Глава 5

— Н’Талли Кесса гир Адар.

Адар куте ги Эстэ.

Эс кумине Лимаэ

Эс кумите Аль Ке’ссад!

— Благословенна Кесса — жена Адара,

Познавшая мужа.

Кровью и плотью заплатившая за свои грехи

И породившая отпрысков великого рода!

Пронзительные, на одной ноте, голоса кашет — первосвященников с высоких шпилей башен по всему городу возносят благую весть. Сегодня Кашет — А‘Ран: праздник приветствия Кессы. Но на улицах не весело. Жара, обосновавшаяся в крепости Кирс — Аммален с момента прихода сюда пустынных племен в этот день решила занять новую высоту, разогнав местных жителей по их жилищам.

Раскаленный воздух над красными камнями арок и стен дрожал. Пение кашет в нем приближало то состояние, что внезапно настигает человека перед трансом. Многим оно знакомо. Но лишь горстка знающих находила в нем особую прелесть.

Иррэ, что сидел на укрытой сочными листьями винной ягоды веранде хорошо знал эту благостную четверку. Но не входил в ее число. Заносчивые старцы слишком углубились в трактаты о построении мира. Им ни к чему были мысли сорокалетнего юнца — калеки и тем более если они облекались в ту форму, которую так преданно любил Иррэ. Городской сумасшедший знал об этом, но не стремился измениться. По большому счету для полноценной философской беседы ему хватало себя самого.

— Благословенна Кесса! Как же! — полусонный голос едва ли было слышно за стенами веранды. Иррэ всегда говорил тихо. Зачем мучить себя громогласной речью. «Тихая вода скорее наполняет кувшин», — так говорили в народе о таких, как он. И Городской сумасшедший был с этим абсолютно согласен. Правда, мудрую мысль, которую он еще не успел высказать, в городе посчитали бы за крамолу! Но Иррэ это не заботило. Времена, когда он тщательно следил за словами в попытке сберечь отличное от других мнение, давно прошли. Хотя бы в этом он был свободен.

Новый надрывный куплет религиозного песнопения сбил его с мысли. Затравленные отцом и старшим братом первосвященники исправно восхваляли его предков, раз за разом поджигая благовония в тесных комнатушках наверху башен. В их душах, сердцах, речах не было даже тени сомнения в правильности их религии. Но для Городского сумасшедшего с юных лет эта фанатичная вера открыла изъяны.

Он до сих пор не понимал, как можно было восхищаться Адаром — жестоким убийцей, жажда крови которого уничтожала народы, и сластолюбцем, не гнушающимся связью с девушкой, даже по меркам его племени, не достигшей зрелости. На ее глазах он убил тех, кто был близок к ней, от мала до велика. Как считать равным Богам того, кто подверг насилию ребенка, неделями удерживая его в темноте, лишая пищи и тепла. И, наконец, как считать благословением тот варварский акт над беременной женщиной, который, не стыдясь, теперь почитают кашет.

От картины десятков маленьких и больших скульптур, барельефов и медальонов, изображающих беременную Кессу с мечом в животе, что когда — то ему приходилось видеть в дворцовых покоях, и которые тут и там встречались по городу, Иррэ поморщился.

Крохотные фигурки «богини», сродни шахматам, что интересовали Городского сумасшедшего едва ли не сильнее, чем размышления, были даже у детей. Ими играли сорванцы Мирны, которые периодически наведывались к нему, чтобы помочь покалеченному мужчине.

Девочки украшали глиняное тело девушки яркими цветами и платьицами, что шили сами из остатков белой хлопковой ткани. Мальчики, вооружившись игрушками, устраивали сражения или от начала и до конца повторяли в своих детских играх сюжет легенды об Адаре и Кессе. Их не в чем было винить. Семь поколений их предков воспитывались так: в вере и уважении к новым богам.

Иррэ — средний сын Тарона и один из наследников престола Кирс — Аммалена, с детства находящийся в обществе умнейших мужей, знал, что в древности люди преклонялись перед другими героями — истинными богами этого мира: Аор и Сигиром. Его народ, взявший начало от Сигира предал Аор. Молчаливая ушла из их земель, оставив наместницей и жрицей свое детище — кровожадную волчицу Э'тен, взлелеянная жестокость которой обрушилась на кессад. Этой истории Иррэ верил больше, хоть она и дала начало расколу царственной семьи.

