вы, как хотите, а мне эта мазелька очень уж подозрительна!

— Я тоже предпочел бы никого не брать в нашу компанию без причины, — согласился Томми. — Кто знает, что на уме у этих громадин…

Фридерик хотел было возразить, что никакая Мена и не «громадина». Но, глянув на друзей, промолчал. В конце концов, приятели могли оказаться правы. Что ему-то известно про людей из большого мира?

— Вижу, возражений нет, — подозрительно глянув на Фридерика, промолвил Томми. — Тогда вперед! А то время уж к вечеру…

Малость заплутав в тумане, хоббиты приблизились к жилищу старухи и огляделись. Никого не было видно. Дверь в башню была приоткрыта, но изнутри не доносилось ни звука. Только легкий дымок от очага лениво просачивался наружу под косяком дверного проема.

— Может быть, хоть на этот раз повезет, — пробормотал Томми. Приятели приблизились к двери и тихонько юркнули в башню. Но тут же застыли, как вкопанные…

Огонь в очаге почти погас, и потому в комнате царил полумрак. Старуха сидела, прислонившись спиной к дальней стене, неестественно поджав под себя одну ногу. Волосы ее растрепались, руки безвольно лежали меж складок измятой и грязной хламиды. Голова была слегка откинута назад, широко раскрытые глаза уставились, казалось, в одну точку и были мутными, а из приоткрытого рта по морщинистому подбородку стекала тонкая струйка слюны.

У ног старухи, спиной ко входу, на коленях, сидела Мена, склонившись к ногам старухи. Лицо ее было закрыто руками. Шапочка где-то подевалась, и золотистые волосы в беспорядке ниспадали на плечи.

Фридерик вздрогнул, когда увидел неприкрытые волосами уши девушки. Они были маленькими, аккуратными, прижатыми к голове и заостренными кверху. Мена — не человек, чуть не выпалил молодой хоббит, но тут он обратил внимание еще на одну вещь, и глаза его расширились. На коленях старухи меж складок одеяния лежала раскрытой его Книга.

— О, нет! — невольно воскликнул он.

Девушка выпрямилась и повернула заплаканное личико в сторону приятелей.

— А-а… Это вы… — тихо произнесла она и совсем по-детски — кулачками — вытерла скатившиеся слезы.

— Что произошло, госпожа Мена? — спросил Фридерик. — Кто вас обидел?

— Обидел?.. Я зашла в комнату и застала бабушку мертвой… Я не знаю, что произошло…

С этими словами Мена встала и медленно направилась мимо растерявшихся хоббитов к двери. Те потоптались немного, в нерешительности, на месте и побрели вслед за девушкой. (Надо сказать, что при виде мертвецов хоббиты не падают в обморок — дело-то обычное! — но оставаться долго рядом с умершим в одной комнате считается дурным знаком.)

Недалеко от двери Мена присела на камень, служивший поилкой для коз и, глядя перед собой, поежилась и обняла себя руками за плечи. Недолго думая, Фридерик сорвал с себя куртку и прикрыл плечи девушки. Надо было бы как-то утешить ее, приободрить, но хоббит не знал, что делать, что сказать. Глянув с надеждой на приятелей, он понял, что и те находятся в не менее затруднительном положении.

— С вами, госпожа, всё в порядке? — наконец, произнес хоббит.

— Со мной?.. — девушка передернула плечами. — Да… Всё в порядке. Просто растерялась, но скоро я приду в себя… Очень неожиданно, как-то… Еще утром бабушка была такая веселая, разговорчивая, живая…

— Ничего не поделаешь… — тихо произнес Мерик. — Такова жизнь. Никто не знает, что произойдет завтра… Судьба наша в руках Создателя!

— Она ведь была достаточно старой? — растерянно спросил Томми.

— Нет, — отозвалась Мена. — Думаю, ей было немногим больше семидесяти…

— Всего то?..

— Ну, выглядела-то она намного старше, — заметил Мерик. — Видать, жизнь у нее выдалась тяжкой…

— М-да… — Фридерик вспомнил своих родных и близких, которые ушли из жизни на его глазах. — Я понимаю, госпожа… Может быть, надо похоронить старушку?

— О, нет! — Мерик замахал руками. — Делайте, что хотите, но меня увольте! Я даже в башню-то заходить не стану!

— Не знаю, — поежившись, произнесла Мена. — Мне тоже как-то не хочется… Хотя, чисто по-человечески…

— Может, и не умерла она вовсе, — произнес Томми. — Кто знает? Может быть, удар ее хватил какой-нибудь или паралич… Посидит так несколько дней да отойдет. А мы ее — бац, и в могилу! Помню, у нас в Редколесье был схожий случай с дедом Охапником… А ведь чуть не закопали!

— Не к добру это, — произнесла Мена, думая о своем. — Подхожу к жилищу и вдруг слышу какой-то вой вдалеке, вроде с запада доносится…

— Мы тоже слышали!

— Захожу внутрь, а старуха мертва… Ох, не люблю я подобные совпадения! Чувствую, уходить надо, да поскорее!

Хоббиты переглянулись, и Томми откашлялся.

— Уходить — это понятно, — произнес он. — Но по пути ли нам?

— Если вы собрались возвращаться в Восточную долину, — промолвила Мена, — не по пути! Во всех же остальных случаях придется прошагать по дороге с десяток миль на запад, прежде чем достигнем развилки Северного тракта. Так что, лучше не тянуть — скоро стемнеет окончательно. А по пути разберемся!

Хоббиты опять переглянулись за спиной девушки.

— Я в это жилище — ни ногой! — громко заявил Мерик, шевеля губами и делая Томми красноречивые движения головой.

— Фридо, — угрюмо промолвил тот, — ты, пожалуй, собери наши вещички. А мы с Мериком малость прогуляемся…

— Ага, прогуляйтесь… — рассеяно заметила Мена. — И не забудьте прихватить мечи — в горах они пригодятся! А золотишка много не берите… Монеты, знаете ли, имеют обыкновение позвякивать при ходьбе. А это может привлечь ненужное внимание…

— У меня не зазвенят… — негромко буркнул Мерик.

— Кстати, мне оружие не нужно… — добавила девушка. — А вот теплые вещи возьмите, они пригодятся…

— Как скажешь, госпожа! — Томми учтиво (как показалось Фридерику) поклонился, и приятели ретировались.

Раскрыв настежь входную дверь, и впустив свежий, сырой воздух в затхлое жилище покойной ныне старухи, Мена некоторое время постояла на пороге, раздумывая, что делать.

— Что-то с мыслями никак не соберусь, — пожаловалась она Фридерику. — Ты, пожалуй, собирай мешки своих приятелей, а я займусь другими делами… Да поторапливайся, времени у нас немного!

С этими словами она исчезла за таинственной дверцей.

Хоббит быстро уложил походные мешки друзей, засовывая что куда попало, и вынес их на подворье. Оставалось самое важное…

Приблизившись, бочком, к неподвижному телу, он протянул руку за Книгой, но тут же отдернул. Вдруг ему привиделось, что глаза старухи открываются, и она с криком «вор!» хватает его за руки. Брр…

Фридерик замотал головой, и глупое видение растаяло.

— Не бери эту Книгу! — услышал он голос Мены. — Нехорошая она! Может статься, она и погубила бабушку… Странно, что я не видела ее раньше…

— Это моя Книга, — угрюмо возразил Фридерик.

— Вот как? — девушка с интересом глянула на хоббита. — Как же она оказалась в руках старухи?

— Как-как? — Фридерик невесело усмехнулся. — Сами же говорили, что старуха непрочь порыться в чужих вещах…

— Мм… Действительно, говорила… Тем более странно…

— Что странного-то? — спросил Фридерик, подцепив таки Книгу и пряча ее в свой мешок.

— Странно, — пожала плечиками Мена, — что так любящие тепло, тишину и покой хоббиты вдруг пускаются в дивные странствования по горам накануне лютой зимы, да еще и с очень древней Книгой на дне котомки…

— И куда более странным выглядит то, — парировал Фридерик, — что, не успев даже начать свои дивные странствования, любящие покой хоббиты сталкиваются со странной девушкой, очень похожей — прошу заметить, по описаниям! — на эльфа! При этом девушка-эльф старательно маскируется под обыкновенного человека…

— Много ли ты видел «человеков» за свою жизнь? — фыркнула Мена, но хоббит уловил растерянность в ее голосе.

— Немного, — согласился Фридерик. — Но, поверьте уж, каждый хоббит знает, что уши у людей округлые, а зубы — крупные и редкие! И их всего тридцать два! Не больше, ни меньше…

— Хм… Странно… Бабушка так и не обратила на это внимания за тот год, что я с ней прожила. А ты догадался с первого взгляда…

«Я догадался? — чуть не воскликнул удивленный хоббит. — Когда же я догадался? Ах, да… Я назвал ее эльфийской принцессой из сказки! Но я совсем иное имел в виду! А она подумала…»

— Вот только ничего-то о себе я не знаю… — склонив голову, промолвила Мена. — Даже не помню ни родителей своих, ни своего детства…

— Не продолжайте! — прервал девушку Фридерик. — И без того мои друзья не очень-то вам доверяют…

— Я догадываюсь, — вздохнула Мена. — Но ты-то мне веришь?

