Лекса

Притворяться чьим-либо родственником тяжело всегда, но меня поставили перед весьма жестким выбором — либо я становлюсь «сестрой» этой чертовой темпоралки, или Синдикат пустит меня в расход. Кто захочет умирать в двадцать пять лет? Я тоже не очень-то захотела, поэтому принялась изучать досье.

Итак, она старше меня лет на десять, далеко не красавица, но что-то такое есть, что невольно привлекает. Смотримся мы почти ровесницами, хотя она толстуха… хм, а нескладной не назовешь, пожалуй, двигаться она умеет, хотя и не боец — мне, самбистке с черным поясом, такие просто смешны. Странно, что Себастьян так и не сумел приворожить эту неизбалованную мужским вниманием умную дуру. Может, у нее какие-то отклонения? Лично я не знаю ни одной женщины, что не клюнула бы на чары ведьмака, и Стандарт окручивал их пачками. Я бы и сама не отказалась быть у него в фаворе.

Как вот только меня намерены вписать?

Ах, вот оно что, я похожа на ее красавицу-бабку, только волосы не каштановые. Ну нет, свои черные локоны с благородным бриллиантовым отливом я перекрашивать не намерена, равно как и носить контактные линзы, хорошо еще, что у новоявленной «сестры» глаза-хамелеоны, тоже порой в зеленое отливающие, так что мои зеленые глаза впишутся вполне.

Забросить-то меня успели, я потом этот мирок взял и захлопнулся. Дьявол! Я теперь что, всю жизнь тут проторчу?

Каково же было мое изумление, когда я поняла, какими глазами смотрит на эту не состоявшуюся как женщину девицу смотрит Себастьян. Он что, с ума сошел? Я все хочу потрясти его за плечи и заорать в лицо: «Да приди ты в себя, Стандарт! Это — и вдруг любить?!»

Надо успокоится.

В любом случае, от Синдиката я теперь свободна навсегда, но жить в государстве, в котором все получают копейки и тем счастливы довольно сомнительная удача. Жить-то можно, но работа у меня какая-то странная: вроде бы и моделью, но капризничать не получается, и название странное — манекенщица, а «сестра», работающая в водоканале перебирателем бумажек, презрительно называет меня «Манька Кенщица». Русский я выучила в совершенстве, так что теперь понимаю все и порой ужасно бешусь.

Никаких больше вечеринок со спиртным, никаких мужских взглядов и кокетства — а ведь я отрывалась таким образом по полной программе, хотя всегда была разборчива. Среди темпоралов много мужчин, большая часть из них красивы, но они думают только о работе и долге, какой примитив. Зато майора я ни один раз видела с Талией, между ними точно что-то есть.

Хуже всего соседство телепатов, я всегда стараюсь блокироваться, так что к вечеру болит голова. Тяжело постоянно отыгрывать спектакль, а «сестра» и «племянница» вообще камни на шее (причем учитывая, что только тело у Ипполиты детское, а вот разум-то сильно стар). По легенде, я должна в них души не чаять, но меня с этой самой души воротит.

Куда же я попала?

Назло этим клушам — Наталии и этой синхронистке-эволе — я каждый день делаю полный классический макияж, надеваю только модельную одежду, и двигаюсь как по подиуму в любом месте. Талия к моим подколкам равнодушна, а вот «сестра» скрипит своими не шибко хорошими зубами, я раздражаю ее сильно, примерно также раздражает ее Стандарт (судя по взгляду, она мечтает свернуть ему шею). С Ипполитой я вообще стараюсь не встречаться.

На днях ведьмак резковато прижал меня к стене.

— Александра, чего ты добиваешься?

Я посмотрела ему в глаза.

— А ты? Какая между нами разница?

Его серые глаза вспыхнули, но больше ничем Стандарт свои эмоции не выдал, он умел подавить практически все, ведь главное для мага — концентрация. Зато перешел на свистящий шепот, явно разозлившись:

— Только тронь ее — клянусь, убью.

— Эльрик — убийца женщин, — сыронизировала я.

Нет, не тронет, иначе с ним расправятся уже сами темпоралы, которые не сильно жалуют убийц. Как он умудрился прижиться в подобном дурдоме? Как ему верят? Ответы на эти вопросы я так и не сумела найти, ведь того, что я наблюдаю сейчас, я не видела нигде и никогда, так что порой сомневаюсь как в реальности происходящего, так и в собственном рассудке.

Вполне возможно, все дело в проклятых телепатах. Как же я устала помнить о том, что они рядом! Блокироваться трудно и больно, и Странникам никакой блок не помеха при глубоком сканировании, вот только пойдут они на это лишь при совершенно экстренной ситуации.

Так говорят темпоралы. Они тоже могут солгать.

Одна против всех, я порой вижу сны о доме, семье и друзьях, о том, что у меня есть нормальная жизнь, а не о правде, не о реальной жизни, в которой я росла бы на улице, если бы не попала в Синдикат. Но я устала, просто смертельно устала, с меня довольно грязи и крови. Я просыпаюсь в слезах.

