Глава 8

Я осмелела настолько, что ввалилась сразу на кафедру. Невозможно хотелось лечь и закрыть глаза, но даже это казалось непозволительной роскошью. А сил уже не осталось. Поэтому мне требовалась поддержка: одобрительный взгляд Шефа, его почти-улыбка, что угодно, чтобы у меня хватило сил дышать.

На меня уставились так, будто уже не надеялись увидеть живой. В маленьком зеркале над тумбочкой отразилась я — измятая, испачканная в пыли и чёрной крови. Мухи попрятались кто куда. Крыло Сциапуса выглядывало из-под воротника рубашки.

Они сбились вокруг меня плотным полукругом, не давая пройти дальше — Аша, Галка, Вика и Ярослав. Зелёной почему-то не было, она, наверное, как всегда, предпочла кафедре великосветское общество пауков.

— Чего там случилось, Туман? — хмуро осведомилась Аша. Галка удивлённо смотрел из-за её плеча. — Университет две недели ходуном ходил. Признайся, ты всё-таки разбудила проректора? Мы тебя не выдадим, чего уж теперь-то.

— Ты что, не принесла меч? — выдохнул Галка. Вика вцепилась в его руку, не давая подойти ко мне поближе.

Вот как. Даже не дали объясниться. Как будто они только и делали, что ждали этого дня, чтобы стоять и смотреть на меня укоризненно. Хотя вот Ярослав безразлично глядел в сторону. Хоть кто-то не настроен меня убить. Я облизнула пересохшие губы.

— Да что вы на неё набросились? — не выдержала Вика. — Человек устал, не видите? Голодная, наверное. Ранена? Я сейчас чайник поставлю.

Она скрылась в глубине кафедры, зазвенела там посудой, забулькала водой. Вокруг меня само собой образовалось кольцо пустого пространства, и я даже сумела добраться до стула. Не без посторонней помощи, правда, но я отстегнула крепления сачка, стянула с плеча сумку — поперёк груди кожа была стёрта до ссадин.

Аша села за стол напротив и угостилась печеньем из моей порции.

— У нас тут без тебя ещё одна дырка в стене образовалась, — сказала она из темноты под капюшоном. — Ночью. Грохот такой был, что в дальних коллекционных коробки из шкафов попадали. Все повысыпали в коридор, а лампы не горят. Оказалось, ещё и проводку повредило. Починили только через три дня, а так мы в темнотище все углы посшибали.

— Лестницы в центре нашего корпуса рухнули, — объяснил нависший надо мной Галка, остановив Ашин речитатив. — Теперь мы оторваны от почвоведов и экологов.

Вика притащила исходящую паром чашку и села рядом, вытянув от нетерпения шею. Её клубничный запах ударил мне в нос.

— Ты видела ректора? Я всем говорила, что он поможет тебе. Он же нас не оставит, да? Что он сказал?

Я так и не придумала, как им объяснить. Хрипло вздохнула и отвернулась.

— Да, — пробормотал Галка. Он оторвался от нашей компании и ушёл в глубину кафедры, повторяя: — Что-то подобное я и подозревал, да…

Все остальные переглянулись, не сразу осознавая, что произошло. Вика испуганно вскрикнула:

— И что ты будешь делать дальше?

Я отхлебнула из чашки и поморщилась. По пересохшему горлу прокатился глоток горячей воды. Они вчетвером старательно скрывали разочарование, а я не знала, чем их утешить.

— Нужно с Шефом поговорить. Он у себя?

— Нет его, — буркнула Аша. Галка поймал мой взгляд и медленно покачал головой.

Я не поняла, что означает его жест.

— Но из-под его двери виден свет.

— Не надо, а? — с надрывом попросила Аша и тут же чуть не сорвала голос. — Мы тут подумали. Завязывайте уже со всем этим. Чудовище всегда было, ну подумаешь, грызёт лестницы, так починить же можно. А когда вы к нему полезли, вон что началось. Ну погибнешь ты, Шеф погибнет, кому от этого легче станет?

Она подалась вперёд, почти обдавая меня горячим дыханием. Так что мне пришлось откинуться на спинку стула.

— И ты бы это… поменьше выходила из коллекционной, — негромко сказал Ярослав. Не помню, когда я в последний раз слышала его голос, но так давно, что если бы не видела шевеления его губ, то не узнала бы. — За тобой охотится проректор. А ты гуляешь тут, у всех на виду. Всех нас хочешь за собой потащить? Я вообще-то пожить ещё собирался.

— Эй! Мы же договаривались! — оборвала его Аша.

У меня голова закружилась от злости. Я поднялась, громко скрипнув ножками стула. Горячий чай плеснулся на цветную клеёнку, так что Вика ойкнула и дёрнулась в сторону.

Дверь в кабинет Шефа и правда была приоткрыта. Я толкнула её, не тратя драгоценную секунду на то, чтобы постучать. Едва вывернулась из бойцового захвата Аши.

Тоненько звякнул колокольчик. Я с размаху окунулась в запах старых книг и лавандового дыма и захлопнула дверь за спиной — вовремя, прямо у Аши перед носом. Она ударила плечом, я шарахнулась назад, и зацепила головой музыку ветра. Снова тихо зазвучал колокольчик.

Я замерла, ожидая гневного окрика из-за шкафов, но там было тихо. Горел уютный свет — как из-под оранжевого абажура с бахромой, и шевелились по углам бахромчатые тени.

Я не знала, что скажу ему, но колокольчик уже прозвонил, и я шагнула вперёд. Великие учёные из тяжёлых рам глянули на меня почти что с интересом.

— Слава науке, — шепнула я, ощущая потребность в чём-то привычном и простом.

— Науке слава, — прошелестели в ответ страницы старых учебников.

— Садись, — сказал Шеф, отрываясь от насекомого, которого рассматривал под лупой. — Ты была занята.

Я опустилась в кресло, и мягкое сиденье втянуло меня, словно трясина.

— Ты расстроена. — Он даже не спрашивал. Говорил, словно читал мне лекцию про меня же.

Я ощутила, как судорожно сжатые пальцы левой руки наконец расслабляются, и рука сама тянется вперёд. На моей ладони перламутрово переливалось крылышко Неуригоны, и серо-жёлтым пеплом рассыпалось то, что от неё осталось. Я подавилась слезами. Я не могла заплакать, как ни старалась. Хотя теперь — перед кем здесь корчить героя?

Шеф взглянул на мою протянутую руку. И в комочке сухой пыльцы увидел отражение нашей битвы.

— Да, — произнёс он, помолчав. — Это очень плохо.

Не ожидала, что буду ему не безразлична.