— Не знаю… Хотя, хочется верить, — честно признался молодой человек. — Лично мне вы, госпожа, очень симпатичны! Я — правда! — ни разу в жизни не видел столь красивых девушек, как вы. Но я ничего не смыслю в том мире, который мы, хоббиты, называем «большим»…

— Спасибо тебе, Фридо, за эти слова, — произнесла Мена, положив руки на плечи хоббиту и глядя ему в глаза. — Я постараюсь не обмануть твоих ожиданий…

Общие сборы заняли около часа. Встретившись вблизи западных башен некогда грозной цитадели, приятели и Мена некоторое время с интересом разглядывали друг друга. Хоббиты натянули на себя подбитые мехом теплые плащи, отыскавшиеся в закромах Кролов. На ноги, к сожалению, ничего не нашлось… Походные мешки были привычно заброшены за плечи, а на поясе каждого красовались короткие мечи в темных ножнах.

Мена также обзавелась походной торбой. Одета девушка была в длинное, коричневое, шерстяное платье, на плечи она набросила короткую, плотную куртку, на ногах остались знакомые сапожки. Шерстяную шапочку девушка натянула на самый лоб, прикрыв волосы и уши. На поясе висел небольшой охотничий нож.

Но самый больший интерес у приятелей вызвал невиданной красы лук, длиной (на глазок) футов шесть, который девушка небрежно носила на плече. Из-за спины торчал и колчан со стрелами. Конечно, хоббитам лук не в диковинку, в Редколесье это обычное оружие. Но разве можно сравнить небольшие, самодельные охотничьи луки с тем, что был у девушки? Поэтому приятели дружно обступили Мену, допытываясь, откуда взялось такое грозное оружие.

— Не ко времени это, — ответила девушка. — Темнеет, а путь нам предстоит неблизкий…

Фридерик слегка поежился. Двигаться на запад, откуда совсем недавно донесся пугающий вой, не хотелось. Но, очевидно, другой дороги не было…

— Что там, на западе? — всё же спросил он.

— Горы, ущелья… — Мена задумалась. — Есть в тех местах остатки странного сооружения. Ходу до него, впрочем, пару дней. Я слышала, когда жила еще на юге, что в тех местах была эльфийская башня. Звалась она Эмит-Тимин… От нее и название древней крепости — Тиминская. Так же прозвали и ущелье, над которым возвышается башня…

— Вы там бывали? — поинтересовался Мерик.

— Бывала, — ответила девушка. — Только нет там никакой башни! Так, руины какие-то на склоне ущелья. К ним даже не подойдешь… А вот обозные людишки сказывают, что в ясную погоду руины эти видны издалека, но увидеть их — дурное предзнаменование!

— Не может это быть эльфийской башней, — уверенно заявил Мерик. — Настоящие эльфийские башни, как известно, от времени не разрушаются и врагам их не одолеть… Но глянуть хоть одним глазком было бы интересно…

— Как-нибудь в другой раз, — сказал Томми. — Глядите, уж скоро и вовсе стемнеет!

И компания двинулась прочь от руин былой, грозной крепости, от опустевшего жилища покойной старухи, от выпущенного на свободу (а может статься, на съедение волкам), жалобно блеющего в сумерках стада коз. Шли быстро, но стемнело еще быстрей.

Впрочем, оказалось, что Мена прекрасно видит в темноте. Она уверенно шагала впереди. Хоббиты же, плохо различая дорогу, старались не отставать и держаться друг дружки. Всё же, после нескольких часов блуждания меж едва различимых в ночном тумане скал и камней, почувствовав, что подустали, приятели запросились сделать привал. Хоббиты, как известно, ходоки неплохие, но привычные к определенному, неторопливому ритму.

— Отдыхайте, только недолго, — согласилась Мена. — До развилки следует добраться как можно скорее. Потом свернем на север, и где-то мили через две я знаю местечко, где можно остановиться и в безопасности передохнуть до рассвета…

Детские воспоминания, которые девушка считала одними из первых, были следующими: заплаканная, она сидит, прижавшись к забору, возле какой-то пыльной дороги и протягивает ладошку в сторону редкого прохожего. Тот стыдливо отворачивается, что-то ворчит себе под нос и, понуря голову, лишь ускоряет шаг...

Были и другие воспоминания: толстый мужик-крестьянин лупит ее розгой, а она крепко сжимает в ручонках краюху хлеба… Худая, изможденная, видимо, смертельно больная женщина, лежащая на грязной кровати, гладит ее руку, повторяя «что же с тобой будет, девонька, когда я уйду?..» Толпа детишек бегает вокруг нее, смеется, тычет пальцами; а один, самый старший, подымает с грязной земли небольшой, такой, камень и замахивается…

Подобных воспоминаний было много. Но более других в памяти девушки сохранились незамысловатые детские издевательства и нередкие побои. Тогда же, возможно, у нее и появилось это прозвище — Мена (в смысле, та, которую часто обменивают). Так в поселениях западной Хордии называли разве что собак да, изредка, кошек. Спасибо еще, что не прозвали Найдой…

Годам к семи Мена поняла, что насмешки сверстников и нелюбовь взрослых вызывают какие-то изъяны в ее внешности. Но зеркал в деревенских домах отродясь не водилось, рассмотреть же себя как следует в быстрых ручьях, текущих лесными низинами, было, ох, как непросто! Поэтому девушка решила, что виной всему ее длинные, золотистые волосы. Все деревенские девочки были коротко пострижены (впрочем, как и мальчики), и лишь взрослые женщины носили волосы достаточно длинные, до плеч…

Следующее воспоминание: она сидит на берегу покрытой ледяной коркой копани и, роняя слезы на рваное, грязное платьице, тупым ножом обрезает свои и без того короткие локоны…

В восемь лет она впервые «сбежала». Впрочем, никто за ней не гнался. Никто и не пытался, во что бы то ни стало, вернуть ее домой (да и был ли у нее дом?). Была осень. Мена ушла в лес, где питалась одними грибами и, видать, по незнанию отравилась. После этого была какая-то полусгнившая хибара на краю нездорового соснового бора, была старушка, поящая ее какими-то странными отварами и произносящая странные, непонятные слова. Потом была лютая зима… Весной приютившая ее старая женщина умерла. Мена же, спрятавшаяся в густом кустарнике на краю лесной поляны, наблюдала, как незнакомые мужчины жгли дом и разоряли подворье…

Несколько последовавших за этим лет ничем не отличались друг от друга. Вначале лес, где девушка научилась добывать нехитрую пищу. Потом зимние морозы, голод, незнакомые селения… И опять насмешки и побои, крики «нелюдь!» вперемешку с камнями исподтишка. И опять — лес…

К тому времени, когда ей минуло двенадцать, Мена уже поняла, в чем причина всех бед: внешне она слишком походила на эльфа! А Старший народ почему-то в Северном Арноре недолюбливали… Пришлось опять отрастить волосы, тщательно скрывая от любопытных глаз свои уши. Улыбаться девушка и вовсе престала.

Здесь следует заметить следующее: о том, сколько ей, на самом деле, лет, девушка лишь догадывалась, ориентируясь, на глазок, по своим, как она считала, сверстникам…

Когда ей минуло тринадцать, какой-то незнакомый, пьяный и потный мужик пытался затащить ее в угол вонючего сарая, где визжали свиньи и кудахтали куры. Но она вырвалась, даже не сообразив (понимание пришло позже), что тот от нее хочет… И убежала в лес, на этот раз окончательно.

Прошло пару лет…

Научившись жить в диких дебрях, питаясь тем, что даровала природа, она, наконец, нашла приют в общине странных лесных жителей. Они называли себя друидами, и совершенно не предавали значения физическим странностям девочки. Их жизненный уклад и, в особенности, их верования, так и остались для Мены непонятными. Отношения между лесными людьми и полудикой девчонкой складывались по-разному, но особой любви, как ей показалось, она так и не заслужила. Прожив с друидами, в общей сложности, около трех лет, Мена, воспользовавшись первой же возможностью, сбежала…

Впрочем, кое-чему она за эти годы научилась таки. В первую очередь, она обучилась грамоте. Казалось непонятным, зачем друидам, вообще, нужна грамота. Ведь у них не было книг, да и летописей они не вели. Впрочем, девушка не ломала голову над этим странным вопросом (у лесных жителей всё было странным!), но училась с прилежанием и удовольствием, решив, что уж грамота, в любом случае, пригодится.

