Глава 2. Карты снов

Да, я готов,

Разгадать твою карту снов.

Режу имя твоё на руках,

Чтоб остаться навсегда в этих снах.

Roman Rain, «Prinzessin der Träume»

Карты снов можно было купить на Таврическом, в бутике у дяди Миши. В узкой будочке, стоявшей среди рядов местного рынка, всегда было тесно. Пахло бумагой, кожей и металлом. На витринах стояли подсвечники, ароматические лампы и статуэтки японских богов. Напротив — столы с массивными кольцами, шипастыми ошейниками, напульсниками и кулонами с названиями рок-групп. Рюкзаки с теми же рок-группами были сложены в большой корзине в углу. С плакатов на стенах взирали длинноволосые музыканты с разрисованными чёрным и белым лицами.

У дяди Миши всегда толпились юные неформалы, шумно выбирая очередной аксессуар. Однако не так редко появлялись и другие покупатели…

Сам дядя Миша был мужчиной крупным. Седоватым, с усами. Энергичным. Всегда знал, что посоветовать: и молоденькой панкушке в вырвиглазной одежке и степенному гражданину, зашедшему за… другим товаром.

Грабар, когда зашёл сюда в первый раз, не сразу поверил, что именно у этого человека находится его колода. Впрочем, на второй раз — тоже. Тогда он ещё не знал, что карты можно увидеть только дотянув до нужного уровня в чтении снов. Так можно в упор смотреть на коробку с колодой и… не видеть. Но зато потом…

Его колода оказалась чёрной с фиолетовым. Казалось, что на рубашку карт кто-то щедро плеснул чернил, а потом присыпал звёздной пылью. По размеру карты снов были чем-то средним между игральными и таро.

Дядя Миша, завидев Грабара, только хитро улыбнулся и вдруг произнёс:

— Уж заждались они вас.

Удивлению тогда не было предела. Колода в синей и чуть потёртой коробочке лежала на стекле витрины, прямо возле ароматической лампы в виде черепа. Покрылась даже тоненьким слоем пыли.

— Заждались? — переспросил Грабар почему-то охрипшим голосом.

Дядя Миша кивнул:

— Уж неделю лежат. Прямо на этом месте.

Но Олег заходил сюда только вчера и был готов поклясться, что ничего тут не было!

Посмотрев на хозяина бутика, попытался определить: шутит или нет. Нет, абсолютно серьёзен. Только в карих глазах смешливые искорки.

…Да уж. Именно так оно и было.

Грабар отошёл от окна, за которым царила южная ночь. В отличие от Яны он жил не в центре города, а в относительно молодом районе. Поближе к дяде Мише, подальше от Городового.

На Таврическом кипела жизнь, несмотря на поздний час. Под окнами сидела компания, распивавшая пиво. Девушки звонко смеялись, грубые голоса парней вторили им. И хоть у Грабара был пятый этаж, слышалось всё отменно.

Поглядев на часы, он хмыкнул. Начало одиннадцатого. Самое время веселиться. Кому-то во дворе, а кому-то…

Не слишком вовремя вынырнуло воспоминание о такой же ночи, шесть лет назад. Они сидели за деревянным столом, на узких досках скамеек, чудом уцелевших от произвола хулиганов. Сигареты, вино, пицца. Красивая Витка Бойкова из отдела договоров. Русые волосы до пояса, курносый нос, длинные пальцы. И взгляд чуть искоса: лукавый, заинтересованный, с лёгким вызовом. Попробуй. Просто попробуй. И будь смелее. Всё получится. Я скажу тебе да. Возможно.

И сердце билось не так ровно как обычно, и не так важна была маленькая пирушка, устроенная с друзьями в честь поступления на новое место работы. Грабар уже было решился пораньше распрощаться с ребятами и вызваться проводить Виту домой, однако вдруг всё померкло.

И тут же перед взором тут же разлилась тревожная краснота, а голова взорвалась болью. Откуда-то донеслись хрипы: старческие, отчаянные, тихие.

«Вот и всё», — огненным росчерком пронеслась мысль.

Чья? Не понять. Во рту пересохло, в висках запульсировала боль. Красноту вдруг расчертили параллельные чёрные полосы. Изогнулись, зазмеились, опутали.

— Вот всё… — донесся чей-то выдох, и вдруг воздух закончился.

И мир тоже.

Грабар очнулся в больнице. Толком врачи не могли объяснить причину внезапного обморока. Подозревали нервное истощение. Но самого Олега такой диагноз только озадачил. Были нервы по работе, но не такие, чтобы доходило до обморока.

