Глава 8. Глубоко под шрамами

— Что это значит — ты умерла?

Медсестра зарылась лицом в рукав халата и истошно зарыдала.

— То и значит! Я решила-таки поехать за тобой, несмотря на головную боль, снова пошёл этот чёртов дождь, и… меня ударило молнией.

Тут и Агата вскочила с койки, избежав попытки Алексея уложить её обратно.

— Молния? — не поверил Данила. — Как тебя угораздило?

— Я просто встала рядом с деревом, и… кто-то обронил там телефон. Он там лежал, я подняла его — и всё. Меня выбросило из тела. Вот затрубят обо мне по зомбоящику...

— Эвелина! — Агата обняла подругу, хлюпая носом. — Оставалась бы в общежитии, я бы не пропала.

— Это неизбежно, Агата, хнык. Рок преследует нас. Он бы и так достал меня, я ведь такая… Прикинь, я видела того самого чёрта!

— Кого?! — Агата разорвала объятия.

— Чёрта. Который приходил на сеанс. Весь клубится, будто только что из Ада выскочил. Извинился такой, засранец, что я пала жертвой Проклятия, типа он не хотел. Ну, я и к вам, предупредить! По-моему, он тоже собрался к вам.

— Вот мать твою, — выругался Алексей и взял под руки Агату с Данилой. — Придётся, друзья, пускаться в бега.

— В бега?

— А куда, Алексей?

— На моей памяти есть только одно подходящее и более-менее безопасное место. Главное, добраться вовремя. Лина, ты ещё держишься в теле этой дамочки?

— Пока да, а что?

— Проведи нас быстренько к выходу, чтобы нас, мало ли, не заподозрили. Мы откровенно валим.

— Хорошо. Всё ради вас, ребята!

Эвелина в роли медсестры повела своих лучших и живых друзей по коридорам больницы. Доведя до выхода, Эвелина спросила:

— Алексей, я так понимаю, вы разруливаете ситуацию? Я могу что-нибудь сделать в качестве искупления? Как Сирил!

— Лина, — грустно улыбнулся Даниил, отвечая за Алекса, — мне очень жаль, что ты умерла. Ты не виновата. Мне будет не хватать твоего особого настроя. Прости, если грубил тебе...

— Да что ты, Даня.

— Поэтому, отдыхай, Лина. Просто отдыхай. Ты заслуживаешь покоя.

Эвелина чмокнула Данилу в щёку, поднявшись на цыпочки.

— Беги, Данила. Беги и живи. Тебе есть, для кого. Не то, что я.

Под натиском зова по имени, Даниил кивнул в знак прощания и настолько ласково, как Лина никогда не слышала от него, произнёс:

— Царствие тебе Небесное.

Данила убежал за спешившими Алексеем и Агатой. Под мощным ливнем они добежали до джипа инженера и быстро заскочили в салон. Алексей заводил двигатель, пока Агата и Данила пристёгивались на задних сидениях.

— Так каков наш пункт назначения? — спросил юноша.

— Форт Полюс, — ответил водитель. — Там до сих пор живёт Аристарх, наш знакомый, а он весьма неплох в книжных заклинаниях. А, может, там ещё кто есть из магов. Всё равно, в Петербурге теперь опасно. Ну, поехали!

Алексей нажал на газ. Внедорожник выехал с территории больницы. Агата, пустив слезу, оглянулась на заднее стекло.

Чёткий призрак Эвелины махал ей вслед, желая счастливой дороги.

[8 октября 2013 года: несколько часов назад]

Обессилевшая Агата лежала на больничной кровати, уставившись в одну точку. Она то засыпала ненадолго, то просыпалась, то теряла сознание от мыслей о будущем, то воскрешала его. Теперь два часа ночи на часах, что висят напротив, подле умывальника; и изгнанный сон не торопился с возвращением.

Агата глядела на маятник этих часов. Маятник безмолвно качался из стороны в сторону, давая ход времени. Как любопытно. Он отбивает время, мотаясь по сторонам, как будто не в состоянии решить, где же ему остановиться. А если с одной стороны — добро, а с другой — зло, и маятник в нерешительности перебегает то к добру, то к злу? А если Время потому и существует, перетекая с секунд на века, что нерешительный маятник постоянно качается и делает короткий выбор в пользу каждой из сторон? Он лишь кажется железным и бездушным: внутри него как у живого существа бьётся настоящее сердце, переполняемое противоречивыми чувствами. И если бы маятник окончательно прекратил движение, тогда бы и одна из противоборствующих сторон в итоге одержала победу в целом свете, и тогда время бы остановилось.

Но маятник качается. Время идёт. Битва добра и зла продолжается, даже если её замечают лишь редкие люди.

"А маятник вечности будет также качаться

Между радостью и новой печалью." *

{Прим.: из песни Flëur "Маятник вечности"}

Наконец, Агата впала в полусон, мечтая о том, чтобы ночь пролетела быстро.

— Агата, тсс, не пугайся, это я, — сквозь мрак и пустоту к ней вышел Сирил. — Как ты?

— Вроде бы, я в порядке. Спасибо тебе, что вылечил. Но — что это? Что-то случилось?

Сирил отвернул ворот рубашки: она заметила, скрывать нечего.

— Ты у всех видишь печаль насквозь?

Этот необычный вопрос заставил Агату смутиться. Она содрогнулась. Ей показалось, что она в прямом смысле видит печаль внутри души Сирила. По груди в области сердца, пробираясь вверх по шее до уха, проходили тонкие кривые линии, подобные трещинам на зеркале. Или же подобные нитям паутины, в которую их опять загнали.