— Мне кажется, я знаю, где теперь меч. Проректор захватил весь пятый этаж, а значит, он перепрятал и меч, чтобы мы его не нашли. Я думаю, меч теперь на минус третьем этаже.

— Очень опасно.

— Я попробую туда спуститься. В конце концов, я ведь сбежала от него на пятом этаже, я смогу сбежать ещё раз. Ну, другого выхода нет, — выпалила я, пытаясь не рыдать сквозь слова.

— Сложно. На пятом этаже проректор просто гость, как и ты. На минус третьем он хозяин. Никто не сумеет справиться с ним в его же логове. Видимо, мы опоздали, Туман. Теперь уже ничего не изменить.

Мне почудилась туманная поволока в его глазах, как на портретах мёртвых. И тогда я испугалась по-настоящему. Почуяла, как близок край, за которым только ничто.

— Нет! Учёный может ошибиться, и он от этого не перестанет быть учёным. Но если он сядет, сложив руки, вот тогда…

Я с готовностью вцепилась в подлокотник Шефского кресла, чтобы сделаться ближе. Можно подумать, так он меня послушает.

Шеф качнул лупу на распластанной ладони, как будто размышлял, замолчу ли я, если стукнуть меня по лбу тяжёлой витой рукояткой, или даже этого будет мало моей мятущейся натуре.

— Туман. На кафедре экологии обитает мой старинный друг. У них, я знаю, с давних времён хранятся записи прежнего завкафедрой, который участвовал в великой битве с проректорами. Возможно, там найдётся полезная для тебя информация: планы минус третьего этажа, какие-нибудь подробности. Тогда у нас появится шанс. Только ты должна пообещать, что дождёшься меня, что бы там ни было.

— Но проход в крыло экологов обрушился, — заикнулась я и тут же пожалела.

Шеф глянул искоса, но теперь мне показалось, что туманная поволока исчезла из его глаз. Теперь у них горели искорки от оранжевой настольной лампы.

— Да. Поэтому мой путь займёт больше времени, чем обычно. Дождись меня здесь и никуда не уходи. Тебе ясно?

Я быстро-быстро закивала.

— Хорошо. Отдохни тогда. Иди, ты свободна.

Нужно было уходить, а я ждала неизвестно чего. Может, того, что в кабинет ворвётся проректор, и тогда мне не придётся больше бегать от него по тёмным переходам. Всё будет окончено. Но проректор искал меня в дальних коридорах пятого этажа.

Учёные с портретов смотрели жалостливо, все как один.

— Я не знаю, смогу ли вернуться с минус третьего этажа, — выдавила я, наконец. Сунула руку в карман, отчаянно надеясь, что не найду там ничего, но нашла. Красная этикетка всё ещё лежала, вся в свалявшихся комочках пыли. — Но я должна вам кое в чём признаться.

Шеф поднял глаза. Я достала комок алой бумаги и положила на стол перед ним. И застыла, не зная, чего ожидать. Просто я не хотела уходить убийцей и лгуньей. Вдруг случится такое, что мы с ним никогда больше не увидимся.

Я, как учёный, должна предвидеть любые исходы эксперимента.

Шеф едва взглянул на этикетку.

— Я знаю.

— Знаете? — мой голос непроизвольно взвился на самые высокие ноты.

— Давно. С того самого дня, как ты впервые села за микроскоп. А теперь ты послушай. Знаешь, почему я взял тебя? Девочку с улицы, четвёртую из троих возможных? Какая была истинная причина этого?

Я стояла, не зная, куда девать руки и глаза. Меня внезапно сделалось слишком много даже в просторном кабинете Шефа. Никак не исчезнуть, не раствориться, и даже развернуться и уйти — ни сил, ни решимости.

— Ну а как я мог не взять такую красивую девушку, в платье с открытыми ключицами? — произнёс Шеф, снова берясь за лупу. И потом его взгляд потеплел. — Ты молодец. Спасибо, что не опустила руки. Я тобой доволен.

В темноте появилась светящаяся щель. Она быстро выросла в ширину и высоту, и на лестницу просочился невысокий растрёпанный силуэт. Шумно задышал мне в затылок. Я захлопнула книжку, заложив пальцем место, где читала, и направила фонарик на пришельца.

Она засопела ещё громче и села на ступеньку рядом.

— Ждёшь? Погавкать не забудь и хвостом повиляй, как Шеф вернётся. Ты ведь у нас образцовая сторожевая.

— Чего тебе, Зелёная?

Вместо ответа она потрясла рукой. Из рукава на ступеньку выкатился скукоженный комок. Паук упал на ступеньку, разом расправил ноги и зашустрил в темноту.

— А у меня ведь научная тема сильнее, — сказала она, уставившись прямо перед собой. — И мои пауки могут запросто сожрать твоих мух. Никак не пойму, почему ты стала избранной.

Я сжала кулак, так что побелели костяшки пальцев, и сунула его под нос Зелёной. Она не обратила внимания.

— Вот скажи честно, — Зелёная хитро сузила глаза, — втрескалась в Шефа, да?

— Что? — фыркнула я, не в силах даже расхохотаться. То, в чём меня обвиняли, было так абсурдно, что на ум не приходило ни одного оправдания. Я раскрыла книгу и уставилась в текст изо всех сил. Читала и читала одно и то же предложение, пока не зарябило в глазах.

Зелёная заговорщицки толкнула меня локтем.

— Да ладно, засмущалась прямо. Чего тут особенного? Он у нас такой. В него все девчонки влюбляются, по очереди. И даже я, ага. Когда пришла только. Дурная была, прямо как ты сейчас. На лестнице его ждала, вот так на ступеньках сидела. Кофе ему варила, как он любит, три четверти чашки, с лавандой, кубик сахара. И ночью приходила под дверью караулить. Беспокоилась, видишь ли, чтобы к нему какой-нибудь злодей не пробрался. Ага.

Она мечтательно улыбнулась, глядя в темноту лестничного пролёта. Я всё ещё смотрела в книжку, но теперь не видела перед собой ни буквы. Я пыталась понять, почему слова Зелёной зацепили меня рыболовным крючком изнутри и потащили наружу, с болью и кровью, что-то тайное, неприличное.

— Тебе, конечно, полегче. Ты красивая. Причёсанная такая и высокая. Только знаешь что, я бы на твоём месте всё равно ни на что не надеялась.

Я машинально пригладила волосы. Вряд ли я так уж выделялась среди остальных. Все попавшие в университет через некоторое время становятся похожими друг на друга: серые, суетящиеся, бесполые. У человека, у которого есть время на причёску, нет времени на науку.

Она поняла всё по моим дрожащим пальцам. Потому улыбка Зелёной сделалось ещё шире.