А потом, в два часа пополудни, прямо на залитой солнцем улице Суворова, Грабар встретил Городового. В чёрной одежде, со светлыми нечеловеческими глазами. Без льва. Лев — это только ночью. Городовой смотрел долго и внимательно. Но так, что захотелось дать дёру аж до следующего квартала. Однако руки и ноги словно окаменели.

Городовой улыбнулся, склонил голову к плечу. И вмиг стало как-то спокойнее и теплее, будто произошло что-то очень важное.

— Ну, здравствуй, Читающий Сны, — мягко произнёс Городовой.

Здравствуй… Способности проснулись спонтанно. Эмоции повлияли на энергетический контур города, и Грабар сумел прочесть сон умиравшего деда Виты Бойковой. Потому и не удержался на грани сознания. Те, кто умирает, всегда пытаются утянуть за собой.

Городовой потом это объяснил. И многое другое.

В дверь позвонили. И мигом по спине пробежали мурашки. Грабар вдохнул поглубже и ровным шагом направился в коридор. Назад дороги нет. Это не самый желанный гость, но не впустить нельзя.

Набрав воздуха в грудь, Грабар щёлкнул замком.

Гость стоял на пороге, сложив руки на груди. Очки чуть приспущены на кончик носа, взгляд поверх стёкол: внимательный, цепкий, чуть ироничный. В этот раз не столь официально, как прошлой ночью. Потёртые джинсы, кофта — серая, лёгкая, крупной вязки. Чуть растянутая. Но эта небрежность странным образом придавала прибывшему какой-то шарм. Он поднял руку и поправил очки. Мелькнул металлический браслет от часов и татуировка в виде змеи.

— Доброй ночи, Олег Олегович. Впускаете?

Грабар сглотнул. Дурак. Какого так пялиться и стоять столбом? Снова быстрый резкий вдох и посторониться.

— Да-да, конечно. Входите, Эмман…

Он запнулся. Эммануил Борисович. Имя с претензией, которое в упор не хотело слетать с губ. Что-то было в нём не так.

— Чех, — коротко бросил тот, проходя в коридор. — Так легче.

«Да, легче, — подумал Грабар, следуя за Следящим. — Только не так уж. Что с ним делать? Видит же, гад, всё. Знает. Сволочь.»

Следящий чувствовал себя как дома. Просто прошёл в комнату, не дожидаясь хозяина. Бросил задумчивый взгляд на книжные шкафы, на компьютерный стол, задержался на диване. Хмыкнул.

Грабар, прислонившись к косяку, молча наблюдал за ним. Хотелось сказать что-то умное, но как-то не получалось. Да и не к чему было. Со Следящим лучше не умничать. Всё равно будет так, как хочет он, а не сам Грабар.

Чех бросил быстрый взгляд на стол и колоду карт. Задумался. Грабар и сам не заметил, что затаил дыхание, словно ожидая приговора. Карты у всех разные. Зависит от уровня силы.

Чех сел за стул и взял колоду в руки. Замер, прикрыв глаза и что-то прощупывая на энергетическом уровне. Потом довольно хмыкнул и посмотрел на Грабара.

— Годится. Справимся.

На душе стало легче. Ещё немного помявшись, Грабар всё же прошёл в комнату и сел напротив Чеха.

— Кофе есть? — неожиданно задал тот вопрос, введя Олега в ступор.

— Ну… да? А вы…

— Мы, — невозмутимо ответил Чех.

Встал и выключил большой свет, мигом погрузив комнату во тьму. Потом что-то сказал на непонятном языке, и по всей комнате разлилось лиловое сияние, едва освещавшее помещение.

Грабар поёжился, но не мог не признать, что так даже лучше. Электрический свет только сбивает концентрацию. Поэтому обычно он включал маленький ночник и накрывал его тканью, чтобы свет был очень приглушённым.

— Кофе понадобится тебе, — продолжил Чех. — Попозже.

Снова вернулся и сел напротив. Двигался нечеловечески ловко и грациозно. Так, словно не приходилось вообще затрачивать никаких усилий, чтобы пошевелить рукой или ногой.

Чех поставил локти на стол, сплёл пальцы. Грабар мысленно отметил, что чертовски рад: Следящий не притащил своего каракурта. Только вот взгляд карих глаз все же заставлял понервничать. Смотрит, гад, так, будто всё знает. Но хочет услышать это от самого Олега.

— Когда это произошло? — ровным голосом спросил Чех.

Грабар уставился на колоду. Тревога за Яну вновь зазвенела в мозгу. Так хоть какое-то время удавалось её гасить.

