9. Токсичный кошмар

История. История помнит всё. Она, словно гибкая лиана, обхватывает целые куски воспоминаний и не отпускает. Она может быть колючей, принося лишь боль и продолжая впиваться своими шипами в разум людей. А может быть мягкой, гладкой, и просто расслабившись, удастся с лёгкостью выбраться из пут вечной истории. И всё же, какой бы ни был страшный грех, иль светлый добродетель, людям свойственно забывать. Погребать свои воспоминая под толщей песка, пытаясь никогда их больше не откапывать. Но история… История помнит всё. Она будет всячески извиваться, окутывать, и в конце концов заполонит собою всё пространство, чтобы более никто и ничто не было забыто…

Когда-то ещё на начале строительства славного Фрорка, когда поляны и леса были едиными союзниками, что заселяли эти пустые земли, на холме появился одиноко стоящий дом. Дорога к нему всегда была украшена благоухающими цветами, вокруг которых кружились различные опылители. Своим звучным жужжанием и яркими взмахами крыльев они будто созывали каждого прохожего в этот дом. Но он не казался каким-то неприятным или даже страшным, наоборот, дом словно источал эту приятную и дружелюбную атмосферу, что так нравилась всем прихожим. И ведь не прогадали. В доме жила пара травников, добрейшей души люди, чья помощь всегда ценилась у крестьян.

С восходом солнца, когда лишь самые первые лучи озаряли собой зелёную пустошь, они выходили на равнины, проверяя и собирая полезные виды трав, а к обеду шли в лес для пополнения продовольствия. С годами их маленький домик преобразился. Он стал повыше, выглядел явно крепче, а уютный двор превратился в небольшую оранжерею. Своей работой травники помогали всем крестьянам. Они не верили в духов или, тем более богов, полагаясь лишь на научный подход, который их, к счастью, ни разу не подводил.

С помощью открытия новых свойств у некоторых растений, травникам удалось научиться лечить самые разные заболевания, возникающие не только у скота, но и у обычного люда. Без побочных эффектов некоторых препаратов, конечно, было не обойтись, но оно работало, а значит спасало. Кто знает, как бы прожил Фрорк до наших дней, если бы не тот самый дом на холме.

Но существует болезнь, которую нельзя вылечить никакой травой. Она непостигаема и, к сожалению, очень скоротечна. Старость — болезнь, чьим лекарством является лишь смерть, её неминуемый конец. Пожилым травникам ничего не оставалось, как лишь оставить свой гордый пост и передать работу новому молодому поколению. Благо, было кому передавать. У пары добрых травников родилась столь же добрая и трудолюбивая дочь, которая с удовольствием переняла весь опыт. На протяжении долгих лет она училась всему этому нелёгкому собирательскому ремеслу, чтобы, как и её родители, усердно помогать людям. И когда пришла более глубокая старость, бедные травники боялись, что они быстрее помрут со скуки, чем от разрыва какого-нибудь клапана в сердце. Ноги уж стали не те, крошились от любой нагрузки, и выходить в лес стало очень сложно. Спину ломило, руки теряли хватку, поэтому собирать травы тоже стало проблематично. Да и голова начала подводить постоянными просветами и забываниями. К счастью, скучать им не пришлось. У дочки в скором родился сын, чьим воспитанием и занялись травники. Мальчик рос в заботе, тепле и любви не только к родным, но и к семейной работе. Он показывал большую любопытность и уже с малых лет начинал разбираться в простейших растениях, усаживая ими всю свою комнату.

Спустя время, когда малышу пошёл пятнадцатый год, он уже в полную занимался вместе с матерью. Проводил большую часть своего времени в оранжерее, выращивал самые яркие фиолетовые фиалки, приуроченные к поминкам его любимой бабушки. Она ушла с улыбкой на лице и с желаением, чтобы её засыпали любимыми цветами, которые ей впервые подарил её избранник. И пока дедушка с матерью разбирались с кучей новых поставок, парень с той же улыбкой и трудолюбием ухаживал за целыми рядами фиолетовых фиалок.