Также у друидов Мена переняла их знания о лесе и его обитателях. Но особенно девушка гордилась тем, что научилась неплохо стрелять из лука, а значит, могла теперь пережить (в одиночку) даже самую лютую зиму… Друиды, кстати сказать, никогда не стреляли из лука в беспечных диких животных. И вообще, в списке продуктов мясо у них не числилось. Питались «лесовики» (так прозвала их Мена) только «дарами природы»: ягодами, грибами, орехами, диким лесным медом, древесными соками. А также сочными, только друидам известными, луговыми кореньями. И, кстати говоря, рыбой! Луки же странные лесные жители использовали исключительно против людей, нередко нарушавших границы их «владений»…

Основными нарушителями лесных границ, самовольно установленных племенем друидов, являлись немногочисленные отряды охотников. Последние, как догадалась Мена, поначалу даже не подозревали о существовании каких-либо лесных «границ», но после одного-двух ранений (не смертельных, но очень болезненных!) они, как правило, уходили. И возвращались на следующий год хорошо вооруженными, готовыми к смертельной схватке с врагами, прячущимися меж ветвей вековечных деревьев. Убивать (насмерть!) друиды не любили, потому им приходилось отступать вглубь леса. Многие говаривали, что пора покинуть эти места…

Притаившись вечерами в ветвях разлапистых елей, Мена частенько подслушивала разговоры охотников, что велись у костра. Именно тогда она в первый раз услышала упоминание про «эльфийские башни». Тогда же, видимо, и родилась безумная мечта! «Если я действительно принадлежу к племени Старшего народа, то древние башни должны пропустить меня внутрь — рассудила девушка. Вот — единственный способ узнать, наконец-то, кто я такая: человек или эльф?..»

Тут жизнь девушки уже можно привязать к конкретным годам…

Два года назад Мена объявилась в окрестностях Салихарда. К тому времени она уже выяснила, что одна из загадочных «эльфийских башен» находится вблизи места, известного как Тиминская крепость. Башня называлась Эмит-Тимин. Вторая, если верить «обозным людям», находилась немного дальше, у самой границы владений северных отступников …

Поначалу Мена собиралась незаметно пристать к одному из многочисленных торговых обозов, отправлявшемуся на север. Но, не тут то было! Оказалось, что «пристать» к обозу хотела не только она одна. Нужда гнала на север многих, некогда благополучных и довольных жизнью селян, мелких ремесленников и горожан. По всему Средиземью ходили слухи о том, что на севере живется привольно, сыто, спокойно… Потому-то и «проезд» до княжество норлонгов стоил недешево. А нет денег — вон отсюда!

Денег у Мены не было. Потому и устроилась она (ненадолго) на соляные копи поблизости от города. Впрочем, скоро девушка поняла, что заработать немыслимые деньги, которые требовали «обозники» за «проезд» на север, ей здесь не удастся. Хозяева копей — гномы — были редкими скупердяями, платившими за тяжелую работу сущие гроши. Да и то, не всегда…

Потеряв, таким образом, немало времени, девушка, наконец-то, сообразила, что, коль ждать помощи не от кого, следует направляться на север самой. Двигаясь вдоль Малого Северного Тракта медленно и осторожно (приходилось избегать ненужных встреч с обозными людьми, рьяно оберегающими свои интересы), она лишь к глубокой осени прошлого года достигла окрестностей так называемой Тиминской крепости. И здесь ее застала зима…

Со старухой полуголодная девчонка столкнулась случайно, когда пыталась найти приют от снежной бури среди развалин стародавней крепости. За скудную еду и место возле очага старушка водрузила на девушку всё нехитрое, домашнее хозяйство. Но, привычная к тяжелой работе, Мена не роптала. В какой-то степени она была даже довольна: не нужно возвращаться зимними дорогами в ненавистный Салихард, а поиски загадочной эльфийской башни можно было отложить до весны. Про башню, кстати говоря, старуха слыхивала, но где конкретно находится цель отчаянного путешествия бездомной девчонки, не знала. А может быть, не хотела говорить…

С приходом весны Мена стала частенько уходить далеко от «дома», постепенно увеличивая круг поисков, что вызывало крайнее раздражение старухи. Наконец, где-то к июню месяцу она натолкнулась таки на странные руины на краю Тиминского ущелья. Девушка была разочарована. Руины никак не подходили под понятие «эльфийской башни», да и для того, чтобы их достичь, следовало еще проделать немалый путь через Бельбекскую долину в обход неприступной пропасти. Поэтому, удовлетворившись созерцанием остатков древнего сооружения с другой стороны ущелья, Мена пришла к выводу, что следует отправляться дальше, на север…

К тому времени, когда Мена закончила свой нехитрый рассказ, ее единственным слушателем оставался лишь Фридерик. Небольшой костерок, который соорудила девушка (чтоб окончательно не околеть), даже не горел — тлел. Легкий дымок смешивался с туманом, а мерцающие уголья слабо освещали лица беглецов. Мерик заснул сразу — лишь голова его коснулась холодной земли; Томми же долго крепился, но, наконец, понурил голову и свалился на колени своему приятелю. Впрочем, время от времени приятели просыпались (спину залежали или ноги затекли?), хмурили брови, прислушиваясь к неторопливому повествованию, что-то невнятно бурчали и вновь проваливались в сон. Косясь на мирно посапывающих друзей, Фридерик подумывал, не завалиться ли и ему на боковую…

…Беспросветная мгла окутала каменистое, пустынное плато, на котором то здесь, то там в тумане угадывались призрачные очертания древних башен. Ни звука не разносилось по округе. Казалось, все живые существа повымерли или спят беспробудным сном…

Вначале, в самом конце неглубокой расщелины, что прорезала унылую долину, показались дальние отсветы пламени. Вскоре к ним примешались другие огни, и затем из тумана появился целый отряд невысоких, угрюмых воинов, освещавших себе путь высоко поднятыми факелами. Послышались приглушенные ругательства, звон стали, кряхтение и сопение… Во главе отряда шествовал невысокий, широкоплечий, в годах воин в кольчуге до колен. Грубое, жесткое лицо его прорезал глубокий, неровный шрам. Левый глаз был закрыт черной повязкой. Он внимательно присматривался к дороге, не забывая оглядывать также и окрестности. Заприметив в свете факелов неясный силуэт башни, он поднял вверх руку и негромко промолвил:

— Хвала Единому! Добрались… Торбы сбрасываем, и становимся здесь лагерем!

— Что, привал? — воскликнул полноватый молодой человек в меховом полушубке. — Наконец-то! Хоть костер разведем да погреемся! Перекусим! Брр, какая мерзкая ночка выдалась…

— Никаких костров! — грозно прикрикнул старый вояка. — Половину факелов затушить, и сидеть тихо, как мыши!

— Так продрогли же…

— Я сказал — никаких костров! И рот на замок! Что разбренчались-то мечами? Ночью вас даже глухой за милю услышит. Цыц! Тебя, Перри, племянничек мой ненаглядный, это в первую очередь касается!

— Ты того! Полегче, дядя! Ишь, раскомандовался! — взвизгнул Перегин Крол. — Я батюшке-то пожалуюсь…

Тут старик с неожиданной легкостью привстал на цыпочки и залепил звонкую оплеуху своему племянничку.

— Ой! — только и простонал тот. — Больно… — И плюхнулся на землю меж камней.

— Если не закроешь свой рот поганый, будет еще больней! — прошипел дядя. — МЕНЯ Грегор поставил во главе дружины! И, кстати сказать, велел драть тебя, как кота шелудивого, лишь только хвост подымишь! Ты уже отличился намедни! Хватит! Будешь делать, что велят!.. А вы что развеселились? — рявкнул он на хохочущих хоббитов. Те враз приумолкли, втянув головы в плечи.

— Слушайте внимательно — повторять для всяких там недоумков не буду, — насупив брови, промолвил дядя. — Всем оставаться здесь и ждать приказа. Костры не палить, не шуметь и не дрыхнуть! Я отправляюсь на разведку. Со мной пойдут племянничек мой разлюбезный и эти двое… Как там зовут этих оболтусов, которые особо отличились?

— Брин, — донеслось из толпы.

— И Андерсон…

— Вот-вот, — дядя хмуро уставился на выступивших вперед и переминающихся с ноги на ногу хоббитов. — Факелы возьмите и за мной! Да не зажженные, оболтусы! Сухие факелы возьмите! Не хватало еще, чтоб нас всяк случайный встречный видел!

— Так темно ведь, — уныло промолвил хоббит, которого звали Брин.

— Слюни подбери и держись за мной! — И дядя первым шагнул в непроглядную темень. За ним последовали племянничек и двое понурых «оболтусов». Впрочем, путь небольшого отряда оказался не очень долгим. Не прошло и пяти минут, как дядя, уверенно возглавлявший небольшой отряд и ни разу, кстати сказать, не сбившийся с дороги, несмотря на сущие потемки, остановился перед очередным, едва различимым в ночном тумане силуэтом башни.

— Ну, где вы там? — негромко проворчал он.

— Здесь, — отозвался Перегин.

— Что плететесь, как куры дохлые?