Все началось около двадцати лет назад со дня рождения Городского сумасшедшего. Молодые Иррэ и Тень еще дружные и любящие длительные конные прогулки, отправились на охоту в сады Карин — оазис, близ дома отца. Там водилась пустынная редкость: винторогая лань эшем калу.

По пути они разговорились.

— Так записано в их книгах, брат…

Иррэ подгонял неторопливо плетущуюся белую лошадь. Животное недовольно пофыркивала: ему не нравился путь через пустыню к усадьбе отца братьев. По близости не было ни тени, ни источника свежей, журчащей воды. Но принцы страдали сильнее — их темноволосые головы обжигало солнце.

— Предки Кессы и Адара пришли с севера. Они были потомками первых богов.

— Глупости! — сильный голос Тени уже наполнялся нотками, присущими строгому правителю. — Ты, как всегда, отвлекся, когда слушал проповедь кашет. Араи — церковник сказал, что племя Адара пришло с юга. Только Кессу они взяли на севере.

— «Взяли на севере»! Ты же не о козе говоришь?

— Нет, не о козе. Кесса… Кесса! Ты знаешь, я недавно ходил в купальни отца и видел там ее скульптуру. Нет, не ту, что там и тут встречаются по городу. Она была… почти живой! И поверь, Иррэ, красивее женщины я не видел.

— Тень, а много ли ты видел? Нам в покоях отца только и дело, что учиться. В городе девушки от нас прячутся. Может в титуле дело, а может…Одним богам известно, от чего они прячутся. Только при мамашах степенных малышки — Камали и остались, — Иррэ огорченно вздохнул.

— Ха-ха. А тебе-то нужны, девушки? Ты одними книгами увлечен. Что отец скажет, когда ты, в то время когда нам семьи создавать придется, книги в дом принесешь? Книга ведь не приласкает. А жарко от нее будет, если только сожжёшь. Но ты ведь не такой, братец, а? — озорной блеск глаз вновь расцветил узкое лицо Тени.

— Хэй, хэй, — царапнув бока своей темно — серой лошади он умчался вперед, растворяясь в рыже — красном облаке пыли и песка, поднятом с земли.

— Куте амма! — выругался Иррэ, пытаясь догнать своего ухмыляющегося брата, — Стой!

Но тот уже не слышал его.

Поравнялись они только у ворот усадьбы. Тень спешился и потянул за длинную рукоять — колотушку. Визгливый скрип не смазанных петель резанул воздух.

— Готов, брат мой?

— Готов.

За воротами в своей первозданной силе застыла лесная чаща. Кипарисы, кедры и могучие папоротники, дубы и мелколистная акация в обрамлении невысоких колонновидных пальм — удивительный изумрудный лес, зеленое око пустыни, раскрылось здесь благодаря полноводному источнику на дне небольшого озера, дающего воду ручьям. Озеро и поместье отца расположились на дальней оконечности садов Карин. К ним вела узкая круговая тропа из белой речной гальки. Крупные и поменьше камни шуршали под ногами Тени, Иррэ и разнузданных лошадей. В пределах круга, в глубине садов множество животных голосов поддерживало тайный разговор. Мускусные запахи сливались с ароматом леса, приглашая принцев на пир дикой свободы.

Охота здесь — невероятно ценный подарок, сам по себе. Однако, желанней короткой стрелы, пронзившей трепетную плоть тонконогой, белохвостой лани: эшем калу, ничего быть не могло.

Спиралевидные рога и копыта благородного животного, отливающие жемчужным сиянием, уходили в руки ювелиров только после долгого торга. Но даже той суммы, что получал владелец товара, с лихвой хватало на покупку табуна самых крепких и красивых пустынных лошадей. В этот год в садах выросли и уже были готовы к спариванию три лани: две самки и один самец. Для продолжения их рода достаточно пары, а значит, на одну эшем калу можно было поохотиться.

Тень деревьев, пересекающая каменистый путь, запахи и далекий плеск воды разбудили в юношах поутихший интерес. Вскочив на лошадей, они помчались вперед.

— Ты знаешь… что я думаю… Иррэ? — перекрикивая ветер, свистящий в ушах продолжил незаконченную братскую перебранку Тень, — если бы Кесса жила сейчас, я не пожалел бы ни табун лошадей, ни десяток эшем калу, ни сокровищ нашего рода, чтобы быть с нею.

Эта юношеская горячность взрослого брата слегка позабавила и озадачила Иррэ.