И когда все цветы зацвели, раскрывая свои невероятные бутоны, пришло время их собирать. Вся оранжерея пахла очень утончённо и нежно, принося одно удовольствие, только находясь здесь. Теперь он по-настоящему понимал, почему бабушке так нравились эти цветы. Их плавно улавливаемый запах, что может почуять даже человек в малой концентрации, и завораживающий яркий цвет, который так и манит приблизиться к себе. Вся семья стояла на заднем дворе дома, скрестив руки в букетах. Попрощавшись с бабушкой, они клали фиалки на аккуратно сделанную могилу, проливая свои последние сладкие слёзы, ознаменовывая скороходный приход проливного дождя. Маленькими капельками он будто окрашивал всю траву внутри двора в бледный фиолетовый цвет. Гора из фиалок, что сверкала кристальными камешками, выглядела красиво и, словно яркой ухмылкой, улыбалась из-за двора дома, навсегда покидая своих родных.

Через месяц после поминок около Фрорка проходил торговый караван и матери-травнице удалось выторговать несколько интересных вещей ещё до момента, пока караван придёт в город, ведь в противном случае о хороших вещах можешь и не мечтать, когда увидишь эту вещь у случайного прохожего. В этот день она принесла домой парочку ламп для обогрева, целый мешок семян и довольно большую смердящую коробку. Все трое членов семьи собрались, чтобы посмотреть новое и столь интересное приобретение. В коробке находилось странное зелёное растение. С виду было похоже на рогоз, с которого вечно стекала неприятная зелёная слизь, вонь которой распространялась с огромной скоростью по всему дому. Не сказать, что было очень противно, нет, терпимо, просто запах столь… необычным и не похожим ни на любой другой растительный аромат. Торговец сказал, что привёз его с юга этой провинции, где прорастают аномальные леса, а ещё добавил, что переработанный сок этого растения может служить прекрасным лекарством, но в изначальном состоянии это сильнейший паралитический яд. Этой же ночью мать отправилась перерабатывать сок в новый вид лекарства.

Как и сказал торговец, сок действительно помогал. Больше он не был таким вонючим и тягучим, а более походил на мягкий пластелин, который отлично дезинфицировал поражённые части тела, не обжигая его самого. Прошла неделя изначальных опытов и сок можно было продавать. Этим вечером вся семья собралась в подвале, так как работы было много. Каждый отошёл к своему столу и принялся аккуратно запаковывать засохший сок в тёмные мешочки. За окном стоял расцвет весны, поэтому в какой-то момент в подвале стало ужасно жарко. Пот стекал со лбов и капал на столы. Руки также запотевали, из-за чего завязывать шнурочки стало в разы труднее. Дед и парень вышли из подвала проветриться, а матушка осталась внутри, усердно продолжая свою работу.

Неделя эксплуатации не прошла бесследно для новоприбывшего рогоза. Он значительно исхудал, сузился да и сок из него вовсе не вытекал. В последнее время все стали замечать, что он стал подозрительно дрожать. Не просто колыхаться от ветра, в силу своей тонкости, а прямо дрожать, как ребёнок, оставшийся на холоде. Хотя, работая не покладая рук, травница не придавала этому особого значения. Её огрубевшие от постоянной работы руки ничуть не уставали, даже если на них появлялись неоднократные мозоли, они продолжали склеивать массу сока и связывать всё в десятки мешков.

Рогоз всё продолжал дрожать, даже вроде бы, набирая скорость. Вибрация уходила от горшка по столу, но настолько незначительная, что лёгкий удар по этому же столу вызвал бы больше. Но её интенсивность была поразительна. Тихими движениями длинные листы камыша начали сворачиваться. Они скручивались, а сам стебель рос, прогибаясь и наклоняясь к работающей травнице. Из дрожащего пучка стала медленно вылезать яркая зеленоватая игла, которая всё опускалась, приближаясь к спине женщины. Не успели остальные члены семьи возвратиться обратно, как игла вероломно впилась в спину матери. Женщина закричала и к ней на помощь тут же прибежали родственники. На полу лежал полностью высохший серый рогоз, а из спины матери торчала небольшая игла, с которой тяжёло стекала зелёная жижа.

