Глава 1

Все персонажи вымышлены,

Только мухи существуют на самом деле.

Они собрали нас на тёмной площадке перед деканатом, между четырёх квадратных колонн. Вправо и влево уходили коридоры, чуть подсвеченные жёлтыми мигающими лампами — ночным освещением университета.

— Итак, новички, вы прошли. Поздравляем, — сказала Аша.

Старших аспирантов было трое: Аша, лица которой я не видела из-под капюшона толстовки, Агнесса — она смотрела из темноты глазами кровожадной вороны, Галка — высокий третьекурсник с улыбкой благородного разбойника.

— Понимаю, сейчас на вас хлынет эйфория. Ура, вы стали аспирантами! Позади три страшных экзамена. Но хочу предупредить, что расслабляться не стоит. Вступительные экзамены скоро покажутся вам детской забавой.

Коридорный сквозняк продувал насквозь. Я продрогла так, что боялась застучать зубами. Гораздо позже я поняла, что так требовали правила: чтобы темнота, чтобы сквозняк продувал насквозь, чтобы мигали красные лампы, и чтобы лица Аши не было видно из-под капюшона. Чтобы мы ощутили себя маленькими и бессмысленными.

Нас было четверо, как и колонн на этом мрачном пятачке, освещённом красной аварийной лампой.

— Этот год у нас получился особенным. Вас четверо, — кивнула Аша, будто прочитала мои мысли. — А обычно берут только троих. Троих лучших выпускников кафедры. Это значит, что через год двое из вас уйдут в музей. Не один, как обычно, а двое. Пятьдесят на пятьдесят. Ещё через год уйдёт третий. И только тот, кто победит в этом соревновании, выиграет право остаться в университете. Станет настоящим учёным.

Мы закивали, хотя вряд ли она ждала ответа. Друг на друга мы старались не смотреть. Боялись, наверное, увидеть во взгляде соседа свой собственный страх.

— Вы знаете, как нас найти. Ночью университет меняет местами комнаты и передвигает лестницы, но дорога всегда есть. Ищите её на планах эвакуации. Главная лестница, — Аша ткнула пальцем нам за спину, — ведёт на другие этажи. На минус первом у нас библиотека. Вы там скоро побываете. Минус второй — этаж забытых вещей. Туда вы тоже попадёте, но потом. Без особого допуска соваться туда не советую. На минус третьем… Ну, это вы потом узнаете.

Она обернулась к Галке и обменялась с ним усмешками.

— Скоро вы получите первое задание. Вы должны справиться с ним до отчёта.

Девушка в чёрном платье, которая стояла справа от меня, неуверенно потянула вверх руку, как первоклассница.

— А что будет, если не справимся?

Аша хищно усмехнулась — даже из-под капюшона блеснула её крокодилья улыбка.

— Сами скоро всё увидите. Так что начинайте бояться. А теперь, детвора, марш по комнатам! Диссертация сама себя не напишет.

Первые дни в университете прошли праздно и бесцельно. Мы шатались по коридорам, мы смотрели на часы, мы разговаривали о внешнем мире. Отсюда он казался не таким жутким. И я даже почти не помнила, как убегала сюда по тающему снегу, оставляя за спиной злые выкрики отца и Пушистика. Как шла весь день без отдыха, пересекая наискосок весь город, чтобы добраться до университета. Как боялась, что он передумает и не примет меня.

Но он принял. Глухие университетские стены каким-то особым волшебным способом скрашивали всё то, что осталось за ними.

Мы праздно бродили по коридорам. Мы листали книжки, которые случайно попадаются под руку, если провести пальцем по ровному строю корешков на полке. Мы разглядывали коллекции мёртвых насекомых и думали, что так будет всегда.

К обеду и к ужину мы спускались в столовую в крыле химиков. В гулком помещении — одинаковые столы, клеёнки белые, в цветочек. Улыбчивые функции-повара. В понедельник давали гречку с курицей, во вторник — макароны с котлетой. И каждый раз — столько кофе и сахара, сколько может в тебя влезть.

Девушку в чёрном платье с отглаженным белым воротничком звали Вика. Мы с ней поселились в одной комнате — так вышло. В верхнем ящике стола она хранила запас губной помады, в среднем — запас влажных салфеток. Она почти ничего не ела, только пила кофе.

Подпирая голову рукой с белыми, по-птичьи острыми коготками, она сказала:

— Помните, когда был вступительный по специальности? У нас первым делом спрашивали: зачем ты идёшь в аспирантуру. Зачем ты пришёл? И потом ворох таких глупых вопросов. Как я реагирую на критику? Могу ли я вынести одиночество? Или наоборот, когда рядом всегда одни и те же люди. Ну конечно, они ведь должны выяснить, не начну ли я биться головой об стенку, если просижу в университете безвылазно пару лет. Не сбегу ли я после первого же задания. А может, я возьму пучок энтомологических булавок и буду, хохоча, втыкать их в своих же коллег по кафедре.

Галка отставил подальше пустую тарелку и налёг грудью на стол, разом делаясь ближе к Вике. На расстоянии одного вдоха.

— И что ты ответила?

— Я сказала: для меня это всё, я выдержу любые испытания. Сказала: кусочек науки — это свет. Остальной мир как в тумане. И они были довольны. Это примерно то, чего все они ждали.

