Часть 1. Глава 5.

Наблюдая за Гарри, за тем как его ломает, Ри почему-то уверился в том, что на молчаливой обиде к Дору все потуги Гарри и закончатся и на большее он не решится. А это значило, что на этом все, данное воспоминание должно завершится, но проходили минуты и ничего не менялось, все оставалось по-прежнему. Гарри сидел с несчастным видом и страдал, а Альрус, прикрыв глаза, делал вид, что дремлет, при этом четко отслеживая состояние отца.

Не дождавшись завершения сеанса эмоционального напряжения, Ри для разнообразия решил переключить свое внимание на Альруса в попытке понять, что он сейчас испытывает к отцу из-за создавшейся ситуации. В итоге он был крайне удивлен тем, что ему открылось. Альрус был настороже и явно ожидает от отца каких-то неприятностей.

Покачав в изумлении головой на то, что смог такое почувствовать, раздумывая над реакцией Альруса на данную ситуацию, он так и не смог даже предположить чего собственно ожидает Альрус, а также понять причину, по которой он ждет от отца именно гадости.

Но как показали дальнейшие события, Альрус был совершенно прав в своих ожиданиях. Хотя Ри в начале представления впал в шок от выкрутасов Гарри, что совершенно не помешало ему отследить реакцию Альруса, который совершенно не был удивлен поведением отца и даже, наоборот, был рад, что отец смог хоть на что-то решился, заговорив:

— Ну, ты как, наверняка уже решил отказаться от моей тайны? И это правильно. У тебя еще есть возможность передумать, что я собственно тебе настоятельно и советую и всесторонне поддерживаю в этом. — без лишних предисловий выдал Гарри перл.

Если Ри от такого выступления выпал в осадок, то Альрус открыл глаза и, с прекрасно сыгранным изумлением, спросил:

— Ты серьезно, отец, или это шутка такая?

Но глядя в насупленное лицо отца, на котором явно читалось, что он не шутит и пока Альрус не ответит так и будет сидеть, вперив в него свой тяжелый требовательный взгляд и ожидать ответа. Со вздохом отчаяния Альрус покачал головой, и тихо спросил:

— Что ты от меня хочешь, отец?

— Правду.

Ри смог наблюдать, как по лицу Альруса пробежала гамма разнообразных чувств и эмоций, он уже подумал, что вот сейчас Альрус сорвется. Ри уже приготовился к интересному представлению, ему очень хотелось увидеть как из себя может выйти такой спокойный и уравновешенный человек, но его постигло разочарование.

Альрус после резкого продолжительного выдоха вернул свое обычное спокойствие, а после с мягкой и чуть доброй улыбкой, от которой почему-то по Ри пробежал озноб, проговорил, слегка растягивая слова:

— Значит тебе нужна праавда?

После чего широко улыбнулся и добавил, словно пропечатал:

— Хорошо, будет тебе правда.

Чем дольше Ри наблюдал за Альрусом, тем с большим уважением и восхищением проникался к нему. Потому что за все это время, что Ри его знал по воспоминаниям Гарри, Альрус ни разу не играл и не притворялся, он всегда был в душе таким же, каким и выглядел внешне: уравновешенным, спокойным и доброжелательным. И даже сейчас, когда казалось бы, что вот, он вроде злится на отца, и можно было бы ожидать, что из его души должен подняться застарелый негатив, но нет. От него по-прежнему к отцу исходят теплые положительные чувства.

В какой-то момент Ри понял, что испытываемые Альрусом негативные чувства поверхностны и служат лишь для обозначения, в данном случае отцу, что он прекрасно понял к чему тот ведет. И что возникшая ситуация ему совершенно не нравится и он не намерен с ней просто так мириться. При этом в душе по прежнему сохраняя тепло и доброжелательность, вот именно это и привлекало, завораживало Ри.

Ри не знал откуда у него такие знания, но он точно знал, что все люди, впрочем, как и маги, носят маски и постоянно играют определенные роли, которые напрямую зависят от их социального статуса, занимаемого в обществе.

Поэтому ему трудно было понять, как у Альруса, имеющего высокий титул Лорда, получается быть таким настоящим. Не носить маски, не играть какую-либо роль, а быть самим собой в любой ситуации, при этом Ри чувствовал что мало найдется людей, воспринимающих это слабостью и пытающихся сыграть на этом.

Ри очень хотелось узнать, как у него так получается быть настоящим и не только это, он хотел научиться такому же, если этому вообще можно научится.