— Потому что ты для него — не человек. Ты функция, как и мы все. Такая же функция, как охранник или уборщица, или повариха в столовой. Разве что посложнее, чтобы умела не только кроссворды в своей будке разгадывать или поварёшкой и кастрюле вертеть. Функция — учёный, или функция — герой. Напиши статью, Шеф тебя по головке погладит. Победи чудовище, он тебе сахарок даст. Хорошая собачка!

Холодные пальцы поскребли мне по затылку. Я дёрнулась, сбрасывая руку Зелёной.

— Ты чего явилась?

Она была кругом неправа, и на лестницу я выбиралась вовсе не для того, чтобы ждать, как верная собака. Просто я привыкла читать в тишине, а в коллекционной вечно сидели Вика с Галкой. Им и двоим было там тесно. Тогда почему меня так зацепили слова Зелёной?

— А тебе что, правда глаза колет? Ладно. — Она поднялась, расправляя мятые полы плаща. — Сиди тут, жди. Только сегодня он не вернётся. Обходной путь к экологам занимает полтора дня, не меньше.

Ранним утром мы вздрогнули от жуткого грохота. Первый удар был самым сильным, а следом зазвучали ещё и ещё.

— Чудовище вернулось! — вскрикнула Вика, отрываясь от микроскопа. Она скатилась со стула и забилась в проём между столами. Вцепилась в мой рукав. — Нужно спрятаться. Иди сюда, если шкафы будут падать, нас не заденет.

— Подожди.

Мои мухи забились в коробки. Я накрыла их крышками на всякий случай и подхватила из сумки фонарик. Путь до двери был всего — два больших шага. Ещё мгновение ушло на то, чтобы отпереть замок. Вика рванула следом и замерла у меня за спиной — я затылком ощутила её тёплое дыхание.

Не горела ни одна лампа, только из-за поворота к нам едва дотягивался вечный свет. В темноте у лестницы по стенам ползали два жёлтых шарика света. Я включила свой, выключила — короткий сигнал и длинный. Аша с Галкой подбежали к нам.

— Вы слышали? — Аша от нетерпения подпрыгивала и переступала на месте.

— Что это? — пискнула Вика.

— Тихо. На чудовище не похоже. Сейчас посмотрим. — Галка направил фонарик в глубину коридора. Там мелькнули тени, которые тут же исчезли в одном из переходов.

— Может, это микробиологи опять термостат перегрели? — с надеждой протянула Вика.

Галка шикнул на неё. Всем и так было ясно, что это не наши соседи: у тех белые халаты, как ловушки света — не хочешь, а различишь в темноте бледный призрак. Обитатели других факультетов не ходят по чужим коридорам ночами — так не принято. Здесь всё было не так уж просто.

Мы с Галкой ушли вперёд. Стало ясно, что полумрак куда лучше единственного лучика света: глаза быстро привыкали различать всё вокруг, а фонарик сильно ограничивал обзор. Мы миновали коллекционную Ярослава и Зелёной, дальше — две комнаты, занятые микробиологами. До перехода оставалось не больше десятка шагов и одна дверь. Она вела в комнату, где хранились старые коллекции и книги.

Я оглянулась: Аша с Викой остались за поворотом коридора.

— Ты справа, я слева, — едва слышно выдохнул Галка.

Он обошёл дверной проём по широкому полукругу с фонариком наизготовку. Я замерла с другой стороны, осторожно заглянула в темноту перехода. Последняя дверь в коридоре выглядела как-то не так. По ту сторону двери я ощутила движение. Осторожные шаги из одного угла в другой.

Но в пустующей комнате некому было шагать.

В переходе метнулась тень. Галка беззвучно сорвался с места. Единственный выпад, и на полу перехода завозились два тела. Мелькнул фонарик и обрушился на чью-то голову. Возня тут же утихла.

Галка поднялся, оправляя свитер, и указал в сторону нашего деканата. На полу у наших ног замерла скрюченная человеческая фигура.

В полной тишине мы дотащили его до кафедры. Аша и Вика молча включили свет, заперли дверь изнутри. Парень был худой и совсем лёгкий. Его безвольные руки Галка связал проводом от микроскопа.

Только тогда я рассмотрела его лицо: обычное, с тонкой морщинкой у переносицы, со скорбно поджатыми тонкими губами. Одежда перепачкана в белой пыли.

— Историк, — почти улыбаясь, произнёс Галка, подцепляя его за перепачканный воротник.

— Эй, просыпайся давай, хватит отдыхать! — Аша бесцеремонно тряхнула пленника за плечо.

Парень заморгал, уставился на свои руки, потом на нас — обступивших его полукругом. Близоруко сощурился, рассматривая план работы кафедры, подвешенный на доске объявлений.

— Вы кто такие?

— А ты кого собирался увидеть? — сказала я, опираясь на спинку его стула.

— И что делал ночью на нашей кафедре? — Аша выбралась на передний план, оттеснив плечом Вику и Галку.

Он потёр нос связанными руками.

— Слушайте, лучше выпустите меня, иначе сейчас ребята меня хватятся, и тут будет большое веселье. Ясно вам? Они уже обосновались в комнате у перехода. Пока вы здесь болтаетесь, освоят ещё пару ваших коморок.

— Что? — закричала Аша, хватая его за воротник.

Голова парня качнулась туда-сюда, но выражение крайнего презрения так и не сошло с лица. Галка отстранил Ашины руки и зашёл сзади и наклонился к самому его уху, нежно выдохнул:

— По какому такому праву вы занимаете наши комнаты?

— По такому, — оскалил зубы парень, — что нам они нужнее. Вот давайте просто прикинем. Вас сколько на кафедре? Четверо, я вижу? Это значит, что на факультете человек сорок — это максимум. А у нас восемьдесят! Теперь ещё юристы пришли, заняли все лучшие аудитории. У вас всё равно комнаты пустуют. Знаете, что? Вам дохлые насекомые дороже людей.

Я схватила воздух ртом, не сразу сообразив, что отвечать на подобные заявления. Кажется, похожая недостача кислорода возникла и у остальных, потому что повисло минутное молчание.

— Нет, ребята, — вздохнула наконец Аша, прогулочной походкой отправлялась из угла в угол. — Это не историк. Это математик целый. Вон как считать умеет. Я бы так не смогла.

Галка покачал рукоятью фонарика в опасной близости от исторического затылка.

— Если он не врёт, крайняя коллекционная уже превратилась в неприступный бастион. Что будем с ним делать, друзья?

— У меня есть лишняя банка формалина, — хмуро отозвалась Вика.