Галка улыбнулся и протянул ей треугольник сдобного печенья. Треугольник из его тонких музыкальных пальцев перекочевал в Викины — белые, с белыми острыми коготками. Она искрошила печенье на клеёнку — в груду неаппетитных комочков, которые обожают цепляться за одежду.

— А почему ты пришла? — спросил Галка. — На самом деле.

Вика отряхнула ладони одну о другую и поднялась — сразу выросла надо мной, сидящей за чашкой кофе. Я увидела, как ровно подрублен край чёрного платья. Как вывязаны тонкие белые кружева на рукавах.

Вика стояла, как на сцене, улыбаясь, чуть разведя руки, — посреди столовой, под общий шум вилок и чашек, под общий запах тушёных котлет и гречневой каши.

— А у меня больше не было дома. Он сгорел, когда взорвалась электростанция. Третий блок. Вы помните наверняка, тогда весь двадцать шестой квартал пылал, как новогодняя ёлка. Небо было красного цвета. И земля.

Вика села, разгладив подол на коленках, словно прочитала наизусть стихотворение. Вторая девушка — в зелёном, заляпанной грязью плаще, сидела по левую руку от меня. Самая маленькая из нас, с лицом ребёнка. Казалось, она забежала сюда случайно, случайно притулилась на краешке стула с чужими взрослыми, и кусками, как удав, заглатывала печенье, пока не отобрали.

Она быстро облизала пальцы и встала, безучастно принимая правила эстафеты. Побормотала с набитым ртом:

— Меня зовут Зелёная. Я уже не помню, что там было, во внешнем мире. Я пришла в университет, когда мне исполнилось десять. Родители отправили, потому что я была умнее их. Я их раздражала, вот они меня и сдали. Меня даже на экзамене особо ни о чём не спрашивали. Сказали: «А, это ты». И ещё: «Ну конечно, ты поступишь».

Она села и взяла ещё одно печенье. На клеёнку посыпались крошки. Парень в дорогой кожаной куртке кашлянул рядом. Мы все обернулись к нему — все, кроме Зелёной, потому что она вплотную занялась продолжением обеда.

Парень поднялся не до конца — уперся кулаками в край стола, будто выправись он в полный рост — и тут же стукнется макушкой об потолок. Уставился в пятно на клеёнке — как будто у пятна могли вырасти ноги, и тогда оно бы побежало от его презрительного взгляда.

— Меня зовут Ярослав. Я пришёл в университет временно. Я не собираюсь торчать тут в четырёх стенках и вечно пересчитывать лапы дохлым насекомым.

Так и сказал: «Временно». Это было почти то же самое, что и: «Я не такой неудачник, как вы все». «Я гораздо лучше всех вас». «Мне плевать, что вы обо мне подумаете».

Пальцы — в жёлтых пятнах никотина. Волосы — расчёсаны на ровный пробор.

Вика под столом вцепилась мне в руку. У неё это могло означать всё, что угодно, но сейчас значило: «Как это — временно? Так ведь не бывает. Не бывает так, чтобы университет отпускал свою добычу».

— Снаружи меня могли забрать в отряд ликвидаторов. Чтобы разбирать завалы сгоревшей электростанции. Чтобы под обломками домов искать выживших. Никто не хочет в отряд ликвидаторов.

Он сел. Зелёная крикнула, тыча пальцем в Ярослава:

— Призрак его бабушки живёт в нашем деканате. Потому его даже без экзамена взяли.

И захохотала, брызнув крошками печенья изо рта, как будто рассказала анекдот. Галка отряхнул свитер, и я похолодела изнутри — он смотрел на меня.

— Ты ведь Яна? Правильно?

И тогда они все на меня посмотрели. Выхода не было. Под общий грохот грязной посуды и запах столовских котлет я встала. Одёрнула рабочую рубашку, испачканную в талом снегу.

— Меня зовут Яна. Я немного понимаю в биологии. То есть понимаю чуть больше, чем в других науках. Я всегда хотела стать учёным. Биологом. Потому я пришла в университет. Когда я пришла сюда впервые, я подумала, что первый этаж — слишком низко. Я решила, что поднимусь сразу на третий, но шла по лестнице, шла, а лестница всё не кончалась. Тогда я подумала: останусь на втором. Второй этаж — это ведь тоже неплохо, да? Я шла, разглядывая все двери подряд. Читала название кафедр. Не знала, куда мне приткнуться. Так шла и шла до самого конца коридора, до самой двери музея, а кабинет Шефа был как раз рядом. Тогда я решила, что постучусь. Ведь так бывает — судьба, правда?

Вика открыла рот, закрыла и хлопнула накрашенными ресницами, так что дуновение ветра почти долетело до меня.

— Просто так взяла и пришла? — уточнила из-под стола Зелёная, которая уронила туда кусок сахара — последний из нашей сахарницы — и полезла доставать.

— Я люблю науку, — сказала я, выпуская на волю глупую улыбку.

— То есть у тебя снаружи был дом, семья, работа или что там ещё…

— Жених и лучшая подруга, — поддержала я.

— …а ты взяла и ушла в университет? — бархатный тон Галки окутал меня, как облако пыльцы. Его палец, направленный на меня — тоже бархатный, наверное, и мне так хотелось ухватиться за него, чтобы проверить.

— Ну да. Я решила стать великим учёным.

— Зачем? — непонимающе нахмурилась Вика.