В этот момент яд растекался по всему телу бедной женщины. Он сливался с пульсирующей кровью и словно прожигал её. Она чувствовала, будто по её венам полным ходом течёт раскалённый металл. Сердце билось в ужасном ритме и было готово остановиться в любой момент, но, как на зло, оно продолжало работать, не взирая на боль. Хладной статуей она упала на пол. Жар охватывал тело часть за частью и в скором поглотил всё тело, не давая женщине шанса сдвинуться с места, подобно тому, как застрять в клетке, сделанной из собственного тела. Ты борешься с болью, хочешь вырваться из оков и закричать что есть мочи, но рот не открывается, пальцы застывают, как во льду, а разум не понимает что ему делать. Ты смотришь на своих родных, видишь как они плачут, пытаются помочь, а ты хочешь просто встать и обнять их… В этом и есть настоящая безысходность.

Дед с внуком мгновенно принялись помогать пострадавшей. С помощью рядом стоящих бутылок парень пытался высосать остатки яда из раны, пока дед в спешке разбрасывал инструменты, тарелки и банки с цветами, чтобы приготовить обезболивающие. Когда шприц с прозрачной жидкостью был введён, а рана изолирована, легче нисколько не стало. Успокаивало лишь то, что ей было уже не так больно. Они отнесли её наверх, положили в кровать и стали думать, как же исправить положение.

Лучше идеи, как приготовить противоядие, попросту не было. Чтобы ускорить поправление, противоядие необходимо было делать из того же свежего яда, которым и была поражена жертва. Но отравленный рогоз был абсолютно пуст, сколько не пытайся выдавить из него хоть капельку. Таких жёстких перемен семья травников никак не ожидала. Только после смерти одного из родственников над их головами воссияло яркое солнце, но тут же свет затмился, как пред горькою бурей, мир потерял свой прежний цвет и аромат. Но пусть они и жили посреди пылающей бури, они видели тот самый неутихающий луч надежды, продолжая следовать лишь ему.

Пожилой травник уже начал собирать вещи для своего путешествия на юг. Рюкзак беспощадно наполнялся самыми различными предметами, и не вещами в первую очередь, а необходимым оборудованием. Закономерно, чем больше было вещей, тем тяжелее был рюкзак, но старик не рассчитывал на своё здоровье, все мысли были заняты лишь больной дочкой. Рюкзак был и вправду неподъёмный для хрустящей и еле целой спины. Видя, как дед неудачно барахтается с рюкзаком, молодой травник наконец вызвался на помощь. То ли от страха, то ли от обдумывания своей беспомощности, он постоянно молчал и лишь глядел на парализованную мать, но тут и в его молодое сердце проник луч надежды. Деду ничего не оставалось, как взять молодого с собой, ведь один он точно не справится и, что вероятнее всего, парень мог потерять сразу двух самых близких ему людей. Вскоре, они продумали план, нашли карту и собрали всё, как им казалось, необходимое для путешествия. Также они попросили одну из знакомых хозяек позаботиться о матери, ежедневно промывать ей рану, вкалывать раствор и, конечно, разговаривать на извечные женские темы. Полностью собравшись, парень примерил рюкзак и, с трудом, но шёл с ним. Они простились с матерью, поцеловали её и поставили у кровати букет ещё цветущих фиолетовых фиалок. Они ушли, но обещали обязательно вернуться, но уже только с противоядием.

Этим же днём в обед, когда приходило время перед едой промывать рану, крестьянка заметила нечто… странное. Узкое отверстие раны растянулось под давлением ростков, что вылезали из неё. Они пульсировали в такт сердца женщины и, кажется, продолжали вылезать. В недоумении крестьянка отрезала ростки и промыла рану, возвращаясь к своим обязанностям.