Тем временем, после недолгой паузы, в течении которой Альрус пристально разглядывал отца, он, тяжело роняя, продолжил:

— Не знаю, что произошло с тобой за эти двадцать минут на которые мы расстались, но я хорошо знаю такое твое состояние. Оно, как правило, появляется когда ты вспоминаешь Хогвартс и все, что с ним связанное, но сегодня ты превзошел сам себя. У меня такое чувство, что ты встретил Дамблдора и это он испортил твое настроение, сказав какую-то изощренную гадость.

Гарри от слов сына вздрогнул и весь сжался. Альрус увидел реакцию отца на свои слова, но так как не мог с ходу их как-либо интерпретировать, продолжил говорить.

— До сегодняшнего дня я хоть как-то мог понять смысл твоих поступков и действий, но не в данный момент.

— Что в моих поступках не так? — с вызовом в голосе спросил он.

— Все не так. Где твое извечное желание не позволить себе навязывать кому-либо свое мнение, постоянное стремление не допустить принудить разумного что-либо сделать против его воли? У тебя даже с домовыми проблемы из-за того, что ты боишься им лишний раз приказать. Поэтому, я ещё раз спрашиваю, где это сегодня?

Не дождавшись ответа, Альрус продолжил допрос:

— Где, я спрашиваю, твое стремление, переходящее порой в одержимость, к которой мы с Джейми привыкли с раннего детства? Где, я ещё раз спрашиваю, твоя маниакальная зависимость по нескольку раз переспрашивать о том, что это точно есть наш с ним выбор или нет. Где, я спрашиваю, твое постоянное стремление по нескольку раз получать подтверждение о том, что мы сами сделали свой выбор, а не ты заставил его сделать, надавив на нас.

Мы с Джейми к этому привыкли и потому спокойно относимся к твоим постоянным заскокам, связанных со свободой выбора.

Альрус отпил воды из стакана и вопросительно взглянул на отца. После, уже примирительно, заговорил:

— Пойми меня правильно, я тебя ни в чем не упрекаю и не осуждаю, я прекрасно понимаю причину возникновения такой фобии. Возникла она у тебя не на пустом месте, а по причине того, что в детстве ты получил сильную психотравму, которая не отпускает тебя все эти годы.

Я совершенно не удивляюсь тому, что ты стал таким мнительным перестраховщиком, наоборот, я удивляюсь тому, как ты смог сохранить здравость рассудка после всех тех испытаний, которым тебя подвергли.

Понимая это, я всегда уважал тебя за то, что ты не стал отыгрываться на нас с Джейми за свое тяжелое детство, как поступают некоторые родители. Но больше всего я благодарен тебе за то, что пройдя испытания, испив горькую чашу до дна, у тебя не возникла маниакальная одержимость защищать нас с Джейми от всего и вся на свете, душа нас гиперопекой, что, кстати, было бы неудивительно.

Потому что когда взрослые, вместо того, чтобы вырастить ребёнка, воспитать и подготовить к будущим испытаниям, просто незатейливо, раз за разом, прятались за детскую спину, тем самым принуждая не только решать взрослые проблемы, но и принимать все удары на себя.

Так получилось, что взрослые, окружающие тебя с детства, не давали выбора, не спрашивали твоего мнения, а просто брали и выставляли тебя вперед под Аваду Темного Лорда.

Ещё раз повторюсь, раньше твое поведение было более-менее понятно, но не сегодня.

— Но не сегодня, — эхом повторил за сыном отец, затем поинтересовался: — и в чем состоят отличия сегодня?

— В том, что сегодня тебя не интересует мое мнение и мой выбор. А этим своим… — не в силах с ходу подобрать цензурное определение, Альрус замолчал и подняв руку, закрутил ей в воздухе: — вот нашел, это твое такое благородное, как ты думаешь, выступление ставит меня в заведомо проигрышное положение при любом раскладе.

— Поясни!

Альрус несколько долгих минут смотрел отцу в глаза, пытаясь что-то в них найти, но когда убедился, что все его надежды тщетны, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, а затем глухо заговорил:

— Вот сейчас из твоей души исходит просьба-мольба: «откажись, сын, откажись от тайны, я тебя прошу, так будет лучше для тебя». Так вот, в этом твоем состоянии нет места моему мнению, все перекрывает железобетонный аргумент, что это ради моего блага.

Альрус сделал вид, что не заметил как дернулся отец, словно от пощечины от его последних слов.