Её шутке никто не рассмеялся. Я выпрямилась, отодвигаясь от испепеляющего взгляда пленника. Он щекотал меня от верхней пуговицы рубашки вниз, до пряжки ремня, и тараканом блуждал по шее.

— Мирные переговоры пока что никто не отменял.

— Туман, ты соображаешь, что несёшь? — Аша покосилась на дверь и перешла по полтона пониже. — Они посреди ночи врываются в наш коридор, захватывают коллекционную, а ты предлагаешь просто пойти поболтать, так?

Секунду мы мерились с ней взглядами. При всей своей избранности я не могла тягаться с темнотой из-под капюшона. Я ещё немного отступила.

— Вспомни, вместе с комнатой они завладели старыми коллекциями. Вы уверены, что историки ничего не сделают нашим экспонатам в случае военного конфликта?

Пленный парень мигнул обоими глазами по очереди, как будто соглашаясь со мной.

— Помилуй великий Дарвин, — донёсся из угла дрожащий шёпот Вики.

Бормоча проклятья, Аша наматывала по кафедре четвёртый круг.

— Пусть хоть одного комарика тронут, — она полоснула ногтем большого пальца себе по шее. — Ладно. Раз такая умная, топай и разговаривай с ними.

К дальней коллекционной мы подступили, когда университет уже просыпался. Вика и Галка шли за мной следом, отставая разве что на полшага. Аша осталась на кафедре, чтобы охранять заложника, а Зелёную с Ярославом мы отправили к микробиологам. Тех тоже следовало предупредить — пусть укрепляют комнаты и готовятся к возможной атаке.

Историкам не потребовалось даже взламывать дверь. Везде в университете стояли стандартные замки, и ключи к ним были стандартные. Всё, что было нужно — подобрать похожий ключ и наподдать по двери хорошенько.

На месте старого замка светлел новенький кусок фанеры с врезанным в него с той стороны засовом. Стало ясно, что быстрым штурмом комнату не взять в любом случае. Я выдохнула и постучалась — три раза коротко и один — чуть сильнее. Этот условный знак обозначал дружественный визит.

По ту сторону долго никто не отзывался. Я обернулась к Галке и взглядом спросила у него, что дальше. Как мы заставим их говорить, если они не захотят? Он медленно качнул головой.

— Эй, биологи, — донеслось, приглушённое дверью, — значит, записывайте. Мы вернём вам коллекцию в целости и сохранности, если вы уступите нам эту комнату и ещё одну соседнюю. Мы в курсе, что у вас тут девочка с пауками одна целую аудиторию занимает. Подселите её там к кому-нибудь, я не знаю. Сутки вам на раздумья, а потом мы начнём уничтожать по одной коробке, пока вы не решитесь.

Вика разинула рот в беззвучном хрипе. Я тоже не сразу сообразила, что ответить, потому Галка осторожно подцепил меня за локоть и отодвинул в сторону.

— С ума не сходите. Это вы здесь в ловушке, господа, а мы на своей территории, — сказал он, почти улыбаясь. Так спокойно, будто они вовсе не собирались уничтожать наших насекомых. — Просчитались вы немного. Ну сколько вы там собираетесь просидеть? Мы подтянем подкрепление с других кафедр, возьмём вас в кольцо, и прости-прощай.

За дверью послышалось невнятное многоголосое бормотание.

— Что же вы нас, совсем за дураков держите? — сказал уже другой голос. — Сколько надо, столько и просидим. Припасы у нас есть. А вам скоро придётся держать оборону против объединённого войска гуманитарных факультетов. Если будет нужно, нас и юристы, и философы поддержат. Все лестницы вы всё равно не перекроете — у вас на факультете столько народу нет. Отнимем у вас половину комнат, так что лучше соглашайтесь по-хорошему.

С лица Вики совершенно исчезли краски, если не считать алой помады. Я, должно быть, выглядела так же, а Галка только пожал плечами и сделал нам знак — отходим.

— Ждём ровно через сутки! — донеслось нам вслед. — Комната или война! Попрощаетесь со своими засушенными тараканами!

— Если они не блефуют, у них явное численное преимущество, — сказала Аша вполголоса, но даже так её было слышно в двух соседних коллекционных. — Нам одним всё равно не справиться.

Для военного совета выбрали нашу с Викой комнату — туда принесли ещё стульев, отодвинули коробки подальше к стенам, чтобы под светом настольных ламп очертился широкий пустой круг. Пленника мы заперли в маленькой кладовке, из которой вынесли всю немногочисленную мебель.

Ярослав безучастно откинулся на спинку стула, так что спрятал лицо в темноте. Зелёная принялась считать, загибая пальцы.

— С ботаников спросу мало. Да и заняты они сейчас тем, что собственный этаж укрепляют, пока эти гуманитарии до них не добрались. Эх, жалко, что почвоведов отрезало. Географы придут, если позовём, но толка от них нет. Не знаю уж, что они там у себя пьют, но, по-моему, все поголовно сидят на минус первом и нирвану ловят. Нет, нам нужна реальная сила.

— Химики, — неуверенно подняла руку Вика.

Галка в задумчивости почесал нос.

— Хорошо бы, у них есть методы против гуманитариев, но переход ещё не починили. Пока мы побежим обходными путями к химикам, пока обратно — больше суток выйдет. Уже будет поздно.

— Тогда остаются только физики, — сказала я, понимая, что кто-то должен это сказать. Не можем ведь мы сидеть тут до скончания века и смотреть друг на друга. — Ну и кто пойдёт к физикам?

Мне показалось, Галка с облегчением вздохнул — ему не пришлось говорить неприятные вещи, за него сказала я. Все разом завозились, притворились, что нужно срочно почесать в затылке и пересчитать пятна на потолке. Ярослав вдруг выпрямился и глянул на меня.

— Призрак моей бабушки живёт в нашем деканате. А призрак её подруги — как раз в деканате физиков. Я бы попробовал что-нибудь придумать. Только пусть она со мной пойдёт. — Палец ткнулся в плечо Вике, так что она даже не успела отпрянуть.

— Правильно, — серьёзно проговорила Аша. — Пусть Вика тоже идёт. Физики женщин лет сто не видели. Они падкие на такое дело.

Вика поднялась, придирчиво расправляя складки на платье. Я наблюдала за её пальцами и думала: вот сейчас она откажется. Откажется, заплачет, забьётся в самый тёмный угол. Даже сам великий Дарвин её оттуда не вытащит. Сейчас откажется.

— Я согласна, — сказала Вика, — раз надо — значит, надо.