Я не знала, как объяснить. Я просто чувствовала — что должна прийти. И я пришла.

— Я хотела стать учёным, — повторила я.

— Зачем? — уныло переспросил Галка, как заевший магнитофон.

Слова застряли у меня в горле. Я всё разводила и разводила руками, а слова никак не прорывались наружу. В конце концов получился только жалкий шёпот.

— Потому что я люблю науку. Нельзя стать великим учёным вне стен университета.

— Девочка, — захохотала Зелёная, цепляясь за край скатерти, чтобы выбраться из-под стола. Поверх клеёнки торчала только её белобрысая чёлка — пучок спутанных волос, да ещё крапчатые глазищи. — Дурочка. Никогда ты не станешь великим учёным! А знаешь, почему? Знаешь?

И грянул звонок.

Коллекционная, где обитали мы с Викой, — это два стола вдоль стены, два окна, выходящих на университетский двор, почти безлюдный, и множество стеллажей до самого потолка. Узкие полочки, на каждой — коробка с засушенными экземплярами.

Беру одну и стряхиваю пыль. Она тычется мне в грудь, доверчивая. Я поднимаю крышку. От сквозняка крылышки мух подрагивают. Я почти не дышу. Мне страшно, что один неосторожный выдох разрушит это мёртвое великолепие, нанизанное на булавки.

Университетская коллекция — последнее, что осталось от живой земли. Её утрата была бы невосполнима, потому что в нашем мире теперь выживают только арматурные деревья и искусственный спутник вместо солнца.

Мушки смотрели на меня, чуть подрагивая перламутровыми крыльями. Они ко мне ещё не привыкли, но всё придёт со временем. Пока что мы просто наблюдаем друг за другом. Иногда я протягиваю руку и глажу их, не прикасаясь. Воздушная волна проходится по ним, и крылышки опять трепещут.

— Тут зелёный конверт! — вскрикнула Вика, так что я едва не выронила коробку. Ещё чуть-чуть и произошла бы катастрофа. — И у тебя на столе конверт, посмотри.

Я вынырнула из-за стеллажей, уже слыша треск бумаги. Зелёные обрывки валялись на столе, а Вика читала письмо, так сжимая его в пальцах, что на бумаге оставались вмятины.

Я аккуратно поставила коробку и взяла своё послание. Конверт был совершенно чистым — ни моих координат, ни имени того, кто отправил. Я вскрыла его, и на стол выпала пожелтевшая от старости бумага.

Пока я пыталась разобрать тайные университетские знаки, Вика дочитала своё и села, бездумно уставившись в окно.

— Ну что? — осторожно поинтересовалась я. На обороте её письма проступали синие чернила, а на моих листках — чернила были чёрные и кое-где исчезали, оставляя меня догадываться о содержании строчек по вмятинам на бумаге.

— Просто ужас. Мне нужно переписать все виды из коллекции муравьёв! — всхлипнула она. Смахнула со щеки случайную слезинку. — Это сколько же работы…

Взгляд — от нижней полки стеллажа, вверх, к потолку. Такой взгляд красноречивее слов. Хотела бы я себе её задание.

Я снова посмотрела на свои листы. Ведь так не бывает. Аспирантов первого года не посылают в библиотеку мёртвых авторов. Я слышала об этом на каждом углу, а ещё про то, что даже старшие не любят туда ходить. Ошибка? Тонкий намёк, что мне здесь не место? Листы шуршали под пальцами и пахли подвальным отделением библиотеки. На моих ладонях осталась серая пыль.

В железобетонных переходах между корпусами я, как обычно, заблудилась. Бродила по тёмным лестницам вверх и вниз, рассматривала в полумраке планы эвакуации. Университет замер в вечерних сумерках — и не у кого было спросить дорогу.

Комната, в которой обитал третьекурсник Галка, нашлась в здании нового корпуса. Я увидела тонкую полоску света между косяком и дверью. Постучалась. Помялась в темноте, сжимая в руках свою пачку бумаги, в которую превратился единственный лист письма. И не сразу, но решилась войти.

Галка пил чай, стоя у полок с книгами. В своей коллекционной он жил сам по себе, без соседей. Когда я вошла, он обернулся. В сером свитере крупной вязки, в рабочих брюках, он казался почти что идеалом учёного. Сложно разобрать, почему — то ли он и правда мне нравился, то ли казался таким важным, что я была готова возвести его в ранг бога.

— Вы извините, что без приглашения. — Я не знала, как положено разговаривать с третьекурсниками, но надеялась, что он как-нибудь разберёт, что я лепечу.

Гудели лампы дневного света. На столе стоял микроскоп — подсветка включена, и я непристойно принялась таращиться на коробку с экземплярами. Чёрные блестящие жуки расползлись по столу. Меня они ни чуточки не испугались — только с любопытством зашевелили пушистыми усами. Тут же лежал раскрытый определитель. Туда я заглядывать не решилась.

— Брось, давай на «ты». Мы ведь почти ровесники. — Галка кивком указал мне на стул. Удивительно, но я понимала каждое его слово. Каждое.

— Серьёзно? — Я села.

— А это, — он ткнул одним пальцем в мои листы, — что это у тебя? Первое задание?

Я уткнулась взглядом в собственные колени.

— Да. Как раз хотела спросить, что мне с ним делать.