— Ее мнения ты бы не спросил?

Он подумал о своей матери: светловолосой хрупкой аммаленке Эвесси Мелат. Она проделала такой же путь, как и Кесса. Брак с нелюбимым мужчиной и последующая замужняя жизнь — лишь хорошо подготовленная ширма для интересов отца — самого крупного торговца шелком в Кирс — Аммалене. До этого момента Иррэ полагал, что и брат помнит об этом. Но он ошибся.

— Нет, — Тень, будто поняв, что его слова — единственно правильное решение, ответил жестче, чем обычно, — я бы не спросил!

Иррэ не нашел, что ответить.

Неловкая пауза затянулась до тех пор, пока пугливым пятнышком хвост эшем калу не мелькнул на близлежащей тропке. Увидев его, Тень остановил лошадь. Так же поступил и брат. Жестами он указал на относительно свободный клочок земли подле себя. На влажной почве сохранилась пара следов. Вдвоем они ринулись навстречу лани, да только опоздали: рога показались в просвете деревьев и тут же скрылись. Жестко скрипнул очин стрелы Тени, с досадой он втолкнул его в богато украшенный колчан.

— Эх, не к добру это. Как бы не случилось чего…

Иррэ молчал.

После недолгих раздумий Тень отпустил уставших от ношения сбруи лошадей вверх по течению одного из ручьев. Много раз бывавшие здесь они знали дорогу к дому: в прохладу просторных стойл, где расторопные конюхи расчесали бы спутанные ветром гривы. Хотя и по — настоящему царский ужин был тоже им обеспечен.

Братьям же оставалось следить за тем, чтобы в древесном лабиринте не потерялся легкий след эшем калу. К полудню они преодолели большую часть пути к дальнему концу оазиса. Над низиной, среди барханов красного песка, в которых приютились сады Карин, уже в полную силу вошло солнце. Деревья скрадывали его мощь, однако испарения, проскальзывающие через павшую листву, только усиливали неприятные ощущения. Руки и ноги Иррэ под слоями хлопковой ткани вспотели, от чего одеяние облепило худощавую фигуру со всех сторон. Некогда роскошные темно-русые волосы приобрели неопрятный вид, свернувшись в сальные кольца. Почти так же выглядел Тень, правда пятна пота, проступившие на груди и спине, сильнее окрасили серый хлопок туники. Небольшие кожаные бурдюки с водой, рассчитанные на легкую конную прогулку уже не обвисали на поясах. Братья осушили их на три четверти и, вдыхая влажный, пахнущий разложением воздух, изнывали от жажды.

Вскоре за раскидистыми кустами папоротника начали просматриваться очертания усадьбы отца. Тонкие колонны с витым растительным узором. Причудливые, но не лишенные изящества арки и ниши здания с решетчатыми окнами, окруженного яркими цветущими клумбами неуловимо напоминали внешний вид дворцовой крепости. Однако, стены здесь сияли мраморной белизной, а в самом замысле зодчего было больше воздуха и легкости, необходимых для спокойного отдыха правителя. Кроме того здешние покои занимали лишь один уровень, в то время как крепость Кирс — Аммален славилась системой катакомб, подземной тюрьмой, библиотекой, купальнями и залами, расположенными на разных этажах, но под одной крышей. Братьям необходимо было миновать боковые ответвления с опущенными до земли оконцами, под защитой декоративных решеток, чтобы оказаться у главного входа в дом. Но прежде странные звуки за оконными сетками привлекли их внимание. В помещении, куда не проникал дневной свет из — за плотного слоя тяжелых тканей, слышались женские голоса. Ни Тень, ни Иррэ не знали, сколько женщин находилось внутри, но судя по тому, что возбужденный гомон не стихал ни на минуту, их было много. Некоторое время спустя из общего гула выделился один голос. Женщина, по-видимому, уже не молодая, спокойно и властно говорила на эрдени, перемежая речь городским диалектом:

— Тише, Ине. Нэ н'та Эстэ эвету тор Кирс — Аммален. Риэй талеб яка Цэрет.

Ее голос вновь утонул в шуме:

— Сэди, йамма. Сэди… На Лимаэ...

Иррэ и Тень переглянулись. Они много раз слышали о "йамма" — падших, женщинах, покинувших пустыню, ради поисков плотских утех в городе. Правда, никогда не видели их. Любопытство Иррэ побудило его тронуть оконный занавес за решеткой. Однако Тень, мотнув головой, тут же его осадил.