Неудивительно, что жертвами нападения стали именно мы. Маленькая кафедра на втором этаже. В то самое время, когда ушёл Шеф, мы стали беспомощными, как щенки, оставленные на свалке. И так же, как брошенные щенки, готовы были кусаться до последнего.

— Мы не можем приступить к штурму коллекционной, пока не обезопасим себя от нового вторжения. Они будут наступать по третьей лестнице. — Галка заходил вдоль кафедрального стола, туда и обратно, и каждый раз, когда он оказывался рядом со мной, я видела носки стоптанных кроссовок. — Больше неоткуда.

Передо мною на столе были рассыпаны булавки из чёрного металла. Я выбирала проржавевшие, два прицельных движения напильником, и они опять тускло блестели в свете кафедральной лампы. Мои руки подрагивали.

Одно дело метать булавки в многорукое чудище и бить рукоятью сачка аморфных симулякров. Совсем другое — воевать с живыми людьми. Не знаю, как остальные, а я мечтала только о том, что вернётся Шеф, и мановением пальца прекратит это помешательство.

На доске объявлений вместо плана работы была приколота карта всех переходов и лестниц университета.

— Первую лестницу перекроют микробиологи. — Галка ткнул старой указкой в план, пронзив тонкую бумагу. — Вторую и четвёртую мы забаррикадируем понадёжнее. И у них останется только третья. Поскольку она самая узкая, сдерживать противника мы сможем довольно долго. Пока не придёт подкрепление.

Он замолчал, остановился. В тишине стало слышно, как напевает Аша, наматывая на руку жёлтую ловушечную бечёвку. Нить шелковисто скользила между её пальцами. Зелёная, тихо похихикивая, ковырялась отвёрткой в большом ржавом механизме.

— Они не сумеют перебросить сразу все силы. Мы оттянем историков в наш коридор, а юристов возьмут на себя зоологи позвоночных. Таким образом мы их разделим.

Пение Аши и хихиканье Зелёной прекратились.

— А если они приведут философов?

Я тоже подняла голову, повертела затёкшей шеей. Галка стоял у старого улиточного аквариума, привычно потирая переносицу. Я уже научилась понимать в этом жесте крайнюю степень волнения.

— Я всё-таки надеюсь, что до этого не дойдёт. — Он отвернулся к большим кафедральным часам, которые безучастно отмеряли наши минуты. — Пятнадцать часов до конца суток. Часовой, займи позицию. Разведчик, ты попытайся разузнать их планы.

Я встала. Десяток булавок в верхний карман рубашки, ещё десяток — вколоть у пояса справа. Крепления сачка держали на совесть. Зелёная подняла отвёртку и качнула ей справа налево. Её ржавая конструкция скрипуче шевельнулась.

— Будет сделано, генерал!

— Запомни, — сказал Галка, встречаясь со мной глазами. — У тебя три часа. После этого мы баррикадируем второй и четвёртый коридоры, а потом идём на штурм коллекционной. Нужно успеть до заката.

Переход слабо пружинил под ногами, как старый матрас. Я помнила, как выглядят эти конструкции снаружи: подвешенные между корпусами дороги, обросшие стенами и крышей. Если ветер снаружи усиливался, переходы ощутимо покачивало, и металлические крепления с грохотом бились друг от друга.

Я двигалась в темноте у самой стены, ведя по облупившейся штукатурке кончиками пальцев. Изредка университет чуть вздрагивал, пробегал электрическим разрядом по моим пальцам, и это значило, что впереди натянута тонкая бесцветная проволока-заклинание. Зацепишь её — и в соседнем корпусе каждая мышь узнает о твоём приближении.

Тогда я опускалась на корточки и вела рукой до тех пор, пока не ощущала вибрацию воздуха. В том месте, если прищуриться, можно было рассмотреть тонкую вязь из переплетённых славянских букв, восточных иероглифов и древних символов, и что там ещё сумели раскопать историки.

Дверной проём прорисовался впереди серым квадратом. Я задержала дыхание: ни звука снаружи, — и скользнула на лестничный пролёт. Коридоры, обрывки которых виднелись отсюда, казались смутно знакомыми. Будто какая-то высшая сила взяла наши, обтрясла со стен плакаты с насекомыми, вкрутила лампы другого цвета и навешала стендов со схемами древних битв.

Здесь было непривычно тихо для жилых коридоров. Не иначе, как историки тоже притаились в преддверье битвы. Стараясь не попадать в свет мигающих ламп, я пошла вверх по лестнице. На третьем этаже — на плане Галки обозначенном кривобокой звездой — вполне мог располагаться вражеский штаб.

Заклинание просвистело над правым плечом, едва не повалив меня на пол. Я среагировала мгновенно — три булавки полетели в темноту под лестницей, ещё три привычно замерли между пальцами.

Я оставляла грубую силу на крайний случай. Но три тени окружили меня, вжимая в угол. Ещё три булавки ушло мимо. Один из нападающих схватился за ногу и медленно уполз вниз по лестнице.

Нет, их было больше, чем трое. Это я поняла, когда отступала к переходу. Из темноты вынырнули ещё тени — шустрые и гибкие. Новое заклинание прозвучало ведьминским шёпотом и хлестнуло меня под коленками. Понимая, что о тайном проникновении на территорию противника можно забыть, я выхватила из-за спины сачок.

Дорогу к переходу перегородили. Оставался только первый этаж — полуразрушенный и почти необитаемый, но это всё-таки было лучше, чем позорно сдаться в руки противника. Я рванула к перилам, по пути сшибая рукоятью сачка ту фигуру, которая замерла у меня на пути. Она вскрикнула женским голосом — вполне человеческим.

Заклинание просвистело у меня за спиной, едва мазнув между лопатками. Я ухватилась за переломленный металлический прут и безрассудно бросила себя на нижний лестничный пролёт. Упала, как кошка, на четыре лапы. С тихим шелестом осела вокруг меня поднятая пыль.

— Не пускайте её ниже!

Они больше не скрывались. В кромешной темноте первого этажа липкие, как паутина, пальцы, ухватились за сачок с другой стороны. Я совершила ошибку — не успела перехватить его двумя руками и лишилась своего единственного оружия.

Опять ведьминский шёпот прокатился сверху вниз по лестнице. Липкая паутина вывернула мне руки за спину и спеленала там.

Что-то щёлкнуло, как будто стукнулись друг о друга два гладких камешка, и зажегся свет. Я невольно зажмурилась. Огонь, затлевший на вершине языческого факела, высветил ближние лица.

Три девушки, все — с длинными волосами, убранными в затейливые косы, все — с разукрашенными по-боевому лицами. Чёрная, рыжая и беловолосая, как будто подобрались специально.