— Тебе нужен отдел библиотеки на минус первом этаже. Хотя странно, первокурсников туда обычно не посылают. Но Шефу виднее, конечно. Если он решил, что ты способна… Разберёшься в переходах?

Я не была уверена, что найду нужные лестницы, но кивнула. До сих пор я бывала только на первом и втором этажах, куда кроме нас стеклась толпа студентов. Выше была территория других факультетов. Ниже — сумеречный мир университета, куда не каждый рисковал соваться.

Наверное, Галка мне не поверил, потому что принялся объяснять:

— Направо от главной лестницы, в пролёт химиков. У нас с химиками соседние библиотечные отделы. Спроси у кого-нибудь, хотя ты пока не разбираешь нашего языка. Поищи на планах эвакуации, следуй за красными стрелками. По ночам там появляются указатели на секции библиотек, и переходы, и ещё много чего полезного. Говорят, даже лифт видели.

Я молча глотала советы, пытаясь не выпустить из сознания ни единой мелочи. Слишком много сразу — очень хотелось достать блокнот и законспектировать каждое его слово. Но я ещё не обзавелась привычкой настоящего учёного — таскать повсюду блокнот. Да и не была уверена, что Галке придётся по вкусу такое поведение.

— Ну и возьми с собой пару чёрных ручек. Только чёрных, а не синих, ясно? Синие ручки мёртвых авторов ужасно раздражают, я уж не знаю, почему. — Он дружелюбно улыбнулся и отхлебнул из чашки, продолжив изучать разномастные корешки книг. — Кстати, как тебя зовут?

Я уже представлялась, но он, наверное, забыл. Галка смотрел на меня с безразличной улыбкой. И правда, зачем третьекурснику запоминать имена новичков, которые к тому же ещё и вылететь могут. Я машинально провела одной рукой по запястью другой. Шрамы, сложившиеся в мой номер, проступали через ткань рубашки едва-едва.

— У меня ещё нет университетского имени.

— Это ясно. У первокурсников его никогда нет. А как тебя звали во внешнем мире?

Я слегка смутилась. Предыдущее имя — постыдное, как и всё моё прошлое. Если бы я не сбежала тогда, то гнила бы вместе со своим именем в бетонных коробках города, и только издали любовалась Университетом. Теперь я его смущалась. Но у Галки был такой тёмный взгляд, и такая красивая острая бородка, что отказать ему — смерти подобно.

— Яна.

Он подцепил с полки книгу, ещё одну и ещё. Взвесил их в руках, как будто сомневался, что донесёт до стола.

— Яна. Красиво. Посмотрим, какое имя даст тебе университет.

«Если ты доживёшь до этого момента», — сказала за него тишина тёмных коридоров.

— Ты заходи, если что.

Почему шеф взял меня — я не знала до сих пор. Помню, как набравшись наглости, явилась к нему, как звякнул колокольчик над дверью — с тех пор я ещё ни разу не посмела явиться к нему так, без приглашения. Я пришла с улицы, в буквальном смысле. На самом деле я никогда не принадлежала университету.

В кабинете Шефа пахло мёртвыми насекомыми. Они были тут повсюду. Узкий коридор между двумя шкафами освещался сонмом светлячков. Я шла на носочках, опасаясь раздавить какого-нибудь из снующих туда-сюда жуков. Они пугались — прятались между книгами, так что торчали лишь усы.

Короткий отросток коридора привёл меня в просторную комнату. Шеф сидел за большим столом и рассматривал в лупу муху, ползущую по столешнице. Тут же уютно светилась настольная лампа. С портретов на стенах на меня смотрели суровые лица древних учёных.

— Возьмите меня в аспирантуру.

— Что вы окончили? — спросил Шеф, сощурившись.

Я села напротив, одетая в лучшее платье — чёрное, до колен, с вырезом, в котором были видны ключицы. С тех пор я больше никогда не решалась так одеться, никогда.

— Я получила образование биолога, дистанционно.

Это его не впечатлило — пальцы замерли на рукояти лупы. Ещё бы — явиться в университетскую аспирантуру с дистанционным образованием всё равно, что наниматься в действующую армию, пройдя пару компьютерных стрелялок.

Он ждал секунду, когда я поднимусь и оставлю его в покое, чтобы он мог вернуться к науке. Но я набралась невероятной смелости — и не уходила.

— А чем вы собираетесь заниматься?

Я вдохнула поглубже.

— Я буду заниматься, чем скажете. Я просто хочу в науку.

— То есть вам всё равно? — усмехнулся он. — Ну да, любопытное предложение.

Я ощутила, как холод прорастает через позвоночник. Я была в ловушке, в которую сама себя загнала. Кому нужен аспирант, у которого даже нет любимой темы? Шеф внимательно осмотрел меня и взялся за лупу.

— Вы понимаете, каждый год из выпускников кафедры мы отбираем трёх лучших и делаем их аспирантами. Из них до защиты доходит один. Так вот, в этом году у нас уже есть кандидаты, на все три места. А получить дополнительные места — большая проблема. Может быть, вы дождётесь следующего набора? Я посмотрю, что можно сделать.

Год. Холодные пальцы вцепились мне в спину. Целый год, за которой может произойти что угодно. Даже если Пушистик согласится подождать со свадьбой, есть ещё гора других проблем. Нет, ещё год мне точно не продержаться.

Шеф рассматривал через лупу крошечное насекомое, наколотое на булавку. На меня он больше не смотрел.