— Эх, — вздохнул призрак, — я виделся с тем, кто покушался на тебя. Он сказал, что напал на тебя лишь для того, чтобы я вышел из тени. Чтобы я при нём воспользовался Фортумом, который нужен ему больше, чем я сам. Он продолжит убивать, если я не отдам его ему, и он может угрожать тебе вторично.

— Сирил, зачем ты лукавишь? Ты же хотел бы моей смерти.

— Агата! Как ты можешь так говорить!

— Ты бы мог беспрепятственно быть рядом со мной, и ничто бы не помешало нам, ни Время, ни Смерть.

— Агата… Ты не понимаешь. Я хочу, чтобы ты жила! Я хочу видеть тебя живой.

— Но разве бы ты не хотел вновь обнять меня? Поцеловать? По-настоящему, ощущая тепло тела и холод слёз?.. Но ты же не можешь, ведь ты призрак, а я — нет!

— На самом деле, могу, Агата. Но необходимо условие, которого я так страшусь.

И Сирил вывел Агату из сна. Девушка очнулась, и её глаза ослепил яркий, почти небесный свет. Привыкнув к нему, Агата подняла веки, и её сердце ёкнуло при виде парящей над её телом голубой сферы.

— У меня нет иного выхода… как передать Фортум во владение тебе.

— Зачем? — спросила Агата, сев на подушку.

— Я знаю, тебе страшно. Мне тоже… Этому злодею нужен Фортум. Но он не должен попасть к нему, иначе конец! Мои духовные силы истощаются, я не сумею сберечь его. Но ты, ты сильная. Ты справишься.

— Ясно, — Агата улыбнулась, распознав план. — Ты сделаешь меня властелином Фортума, когда твой враг продолжит думать, что Фортум только твой.

— Так и есть! В иной ситуации я и просить бы тебя не смел об этом… Но зато ты помнишь, как раскрылось моё ясновидение? Благодаря первому прикосновению к Фортуму. Таким же образом Вальтер обрёл способность к телепатии. И ты получишь то, что в душе желаешь, лишь коснувшись его. Да, однажды я мечтал о "всевидящем оке"… Пока я с тобой, Агата, время у нас есть.

Время? Агата мельком глянула на часы. По-старому два часа. Маятник застыл.

— Решайся. Или откажи. Впрочем, любой твой выбор будет верным.

Прямо перед ней висел в воздухе один из величайших артефактов всей истории Земли, всего течения Времени. С первой секунды касания к нему она обретёт ещё большую магическую силу. Она сможет сделать если не всё, то многое — и уж точно то, чего не могла ранее. Однако Фортум пугал Агату, не осмелившуюся даже протянуть руку к нему. Она прекрасно понимала, что происходило в дальнейшем с Сирилом, завладевшим шаром. Она никогда не забывала Сирила. И она не хотела опуститься так же низко, как и он. Если Проклятие не пожалеет и её.

Но в то же время Агата не забывала, что именно Фортум был виновником пережитых Сирилом перемещений во времени. Если и она овладеет энергией Фортума, она также сможет управлять временем. Она предотвратит беды, катастрофы, гибели, и она сумеет… вернуть родителей. Что самое главное мучило её эти месяцы?

Агата безумно скучала по родителям, проклиная судьбу за бесцельную жестокость. С той аварии вся жизнь пошла под откос. За что? За какие грехи она расплатилась такой дорогой ценой? Памятный крест на её груди знаково блеснул изящными гранями.

И Агата протянула руку к Фортуму, как вдруг нечто в её мозгу защемило навязчивую мысль.

Агате необходимо было встретиться с Сирилом. Или, скорее, Сирил обязательно должен был встретиться с ней! И этого бы не произошло, если бы не произошла авария, и Агата, плюнув на всё, не сбежала бы из Петербурга в форт Полюс в поисках душевного спокойствия. Не свершись трагедии, Агата бы никуда не поехала в порыве, не бросила бы милый сердцу город. Она должна была оказаться в Полюсе, потому что там вскоре появится Сирил, которому она поможет спастись. Она должна была оказаться в форте из-за Сирила, который подготовит её к тому, что в начале 21 века, как и в конце 19-ого, поток времени потечёт по тому же руслу к скалам зла. И именно она обязана преградить это русло! Ибо Судьба сложилась так.

Несомненно, зачастую Судьба жестока. Но если это её единственный шанс навести человека на нужный путь..?

Пальцы Агаты приблизились к поверхности Фортума.

— Надеюсь, я снова смогу увидеть тебя, Сирил, — сказала Агата, и ладонь девушки погрузилось в сияние сферы.

Свет, брызнувший из Фортума, залил пространство и скрыл за своей белизной очертания палаты. Агата обхватила Фортум обеими руками, щуря глаза от сильного свечения, и в итоге она обнаружила себя в маленьком мирке из сине-белого тумана и лёгкого ветра, пролетающего сквозь рыжие пряди колдуньи. Этот туман не в первый раз окутывает её тело — Агата стояла посреди него и во снах с Сирилом. Она автоматически отрывает глаза от Фортума и тихо вскрикивает.

Напротив неё, точно так же держа сферу с другой стороны, стоит человек с покрывающими плечи волосами и шрамом на щеке. Это уже не призрак. Его тело и одежда обрели естественный цвет, а позеленевшие глаза засверкали жизнью. Агата слабо убрала одну руку с поверхности Фортума и, словно притягиваемая магнитом, коснулась руки мужчины. Тёплой руки. Нежные пальцы девушки проскользнули по коже вдоль вен к запястью. Агата не верила ощущениям, но, будь это сном, она бы совсем ничего не чувствовала. Это тепло она теперь никому не отдаст.