И я понимаю Стандарта — его самого едва не убрали, но он сам убил того, кто пришел за ним, благодаря чему остался жив. Спас его шкуру брат-полковник.

Я не нужна никому.

Раз уж этот так, сходиться с этой шайкой-лейкой я не собираюсь, проживу как-нибудь одна. Однако связываться порой приходится, Наталия собирается выгнать меня, напоминая, что родители, вообще-то, ее, и если я причиню им вред, меня ждет смерть.

Понимаю, слава всегда идет впереди, но мне жаль поднять руку на этих милых людей, порой даже я пытаюсь поверить в то, что они и мои родители тоже, а с «сестрой» я бы тогда как-нибудь смирилась, она все же обладает многими достоинствами, если смотреть объективно. Характер у Наталии тяжелый, но человек она верный… Что же выходит? Я уже начала к ней привыкать? Этого только не хватало!

Я спустилась в столь любимый Наталией японский ресторан и увидела, что «сестра» настроена даже несколько благожелательна, на конструктивный диалог. она опять в деревенском стиле: джинсы, кофточка с крупными розами, туфли более напоминают тапки, волосы держит заколка-краб (косметику, духи и укладки она презирает). Сажусь, вижу любимые роллы — как она успела запомнить? Вот это наблюдательность!

Наталия несколько варварски подцепляет палочками ика фрай (она не особо умеет с ними обращаться, но свинячить не любит тоже), досадует на свою неловкость. Во время перекуса мы молчим. После коктейля вместе выходим на улицу, держа путь к ее квартире.

— Лекса, послушай.., — она пару секунд гремит ключами, и мы все же входим, — что ты за человек?

— Извини? — выгнула брови я.

Дверь с треском захлопывается.

— Ты друг или враг?

— Я не друг и не слуга, — отвечаю я.

— Ясно — кошка, ходишь где вздумается и гуляешь сама по себе, тебе вздумалось прибиться к темпоралам, и ты с нами.

Мы уже в ее комнате, она кивает на диван, но меня уже несет:

— А ты-то кто? Пусть я кошка, а ты сама вообще никто и звать тебя никак. Никакой личной жизни, никаких перспектив, жизнь вообще не для чего, ты просто коптишь небо! Ты не состоялась, поэтому…

Клянусь, я просто не ожидала этого, а потому даже не успела защититься. С каким-то совершенно кошачьим рыком она ввинтилась в воздух, и в следующий миг я оказалась спиной на ее диване, тяжелое тело придавило, вышибая дух, а крупные сильные руки сдавили мое горло. Я попыталась сбросить ее с себя, но расклад был не в мою пользу, потеряны драгоценные секунды, и воздуха уже не хватает. В глазах начало темнеть, и вскоре я провалились в совершенно непроглядную пропасть…

…Резкая боль вернула меня к действительности — сильная мужская рука отхлестала меня по щекам.

— Жива эта идиотка, — сказал кому-то голос Себастьяна.

Поразительно! Уж не Стандарт ли спас мне жизнь? Или все-таки лже-сестра не годится для душегубства? Я хотела спросить, сколько я пролежала без сознания, но из горла вырвался только хрип.

— Подвинься, спасатель, — спокойно произнес другой голос, не столь знакомый, но тоже мужской, — и будь впредь поаккуратнее с дамой.

— С дамой, — презрительно фыркнул Себастьян.

Шеи коснулись прохладные пальцы, от которых словно разлилось что-то, прогоняющее боль. Колдун? Видимо, тот самый Джулиан.

— Ты бы лучше Нат успокоил, довели порядочную девушку до белого каления.

— И до нее доберусь, не говори под руку.

Боль исчезла совсем.

— Лекса, встань, только не резко, а о будет плохо.

Я пластично соскользнула с дивана, порадовавшись, что ноги держат. Похоже, меня все-таки не додушили.

Наталия обнаружилась в кресле, сидела она как статуя, лицо неподвижно, но в глазах бушевала буря. А ведь глаза у нее не особо выразительные, все зависит исключительно от мимики, без нее и не прочесть, что на душе. Я скользнула по «сестре» равнодушным взглядом — да, виновата я, но просить прощения не собираюсь. Видимо, она — тоже.

— Она боится, — вдруг прозвучал чуть хриплый, но богатый обертонами голос.

Мужчины молча воззрились на хозяйку дома.

— Боится будущего, одиночества и того, что темпоралы тоже выбросят ее как ненужный хлам. Как же мы сразу не сообразили? — она изящно поднялась. — Красивая Лекса, успешная Лекса, независимая от того, что совершенно одна. Это не так.

И она, совершенно неожиданно для всех, протянула мне обе руки, словно предлагая помощь. Помощь? Мне?!

Только коснувшись ее ладоней, я разревелась как ребенок.