Я поднялась. Горько свело скулы. Даже странно, как сильно я надеялась на чудо. На то, что совершенно незнакомый человек вдруг возьмёт и подарит мне билет в светлое будущее. Так не бывает. Давно пора бы привыкнуть.

Я взялась за ручку двери, не в силах даже попрощаться — боялась, что голос противно сорвётся. Шеф за моей спиной встал, процарапав ножками стула старинный паркет.

— Вы знаете. Оставьте мне свой номер. Вдруг что-нибудь изменится, и я позвоню.

Он позвонил на следующий день, утром, когда сонный отец не успел заметить, как я с телефонной трубкой прячусь в ванной. Сердце колотилось, как бешеное.

— Второго октября — экзамен по специальности, — сказал шеф, я слушала его голос сквозь шум воды и боялась дышать. — Не опаздывайте.

Ночами я до сих пор думаю — почему он меня взял. Меня и ещё троих — тех, кто имел на места в аспирантуре куда больше прав.

На минус первый этаж я спустилась этой же ночью.

Пока я шла коридорами, в которых горели только аварийные лампы, хлопала тяжёлыми противопожарными дверями, пачка листов всё распухала и распухала в моих руках. К тому времени, как я нашла коридоры химического факультета, бумаги уже основательно оттягивали руку.

Из-под кое-каких дверей выбивались полоски света, и я слышала голоса. Тогда я догадывалась: там тоже обитают аспиранты. Они распаковывают зелёные конверты и говорят на собственных наречиях, непонятных людям с других факультетов.

Было душно и непривычно бродить в этой части университета. И сквозняки попадались все незнакомые: какие-то растрёпанные, злые, они не давали даже прикоснуться к себе.

Я кое-как нашла лестницу на минус первый этаж. Дорогу мне преградил пропускной терминал.

— Куда? — гавкнул охранник из тускло освещённой будки. Из-за стеклянной ширмы его видно было по пояс — по пояс, а дальше тело врастало в пластиковую тумбу.

Обычная функция, каких полно в университете. Говорят, раньше они все были обычными людьми, но потом эволюционировали — те органы, которые больше не использовались, просто были заменены на металл и пластмассу. Так появились охранники, вросшие по пояс в тумбы, и уборщицы с щётками вместо рук, и улыбчивые повара с заросшими ртами.

— А, сейчас. — Я зашарила по карманам, перекладывая пачку бумаги из одной руки в другую. У меня была одна проблема, о которой вряд ли стоило заикаться перед посторонними. Университет не сделал для меня пропуска — в нужное время и в нужном месте моей фамилии просто не оказалось в списке. И пока функции в пропускном отделе выясняли, в чём дело, я выкручивалась, как умела. Нельзя ведь заявить Шефу, что я не буду выполнять его задания из-за каких-то бюрократических проволочек. — У меня временный пропуск.

— Временный? — У охранника было усталое лицо и взгляд старой собаки. — Не положено. Теперь проход только по постоянным.

— Эй, у меня есть постановление ректора, что с временными пропусками можно ходить до полугода! — протараторила я заклинание, которому научилась всего пару дней назад.

Никакого постановления у меня, конечно, не было. И не было даже бумаги с поддельной смазанной печатью, чтобы выдать её за постановление — такой фокус обычно срабатывал с очень старыми подслеповатыми функциями. Поэтому пришлось напустить на себя побольше уверенности. На мгновение охранник заколебался, как утренний дым над городом. Но заклинание всё-таки подействовало.

Он молча ткнул пальцем в пульт управления. Красный огонёк на терминале сменился зелёным.

— Обязательно получите удостоверение!

Я промолчала ему в ответ. Не станешь же объяснять каждому встречному, что я — четвёртая из трёх возможных, и потому на меня просто не хватило удостоверения. Не выдали. Обещали выдать, но всё никак не успевали оформить.

Лестница вниз вихляла из стороны в сторону, выворачивалась из-под ног. На гвоздике, вбитом в косяк, висела связка из двух ключей. Первым я отперла дверь. Металл оставил на ладонях кроваво-ржавые следы. Второй ключ отпирал решётку за дверью.

На решётке были вмятины и зазубрины, как будто изнутри её рвали с нечеловеческой силой. Мне сделалось прохладно. Правду говорят, что первокурсников сюда не пускают из соображений безопасности?

Рука сама собой дёрнулась в поисках выключателя. А он нашёлся высоко на крашеной стене — зажглась лампа, подвешенная на длинном проводе прямо над моей головой. В темноту уходили десятки книжных полок, поставленных так близко, что мимо них едва мог бы протиснуться человек.

На стене висело объявление: «Приходя, не забывай запереть двери». Уголки пожелтели и загнулись. Я облизнула пересохшие губы. Скинула осточертевший груз бумаги на шаткий столик у двери и принялась запирать решётку. Ладони болели: старых, пожелтевших от времени листов было теперь триста, никак не меньше.

Когда я обернулась, он стоял над моими бумагами и вертел в пальцах чёрную ручку. Навсегда запомню, какие кренделя выписывала ручка в его пальцах — это был веер, крылья птицы, соцветие пиона, что угодно, только не пластиковая трубочка, наполненная чёрной тушью.

— Здравствуйте, — сказала я на всякий случай.

Призрак окинул меня взглядом и улыбнулся. Сунул мне руку для приветствия — мне пришлось притвориться, что я её пожимаю, хотя это было всё равно, что тискать темноту.

