Глава 5. Мой ашаук

День выдался солнечным, горячим. По-городски шумным, в любую минуту готовым показать своим жителям: вот вам и суета, и жар одиннадцати утра. А может, уже не утра?

Под тенью деревьев можно было даже сидеть. Узорчатой такой, объемной, будто кто-то решил расчертить на земле причудливую схему. Справа шёл дурманящий аромат от бордовых и красных роз. Слева — тихонько журчала вода в фонтане, находившемся в нескольких шагах.

Грабар задумчиво смотрел на памятник Потёмкина, гордо стоявший на постаменте, отблёскивавший бронзой на солнце. Ну, Григорий Александрович, светлейший князь, хорошего тебе денёчка, чай Городовой неплохо свою службу несёт, раз беды обходят Херсон стороной. Так, только угрожающе скалятся, но сунуться сюда не смеют.

Памятник основателя города был неподвижен, однако в какую-то секунду Грабару показалось, что вспыхнула в глазах золотистая искорка. Так-то оно всегда. Кто давал свои жизненные силы городам, тот никогда из них не уходил навсегда.

Грабар откинулся на спинку скамьи и вдруг увидел, как к нему приближается Железный. Тот шёл бодрой походкой и чуть щурился. В неизменной клетчатой рубашке. В коричневых лёгких брюках и бежевых сандалиях. С тканевой сумкой через плечо. Совсем небольшой, если книжка или планшет поместятся — будет хорошо. За ним, подпрыгивая на коротеньких лапках, бежал угольно-чёрный мопс с красным ошейником. Железный шёл так, словно и не замечал Грабара. Однако стоило ему только оказаться в нескольких шагах от Олега, и провидец быстро свернул и уселся рядом на скамейке.

— Похолодание обещают с завтрашнего дня, — мягко сказал он, не глядя на Олега и лишь внимательно наблюдая за резвящимся мопсом.

Его, кстати, Грабар видел с Железным только на улице. В доме кроме вредного серого котяры Боси никогда и никого не наблюдалось. Мопс, точнее мопсиха, по кличке Пифия, отличалась хулиганским нравом и большущими агатовыми глазами, в которые нельзя было смотреть просто так. Желательно бы при этом ещё что-то дать. Повкуснее.

— Я только за, — проворчал Грабар, задумчиво разглядывая сумку Железного и отмечая необычный значок в виде сегмента, на котором стояло четыре буквы «ПНУМ». — Это жара доканает любого.

— Как знать, как знать, Олежек, — вздохнул Железный, по-прежнему не глядя на Грабара. — А значок — это от моего коллеги, подарочек. Знаешь, есть в Полтаве университет. Говорят, что магический. Правда, я бы не сказал. Вот приглашали консультантом, а я и согласился.

Он всё же бросил быстрый взгляд, Грабар успел отметить смешинки в ореховых глазах. Однако реагировать не стал. Полтава — город ещё тот. Не зря там Гоголь творил отечественный хоррор. Магия — она везде. Просто не глянцево-сказочная, а… другая.

— Прохлада — всё равно лучше жары, — сказал он отстранённо, наблюдая, как Пифия подбежала к фонтану и, став на задние лапы, передними облокотилась на бортик, с любопытством посматривая на резвившихся с водой детей.

— Это на тебя так отъезд Эммануила Борисовича повлиял? — улыбнулся Железный.

Грабар тоже улыбнулся в ответ. Криво, давая понять, какую сомнительную шутку сейчас отпустил собеседник. И отчаянно не признаваясь себе, что после того, как Чех уехал, и впрямь стало пусто и холодно.

Проклятый Следящий сжёг карты снов. И в то же время подпитывал своей силой — вкусной и хмельной. Заставляющей сердце быстрее биться, а голову кружиться от ощущения какой-то новой мощи.