Шелестящий мужской голос окончательно уверил её в реальность происходящего:

— Вот мы и встретились, — сказал Сирил. — По-настоящему.

И он одарил Агату жарким поцелуем. Фибры её души затрепетали струнами арфы. Сейчас она воистину осознала: время прервало стремительное движение и свелось к завораживающей минуте — нет, секунде! Боже, почему же ей так приятно с ним? Агата поглаживала его густые волосы, а он не отрывал своей тёплой, тёплой щеки от её щеки. Ей чудилось, что ещё чуть-чуть, и у неё вырастут крылья. Хотя, не стоит думать об этом всерьёз — вдруг Фортум, который они вдвоём заключили в объятия, материально воплотит её мысль? Кстати, Фортум...

— Сирил, — тихо спросила она, — так, значит, Фортум действительно мой? Я не буду ради него убивать, как ты?

— О, нет, Агата, — ответил Сирил. — Ты бы не видела меня как живого, если бы не подчинила Фортум. Он твой, весь твой. Отныне Страж Фортума будет оберегать одну тебя, и я… могу спокойно уйти.

— Уйти? Нет!

— Ха-ха, на время. Я должен отвлечь внимание Лангенберга от тебя и твоих друзей.

— Лангенберг? Расскажи о нём. С чего всё началось?

Сирил подвёл руки под Фортум и, не отрывая рук Агаты от шара, притянул его к груди.

— Думаю, лучше не рассказывать, а показать это. Приготовься, тебе это будет нелегко принять.

Так перед глазами Агаты развернулось настоящая киноистория в формате 5D, где она была не более чем зритель.

[Февраль 1880 года]

По затерянной тропе в заснеженных горах шёл не спеша неизвестный мужчина в возрасте, за спиной которого болтался походный рюкзак. Таинственные и такие знакомые горы. Прошло время, прежде, чем мужчина поднял голову. Перед ним выросли, словно из-под земли, массивные двери спрятавшегося от людской суеты горного замка. Он здесь явно не в первый раз, раз он дошёл до такого Богом забытого места практически вслепую.

Ему открыли, и он вступил в пределы готического замка, где его встретил хозяин замка, его старый друг и коллега.

— Ну, здравствуйте, Дамиан, с возвращением в Адлернест!

Гостем замка был не кто иной, как швейцарский археолог с авторитетом Дамиан Лангенберг, собственной персоной.

— Благодарю Вас, Вальтер, за то, что каждый раз принимаете меня столь тепло.

— Не стоит благодарности. Вы же знаете, как для меня дорога Ваша дружба.

— Так объясните же мне, что же привело Вас ко мне? — спрашивает позднее Вальтер, когда два коллеги разместились в уютной библиотеке. — Откровенно говоря, из Вашего письма я не понял ровным счётом ничего.

— Да-да… Такое трудно объяснить, не имея перед глазами объекта для разговора.

Лангенберг бережно вынимает из рюкзака лёгкую сиреневую сферу, излучающую неестественное свечение.

— Видите ли, Вальтер, мне в руки попал вот такой необычайный артефакт. Один мой коллега, имени которого я называть не стану, привёз его с земель Пруссии, с Саксонии. Поглядите сами — я готов поклясться, что в его недрах хранится скрытая энергия.

— Мне стоит дотрагиваться до него?

— Ради Бога! Я же её сколько раз в руках крутил.

Такой вопрос барона Хофмайстера был ожидаем, ибо в его владении уже имелся Фортум, который, если прикоснёшься к нему, привяжет к себе любого — навек. И Дамиан был в курсе его дилеммы.

— Из всех артефактов, подобных этому, я встречал лишь Фортум. Не могу определить пока, что бы это могло быть.

— Я и не тороплю Вас, Вальтер. Но именно потому, что Вы знакомы с Фортумом, я и обратился к Вам.

— И это было правильным решением, мой дорогой друг. Значит, Вы мне предлагаете оставить сферу для более глубокого изучения, так?

— Так, Вальтер. Тем более что я несколько боюсь держать её у себя, у всех на виду. Мало ли… Вы же понимаете меня?

— Безусловно.

Верно подмечено, что главное преимущество Адлернеста в том, что он сокрыт от ненужных свидетелей его личной жизни. Идеальное место для воплощения тайных стремлений. Идеальное гнёздышко для изучения Фортума, о котором пока не положено никому знать. Кроме Лангенберга, верного соратника.

Помимо общего влечения к оккультизму, их объединял поиск бессмертия. Лангенберг болезненно мечтал о том, что, не расставаясь с собственным телом, пусть и далёким от совершенства, доживёт до далёкого будущего. Хофмайстер, напротив, не мечтал ни о каком будущем, живя настоящим, наслаждаясь каждым мгновением, но был бы не прочь, чтобы такие бесценные мгновения не кончались. Смерть любимой Дафны, которую он безуспешно пытался исцелить от тяжёлого недуга благодаря имеющимся знаниям, побудил его к новым взысканиям. Он опоздал с проработкой рецепта живительного эликсира для Дафны, и горечь вины с годами сменился стыдливым страхом перед собственной смертью.