— Так темно же, ничего не видно! Я на камень налетел с размаху…

— Страшно… — пожаловался тот, кого, знать, звали Андерсоном.

— Стра-ашно, — передразнил его дядя. — Вояка сраный! Идите-ка сюда! Разбирайте эти камни! — И он ткнул пальцем в насыпь, что покоилась у его ног.

— Зачем? — опешили хоббиты.

— Делайте, что дядя велит! И поменьше разговорчиков! — прикрикнул на них Перегин.

— Тебя это тоже касается, племянничек! — произнес дядя.

— Меня?.. — опешил «племянничек», но, втянув голову, принялся за работу.

— Мы так до утра провозимся, — кряхтя, произнес через какое-то время Перегин. — Может быть, я в лагерь смотаюсь, еще человек десять приведу?

— Человек десять, говоришь?.. — Дядя проворно ухватил молодого человека за ухо и, несмотря на его приглушенные крики и вялое сопротивление, оттянул подальше в сторону.

— Человек десять… — прошипел он на самое ухо племяннику. — Дурень! Хочешь, чтобы завтра всяк собака знала, что мы тут припрятываем?

— Ой, простите… — промямлил хоббит. — Не подумал!

— И когда ж ты последний раз думал? — осведомился старик.

— Это всё от страху, дядя, поверьте! — затараторил Перигин. — Уж больно место это неприветливое, особенно ночью. К тому же, я слыхивал, что эти проходимцы не одни ушли. Они с собой собаку здоровенную прихватили… Огромная, говорят, собаченция, злющая… Ей человека загрызть иль голову оторвать — раз плюнуть!

— Зачем тебе голова, если ты ею пользоваться не умеешь?

— Ах, дядя Вилли, вам бы только шутки шутить! А у меня все поджилки трясутся. Бреду во тьме и только представляю, как эта собачища проклятущая вдруг подкрадется, да как прыгнет…

— А меч тебе на что?

— Какой там меч!? Ночь же! Не видно ни зги — только сам себе ноги поотрубаю с перепугу…

— Собачища, говоришь… — Дядя Вилли недобро сощурился и поглядел в сторону башни. — Хорошая мысль, надо бы ее обдумать…

— О чем вы, дядя? — еле слышно прошептал Перегин, проследив за взглядом родственничка. — Уж не собираетесь ли вы?..

— …Прикокошить наших неутомимых каменщиков, когда они работу закончат, чтоб чего лишнего не сболтнули? — закончил дядя, криво ухмыляясь. — Что ты! Как такое можно удумать! Мы их вознаградим… Сполна, так сказать. Вот только пусть до Бринбурна доберутся целыми и невредимыми. Горные дороги, знаешь ли, опасны… Ущелья, скалы — сам понимаешь… Недолго и шею сломать ненароком! Собачищи огромные, кстати сказать, так и рыщут…

— Ах, дядя!..

— Хватит языком молоть! — рявкнул старик. — Пошли, посмотрим, что наши славные каменотесы натворили…

И он двинулся в сторону башни.

— Ну, как вы тут? Долго еще копаться намерены?

— Так не видно же ничего! — вытирая пот, промолвил Брин. — Приятель, вот, камень себе на ногу уронил…

— Больно… — заныл Андерсон. — Сил больше нет!

— Зажги-ка факел, Перри, — распорядился дядя. Перегин еще долго сопел во тьме и негромко ругался, щелкая огнивом. Наконец, факел разгорелся, и в его свете хоббиты разглядели в глубине открывшейся траншеи тяжелую, обитую железом дверь, наполовину заваленную камнями. Дверь украшали несколько здоровенных, ржавых замков.

— Вытаскивайте последние камни, и брысь отсюда! — скомандовал старик.

— Как это — брысь? — уставились на него хоббиты.

— А так — отсчитали два раза по десять шагов, и стоять на месте, охранять! Чтоб мышь не проскочила… Куда факел умыкнули!?

— Так темно же, — взмолился Брин (а может быть, Андерсон). — Как же мы мышей-то углядим?

— Этих мышей углядите! — ухмыльнулся дядя, позвякивая связкой ключей. — В здешних горах водятся только крупные и очень толстые мыши…

Проникнув внутрь башни, дядя первым делом плотно прикрыл за собой дверь, вставил факел в уключину на стене, и лишь затем огляделся.

— Мерзавцы… — процедил он сквозь зубы.

— Сундуки-то на месте, — весело сообщил Перегин, подымая крышку одного из них и заглядывая внутрь. — И добро, вроде, на месте…

— Вот именно — вроде, — проскрипел Вилли. — Только замки кот языком слизал… Где там твоя опись? Давай сюда! Сейчас проверим…

Взяв в руки желтый пергамент, дядя долго переходил от одного сундука к другому, придирчиво роясь в содержимом каждого и сверля единственным глазом длинный список. Наконец сплюнул и, захлопнув один из тяжелых сундуков, уселся на его крышку.

— Дурак! Старый дурак! — в сердцах воскликнул он.

— О ком вы, дядюшка? — тихо спросил хоббит.

— О батюшке твоем бестолковом, о ком же еще! Совсем, знать, ума лишился братец мой Грегор на старости лет!.. А ведь сколько я его просил, сколько умолял?.. Нет же, уперся, как баран! Слышать, грит, не хочу, понимаете ли… Давно всё добро следовало на Заставу переволочь!

— Как же эти негодники сюда залезли? — совсем упавшим голосом спросил Перегин. — Дверь же запертой была…

— Как залезли, как залезли… До бойниц добрались и на веревке спустились! А говорил я старому пердуну: хоть проемы-то заложи или, на худой конец, решетки поставь! Ан нет, опять-таки, уперся: решетки, вишь ли, только лишнее внимание будут привлекать… Допрыгался! Нет уж, пора с этим кончать! Хватит старого дурня слушаться! Сундуки завтра же на Заставу отправим! Но сперва мерзавцев этих изловим, и всё добро до последней монетки вытрясем!

— Может, и не ушли они еще никуда? — предположил племянничек. — Может статься, спят спокойно где-то поблизости и сны розовые видят…

— Может, и дрыхнут… Хотя, врядли… По всему видно, что они умнее вас всех, вместе с папашей твоим взятых. — Дядя только недобро прищурился. — Но вот вопрос: как же они так шустро нашу схованку разыскали-то?

— Кто-то из своих продал? — с надеждой в голосе спросил хоббит.

— Не-ет, не из своих, думаю… Ничего, скоро мы это узнаем! А ну, беги стремглав в лагерь, подымай вояк, да всем скопом окружите башню, где старая карга живет. Помнишь-то, какую? — Перегин кивнул. — Старуху эту паршивую с ее дочкой связать, но до моего прихода не трогать! А я здесь малость приберусь и тоже приду; тогда-то и узнаем, кто шельмецов этих на наше добро навел… А заодно — куда они подевались!

— Темно, дядя… Как бы не заплутать!

— Зажигайте факелы! Таиться уж незачем!

Оставшись один, дядя еще некоторое время кряхтел и сопел, роясь в сундуках, скорбно качая головой. Наконец, склонившись над одним, запустил широченную лапу вовнутрь и достал пригоршню монет, заигравших золотом в свете факела.

— Всё вам зачтется… — промолвил старик и засунул монеты поглубже в карманы. Монеты негромко звякнули…

К цели своего недолгого похода средь руин древней твердыни Вильямс Крол, самый младший из братьев Верховного Старосты, двигался не торопясь, вразвалочку, напевая себе под нос старую песенку:

«Девочка-перепелочка над лужком взлетела,

Девочка-перепелочка песенку запела,

Девочка-перепелочка в ранний час прекрасный,

Всех она замучила песенкой ужасной…

Брум-брум-брум…

Дум-дум-дум…»

— Попадетесь вы мне, мальчики-негоднички — я вас помучу… Вы у меня попляшите! — И дядя сжал кулаки… — На коленях ползать будете…

— Что за столпотворение? — рявкнул он, приблизившись к «башне старухи», вокруг которой бестолково сгрудились возбужденные хоббиты с факелами в руках. — Где пленные?

— Вы только поглядите, дядя! — заверещал над самым ухом племянничек. — Только поглядите!

— На что глядеть-то? — И, бесцеремонно растолкав своих вояк, старик шагнул внутрь полутемного жилища. За ним с факелами последовали Перегин и пара самых отважных «воинов».

— Хм, — только и произнес дядя. — Сдается мне, это — хозяйка!

— Окочурилась? — предположил один из хоббитов.

— Нет, отдыхает в свое удовольствие, — проскрипел сквозь зубы дядя. — Где девчонка?

— Нету ее…

— Принесите еще факелов! — И он медленно, по-хозяйски двинулся в обход бывшего пристанища старухи. Одну за другой перевернул провонявшиеся козьи шкуры, что укрывали пол помещеница, покопался в остывшей золе очага, наведался в коморку, где тщательно проверил все бочонки и мешки. Наконец, закончив обход, остановился напротив тела старухи и, не торопясь, стал раскуривать трубку.