— Патрик Олдрич, — преставился он. Сказал ещё что-то.

Я лихорадочно перебрала в уме все научные языки, которые знала. Первый и пятый я понимала, как родные. Со вторым, третьим и седьмым были небольшие проблемы, но общий смысл я могла бы уловить. Хуже дело обстояло с четвёртым и восьмым. Остальные я не знала даже приблизительно.

Но мне повезло — призрак говорил на третьем.

— Чем вы занимаетесь? — повторил Патрик. Он терпеливо парил над моими листами, дожидаясь, пока я составлю в уме ответную фразу. Тема диссертации была ещё такой туманной, что я не могла придумать ответ даже на родном языке.

— Вообще-то меня интересует…

— Я думаю, вам стоит заняться мухами рода Сциапус. Я изучал их восемьдесят лет назад на океанских островах. Это весьма широкая тема, поверьте. И очень важная для понимания эволюции жилкования крыльев… Кстати, вы давно здесь? Я имею в виду, когда вы в последний раз бывали снаружи? Хотелось бы узнать, обитают ли ещё мухи на тех океанских островах.

— Я новичок, ничего здесь не знаю, — выпалила я, просто чтобы остановить его объяснения, в которых чуть не утонула. И правда, не рассказывать же ему, что океанические острова давно погребены под водой, и ни одна муха там не выжила. Ни там, ни в любом другом месте нашей постапокалипсической планеты.

Патрик, к счастью, не стал переспрашивать. Он широко улыбнулся.

— А. Вам нужно составить список всех научных трудов, понимаю. Познакомьтесь со всеми, и вот ещё… — Призрак отлетел в сторону и, поймав мой взгляд, повторил медленнее: — Начните с буквы «а». Стеллажи у самой стены.

Я оглянулась в ту сторону, куда он указал, и вздрогнула. Из темноты на меня таращился старик в чёрном.

— Ещё никто и никогда не добирался до самого конца библиотеки!

Я осторожно протиснулась мимо него и скользнула пальцем по корешкам книг. Их было так много, разномастных, пыльных.

— Никто и никогда, — раздалось за спиной во второй раз.

Я развернулась, призрак старика висел в шаге от меня. Тонкие губы зло поджались.

— Это мои книги! — выкрикнул он, подлетая ко мне вплотную. Я отступила, так что упёрлась спиной в шкаф, и напуганные книги зашуршали страницами. — Никаким новичкам не позволено их читать. Вы вообще знаете, кто я?

Старомодные оборки на его чёрной рубашке, широкий воротник и манжеты в тон — не удивительно, что даже при том, что он говорит на моём родном языке, я едва понимала.

— Адаши, — зашептали за моей спиной книги. — Адаши, Арне Адаши.

— Кто? — глупо спросила я и зажмурилась, потому что в лицо мне дунуло ледяным ветром. Пронзительный крик резанул по ушам. Листы бумаги затрепетали в моих руках.

Я закрылась ими, как щитом, и отвернулась. Медленно отползла в сторону. Крик тянулся на одной пронзительной ноте. Мне на голову посыпались книжки. Одна особенно толстая стукнула по плечу. На лету они открывались и шуршали страницами, шепча проклятья.

И вдруг всё кончилось. Я обнаружила себя сидящей на корточках в нише между двумя шкафами. Нижняя полка впивалась в спину, и ноги затекли. Я медленно поднялась, втянула сырой воздух. Вокруг было темно и тихо, и свет от дверной лампы потерялся где-то в глубине библиотеки.

Я пошла наугад, ведя рукой по средней полке. Книги тыкались мне в ладонь, принюхивались, ощущали незнакомый запах и шарахались вглубь полок. Я была здесь чужой и ни от кого не ждала помощи. Авторы тоже попрятались, а может быть, они глазели на меня из темноты, наблюдали и делали ставки, как долго я буду бродить по секции, прежде чем найду выход.

Я начинала понимать, почему ещё никто не доводил до конца перепись научных трудов.

Пройдя третью развилку, я остановилась. Подземный сквозняк пах сыростью и книжной пылью. Тщательно спрятанная паника рванула наружу. Я — одна в лабиринте из стеллажей, на минус первом этаже, где света не бывает даже днём. Интересно, хватится ли меня Вика, если я не явлюсь в коллекционную утром?

Листы шлёпнулись на пол. Я развернулась и бросилась в ту сторону, откуда пришла. Я точно помнила, что три раза свернула вправо, я могла бы сказать, сколько прошла шагов. Но шаря в темноте, никак не могла найти нишу, в которой пряталась. Книг на полу тоже не было.

Пальцы соскользнули с очередной полки и ткнулись в стену. У меня по спине пробежал строй ледяных мурашек. Стена была земляной и пахла дождём. Не знаю, где в библиотеке самый глухой угол, но я в него забралась.

Я развернулась: в тёмном отростке коридора мне почудилось движение. По полу пробежал ледяной ветерок и цапнул за ноги, прокусил тонкие брюки. Замолкли даже книги, замер их неразборчивый шёпот. Сначала — в глубине библиотеки. Волной тишина докатилась до меня и разбилась о земляную стену.

Из дальних коридоров потянуло запахом железа. Я знала, что там кто-то есть. Кто-то, к кому мне совершенно не хотелось выходить. Я слышала, как он приближается, перетекает по узким проходам между стеллажей. А мне некуда было прятаться.