— Связь оборвалась днём, где-то около трёх, — произнёс он вмиг ставшими непослушными губами. — Поначалу я этого не чувствовал. А потом… словно струна лопнула.

Грабар сглотнул. Спокойнее надо, спокойнее. Обрыв связи — это ещё не конец света. Это может значить что угодно. Даже то, что напарница на время просто отгородилась. Такое нужно, чтобы быстро восстановить потерянные силы. Но… В голову почему-то лезло только плохое.

— И трубку не берёт? — лениво поинтересовался Чех.

Грабар отрицательно помотал головой. Не берет. Едва его охватила паника, как визитка, которую ему дал Следящий, вдруг нагрелась до немыслимых пределов, обжигая ладонь. Чего скрывать, если он сразу взял её в руки, как только понял, что с напарником что-то не так. Конечно, можно было обратиться к Городовому, но тот сам дал понять, что умывает руки. Делом будет заниматься Следящий. Чех. Сокращение от Чехлянц, видимо. Да уж. Дал бог фамилию. Но сокращение ему дивным образом шло.

— Что ж, неприятно, но не смертельно, — тем временем прозвучал вердикт. — Раскладывай карты. Я помогу.

Грабар настороженно посмотрел на Чеха, но тут же отогнал глупые мысли. Всё правильно, лучше дотянуться так. Уж Следящий-то не даст всей энергии утечь в подпространство. Карты, они полезные и мощные, но выпивают столько сил, что в пору потом ложиться на стационар в больницу.

Грабар не раз задавался вопросом: кто их создал? Но Городовой только загадочно улыбался, а дядя Миша говорил, что карты были всегда. Однако всему есть начало и конец. Поэтому «всегда» — это неправильно.

Грабар взял колоду в руки. Начал медленно, очень плавно перетасовывать. Ничего общего с движениями игроков. Медленно, вязко, ритмично. Карты тихо зашелестели. Фиолетово-чёрные рубашки вспыхнули звёздной россыпью. Маленькие огоньки задрожали на каждой карте.

Чех молча наблюдал, замерев каменным изваянием. Только на его губах появилась тонкая, едва уловимая улыбка. Он одобрял. Что конкретно — не понять. Но сейчас и не до этого.

Грабар почувствовал, как кончики пальцев немного закололо. Невольно улыбнулся и сам. Пошёл контакт.

Фиолетово-чёрная краска ожила. Затрепетала тьмой, медленно поползла с одной карты на другую. Окутала кисти Грабара, засияла белыми звёздами, рассыпавшись по пальцам, ладоням, тыльным сторонам. Поползла к запястью.

Всё исчезло. Остался только он, окунувший руки в ночь. Не бог, но и не совсем человек.

Читающий Сны.

Осталась где-то за спиной реальность. Шум за окном. Скрип стула, на котором сидел Чех. Ветер в вершинах деревьев. Приглушённый свет в тёмной комнате.

Сны плеснули разноцветными красками. Потянулись невидимыми руками. Ухватили так крепко, что не вырваться. Закружили в безумном танце. Что такое мир снов? Нелогичный, непостоянный, рвано искристый. То накатывает удушливой волной, принося страх и ужас, то окутывает светом и надеждой, что даже утром у пробудившегося это эти чувства не исчезают.

В мире снов нет правды и лжи. Здесь только вероятности. Прошлое, будущее и настоящее смешаны в одно. Что когда-то видел, думал, знал… Мечты оживают и предстают в гротескно-чудовищных образах, зовут за собой, тянут в омут безумства несостоявшегося.

Но и пугаться не стоит. В каждом образе — знак, символ. Его можно прочесть. Только нужны время и сила.

Звёздные руки Грабара ухватились за полотно реальности, рванули на себя. Послышался треск, потом — одобрительный смешок Чеха. Реальность расползлась обтрёпанными краями, осыпалась алмазной пылью на пол.

Сны шипели, шептали, звали миллионами голосов тех, кто спит и будет спать. Во сне можно всё. Главное — понять это. Звёздная пыль засверкала ярче, скрутилась перед взором длинным жгутом, на который упали кривые тени, напоминавшие уродливые тонкие руки. Одни, вторые, третьи… Слишком много, слишком опасно.

Грабар зло и весело улыбнулся. Нет, не выйдет. Сновиям тут кормиться нечем. Маленькие мерзкие создания, которые насылают во снах безнадёжность и отчаяние. А Читающих Сны заводят так глубоко в подсознание, что есть потом риск не выбраться.