— Пусть так. Тот, кого вы называете господином — разрушил мою семью. Извел мужа. Заставил просить подаяния мою дочь. Но оглядитесь вокруг! Разве не одинаковы наши судьбы. Разве не похожи наши лица и шрамы, оставленные его рукой.

Теперь уже старший брат едва сдержал себя от того, чтобы не откинуть полог, скрывающий незнакомок. Крики женщин могли разбудить не только стражу садов. Тарон, питающий особую любовь к хищникам, всегда держал при себе пару подростков — ягуаров. Их буйный нрав был известен далеко за пределами Кирс — Аммалена.

Кошки не пугали Тень, но рядом оставался неповоротливый Иррэ. Он должен сыграть свою роль немного погодя.

Кроме того, умышленное промедление будило тайные фантазии будущего правителя крепости, охватывая тело ледяным жаром. Это необычное чувство хотелось растянуть на более долгий срок.

— Посмотри, Ине! Погляди. На пелету себ кан? Надар-ие аль, шаати амма. Тахар торуне — валеди кене…

Сильная женская рука за окном рванула непроницаемый занавес. Грубая ткань неохотно сдвинулась. Из-за нее несколько пар любопытных серых глаз воззрились на братьев. Женщин было больше десятка. Все темноволосые, с явным с первого взгляда родством черт. Невысокие, ладно скроенные фигуры не уступали по красоте встревоженным лицам. Но не одна красота единила их. В облике каждой чувствовалась надломленность — тщательно скрываемая или выставленная на показ.

Всему виной следы на их коже. Увечья самой старшей почти не бросались в глаза. Зигзагообразные линии шрамов со вздыбленными каплями живой плоти на плечах и груди она могла получить не здесь. Но она, несомненно, пользовалась уважением, замешанным на брезгливости.

Женщина разглядывала братьев враждебно:

— Ну?!

Суровый голос красавицы заставил Иррэ испуганно отшатнуться.

— Тень! Нам нужно уйти. Сейчас!

Тень, кажется, не слышал его. Приблизившись к окну и опустившись на колени, он медленно протянул руку сквозь решетку. Тыльная сторона раскрытой ладони с длинными, ухоженными пальцами коснулась по — детски нежной кожи совсем еще юной девушки, что стояла рядом с говорившей.

Та завороженным ягненком застыла под чарами внезапной ласки.

— Ине! — было трудно не подчиниться повелевающему тону старшей "сестры", но у девушки получилось.

В это время Иррэ пытался привести в чувства Тень:

— Брат, пора уходить.

— Что? — темные с поволокой глаза родича никак не могли оторваться от плавных изгибов тела прекрасной незнакомки.

— Пойдем… Отец может увидеть нас! Я не хочу здесь быть! Идем?

— Я никуда не пойду.

Гнев робкими волнами розового тумана наполнял разум Иррэ.

— Мы и так здесь задержались, брат. Время позднее. До города еще несколько часов пути. О чем подумает матушка, если не найдет нас во дворце до захода солнца? О том, что ее бездельники — сыновья опять ввязались в какое-нибудь дрянное дельце? Не стоит попусту тревожить Эвесси. Ей и так достанется, когда она узнает о них, — коротким жестом, стараясь не всматриваться в лица, он указал на зарешеченное окно.

— Я не уйду, Иррэ. Брат мой, не об этом ли мы спорили с тобой по пути сюда. Каким же черствым надо быть, чтобы исполниться равнодушием при виде этих благородных жен?

— Благородных жен? — горькая усмешка исказила лицо младшего брата, — Тень, это гарем Тарона. Он предал нас, он обманул Эвесси...

— Не говори мне о ней! — резко перебил старший. Настроение его изменилось мгновенно. Голос вновь приобрел жесткие нотки, — наша мать… не достойна… отца. Глаза пронзительные и злые обратились к брату:

— Она не достойна своего высокого титула… Простая светловолосая аммаленка, беременная выродком.

Слова — плевки, обращенные к далекой матери, казалось, воняли не лучше дохлых крыс из катакомб.

— Тень, она и наша мать. Как ты можешь...