— Так вот, прикрываясь заботой о моем благе, ты неосознанно эмоционально давишь на меня, тем самым пытаясь заставить бездумно подчиняться твоей просьбе-мольбе. Так вот, ответь сам себе на такой вопрос. Где в этой ситуации, по-твоему, твое заветное желание не принуждать меня к чему-либо против моей воли? Да, у тебя сейчас даже нет желания хотя бы узнать о том, что я об этом всем думаю? Я уже не говорю о том, чтобы узнать о моем выборе.

Подождав несколько минут, давая тем самым возможность отцу ответить, но не дождавшись, он продолжил:

— Молчишь? Ну что ж молчи и дальше, а я продолжу. Но это только половина вставшей передо мной проблемы. Можно было бы поступиться своим мнением и выбором, в этом я не вижу проблемы, да только вот какое бы из двух вариантов я бы не выбрал, ты все равно на меня обидишься.

— Это почему? — вскинулся Гарри, частично выходя из своей меланхолии.

— Правда не понимаешь?

— Нет. — отрицательно покачал он головой.

— Ну, хорошо. Ответь мне на такой вопрос, если я НЕ подчинюсь твоей просьбе-мольбе, ты на меня обидишься? — на что Гарри согласно кивнул, завороженно смотря на сына.

— Вот видишь, ты согласен с тем, что в этом случае ты на меня обидишься. Пойдем дальше. Так вот, я могу гарантировать, что в том случае, если я выполню твою просьбу-мольбу, то ты также обидишься на меня и еще сильней.

— Не понял, на что я в этом случае обижусь? — в искренним изумлением спросил Гарри.

— На то, что я бросил тебя в трудную минуту, оставил тебя одного с твоими проблемами. И самой страшной твоей обидой будет то, что я даже не попытался узнать, что за предварительная договоренность была у тебя насчёт меня. А то, что я просто тупо подчинился твоей просьбе-мольбе, это для тебя уже после произошедшего не будет иметь значения.

Альрус сделал паузу, снова давая отцу возможность высказаться, но когда опять не последовало никаких возражений или чего-либо другого, он был вынужден продолжить высказывать свои мысли.

— Но в данный момент я только озвучил первую часть твоих обид, а вторая часть будет состоять в том, что ты подсознательно надеялся разделить со мной ответственность за межмировый портал, а я взял и отказался от этого, а также я своим отказом убил твою надежду о сохранности портала в тайне на двоих на случай непредвиденных обстоятельств, которые могут возникнуть в будущем. И опять после случившегося тебя уже не будет волновать то, что ты сам умолял, нет, не просто умолял, ты требовал, чтобы я отказаться от тайны. Легко предположить, если я не буду знать тайны, то и с межмировым порталом я не смогу контактировать, чтобы случайно ее не узнать.

Где-то на середине речи сына Гарри начал согласно кивать в такт его словам и только кивок на последних словах сына привел Гарри к тому, что в его глазах наконец-то начал пробуждался разум.

И все же, когда Альрус опять сделал паузу, давая отцу в очередной раз возможность как-либо отреагировать, он снова и не дождался никакой реакции. После чего Альрус демонстративно сложил руки на груди, тем самым показывая, что он сделал свой выбор, от которого ничто не заставит его отказаться, и припечатал:

— Как я вижу, отец, сейчас ты не в состоянии что-либо решать, для этого тебе нужно время. А вот у меня нет такой возможности, я должен здесь и сейчас принять решение. Так вот, довожу до твоего сведения принятое мной решение. Ты сам должен выбирать за меня, какой я должен сделать выбор. Поясняю. Принять решение вместо меня какая из обид ко мне для тебя будет более-менее приемлемой, а я просто приму твой выбор. — на что Гарри только зло скривился.

Ри же неожиданно накрыла волна боли такой силы, что он упал на пол и свернулся в форме эмбриона. Его поглотили чужие чувства, одновременно разрывая и душа его чужой злостью. После накатили другие чувства ненависти и желание убить или как-либо причинить кому-нибудь боль, настолько сильные, что почти лишили его разума.

Но надо всеми этими разнообразными чувствами доминировала чистая, ничем не замутненная ярость и когда она достигла пика, в голове у Ри послышался прерывающийся голос.

«Он… сделал… ты… наказать… не… прав… ты… отец… он… почитание…»

Накал чувств и отзвуков чужих мыслей возрастал с каждой минутой, отрывочные слова, которые не поддавались осмыслению… Все это выбивало Ри из равновесия, но даже находясь в таком плачевном состоянии, Ри понял, что сейчас решается его судьба, от того, какой выбор сделает Гарри, будет ясно останется он жить или перестанет существовать как личность.