Тоненькие ручки исчезли, испуганные решимостью Грабара. Смелых боятся. Всегда. А вот с трусами куда легче. Схватился за переливающуюся бледно-жёлтым светом неуверенность и тяни сколько хочешь, вей воздушные верёвочки, опутывай пульсирующий страх.

Грабар потянулся к Яне. Отодвинул ненужное эхо чужих снов, устремился к напарнице. Обратная сторона запястья вспыхнула короткой болью. Тьма разошлась, выпуская на волю смолянисто-красную нить. Кровавые брызги разлетелись во все стороны, зависли налитыми ягодами в пространстве.

— Хочешь чувствовать кого-то, — возник в мозгу голос из прошлого с ленивой тональностью Городового, — лучшем, чем других — нужна кровь. Его и твоя. Тогда эту связь ничто и никто не нарушит.

С Яной она была. Грабар хорошо помнил тот ледяной январский вечер, когда первый раз пропала связь. Колесник довела себя до истощения и свалилась в обморок, утеряв способность здраво мыслить и рассчитывать силы.

— Вырежи её имя на руке — никогда не потеряешь душу.

Городовой был прав. И хоть ритуал был и диковат, но Грабара это даже позабавило, а Яна отнеслась с безразличием. Тогда она вообще не была похожа на себя. И было очень тяжело.

Нить превратилась в спираль. Потянулась сквозь живое тело снов к крови Слышащей Землю.

Грабар вздрогнул. Метки из соли и песка, боли и гнева стояли везде, где только можно было дотянуться. Чужие, холодные… старые. Олег сделал шумный вдох. Кто-то играет с Яной, дёргает за ниточки, словно марионетку. И сама Яна выбраться не сумеет — слишком сильное воздействие. От меток пахло металлом и чем-то кислым. Кислое — это кошмар. Горькое — болезнь. Морозно-свежее — счастье.

Грабар скользнул по нити дальше, почувствовал, как попал в вязкое пространство прошлое. Перед глазами вдруг с необычайной яркостью развернулась картина: ночь, костёр, люди. Все высокие, смуглые, темноволосые. Мужчина в кожаных доспехах — статный, с гордым разворотом плеч. Сгорбленный старик. В его чёрных глазах отчаянье и страх. Красивая женщина в кольчуге смотрит на него хмуро, без капли жалости. Ещё один сухощавый воин с жестоким изгибом тонких губ одной рукой держит за волосы изящную красивую девушку, стоящую на коленях. Другой — острый длинный кинжал с рукоятью в виде грифона.

— Твой лживый язык послужит хорошей платой за сказанное, Зурет, — глухо произнёс мужчина в доспехах.

Девушка рванулась из рук воина, но тут же вскрикнула от боли. Мужчина взял кинжал, рукоять-грифон хищно блеснул в отблесках голодного пламени. Женщина с косой не шелохнулась, сложив руки на груди.

Старик рухнул на землю перед ней.

— Тиргатао, заклинаю тебя…

Но та даже не разомкнула губ. Только одарила таким холодным взглядом, что впору было заледенеть.

— Когда ты звал Того, из кургана, то смеялся. И не думал о Тиргатао и её людях. Не думал о том, что вышло из моря. И теперь… твоя дочь ответит за твой грех.

— Нет-нет-нет! Умоляю вас, — залепетала девушка.

По её щекам покатились слёзы, губы побелели. Ещё секунда — и потеряет сознание. Да и как от такого не потерять…

Мужчина в доспехах поднял руку. Старик вдруг вскочил на ноги и криком кинулся на него. Удар, стон — обмякшее тело рухнуло под ноги стоявшего, и седые волосы разметались по песку.

Мужчина сделал шаг к девушке. Она жалобно застонала, дёрнулась в последней отчаянной попытке уклониться. Воин второй рукой сжал её подбородок, открывая рот.

— Ты проиграла, Зурет, — прошептала Тиргатао. — Будь ты проклята. Натай, вырежи ей язык.

Крик захлебнулся, мерзко булькнул, полумычание-полувой — дикий, как у обезумевшего животного, — унёсся в ночную мглу.

Грабара бросило в жар. Виски пронзило болью, с выдохом сорвался хрип. Перед глазами потемнело. Уже не от игры с миром снов, а от затраты сил. Далековато забрёл, хотя вроде и не пытался этого делать. Но метки…

На его плечи вдруг легли чьи-то ладони. Он вздрогнул, но тут же услышал голос Чеха:

— Не заходи так далеко. Потом не достану.

От этих прикосновений в тело полилась сила. Чистая, прозрачная, как весенний ручей. Частично стёрлись неприятные ощущения. Увиденное словно не доходило до сознания. Разумом Грабар понимал, какой только ужас предстал глазам, но внутри была выжженная пустота.