Уже второй день молодой травник со своим дедом, оседлав двух юных жеребцов, догоняли бродячий караван, который возвращался домой на юг, чтоб порадовать своих домашних приличной прибылью с последней вылазки. Они скакали без остановок, стирали копыта коней в ноль, делая лишь небольшие привалы на отдых и перекус, но также не забывая возвращаться к долгому, столь муторному пути вечного восхода и постоянного заката, этого тёплого красного солнца. Ни на секунду они не забывали о своей цели, ведь лишь мысль о ней подогревала их сердце мчаться ещё быстрее. Время от времени, когда дед засыпал на перевалах, парень доставал из сумки кожаный мешочек с семенами, среди которых так приятно лежал маленький, только раскрывшийся фиолетовый цветочек. Парень со слезившимися глазами смотрел на него, еле улыбаясь, после чего его горькое лицо освещал плавный градиентный закат, созывающий своих спасителей двигаться дальше.

К обеду третьего дня, когда солнце ещё не воссияло над головами людей, травники прибыли в поселение. Они мигом нашли бродячий караван, а именно того торговца, который и продал ядовитый цветок матери. И вместо того, чтобы гнать на него тяжёлую бочку ответственности за продажу "живого яда", они сразу же начали расспрашивать его о месте, где прорастает этот цветок. Торговец замер. Он слегка поправил свою странную шляпу и недоверчиво посмотрел на травников, а чуть позже вовсе стал столбом глядеть в чёрствую землю. Цветок проростал на территории аномальных лесов. Аномальными они назывались по причине того, что такие леса, токсичные и вечнозелёные, ядовитые, с сотнями маленьких неприятных насекомых, что лишь своим видом травили твою душу, уже не говоря о пропитанных ядом жалах, которыми природа наделила всех здешних обитателей, и ведь даже расти в горной и сухой местности они просто физически не могли.

Но даже не взирая на все предупреждения, отговорки местного населения и вымышленные легенды, ходящие вокруг лесов, травники отправились вперёд, пока солнце ещё освещало их путь. Леса процветали прямо в склонах больших гор, где жёсткий камень плавно переходил в нежно залегающую зелень. Таких огромных деревьев травники ещё не встречали. Длинный и толстый коричневато-зелёный столб, словно волшебный стебель, рос к самим небесам, где на большой высоте свисали кудрявые ветки, сбрасывая с себя целые толщи листьев, что танцевали свой природный танец, красиво развиваясь на ветру. Протоптанную тропинку было лишь слегка видно, как раз таки из-за обилия падающих листьев или многообразия животного ползучего мира этих лесов. На пути травников окружали целые стаи летающих мошек, которых они умело отгоняли зажжённым факелом.

Проходя по тропе, не смогли парень с дедом не насладиться местными красотами и целой коллекцией невиданных ранее растений. Обширные поляны с сотнями ярких цветов, что прожигали не только глаза своими бутонами, но и интерес проходящих. Но ещё больший интерес вызывали их собратья. Огромные, вернее, гигантские раскрывшиеся бутоны самых ярких цветов радуги, овеянные толстенной лозой со всех сторон. Эти цветы словно жили своей жизнью. Лоза двигалась подобно гремучей змее, ползая и распространяясь во все стороны, она попутно схватывала рядом проходящих туристов за ноги. Чем больше парень вглядывался в каждый из этих цветов, тем больше уверял себя, что словно чувствует их дыхание, биение сердца, бурление соков внутри… Так бы он и вглядывался дальше, если бы не дед, который криком позвал своего внука взглянуть на находку.

Среди целой аллеи гигантских цветов на небольшой земляной возвышенности удобно расположился тот самый ядовитый цветок, слегка освещённый солнечным светом из-за опадающей сверху листвы. Травники приблизились к нему c опаской, но не медлили, ибо времени на более подробное изучение не было. Парень взял лопату и начал обкапывать цветок со сторон, пока дед аккуратно обрезал ненужные части, попутно доставая цветок из земли. Потом они положили его в коробку, где бы стекающий сок копился и не портился до момента, когда его можно будет обработать, перед этим изолировав головку рогоза с ядовитой иглой, перевязав её нитями. Вскоре после этого травники начали собираться обратно, пытаясь вспомнить, откуда они пришли. Но тут тропа словно заросла. Все кусты выглядели абсолютно одинаковыми и не было ни намёка, который бы помог им определить выход. И всё же, положившись на память парня, травники отправились назад, с трепетом надеясь на лучший исход.