Когда во владение Вальтера попал большой шар из неизвестного синего минерала, несущего гибель для неподготовленных к его магии, барон особенно устрашился старухи с косой, в роли которой выступал злобный бестелесный дух. И потому не что иное, как освобождение от Проклятия Фортума, избавление от смерти, манией засело у него в голове.

Итак, спустя месяцы, в огромной зале с готическими потолками, называемой "сердцем Адлернеста", высокий седовласый мужчина мысленно слился со сверкающей голубой сферой, сжимая её в руках. Энергия потоком изливалась из шара, озаряя пространство. Никакого чёрно-красного дыма, что предвещало бы появление Проклятия. Вальтер окончательно стал "властелином" Фортума.

Вальтер завлекает поток энергии обратно в Фортум, и зала постепенно потемнела. Барон огляделся вокруг себя, будто ожидал подвоха, но в зале было пусто и глухо, как и до процесса подчинения. Вальтер улыбнулся и громко засмеялся, дождавшись успеха. Проклятие более не грозит ему. Окрылённый приятными мыслями, он долго бродил по зале, держа Фортум, пока в ступоре не остановился.

— Я избавился от смерти на этом этапе, только она всё равно охотится на меня как на лиса, — бормотал Вальтер. — А на всё ли способен Фортум? Нужно проверить.

С тех пор барон ещё больше заразился идеей вечной жизни, за которой пошли жуткие эксперименты и ритуалы. И пока Вальтер лихорадочно искал рецепты и способы омоложения и продления жизни, где-то в тёмном помещении подземелья покоилась неизвестная сиреневая сфера, про которую тот успел забыть.

Но Вальтер вспомнил о ней. С момента подчинения силы Фортума в нём раскрылась более мощная способность к телепатии, чем прежде. Подключив её к делу, Вальтер изучил сферу, просканировал её и, определив в итоге, что же несколько месяцев подряд хранилось в его замке, он не на шутку разозлился.

Оказывается, Лангенберг нашёл один из способов стать бессмертным. И он скрыл это от ближайшего друга? Хотя, какой ценой обошёлся сей способ...

[Октябрь 1880 года]

В Адлернест по письменной просьбе барона приезжает Дамиан Лангенберг. Уединившись с Вальтером в его любимом кабинете за чашечкой чая, коллега осведомился, как успехи и по какому вопросу он так срочно вызвал его к себе.

— Дамиан, дружище, поверишь ли ты мне, что я вверяю тебе всю свою жизнь со времени нашего знакомства. Я рассказывал тебе про всё, даже про то, что я храню в строжайшем секрете в стенах моей обители. Я думал, что и ты доверяешь мне.

— Разумеется, мой дорогой Вальтер!

— В таком случае, почему ты сразу не поведал мне о Сальватореме?

Лангенберг побледнел от ужаса: Хофмайстер раскусил его.

— Каким образом..? — слова застыли на языке.

— Я завладел силой Фортума, и он одарил меня возможностью читать чужие мысли на любом расстоянии. Ты привозишь мне артефакт, о котором ты якобы ничего не знаешь, но знаешь про него всё. Объясни мне смысл.

Хофмайстер выглядел неважно, будто он заболел. Лангенберг вернулся к спокойствию и решился-таки поведать ему тайну.

— Тот шар, который я доверил тебе, это и есть Сальваторем. И в нём хранится частица человеческой души, чтобы в любой момент после смерти возродиться.

— Как тебе удалось его обнаружить? — воскликнул барон не то с восхищением, не то с завистью.

— На развалинах старинного замка D — не стану рассказывать о нём подробно — я обнаружил бумаги его хозяина, барона N, который как и мы двое, занимался оккультными науками, и потому раскрыл способ предотвращения преждевременной смерти. В бумагах поведана история, как N пошёл на сделку с Тьмой, которая подарила ему магическую сферу, где он заключил часть своей души. Говорят, N охватил неизлечимый недуг, как казалось, но чудным образом N выжил и спокойно прожил до 100 лет. Однако, после смерти N как сам Сальваторем, так и вести о нём нигде не появлялись. Тем временем, когда у меня в руках оказались эти бумаги, я понял, что все сказки про N могут быть правдой. Более того, N досконально прописал все детали призыва Сальваторема.

— Неужели ты тоже призвал демонов Сальваторема?

Лангенберг замялся для приличия, но затем с гордостью ответил:

— Да! Я последовал всем указаниям из записей. Я видел их! Я видел, как они приходили ко мне, рассказывали про действие Сальваторема и… я вложил в него душу.

Чашка с чаем выпала из рук Хофмайстера и вдребезги разбилась.

Ему всегда казалось, что он один зашёл слишком далеко, чтобы бросать начатое; что он один повязан со злом, которое он всегда замечал вокруг себя, но не отрицал и не отгонял прочь. Чтобы Дамиан последовал за ним? Чтобы Дамиан продал душу? Но взгляд друга, пилящий его до костей, в котором он только в эти секунды разглядел безумие, лишь подтверждал его опасения. Даже Вальтер бы не подписал подобную сделку.

— Я помню, как ты говорил, что боишься смерти от Проклятия. Я тоже не хочу гибнуть, поверь мне! И мне достался один шанс из миллиона, чтобы попробовать обыграть Смерть. Я им воспользовался. Это величайшее открытие, которое я только делал в своей жизни! У меня всегда была идея написать книгу о самых необычных артефактах, которые я находил, и Сальваторем займёт там почётное место!

Вальтер, разинув рот, внимательно слушал друга. Всё это время, пока он находился в безуспешном поиске, его самый близкий друг скрывал драгоценную истину.