— Вот и славно, — послышался голос Чеха. — Хоть кто-то из вас двоих умеет ставить щит. А то сидеть нянькой при тебе мне как-то не с руки.

Грабар поморщился. Ирония с долькой презрения, звучавшая в голосе Чеха, на подвиги вдохновить не могла. Повёл плечами, стараясь высвободиться из чужих рук. Однако вмиг окутавшая слабость заставила только поморщиться. А может, просто нельзя избавиться от прикосновений Следящего, когда тот против?

— Далеко улетел, — лениво заметил Чех и кивнул на кучку пепла на столе. — Видел, как карты вспыхнули?

Грабар оторопело уставился на пепел. Господи. Да как же это? Его карты. Внутри вдруг всё сжалось. Нет, этого просто не может быть. Они служили ему четыре года. И так, за какое-то невнятное видение сгорели в момент.

Стало бесконечно жалко. И карты, и себя. Он мотнул головой. Так, не расслабляться. Не хватало ещё показать расстройство при Следящем.

— Ничего страшного, — сказал Чех. — Просто они не способны вынести тебя на нужный уровень. Слишком слабые.

Он убрал ладони, вмиг по телу пробежал страшный холод. Грабар неосознанно обхватил себя за плечи. Странно это — стучать зубами в жаркую июльскую ночь. А вот… иначе никак.

— Кофе у тебя в верхнем шкафчике? — как ни в чём не бывало спросил, будто это было нечто привычным и обыденным.

Грабар сжал виски и сделал глубокий вдох, прикрывая глаза.

— Да, — хрипло ответил он. — Только кофе мне никогда не помогал.

— Поможет, — хмыкнул Чех и, насвистывая какую-то песенку, удалился на кухню.

«Бред, — мелькнула мысль, — какой бред. Следящий южного региона варит кофе для простого Читающего Сны».

Впрочем, Грабар всё равно прекрасно понимал, что всё не просто так. Ему удалось заглянуть в сон. Правда, он был абсолютно уверен, что Яне последний не принадлежал. А скорее тому, кто поставил метки. Итак, удалось ухватить имена: Зурет, Тиргатао, Натай… Странное упоминание «того, из кургана». Кто такой? И что там выходит из моря? Уж не тот маньяк, которого им надо с Яной поймать?

Кусочки паззла складывались крайне неохотно. Грабар попытался проанализировать увиденное. Определить хотя бы приблизительно век и народ, к которому принадлежали люди, — и то хлеб.

Он посмотрел на диван. Идея прилечь, кажется, не такая уж и плохая. Правда, этот гадкий Чех… Дьявол, принесло же! И в то же время Грабар не мог не отметить, что с ним неплохо поделились силой. Порой после карт сваливало в сон мгновенно. А тут просто слабость и недомогание. Собравшись с мыслями, он всё же медленно поднялся и, опираясь на стол, побрёл к дивану.

Знаки. Язык. Зурет. Такое впечатление, что уже где-то слышал это имя. Голова закружилась. Ойкнув, Грабар не сразу сообразил, что кто-то его подхватил под локоть.

— Стоять, — сказал Чех и легонько подтолкнул Грабара к дивану. Однако сделал это так ловко, что тот тут же оказался в нужном месте, а не приземлился на пол.

В руки тут же сунули чашку с горячим кофе. Грабар автоматически сделал глоток и закашлялся. Перец, кардамон, шоколад. И ещё почти кипяток!

— Вы извращенец, — просипел он.

— Нечасто, но практикую, — отозвался Чех и сел рядом. — Но только по взаимному согласию сторон. Однако… сейчас не об этом.

Грабар подозрительно покосился на собеседника, чувствуя, что над ним откровенно издеваются. Однако спорить было глупо. Сделав ещё один глоток кофейного пойла, вдруг осознал, что состояние каким-то чудесным образом нормализуется.

— Вы можете чем-то помочь? — тихо спросил он, ни на что не надеясь. Но всё же не исключая того, что Следящий сюда пришёл не просто так. Да и силой подкармливает не из-за мимолётной прихоти.

— Ты видел сон Зурет, — неожиданно задумчиво сказал Чех, и Грабар забыл, как дышать. — Пока шла визуальная картинка, я кое в чём разобрался. Кошмар о прошлом. С кисловатым привкусом.

Грабар медленно кивнул. Что кошмар — сто процентов. Только вот понять, кому он принадлежал, он сам не смог. Слишком далеко и неясно, будто приходилось тянуться в седую древность. Потому и спросил:

— А… кто такая Зурет?