— Тихо, — кто-то за моей спиной предусмотрительно зажал мне рот. — Не ори, а то все историки сбегутся. Я так думаю, тебе это тоже ни к чему.

— Биолог? — хмуро спросила та, что с чёрными волосами, рассматривая мой сачок. — Не говори ничего, кивни, если да.

Я кивнула. Они говорили на странном университетском диалекте, который я совершенно точно слышала, но не могла вспомнить, когда и где.

— Это мы у тебя конфискуем. — Она передала сачок кому-то из темноты у себя за спиной. — Ассоль, Элли, посмотрите, что у неё ещё есть.

Ловкие руки сдёрнули у меня с плеча сумку, охлопали карманы и быстро обнаружили коробку булавок. Булавки, спрятанные за отворотом рубашки и за ремнём, они не заметили. Впрочем, со связанными руками мне до них всё равно не добраться.

Чёрная вытряхнула содержимое сумки прямо на пол. Несколько языческих факелов тут же приблизились, чтобы ярче высветить пятачок на пыльном кафеле.

Носком лаковой туфли она пошевелила нож и фонарик, презрительно отбросила в сторону связку ключей, маленькую лупу, и наклонилась, чтобы поднять блокнот. Карандаши, раскатившиеся по трещинам в полу, она подняла тоже и, бережно отряхнув, сунула за пояс.

— Не густо, но хоть что-то. Последнее время добычи вообще никакой. Что там с Джульеттой?

Из темноты к нам прохромала девушка. Колготки на её ноге были разорваны, чуть ниже колена красовалась повязка из шёлкового платка, перепачканного кровью. Те места, куда вошли мои булавки, явно угадывались по багровым пятнам.

Я прерывисто выдохнула, испытав острое желание оправдаться. Биолог не может быть убийцей. Кто угодно, только не биолог, осознавший ценность жизни самого крошечного червячка.

— Герда, как думаешь, что делать с ней будем?

Рыжая леди многозначительно поднесла факел так близко к моему лицу, что затлела самая длинная прядь волос. Завоняло палёным. Я подалась назад, насколько вообще могла шевелиться.

— По стандартной схеме, — кивнула Герда. — Оставим её в живых — пойдёт болтать. Так нас и вычислят.

И тут я поняла: странный диалект, вязь древних заклинаний, языческие факелы и длинные волосы. Передо мной были филологи. Вот только как они здесь оказались, если до их корпуса отсюда почти сутки пути, и что они забыли на чужом факультете?

— Эй, стойте!

Меня уже тащили вниз, в глубокие тёмные переплетения коридоров первого этажа. Здесь хоть кричи, хоть не кричи — кто будет присушиваться к вою сквозняков на брошенном этаже? В дрожащем свете факелов разрушенные стены казались древними пещерами, битая плитка — осколками старых цивилизаций.

Они так ловко пробирались по лабиринтам комнат и обходили завалы, что я не успевала считать повороты. Я не сумела даже испугаться: вдоль стен появились признаки того, что здесь обитают люди. Ни пылинки не было на уцелевших столах. Стеклянные вазы на узорчатых салфетках. В одном месте поперёк коридора была натянута верёвка с сохнущим бельём. Я чуть не свернула шею, рассматривая белое в красных розах платье, подвешенное за подол.

— Эй, может, послушаете меня? — не выдержала я.

В центре аудитории в пол был ввинчен металлический столб. Вокруг лежали обугленные обломки мебели. В углу — свалены грудой такие же обломки, только не подпорченные огнём.

— Чего ещё? — хмыкнула черноволосая, которую назвали Гердой. — Несите ещё верёвок.

Они меня наконец выпустили — на коже остались полулунные отметины от их ногтей. Думаю, такому маникюру позавидовала бы Вика.

— Вы соображаете, что делаете? — взорвалась я. Невозможно было спокойно разговаривать с тем, кто смотрит на тебя, как на грязное пятно. — Рано или поздно администрация университета обо всём узнает. Загремите вы все в музей.

— Ага, — ухмыльнулась светловолосая Элли и постучала согнутым пальцем себе по виску, — мечтай. Давно нет никакой администрации. Мы сами по себе. Что схватил, то и твоё. Ничего не схватил — подыхай. Вечно эти биологи в облаках витают.

Я знала, что новости быстро разлетаются по университету, но и представить не могла, что настолько быстро. Так вышло, что по моей милости все узнали о том, что ректора больше не существует.

Кто-то принёс целую груду кружевных нейлоновых лент. Я успела только подумать, как они, должно быть, воняют, когда горят, и вдруг оказалась у столба.

— Ясное дело, кому нужна наука, если можно просто грабить одиноких путников, — зло прошипела я.

Рыжая девушка, завязав на ленте бантик, поднялась и уставилась на меня. Они все замерли, и даже Герда, отдававшая очередной приказ, оборвалась на полуслове.

— Что ты знаешь о науке, жалкий биолог? — скривилась она. — Можно подумать то, чем вы, бестолковые, занимаетесь, имеет к науке хоть какое-то отношение.

— Могу сказать о вас то же самое. — Откуда-то взялась такая ярость, что я дёрнулась и разом оборвала все ленты. Рыжей Ассоль пришлось бежать за новыми.

Вряд ли я могла их победить в рукопашной схватке — их, собравшихся плотным полукругом, с их острыми ногтями и древними заклинаниями наизготовку. Герда угрожающе занесла отточенную пилку для ногтей. Такой можно и проткнуть человека насквозь. Вот только страха во мне не осталось ни капли.

— Подумать только, — я ткнула её пальцем в грудь, в место, где чуть оттопыривались пуговицы шёлковой блузки, — ради таких как вы, мой Шеф рискует жизнью, разыскивая план минус третьего этажа. Подумать только, ради таких я на пятом сражалась с проректором. Да лучше бы вас чудовище сожрало.

Герда опустила пилку и посмотрела на меня каменно, выжидательно, как может смотреть статуя, у которой впереди миллионы лет, чтобы всё рассмотреть и обдумать.

— Повтори, что сказала.

— Что? — процедила я сквозь зубы. — Вы же здесь эксперты по страшным сказкам, а эту ещё не слышали?

Вперёд подались Ассоль и девушка, имени которого я не знала, она и на девушку-то не очень была похожа, так что я не взялась бы угадывать имя. Не так уж хороши мои познания в литературе. Они вцепились мне в локти и потащили к столбу.

— Стойте, — вдруг жёстко произнесла Герда. — Как тебя зовут?

— Туман.

«И имена у них какие-то странные», — загомонили вокруг. Герда требовательно протянула ко мне руку.

— Ты избранная? Покажи удостоверение.