— Ты видишь? Смерть можно обмануть!

— Я всегда это знал, — грустно ответил Вальтер, — но никогда не знал точных способов. Почему же ты сразу ничего не поведал мне?

— Я боялся, ты меня неправильно поймёшь. И что другие не поймут. И я не хотел, чтобы непосвящённые знали о Сальватореме. Мой визит в тот день был предлогом, чтобы спрятать его у тебя. Тебе я доверяю больше всех на этом бренном свете.

Не глядя на Лангенберга, барон молча подошёл к рабочему столу и бесцельно стал перебирать бумаги.

— Вальтер? — с нотками подозрения заговорил коллега. — Если ты говоришь, что познал силу Фортума, что Фортум может всё на свете… Ты можешь стать бессмертным! Навсегда! Без последствий!

Вальтер насторожился:

— Я пытался, Дамиан.

— Ты пытался? — Лангенберг вскочил со стула и подскочил к другу со спины.

— Безуспешно. Для становления бессмертным нужен не один, а два Фортума, чтобы эффект был максимально точным и действенным. Ах, Дамиан, я боюсь, что я умру до того дня, когда я найду его!.. Что с тобой, Дамиан?

Лангенберг дрожал, оскалив зубы. Его руки судорожно тряслись. Он неожиданно закричал, что Вальтер добьётся и с одним Фортумом большего, чем он за годы исследований с Сальваторемом. Вот оно, последствие продажи души. Хофмайстер не осознавал, что с появлением Сальваторема в его лучшем друге поселилась что-то нечистое на месте частички души, которую тот заложил в создание шара. Хофмайстер душу не продавал, и для его успеха нужна энергия двух магических сфер, буквально подобранных с земли, когда Лангенберг ради одной-единственной расстался с самым дорогим, что у него имелось. Лангенберг не унимал криков зависти: его душа ощутимо тлеет в телесной оболочке.

И в разгар ссоры замок содрогнулся и залился диким гулом, и Лангенберг накинулся на Хофмайстера. Стало ясно — лишившись разума, он намеревался убить барона.

Лангенберг прижал Хофмайстера к столу, однако, имея слабую физическую форму, в отличие от Вальтера, не удержал его надолго и был отброшен. Дальнейшая борьба простиралась на ковре. Мужчины вцепились друг в друга и душили, не позволяя друг другу подняться на ноги. Вальтер оказался сильнее, и, ослабив противника, оторвал руки от горла и отошёл. Дамиан, кашляя и шевелясь словно пьяный, на четырёх конечностях ринулся к барону, который вооружился серебряным кинжалом.

"Прости, Дамиан", — прозвучало в голове Лангенберга, едва он поднялся для нового нападения, и кинжал вонзился в шею за ухом.

Капля за каплей впитывались в богатый ковёр, пока Вальтер наносил удары. Когда Лангенберг, испустив финальный хрип, пал с распростёртыми руками, Вальтер всецело осознал тяжесть произошедшего.

Предательство Лангенберга, рождённое из пепла горящей души, не прощаемо. Он бы не остановился. И если бы Вальтер не убил его, он бы покончил с ним.

Минуточку… А убил ли он его навечно?

Сальваторем! Оставив труп, Вальтер кинулся в подземелье. Забежав в складское помещение под вой пленников, барон схватил лежащий на столе сиреневый шар, который теперь замерцал розовыми переливами. В его природе, как уже успел понять Вальтер, наблюдалось нечто общее с Фортумом. Глазам так же хочется окунуться и забыться в причудливых переменах цвета. И этот шар способен воскрешать?

"Брось меня! — прокричало эхо в мозгу Вальтера. — Брось меня, Вальтер!!!"

От Сальваторема по коже руки стали простираться магические струйки, обвивающие пальцы и запястье. Им завладевают. Вальтер испугался и разбил шар неловким броском. Из осколков Сальваторема выделился мистический красноватый пар, который вырвался из комнаты сквозь стену и вылетел прочь.

Что это было? Вальтер не сразу очнулся от потрясения, но, придя в себя, понял, что надо бежать обратно к выходу из подземелья. Капля крови в качестве ключа, врата, ступени, этажи — Вальтер добежал до двери личного кабинета и, потянув ручку, вскрикнул от увиденного за дверью. Впритык к двери стоял израненный, взъерошенный как подстреленный воробей, и восставший из мёртвых Дамиан Лангенберг.

— Спасибо, Вальтер, — ядовито произнёс Лангенберг. — Сальваторем действительно работает! Я не ошибся!

Вальтер молчал, не разделяя его радости.

— Прости, что сорвался, я...

— Вон из моего замка, — прорычал Хофмайстер. — Твои детские оправдания неуместны.

— Да, разумеется, — Лангенберг вышел из кабинета, придерживая разваливающееся ухо. — С моей стороны было глупо просить извинений. У меня начинается новая жизнь… Прощайте.

Так закончилась десятилетняя дружба двух археологов, которые вынуждены были стать кровными врагами и соперниками.

Два года они не писали друг другу и не общались, при этом невидимая связь между воскрешённым и воскресителем позволяла обоим следить друг за другом. Лангенберг исполнил недавнюю мечту и издал книгу о магических артефактах на нескольких языках. Но по злой иронии, слава Вальтера Хофмайстера и его профессионализма затмевала Дамиана Лангенберга и после публикации. И во время редких вылазок из Адлернеста в люди он производил фурор среди коллег.