— Привыкнешь ещё, — хмыкнул тогда Чех, когда после долгой истории про Зурет, всё же частично помог Олегу восстановиться после блуждания по снам. — Осторожнее надо.

А потом ушёл, почти на рассвете. Уже переступил через порог и лениво обернулся, посмотрел внимательно, словно хотел что-то разглядеть на лице Олега.

— Если что случится, то ты знаешь, где находится Одесса.

И растворился во тьме. Будто никогда и не было.

Грабар тогда только ошалело уставился на лестничную клетку, не веря своим глазам. Но Следящий и впрямь ушёл. Даже не попрощался. И это никак не давало разобраться: скоро ли всё закончится, и при чем тут Одесса?

А теперь и этот ещё!

— А вы что-то знаете? — невинным тоном поинтересовался Грабар.

Пифия тявкнула и подбежала к хозяину. Тот опустил руку, принявшись чесать её за ухом.

— Знаю, что снился тебе сон, — как-то странно произнёс Железный, и Грабар замер. — Был он, а вспомнить — не можешь. И съедает тебя это уже не первый день. Потому что в том сне — часть паззла, которую надо вложить в картину, чтобы всё стало на свои места. Знаю, что сказал ты всё Колесник, но она пока так и не ответила, а ещё…

Пифия возмущённо тявкнула и посмотрела на Олега. Железный приложил к губам длинный желтоватый палец. Мопсиха вздохнула и села рядом с ногой хозяина.

— А ещё? — осторожно спросил Грабар резко охрипшим голосом.

— А ещё — ночь, Олежка. И шторм. И пусть море мелкое-мелкое, но шторм — злой, беспощадный. И пропадают там люди пропадом. И в утлых меотских лодчонках, и современных кораблях…

Грабар вздрогнул. Или и вправду стало холоднее? А, точно, тучи зашли. И егоза Пифия как-то жалобно заскулила. Только Железный сидел как ни в чём не бывало.

— О чём вы, Рудольф Валерьевич?

Но тот снова приложил палец к губам. И только ветер зашумел в кронах деревьев — сильно, недовольно, будто сердился на кого-то или на что-то. Голова почему-то закружилась. Но в тот же момент Грабар едва не подпрыгнул от радости. Словно глоток ключевой воды проник в измученную жаждой глотку. Он вспомнил! Вспомнил свой сон!

Железный улыбнулся. Посмотрел на затянутое тучами солнце. Еле слышно шепнул:

— Пошли, Пифия, не будем мешать.

Но Грабар этого уже не слышал. И не видел, как провидец вдруг растворился в солнечном дне. Только прикрыл глаза и… рухнул в то время и место, разум и сердце… Услышал шёпот, срывавшийся с собственных губ. Хрипловатый и — женский. Во сне можно быть кем угодно. Делать, что угодно, но только чтобы это не шло вразрез с правилами сновиев, которые не любят чужаков в своих владениях.

— Теме, Теме… Не было между нами дружбы никогда, — шептали губы — ил инее его вовсе? — и не будет. Но принял ты кровь моего возлюбленного, забрав навсегда. Так приди же на мой зов…

В босые ступни спивались мелкие камешки и битые ракушки. Но ступни воительницы — не нежные ножки дочки вождя — и не такое терпели. Шаг. Ещё шаг — остановиться. Посмотреть в ночную даль и укутанные тьмой волны, мерно набегающие одна на другую. Протянуть руку — рвануть серебряную фибулу.

Грубый плащ рухнул к ногам. Губы растянулись в улыбке — злой и веселой, отчаянно открытой. А в глазах — боль. И пусть самих глаз не видно, но во сне можно учуять и не такое. Она отбросила ногой плащ, только едва слышно звякнул металлический браслет на щиколотке.

Ветер приласкал обнажённое тело, коснулся ночной прохладой. Только не мерзнёт никогда закалённая воительница. Смеётся всегда в лицо ветру Тиргатао.

Ветер обиженно зашипел и исчез, полетел к морю.