Далекая мысль о том, что это воспоминание, что уже все определено и уже давно свершилось, а значит он не должен бояться, ему ничего не грозит, не помогало справиться с интуицией, которая буквально вопила о том, что это для Гарри прошлое, а для него это настоящие, а так как он связан с Гарри и потому он и только он может влиять на происходящее, даже если оно свершилось в прошлом.

Не понимая почему так, хотя разум ему твердил, что это бред, невозможно повлиять на прошлое и поэтому ничего изменить нельзя. На эти заверения разума откуда-то пришло ясное ощущение «да, на произошедшие в прошлом, на действия и поступки повлиять нельзя, но можно повлиять на отношение к происходящему.»

Поэтому Ри решил довериться своей интуиции. Преодолевая боль, не имея сил кричать, он едва слышно прошептал, вкладывая в слова не силу, а искреннее желание быть услышанным.

— И что, Гарри, теперь ты отречешься от Альруса? И все потому, что он не позволяет тебе отыграться на себе за боль, причиненную тебе Дором?

Каково же было его удивление, когда Гарри дернулся как от удара, а в голове четко прозвучало:

— Я никогда не откажусь от сына! — после этого накал чувств стал понемногу спадать.

Ри вздохнул с облегчением, но оказалось что он рано радовался, еще не все закончилось, потому что следом раздался уже слышимый им голос и пусть накал чувств уменьшился, но зато голос приобрел власть и силу убеждения:

— Ты тряпка! Сколько можно продолжать так доверять и раскрываться душой перед Альрусом? Он постоянно пользуется твоей слабостью, позволяет себе недопустимое. И вот он снова вывернутся и не дал через его унижение насладиться и это тогда, когда он гарантированно при любом раскладе мог быть виноватым перед тобой, чтобы ты смог всласть поиздеваться над ним, тем самым подвергнув тебя двойному унижению.

Человек, испытывающий чувство вины, это классная игрушка для удовлетворения своих амбиций для получения наслаждения от того, что ты смог поставить наконец-то на место этого мальчишку.

От этого льющегося, словно поток, монолога, Ри застыл сусликом, не имея возможности что-либо сделать. Сейчас он отчетливо понял, что если верх возьмет это громогласное «я», то тогда именно он и исчезнет.

Голову Ри опутали какие-то ленты, не позволяя ему пошевелиться и, главное, они гасили его сознание и только небольшой огонёк очень глубоко внутри еще сопротивлялся его уничтожению. В какой-то момент борьбы Ри резко расслабился и понял, что нет смысла бороться, потому что сейчас от него уже ничего не зависит, это Гарри должен сделать выбор какое внутреннее «я» у него будет.

Тут же ленты спали и он услышал совершенно спокойный голос Гарри, который произнёс:

— Ещё раз повторяю, я никогда не откажусь от любви не только к Альрусу и Джеймсу, но и к любому своему потомку. Точка.

Сделав паузу, он продолжил уже почти шипящим голосом, в котором проскакивала такая злость, что голос даже не пытался его прервать:

— Наказать его? Возможность поиздеваться? Хватит, один раз я поддался на твои уговоры…

— Но ты сам…

— Да, тогда я сам хотел его наказать, вернее сломать, к тому времени меня достал тот факт, что он ещё ребёнок, но постоянно ставит меня в неловкое положение, макая меня в собственное дерьмо, как он опять сделал сейчас и да, я тогда сорвался… а последствия… они были ужасны… лучше бы он плакал…

Минутная пауза, а затем уже более спокойно:

— Лучше бы он просто начал ненавидеть меня, как делают все остальные дети. Нет, он не изменился ко мне, он продолжал любить меня и по-прежнему, как всегда, до этого он был послушным, спокойным ребенком. Периодически у нас с ним находила коса на камень, но он объяснил мне позже, будучи уже взрослым:

— Когда ты начинал требовать от меня, отец, невозможного, тогда я четко осознавал, что позволить себе отказаться от себя я не могу. И поэтому из-за детского возраста, не имея возможности тебе противостоять, я всегда при таком раскладе выбирал смерть, чем пойти на отказ от самого себя.