В проектах Лангенберга было написание второй книги о своих тёмных находках, и только он ехидно подумал о том, как бы добавить в список информацию о Фортуме, Хофмайстер телепатически преломил её и пригрозил, что, если тот расскажет без его ведома о Фортуме, будут значительные проблемы. А барон слово держит.

Впрочем, проблемы у Лангенберга всё равно начались. Два года новой жизни он посвятил тому, чтобы воссоздать Сальваторем и заново заложить в него частичку души. Но его постигло разочарование: к полному бессмертию Сальваторем не причастен. Один и тот же человек не может защититься чародейством шара дважды, а значит, вторая и бесповоротная смерть неизбежна, если не придумать что-то ещё. И снова неудачи и нервные срывы.

Так бы и продолжалось, пока однажды в конце мая Лангенберг не обнаружил, что неким сверхъестественным способом пропали и обломки Сальваторема из его студии, и старинные бумаги из архива с указаниями использования шара. Выяснив, что все его недоброжелатели в городе имеют алиби и не имеют мотивов для кражи, Лангенберг до конца убедился, что не кто иной, как Вальтер Хофмайстер, при помощи магии Фортума похитил его сокровища.

[24 июня 1882 года]

Снова массивные двери, снова высокие потолки, снова противные слуги с дефектами лица или тела, верующие в то, что жертвуют собой ради великой науки.

—… Слава Богу, ты впустил меня! — поднимаясь по лестнице за хозяином, восклицал Лангенберг. — Впрочем, я несколько этому удивлён. Мне с тобой лично много о чём нужно побеседовать. Куда ты идёшь? Я обязан поговорить с тобой!.. Улыбаешься?.. Погоди, опять? Ты взялся за старое? То-то я за мили слышу запах крови, как подумаю о тебе. Зачем? Я не вижу смысла! У тебя есть послушный Фортум, ты отбился от Проклятия — зачем новые убийства?

— Не кричи, прошу тебя, уладим этот вопрос спокойно. И перестань играть из себя благодетеля.

— Спокойно?!.. Да остановись же ты, наконец, послушай!

— А в тебе заговорили внутренние демоны?

— Замолчи!.. Где Сальваторем? Где мои бумаги? Куда ты их спрятал?

Хофмайстер не намеревался возвращать ему Сальваторем. Во-первых, благодарности с него теперь не спросишь, а во-вторых — если Лангенберг более не может воспользоваться шаром, то почему бы не попробовать ему? И платить душой Вальтеру за Сальваторем не придётся после Лангенберга.

— Ты не вовремя приехал, Дамиан, у меня гость.

— Кто?..

Вальтер подводит Дамиана к одной из спален замка, тихонько отворяет дверь, за которой мирно спал молодой человек с длинными тёмно-рыжими волосами, растёкшимися по пышной подушке. У Дамиана перехватило дыхание. Он же совсем юн по сравнению с ними обоими. Ужель Вальтер подло обрёк на гибель и его? Пока Лангенберг, словно завороженный, глядел на спящего юношу, Хофмайстер отворил дверь чуть шире и сказал во весь голос:

— Это Сирил Ашер, археолог из Англии. Мы не разбудим его, я добавил успокаивающую настойку в его чай. А ведь этот юноша привёз сюда второй Фортум.

Лангенберг отпрянул от двери и испуганно уставился на хозяина замка.

— Он не сможет подчинить его себе. Он слишком слаб волей, чтобы сопротивляться, а это значит, что его Проклятие грозит всем в округе. Его дни сочтены, но я не хочу более рисковать своей жизнью.

— Ты сошёл с ума, — прошипел Дамиан.

— А ты разве нет? — глаза двоих сплелись в двухстороннем взгляде. — Ты как я, мы оба бредём по тёмному пути. Обратной дороги нет. И если ты сдался, то я не намерен опускать руки.

— Моя душа горит, Вальтер, я чувствую это. Я осознал свои ошибки, — твёрдо заявил Лангенберг.

— Не верю, что полностью осознал.

— Я тоже обрёк нескольких человек на гибель, не скрываю, но я не убивал их.

— Ты убил их моими руками!

Лангенберг в ужасе отшатнулся от побагровевшего барона. В душе заиграла совесть, зажавшая язык. Ещё относительно недавно Лангенберг приводил в Адлернест людей, которых ненавидел, якобы для изучения новонайденного артефакта. И здесь они оставались навсегда. Хофмайстер пленял их и распарывал на алтаре на корм Проклятию Фортума. Чёрт знает, как ему удаётся проникать в укромные уголки души!

— Если тебе всего лишь нужен его Фортум, так забери его! Не держи этого бедного юношу здесь! Пожалей его, Вальтер.

— Ты думаешь, мне его не жаль? — голос хозяина замка дрогнул. — Если не считать тебя, то он единственный человек, который сохраняет мой рассудок. О, нет, я не прав. Ей-богу, ты уже давно не тот, кому я могу доверять.

— Не думаю, что ты доверишь и ему абсолютно всё.

— Возможно… но он воскресил мою память. То, ради чего я стал таким.

Лангенберг уже и не надеялся, что его коллега вспомнит имя этой женщины.

— Дафна?

Пожилой барон закрыл лицо руками.

— Прошло 23 года… Столько же лет и ему, — он кивнул в сторону спальни молодого человека.

— Ашер? Не говори, что ты находишь в этом символический смысл.

Вальтер, дрожа до кончиков хвоста за спиной, отступил к противоположной стене.