— Не удивлюсь, если она родит и отец упрячет ее в темницы, — колючий смешок превосходства прервал речь. — А здесь, Иррэ… Погляди на них. В этих девах течет кровь Кессы — той, что возродила наш род. Отец не зря собрал их в дни Кашет — А'Рана. Повторив подвиг Адара, он получит благословение богов. И я буду рядом с ним. Я буду здесь! А ты! Ты ничего не расскажешь Ей! Короткая стрела с узким лезвием, предназначенная для эшем калу, со свистом покинула колчан. Остриё указало на Иррэ.

— Тень?

В старшего брата будто демон вселился.

— Нам не удалось сегодня убить лань, но и без добычи я не останусь!

Тихо, тихо щелкнуло по пальцам древко стрелы, давая начало движению невидимого маятника. Маятника, растягивающего время неминуемой гибели Иррэ.

Однако, там, где ход мгновений жертвы практически остановился, безостановочно летел отпущенный срок убийцы.

Крохотный камень, едва заметной искрой покинувший зарешеченное окно, почти не задел его. Лишь слегка отклонил в сторону очин сорвавшейся стрелы. Стрела вонзилась в бедро юноши.

Огненный всполох боли ожег бок Иррэ и заставил пошатнуться. Одновременно с этим по ноге и в паху начало растекаться мокрое пятно. Непонимающий взгляд уперся в эту точку. Широкие штаны под стрелой уже утратили первоначальный цвет. Лучи темно — багровой кляксы устремились вниз, с легкостью пропитывая складки хлопковой ткани. Но хуже было другое: нога потеряла чувствительность. Не удержавшись на другой, Иррэ воткнулся в россыпь камней под ногами, основательно расцарапав левую щеку.

Тень неприятно скривился, борясь с последними проблесками родственных чувств глубоко внутри. Его давно никто так не выводил из себя. Видят боги, Иррэ не заслуживал такой смерти. Но и прощать ему обвинение отца в предательстве он не желал. Ради кого? Ради никчемной матери, которая, как отжившая свое гончая, уже не способна дать здоровое потомство. Или ради еще не рожденного щенка, в котором не будет ни капли чистой крови?

В Тени вновь забурлила злость. Тело мертвого, как он думал, Иррэ на мелкой гальке его не беспокоило. О нем позаботится прислуга. Ей не впервой убирать следы кровавых игрищ своих господ.

Грязную девку из гаремных, помешавшую точному удару он отыщет сам. Тень, на недавнем примере уже видел, как его красота и ласка действует на этих запуганных одалисок.

Но как объяснить многочисленным дворцовым вельможам, философам и другим прихлебателям, что второй по старшинству наследник престола больше никогда не сядет на свое законное место: по левую руку от трона властителя Кирс — Аммалена? Кобру города среди красных песков, обладателя клыков Кессы, успешного стратега и политика переполняло сомнение в этом вопросе.

Задумавшись и привычным кивком головы раскидав по плечам уже успевшие высохнуть волосы, Тень еще раз обернулся в сторону заветных окон.

Там, у открытой занавеси перепалка разгоралась с новой силой. На этот раз возмущенно восклицала одна из красавиц средних лет.

— Лимаэ Гир. Ма аддеду кан? Ма аддеду тору дан ла ниарэту дэ Рани? Ла селима дэ Лалаен! Ине, ла селима нэ шауди! Да сал талледу дэ н’та Эстэ себ ли иннеку.

— Йамма, йамма! Лимаэ! — со всех сторон ее поддерживали голоса воспрявших сестер.

— Фелен...

— Тирайнэ, манэсау виэй?

— Давени ли.

— Каа'н.

— Ирика?

— Прости, девочка.

По обрывку разговора Тень понял, что в его неудаче виновата та самая статная особа, которая осмелилась без страха смотреть ему в глаза. Жертва, во много раз превосходящая в цене эшем калу. Темное отражение давнего родича, уже давно владевшее им безраздельно, ликовало: почти все детали его хитроумного плана заняли свои места.

Оставалось только изобразить перед свитой своего венценосного родителя праведную неосведомленность: на время забыть о его восхитительной задумке с гаремом, чтобы потом захлопнуть ловушку вокруг гордых красавиц своими руками. Ну и, конечно, в нужный момент проявить на глазах у всех братские: любовь и тревогу. Это растопит сердца придворных. За другим дело не станет. Его политические и военные таланты уже сейчас у всех на слуху.

Почувствовав себя лучше, Тень развернулся и, преодолев заросли, направился в обратный путь.