Пришло вечернее время. Последний луч солнца ушёл в закат за остальными, оставив путников с парочкой факелов наедине с кромешной тьмой, лишь изредка посылая им свет в виде стай ярких светлячков. Они остановились на привал, ведь нога деда не справлялась с такими гибкими и неровными тропами, всячески изводя его и так пошатанное здоровье. Пока дед массировал и натирал ногу каким-то прозрачным гелем, парень взял в руки коробку с уже сильно воняющем цветком. Он открыл коробку и не успел глазом взглянуть на цветок, как из головки рогоза молниеносно вылезла игла, остановленная на пол пути к глазам парня ранее повязанными нитями. Увидев это, дед наругал парня, но так как сок всё ещё продолжал выделяться, он смягчился и они продолжили своё возвращение.

Прошло несколько часов, но нужной тропы они никак не находили. Ночной лес будто пропал, погрузился во тьму, заснул. Все цветы закрылись, большинство ползучих спряталось по норкам и остались лишь кучи листьев, не покидающих свои уже родные тропы. Дед остановился, чтобы отдышаться и свериться с памятками, в которые он заносил обратный путь, пока молодой парень оглядывал окрестности в поисках хоть единого просвета к выходу. Сильно сконцентрированный травник и не заметил, как к его ноге примоталась лоза, что туго сжимала кость, чуть ли не ломая её. Старик начал падать, держа в руках коробку с цветком. Он упал во мгновение ока, не успел парень и понять, что же произошло. Только он подбежал поднимать деда, как увидел, что дряхлую грудь старика проткнула игла, торчащая из рогоза. Аккуратными движениями парень оттащил деда в сторону, сумев не повредить рогоз и оставив зажатое нитями игло при цветке. Но он всё же успел впрыснуть яд в тело, из-за чего старик в тряске лежал на лиственной земле, пока в ужасе стоящий парень не понимал, что ему делать. Перед ним стоял цветок — виновник всех бед их семьи. Именно он и мог прямо в этот момент закончить страдания деда, ведь молодой травник знал, как приготовить противоядие, но если он сделает это сейчас, то сока может категорически не хватить на лекарство для матери.

Сердце старика разрывалось не только из-за текущего яда, но и от осознания, что этот поход ему уже не пережить. Всё тело горело в адской агонии. Вот это и чувствовала его дочурка, когда сама укололась. В голове с молниеносной скоростью пролистывались все лучшие моменты жизни. Слеза из всех сил не вытекала из глаз деда, как бы сильно он этого не хотел. Его глаза смотрели в тёмную пустоту, словно растворяя разум в ней. Тьма созывала всё сильнее и сопротивляться было трудно, хоть это и не нужно было. Тьма была блаженна, сладка, она была приятной и от неё не хотелось уходить, чего старик, собственно, и не собирался делать. Кажется, что он даже слышал голос жены, которая ласково зовёт его на накрытый ужин после тяжёлого дня. Запах сосисок, тёплый чай и… фиалки. Видимо, в этой ситуации парню выбирать не пришлось. Со слезами по всему лицу он тяжело тащил лопату, всё ещё не веря, что это произошло. Он хотел забыть это. Забыть, как страшный сон, а если это был сон, то наконец проснуться. Но это был не сон… Самый настоящий кошмар.

Последнее, что увидел старик — это лишь слезливого внука, что так сильно был похож на мать, и остриё лопаты, пронзающее его больное тело, освобождая душу от ужасающих страданий.