Тиргатао закинула голову, вытянула гребень из волос. Чёрным водопадом хлынули тяжёлые пряди, прикрывая спину и бёдра.

Грабар чувствовал, как клокочет внутри неё ненависть, однако, позабыв обо всем и преступив гордость, она пришла сюда — просить управы на своего врага.

Тиргатао сделала шаг вперёд, ближе к кромке набегавших волн, оставлявших пенный край.

— Тот, из кургана тебе не друг. Заберёт он твои силы, только вырвется на волю. Станет здесь хозяином, запустит когти в землю…

Ещё шаг к морю. Упал лунный свет — на предплечьях и плечах высветил смуглую кожу, разрисованную знаками-символами: черточками, ромбами, кругами. В руке появился кинжал с рукоятью в виде грифона. Длинное лезвие вспыхнуло огнём в звёздных лучах.

Тиргатао провела им по своей руке. Тут же выступила кровь, в ночи заизвивалась чёрной змеей и капнула вниз.

— Эта дочь каракурта, проклятая Зурет, уже сделала своё дело, Теме. Не избежать мне её чёрной ворожбы. Так обрати моё тело в оружие против неё — подари мощь после смерти.

Кровь падала в море. Волны запили, словно клубок змей.

— Стал он моим, а я — его, — шепнула Тиргатао, ии Грабару стало не по себе. — Смешалась наша кровь воедино. Но ушёл он в плаванье и не вернулся. Ты познал кровь его, Теме. Ты забрал плоть его. Душа спрятана на дне. Так возьми и мою, но помоги — дай сил. Пусть будет управа на Того…

Морская волна вдруг резко взвилась и упала прямо на Тиргатао. Женщина вскрикнула, выронив кинжал.

— Слыш-ш-шу, — раздался шелест-голос, от которого кожа покрылась мурашками, а внутри все онемело от ужаса. — Пришш-шла. При-иму.

Стоя, не в силах пошевелиться, Тиргатао лишь мысленно попросила хозяина вод не дать ей умереть до того, как не истлеет последний лоскуток кожи Зурет.

— Её же заклятье обернётся против неё, — выдохнуло море.

В шелесте волн сквозило что-то странное. Тиргатао это понимала. Тот, из кургана хоть и стремится вырваться наружу, но всё ещё заперт. А море — здесь. Всегда было и будет. Знает этот край, чужаков не любит. Тот ему только помеха.

— Станешь ты женщиной из соли, — шёпот-шелест, от которого укачивало и немного мутило — не давало сосредоточиться. Хотелось лечь на берег, прикрыть глаза, укрыться с головой волнами, вслушаться в бесконечные морские слова. Говори, Теме, пришёл твой час. Я твоя. Теперь не уйду. Буду твоей: отдам жизнь и стану после смерти тоже.

— Иди к озёрам, Тиргатао, — тихий смешок. — Встретит тебя твой ашаук. Станешь ты его повелительницей — такой же как он. А потом иди домой и спи. Спи до заката, на глаза никому не показывайся. Станет оборачиваться солью тело твое, всё, как задумала Зурет. Но только ни разум, ни волю ей не получить. Придёшь к ней за час до полуночи, ранишь. Но так, чтобы она прожила до восхода солнца.

Тиргатао сглотнула. Мысли в голове путались, а ноги мерзко подрагивали — лишь бы не упасть, лишь бы не потерять сознание.

— Заберёшь у неё все веретёна. Все три. Принесёшь мне…

Повисла тишина. Тиргатао вдруг поняла, что не осмеливается поднять голову.

— А… дальше? — всё же хрипло спросила она, не зная, слышен ли вообще её вопрос.

— Дальше — узнаеш-ш-шь. Узнаеш-ш-шь…

Шёпот волн вдруг стал безумным хохотом — диким, неистовым. Таким, что сердце сжало рукой ужаса.