— Что думаешь, дядя? — осторожно поинтересовался Перегин.

— Недавно они ушли… Пару часов назад, думаю, не больше… — сладко затянувшись пару раз, промолвил дядя.

— Кто — они?

— Дурень! Неужто, неясно? Сговорились эти мерзавцы с девкой! Бабку прихлопнули, забрали — сколько смогли — провизии, и с полными мешками мотанули отсюда! Что зеньки-то вылупил, племянничек?

— Убили? Так, вроде, крови нет… — неуверенно прошептал тот.

— Значит, придушили… Хватит лясы точить! — С этими словами старик решительно покинул стены остывшего жилища.

— Ты, ты и ты! — крикнул он ближайшим воякам. Те уныло выступили вперед, покорно склонив головы. — Останетесь здесь, приберете этот хлев…

— Как прибрать-то? — удивленно переглянулись хоббиты. — Подмести, что ли?

— Остолопы! — рявкнул дядя. — Не подмести, а вымести! Собрать все казанки, кастрюли, ложки, кружки… А особенно крупы, хлеб, соления, табак, солонину! Грибы сушеные не забудьте, недотепы, они висят в кладовой… Короче говоря, вымести подчистую всё, что пригодиться может! В мешки упаковать! А башню сжечь! Куда с факелом полез? Да потом сжечь, а не сейчас! И кто там всё время блеет? Ты, что ли?..

— Никак нет! — воскликнул хоббит. — Это козы…

— Какие козы?

— Кто их знает… Бродят тут…

— Хм… Коз поймать и связать, чтоб не разбежались. На обратной дороге с собой прихватим. Не пропадать же добру… Все остальные — стройся!

— Как — стройся? — взмолился Перегин. — Мы ведь и часу не покимарили! С утра макового зернышка во рту не было!

— Молчать! — только и прикрикнул дядя. — Эти паскудники недалеко ушли. Если будем пошевеливаться, то к рассвету догоним… А там — будет вам и маковое зернышко, и козлятинка с собачатиной!

Освещая дорогу факелами, колонна вооруженных до зубов хоббитов молча двигалась по дороге в сторону «развилки». Впереди шествовал угрюмый и злой Вильямс Крол, за ним, спотыкаясь о каждый камень, кое-как семенил племянничек Перегин, сынок Верховного Старосты.

— Ох, нет больше мочи! — наконец, взвыл молодой человек. — Давай, дядя, привал сделаем. Я ног под собой не чую…

— Не скули!

— Всю ночь идем… Глядь, уж вроде, как светает!

— Облака расходятся… — откликнулся дядя. — Скоро луна осветит нам дорогу. Это хорошая примета…

Обогнув очередную скалу, дядя и племянник резко остановились. За ними сгрудились и прочие хоббиты.

Небо, еще мгновение назад скрытое плотными облаками, прояснилось. Засверкали яркие звезды, а над темной полосой дальних горных отрогов повис кроваво-красный диск луны.

— Что за чертовщина, — только и промолвил старик. — Луна-то в это время ночи должна быть совсем в другом месте…

И вдруг, откуда ни возьмись, на фоне этого кроваво-красного диска возник силуэт вооруженного всадника. В свете звезд блеснули доспехи…

Привычным движением Вильямс нащупал меч. Но тут черный конь стал на дыбы и дико заржал. Ему ответили другие голоса в ночи, и рядом с воином возникли силуэты иных всадников. Тускло сверкнули обнаженные мечи.

— Засада! — завопил кто-то сзади. — Спасайся, кто может.

Всадники сорвались с места и ринулись в сторону хоббитов. И в тот же момент до слуха старого вояки донесся душераздирающий, нечеловеческий вой. Вильямс почувствовал, как ноги его стали ватными, а штаны вдруг намокли. Он затравленно оглянулся по сторонам — никого из его бравых вояк поблизости уже не было — и, отбросив в сторону ненужный меч, припустился бежать, куда глаза глядят…

— Опять этот вой! — воскликнул Фридерик. Вмиг его сонливость как рукой сняло. — Слышали?

— Совсем близко… — прошептала Мена. — С южной стороны, похоже…

— Что делать-то будем? — Хоббит невольно покосился в сторону прижавшихся друг к дружке спящих приятелей.

— Сиди тихо!..

Девушка мягкими шажками приблизилась к выходу из неглубокой пещерки, где укрылись на ночь перепуганные путники, и выглянула наружу.

— Темень… — сообщила она. — Ничего не видно… Эх, надеялась отправиться в дорогу еще до рассвета, да, видать, придется здесь отсидеться, пока совсем не рассветет…

Некоторое время Фридерик и Мена, сгорбившись в узкой расщелинке, настороженно поглядывали на мирно мерцающие огоньки костра. Догорающие уголья почти не давали тепла, но лишь усиливали общее, тревожное настроение. Потому, когда тусклые крохи огня совсем угасли, и наступила непроглядная темень, хоббит с облегчением вздохнул.

— Госпожа Мена, — тихо позвал он.

— Чего тебе?..

— Вы не спите?

— Уснешь тут… — проворчала девушка.

— Верно… — согласился хоббит. — Мне — уж точно! — совсем не до сна. Может быть, вы еще что-нибудь расскажите, а то мочи нет — вот так сидеть в темени да тишине… Страхи разные мерещатся…

— Сказку на ночь, что ли?

— Можно и сказку… Но лучше из жизни что-нибудь.

— Ладно, слушай…

Если Мена родилась в Северном Арноре — так она предполагала — и всю свою недолгую жизнь провела, скитаясь меж поселками и лесам Хордии, то Розалина (лишь для удобства назовем старушку этим дурацким именем!) родом была из Восточного Гондора. Правда, когда была она еще ребенком, их семье пришлось покинуть берега огромного озера Рун и, спасаясь от частых набегов свирепых степовиков, перебраться в более спокойные места на крайнем северо-западе княжества.

Уж так повелось, что все женщины в их семействе испокон веков были «знахарками». Знания трав, деревьев, животных и секреты приготовления целительных напитков передавались из поколения в поколение. Были в их роду даже настоящие «ведьмы», умевшие заговаривать хворобы, привораживать и гадать. Но к тому времени, когда девушка подросла и стала учиться древнему ремеслу, те стародавние навыки были утеряны.

На новом месте семье Розалины жилось вроде поспокойнее, но не так сыто, как на берегах Руна. Там к семье знахарок относились с должным уважением (даже побаивались), а очередь желающих излечиться от неведомых хвороб самим, вылечить домашнюю скотину или птицу, узнать виды на урожай, снять наговоры, порчу и многое прочее не иссякала. На севере же селяне — постоянные соседи семьи — называли женщин за глаза «колдуньями», глядели на них косо, а многие и вовсе обходили стороной их подворье. Потому, повзрослевшие девушки (у Розалины были две сестры) покинули, одна за другой, свое семейство и направились в другие края «искать счастья». Так, Розалина, молодая и красивая девушка, оказалась в Хордии, и здесь, казалось, счастье ей таки улыбнулось…

Она влюбилась и вскоре вышла замуж за молодого, красивого, сельского парня. Забота о горячо любимом муже и ведение неторопливого деревенского хозяйства отодвинули на задний план семейные «знахарские» традиции. Но счастье, к сожалению, длилось недолго. Очередная, свирепая война с западными княжествами требовала всё больше воинов, потому в небольшом селе, где проживала молодая семья, вскоре появились княжеские, вооруженные до зубов «поручники» (то есть люди, выполнявшие поручение правителя). Все, кто мог держать оружие, пополнили княжескую дружину. С теми же, кто пытался сбежать, либо укрыться, поступали жестоко в назидание прочим… Молодая женщина рыдала, уговаривала, в ногах валялась у поручников, но добилась лишь того, что ее саму поколотили…

О судьбе, постигшей ее горячо любимого супруга, Розалине ничего неведомо. Видимо, он, как и прочие односельчане, сложил свою голову где-то на полях многочисленных сражений. Ребенок, которого молодые люди с таким нетерпением ждали, родился раньше времени, и мертвым…

Горе, постигшее молодую женщину, конечно же, не могло не отразиться на ее дальнейшей жизни, потерявшей, казалось, всякий смысл. Хозяйство постепенно пришло в упадок. Потому, через некоторое время, покинув свой дом, который вызывал лишь болезненные воспоминания, женщина решила вернуться к своим престарелым родителям. Но и здесь ее ожидало разочарование. Знакомое подворье на краю села опустело, дом же был порядком разграблен. Куда и в какие края (и главное зачем?) подались ее престарелые родители, никто не знал или не желал сообщать. Розалина же могла лишь догадываться…

С этого момента жизнь старухи стала во многом напоминать судьбу Мены: долгие, бесплодные скитания по просторам Хордии заставили еще молодую и крепкую женщину попытать счастья на севере. В те годы поток беженцев, соблазненных россказнями о сытой и безбедной жизни в княжестве отступников, был не так велик, как ныне, а «обозные людишки» не такими жадными. Страдания потерявших последнюю надежду на спокойную жизнь сородичей были им не чужды, потому денег с беглецов не требовали. Но брали в обоз лишь молодых и крепких мужчин и женщин…

В нелегком походе по горным тропам Розалина провела почти три месяца. Но, достигнув, наконец, вожделенных северных земель, женщина была несказанно озадачена.