— Я вижу в нём её. Я вижу в нём сына, которого у меня никогда не было. И не будет. Во мне что-то ожило и умерло одновременно, когда я осознал, что вынужден сделать выбор, продолжать продвижение к моей личной цели или спасать его. Но он умрёт, слышишь? Он уже умирает, — с горечью произносимых слов он вцепился в плечи Лангенберга.

Лангенбергу неожиданно захотелось пожалеть старого компаньона: слёзы успели подступить к горлу. Только он не забывал, зачем пересёк сотни миль до сюда. Он свергнет соперника с престола триумфатора.

— Так что же? — холодно спросил Дамиан. — Ты выбрал первое? Тебе совестнее за труды, чем за его жизнь?

— Не говори так! Он уже не невинный мальчик. Он запятнан так же, как ты или я. Если я отпущу его, то Проклятие убьёт его в любом случае, или он будет вечно бегать от краха и скитаться по свету как живой мертвец. Ты это хочешь?

— Не-ет. Но пришло время покончить со смертями, — Дамиан отодрал от одежды цепкие пальцы Вальтера и назло выпалил. — Мне надоело быть "каким-то знакомым барона Хофмайстера", мне надоело быть привязанным к тебе как на цепи, ибо мы накрепко повязаны Сальваторемом. Я поведаю о твоих деяниях общественности. Пусть знают, как ты велик. Ради тебя я хоть на казнь пойду соучастником. Я устал покрывать тебя! И я давно тебе не друг. Я готов самому себе отсечь голову, но не быть призрачным очевидцем твоих беззаконий.

— Ты? Хочешь смерти? — прорычал Хофмайстер. — Потом не жалей! Лично станешь мстить с того света, клянусь!

Ненависть победила останки великодушия: барон намертво вцепился в глотку Лангенберга и оттащил его от двери. Между археологами затесалась короткая драка, в результате которой Дамиан из последних сил оттолкнул от себя душителя и, рухнув на пол, отполз от него подальше.

Навязчивый шум на секунды пробудили Сирила, который неохотно открыл глаза, но не обратил особого внимания на приотворённую дверь. Сон взял вверх, и Сирил вновь заснул, забыв напрочь про то, что слышал.

На следующее утро, одетый в одну рубашку и брюки, Сирил вбегает в подземелье, где в одной из двух главных камер пред входом в алтарь обнаруживает, на секунду удивившись, нового заключённого. Молодой человек не мог припомнить, что бы видел его раньше. Пленник, до этого безвольно лежавший на полу, встрепенулся при виде вошедшей фигуры. Резво вскочив, он прильнул к решёткам и залепетал:

— Вы… Вы Сирил Ашер?

— Откуда Вам известно моё имя? — равнодушно вымолвил Сирил.

— Барон говорил о Вас, — ответил заключённый. — Говорил, что я умру здесь… умру от Вашей руки.

Сирил фыркнул. Ещё один негодяй, жалко просящий пощады. Человеческое отродье.

— Послушайте! — пленник дотянулся до руки Сирила и пропустил её сквозь решётки. — Вы, в самом деле, убьёте меня? Вы?

Лицо сладко дремлющего юноши, которое он запомнил с прошедшего рокового вечера, теперь насмешливо глядело на него пустыми безразличными глазами.

— Подумайте, в Ваши годы! У Вас вся жизнь впереди! — загорелся Лангенберг. — Зачем Вы губите её на корню чужой кровью?

— Моя жизнь будет загублена, если я… не убью Вас. Мне жаль.

— Мистер Ашер, опомнитесь! — Лангенберг сжал руку Сирила в кулак и прижал к груди. — Месяцы назад я был практически на Вашем месте, на месте барона. Я соблазнился открывшимися мне бескрайними возможностями. Да что там — я продал душу за знания, недоступные простакам!.. И вот я здесь, я плачу за это. Душа разрывается, заражённая дьявольской проказой… Будьте осторожны, мистер Ашер, Вы также рискуете оказаться на МОЁМ месте! Ваша душа, он будет гореть!

Сирил выдернул руку из решётки и потёр её, надменно усмехнувшись.

— Одумайтесь, пока не поздно!

Молодой человек повернулся спиной к пленнику, не произнеся ни слова. После продолжительной, тяжёлой паузы он кинул таинственный взгляд из-за плеча.

— Уже поздно, — сказал Сирил, и в руках блеснул кинжал.

Подземелье резко вздрогнуло, и по нему пронёсся гул, характерный для Проклятия Фортума.

Нет! Лангенберг оказался не готов умереть вот так вот, здесь и сейчас! Пока Сирил пребывал в оцепенении от пронёсшегося эха, Лангенберг вновь дотянулся до рук Сирила и, втянув их за решётку, прижал к прутьям самого Сирила. Заключённый, страдающий жаждой жизни, нервно тряс запястья Ашера, стараясь ослабить их и высвободить кинжал. Сирил упорно сопротивлялся. Старый Дамиан не смог долго бороться и отпустил кисти рук юноши, которые сначала отдалились от него, а затем резонансно отправились обратно и всадили кинжал прямо в грудь.

Инстинктивно схватившись за рукоятку, Лангенберг рухнул на спину и перестал шевелиться. Сирил, ошарашенный непредвиденным поворотом, отшатнулся от решётки и осмотрел одежду. Его руки и рукава рубашки слегка побагровели.

На шее Сирила висел ключик от камеры Лангенберга, которым он тотчас воспользовался, дабы пройти к раненому.

Раненый пленник резко приподнял голову и хриплым голосом, выплёвывая кровь, прокричал своему убийце, заставив того оторопеть над его телом:

— Моя смерть аукнется Вам! Вы ещё… вспомните меня!.. Я заберу Вас за собой!..

