Глава 23

Остаток дня мы провели по разным комнатам. Я — в тщетной попытке сделать побольше заготовок для снадобий, а Зельборн ушёл общаться со своими духами. Иной раз я советую ему книжку какую-нибудь почитать, но он никогда не следует моему совету.

— Это намного интереснее и познавательнее! — с видом знатока говорит он, хотя я ещё ни разу не заметила хоть какой-либо пользы от такого времяпрепровождения.

Но раз уж все некроманты общаются с духами, то и ему непременно надо это делать. Бывает и так, что я уже спать лягу, а он всё сидит посреди комнаты со сложенными ногами в темноте и молчит.

— Зельборн! — шепчу тогда я ему. — Передай своим духам, что Анимара спать хочет. А не выспавшаяся ведьма своим проклятьям не хозяйка! И что она даже до тонкого мира добраться сможет, если захочет!

Ну, или что-нибудь в этом духе.

Это всегда веселит его, и их общение быстро сходит на нет. А случается это потому, что порой духи слышат и меня, и иногда это пугает. Однако Зельборн говорит, что я им нравлюсь. Уж не знаю, врёт, или правда мои гневные тирады заслуживают большого внимания в тонком мире, да только на сложные конструкции в адрес незримых собеседников в последнее время я совершенно не скуплюсь. Вообще, при особом желании я и правда могла бы несколько повлиять на неприглядную жизнь бесплотных существ, благо знания на этот счёт у меня уже имеются. Правда, это настолько же несуразно, насколько несуразно кидать проклятьем в камень. Должно быть, обременённые мудростью духи понимают это. Понимаю и я.

Наступил вечер. И только-только я всерьёз принялась за дело, как в дверь постучали. Я с досадой вскрикнула, лист цветка порвался в моих руках в неправильном месте. Я рефлекторно стала напускать на пространство вокруг себя плохо скрываемое призрение и гнев. И хотя мы и решили, что больше представлений своим гостям давать не будем, что нам вообще больше нет особой нужды принимать их, не могу же я отказать в посильной помощи? Но и желанья натягивать на себя доброжелательную улыбку тому, кто отрывает меня от столь важных дел, как обрывание листьев Горноцвета, у меня нет. И поди объясни им, что это сложный и кропотливый труд! Да даже мой некромант, что сидит за стеной и языком чешет (эфирным, разумеется, иначе я бы давно свихнулась!) по прошествии стольких лет имеет весьма смутное понятие об этом сложном процессе.

А потому дверь я отворяю с присущей мне обыденностью — яростно. Та, скрипит, словно бы извиняясь, а потом ударяется о внутреннюю стенку дома и возвращается ко мне.

На пороге стоит девушка. Её тёмные глаза смотрят на меня с опаской, чёрные волосы спускаются до самых плеч.

— Что вам угодно? — смерив её дежурным ледяным взглядом, раздражённо спрашиваю я.

— Мне нужна помощь, — как бы не хотя отвечает она.

— Заходи, — вздыхаю я, приглашая в дом.

Она зашла и огляделась. Могу себе представить те эпитеты, что награждают мою комнату за моей спиной. И судя по лицу девушки, в её голове сейчас шла ожесточённая борьба в поисках заветного определения моего жилища.

Наступил переломный момент — секунда, когда сомнения в их мыслях нарастают, когда они осознают, что совершенно зря пришли в этот дом и их проблемы могут решиться сами собой. Нет, не решатся.

Девушка попятилась, нащупывая ручку двери.

— Постой уж! — буднично говорю я, — Мои двери всегда закрыты, но в них отчаянно стучат. И раз уж тебе хватило ума явиться ко мне за помощью — изволь уважать моё, а заодно и своё время!

Она застыла, осознавая сказанное. Мышца в банке с раствором вдруг задёргалась, ритмичное жужжание раздалось из-за полки.

— Не сейчас! — крикнула я, и всё затихло.

Скорее всего, только оцепенение от ужаса не давало моей гостье распахнуть дверь и выпорхнуть вон. Уж до чего я не люблю брать на себя роль доброй бабушки, но иногда без этого никак. Ведь что, если у человека и правда серьёзная беда, а я могла бы помочь? А всё, что стоит между человеком и моей помощью — моя блестящая репутация грозной ведьмы.

— Ну, вот что, — я беру инициативу в свои руки, — Давай по порядку!

Я беру гостью за руку и провожаю до стола, она не сопротивляется. Даю ей табуретку Зельборна, а сама наливаю две больших кружки компота.

— Вот, — протягиваю я ей, — Выпей.

Она покорно берёт кружку и делает глоток.

— Рассказывай, — говорю я, усаживаясь в своё кресло.

— Вы ругаться будете! — чуть не плача говорит она. — Зря я пришла, зря трачу ваше время!

— Раз пришла, — ответила я, — значит повод серьёзный. Просто так ко мне и мухи не залетают.

Она кивает, но как-то неуверенно. Одета она в серое платье с поблекшим золотым узором под тёплой коричневой накидкой. Обувь тоже тёплая, по сезону, что говорит о разумности в столь юные года. Впрочем, для меня все в этом городе юные, словно дети.

— Тут дело личное… — замялось она, теребя воротничок накидки.

— Что, думаешь муж тебе изменяет? — решила пошутить я.

— Верно, — её озадаченные округлённые глаза смотрели на меня не мигая. — Как вы узнали?!