И дело было не в том, что расхожие слухи о северных богатствах явно не соответствовали истинному положению вещей, к чему, вообще-то, измученная скиталица была готова. Дело было в необычном жизненном укладе северной общины, чего не бывало ни в одном из княжеств Средиземья: кроме одной «официальной жены» любой, достаточно состоятельный северянин мог иметь несколько наложниц. Говоря другими словами — неофициальных жен. Количество наложниц никакими законами не ограничивалось, лишь бы мужчина мог их достойно содержать. Обычай сей уходил корнями в далекое прошлое Северного княжества, и от этого казался еще более диким…

Несколько дней, что провела она по прибытию в главный город северного княжества — Нордфост, Розалина вспоминала, как сущий кошмар. Она попала на некое подобие невольничьего рынка, о существовании которого лишь слыхивала в далеком детстве. Ее рассматривали, ощупывали, за нее (с ней же!) торговались. При этом самыми азартными участниками торговли выступали «обозные людишки», которые, как поняла потом женщина, имели от этого свой (и немалый!) доход…

Справедливости ради следует сказать, что никто не принуждал женщин становиться наложницами. Не хочешь — нанимайся в прислугу или отправляйся в рыбацкие поселения, существование в которых мало чем отличалось от прежней жизни на просторах южных княжеств. Или возвращайся назад! Но женщина понимала, что обратное путешествие может обернуться для нее куда более крупными неприятностями. Так Розалина стала третьей наложницей в доме некоего Ольдерика — немолодого норлонгского воина, мужественное лицо которого «украшали» многочисленные шрамы…

Первое время молодая (еще!) женщина вполне была довольна своей судьбой. Ее поселили в небольшой, но уютной комнатке на втором этаже обширного каменного дома, который был возведен далекими предками «мужа» на окраине окруженной мощными оборонительными стенами столицы северного княжества. Из небольшого окна открывался красивый вид на залив Норрен, усеянный белыми парусами. Официальная жена и прочие наложницы приняли ее на удивление тепло: расспрашивали о прежней жизни, откровенно делились своими радостями и горестями, рассказывали о нелегкой жизни на севере, строили планы на будущее…

Прислуги в доме не было. Но четыре женщины без особого труда управлялись с нехитрым домашним хозяйством, воспитывали детей — четверых мальчиков и двух девочек, ждали грядущее пополнение в семье, гадая, кто родится на этот раз. Муж относился ко всем своим женам одинаково «хорошо» (что вкладывала старуха в это понятие, Мена не поняла). Особенно Розалине нравилось, что он ни словом, ни намеком не выделял свою «официальную жену»…

Прошло несколько лет, и отношение к самой молодой наложнице в семье резко изменилось. Оказалось, что она не может иметь детей. Сказались, видимо, горе, перенесенное много лет назад, и долгие годы тяжких скитаний. Ольдерик стал ее откровенно избегать, а вскоре и вовсе игнорировать. Прочие женщины смотрели на нее косо, отпуская в адрес несчастной оскорбительные шуточки и замечания. Даже дети, которых Розалина полюбила всем сердцем, отвернулись от нее…

Очень скоро положение молодой женщины в доме опустилось до уровня обычной прислужницы. Ее переселили в холодную, сырую коморку в пристройке к дому, не звали за общий стол, не приглашали на ставшие привычными ежедневные прогулки по городу. Новая, молодая наложница заняла ее прежнюю, уютную и теплую комнатку…

Прошло несколько лет и, не в силах более сносить пренебрежительное к себе отношение домочадцев, Розалина испросила разрешения у «мужа» (так было заведено) покинуть дом, на что тут же получила молчаливое согласие. О своих дальнейших скитаниях по землям северного княжества старуха ничего не рассказывала, заметив лишь, что жизнь ее была не лучше, чем у бездомной собаки. Проведя на севере около пятнадцати лет, Розалина решилась таки вернуться в южные княжества, где климат не такой суровый и зимы не такие холодные…

Так уж получилось, что, отстав от очередного обоза, который достаточно резво двигался на юг, Розалина остановилась на ночь среди руин бывшей Тиминской крепости.

Лето было в разгаре. Ее окружали суровые северные горы, на вершинах которых ярко сверкали снежные шапки. Колыхались высокие травы, в солнечных лучах переливались яркие северные цветы. Невысокие, истерзанные ветрами деревца словно тянули свои ветви к немолодой уже женщине. И она, совсем отчаявшись, решила здесь остаться, вспомнив слова своей матери: мол, «человек — такое существо, что выживет в любых условиях». Облюбовав единственную, более-менее пригодную для жилья башню, Розалина стала понемногу обустраивать свой быт, вспоминая свои прежние, почти утерянные способности к знахарству. К своему удивлению, вскоре женщина выяснила, что множество горных трав знакомы ей с раннего детства. Другие же предстояло опробовать — на себе, конечно же…

Поскольку Тиминская крепость была излюбленным местом стоянок торговых обозов, очень скоро удивительные способности женщины оказались востребованными. Оно и понятно: проводя в путешествиях по горным дорогам всё лето, обозные люди частенько хворали. Помощи же ждать было неоткуда…

Поначалу Розалина помогала всем нуждавшимся бескорыстно. Ну, почти… Глупо было отказываться, скажем, когда за излечение брюшного недомогания (самой распространенной среди обозных людей хворобы) расплачивались кто хлебом, кто солониной, а кто и деньжат подбрасывал. Но очень скоро она поняла, что может вполне неплохо на этом зарабатывать. Ведь на всем пути от Салихарда до северного княжества не было ни единой души, способной облегчить страдания приболевшего путника. Обозные люди ворчали, но неизменно платили знахарке востребованные деньги, пригоняли с собой коз и прочую живность (прижились только козы!), делились продовольствием. И, конечно же, регулярно рассказывали горной отшельнице последние новости из «большого мира»…

По мере того, как подступала старость, старуха становилась всё более жадной к деньгам. Причиной тому была давняя мечта: на старость лет купить себе уютный домик где-то в предлесьях восточной Хордии, посреди лугов, на берегу звонкой, чистой речушки. И спокойно прожить последние годы, отведенные ей Создателем…

Надо заметить, что свободных земель в Северном Арноре хоть отбавляй, но самые обжитые и ухоженные уголки всегда были в цене. А может быть, обозные людишки, которых Розалина попросила разузнать, что да почем, привирали. Так или иначе, но, не накопив необходимой суммы, женщина побаивалась сняться с прижитого места и двинуться в последнее свое путешествие.

Конечно же, Розалина внимательно наблюдала за всеми, кто появлялся в пределах ее «жилища», не брезговала подглядывать и подслушивать. И причина была не в том, что от природы она была чрезмерно любопытной (хотя, и это тоже!). Живя в одиночестве, приходилось быть постоянно начеку, иначе хлопот не оберешься!

Поэтому и появление среди торгового люда малоросликов из Восточной долины (слухи о которых и ранее ходили средь обозных людей) не прошло незамеченным. И, естественно, старуха не могла не обратить внимания на странное поведение новоявленных торговцев, пытавшихся припрятать часть добра в соседней башне, прямо у нее под носом! И, конечно же, она давно сообразила, что именно припрятывают угрюмые и грубоватые хоббиты среди древних руин, заранее приплюсовав их золотые запасы к своим… Но как «прикарманить» чужие денежки, и — самое главное! — незаметно с ними смыться, старуха никак не могла придумать. Потому, пришлось ограничиться пассивным наблюдением за соседями. Когда же появилась Мена, то со всеми прочими обязанностями старуха перепоручила ей и эту — наблюдать за тайником в соседней башне…

Когда же девушка заикнулась старушке, что собирается двинуться дальше, на север, та стала страстно ее отговаривать. Тогда-то Мена и услышала невеселую историю о жизни деревенской девушки по имени Розалина…

Это и еще многое рассказала Мена в ту долгую, тревожную ночь, что провела она вместе с Фридериком и его мирно посапывающими приятелями в неглубокой пещерке, упрятанной меж холодными скалами невдалеке от Малого Северного Тракта.

— Вы, госпожа, наверное, привязались к старухе за это время? — спросил Фридерик, чтобы хоть как-то поддержать прервавшуюся беседу.

— Привязалась?.. — Мена вздохнула. — Нет, я бы не сказала! Но уж очень схожи наши жизненные пути… Ох, как же не хочется, чтобы и моя жизнь сложилась столь глупо и бестолково! И уходить так из жизни не хотелось бы…

— Значит, вы, госпожа, намерены таки пробираться на север?