С момента, когда со счастливой улыбкой из сада удалился старший наследник престола, прошло не более пяти минут.

Возле головы затихшего Иррэ под чьими-то босыми ногами чуть слышно зашуршала галька. Едва заметное движение воздуха дало понять, что невидимая фигура присела. Легкие женские руки пробежались по растрепанным волосам юноши, а потом чуть жестче, но так же аккуратно развернули его подбородок так, чтобы он мог беспрепятственно вдохнуть.

Другая пара рук ощупала щуплую юношескую грудь, проглядывающие сквозь тунику ребра и, не выказывая никакого стеснения, узкий таз, облепленный поджарыми мускулами. Пальцы дрогнули только тогда, когда между ними оказалось липкое ребро стрелы, до половины ушедшее в тело. Но дрожь тут же исчезла. Через секунду рядом с ногой раздался звук разрываемой материи. Какой — то ребристый валик своей продольной частью уперся во внутреннюю сторону бедра у самого паха, в то время как тонкий стержень с опушкой по краям с другой стороны почти впился в кожу. Плотная и мягкая ткань сразу же укрыла их несколькими слоями. Похоже была зажата нога и ниже стрелы. Небольшая передышка и вновь ее, будто разряд молнии, пронзила боль.

Глаза Иррэ распахнулись. Последние лучи закатного солнца, словно ожидавшие этого действия, ослепили его, но, слава богам, только на пару секунд. Уже через несколько мгновений, сквозь иллюзорную рябь багровых пятен, проступили силуэты двух женщин. Юноша видел их сквозь решетку окна поместья. Обе, похожие друг на друга, как сестры. Правда, у одной темный, волнистый поток волос, спускающихся ниже талии, рассекала узкая серебристая прядь. Вторая: молодая девушка, отступив на шаг, стыдливо опустила глаза. Ирика и Ине. Уделив их фигурам внимание чуть больше, чем того дозволял этикет, юноша перевел взгляд на окно.

Вязь кажущихся хрупкими, растительных элементов, которые крепились к металлическим стержням, нигде не прерывалась. Решетка была цела. Это значило лишь одно: рядом, возможно, за теми кустами роз, что разрослись у одной из стен, есть потайной ход. С помощью него гаремные девушки проникли в сады Карин. Отчего же они не сбежали отсюда?

Вопрос, который хоть на немного занимал его мысли, отвлекал юношу от желания взглянуть на рану. Но чем дальше Иррэ уходил в размышления, тем сильнее давала о себе знать нога.

В конце концов, взгляд молодого человека остановился в этой точке. Краем глаза он приметил, что обломок стрелы в два пальца длиной и несколько щепок, которые сильно мешали спасительницам закрыть обрывками одеяний рану, уже валялись неподалеку, почти сливаясь по цвету с галькой. Теперь, в четыре руки, они обматывали стрелу тканью так, чтобы больше не сдвигать. Темная кровь пропитывала перевязь, но женщины не отчаивались. Напоследок, дождавшись мгновения, когда юноша посмотрит на нее, Ирика плавно коснулась образовавшегося над раной кокона, прижав еще один кусок тонкого хлопка, и отступила.

Развернувшись к "сестре" она пробормотала:

— Атэди, Ине, — и растворилась в ночном сумраке.

Силуэт второй девушки мелькнул перед глазами Иррэ слишком быстро, чтобы успеть поблагодарить ее. Но даже на это у младшего брата Тени не хватало сил. Дремота мягкими лапами прикрыла голову, не давая сосредоточиться на чем-то одном. Вязкие мысли о пленницах, разговоре с братом о матери и его поступке теряли смысл, и вот уже кружево сновидений спустилось к нему откуда-то сверху. Молодая, белокурая красавица-мать Эвесси качала его на своих руках и пела колыбельную о стаарте ги аль амме — звезде, покровителе их рода. Звезда плыла в ладони юноши, озаряя сумрак.

Ярким фиалковым пятном она бесцеремонно раздвинула кисею сна, с каждой секундой становясь все больше. Достигнув размеров человеческого тела и распластавшись впереди, пятно разделилось на несколько частей и мерно закачалось в синеватом воздухе. Тело юноши, которое ощущалось, как один сгусток боли, поддалось ритму движения, периодически подрагивая. Вскоре к раскачиванию добавился тихий скрип колес. Окончательно проснувшийся молодой человек понял, что его куда — то везут.