— Девочка, — шепнули мне в самое ухо. Чьи-то руки обхватили за плечи. — Нужно прятаться. Прячься.

Призрак был невесомый, но от страха я стала такой же. В проём между стеллажом и стеной мы забились вместе, я и мой собеседник с мальчишеским голосом. Его детские пальцы впились мне в плечи.

Оно скользнуло мимо, холодом по ногам, щекоткой по нервам. На секунду задержалось, рвануло полку. Я услышала, как предсмертно кричат книги и с шорохом истлевают прямо на лету. Земляная стена пошла изморозью.

В ту страшную секунду я была точно уверена, что оно нас увидит. В кромешной темноте пол и потолок поменялись местами. Мир крутануло, проткнуло тысячей стальных иголок.

Оно убиралось. Я ощущала, как отступает холод.

В коридорах стало чуть светлее. Мы выбрались из ниши, оба дрожали, а я обнаружила глубокую царапину на щеке. На пальцах остался влажный бесцветный след.

— Великий Дарвин, что это было?

— Ты новичок? — У призрака были очки в тонкой оправе, тонкие руки и футболка со смешным медведем. Возраст выдавали только тома научных трудов на книжных полках. — Так бывает здесь, девочка. Потому люди не очень любят к нам спускаться.

Из-под моих ног взлетал пепел. Призрак, горько поджав губы, смотрел на уничтоженные книги. Я не знала, что сказать ему в утешение. Пробормотала только:

— У меня задание.

— Жанг Янг. — Он едва доставал мне до плеча, если не поднимался слишком высоко над полом. — Моя секция — последняя в библиотеке. У самой стены. До меня редко добираются. А ты заблудилась, наверное. Хочешь, я провожу тебя к выходу?

Я кивнула и едва не расплакалась от благодарности.

Сколько я ни старалась запомнить дорогу, а всё равно сбилась. Библиотека больше не казалась пустынной. В проходах между стеллажами сновали призраки, не обращая на меня никакого внимания. Кое-кто приветственно кивал Янгу, но большинство из них были заняты только своими книжными полками.

Всхлипы и причитания мы услышали задолго до того, как увидели сгоревший стеллаж. На полу сидела женщина — седая и сухая, в не по размеру большой мужской одежде. Лица я не видела — она скорбно уткнулась в то, что осталось от книг.

Пепел взметнулся под моими ногами. То, что коснулось книг Янга только краешком, разгулялось здесь в полную силу. Кажется, не уцелело ни одной.

— Дана, — прошептал Янг, скользя мимо неё, и запнулся, точно так же, как я, не найдя слов для утешения.

— Похоже, у неё ничего не осталось, — сказал он мне, когда мы отошли. Шёпот защекотал ухо.

— Совсем? И нельзя восстановить?

Он грустно пожал плечами.

— Легче оживить людей, если они умерли, чем книги. Они — это всё, что у нас здесь осталось. И вообще, зачем нужен автор, у которого нет книг?

Он скользнул куда-то за стеллажи, оставив меня в растерянности, и скоро вынырнул, неся стопку пожелтевших от старости листов. Их я потеряла, когда в панике бросилась бежать.

— Не забывай их. — Янг кивнул в ту сторону, где проход чуть расширялся, и в мертвенно-бледную атмосферу библиотеки подмешивался жёлтый электрический свет. — И поосторожнее с Адаши. Я слышал, как он кричал. Он нервный у нас. Ещё бы, станешь тут нервным, если у тебя всего три монографии осталось, и в тех страницы перепутаны.

Я не успела его поблагодарить. Обернулась, а рядом уже никого не было. Мимо с достоинством пролетел грузный мужчина с пером. Я машинально потёрла царапину на щеке.

До коллекционной я не добралась. В узком переходе было темно, далёкая лампа едва освещала ступеньки. Меня за локоть поймала Аша. Она бесшумно выскользнула из темноты, прижала палец к губам.

Рыжие волосы она прятала под капюшоном. Серая одежда сливалась со стенами университета. Как охотница, опустилась на одно колено, лицом к лестнице наверх. Я видела её напряжённую спину и отчего-то не решалась нарушить молчание. Темнота укутала нас с головой.

Потрескивала далёкая лампа. Этажом выше прозвучали и стихли быстрые шаги. Я не выдержала, опустилась на корточки, положила бумаги на пол. Ноги ломило после беготни в библиотеке.

— Девятый номер, свеженький, — проговорила Аша, не оборачиваясь. Обращалась она, должно быть, ко мне, ведь в тёмном лестничном пролёте никого больше не было. А я почти касалась её спины. — Вчера видели в корпусе у химиков. Не поймали. Смотри лучше. И хватай, если побежит на тебя.

Потянулось ожидание. У меня затекли ноги, и от стены тянуло холодом. Я уже отчаялась, и вдруг далёкая лампа моргнула. По коридору загрохотали шаги. Скрипели половицы, хлопали двери, что-то большое било крыльями по воздуху. Погоня нисколько не скрывалась. Резкий выкрик рванул от стены к стене, и университет проглотил его, так и не дав мне разобрать слов.

Аша превратилась в натянутую пружину.

— Ты слева, я справа, — бросила она.