Тиргатао шумно выдохнула, развернулась и понеслась не разбирая дороги прочь от сошедшей с ума стихии. И только внутри билось одно и то же: «Ашаук, ашаук. Мой ашаук».

Грабар вздрогнул и непонимающе уставился перед собой. Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Потом сделать глубокий вдох и понять, что Железного рядом нет. А ещё то, что так и не понял: сумела ли добежать Тиргатао до озера?

***

— Сумела? — спросила я севшим голосом, во все глаза глядя на Азова.

Рассказанная им история была невероятной, однако после того, что было с Зурет и общения с душами умерших, не особо в новинку. Просто в голове не совсем укладывалось, что человек, который что-то ненавидит, может пойти к нему и просить помощи. Правда…

Я вздохнула. Легко судить, когда сама не оказывалась в такой ситуации, что готова и продаться ненавистному существу или стихии, лишь бы избавиться от врага.

— Сумела, — ровным голосом произнёс Азов. И тут же указал на гладь озера, сегодня почему-то тут даже не было туристов. Последние уходили, как только мы пришли. — Ашаук её принял сразу.

— Как он… — Я сглотнула. — Выглядит?

Азов покосился на меня. В бездонных серо-зелёных, будто море в дневной зной, глазах отразилась заинтересованность.

— Тебе действительно хочется знать?

Я поколебалась всего секунду, вспомнив того преследователя, что провожал меня от берега до гостиничного дома. И запах сероводорода.

— Нет, — качнула головой.

Азов засмеялся. Как-то мягко, добродушно. Отчего вмиг стало как-то тепло и странно уютно. Я нахмурилась, пытаясь прогнать странное ощущение. Этого ещё не хватало.

— Это ты его за мной послал тогда?

Азов кивнул.

— Зачем?

Откровенно начинало раздражать его молчание и нежелание продолжать разговор. Словно мне сказали всё, что нужно было знать. Но ведь это не так!

— А… — упёрто начал я, но Азов вдруг приложил указательный палец к моим губам.

Захотелось укусить, но серо-зелёные глаза смеялись. А ещё светились каким-то странным светом. И захотелось даже не укусить, а врезать со всей силы. И в то же время было понимание, что не надо делать ни того, ни другого.

— Ты не ладишь с морем, потому что принадлежишь земле. Но это не значит, что меня нужно ненавидеть.

Грубоватые пальцы скользнули по моей щеке, замерли на скуле.

Внутри вдруг стало горячо-горячо, словно солнце вдруг скатилось с неба и оказалось у меня в груди. Всё выжигая на своём пути, не давая дышать.

— Прекрати, — шепнула я. — Люди…

— Нет тут никаких людей, — шепнул Азов одними губами.

И он был прав. Только вот это странное отношение одновременно злило и вводило в недоумение. Я не понимала, зачем он это всё делал. Неужто так не хочет говорить про ашаука?

Пришлось сделать шаг назад. Азов не протестовал, только смотрел на меня с едва заметной улыбкой на губах.

— Ашаук не выйдет из озера больше, у него приказ, — спокойно произнёс он. — Но и службу свою выполнит — не даст тому, кто хочет твоей крови, подобраться близко.

Я нахмурилась, посмотрела на воды солёного озера. На мгновение показалось, что в нескольких метрах от меня появилось тёмное пятно. Будто какое чудище поднялось и глубин и теперь хотело понежиться в лучах дневного солнышка.

— Маньяк так и не достал тебя, — спокойно произнёс Азов и вдруг снова оказался рядом. Правда, на этот раз даже не пытался прикоснуться. — Мой слуга знает своё дело.

— Не достал до летального исхода? — ехидно уточнила я.

— Ага, — невозмутимо согласился он.

Да уж. Крыть было совершенно нечем. А хотелось. И однозначно — матом. Ибо маньяк всё же неплохо меня понадкусывал, затаскивая в самые невероятные места.