Не прикрытые ничем доски впивались в спину грубо обтесанными краями, от древесины шел легко узнаваемый смрад перепревших овощей и фруктов. Бедняцкая телега? Иррэ много раз наблюдал, как такие недолговечные коробки на колесах, запряженные исхудавшими лошадьми, ползут от сторожевых ворот к крепости Кирс — Аммален, чтобы снабдить правителей припасами, что долго собирали обитатели самых бедствующих кварталов пригорода. Но сейчас ни овощей, ни фруктов не было. Не было и извозчиков.

Через прорехи в бортах он видел, как лошадь — его приученную ко всему лошадь, насильно вели за собой двое слуг отца, облаченных в светлые одежды. Дальше, за ними не удавалось ничего рассмотреть. Однако, судя по тому, что журчание воды почти растворилось в звуках леса, можно было понять, что везут Иррэ обратно к воротам садов Карин. Тень был прав: охота на эшем калу не удалась.

Еще несколько мгновений плавного покачивания и вот уже холод ночной пустыни коснулся открытых участков кожи юноши, заставив поежиться. Это движение отозвалось резкой болью в ноге, но Иррэ и не думал привлекать к себе внимание. Закусив губу до солоноватого привкуса во рту, он безмолвно ожидал рассвета.

Вскоре алые, пурпурные, золотые — первые лучи солнца окрасили остывшую за ночь пустыню. Сейчас действительно можно было сказать, отчего жители крохотных селений в пригороде называют крепость Кирс — Аммален городом среди красных песков. Высокие, древние, каменные стены его с широкими воротами и бойницами ничем не отличались от стен других городов. Но за ними скрывалось то, что не в силах были понять ни правители — соседи, ни, отчасти, даже народ, населяющий крепость. Один из потомков царственной семьи, обладающий недюжинными магическими способностями и исколесивший вдоль и поперек узкие улочки города, мог, с помощью клыков — парных клинков главного божества Кирс — Аммалена — Кессы, расправиться с любым, опасным для него человеком, какой бы властью он не был наделен. Тень клыков обрезала нити жизни жертвы, обрекая на скорую или мучительно долгую смерть. По началу, когда неугодных наследнику Тарона можно было пересчитать по пальцам руки, царская семья еще пыталась скрывать его пагубную страсть. Однако, когда семей, испытавших горе внезапной кончины близких, стало больше, ропот людских масс перерос смирение и возможно, в скором времени, вылился бы в бунт. Слухи о нем докатились до садов Карин и Ирика — жена вождя пустынников и одна из самых красивых пленниц властителя Кирс — Аммалена, рискнула ответить его жестокости и порочности таким шагом. Добровольно спасая Иррэ, она надеялась, что он: не по годам мудрый сын своего отца, станет ее оружием. Ради этого она очаровала молодых слуг, которых еще не успели сделать скопцами, и подговорила их вывести юношу из садов. Ради этого она отправила Иррэ на центральную площадь Кирс — Аммалена.

Телега, запряженная Нисиль, прямо сейчас везла его туда.

Там, на площади, в одном из домиков из бурого песчаника жила умелая целительница: Миррна, способная поднять на ноги даже тех, кто лежал на смертном одре.

Почти все предусмотрела гордая йамма — Гир. Но одно было неведомо ей. Поверженный молодой человек, успевший обдумать свое новое положение в течение коротких предрассветных часов, сам не желал становиться орудием в ее руках. Его пытливый разум открыл перед ним мрачную картину будущего, которое могло наступить, прояви он настойчивость в обретении престола. Гибель близких людей: не рожденного младшего брата, матери, его самого, от рук Тени страшила не меньше, чем город среди красных песков, купающийся в крови молодых, беременных женщин. Миррна, даже будь она целительницей, равной целителям далекого северного племени: нуорэт, не спасла бы их всех. Да, таким было будущее. Но даже в нем виднелся лучик надежды. «Тихая вода скорее наполняет кувшин» — излюбленное выражение Иррэ тут было к месту. Отгородившись от семьи, став для нее невидимкой, медленными шагами продвигаясь к назначенной цели, молодой человек мог справиться со злом, поселившимся в покоях крепости Кирс — Аммален. Но для совершения этих медленных шагов нужно было еще очень много времени. Времени, необходимого для выздоровления.

Рана, не плотно прикрытая еще одним куском чудесного одеяния Инэ или Ирики, напомнила о себе судорогой в сведенных мышцах.