В этот момент открылась тяжёлая дверь. Мельтешение в проёме после ожидания в темноте было слишком ярким. Я отшатнулась. По лестнице прокатилась громкая цветная неразбериха. Я ощутила запах знакомого сквозняка, потом — его прикосновение на собственном плече.

— Держи его!

Аша прыгнула. То, за чем она гналась, затрепетало, забило по воздуху раскрытыми страницами. Не хватило самой малости, чтобы дотянуться и ухватить.

— А, твою же идею налево! — в голос выругалась Аша, прижимая к груди правую руку.

Шелест и хлопанье крыльев сделались совсем близкими. Оно ударилось мне в грудь и выбило удивлённый вздох. Резкий запах полиграфической краски шибанул в нос.

— Держи его, уходит!

По лестнице сбежал парень — в сутолоке я едва узнала Галку. Он толкнул меня в сторону, бросился догонять сам. В секунду преодолел ещё один пролёт. Там, ниже, был первый этаж, и кафедра микробиологов, пахнущая агар-агаром.

Ещё одна тяжёлая дверь. Следом за мной слетела Аша. Я слышала её шаги, но не оборачивалась. Галка стоял напротив тёмного угла, расставив ноги, раскинув руки, как будто собирался обнимать дорогого друга.

— Не уйдёшь, зараза.

Оно бросилось ему в лицо, заставляя зажмуриться, шумно закувырвалось в воздухе и вывернулось. Я подпрыгнула, оно снова вырвалось, резануло глянцевой страницей. Ладонь рассекло наискось, но мой удар сбил беглеца с траектории. Хлопанье страниц оборвалось, он отлетел в сторону и врезался в мигающую белую лампу. Мигание прекратилось, лампа потухла окончательно.

Я быстро лизнула раненую ладонь, чтобы заживить. Его заносило из стороны в сторону и один раз хорошо приложило о стену. Аша скинула халат и бросилась следом. Прыгнула. Для своего веса она была очень подвижной.

Когда мы с Галкой подбежали, она лежала на полу, прижимая грудью трепыхающееся под халатом создание.

— Держите его, а то сбежит.

Мы ухватились за халат с трёх сторон и быстро спеленали его. В разрыв ткани я успела рассмотреть: «…вестник… номер девять, серия…». Чёрно-рыжая глянцевая обложка, смолянисто-блестящие буквы.

Аша запрокинула голову и радостно рассмеялась, Галка издал боевой клич. Мне передалось их настроение — хотелось засмеяться, а потом сразу же заплакать. Мы несли добычу на кафедру, как первобытные охотники тащат убитого мамонта. В коридоре микробиологов захлопали двери: те высовывались поглядеть, кто здесь расшумелся. Существо больше не трепыхалось.

— Ножичком его проткнуть, чтобы не бегал, — предложил Галка.

— Садист. Сейчас формалинчику, и всё будет, как надо. — Аша вытряхнула из кармана джинсов ключ от коллекционной. — Держите, я за бутылкой сбегаю.

У кафедры нас встретила Вика. Я с неудовольствием заметила, как близко она подошла к Галке и почти коснулась ладонью его ладони.

— О, поймали? Здорово! — Она тут же рванула вперёд, вцепилась в край халата, как будто могла помочь.

Галка подошёл неторопливо, пощупал слабо шевелящийся ком.

— Давно я его ждал. Там одна любопытная статья должна быть.

Вернулась Аша с бутылкой тёмного стекла. Журнал мы вытряхнули в широкую колбу. Аша сунула туда кусок ваты, смоченный формалином, и быстро накрыла куском стекла. Сверху положили увесистую книжку.

Пока все разбрелись по кафедре, я наблюдала, как корчится журнал. Веером раскрывались страницы и тут же захлопывались. Чёрно-рыжая обложка закручивалась в трубу. Жутковатое зрелище.

В глубине кафедры зазвучал голос Галки.

— Я нашёл твою стрекозу, у кафедры микробиологов сидела, представляешь?

— А что стрекоза? — отозвалась Аша. — Стрекоза — это ещё ничего. В прошлом году на кафедре позвоночных из колбы питон сбежал. Вонь была — на всё крыло.

Я сидела на корточках у колбы, наблюдая, как затихает журнал. Подошёл Галка и замер, упираясь ладонями в колени. Его дыхание обдало меня запахом старых книг.

— Вроде бы всё. — Он осторожно сдвинул стекло, придавленное томом энциклопедии.

Журнал не шевельнулся. Тогда Галка подцепил его двумя пальцами и вытащил на воздух. Он перелистал влажные, пахнущие формалином страницы. Я не выдержала — ещё чуть-чуть и начала бы хватать его за руки.

— Что там за статья?

Галка хитро усмехнулся.

— Эй, у нас тут очередь. Младшие в самом конце.

Он изобразил шпиона из старого фильма, огляделся, будто под каждым плинтусом сидело по десятку вражеских агентов, сунул журнал подмышку и ушёл вглубь кафедры. Я нашла на доске объявлений приколотый листок с очередью. Тут же на нейлоновом шнурке висел карандаш, источенный почти до исчезновения. Я записалась в самый конец очереди, седьмой. Любопытство потихоньку жевало меня изнутри, но я мужественно сцепила зубы.

Через минуту к ним присоединился Шеф. Они шуршали страницами за тонкой перегородкой из кафедральных стеллажей, и вполголоса переговаривались. Сколько я ни пыталась подслушать, а всё напрасно.