Постаравшись отвлечься, я вздохнула:

— Слушай, а дальше что было? Тиргатао сумела убить Зурет? И зачем тебе были веретёнца?

Он кивнул:

— Конечно, сумела. Точнее, выполнила моё приказание. А уж загнуть пряху в колесо…

Я вздрогнула, вспомнив своё видение и ту жуткую фигуру, в которую превратилась Зурет в могиле на берегу. С трудом загнала подступившую было панику. Нельзя об этом думать, нельзя. Надо спокойнее на всё реагировать. У Азова были причины так сделать. Пусть свои, странно нечеловеческие, жестокие, но были. Зурет не принесла никому добра, иначе б не было против неё столько людей.

Тут же захотелось засмеяться. Да откуда я знаю, что происходило века назад? Только разве что могу судить по трупам жертв, а так…

— Скажи, — хрипло произнесла я и краем глаза заметила, что Азов почему-то нахмурился — видимо, не понравился мой тон. — Существо, которое сидело в могиле Зурет и было её ашауком, дарованный Тем, из кургана?

Азов покачал головой. И вдруг мягко положил мне руки на плечи, потом провёл по волосам.

— Нет, Яна. Это мой слуга. Он был оставлен на её могиле, чтобы не упустить… Не дать высвободиться. Однако кто-то лихо обошёл мои замки.

Я невольно вздрогнула. Ну и видок был у защитничка Тиргатао! Воистину дивно, что кто-то осмелился туда сунуться. Но действия — на лицо.

— Да уж. Работает он и впрямь неплохо, — признала я.

— Угу.

Слишком коротко. Он почему-то не склонен говорить. Может, не хочет, чтобы это слышало существо из озера? Так вроде бы оно служит ему и не должно стать преградой. Хотя… тут можно сейчас надумать бог знает что.

— Ты, кажется, так и не поняла, кто к тебе приходил, — неожиданно произнёс Азов, и я озадаченно посмотрела на него снизу вверху. Хм, что-то совсем не замечала, что он такой высокий.

— О ком ты… — начала и тут же оборвала себя на полуслове.

Господи, какая же я дура! Ира! Я искала её среди современных знакомых, а это… Одна же из форм имени Тиргатао — именно Ира! Пусть это не доказано, но такого совпадения быть не может! Значит, она пришла сама!

— Когда Тиргатао принесла мне веретёнца, удалось усыпить силу Того, из кургана и поставить защиту. Но при пробуждении Зурет мои чары могут рассеяться. Поэтому веретёна жизней не должны попасть ей в руки.

Я слушала, потеряв дар речи. Ничего себе подарочек. Но почему она не стала показываться мне на глаза? Впрочем, спрашивать можно было очень долго. Только вряд ли я услышу какие-то ответы.

— А почему я?

Вопрос получился каким-то неуклюжим, почти неслышным. Но Азов понял. И внезапно обнял меня со спины и шепнул на ухо:

— Ты слишком упёртая.

Я вздрогнула, попыталась высвободиться, но не вышло. Несмотря на то, что меня не слишком сильно-то и держали. Странно.

— Это как наказание? — вместе с вопросом вырвался истерический смешок.

— Частично, — не стал отрицать Азов. — И возможность показать Городовому, что с тобой надо считаться.

Я нахмурилась. Вот сволочь. И знал же, в какое место бить. Утереть Городовому нос — одна из важнейших задач. Внезапно я даже почувствовала какую-то извращённую симпатию к этому странному существу.

— Ты же этого хочешь, не так ли? — шепнул он мне на ухо.

Я прикрыла глаза, вслушиваясь в шум ветра.

— Да, хочу.

— Вот и славно, — хмыкнул он.

И неожиданно отступил на шаг и рванул мою футболку. Ткань с треском разошлась. Я оторопела, даже не в состоянии вскрикнуть. И резко обернулась, прикрыв грудь руками.