— Не на Север, а в сторону севера, — устало уточнила девушка. — И не беспокойся понапрасну… Если нам по пути, как только минуем перевал Уренхой — а дорога до него неблизкая и опасная — там и расстанемся. Мой путь лежит в другую сторону…

Фридерик невольно вздрогнул: уж не является ли целью путешествия Мены таинственная Тархан-Соэль?

— Но почему вы не отправились в путь летом? — удивился он. — Пристали бы к любому обозу…

— Я так и собиралась сделать. Но… — Мена вздохнула. — Ты не сможешь понять! Наверное, надо быть женщиной…

— А вы поясните. Может быть, и пойму...

Девушка опять вздохнула. В темноте Фридерик не мог разглядеть ее лица, но почему-то ему показалось, что еще немного, и девушка разрыдается.

— Я ведь не такая глупая… Да я и раньше с этим сталкивалась! Они бросали на меня недобрые взгляды, шептались, отпускали скабрезные шуточки… Жесты всякие, намеки… У них даже слюни текли, когда на меня пялились! Если б не старуха…

— Кто — они?

— Кто-кто… Обозные людишки…

— Да как же так можно? — возмутился Фридерик. — Кто ж так себя неприлично ведет?

— Что с них взять-то, с обозников… — продолжала Мена. — Но северяне еще хуже! Они откровенно разглядывали меня с головы до ног, словно оценивали товар какой-то… Нет, идти на север с ними — лучше уж здесь помереть!

Фридерик кашлянул.

— Госпожа, — промолвил он, — но вы ведь добрались в одиночку до Тиминской крепости…

— Поверь, это было не самая приятная прогулка в моей жизни, хоть я и путешествовала по «ничейным землям», — прервала его Мена. — Но дальше, севернее, начинаются места, которые норлонги считают своей исконной вотчиной… От обозных людей я узнала, что подходы к мятежному княжеству охраняют некие северные стражи. Я так поняла, что «стражи» — это легкие, но хорошо вооруженные отряды конницы, которые никого не пропускают севернее перевала Уренхой. Обозы они останавливают и тщательно досматривают. Небольшие группы беженцев берут в плен и не отпускают без допроса. А одиноких странников просто пристреливают на месте, а уж затем разбираются, кто они такие, если посчитают нужным… Говорят, горы за перевалом Уренхой усеяны костями скитальцев… Может быть, это и неправда, не знаю! Так рассказывают…

— Кхе, — раздался в темноте голос Томми. — Похоже, госпожа Мена, что идти с нами на север тебе куда сподручнее… Тебя уж, наверняка, не сразу подстрелят! К тому же на вид мы, хоббиты, куда безобиднее обозных людишек, а при случае и защитить сможем!

— Это мы еще посмотрим, — угрюмо возразила девушка, — кто кого при случае защитить сможет!

— Да будет вам браниться! — воскликнул Фридерик. — Всё равно нам по дороге… — и тут же почувствовал, как кто-то пиннул его ногой.

— Не трепись! — прошипел Мерик у него над ухом. Фридерик лишь вздрогнул от неожиданности…

— Я так скажу! — негромко пробасил Томми. — Лично я не очень тебе, госпожа, доверяю… И потому, при прочих обстоятельствах — честно! — я бы с тобой компании не водил. Иди сама, куда хочешь! Но! Негоже нам, воспитанным и добропорядочным хоббитам, отказывать в помощи человеку в такой вот ситуации! Не оставлять же тебя наедине с покойной бабкой! Путь наш, действительно, лежит в одну сторону. Но временно! Так что, я не против… У кого-либо есть возражения?

Мерик и, особенно, Фридерик не возражали.

— Но ты, госпожа наша разлюбезная Мена, не забывай, — добавил Томми, — что лично я тебе не доверяю!

— Запомню как-нибудь… — отозвалась девушка.

— Вот и ладненько, — Мерик громко зевнул. — Разбудили вы меня своими перешептываниями… Поспать еще хочется, братцы! И сон последний, славненький такой, я не досмотрел…

— Только более спать вам, братцы, сегодня не придется! — тут же заявила Мена.

— Это почему же? — в один голос откликнулись хоббиты.

— Светает… К тому же, вы и так уже проснулись!

Хоббиты невольно скосили глаза на темную расселину — выход из пещерки.

— Не заметно, чтобы светало!

— Через полчаса рассветет, а дорога у нас дальняя, — сказала Мена. Фридерик хотел было напомнить девушке, что она не собиралась затемно покидать холодное убежище, но благоразумно промолчал.

— Это что ж такое! — возмутился Мерик. — Мы тебя в свою компанию приняли, а ты — сразу командовать? Дудки! Пока пару часиков не покимарю ишо, с места не двинусь!

— Я и сама бы с удовольствием выспалась, можете не сомневаться, — сказала Мена. — Только уж поверьте, что здешние края мне знакомы куда лучше, чем вам! Не можем мы ни единого светлого часа терять понапрасну, если хотим успеть проскользнуть северные перевалы до снега. Вот и последний обоз прошел на север неделю назад! Я лишь издалека наблюдала, как они своих лошадей подгоняли. Даже в крепость не наведались! Коль обозные люди гонят караван вовсю, то, уж поверьте, и нам следует поторапливаться! Следующей ночью выспимся…

Наступила тишина. Лишь холодный ветерок шелестел меж камнями. Хоббиты ждали, что Томми возразит, но тот молчал. Прошло несколько минут и, тяжело повздыхав, приятели стали неспешно собираться в путь.

— Ты язык-то малость попридержи! — негромко проворчал Томми, выждав момент, когда рядом с Фридериком никого не было.

Неровная, каменистая дорога неуклонно подымалась вверх. Холодные облака, за которыми ничего и толком не разглядеть, окутали странников, словно вата. Было сыро и зябко. Всё чаще попадались участки земли, запорошенные снегом.

Фридерика с самого утра знобило — знать, сказывалась бессонная, беспокойная ночь. Он медленно плелся по каменистому нагорью вслед за своими приятелями, отгоняя назойливые ночные страхи и поминутно оглядываясь назад: не преследуют ли их незнакомцы? И, кстати, куда подевалась Альфа? Перед собой же он видел лишь спину молчаливого Томми.

Мена шествовала где-то впереди. Мерик увязался за нею, и слабый ветерок доносил до хоббита сквозь туман голоса странной девушки и его приятеля. Казалось, они непринужденно беседовали, но о чем, разобрать не удавалось. «И чёрт с ними, — подумал хоббит. — Наверняка друг пытается что-то вытянуть из нежданной попутчицы. Потом расскажет…»

Ближе к полудню усталые путники остановились на привал меж серых, холодных скал.

С едой было негусто. Запасы хоббитов практически истощились — ведь на столь долгое приключение никто (и Фридерик — не исключение!) не рассчитывал. Слава Единому, Мена предусмотрительно залезла в закрома покойной старушки. Впрочем, снедь, прихваченная ею, и которую приятели еще прошлой ночью заботливо разложили по собственным мешкам, была на редкость однообразной: вяленое козье мясо, солонина, крупы, хлеб и колодезная вода, малость попахивающая плесенью. И на том спасибо!

Хлеб, впрочем, был отменным. Ранее хоббитам ни разу не приходилось отведывать подобных хлебцов. Были хлебцы черные, словно подгоревшие в печи, и твердые, как камень. Но стоило их раскусить, как в ноздри ударял приятный, хоть и незнакомый аромат, а кусочки так и таяли во рту. Собственно говоря, из всего скудного рациона, на который могли рассчитывать незадачливые путешественники, хлебцы эти были самым, казалось, лакомым блюдом.

Не забыла девушка так же позаимствовать из запасов старухи и душистый, заморский табачок. Кое-как перекусив, развалившись на влажных камнях, хоббиты с особым удовольствием вдыхали удивительный аромат южных, неведомых им трав. Махру же отложили «на черный день».

— Долго еще нам до ближайшего перевала? — впервые за весь день подал голос Томми, ни к кому конкретно, вроде, не обращаясь.

— Если не будем подолгу рассиживаться, к сумеркам доберемся, — откликнулась Мена.

— Ты, госпожа, уж меня извини, — заявил Мерик, — но никак я не пойму, почему нам не позволено было подрыхнуть пару часиков перед рассветом? Мы бы только быстрее двигались, а не как сонные мухи нынче…

— Знаем мы ваши «пару часиков…» — парировала девушка. — Вас бы и к обеду было не поднять…

— Да ладно уж, — отступил приятель. — А что нас ждет за перевалом? Сколько пути до следующего перевала… Как его-то?

— Уренхой…

— Вот-вот! Так сколько же пути еще?

Мена ненадолго задумалась.

— Обозы проходят весь путь отсюда до Нордфоста, столицы северного княжества, приблизительно за полтора месяца. Думаю, что дорога до перевала Уренхой занимает чуть больше половины всего пути…

— Думаешь, или знаешь?..