Парень сидел на коленях перед телом и просто плакал. Он и не знал, что человеку может быть настолько плохо, что слёзы нельзя было сдержать, пока сердечная боль наполняла всё тело, будто заполняя собою всё до краёв. Мокрые руки в безумных мучениях долбили влажную землю, окроплённую зеленью и выливающейся кровью. Но вечно страдать было нельзя. На кону у юноши была ещё одна жизнь, которую он не мог потерять. Поэтому, сжав окровавленные руки в кулаки и зачерпнув ими немного земли, парень медленно и тяжело поднимался, опираясь одной ногой на вкопанную в почву лопату. Слёзы больше не шли. После них остался лишь небольшой мокрый осадок, который парень хотел, но никак не смог бы забыть. Он достал из кармана фиолетовый цветок, проводя красноватыми пальцами по его ярким стебелькам, попутно вспоминая об изначальной цели, ради которой ему есть куда спешить. Далее он схватил коробку со всё ещё живым цветком и повернулся в сторону кустов, что словно тёмной трещиной раскололись и показали собой чистую тропу. Парень побежал по ней, а уже через час-другой издалека виднелся выход с сияющими огнями поселения. Он вернулся каравану, не произнеся и слова. Жители видели плачевное состояние мальчика и хотели подойти, но не смогли найти и сопутствующих слов, лишь продолжая молча глядеть, как он запрыгивает на одну из двух лошадей, в одиночку отправляясь навстречу восходу.

Он ехал осторожно, не оглядывался, пытался не вспоминать детали, чтобы вновь не утонуть в тягучих муках своих эмоций. Всё это время он не выпускал коробку и цветочек из рук, сжимал его, перекладывал, но аккуратно, чтобы не повредить стебли. В пути он провожал закаты и словно через секунду вновь встречал восходы. На привалах отдыхала только лошадь, ведь молодой травник не мог позволить себе такой роскоши. Есть он тоже не мог, обходясь лишь парочкой глотков из фляги, после чего мигом запрыгивал на лошадь и продолжал свой путь.

И всё же, приближаясь всё ближе и ближе к финишу, он не смог сдерживать чувства. Весёлая улыбка надежды нахлынула на парня и продолжала окутывать его на протяжении всего оставшегося возвращения. Вот они — родные просторы! Ровные зелёные луга, обычные хвойные леса, длинные речки, что своим журчанием ласкали слух. Пара слёз радости выкатились из мокрых глаз мальчишки от осознания, как же он соскучился по этим местам. Как долго он вновь желал увидеть их, а ещё сильнее он желал… увидеть маму. Увидеть живой и здоровой, разделяя радость и скорбь вместе с ней. И вот уже стал виден родной зелёный холм с стоящим на нём родительским домом. С улыбкой до ушей юноша спрыгнул с лошади, прихватив с собой коробку смердящего цветка, что ни на секунду не переставал давать чистый сок. Энергично парень поднимался по ступеням, чтобы снова увидеть двери любимого дома, чтобы завалиться в них, приготовить лекарство для матери и сильно, очень сильно её обнять… Обнять за двоих. Но увидев порог, травник остановился.

Шаг его замедлился, словно втоптавшись в землю. Улыбка пропала с лица, словно никогда и не появлялась. Глаза дрожали, как и всё тело, в принципе. Пальцы на руках дёргались, получая всё больше и больше болевых сигналов, а дыхание вновь стало прерывистым, будто вспоминая лес. Он отпустил коробку, которая кубарем покатилась со склона холма, разбрызгивая весь накопившийся внутри смердящий сок.

Перед парнем был уже не его дом… Все двери, окна и крышу окутала толстенная лоза. Зелень торчала из каждого деревянного угла, продолжая шевелиться и распространяться. Дерево с хрустом ломалось, напоминая звук сломанных костей, на место которых так плавно и аккуратно вставали другие растения. Отличительным знаком стала крыша, на которой воссияла огромная живая эмблема… Гигантский фиолетовый цветок, что продолжал тянуться к небу. Он пульсировал на ветру, расправляя свой бутон всё пышнее и ярче. Мальчику вновь казалось, как будто он слышит, как цветок живёт, как он дышит, как внутри переливаются соки, что заставляют его так сильно пульсировать.

Парень вновь упал на колени, но уже без слёз. Глаза его были сухи, как песок. Да и внутри его уже всё напрочь пересохло. Он сжал руку в последний раз, а потом отпустил… Отпустил маленький фиолетовый цветочек с засохшей на стеблях кровью, который поддался ветру и улетел на встречу к своему большому собрату.

Парень хотел быть этим цветком, чтобы также поймать ветер и улететь.

Улететь куда подальше, а вскоре проснуться.

Проснуться и никогда не вспоминать этот сон.

Но это был далеко не сон.

Самый настоящий комар...