Они не нашли его при обыске — так удачно лежала зелёная корочка в самом надёжном кармане. Я расстегнула молнию. Алый штамп поблек, но всё ещё читался. Герда повертела удостоверение так и эдак, поднесла ближе к факелу, и в одну секунду я испугалась, что она бросит его в огонь.

Вместо этого она вернула корочку мне. Обернулась в темноту за спиной.

— Отдайте ей вещи.

Мне сунули в руки сачок, перепачканную белой пылью сумку и изрядно помятый коробок булавок. Внутри сумки я нащупала нож, фонарик и лупу. Блокнот и карандаши мне не вернули, но я была не в том настроении, чтобы торговаться.

На губах Герды застыло странное выражение — то ли просьба, то ли проклятье. Глядя на меня, она даже не моргала. Я ждала. Оцепенение спало с неё, она сглотнула и отвела глаза.

— Чудовище сожрало почти все наши книги. Огнём прошлось по картотекам. Не оставило чистой бумаги и карандашей, чтобы мы могли восстановить произведения по памяти. Оно лишило нас дома, лишило нас всего. И никто нас не защитил.

Она опустила лицо, спряталась в темноте, потому что металлический голос вдруг дрогнул. Я видела, как по несгибаемой фигуре прошлась слёзная судорога, и молчала. Не знала, что сказать.

Герда подняла руку, указывая на чёрный пролом в стене напротив.

— Проводите её до лестницы.

Ректора больше нет.

Новость тихим шёпотом прошлась по коридорам, и взгляды вдруг обратились на мрачные комнаты деканатов. Никто из нас не посмел врываться в их закрытые двери, но все молчаливо отметили: уже много лет никто не видел деканов.

Была Секретарь, которая появлялась из-за деканатской двери, звенела большой связкой ключей и вела записи отточенным карандашом. Мы опасались её, но настоящей силы она не имела. Был ещё призрак бабушки Ярослава, но чего он стоил на самом деле?

Что, если деканов не существует тоже? Тогда единственной реальной властью оставались заведующие кафедрами. Я облизнула пересохшие губы. Не всем так повезло, как нам.

В коридорах болтали, что один из завкафов физиков давно потерял память и не узнаёт даже собственных учеников. Новости разлетались по корпусам со скоростью электромагнитного излучения.

Другие говорили — где-то на факультете фармакологии завкафов выбирают из старших аспирантов — потому что больше никого не осталось. Новости разлетались со скоростью атомной пыли. Были и такие завкафы, кто просто не желал исполнять свои обязательства — запирался в кабинете, ел, пил, спал в своё удовольствие, а его аспиранты обретались сами по себе.

Что будет дальше?

Было по-прежнему очень тихо — непривычно тихо для жилых коридоров. Я пробиралась по третьему этажу, от одного пятна темноты к другому. Повезло, что лампы здесь, как и у нас, почти не горели.

Я скользила от одной двери к другой, чуть дольше замирала у кафедр. Ни лучика света из-под них, ни приглушённого шёпота. Кое-где двери были приоткрыты, и я заглядывала внутрь, различала стопки карт и груды каменных обломков, разложенные на огромных столах, покрытые пуховым одеялом пыли, но везде пусто — ни одной живой души. Тем более странно, если учитывать, что здесь должно быть ещё не протиснуться от юристов.

Я замерла в нише у поворота, чтобы прислушаться ещё раз и обдумать эту навязчивую мысль, и тут ощутила знакомый запах. Тонкий запах подгоревшего жира и дымка от тушёной капусты.

Плохой знак. Очень плохой.

Меня уже не пугала мысль быть замеченной, появились мысли и похуже. Я прикинула, долго ли бежать до лестницы. По всему выходило, что долго, даже если бежать к самой ближней — четвёртой, которую наши собирались баррикадировать.

Университетские стены дрогнули, и я всем телом ощутила их колебания. Внутри сделалось холодно и пусто. Уже не сбежать. Историки наверняка почуяли приближение чудовища заранее — великий Дарвин их знает, каким образом — и сбежали. Может, и правду говорят об их древнеегипетском колдовстве.

Я поздно спохватилась — но я была слишком уверена, что чудовищу не добраться до третьего этажа. Я верила, что у нас есть ещё немного времени, чтобы Шеф успел вернуться, чтобы я успела найти меч.

От удара огромная плита перекрытия накренилась под моими ногами. Я заскользила вниз, в провал, и едва успела отпрыгнуть в сторону, прежде чем в огромной дыре под собой увидела коридор второго этажа. Сверху вниз, как не видела никогда — скрипучий деревянный паркет и стенды, припорошенные белой пылью.

Стены сложились, как карточный домик. Под ноги мне выпрыгнул оборванный провод, рассыпал фонтан искр. Выцветшие плакаты пузырились в потоке горячего воздуха и с шумом лопались. В конце коридора, там, где перекрытия ещё держались, и где горела последняя лампа, я замерла и обернулась.

Оно неслось следом, швыряя извивающееся тело от стены к стене. Всё, что оказывалось на пути чудовища, попадало в его разинутую пасть. Хрустели каменные обломки, и чешуйчатая шкура с шорохом тёрлась об уцелевшие стены.

Обдавая меня запахом тления и прогорклого масла, оно замедлилось и вдруг замерло. Белёсые щупальца, похожие на проростки подвальной картошки, зашарили по паркету под моими ногами. Я шагнула назад.

Шорох моих подошв по камню или звук дыхания — не знаю, чем я себя выдала. Оно потянулось ко мне, сделалось так близко, что подвальными ароматами меня обдало с ног до головы. Пальцы сжались и разжались. Бесполезно было хвататься за булавки, да и за сачок тоже.

Я сделала шаг вперёд, всего один шаг, и сказала:

— Уходи. У меня ещё есть время.

Университет снова дрогнул. Меня обдало ветром — в лицо полетела пыль, осколки выгоревших ламп и шелуха облупившейся штукатурки. Я не выдержала и зажмурилась. Огромный хвост ударил по стенам ещё раз, и чудовище соскользнуло вниз.

Оно приняло условия игры.

Когда я решилась открыть глаза, его уже не было. Я развернулась, так резко, что закачалась лампа над головой. Эфемерные шорохи обступили меня со всех сторон. Их вдруг стало очень много — они лезли из-под каждой тени.

Я увидела медные наконечники стрел, арбалетные болты, острия пик и копий. В покачивании лампы я увидела, как моя тень раскинула руки, словно канатоходец, и покачнулась.

— А ну стой. Дёрнешься — стрелять будем. Перегородите проход, чтобы она не сбежала! Это шпион.