— Я, что ли, там бывала? — огрызнулась Мена. — Я только рассказы слышала! Вот и получается: если верить обозным людишкам, пути до северного перевала около месяца… Но это — с обозом! А мы идем налегке и сможем двигаться быстрее. Я так думаю — дней за пятнадцать доберемся! — И, критически оглядев хоббитов, добавила: — Ну… дней за двадцать уж точно…

— Ясно, — уныло констатировал Томми. — Ничего-то ты толком не знаешь…

— Я севернее ближайшего перевала не ходила… — сказала девушка. — Но поверьте, коль погода нам сопутствует пока, лучше двигаться, да порасторопнее…

— И это сырое месиво из облаков здесь величают хорошей погодой? — удивился Мерик.

— Осенью в этих местах всё переменчиво! Особенно погода, — ответила Мена. — Сегодня — сплошной туман, завтра — солнце… Только, уж поверьте, пока дует восточный ветер, снег нам не грозит! Ах, люблю восточный ветер! — Девушка вытянула руки и, запрокинув голову, сладко потянулась. — Он приносит запахи далеких лесов, лугов, рек, цветов, болот…

Хоббиты невольно пошевелили ноздрями, но ничего особенного не почувствовали.

— Южный ветер я тоже люблю, — продолжала, тем временем, Мена, закрыв глаза. — Но к нему примешивается запах жилья: дыма, навоза, людского пота… Северный ветер совсем иной! Он влажный, колючий и приносит запах соленой морской воды и неведомых морских чудовищ… А западный ветер я не люблю! Он сухой и от него несет серой… Впрочем, осенью западные ветры — редкость!

Фридерик в очередной раз, помимо воли залюбовался удивительной (на его взгляд) и непонятной красотой девушки. Может быть, она, действительно, из рода эльфов!? Неужели сказочные эльфы все были такими же красивыми?

— А что будет за перевалом Уренхой? — угрюмо спросил Томми, прерывая сказочную иллюзию, которая невольно возникла перед очами молодого хоббита.

— Дальше? — Мена вздохнула и нахмурила лобик. — Будет спуск… Очень долгий спуск. Впрочем, до того перевала еще надо добраться!

— Ну, так чего мы расселись? — грубо воскликнул Томми. — Ноги в руки — и вперед!

Весь долгий день Фридерик, казалось, сражался сам с собой. Ближе к вечеру он и вовсе занемог: всё тело ныло, желудок требовал подкрепления, голова побаливала, а ноги заплетались. Его качало из стороны в сторону, хотелось лечь, где придется, и уснуть. В однообразном мелькании серых, острых камней, изредка перемежающихся тонкими полосками сухого снега, в молочном тумане, лишь ненадолго отступавшем под слабыми порывами морозного ветерка, время, похоже, совсем остановилось.

Мена, поначалу, старалась подстраиваться к неторопливому ритму хоббитов, но в какой-то момент (его Фридо не уловил) рассердилась и ушла далеко вперед. Где брели его приятели — впереди или сзади — хоббит представлял смутно. Потому, буквально уткнувшись носом в девушку, поджидавшую посреди неровной горной дороги вконец выбившихся из сил незадачливых путников, хоббит почувствовал себя почти счастливым.

— Ну, — требовательно спросила Мена, — и где ж твои дружки?

— Не знаю, — растерянно произнес хоббит. — Где-то там…

И он неуверенно указал руками в разные стороны.

— Понятно… — усмехнулась Мена. — Оказывается, вы и не такие уж выносливые! Лишь хвастаться горазд…

— Ох, не заплутали бы Томми с Мериком…

— Не заплутают, будь уверен! Дорога здесь одна…

— Это ли называется дорогой? — покачал головой Фридерик.

— Извиняйте, — фыркнула девушка. — Других здесь нет!

— Когда ж мы доберемся до этого треклятого перевала? — после недолгого молчания осмелился спросить молодой хоббит, со скрипом присаживаясь на ближайший камень.

— Кто знает? Может статься, перевал мы уже и миновали…

— Миновали? Что-то я не заметил…

— А как его заметишь в такую погоду-то? И не помню я этого места! Лишь раз здесь бывала с год назад… Слышишь?

— Что? — Фридерик прислушался, но ничего существенного не расслышал. — О чем вы, госпожа?

— Шум ручья впереди! Где-то там… Говорят, множество ручейков сбегают с покрытой вечными снегами горы Кайрах… Коль добрели таки до одного из них, знать первый перевал миновали! Можно на ночлег останавливаться, костер развести, отогреться да поужинать…

— Ох, поскорей бы!

— Ну, так где же твои приятели!?

Приятели, впрочем, вскоре объявились. Вначале из тумана выплыл Томми, тяжело опирающийся на посох. Вслед за ним, что приведение, явился Мерик. Последний казался даже бодреньким. Усевшись на камень, он похлопал себя по коленям и, покачав головой, заявил:

— Да-с… Не так, что-то, представлял я себе наше путешествице-с!

— Я тоже… — уныло согласился Фридерик. Мена лишь в очередной раз фыркнула и отвернулась.

— Темнеет, — негромко напомнил Томми. — Пора бы лагерем стать…

— Надо бы спуститься к ручью, — промолвила Мена. — Поверьте, ночью лучше отойти от тракта подальше…

Ручей оказался неглубокой горной речушкой, весело несущей свои темные воды меж округлых валунчиков. Для стоянки нашлось почти ровное местечко со следами давнего кострища.

— За хворостом придется прогуляться, — сообщила Мена. — Мне как — на себе волочь? Или кто-нибудь соизволит составить компанию единственной женщине?

— Я, пожалуй, вещи распакую, — отозвался Мерик.

— А у меня, кажись, спину прихватило… — отозвался Томми.

Фридерик хотел было тоже выдумать что-либо путное, но после тяжелого дня мысли в голове путались и ничего толкового на ум не приходило. Поэтому ему и пришлось, отложив в сторону свой посох, отправиться вслед за неугомонной девушкой вдоль русла не в меру, казалось, шумного потока.

— Куда мы идем, госпожа Мена? — спросил он через какое-то время.

— Пока вниз, а после посмотрим…

— На что смотреть-то? Кругом одни камни да скалы! Где ж тут хворост найдешь? Разве что припасы кто-нибудь оставил поблизости…

— Никто тут припасов не хранит, — ответила девушка, глянув через плечо на уныло плетущегося хоббита. — А где вы, хоббиты, брали дровишки, пока добирались до крепости?

— Где брали — это не вопрос, — устало ответил хоббит. — В тех местах много сухих деревьев… Ну, не так, конечно, много, как у нас в Уделе. Но достаточно, чтобы далеко за дровами не ходить! А тут-то? Честное слово, госпожа, никак я не соображу, где же мы хворост разыщем?

— Ха, — усмехнулась Мена. — Этим вопросом ты, кажется, не задавался, пока у старухи возле очага грелся…

— Это верно… — вздохнув, согласился хоббит.

— Так уж и быть, — смилостивилась девушка, — открою тебе стра-ашную тайну! Хворост для очага в этих местах мы находим на дне неглубоких расщелинах, таких, скажем, как эта. И называют этот хворост отлежником…

— Откуда же он тут взялся? — искренне удивился Фридерик.

— Понятия не имею… Но покойная старуха сказывала, что когда-то все окружающие нас горы были покрыты могучими, непроходимыми лесами. Но леса эти давно погибли, а может статься, их попросту вырубили… Остатки же веток — а порой можно наткнуться даже на целые стволы деревьев! — остались лежать на дне ущелий или были за ненадобностью туда выброшены. Отсюда, кстати, и название — отлежник. За те века, что прошли, это дерево высохло, почти окаменело! При этом ветви отлежника легко ломаются и хорошо горят. Одной охапки может хватить на целый день… Правда, — девушка вздохнула, — разжечь его нелегко, и жара эти дрова дают немного… Ох, хватит трепаться! Почти стемнело уж…

Вернувшись к стоянке, они обнаружили Томми и Мерика мирно посапывающими под толстыми лёжниками. Будить приятелей, естественно, никто не стал — пусть себе высыпаются. Фридерик был тоже не против составить им компанию, но почувствовал, что, несмотря на дикую усталость, уснуть сразу не сможет. Поэтому, поплотнее застегнув теплую куртенку и, закутавшись в одеяло, наблюдал, как Мена разводит костерок («горяченького хочется», сообщила она). Когда же над сложенным горкой отлежником заплясали язычки пламени, хоббит перекочевал поближе к теплу и, высунув из-под лёжника голые ноги, пододвинул окоченевшие ступни к самому огню.

Есть не хотелось, но хоббит с удовольствием выпил кружку горячего чая и выкурил трубку на сон грядущий. Затем, почувствовав, что и его начинает одолевать сонливость, он свернулся калачиком возле самого костра, подложив под голову мешок и меч, и еще какое-то время наблюдал за весело пляшущими язычками пламени. Вскоре глаза его сами по себе закрылись, и он провалился в глубокий сон.