Воспоминание оборвалось неожиданно.

Уродливый шрам, на бедре Иррэ, оставленный стрелой из колчана Тени, и заставивший на много лет забыть о свободных прогулках по коридорам крепости и лабиринтам любимого города, разболелся вновь. Он все еще сидел здесь — на уютной веранде дома, выстроенного рядом с домом Миррны, в благодарность за преподавание детям знатных вельмож, не узнанный ни одним из них.

Его происхождение скрылось за обликом, который он тщательно поддерживал. За это время изменилась фигура: суховатое и поджарое тело юноши, стало тонким, до болезненной худобы. Отросли некогда густые и послушные русые волосы. Теперь, с начинающими пробиваться прядями седины, они напоминали птичье гнездо. Острые скулы и подбородок укрыла щетина, которую любой цирюльник принял бы за бороду. Птичий взгляд, исполненный несказанной мудростью — родовую черту мужчин рода Аль — Кессад, Иррэ довел до таких высот, что уже никто не стремился заглянуть ему в глаза.

Так из великолепного наследника престола Кирс — Аммалена возродился «Городской сумасшедший» — юродивый, с чудаковатой речью и взглядом на привычные вещи.

Но не только этим прославился бывший преемник трона. Видение, которое пришло к нему однажды, было первой вехой нового предназначения. Вещие сны о месте, где он жил, темные и мрачные так походили на явь, что, в конце концов, это начало пугать юношу. Попросив у Миррны и ее семьи, ставшей ему почти родной, совета, он выторговал у караванщика, везущего безделицы из глубины пустыни, хрустальный шар. Рассматривая его днем, а по вечерам выпивая горькие сонные настои, которые ему давала целительница, он справился со своими страхами.

Спустя некоторое время слухи о Валаэне — пророке, разнеслись по городу и к «городскому сумасшедшему» потянулись люди. Их простые вопросы о пропажах, скоте и личных проблемах, не давали Иррэ опуститься в гущу мрака. Но, иногда, когда он находился один на один с собой, все то, что пытался забыть «Городской сумасшедший» прорывалось сквозь хрупкие стенки шара, накрывая его с головой. Этот ужас гнал его от родных стен и оставлял только в пустыне, после нескольких дней бесцельных перемещений и попыток собраться с мыслями.

Однако в нынешний месяц Кашет-А‘Рана все было по-другому. Несколькими днями ранее необычные всплески в янтарной и слоистой пучине шара привлекли его внимание. Проблески солнечного света, что ловила сфера, сменились холодной синевой снега. Иррэ заинтересовался! Чуть позже снега расступились, и перед ним предстала одинокая крепость, рядом с которой то появлялась, то пропадала удивительной красоты незнакомка, облаченная в меха и доспехи. По ее левую руку всегда стоял пес, черный, как сумрак безлунной ночи. Каждое мгновение, которое Иррэ проводил над шаром, раскрывало суть этой двоицы. Ближе и яснее очерчивался их облик. Изумрудная зелень глаз животного странным образом перекликалась с небесной лазурью печального взгляда владычицы этих земель. Да, девушка, как две капли воды, похожая на повзрослевшую Кессу — святыню и рок Кирс — Аммалена не могла ею не быть. Она источала силу, первородную силу хранителей севера — вождей племени нуорэт. И… Иррэ чувствовал это: эта мощь в скором времени могла покинуть пределы племени. Развернется ли она на юго-восток или подомнет под собою север, «Городской сумасшедший» пока не знал. Но уже сейчас ощущал, что неразрывно связан с нею. Ей — гордой северянке, наделенной необузданным могуществом, необходима его помощь. Нужна концентрация, чтобы одолеть кровожадную сущность, ставшую вторым «я». Ему знаком этот страх, и он знал, что не подведет ее…

Поджарый мужчина встревоженно огляделся. Бархатное покрывало сумрака спустилось на город, в одночасье залив его плотными волнами тишины. Прекратилось пение кашет. Не загорались призрачным светом огоньки свечей на вершинах башен. И только едва ощущаемые порывы ветра тревожили гребни блекло — красных дюн, заставляя крупные песчинки тихонько насвистывать колыбельную небесам. В них, на западе, с каждой минутой разгораясь все ярче, сиял Стратагалем — звезда — предвестник и знак судьбы.

Он сообщал Иррэ, что встреча с властительницей нуорэт близка...