— Ну, милая моя… — туманно проговорила я, с трудом борясь с собственным изумлением.

Только этого ещё не хватало, не люблю решать подобные проблемы. Совсем недавно же взялась за подобное, и вот опять!

Обречённо кивнув, я иду к полкам, в поисках нужной заготовки трав.

Впрочем, если больше никто не умирает от лихорадки, не истекает кровью и не чахнет от неведомой болезни — можно заняться и такими глупостями.

Хорошо было бы сейчас разразиться молниями, да напугать до полусмерти эту юную особу до полусмерти, что бы больше никто и носа не совал ко мне. Да где там! Переждут, да повалят табуном, как ужаса не наводи.

А главное, я ж добрая. Покричу, поворчу, да и помогу. Зельборн ни раз отмечал, что люди не дураки — раскусывают сущность мою раз за разом. Ладно, чего ж на последок не оставить после себя шлейф доброты?

— Почему же ты не спросишь его сама? — задаю я вполне закономерный вопрос. — У супругов не должно быть секретов. А кроме того, ты могла бы и проследить за ним в дни сомнений в его честности!

— Я могла, — согласилась она, — Но у меня нет на это времени. В последнее время я тайно посещаю одну обеспеченную семью. Они хорошо платят мне за уборку и помощь. Мы с мужем живём в тесном доме, и мечтаем переехать в дом побольше, вроде вашего.

Она ещё раз осмотрелась, и её полный воодушевления взгляд потух.

— Ну, или чуть больше, поновее, почище, — она запнулась, нервно сглатывая. — Я не хочу, что бы он знал, что я работаю, он будет страшно ругать меня, ведь мы ждём ребёнка.

За стеной раздался присвист. Я покраснела, ни то от злобы, ни то от стыда. Честное слово, убью этого невоспитанного некроманта!

Действительно, и как я сразу не подметила чуть выдающийся живот гостьи? Вероятно, от того, что это не так бросалось в глаза, и можно было списать на небольшой излишек веса.

— Он и сам подозревает меня в измене, — грустно продолжила она. — На днях устроил мне настоящий допрос. Выспрашивал у меня, допытывался…

Она заплакала.

— Ну-ну! — утешала её я, — Ничего, ничего. Думаю, что ни ты, ни твой муж не изменяете друг другу.

— Откуда вам это известно? — всхлипнула она.

— Ты забыла, к кому явилась, дитя? — спросила я. — Я вижу многое. Вижу то, чего не видят другие.

— Прошу вас! — её умоляющий взгляд, полный слёз, обезоруживал. — Дайте мне зелье правды! Я знаю, что вы умеете такое делать, молва про вас ходит по всему Гонкораллу!

Я хотела было возразить, но осеклась. А почему нет? Если у её мужа был шанс выспросить все подробности её жизни, почему у его жены не может быть такой возможности?

А поскольку я за справедливость, то и моё решение было вполне оправданно.

— Хорошо, — ответила я.

Я приготовила тот же напиток, что и давала её мужу. Но перед тем, как отдать, я призадумалась. Нет, всё-таки я решила усилить его несколькими словами так, чтобы он сработал ещё лучше. Да, знаю, это выводит чаши весов из равновесия, но ведь и мужчины, как правило, более склонны к подобным преступлениям против своей семьи и совести, а потому этот факт не укрылся от меня при детальном взвешивании моего решения.

— Вот возьми, — я протянула закупоренную колбочку погрузившейся в размышления девушке. — Но скажи мне наперёд: ты-то верна ему?

— Как можно иначе?! — возмутилась она. — Мы ведь любим друг друга!

И в её взгляде я увидела правду, которой было вполне достаточно для оправдательного приговора. Я удовлетворенно вздохнула и отдала колбу с прозрачной жидкостью ей в руки.

— Тогда ладно, — продолжила я, — Влей это ему в кружку, одну треть. Остальное разбавь любым напитком. Через полчаса задавай свои вопросы.

— Это ведь не опасно? — засомневалась она.

— Нет, — буркнула я.

Можно подумать, я могла бы дать нечто опасное!

— Сколько я должна вам? — её взгляд и голос были уставшими.

— Ладно уж, — пробормотала я, сама себе удивляясь. — Ничего не нужно, копи на дом.

Приступы спонтанной щедрости иногда захлёстывают меня, но чаще всего я им отчаянно сопротивляюсь, потому как жить тоже на что-то надо.

— Нет, я хочу заплатить! — уверенно сказала она.

— Дело твоё, — отозвалась я. — Тогда иди домой и покончи со своими подозрениями. А уже по итогу сама решишь, как меня отблагодарить.

Такие предложенья я иногда даю своим гостям, и не всегда они исходят из широты моей необъятной души. Упрётся рогом дед, мол, озвучьте сумму! Так и до вечера можно проспорить, а мне моё время дорого. И когда я осознаю, что потратила час на пустые препирательства, я могу действительно вспыхнуть и вывернуть на изнанку свой характер, ради яркой демонстрации своих незаурядных способностей.

Да и не люблю я приёмы пищи пропускать. Тут мы с моей другой половиной сходимся во мнении.

Гостья кивнула и направилась к двери.

— Вы прямо два сапога! — усмехаюсь я ей, но она этого не услышала.

Она прощалась и ушла, оставляя меня в глубокой задумчивости.

Два сапога, прямо, как и мы с Зельборном.