Тени отодвинулись ещё немного, и я наконец увидела историков. Столько напряжённых злых лиц, что одно долгое тяжёлое мгновение не могла выдавить из себя ни слова.

— Парламентёр, а не шпион! — выдохнула я наконец.

В глубине души я ещё надеялась, что вся эта война — игра. Жестокая игра, в которой нельзя подставлять спину, в которой вполне можно лишиться куска того, что дорого, но на самом деле до крови не дойдёт. А в случае чего придут завкафы и за шиворот растащат нас в разные углы. Мне в солнечное сплетение устремился меч и повис, на миллиметр не доходя до складочки на рубашке.

— Так не честно. Могли бы и в чудовище пострелять ради разнообразия.

— Зачем? — сказал завкаф историков. — С чудовищем мы бороться не можем, а с тобой — проще простого.

Он был куда старше остальных, и пиджак, застёгнутый на одну единственную пуговицу, его выдавал. Здесь больше никто не носил костюмов. В руках завкаф держал полуторный меч, чуть зазубренный с одной стороны, но всё ещё годный.

Он подошёл ближе — все послушно отступили на шаг — и я осторожно провела пальцем по острию меча, отодвигая его от себя. Туповат. Вряд ли подойдёт для борьбы с чудовищем — тут он прав.

— Нет, ну в самом деле. Могли что ли по-хорошему попросить. Мы же не звери. Нашли бы вам пару комнат.

Были бы здесь Зелёная с Ашей, они бы придушили меня за такое, потому что они-то, в отличие от меня, наизусть знали правила игры. А я нет. Я была глупая, я была пришлая, девочка снаружи, и я слишком любила придумывать свои собственные правила.

— Пара комнат? Вы парой комнат не отделаетесь! Половину этажа, никак не меньше. И вы же не думаете, правда, что мы дадим вам целые сутки?

Я сделала вид, что совсем не возмутилась. Переступила с ноги на ногу, подвигала руками, осторожно, чтобы не напороться на частокол копий. Нужно бы потянуть время, и совсем прекрасно будет, если отвлечь их внимание.

— Нет, вы серьёзно хотите войны? Может быть всё-таки…

— Серьёзно.

Он был ростом не выше меня, а другие стояли слишком далеко. Я сделала ещё более невинное лицо. Сказать точнее, я очень надеялась, что в полумраке коридора это выглядит невинным.

— А если, к примеру…

— Хватит, — сказал завкаф и повыше поднял меч, чтобы мне стало понятнее. — Бросай оружие.

Кто-то за его спиной даже выкрикнул боевой клич.

— Нет у меня никакого оружия. — Я сделала честное лицо, пытаясь коленкой ощутить, на месте ли булавки. Карман, в котором они лежали, не застёгивался, и выхватить их было делом недолгим, хотя путь меча к моему солнечному сплетению был всё равно короче.

— А сачок тебе зачем?

— Как это зачем? — делано поразилась я, двигая плечами, чтобы незаметно переместить рукоять сачка поближе к ладони. — Мух ловить. Всю ночь ловила, только-только освободилась. Хорошие экземпляры попались. Показать?

Я качнула бедром, отодвигая сумку, чтобы она не мешалась при бегстве.

Историки зашептались. Уличить меня во лжи напрямую они не могли — откуда им знать, как и где я на самом деле ловлю мух. Отпускать меня так им тоже не хотелось. Но мне было достаточно их минутного замешательства.

Сачок оказался в ладони — ручка телескопически раздвинулась. Я поймала ею выпад мечом. Второй удар прошёлся вскользь, от него защитила рабочая куртка, закостеневшая от старости и грязи. Если бы не она, лежать бы мне с перерубленным плечом в луже крови.

Я успела развернуться, чтобы поймать сачком ещё один меч — зазубренное лезвие проскрежетало по рукояти, обёрнутой металлом. Напряжение болью отозвалось в суставах. Я толкнула меч, заставляя нападавшего отступить.

Путь для отступления был только один — в провал на второй этаж. Я мельком оглянулась на него: обломки перекрытий топорщились, как расшатанные зубы. Не переломать бы ноги.

Из темноты стенных ниш в меня полетели стрелы. Две воткнулись в паркет, вышибив их него фонтанчики пыли. Я кое-как отмахнулась от меча завкафа, а чье-то копьё всё-таки царапнуло меня за шею.

В свете единственной лампы живые тени скакали и раскачивались. Я рванулась, сшибая кого-то с дороги. Дыра в полу подсвечивалась изнутри бледно-жёлтым. Куртка треснула под руками тех, кто хотел меня остановить. И я прыгнула.

На лету больно проскребла боком по бетонному выступу и вывалилась в гулкий от эха коридор. Всего секунда, чтобы определить направление ко второй лестнице. Бежать, пока из закрытых дверей не повысыпало ещё хмурых теней со ржавыми железками в руках.

Бежать. Теперь я видела всё — тени, таившиеся в темноте. Они тоже меня видели, вскакивали, хватались за оружие, но я проносилась мимо куда быстрее. Мне нужно было успеть, пока историки не двинулись к нашему корпусу. После моего бегства ждать им было нечего.

Я опомнилась на лестничном пролёте, а в следующий раз — уже у чёрного дверного проёма. Это была вторая лестница. С ума сойти, они ещё не начали строить баррикады! Я не знала, сколько прошло времени с тех пор, как я ушла, но казалось — очень много.

Лампы нигде не горели. Я задохнулась от тревожного предчувствия, но навстречу мне из полумрака выскочили Зелёная с Ашей. Они подхватили меня сразу за обе руки и утащили в коллекционную.

— Ты так долго!

— Ну что там?

— Ты философов видела?

— С какой лестницы они ударят?

Я потрясла головой, чтобы они перестали говорить одновременно.

— Где Галка? Вика и Ярослав ещё не вернулись?

— Шутишь? — фыркнула Аша.

— Галка ушёл с ботаниками договариваться, — сказала Зелёная, рассматривая обломки своих ногтей с таким видом, будто происходящее её не касается. Но я знала, этот жест означает у неё крайнюю степень напряжения

Я выхватила из-за спины сачок, но вдруг ощутила, как саднит раненое плечо. Боль пришла так резко, что я чуть не сложилась пополам. В тусклом свете настольной лампы я разглядела тёмное пятно на рукаве куртки. Дубовая от времени материя от крови сделалась вовсе несгибаемой. Я в отчаянии опустила сачок. Он показался мне неприподъёмным, металлическая рукоять обжигала мёртвым холодом.

— Историки нападут с минуты на минуту.

Университет покачнулся. В то же мгновение мы услышали грохот. Это вернулось чудовище — я узнавала ему по шуму в далёких галереях.