— Да что ты творишь?

Но Азов даже и не подумал что-то объяснять, вновь повернув лицом к озеру. В следующий миг дошло, что на мне вообще не осталось одежды. На шею быстро что-то надели, и местечка между лопаток коснулось что-то холодное.

Сознание окутал какой-то туман, губы онемели. Всё возмущение кипело где-то внутри, но стало до того маленьким, что-то не обжигало, а так — еле-еле тлело.

— Не бойся, — сказал Азов, — тебя никто не увидит, я позаботился. А теперь иди вперёд. Ашаук должен признать тебя.

— Но я не…

— Иди!

Меня с силой толкнули в озеро. Потеряв равновесие, я едва не упала, но чудом удержалась на ногах. Вода оказалась тёплой, даже горячеватой. По телу вдруг пробежала дрожь. Я шумно выдохнула. Кожа покрылась мурашками. Вдруг рядом появился житель озера — мелькнул толстый серый бок у самой поверхности воды. Сердце застучало, как бешеное. Во рту всё пересохло. Захотелось сбежать, но ноги не слушались.

«Не бойс-с-я, — прошептал в голове шипящий голос. — Я не враг, я — защ-щ-щитник. Я не дам в обиду».

Всё тело будто пронзило стрелой, кровь заиграла в венах. Появилось странное ощущение, что я давно этого ждала. Странный приток силы, переполнявший от пяток до макушки. Хотелось расхохотаться и подпрыгнуть на месте.

«Дай мне руки».

Не задавая лишних вопросов, молча протянула их вперёд. Тут же почувствовала прикосновение чего-то мягкого и гладкого, словно существо пыталось просочиться сквозь открытые ладони.

Жар снова прилил волной. Казалось, что всё тело пылает каким-то неведомым огнём. И особенно — место между лопатками. Азов же так и стоял за спиной, не произнося ни слова.

«Стану я твоей защитой, а ты моей волей. Будет земля твоей опорой, а вода — жизнь. Вечную клятву даю — не покидать».

Мои запястья под вводом окутал тревожный красный свет, похожий клубы крови.

«Ничего не бойся, ничего».

Почему-то чуть не сказала, что не боюсь, но губы не дрогнули. Слишком всё невероятно. Слишком странно. Организм Слышащей Землю принимал энергетику воды и… не сопротивлялся. Что же это такое?

«Отныне ни вода, ни соль не причинят тебе вреда».

Клубы крови рассеялись, образовав окружность. Внутри этой окружности вдруг появилась зеркальная поверхность, по которой скакали солнечные зайчики. Прошло мгновение — отразилось моё бледное худое лицо с ненормально блестевшими яркой зеленью глазами.

И тут же исчезло. А потом вдруг зарябило, словно под ветром, и начало тут же что-то рисовать. Сначала по точечке, по черточке, по палочке и… Вот она улица. Ночь. С правой стороны доносится соседский хохот, слева — дом. Знакомый, кстати. Стоп! Это точно не Стрелковое. Это же…

Я сглотнула. Счастливцево, дом Капраря. Скрипнувшая калитка, и заскулившая собака. Но ни та, ни другая — не помеха. Потому что нет преград для неё. Неё?

В какой-то момент в зеркале отразилась фигура, в профиль. Невысокая женщина, светловолосая. Она двигалась плавно и хищно, словно и не была человеком. В одной руке держала нож, а в другой — рыболовецкую сеть, металлически поблёскивавшую при свете луны и звёзд. Потом остановилась. Обернулась. Посмотрела мне прямо в глаза.

Внутри всё похолодело. Словно и не было знойного июльского дня и солёного озера. А вдруг весь мир оказался туннелем в пещере извечных льдов.

Женщина отвернулась, озёрное зеркало растаяло. Я вздохнула и сжала пальцами виски, понимая, что узнала убийцу.

Да. Узнала.

Ею была Екатерина Далева.