Тогда я этого ещё не знал, а он после нашей с ним размолвки стал стремительно угасать и никакие лекарства и лекари не могли помочь. Он был совершенно здоров, но он умирал, я так чувствовал, хотя меня никто не понимал, мне все говорили, что с ребенком все в порядке, чего ты дурью маешься. Мне пришлось…

Поэтому с тех пор я никогда больше не пойду против сына, когда он делает жесткий выбор из-за того, что я загнал его в угол. Навряд ли он сейчас умрет, если я не отступлю, но то, что я разрушу наши с ним отношения, это уж точно. Тем более он прав, при любом его выборе я обижусь на него. Ни за одно, так за другое…

Гарри ещё что-то говорил, слушал и снова говорил, Ри не заметил как постепенно голоса стали все дальше и дальше отдаляться, а так как ему постепенно становилось лучше, он незаметно погрузился в размышления на тему:

— Что это было и как это понимать? Как так получилось, что я смог из настоящего повлиять через воспоминания на Гарри из прошлого?

Либо я сошёл с ума и мое обращение к Гарри мне показалось, либо я ничего не понимаю во времени, потому что у меня идет из души, что такого не может быть, потому что не может быть и точка.

Также из данного происшествия можно сделать однозначный вывод. Гарри — это точно мое прошлое воплощение, иначе он не смог бы меня услышать.

А так что получается, если бы я не послушал свою интуицию, то мог бы уже раствориться и исчезнуть? Не знаю, можно ли ко мне применить такое понятие «что я умер», потому что мое состояние не поддается определению. Можно ли считать меня живым или я, может быть, просто тень прошлого?

— На вряд ли, — возразил сам себе Ри. — если бы ты был просто тенью прошлого, то не смог бы вмешаться.

— Все может быть. Но если я не тень прошлого и если бы я не вмешался, тем самым помогая своему прошлому воплощению, то тогда что получается, меня действительно не стало? В таком случае возникает закономерный вопрос, вернее три. Кто я есть? Как у меня получилось обратиться к Гарри из воспоминания? И, главное, как так получилось, что он меня услышал?

Ри аж подпрыгнул, когда в голове мягкий женский голос произнес:

— Ты воздействовал не на воспоминание и прошлое!

Помотав головой, он все же решился и задал уточняющий вопрос:

— А на что я воздействовал, уважаемая?

— А подумать?

— ???

— Но у тебя же есть все воспоминания Гарри, вот и найди в них подсказку.

— Извините, уважаемая. — Ри замялся, ему не хотелось расстраивать свою собеседницу и хотя память Гарри отсутствовала, но интуиция ему советовала не перечить женщинам и по возможности их не расстраивать, особенно таких, которые имеют возможность вести общение с человеком, находящемся между сном и явью, но у него не было выбора, потому он осторожно продолжил:

— У меня нет памяти Гарри, только недавно я смог после просмотра некоторых воспоминаний начать что-либо запоминать, а до этого все тут же забывалось, поэтому, при всём своём желании, у меня нет нужных понятий и знаний для того, чтобы что-либо предполагать.

— Упс… и как такое могло произойти?

Ри даже не стал пытаться отвечать, явно этот вопрос относился не к нему.

— Ну, хорошо! — после непродолжительного молчания произнес голос:

— Вас с Гарри объединяет душа, она у вас одна и потому можно сказать, что ты воздействовал на свою душу. В трудную минуту выбора ты напомнил Гарри о том, какое когда-то он принял решение, что он никогда не перестанет любить сына, даже когда он не позволит ему очередной раз попробовать его испытать на прочность.

Это твоя душа и ты можешь внести в нее любые изменения, сделать выбор как ты будешь жить.

— Все это мне понятно… наверно… но как быть? Это же прошлое, это прошлое мое воплощение и как я могу воздействовать на него?

Тяжелый вздох, а затем:

— Это для физического тела время течет линейно, а для души все: прошлое, настоящие и будущие сведено в точку. Находясь в настоящем, человек может поменять свое отношение и только своё отношение к чему-либо как в прошлом, так и в будущем. Как непосредственно в данном своем воплощении, так и в любых других своих воплощениях, как в прошлых, так и в будущих.

Именно это ты и сделал, ты помог своему прошлому воплощению не поддастся своей темной части души.

— В таком случае я есть светлая часть души Гарри?

— Нет. Это Гарри светлая часть своей души.

У Ри было еще множество вопросов и главный из них, а кто, собственно, в таком случае он, как его жестко прервали:

— Все, хватит! Сам, если захочешь во всем, разберешься, а с памятью я постараюсь помочь.

Ри тут же почувствовал, что остался один и вдруг резко вспомнил о Гарри. Появилось непреодолимое желание узнать как он и до чего договорился со своей темной частью души и потому прислушался, но все, что он успел услышать, последние слово Гарри:

— И поэтому…