Ещё живой, мерзавец. Выйдя из шока, Сирил спокойно вынул стилет из груди пленника. Лангенберг уронил голову и больше не шевелил ей.

Сирил подумал немного, сидя на корточках, теребя окровавленное остриё, и нанёс новый удар ниже первой раны. Рассудок затуманился. Сирил злобно ухмыльнулся, и удары продолжились до тех пор, пока на рубашке жертвы не осталось ни единого белого пятна. Затем безумец методично отделил конечности от туловища — особо прочное лезвие кинжала позволяло — и обезобразил лицо. Запах крови действовал на него будто опиум, доводя до состояния, близкому к опьянению, когда и в мыслях не держишь, что последует за спадом пелены отчуждения.

Гул в подземелье возобновился. Сирил поднялся и отошёл от тела, над которым и вскружило Проклятие, унося его за собой в никуда. Сирил самодовольно провёл окровавленной рукой по волосам, и на пике острого помешательства он рухнул без чувств.

Вальтер явился в главное тюремное помещение, когда услышал крик Лангенберга и завывание Проклятия. Впервые за последние годы он был столь потрясён тем, что застал в подземелье. Одна из камер была открыта, и в ней, сжав кинжал, лежал его юный друг. Его одежды целиком испачканы кровью, а подле него мерцала большая тёмная лужа. Он лежал без движения, словно мертвец. Но он был жив, и на его лице застыла настолько жуткая и одновременно спокойная, умиротворённая улыбка, что заставило самого барона, со зловещей изобретательностью подходящего к пыткам, похолодеть внутри.

Его худшие страхи сбылись.

Сирил вернулся в сознание и издал вопль ужаса, осознав то положение, в каком пришёл в себя. Оказалось, он плохо помнит, что делал в этот час.

Тем лучше для него, решил Вальтер. Сегодня он отвезёт Сальваторем далеко-далеко от замка и спрячет в самом укромном месте, какое найдёт посреди непроходимых гор. Нет, не сегодня — завтра. Сегодня лучше понаблюдать за Сирилом. Ни Сальваторем, ни Лангенберг не загрязнят его память!

Как матери утешают малышей на ручках, так старый барон успокаивал молодого человека, присев рядом с ним и приложив его поникшую голову к своему плечу, убеждая, что это лишь ночной кошмар, и что Сирил скоро проснётся. Затем Вальтер опоил Сирила Обскурантием и, позвав слуг, приказал им привести юношу в порядок и уложить в постель, сымитировав, будто ничего не происходило.

Но теперь Вальтер рискует как никогда. Разум Сирила, расстроенный неконтролируемыми видениями и возможной передозировкой зелий, когда-нибудь взбунтуется против хозяина Адлернеста. Человека нельзя держать во лжи слишком долгое время, а свойственное Сирилу чрезмерное любопытство учредит немало проблем, узнай он об общей с Дамианом тайне и о множестве других скрываемых сведений. Эх, как же горячо он интересовался прошлым замка, с каким очарованным видом он не отрывал подушечек пальцев от каменной кладки! Никого столь пламенно не восторгал при Вальтере ветхий Адлернест, как этого молодого человека из Англии. Жаль, что этот огонёк приходится регулярно усыплять, чтобы он не разгорелся до пожара и не сжёг изнутри юное создание. А огонёк вот-вот пробудится: Вальтер достаточно узнал Сирила, чтобы делать поспешные выводы.

Главное, чтобы он не проник в его личный кабинет (а он может!) раньше положенного. Заодно надобно лишний раз возрадоваться, что он не обыскал кабинет ещё в первый день пребывания, иначе он сразу бы обнаружил потайной шкаф с Сальваторемом.

Насколько непредсказуема порой Судьба, если через несколько месяцев, сам того не подозревая, Сирил нашёл-таки Сальваторем в его горном укрытии, однако, так и не раскрыл полностью его секрет...

[Ночь на 8 октября 2013 года]

Когда сознание воротилось в маленький облачный мирок, Агату обуял неподдельный страх. Она увидела прошлое Вальтера и Лангенберга — она же увидела Сирила в том чудовищном облике, в котором она боялась его видеть. А перед ней вздыхал от грусти, казалось бы, абсолютно другой человек, который рискует принести себя в жертву ради спасения любимой.

— Я знал, что это станет неприятным откровением, — сказал Сирил.

Как это ни прискорбно, в просмотренной истории нет ни одного чисто положительного персонажа. И каждый из них нашёл своё наказание… Это уже известно.

— Лангенберг мстит одному тебе за свою смерть? — полувопросительно сказала Агата. — А как насчёт Вальтера?

— К сожалению, о Вальтере мне ничего неизвестно сейчас. Тогда с тобой мы видели его в последний раз.

— А Фортум? Он же может подсказать.

— Я не смею, Агата, не смею! — взмолился Сирил. — Он стирает мои силы, всё, что сохраняет во мне волю и память. И ты, Агата, не используй его без чрезвычайно важной надобности… Какой позор: выходит, я спасаю себя, рискуя тобой, когда желал обратного! — Сирил выпустил Фортум и отдалился от Агаты.

— Нет, Сирил, ты всё правильно сделал! — возразила колдунья и обернула его к себе. — Это необходимый поступок. Мы победим в схватке с судьбой, я обещаю тебе.

Агата поднесла ладонь к его полуоткрытым губам.

— Я верну тебе невинность, во что бы то ни стало.